– Больше так делать не буду,- рассмеялся Ален.- Скажите, Норберт, вы не скучаете без философии?
      – Без философии – да. Но преподавание философии это другое дело. Меня эксплуатировали и ничего не платили. Когда я работал лакеем, я получал значительно больше.
      – Вы – лакеем?!
      – Восемь лет. Это прекрасная работа. Голова всегда свободна. Пока чистишь обувь, есть время поразмышлять. У тех, кто в промышленности, коммерции или экономике, его практически нет.
      – Вы правы,- задумчиво сказал Ален.
      – Об этом я говорю и своим друзьям.
      – В агентстве?
      – Нет, в партии. Я – член коммунистической секции в Пегомасе.
      У Алена от неожиданности выпал из рук стакан.
      Мимо их столика прошли две высокие длинноногие девушки в полупрозрачных коротеньких шортах, под которыми, как показалось Алену, ничего не было. Одна из них обернулась, улыбаясь посмотрела на Алена и сделала несколько быстрых движений розовым языком. Ален покраснел. Девушки рассмеялись и пошли к выходу.
      – Поехали,- сказал Ален.
      Норберт уже стоял, держа в руках фуражку. Он пропустил Алена вперед и двинулся следом за ним.
      – Вы позволите, я уберу в машине?
      – Сейчас?- удивился Ален.
      – Каждый раз, когда я оставляю ее с открытым верхом, в нее бросают мусор.
      Они подошли к машине.
      На переднем сиденье мутными лужицами растекались три раздавленных брикета шоколадного мороженого.
      – Минутку,- сказал Норберт.
      Он достал из-под сиденья тряпку и вытер липкую жидкость.
      – Коммунисты?- с добродушной иронией спросил Ален.
      – Нет, буржуа,- тем же тоном ответил Норберт.
      – Только буржуа может загадить то, чем не может обладать. Садитесь, пожалуйста.
      Ален сел на переднее сиденье рядом с Норбертом. У того от удивления брови взметнулись вверх.
      – Мне так лучше,- заметив его недоуменный взгляд, объяснил Ален.
      Норберт положил руки на руль и нажал на стартер. Вдруг он рассмеялся, любовно похлопал по рулю и сказал:
      – Хорошая машина… Очень хорошая машина!
 

***

 
      Широко раскинув в стороны руки и ноги, она безмятежно лежала на кровати. Даже из такого положения она могла, слегка приподняв голову, увидеть через окно море.
      Солнце оставило на ее теле единственное светлое пятно в виде крошечного треугольника – точную копию ее купальных трусиков. Резким движением она встала на ноги, подошла к двум букетам роз, украшавшим ее комнату, и, чувственно изогнувшись, понюхала цветы. Кто мог их прислать? В бассейне она ни с кем не разговаривала, за исключением мальчишки, которого попросила принести «коки» со льдом и лимоном. Она прочла визитные карточки, прикрепленные к букетам: ни Луи Гольдман, ни Цезарь ди Согно ей не были знакомы. Она скомкала их, бросила в унитаз и спустила воду. Затем достала из холодильника бутылку молока и сделала большой глоток из горлышка. Все здесь приводило ее в восхищение. Она подошла к открытому окну, поднялась на кончиках пальцев и сладко потянулась. Не меняя положения, выдвинула ящик комода и извлекла оттуда странную, украшенную цветочками соломенную шляпу и длинные перчатки из черного шевро.
      Она натянула перчатки, надела шляпу и, положив ступни ног на край кровати, начала делать отжимания, мурлыкая песенку, которой ее научили двадцать один год тому назад.
 

***

 
      Через несколько минут вдали показались Канны.
      – Каким маршрутом желаете ехать? По Круазетт или Д'Антиб?
      – А в чем, собственно, разница?
      – Круазетт идет вдоль моря, д'Антиб через центр города. Отель «Мажестик» находится в конце Круазетт.
      – В таком случае, по Круазетт,- ответил Ален.
      Подъехав к развилке, Норберт свернул налево, проскочил под мостом и круто повернул направо.
      Нескончаемая вереница машин, бампер в бампер, двигались им навстречу.
      – Движение хуже, чем в Париже.
      Ален был поражен количеством хорошеньких девушек, в одиночестве сидевших за рулем малолитражек.
      – Их всегда так много?- спросил он.
      – Всегда, и днем и ночью,- ответил Норберт.
      – Где же они живут?
      – Кто их знает? Где придется. Одни спят на пляжах, другие в палаточных городках или снимают квартиру у местных жителей. В июле население в Каннах увеличивается в двадцать раз. Вы бывали в Сен-Тропезе?
      – Нет.
      – Там вообще в сто раз. Большинство приезжает без денег.
      – На что же живут?
      – Выкручиваются… Девушки за бутерброд расплачиваются тем, чем одарила их природа. Кстати, парни тоже.
      – Хотите сказать, занимаются проституцией?
      – Скажем, выживанием. Поставьте себя на их место. Следует приглашение на тридцатиметровую яхту, икра, виски, музыка и бац – в кровать… Деньги развращают всех, мистер.
 

***

 
      – Как прошло чаепитие?- спросил Гамильтон.
      – Нормально,- ответила Эмилия, бросив на него вопросительный взгляд.- Ты уходишь?
      – Спущусь в бар на пять минут. Голен хочет со мной о чем-то посоветоваться.
      – Надеюсь, ты выставишь ему счет?
      Он сухо рассмеялся.
      – Непременно и сразу же. Мне ждать вас внизу или подняться сюда?
      – Спустимся сами. Сара, что ты себе выбрала? Я не хочу, чтобы мы были одинаково одеты.
      – Белое, от Сен-Лорана.
      – Прекрасно! Я надену зеленое от Кардена.
      – Ухожу,- сказал Гамильтон.
      Он осторожно, стараясь не хлопать, закрыл за собой дверь. Сара жестом предупредила мать не шевелиться.
      Она прошла в прихожую, открыла дверь и, убедившись, что в коридоре никого нет, возвратилась в гостиную.
      – Хочу кое-что тебе показать.
      – Что?
      – Кое-что из увлечений твоего мужа.
      – Прекрати называть Гамильтона «муж». Он, кстати, твой отчим.
      – Может, мне называть его папочкой? После того, что я тебе покажу…
      Она достала из шкафа черный дипломат, спрятанный под стопкой пуловеров Гамильтона.
      – Тебя никогда не интересовало, что он в нем хранит?
      – Наверное, какие-то бумаги…
      – Да, бумаги, но специфического характера…
      Из кармана брюк она достала маленький плоский ключик.
      – Сара!- возмутилась Эмилия.- Откуда у тебя этот ключ? Ты не имеешь права!
      – Я его взяла, мама, чтобы ты узнала, с каким мужчиной ты живешь уже двенадцать лет.
      – Сара, я тебе запрещаю! Я тебе не разрешаю!
      – Посмотри только одним глазом и все поймешь!
      Она поковырялась в замке, подняла крышку и высыпала содержимое на диван: порнографические журналы.
      – А это, ты знаешь, что это такое? Увеличительное стекло! Он рассматривает эту гадость через увеличительное стекло!
      Эмилия быстро отвернулась.
      – Сара, я приказываю тебе закрыть этот чемодан. Я возмущена твоим бестактным поступком. Гамильтон – мой муж, но я никогда не позволяла себе рыться в его вещах.
      – Дело твое. Закрой на это глаза. Но теперь ты знаешь, с каким сатиром ты живешь!
      – Не вмешивайся в мои дела!- крикнула Эмилия, побагровев от злости.
      – Я хотела тебя только предупредить!- ответила Сара.
      Она сунула ключ в карман и исчезла в своей комнате. Эмилия стояла оцепенев, дрожа от гнева и внутреннего бессилия. На этот раз Сара перешла все границы. Никто в мире не имеет права рыться в личных вещах мужчины, кроме собственной жены… Из шкатулки, в которой хранились ее драгоценности, она достала маленький плоский ключик и открыла дипломат. В течение их многолетней супружеской жизни Эмилия проделывала это много раз. Коллекция Гамильтона регулярно пополнялась новыми экземплярами.
      Сжав губы, жадно, широко раскрыв глаза, она рассматривала влагалища, разрываемые непомерно большими мужскими членами. В жизни только у двух мужчин она видела нечто подобное: у Фрэнка Бурже и Гамильтона Прэнс-Линча, ее двух мужей.
 

***

 
      Попав в невероятную пробку, «роллс» тащился черепашьим шагом. «Въезжаем в Канны»,- подумал Ален.
      – Это – Круазетт?- спросил он.
      – Нет, дальше… Надо повернуть еще направо.
      Впереди Ален заметил здание, построенное в стиле рококо. Окруженное пальмами, оно имело импозантный вид.
      – Что это?
      – Летнее казино «Палм-Бич».
      Его мгновенно охватило беспокойство. Уже сегодня вечером он должен попытаться провести за этими стенами операцию с чеком на пятьсот тысяч долларов. Из Нью-Йорка, да еще после вкусного ужина, эта задача казалась ему вполне выполнимой. Она представлялась продолжением мечты, когда думаешь, что уже действуешь. Но оказавшись на месте, в реальной обстановке, он с ужасом подумал, как ему получить этот огромный кредит. Он возненавидел Баннистера.
      – До отеля еще далеко?
      – Круазетт начинается здесь, а отель находится на другом конце. «Мажестик», «Палм-Бич» – это одни и те же хозяева, та же политика – ощипать беззащитных миллионеров.
      – Вы против?- сдерживая улыбку, спросил Ален.
      Норберт бросил на него удивленный взгляд.
      – Так делают все! И я первый в этом списке.
      – А ваши политические убеждения?- подзадоривал его Ален.
      Норберт улыбнулся, и глаза его сузились.
      – Я набит противоречиями по самую крышу…- Он едва увернулся от мальчишки, который чуть не попал под машину, и добавил:- Только за них я беру ответственность на себя.- Он замолчал. Затем, указав на гигантское здание, стоявшее по правой стороне, произнес:- Отель «Карлтон».
      Он свернул в узенькую улочку, проехал вдоль западного фасада здания, еще раз повернул налево и затормозил у тротуара.
      – «Мажестик?»- удивленно спросил Ален.
      Норберт отрицательно покачал головой.
      – Мистер, я хотел бы попросить вас об одолжении… Я дорожу своим местом и вынужден следовать правилам фирмы. Позвольте мне надеть фуражку и будьте любезны пересесть на заднее сиденье.
      – Почему? Какое это имеет значение?
      – Так положено,- ответил Норберт.- Обитатели «Мажестик» должны суметь определить, кто из нас – шофер, а кто – пассажир.
      – О'кей!- согласился Ален.- А я-то думал, что вы способны отвечать за свои противоречия.
      – Сожалею, мистер! Но речь идет не о моих или ваших противоречиях, а о символике системы, которая требует моментального определения, кто есть кто.
      – Повторите это еще раз, но помедленнее,- попросил Ален, обхватив голову руками.
      Когда он пересел на заднее сиденье, Норберт с серьезным видом надел свою фуражку и машина двинулась вперёд.
 

***

 
      Всякий раз останавливаясь в «Мажестик», Джон-Джон Ньютон, кроме люкса на шестом этаже, постоянно снимал еще один номер на втором. Спальня в нем предназначалась для представительниц прекрасного пола, гостиная – для деловых встреч с мужчинами. Случалось, что «соседи» проявляли интерес друг к другу, и все развивалось предварительно разработанному сценарию.
      В зависимости от значимости присутствующего у него гостя, Джон-Джон подстраивал так, что в какой-то момент из-за двери спальни выглядывала прелестная женская головка. Разыграв смущение, он представлял девушку и через несколько минут, под предлогом срочного телефонного разговора, исчезал из номера. Когда через полчаса он возвращался обратно, принося извинения за долгое отсутствие, он с первого взгляда определял результат своего маневра. В трех случаях из четырех девушка, предварительно заказанная за бешеные деньги в соответствующем агентстве, оказывалась «соблазненной» его гостем, который от сознания, что ему удалось трахнуть подружку такого влиятельного и обаятельного мужчины, как Джон-Джон Ньютон, чувствовал себя на вершине блаженства. Впоследствии, при решении деловых вопросов, он бессознательно становился более уступчивым.
      Суммы сделок, проводимых Джон-Джоном, исчислялись многими миллионами долларов, и поэтому ничтожная доля процента за посреднические услуги могла равняться целому состоянию. Ньютон запросто общался с израильскими генералами, министром иностранных дел Саудовской Аравии, партийными руководителями китайского народа и со всеми остальными, кто прибегал к помощи его фирмы в случае необходимости экипировать будь то регулярную армию или банду наемников его изощренным электронным оборудованием.
      В дверь кто-то постучал. Джон-Джон нажал на ручку двери и широко распахнул ее. Небольшого роста мужчина в безукоризненном черном блейзере протягивал ему руку. Джон-Джон схватил ее и горячо пожал.
      – Входите, дорогой друг, прошу… Желаете выпить?
      – Нет, спасибо. Я на минутку. Приглашен на коктейль.
      Ньютон улыбнулся.
      – Гольдман?
      – Вы знакомы с ним?
      – Немного… Но достаточно, чтобы он помнил меня всю жизнь.
      – Женщина?
      – Хуже! Во Флориде я обыграл его в гольф.
      – Большая была ставка?
      – Если не брать в расчет его тщеславие – никакая. Партия обошлась ему в два миллиона долларов.
      – Расскажите мне…
      – Не сегодня, но в один из ближайших дней расскажу во всех подробностях.
      Неожиданно вся доброжелательность и радушие исчезли с лица Джон-Джона.
      – Какие новости? Чем порадуете?
      Гамильтон Прэнс-Линч спокойным голосом сказал:
      – Все идет как нельзя лучше. Мне кажется – дело в шляпе.
 

***

 
      Пока Ален возился с дверцей, к машине подбежал носильщик в униформе и распахнул ее. В Ницце Алена встречали улыбки и розы, в Каннах – смех, природу которого он еще не успел уловить.
      К нему подошел огромного роста рыжий детина в форме адмирала флота.
      – Не примете ли участие в коктейле, мистер,- спросил он.- Сегодня в «Мажестик» праздник – присуждается премия.
      Ален поблагодарил его кивком головы, не зная, как вести себя в этой ситуации. Его выручил грум, выросший как из-под земли.
      – Мистер, если позволите, я провожу вас в службу регистрации.
      Ален облегченно вздохнул и последовал за ним. В это время носильщики с помощью Норберта, под бдительным присмотром адмирала, доставали из багажника «роллса» дорогостоящие чемоданы.
      Адмирала звали Серж. Уже четверть века он встречал прибывающих в «Мажестик» гостей. Чего он только не насмотрелся за это время! Наклонившись к племяннику, двадцатилетнему парню, которому собирался передать премудрости своей профессии, он говорил:
      – Никогда не суди о человеке по автомобилю. Это еще ни о чем не говорит. Главное – манеры. Непринужденно-естественные… Даже в машине из чистого золота безродный остается безродным.
      Внимая с открытым ртом, парень с благоговением смотрел на своего мудрого учителя.
      – А этот, который только что приехал? Безродный?
      – Не обязательно. Но… Первое: машина взята напрокат. Второе: слишком новые чемоданы. Третье: костюм куплен в магазине. Четвертое: он не знает, что делать с руками. Обязательно обращай внимание на руки! Если они им мешают, они ищут чем занять их, значит, эти люди больше привыкли к кемпингам, чем к дворцам. Как дела, Норберт?
      – Привет, Серж!
      – Слушай, Норберт, я говорил своему племяннику…
      – Кто этот тип?
      – Пайп. Ален Пайп.
      – Новичок на побережье? Чем торгует?
      – Не знаю. Американец…
      Серж повернулся к молодому Антуану Безару.
      – Ты понял?
      Неожиданно он бросился навстречу молодому человеку, который шел в окружении десятка мужчин и женщин, и подобострастно поприветствовал его, сняв фуражку.
      – Ваше высочество…
      Затем он возвратился к Норберту и племяннику.
      – Принц Али, племянник Фейсала. Сегодня утром прилетел из Лондона. Ищет виллу… Агенты по недвижимости готовы перегрызть друг другу горло.
      Антуан Безар задержал взгляд на линялой рубашке, обшарпанных внизу джинсах и старых сандалиях принца и сказал:
      – Похож на безработного.
      Серж снисходительно похлопал его по плечу.
      – Ты забываешь одну деталь, малыш… Класс! Высочайший класс! Посмотри, как он себя держит!

Глава 11

Глава 12