Бестселлеры мира - Казино "Палм-Бич"

      – За какие деньги, мистер Прэнс-Линч?- спросил Фишмейер.
      – У клиента, от имени которого я действую, на счете в «Чэз Манхеттен» сто тридцать миллионов долларов. Переведите их к нам. Эта сумма предназначена для покупки шести миллионов пятисот тысяч акций, из десяти миллионов, находящихся в обращении. Сегодня акция «Хакетт» стоит двадцать долларов. У нас хватит наличных, чтобы заплатить каждому, кто придет продавать акции. Вы слышите?
      – Да, да… ,
      – Что вас смущает, Абель?
      – Мистер Прэнс-Линч, эта операция нереальна. Арнольд Хакетт владеет шестьюдесятью процентами акций собственной фирмы. Его невозможно лишить контрольного пакета даже в том случае, если вся «мошкара» придет к кассам…
      – Абель, вы принимаете меня за дурака?
      – Поверьте, Хакетт не сумасшедший, чтобы сдать часть акций и лишиться контроля над своей фармацевтической империей.
      – Фишмейер, я не потерплю, чтобы мой сотрудник вставлял мне палки в колеса. У вас недостаточно ума, чтобы влезть в шкуру Хакетта и разобраться в его мыслях. Вы будете или не будете выполнять мои указания?
      – Извините, мистер Прэнс-Линч.
      – Сейчас я продиктую вам текст объявления «организации». Как только я положу трубку, вы доведете его до сведения прессы, телевидения, радио, финансовых изданий! Машина должна заработать с завтрашнего утра. Записываете?
      Гамильтон начал читать из блокнота заранее подготовленный текст: «Банк Бурже Транс Лимитед», по цене Двадцать долларов за штуку, скупает все находящиеся в обращении акции «Хакетт Кэмикл Инвест». Это предложение действительно лишь в том случае, если количество акций достигнет шести с половиной миллионов штук на День прекращения покупки, который определяется третьим августа».
      Находясь более чем за пять тысяч километров от Фиш-мейера, Гамильтон уловил его сдержанный вздох.
      – Что я должен сказать административному совету, мистер Прэнс-Линч?
      – Ничего! Не тревожьте их… Когда они проснутся, мы будем уже далеко. С кем вы будете иметь дело завтра по зарплате?
      – С Оливером Мюрреем.
      – Вы скажете ему следующее…
      Он долго объяснял Фишмейеру тонкости и секреты предстоящей операции, и чем глубже тот вникал в ее замысел, тем тревожнее становилось у него на сердце. Когда Гамильтон положил трубку, пот с него катил градом.
      Кости брошены! Как они откроются?
 

***

 
      Обычно после упоительного праздника тела у Алена возникало желание побыть в одиночестве. Иногда он готов был сбросить партнершу с кровати, лишь бы быстрее от нее избавиться. С Тьерри он познал то, чего еще никогда не испытывал: оказывается, женщину можно хотеть «до», «после» и «во время», просто хотеть, чтобы она была рядом, вдыхать ее, чувствовать, слушать ее, наслаждаться ее молчанием. Прижавшись к ней, Ален чувствовал себя таким свободным и легким…
      – Тьерри…
      – Да.
      – Ты сейчас оденешься и пойдешь со мной.
      – Куда?
      – Один человек организует у себя на вилле карнавал. Побудем там час, не больше… Обещаю.
      За несколько часов он забыл всех: Мабель, Марину и всех остальных. Для него существовала только Тьерри.
      – Мне так хорошо, Ален.
      – Который час?
      – Не знаю.
      – Я должен появиться там до того, как уйдет последний гость. Вставай!
      – Нет. Я буду ждать тебя здесь. Мне трудно будет видеть, как на тебя станут смотреть другие.
      – А мне хочется, чтобы видели тебя! Я хочу показать всем, какая ты у меня красивая. Мы ненадолго… Эта проказница Надя Фишлер сделала потрясающий жест в отношении меня! Я пообещал ей прийти. Ты увидишь сумасшедших. Им не повезло познакомиться с тобой… Чем другим прикажешь им заняться?
      Не видя ее лица в сумерках, он почувствовал, что она улыбается.
      – С этой породой ты не знакома… Элита побережья… Не все они заслуживают плохого к ним отношения.
      Подушечкой пальца он провел по контуру ее губ.
      – Я буду ждать тебя, Ален.
      – Обещаю, что тебе будет весело! Ты представить себе не можешь, что тебя ожидает.
      – Уходи… Уходи быстрее. Чем раньше уйдешь, тем быстрее возвратишься.
      – Ты злишься на меня?
      – Пусть все будут такими счастливыми, как я!
      – Поклянись, что никуда не уйдешь!
      – Куда же я могу уйти?
      – Не вставай даже с кровати!
      – У меня на это не хватит сил.
      Ему не хотелось уходить. Никуда. Когда он вернется, он обязательно ей об этом скажет!
 

***

 
      Большие железные ворота были широко распахнуты. Четверо охранников бросали незаметные взгляды на выходивших из машин гостей. По освещенной электрическим светом аллее все направлялись к зданию, расположенному в пятистах метрах от входа.
      Из подъехавшего «кадиллака» появился Хадад.
      – Ждите меня здесь, я скоро вернусь,- бросил он шоферу.
      Пройдя ворота, он окунулся в музыку, которую исполняли десять оркестров, расположенных в разных местах парка, в звуки голосов и высоко вверх взлетающий смех. Рядом с ним прошел двухметрового роста индюк и изящная фазанья курочка, и он подумал, что гости Нади Фишлер неплохо веселятся за его деньги.
      Три очаровательные девушки подхватили его под руки и повели в холл, приспособленный под раздевалку.
      – В какую птичку вы хотите превратиться?
      – В сокола,- произнес женский голос.
      Хадад обернулся и увидел изумительной красоты райскую птичку: Надя! Он нерешительно взял протянутую ему руку и галантно поцеловал.
      – Примите мои поздравления по поводу такого экстравагантного способа использования моих денег!
      – Были ваши, стали наши,- холодно ответила Надя.
      – Надолго ли, Надя?
      – До тех пор, пока передо мной будут сидеть слабонервные противники.
      – Вы ненавидите меня, потому что вы – еврейка, а я – араб?
      Ловкие руки надели ему на голову маску сокола.
      – Много чести,- ослепительно улыбнулась Надя.- Вы просто мне не нравитесь.
      Хадад улыбнулся:
      – Мне становится страшно, когда меня любят. Я не привык получать, я люблю брать.
      – Тогда возьмите бокал и выпейте чего-нибудь!
      – С удовольствием!
      Он последовал за ней и вошел в огромный зал, где сразу же попал в какой-то нереальный мир: кудахтанье, мяуканье и другие неопределенные звуки, беспорядочно доносившиеся со всех сторон, создавали впечатление всеобщего помешательства…
      Было два часа ночи. Все были сильно пьяны. Между гостей сновали десятки официантов в воробьиных масках. Они получили указание наливать в бокалы, едва их относили от губ.
      Несколько в стороне, за букетами роз в огромных вазах, павлин отбивал атаки ворона.
      – Где я сейчас их найду? Все уехали за город!
      – Если с головы Пайпа упадет хоть один волосок!..
      – Помилуйте, мистер Прэнс-Линч,- сказал павлин,- вы же сами отдали приказ…
      – Остановите их, Цезарь!- в голосе ворона слышались угрожающие нотки.- Делайте что хотите, но за Пайпа отвечаете головой!
      Павлин развернулся на сто восемьдесят градусов и метнулся в сторону телефона. Уже несколько часов он обзванивал все места, где могли быть Марко и Салисетти, но напрасно.
      – Какая картина,- воскликнула Надя.- Хочется поохотиться!
      – Я охочусь только на крупную дичь,- уточнил Хадад, скривив губы.
      – На девочек мадам Клод?
      – В моей стране по коровам не стреляют.
      – Ваша репутация в Каннах говорит об обратном.
      – Вы знаете, что Канны – это фальшивка.
      Надя рассмеялась и показала на парк.
      – Это тоже фальшивка?
      – Как и все остальное,- ответил принц.- Этот дом, эти птицы, эти статуи… Иллюзия! Все скоро исчезнет, как и ночь…
      – Вы злитесь на меня из-за проигрыша? Я выиграла у вас деньги…
      – Иллюзия! Кто вам сказал, что вы реально их выиграли? Когда вы показали свою пятерку, а я, не открывая карты, сдал игру, можете вы поклясться, что там не было девяти очков?
      – Подонок!- выдохнула Надя.
      – Я хотел дать вам шанс продолжать верить в свою удачу. Он поклонился и с иронией в голосе добавил: – В свою я верю. Я возвращаюсь в казино. До свидания!
      – Ну что вы… что вы…- слабо протестовал журавль, вытаскивая из своего бюстгальтера руку петуха.- Вы ужасно сексуальны, но слишком торопитесь.
      – Я хотел всего лишь потрогать,- сказал Баннистер.
      Увидев его расстроенное лицо, журавль положил руку Баннистера на прежнее место.
      – Вы так хотели? А вы любите играть?
      – Во что, Карина?
      – Есть одна забавная игра… Моя любимая… Я глотаю банковские ассигнации.
      – Не может быть!
      – Честное слово!
      – Хотелось бы посмотреть на это собственными глазами!
      – У вас есть с собой деньги?
      Он почти по локоть засунул руку в карман.
      – Ах, как жалко, ничего… Но я могу вам предложить кредитную карточку «Америкэн Экспресс».
      Она нежно прижалась светловолосой головкой к его груди и мечтательно сказала:
      – Ассигнации лучше… Мы можем попробовать в отеле.
      – Да… да… Это неплохая мысль…
      – Привет, Самуэль,- весело сказала сова.
      – Арнольд!.. Я вас потерял! Куда вы исчезли?
      – Виктории захотелось посмотреть на море при лунном свете. Женская прихоть…
      – Вы знакомы с Кариной?
      Арнольд церемонно поцеловал руку журавлю.
      – Хакетт,- представился он.
      Баннистер замер: в вестибюле Алена наряжали голубем.
      – Карина,- сказала он, поспешно вставая,- расскажите Арнольду о вашей любимой игре. Я скоро вернусь.
      Баннистер был уже в десяти метрах от своего друга, когда неизвестно откуда появилась Сара. На ней была черная блестящая туника и огромный, угрожающий клюв.
      – Ален! Я повсюду вас ищу!- сказала она, вцепившись в его руку.- Пойдемте, мне надо вас представить.
      Ален бросил умоляющий взгляд на Самуэля и не смог сдержать улыбку.
      – Сэмми, прокукарекай, пожалуйста.
      – Только на рассвете,- сказала Сара.- Ни в коем случае не раньше. Иначе это приведет к беде.
      – Мистер Пайп!
      Не успел Ален осмотреться, как его ладонь схватил ворон и потряс ее, как старому знакомому.
      – Голубь! Как это забавно!
      – Самуэль, хочу тебе представить Гамильтона Прэнс-Линча… А это Самуэль Баннистер.
      От неожиданности петух подпрыгнул, но все-таки взял себя в руки и пожал руку Гамильтону. Большое количество сильных ударов за короткое время сделали его нечувствительным… Ничего, сейчас он проснется рядом с Кристель, и этому жуткому сну наступит конец.
      – Очень приятно, мистер Бурже,- произнес он.
      Сара прыснула от восторга.
      – Вы сказали Бурже? Помилуйте, это смешно! Бурже – это я! Но вы можете называть меня Сарой.
      Взгляд Гамильтона готов был испепелить ее.
      – Ален, мама давно вас ждет. Она хочет поговорить с вами.
      – Сара, я только что пришел и должен сказать слова восхищения хозяйке этого необыкновенного праздника. Чуть позже я обязательно присоединюсь к вам.
      – Я иду вместе с вами!- сказал Прэнс-Линч.
      Он готов был своим телом защищать Алена от пуль убийц, которые шли по его следу. Механизм уничтожения запущен, и он не оставит его одного ни на минуту. Опасность подстерегала Пайпа повсюду, любой из присутствующих мог быть убийцей. Он исподтишка смотрел на подозрительную группу попугаев, которые прямо из горлышка пили шампанское, передавая огромную бутылку по кругу.
      – Гамильтон,- возмутилась Сара,- отпустите в конце концов руку Алена.
      Голос ее звучал так, словно речь шла о ее собственности. Баннистер, воспользовавшись перепалкой родственников, наклонился к Алену и шепнул ему на ухо:
      – Догадайся, кто стал моим другом? Хакетт! Может, прекратим играть эту комедию? Я ему все рассказал. Он снова берет нас на работу.
      Ален изо всей силы нанес ему удар в пах. Баннистер, схватившись за низ живота, сложился вдвое. Сара и Гамильтон, прервав выяснение отношений, удивленно уставились на согнувшегося Баннистера, не понимая, что произошло. Ален заметил, что вышел из поля зрения «друзей» и, сделав шаг в сторону, исчез в толпе.
      Надю он разыскал в парке.
      – Надя?
      – Ален!
      – Я пришел.
      Она повернула его лицо к лунном свету и долго смотрела на него.
      – Я счастлива.
      – Я тоже. Это правда, что ты купила этот дом?
      – Правда.
      – Он великолепен! Ничего подобного раньше не видел.
      – Ты будешь приходить сюда?
      Он был поражен спокойствием ее голоса. Обычно она говорила экспрессивно, многословно, словно слова запаздывали и не справлялись с количеством историй, которые она собиралась рассказать.
      – Он обошелся тебе в целое состояние, да?
      – В половину реальной стоимости. Два миллиона долларов… наличными.
      – Это чудо!
      – Я хотела защитить себя от игры: обладать чем-нибудь таким, что не исчезнет со стола, по крайней мере в течение ночи. Мне это не удалось. Я проиграла…
      Ален замер.
      – Что ты хочешь этим сказать?
      – Я только что продала его.
      Он почувствовал, как к горлу подкатил комок. Она пошла по аллее медленным, шаркающим шагом, опустив вниз руки.
      – Я возвратилась в казино. Впервые в жизни я забыла свой талисман.
      Их обгоняли обнявшиеся птичьи пары. Это была волшебная ночь: теплая, нежная, когда такой кажется вся планета. Он обнял ее за плечи.
      – Хадад подстерег меня, и я все проиграла. Он был здесь и оскорбил меня. У меня ничего больше нет: ни драгоценностей, ни мехов, ни машин, ни дома. Не за что купить даже коробку спичек. Дом выкупили за пятьсот тысяч те, кто вчера продал его мне за два миллиона. Я потеряла их за один банк. И вот я здесь… Тысяча лис на моих лужайках пьют мое вино и жрут мою пищу. Ни один из них не протянул мне руку помощи, не предложил ни цента. Они сделали вид, что не верят мне. Гольдман рассмеялся мне прямо в лицо. Я столько раз выручала его, что он до сих пор не может рассчитаться. Твари!..
      Ален притянул ее к себе.
      – Надя… Сколько тебе надо? Сколько? Надя?
      Она взяла пальцами его за подбородок и нежно поцеловала в губы.
      – Ален, мне уже ничего не надо. Спасибо! Ты единственный, кто не оставил меня.
      Она высвободилась из его объятий, горько улыбнулась ему и бросилась бежать в направлении обрыва. Ален все понял.
      – Надя!- закричал он.
      Она побежала еще быстрее, и Ален увидел, как, раскинув в стороны бутафорские крылья райской птицы, Надя бросилась вниз.
      Эхо донесло до него глухой и страшный звук разбившегося тела.

Глава 26

      Каждый месяц, 28 числа, Оливер Мюррей, как молитву, совершал один и тот же ритуал: в девять утра он появлялся в штаб-квартире банка «Бурже», чтобы подписать документы на получение денег для выплаты заработной платы 60 000 рабочих и служащих фирмы «Хакетт». Обычно его принимал Абель Фишмейер. Оливера тошнило от его дорогих костюмов, его высокого роста, притворно-учтивых манер, цветущего, преуспевающего вида, панибратского отношения к себе. В течение пятнадцати минут, которые требовались для оформления документов, каждый старательно демонстрировал другому, насколько он рад его видеть. Мюррея вполне бы устроили строгие деловые отношения, но Фишмейеру, казалось, доставляло удовольствие расспрашивать его о жизни, интересоваться здоровьем жены…
      – Мистер Фишмейер ждет вас, мистер Мюррей,- мило улыбнувшись, сказала секретарша.
      Не меняя каменного выражения лица, Мюррей вошел в кабинет, который своим видом мог ошеломить любого посетителя, но только не Мюррея: невероятно далеко от входа, у противоположной стены, находился стол, пол покрывали ковры с таким высоким ворсом, что в нем тонула обувь, изысканность мебели сковывала посетителя, бар, заполненный дорогостоящими спиртными напитками, стереосистема, как будто у серьезного банкира есть время слушать музыку…
      – Рад вас видеть, Оливер! Как дела?
      От Фишмейера исходил запах дорогой туалетной воды. С чувством отвращения Оливер пожал ему руку. Как только рукопожатие закончилось, Мюррей тут же достал из портфеля бумаги и положил их на стол.
      – Как ваша печень, Оливер?
      – Печень меня меньше всего беспокоит, мистер Фишмейер.
      – Разве? Вам нужно взять отпуск. Вы плохо выглядите. Придется вывезти вас за город. Вы играете в гольф?
      – Нет.
      – Жаль… Миссис Мюррей хорошо себя чувствует?
      – Прекрасно, спасибо.- Резким жестом он показал на документы, лежавшие на столе.- Я тороплюсь! Будьте любезны подписать.
      Фишмейер вышел из-за стола и сел в кресло для гостей.
      – Садитесь, Оливер.
      Мюррей сел в кресло, и оно до макушки поглотило его тщедушное тело.
      – Вынужден вас огорчить, Оливер… «Бурже» не может выдать вам деньги на зарплату.
      Мюррея словно катапультой выбросило из кресла.
      – Что вы сказали?
      Фишмейер сделал успокаивающий жест рукой, но дежурная улыбка слетела с его лица.
      – «Хакетт» задолжала банку 42 миллиона долларов. Административный совет решил, что кредит слишком большой и увеличивать его дальше, без солидных на то гарантий, опасно. Я очень сожалею…
      – Вы пошутили?- просипел Мюррей, стараясь контролировать дыхание. – Мы сотрудничаем таким образом долгие годы. «Хакетт» – самый крупный ваш клиент!
      – Поверьте, мы огорчены… Поймите, при вашей задолженности в 42 миллиона мы подвергаем себя опасности, авансируя вам еще 40…
      – Мистер Фишмейер, я не могу в это поверить! То, что вы привели в качестве довода,- смешно… Имущество «Хакетт» – это сотни миллионов долларов!
      – Не спорю. Может, вы переусердствовали с инвестициями? Ваша экономическая политика, направленная на расширение производства, вызывает восхищение, но на этот раз административный совет не поддержал ее.
      – Вы нам подстроили западню!- выкрикнул Мюррей, выбросив вперед в обвинительном жесте указательный палец.- Если вы собирались это сделать, не следовало оттягивать до последней минуты! Вы загоняете нас в угол!
      – «Хакетт» – здоровое предприятие, Оливер.
      – Прекратите называть меня Оливером!
      – С вашей репутацией вы легко найдете выход из положения.
      – Найти восемьдесят два миллиона за три дня? Я протестую! Вы хорошо подумали о последствиях вашего отказа?
      – Наш административный совет…
      – Пошел он к черту! Я сейчас же сообщу мистеру Хакетту о разрыве наших отношений. И посмотрим, что скажет Гамильтон Прэнс-Линч! Они как раз вместе отдыхают во Франции. До свидания, мистер!
      – С пылающим от возбуждения лицом тот направился к выходу. Фишмейер даже не попытался задержать его. Перед тем как сесть в ожидавшую его машину, Мюррей обратил внимание на рамку в «Геральд трибюн», которой размахивал продавец, выкрикивая заголовок:- «Бурже» дает зеленый свет «организации» против «Хакетт»!
      Пунцовый цвет лица Оливера стал пепельно-бледным. Он выхватил у продавца газету и, не взяв сдачу, сел в машину.
      – В фирму,- бросил он шоферу.
 

***

 
      Ален открыл глаза, осмотрелся, ничего не узнавая, и заметил, что держит Тьерри в своих объятиях. Он закрыл глаза и еще крепче обнял ее.
      – Который час?
      – Четыре.
      – Утра?
      – Вечера.
      Она была обнаженная и теплая.
      – Я проснулась давно,- прошептала она,- но боялась пошевельнуться, чтобы не разбудить тебя. Ты так крепко обнимал меня, словно боялся утонуть.
      – Не может быть!
      – Ты разговаривал во сне и целовал меня. Раза два я попыталась встать, но ты так вцепился в меня, что чуть не задушил…
      – Тьерри?
      – Что, милый?
      – Мне хорошо…
      Она наклонилась и коснулась губами его щеки.
      – Хочешь кофе?
      – Я хочу тебя.
      – Сейчас приготовлю и принесу.
      После самоубийства Нади он еще два часа оставался в «Ла Вольер». Прибывшая полиция устроила допрос многочисленным свидетелям драмы. Когда он вернулся к Тьерри, в его лице не было ни кровинки. Она выслушала его, успокоила. Она стала для него спасательным кругом… Он так неистово любил ее, как никогда никого раньше. Это было что-то очень глубокое, непрерывное, грубое и одновременно нежное. Сон настиг его в ее объятиях, прямо на ней…
      – Я правда уснул на тебе?
      – Я чуть не задохнулась.
      – Такого со мной никогда не случалось.
      – Со мной тем более,- смеясь, сказала она.
      – Тьерри…
      – Да.
      Он лег на нее и языком лизнул ее губы.
      – Ты терпеливая, Тьерри?
      – Как ангел.
      – Чтобы сделать ребенка, требуется время… Я хочу сказать, пока он родится… Девять месяцев, да?
      Он почувствовал, как под ним напряглось тело.
      – Кому ты хочешь сделать ребенка?
      Он сполз вниз и положил голову ей на бедро.
      – Я хочу жить с тобой.
      – Три дня?
      – Всегда.
      Она взяла его лицо в свои ладони и строго на него посмотрела.
      – Не говори так.
      – Почему?
      – Я могу поверить.
      – Так ты согласна?
      Она пожала плечами.
      – Тьерри, ты согласна?
      Новый, еще более строгий вопросительный взгляд. Они одновременно почувствовали, как их тела словно пронзил электрический разряд.
      – Да,- чуть слышно выдохнула она.
      – Я сейчас сойду с ума.
      – Сойду с ума,- как эхо повторила она.- Чему ты улыбаешься?
      – На какую-то секунду я увидел нас со стороны. Мы как две слипшиеся конфетки!
      – Ты подшучиваешь надо мной?
      – Впервые в жизни мне никуда не хочется и ничего делать тоже… Если бы меня спросили, чего бы я хотел, где бы хотел оказаться… только здесь и только с тобой. Мне настолько хорошо, что трудно вообразить, что может быть лучше. Понимаешь?
      Дрожь пробежала по его телу, когда ее ноги коснулись его затылка.
      – Да, понимаю.
      – У нас было так мало времени… Мы даже не смогли как следует поговорить. Послушай, Тьерри… В ближайшие часы я буду очень занят. Мне нужно два дня, чтобы… Ты будешь ждать меня?
      – Если обещаешь, что не будешь заниматься водными лыжами.
      – Нет, нет… Позже я тебе все объясню. В моей жизни происходят невероятные вещи. Одна фантастическая операция, только одна… Ты не поверишь… Огромные деньги!
      – Зачем они?
      Он рассмеялся и сказал:
      – Долго объяснять… Сейчас ты не сможешь понять.
 

***

 
      – Я нахожусь в телефонной кабине в холле. Нам нужно встретиться.
      Узнав голос Цезаря ди Согно, Гамильтон вскочил на ноги.
      Вы нашли их?- задыхаясь, спросил он.
      – Да.
      – О Господи! Спасибо!
      Удача поворачивалась к нему лицом. Пайп жив и будет жить, а он, Гамильтон Прэнс-Линч, возьмет контроль над «Бурже», навсегда избавится от своей жены, плюнет в ненавистное лицо Сары, уберет к чертовой бабушке Фишмейера и предастся радостям жизни.
      – Нам нужно встретиться,- повторил ди Согно.
      Властный и торопящий голос этого недоноска покоробил Гамильтона. Не слишком ли он высоко берет? Придется подрезать ему крылышки.
      – У меня невозможно. Я разыщу вас позже. До свидания.
      – Мистер Прэнс-Линч, не кладите трубку! Всего лишь на пять минут, но сейчас…
      – Нет! Моя жена находится в соседней комнате.
      – Неправда! Я только что видел ее. Она уехала в автомобиле. Советую вам принять меня. Я иду…
      Разъяренный Гамильтон с недоумением смотрел на трубку: Цезарь позволил себе первым прервать разговор. Он закурил пятидесятую «Мюратти» за день, в сердцах ударил каблуком по ножке стола и, вскрикнув от неожиданной боли, заметался по комнате. В дверь постучали.
      – Вы хотите, чтобы все узнали о наших отношениях?- бросился в атаку Гамильтон.
      – Никто меня не видел.
      – Вы говорили с ним?
      – Да.
      – Никакой опасности?
      – Никакой.
      – Что вы хотели?
      – Им надо заплатить.
      – Уже сделано.
      – Что вы имеете в виду?
      – Наше первое дело.
      – Я говорю о втором.
      Брови Прэнс-Линча взметнулись вверх.
      – Разве было что-то сделано?
      – Я вас не понимаю.
      – Пайп – жив! Ваши бездельники не справились… Я ничего не должен.
      На лице Цезаря мелькнула слабая тень недоумения.
      – Мистер Прэнс-Линч, вы издеваетесь надо мной?
      – Измените свой тон,- не выдержал Гамильтон.
      – Вы должны им тридцать тысяч долларов.
      – Ни цента! Это дело меня больше не интересует.
      Цезарь бросил на него презрительный взгляд.
      – Будет лучше, если вы сдержите свое обещание.
      – Уходите! Вам здесь больше нечего делать.
      – Это – ваше последнее слово?
      – И никогда не приходите сюда!
      – Я скажу им об этом. Объясняться с ними вам придется самому.
      – Шевельните только пальцем, и я упрячу вас за решетку.
      На пороге Цезарь остановился и, перед тем как хлопнуть дверью, сказал:
      – Не хотелось бы мне оказаться на вашем месте.
 

***

 
      Едва Ален вошел к себе в номер, как к нему подскочил Баннистер.
      – Я ищу тебя со вчерашнего вечера! Все тебя ищут! Беспрестанно звонит Прэнс-Линч… Раз десять приходила Сара. Я начал думать, что с тобой что-то случилось. Собирался уже звонить в полицию! Я…
      Со странной улыбкой на губах Ален, как сомнамбула, прошел мимо Баннистера, не слыша, что тот ему говорит.
      – Ален!
      – Привет, Сэмми!
      Он подошел к бару, налил в стакан виски и, не выпуская его из руки, вышел на балкон. Заинтригованный Самуэль последовал за ним.
      – Ален, ты слышишь меня? Ты где?
      – Я женюсь,- сказал Ален.
      Лицо Баннистера расплылось в широкой улыбке.
      – Правда?
      – Можешь не сомневаться.
      – Я знал, что ты к этому придешь! Великолепно! Конец нашим неприятностям! Самая богатая невеста в Америке!
      – Богатая? Тьерри?
      – Кто?
      – Тьерри.
      – Тьерри? Кто эта Тьерри? Ален? Не томи…
      Ален стоял облокотившись о парапет балкона, увитого цветами, и думал, что никому не позволит украсть ее у него.
      – Скоро увидишь. Она…
      Он стал подыскивать слова, чтобы описать ее, но она не укладывалась ни в какое описание. Он неопределенно пожал плечами и сделал глоток виски.
      – Чем она занимается?- не мог успокоиться Баннистер.
      – Студентка. Психолог или литературовед… Что-то в этом роде…
      – Где ты ее раскопал?
      – Здесь… Краской из баллончика она писала гадость на моей машине. У нее изумительные волосы… она немного богемна… короче, такого вот типа.
      – Как ее зовут?
      – Тьерри.
      – А фамилия?
      – Не знаю. У нее серые глаза.
      – Ты собираешься жениться на хиппи и даже не знаешь ее фамилии?- взорвался Баннистер.
      Он похлопал ладонью по своему затылку.
      – Нет, этот парень свихнулся! Самая именитая наследница Соединенных Штатов ползает у его ног, а он крутит любовь с нищей анонимкой! Я этого не допущу! Клянусь! Я буду защищать тебя от тебя же! Представь себе, что Сара, можно сказать, исповедовалась здесь прямо передо мной. Она без ума от тебя! Она рассказала мне о ваших планах.
      – Каких планах?
      – О вашем доме, самолете, яхте, лошадях… Ты начнешь с управляющего банком, а я стану начальником финансовой службы.
      – Прими мои поздравления.
      – Новый год вы проведете на мысе Шен, на собственной вилле.
      – А?..
      – Пасху на Багамах… Семья Бурже Пасху проводит обычно на Багамах. Сара рассказывала тебе о своей бабушке?
      – Не помню.
      – Ее зовут Маргарита. Потрясающая женщина! Ей 91 год! Совесть клана, в некотором роде.
      Кто-то настойчиво постучал в дверь.
      – Самуэль!
      – Сара!- сказал Баннистер и бросился к двери.
      Ален успел схватить его за плечи.
      – Самуэль, слушай меня внимательно! Сейчас я спрячусь в ванной… Если ты только скажешь этой сумасшедшей, что я – здесь, даю слово, больше ты меня не увидишь.
      – Ты не должен с ней так поступать. Она любит тебя, она хочет тебя, беспокоится о…
      – Ты хорошо меня понял, Самуэль? Мне еще нужно сорок восемь часов, чтобы выбраться из сортира, в который ты меня запер. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
      – Самое крупное состояние в Соединенных Штатах,- захныкал Баннистер.
      – Не делай глупостей, иначе пожалеешь…
      Бросив на него угрожающий взгляд, Ален скрылся в ванной и запер дверь на задвижку.
      – Иду, иду,- прокричал Баннистер.
      Он посмотрел на себя в зеркало, поправил воротник рубашки и открыл дверь.
 

***

 
      Арнольд Хакетт взял из коробочки две сердечные пилюли и проглотил их. Затем прошел в спальню и рухнул на кровать. Ему не хватало воздуха, и он, как рыба, выброшенная на берег, ловил его открытым ртом. Виктория ушла в магазин, и он мог умереть, не дождавшись ее возвращения. Лежа на спине с открытым ртом, он ждал, когда успокоится сердцебиение, которое причиняло ему нестерпимую боль в груди. Сообщение, полученное от Мюррея, было чудовищным: «Бурже» отказывал ему в кредите, в то время как на протяжении многих лет он был самым крупным его клиентом! «Бурже» бросил «организацию» против «Хакетт»! Его акции! Это было невероятно! Ему захотелось встать, взять что-нибудь потяжелее, пойти и размозжить голову Прэнс-Линчу. Если то, о чем сказал Мюррей,- правда, Гамильтону не хватит жизни, чтобы рассчитаться за свою подлость. Арнольд разорит его, выбросит на улицу, если понадобится, купит его банк, он увидит, как тот сдыхает на помойке. Ему показалось, что дыхание стало нормальным. Он встал с кровати, вышел из номера и прошел несколько метров, которые разделяли их номера. Он собрался уже стукнуть ногой в дверь, как она внезапно открылась.
      – Арнольд, как дела?
      – Дай войти, подонок!
      Гамильтон быстро вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
      – Только что пришла Сара… Вам плохо?
      Арнольд схватил его за лацканы пиджака и прижал к стене.
      – «Организация»! Мои кредиты! Отвечайте!
      Прэнс-Линч напрасно пробовал вырваться из рук Хакетта: как большинство стариков, он обладал мертвой хваткой.
      – Успокойтесь, Арнольд. Не лучше ли пойти в бар и там спокойно все обсудить?