Сара крепко держала Алена под руку. Непрерывно сверкали фотовспышки, лакеи, обливаясь потом, не успевали отгонять машины прибывающих гостей. Несмотря на присутствие службы безопасности, десятки зевак сумели проникнуть через металлическое заграждение, установленное в виде коридора. Оно должно было обеспечить беспрепятственный проход приглашенным на террасу. Волосы Сары украшала сногсшибательная диадема, которую она, улыбаясь, придерживала рукой.
      Навстречу Саре устремился Поль, директор ресторана.
      – Мадемуазель, позвольте проводить вас за столик…
      Он пошел впереди них по аллее, и сотни пар глаз с жадным любопытством принялись разглядывать молодую пару. Сара, наследница семьи Бурже, рассматривалась как самая завидная партия на планете: кто ее сопровождает?
      – Вам нравится мое платье?- спросила она, делая вид, что не замечает неприкрытый интерес присутствующих, вызванный их появлением.
      Держа Алена под руку, она шла уверенным шагом, содрогаясь от удовольствия от того, что она увидела, и от того, что ее видят; приветствуя на ходу знакомых и дозируя улыбку согласно значимости человека, которому она была адресована. Ален чувствовал себя пуделем, которого тащили на поводке.
      – Ален, вам нравится здесь или нет?
      Не зная, что ответить, Ален хотел улыбнуться, но, кроме гримасы, ничего изобразить не смог.
      – Всегда в последний момент,- по-отечески пожурил ее Цезарь ди Согно.
      Он встал, обнял Сару и, наклонясь, чтобы поцеловать ей руку, добавил:
      – Вы оба – просто кинозвезды!
      К своему большому ужасу, Ален должен был обойти всех сидящих за столом, чтобы представиться. Когда Арнольд Хакетт горячо пожимал ему руку, он приложил чудовищное усилие, чтобы не сорваться с места и не сбежать. Но Цезарь крепко держал его, положив свою ладонь ему на плечо.
      – Полагаю, что вы всех знаете… Граф и графиня де Саран, миссис Хакетт… Гамильтон Прэнс-Линч и миссис «урожденная Бурже»,- добавил он сквозь зубы.- Онор Ларсен и, конечно, Бетти Гроун… Юлия и Луи Гольдманы… Пожалуй, все. Я никого не забыл? Тогда садитесь, представление должно вот-вот начаться.
      С влажными от многочисленных рукопожатий руками, Ален сел на предназначенный ему стул. Слева от него сидела Сара, справа – графиня де Саран. Пока официанты наполняли бокалы вином, а разговоры приобретали все больше камерный характер, он исподтишка наблюдал за ней, пораженный загадочной, неземной красотой женщины, о которой он бесчисленное количество раз читал в журналах. Своей известностью она была обязана титулу графини и исключительной элегантности, попадая ежегодно в десятку наиболее роскошно одевающихся женщин в мире.
      Она почувствовала его взгляд и, подарив ему загадочную улыбку, прошептала:
      – Вашу одежду я сдала в чистку. Завтра утром ее принесут вам в номер.
      Лицо Алена мгновенно залила краска: он не допускал и мысли, что это изысканное воздушное существо и та, покрытая синяками незнакомка, которая сегодня утром как безумная набросилась на него в кабинке и которую он облил маслом и собственной спермой,- одно и то же лицо. Машинально он бросил взгляд на графа, и их глаза встретились. Ален тут же отвел глаза и наткнулся на взгляд Гамильтона Прэнс-Линча, который смотрел на него с располагающей доброжелательностью.
      Подали икру.
      – После того что произошло в Иране, остается только удивляться, как они там выкручиваются, чтобы иметь ее!- громко заметил Арнольд Хакетт.- Современные люди – безумцы!- добавил он, накладывая двухсантиметровый слой икры на тоненький ломтик поджаренного хлеба. – Устраивают революции, бунтуют, отлынивают от работы! Рабочие хотят стать руководителями, бедные – богатыми! Черт знает что творится…
      Вставной челюстью он откусил добрую половину бутерброда.
      – В кинематографе та же проблема,- поддержал его Гольдман.- Статист, после первого участия в съемках, претендует на звание кинозвезды, а распоследний оператор мнит себя Орсоном Уэллсом!
      Хакетт ткнул пальцем в сторону Алена.
      – Так как вы еще молоды, мистер, я хочу кое-что сказать вам. Знаете, как я поддерживаю у служащих уважение к своей фирме? Каждый год в период отпусков я провожу сокращение штатов! Надрыв души! Увольняю несколько человек, а остальные начинают шевелиться еще активнее.
      – Он не настолько злой, насколько глупый,- шепнула Сара Алену, который от слов Хакетта превратился в статую.
      – Когда мне было двадцать лет,- разошелся Хакетт,- за место под солнцем приходилось жестоко драться.
      – Арнольд, вам и сегодня и всегда будет двадцать лет,- встрял Цезарь и поднял свой бокал.- Предлагаю выпить за тех, кто не стареет душой!
      – Как долго вы пробудете здесь?- наигранно безразличным тоном спросила Мэнди де Саран.
      – Думаю, несколько дней,- ответил Ален.
      – Вы должны обязательно посетить нашу яхту.
      – Ален, потанцуем?
      Сара уже вышла из-за стола и пронзительным взглядом смотрела на него. Ален встал, отодвинул стул и шагнул к Саре. Она взяла его под руку и повела к танцевальной площадке.
      – Посмотрите мне в глаза. Я вам только что задала вопрос, и вы мне не ответили. Я не люблю, когда мои вопросы остаются без ответа. Какого цвета у меня платье? Хитрец! Вы только сейчас посмотрели… Оно вам нравится? Или вы принадлежите к типу мужчин, которым безразлично, во что одета женщина, если она уже находится в их объятиях?
      Она еще теснее прижалась к нему, и ее щека коснулась его лица.
      – А вы знаете,- шепнула она,- вы очень соблазнительны. Графиня не сводит с вас глаз. Мне кажется, что она так же легко снимает свои трусики, как и очки. Кстати, очки она не носит… Несчастный Хюберт…
      Кончиками ногтей Сара начала тихонечко царапать его затылок.
      – Вы были женаты?
      – Да,- ответил Ален.
      – Долго?
      – Достаточно, чтобы больше не хотеть этого.
      Заметив, что он смотрит куда-то в сторону поверх ее плеча, она обернулась и была удивлена, встретившись взглядом с Бетти Гроун.
      – Она вам нравится?
      – Кто?
      – Та, которая смотрит на вас. Она танцует с Ларсеном. Бетти Гроун.
      – Я не смотрю на нее.
      – Обманщик! У нее прекрасные глаза и… все остальное. Говорят, что она уже четверть века занимается проституцией. Вы любите проституток? Завтра мы обедаем на островах, не опаздывайте!
      – Завтра я занят.
      Она уютно устроила свою головку у него на груди.
      – Я обожаю вас!- сказала она, не обращая внимания на его слова.- Вы ведете себя как молоденькая девушка, которая боится, что ее изнасилуют. Вас насиловали, Ален?
      – Да.
      Она еще сильнее прижалась к нему.
      – Меня это не удивляет. Что вы ощущаете, когда такое количество женщин желает вас?
      Неожиданно появилась группа танцующих цыган и скрипачей. Они рассыпались по всей террасе, и танцевавшая публика, позвякивая драгоценностями, направилась к своим столикам.
      – Я бы потанцевала,- ни к кому не обращаясь, сказала графиня.
      Сара по-хозяйски положила свою ладонь на руку Алена.
      – Он мне уже пообещал,- с ядовитой усмешкой на губах сказала она.
      – Сара, голубушка, осчастливьте меня!
      – Но мои лангусты, Арнольд?
      – Приоритет тому, у кого двадцатилетнее сердце.
      Она с большой неохотой поднялась со стула, строго посмотрела на Алена и пошла танцевать с Арнольдом Хакеттом. Ален еще раз поймал на себе взгляд Гамильтона. Чувствуя себя не в своей тарелке, он отвел глаза и встретился глазами с Бетти, которые откровенно приглашали его…
      – Как вам вечер, мистер Пайп?
      Рядом с ним, на место Сары, сел Ларсен.
      – Чем конкретно вы занимаетесь, мистер Пайп? Ален сделал неопределенный жест рукой. И, чтобы выиграть время, пригубил бокал с шампанским.
      – Вы когда-нибудь сидели в тюрьме?
      Ален поперхнулся и чуть не выплюнул остатки вина. Ларсен похлопал его по спине… – Никогда,- прохрипел он.
      – Вы знаете, кто я?- вкрадчиво спросил Ларсен.- основной держатель акций авиастроительного комплекса Скандинавии. Мне хотелось бы создать частное предприятие вместе с вами. Это возможно? Где и когда? Время не терпит.
      – Онор, или вы уступите мне мой стул, или я сажусь вам на колени.
      Ларсен поспешно встал и, наклонившись к Алену, прошептал ему на ухо: – Встретимся сегодня после концерта.
      – О чем вы здесь щебетали?- спросила Сара.- Он консультируется с вами относительно цен, запрашиваемых Бетти? Эта старая сова Хакетт превратил мои ноги в мармелад.
      – Сара!
      – Нет, спасибо…- сухо ответила она Цезарю ди Согно и жадно набросилась на остывшие лангусты.
      – Несъедобно…- капризным голосом сказала она, отодвигая тарелку в сторону.- В каком бы месте вы ни появлялись, вы становитесь центром внимания. Как вам это удается?
      Ален открыл рот, собираясь ответить, но в этот момент к ним подошел Хюберт де Саран и галантно поцеловал руку Саре.
      – Обожаю медленные танцы. Не откажите.
      Они пошли танцевать.
      – Я хочу танцевать,- повторила графиня.
      Ален встал и повел ее на середину террасы. Она была почти одного с ним роста, но так легко передвигалась, что он едва ощущал ее в своих руках.
      – Вам понравилось?
      – Что именно?
      – Сегодняшнее утро?
      Она плотно прижалась к нему.
      – Ваш муж смотрит на нас.
      – Я ему все рассказываю. После танца я пойду в туалетные комнаты. Жду вас там.
      Ему показалось, что он ослышался. На ее губах была высокомерная и безразличная улыбка. Отсутствующий вид, с которым она танцевала, никак не соответствовал энергичным движением низа ее живота, которым она терлась о мужские достоинства Алена.
      – Я жду вас,- с отрешенным и холодным выражением лица повторила она. Они вместе дошли до стола, и она, взяв свою сумочку, расшитую золотыми нитками, ни на кого не глядя, направилась к выходу. Гамильтон Прэнс-Линч тут же воспользовался освободившимся местом графини и сел рядом с Аленом.
      – Мне нужно с вами поговорить, мистер Пайп.
      Ален почувствовал, как летит в бездну. – Здесь?- пробормотал он.
      – После этой вечеринки будьте у себя. Я вам позвоню.
      Он ослепительно улыбнулся своей жене, которая не спускала с него глаз и совершенно не слушала что-то говорившую ей Викторию Хакетт.
      Неожиданно погас свет. Мужчины инстинктивно обняли своих дам, но только для того, чтобы помешать некоторым «шаловливым ручкам», воспользовавшись темнотой, посрывать у них драгоценности.
      В лучах прожектора возник торжественный Джим Хоуден.
      – Господин президент… Ваше высочество… Господин граф… Миссис, мисс…
      – Начинается цирк,- вздохнула Сара.
      Проводив Юлию Гольдман до места, Цезарь поцеловал ей руку. Ален вспомнил о Мэнди де Саран, которая ждала его в туалетных комнатах, и усмехнулся.
      – Ален, о чем вы думаете?
      – …это так прекрасно помнить о них, помогать им… ваше великодушное сердце…- распинался Джим Хоуден,- …щедрость… аукцион… спасибо, от имени всех страждущих, спасибо!
      Впервые за весь вечер Ален посмотрел ей прямо в глаза. Он лишился всего, терять ему было нечего, он больше не боялся Сары. Ни ее… ни кого бы то ни было… – Не хотелось бы вас шокировать,- сказал он.
      – Шокировать? Меня? Не хитрите!
      – Нет, ничего. Правда… Пустяки…
      – Произведение великого маэстро Шагала… Пятьдесят тысяч долларов. Справа уже дают шестьдесят… Кто сказал больше? Семьдесят… Благодарю, господин президент… Восемьдесят!.. Девяносто!.. Все музеи мира с завистью смотрят на него… Сто!
      Она взяла его руку под столом.
      – Вы странный ребенок, Ален… Загадываете загадки…
      – Сто двадцать! Господин президент! Сто пятьдесят! Принцесса!..
      – Сто шестьдесят!- пророкотал Хакетт, художественный вкус которого ограничивался графическими изображениями на фирменных календарях.
      Бетти легонько толкнула локтем Ларсена.
      – Ваша очередь.
      Он недоуменно посмотрел на нее.
      – Это – благотворительность. Примите участие.
      – Сколько?
      – Двести тысяч.
      – Двести тысяч!- прокричал Ларсен, подняв руку.
      – Двести!- как эхо повторил Хоуден.- Кто больше? Двести!
      Неожиданно со стороны главного входа послышался приглушенный шум: сопровождаемый многочисленной группой друзей и приближенных, на террасе появился принц Хадад.
      Все повернули головы в ту сторону.
      – Итак, господа. Двести тысяч за изумительного Шагала. Кто сказал двести десять?..
      Как и все, Ален рассматривал опоздавших. На руке принца буквально висела сногсшибательная блондинка в великолепном белом платье, сверкая бриллиантами и драгоценными камнями… Сердце Алена замерло: Марина!
      Хакетт торопливо надел очки: Марина!
      Впереди процессии, направлявшейся к огромному столу, стоявшему в первом ряду, шли факелоносцы. Ален был уверен, что все происходящее – сон, но когда Марина оказалась в десяти метрах от него, он импульсивно поднял руку вверх, привлекая ее внимание. И тотчас оказался в ослепительных лучах прожектора.
      – Двести десять тысяч!- простонал изнемогающий Джим Хоуден.- Вот они – двести десять тысяч!
      – Вам до такой степени нравится Шагал?- с иронией, за которой пряталось восхищение, спросила Сара.
      – Что вы сказали?
      Марина прошла рядом, не заметив его. Желающих увеличить ставку не оказалось.
      – Двести десять тысяч, господа! Кто больше? Шагал! – Нет желающих? Раз… Два… Три… Продано!
      По террасе прокатилась волна аплодисментов. – Пожалуйста, мистер!.. Мистер! Подойдите! Сара толкнула Алена коленом. – Чего вы ждете?
      – Не понимаю…
      Он никак не мог сообразить, почему этот чертов прожектор так настойчиво освещает его. Две белокурые девушки в голубой униформе подхватили его с двух сторон под руки. Оглушенный, по-прежнему преследуемый лучом прожектора, он тяжелым шагом поднялся на сцену.
      – Примите мои поздравления,- сказал Хоуден, горячо его обнимая.
      Десятки микрофонов потянулись к нему. Хоуден продолжал держать его в своих объятиях… Блондинки подняли вверх картину и вертели ею в разные стороны. Ему аплодировали! Неожиданно Хоуден куда-то исчез. Ален, как идиот, остался стоять один на сцене в лучах прожектора, держа в руке неизвестно каким образом оказавшуюся у него картину. Вдруг блондинки забрали у него картину, и на сцене снова появился Хоуден.
      Приблизившись к Алену, он сказал:
      – Заполните чек… Я хочу, чтобы все видели этот благородный жест!
      Ален безумным взглядом уставился на него. И в этот момент на террасу, сопровождаемые ужасным грохотом, ворвались три рычащих мотоцикла. Приняв это за экстравагантный аттракцион, богатые дамы лениво зааплодировали кончиками пальцев, отягощенных бриллиантовыми кольцами. Через секунду со стороны моря на сцену вырвался еще десяток ревущих монстров. Они подобно реактивным снарядам проносились по сцене и, продолжая движение, в свободном полете опускались на ближайшие столы, круша под собой мебель, посуду, остатки десерта… Удушающий дым горячих выхлопных газов заполнил террасу. Какой-то мотоциклист вырвал из рук оказавшегося на его пути метрдотеля огромный кремово-шоколадный торт и размазал его по безукоризненной форме адмирала флота. Некоторые из гостей еще продолжали задавать друг другу вопросы, но большинство поняло всю серьезность ситуации.
      – Быстрее вызовите полицию,- крикнул Джим Хоуден шефу службы безопасности.
      Теперь уже более сотни мотоциклистов на полной скорости метались между столиками, чудом не задевая друг друга. В касках с тонированными пластиковыми забралами, они были похожи на космических пришельцев. В этой невероятной кошмарной карусели раздавались их страшные крики, призывавшие крушить все и всех. В ход пошли железные прутья, которыми ломали столы, стаскивали скатерти… В воздухе стоял непрекращающийся звон разбиваемой посуды.
      – А теперь – в игорный зал,- крикнул кто-то из мотоциклистов.
      Пятьдесят мотоциклистов с невероятным грохотом ринулись в коридор и, несмотря на все попытки служащих помешать им, ворвались в зал. Вокруг столов началась паника. Каждый торопился забрать свою ставку и при возможности прихватить соседнюю.
      Началось настоящее побоище…
      – Полицейские!
      Где-то снаружи послышались завывания полицейских сирен. Мотоциклисты быстро разобрались по своим машинам и по коридору понеслись к главному выходу. Одним из них был Ганс. Тьерри он так и не нашел. Злоба переполняла его. Это организованное им родео не утолило злость, кипевшую в нем. Он сунул два пальца в рот и свистнул, затем, пробуя перекричать невообразимый грохот двигателей, крикнул:
      – А теперь в Монте-Карло! Разнесем все там!

      Я ложусь спать,- сказала Эмилия. Для него это звучало как: «Гамильтон – в постель!» – Иду, дорогая,- ответил он, улыбаясь.- Только приготовлю тебе твой апельсиновый сок.
      Это был ежевечерний ритуал. Вот уже в течение двенадцати лет он должен был собственными руками отжимать сок из трех-четырех апельсинов, который она выпивала перед сном. Кроме этого, он должен был подносить ей огонь, как только сигарета оказывалась у нее во рту, и открывать перед ней дверь там, где они появлялись, молчать, когда она говорила, делать обеспокоенное лицо, если она замолкала, терпеть ядовитые замечания Сары, согласовывать свой распорядок дня с ее планами. А взамен он получал право на внешние признаки власти и славы.
      – Гамильтон, чего ты ждешь?
      – Ложись в постель, я иду.
      Он увидел, как она направляется в спальню. В свои пятьдесят лет Эмилия сумела сохранить стройность и фигуру молодой девушки. Гамильтон знал, что мужчины находят ее соблазнительной, но ему она никогда не нравилась.
      Он открыл холодильник, достал три апельсина и выдавил сок из них в стакан. Затем на цыпочках подошел к двери и заглянул в комнату. Готовясь ко сну, Эмилия накладывала на лицо какой-то крем ужасного коричневого цвета. Он возвратился в гостиную, достал из маленькой коробочки, которую прятал в кармане, три таблетки, и бросил их в стакан с соком.
      – Гамильтон!
      – Я здесь.
      Она терпеть не могла ждать, это раздражало ее. Он взял стакан и пошел в спальню.
      – Ты еще не переоделся?
      – Я должен просмотреть кое-какие документы.
      Он поставил стакан на ночной столик.
      – В три часа ночи?
      – Фишмейер ждет ответа. Это займет не более двадцати минут, дорогая. Ты не расстроилась?
      – С чего бы?
      – Эта неприятная история в «Палм-Бич»…
      – Немного понервничала…
      Она взяла стакан и залпом выпила содержимое. Он присел на край кровати, взял ее руку и нежно поцеловал.
      – Я скоро приду.
      Возвратившись в гостиную, он сел в кресло и задумался. Два дня тому назад деньги Джон-Джона Ньютона были переведены в Нью-Йорк. Чтобы не вызвать подозрения у своего управляющего, Гамильтон разместил их в банке Манхеттена, запросив при этом и получив согласие на двенадцать процентов за этот краткосрочный вклад. Но гибель Брокера, к сожалению, спутала все карты. Гамильтон сам подумывал о том, чтобы убрать Брокера, но не раньше чем завершится операция. Брокер знал слишком много, и достаточно было одного его слова, чтобы вся карьера Гамильтона полетела к черту. Об этом страшно было даже думать.
      Он глубоко вздохнул и попробовал оценить свое положение. Через несколько часов Джон-Джон Ньютон потребует от него ответа. Если он не предложит соответствующую замену, Ньютон выйдет из дела, а сам он окажется на краю пропасти. Теперь все его будущее зависело от какого-то ничтожного клерка, который, по ошибке получив деньги, возомнил о себе невесть что.
      Он посмотрел на часы. Через пять минут снотворное «успокоит» Эмилию, и он сможет нанести визит Алену Пайпу.
 

***

 
      – Вы были великолепны, Ален!
      – Я даже пальцем не шевельнул.
      – А мотоцикл?
      – Когда он оказался на столе, я только потянул за скатерть. Боялся, что эта железка может задеть вас.
      – На вашем месте мой отчим использовал бы в качестве щита мою мать.
      Как только прибыла полиция, Сара утащила Алена из начавшегося там конца света…
      – Почему вы так его ненавидите?
      – Он пройдоха, ничтожество и посредственность.
      – Но ваша мать, надо полагать, другого мнения.
      – Он служит для нее ковриком, о который она вытирает ноги, знает об этом и люто ненавидит ее.
      Они шли по Круазетт, а мимо них в сторону «Бич» с включенными сиренами проносились пожарные команды и кареты «скорой помощи». Ночь была теплая и безветренная.
      – Сара, вы замужем?
      – Нет.
      – Почему?
      – Еще не встретила своего хозяина.
      Краем глаза она заметила улыбку Алена.
      – Вам смешно?
      – Вы говорите о муже, как о подчинении силе.
      – А разве не так?
      – А доверия друг к другу вам недостаточно?
      Вот вы, например, доверяете людям?
      – Да.
      – И никогда об этом не пожалели?
      – Почему же? Почти всегда.
      – И тем не менее продолжаете?
      – Так уж я устроен.
      Отправит его Гамильтон за решетку сегодня или завтра? А что означает появление Марины в компании с Хададом? Еще сколько часов тому назад от всех бед, свалившихся на него, ему хотелось умереть, но встреча с Тьерри резко все изменила. Взгляд ее серых глаз и водопад пепельных волос сумели возвратить его к жизни. Как оказалась Марина в Каннах на благотворительном вечере, если еще неделю назад она даже не знала, что есть такая страна – Франция?
      – Ален, вы думаете о чем-то далеком… Где вы?
      – Я здесь.
      В какой-то миг ему захотелось поделиться с ней своими тревогами, попросить помощи, совета… Он совершенно перестал понимать, в каком мире находится, что происходит вокруг и куда он попал. Несчастный Баннистер в Нью-Йорке, перед тем как сесть за обеденный стол, должен снимать домашние тапочки, а он нагрубил ему… Сара сжала его руку.
      – Не хотите ли пригласить меня на бокал вина? К себе…
      Возможно, у двери его номера уже нетерпеливо маячат Ларсен и Прэнс-Линч.
      – Сожалею, Сара, но я устал. Если не посплю несколько часов – умру.
      – Вы умрете в любом случае.
      Они подошли к «Мажестик». К отелю одна за другой подъезжали машины, доставляя из «Палм-Бич» миллионеров, перенасыщенных сильными эмоциями. Послушать со стороны – каждый из них был героем.
      – Ален?
      – Нет, Сара, нет… Я едва держусь на ногах.
      – Вы боитесь меня?
      Она насмешливо посмотрела на него и напомнила:
      – Постарайтесь не забыть, завтра обедаем на островах. Встречаемся в холле, в одиннадцать.
      Ален подумал, что у него есть великолепный шанс отобедать завтра в тюрьме.
 

***

 
      Было восемь часов вечера, и они собирались ужинать. Воспользовавшись тем, что Кристель была на кухне, Самуэль зашел в спальню, открыл шкаф и задумался… Что взять с собой из одежды? Для него это была проблема, потому что ему еще никогда не приходилось отправляться на Лазурный берег. Он прислушался: из кухни доносились привычные звуки переставляемой посуды и позвякивание вилок. С тех пор как она узнала, что его уволили, она перестала придираться к нему. Как воспримет она его сообщение об отъезде?
      – Самуэль…
      – Кристель?
      – Все готово.
      – Уже иду.
      Он в последний раз проверил замки чемодана, закрыл дверцу шкафа и пошел на кухню.
      – Все на столе, можешь садиться.
      – Так вкусно пахнет…
      Он сел за стол и набросился на жареную куриную ножку. Она села напротив и, не спуская с него глаз, открыла бутылку пива и бутылку кока-колы.
      Они ели молча, не зная, что сказать друг другу. Чем дольше длилось молчание, тем труднее было Самуэлю заговорить о своем предстоящем путешествии. Он откашлялся и сказал:
      – Кристель.
      – Слушаю тебя,- не поднимая головы от тарелки и ковыряя косточкой в зубах, ответила она.
      – Сегодня после обеда я разговаривал по телефону с Аленом Пайпом. Дела его – хуже некуда…
      Кристель никак не отреагировала. Он вылил остатки пива из бутылки в стакан.
      – Я чувствую себя перед ним несколько виноватым. Ты понимаешь?
      – В чем?
      – Он моложе меня. Я как бы опекал его в «Хакетт»…
      Она медленным движением положила крылышко курицы на край тарелки.
      – Сейчас он очень нуждается в моей помощи.
      – Передвижной госпиталь милосердия торопится на помощь…- пробормотала она сквозь зубы.
      – Я управлюсь за пару дней.
      Она оросила через всю комнату недоеденный початок кукурузы, и лицо ее побагровело.
      – Куда ты собираешься ехать? С кем? Со мной? Пайп! Пайп! Только и слышишь – Пайп. Женись на Пайпе!
      – Кристель, речь идет только о…
      – В пятьдесят лет ты стал безработным, у жены нет средств к существованию, а ты отправляешься с Пайпом! Мальчикам захотелось развеяться!.. А я? Отдыхала когда – нибудь?
      Самуэль положил салфетку на стол и втянул голову в плечи.
      После разговора с Аленом, который послал его подальше, он купил билет на самолет до Ниццы. Больше всего его беспокоило и приводило в ужас письмо из «Бурже» и вновь поступившие на счет Алена два миллиона. Пусть Кристель говорит что угодно, но завтра он вылетает в Европу.
      – Слушай меня хорошенько, Самуэль! Если завтра вечером тебя не будет к ужину, можешь не возвращаться… Меня здесь больше не будет!
      Он от всей души пожелал себе, чтобы она сдержала слово.
 

***

 
      Ален уже давно перешагнул ту критическую черту усталости, за которой невозможно было уснуть. Держа в руке стакан с виски, он с отрешенным видом сидел в кресле и думал о том, что его путешествие подходит к концу. Через несколько минут придет Гамильтон и устроит ему варфоломеевскую ночь.
      В дверь постучали. Он с обреченным видом поднялся из кресла и открыл ее. Перед ним стоял Прэнс-Линч.
      – Я вас долго не задержу, мистер Пайп. Вы позволите, я сяду?
      Он успел сменить смокинг на черную кашемировую куртку и избавиться от бабочки.
      – Мы с вами не знакомы, но я знаю о вас все. Вам тридцать лет, вас только что уволили из фирмы «Хакетт» и вы собираетесь приятно провести время на Лазурном берегу за деньги, которые по ошибке мой банк «Бурже» перевел на ваш счет. Если я не ошибаюсь – миллион сто семьдесят четыре тысячи долларов.
      Ален стоял окаменев, не в силах произнести ни одного слова в свою защиту. Напряжение последних дней было настолько велико, что он почувствовал облегчение – все кончилось… Через несколько часов за ним закроются ворота тюрьмы, и он уже никогда больше не встретится с Тьерри.
      – Не думаете ли вы, что я допущу, чтобы за мои деньги вы устроили себе здесь жизнь миллионера?
      Ален молча вертел в руке стакан с виски. В наступившей звенящей тишине слышалось лишь позвякивание кусочков льда о стенки стакана.
      – Вы ничего не хотите мне сказать, мистер Пайп?
      Ален устало пожал плечами.
      – Вы прекрасно знаете, что я могу отправить вас за решетку.
      Ален молчал.
      – Я сказал «могу», но не сказал «отправлю». Моя точка зрения такова, что я считаю неразумным заточить человека в вашем возрасте на долгие годы в тюрьму. Может, лучше…
      Ален поднял голову и наткнулся на взгляд серо-зеленых, слегка выпуклых, беспощадных глаз. На лице Гамильтона сияла притворно доброжелательная улыбка.
      – Я попытался влезть в вашу шкуру и таким образом понять ваши действия. Я задал себе в первую очередь вопрос: как такой умный парень решился на такое глупое предприятие? И нашел лишь один ответ, мистер Пайп: обида и злоба. Вам наступили на ногу, и вы решили отомстить. Или я не прав?
      Алену показалось, что Прэнс-Линч чуть ли не одобряет его поступок.
      – Но, к несчастью, пробуя насолить Хакетту вы, того не зная, наступили на мозоль мне, потому что ошибку, которой вы воспользовались, совершил мой банк. До сегодняшнего вечера вы были лично знакомы с Арнольдом Хакеттом?
      – Нет.
      – Человек он жесткий, если не сказать большее… В его жизни главное – годовой доход, а не судьбы человеческие. Я хорошо понимаю тех, кто ненавидит его, но никоим образом не собираюсь оправдывать ваши нечестные действия. Я только пробую найти им объяснение. А теперь вопрос: вы по-прежнему хотите отомстить ему?
      – Мне больше ничего не хочется.