Бестселлеры мира

 

       Вдевять вечера полицейские перекрыли автомобильное движение по всей набережной Круазетт.
      На землю опускались мягкие, ароматные сумерки.
      Тысячи людей в нетерпеливом ожидании расположились вдоль баллюстрады, нависавшей над пляжем, который был разбит на квадраты деревянными купальными кабинками.
      Было 21 июля. Туристический сезон только начинался.
      Пространство между выстроившимися в одну линию шикарными, ярко освещенными отелями заполнялось все новыми толпами отдыхающих, стекавшихся на набережную из прилегающих улочек.
      У входа в казино «Палм-Бич» метрдотели встречали первых гостей праздничного представления и провожали их к столикам, установленным иод открытым небом. Те, кому счет в банке позволял поселиться в «Мажестик», «Карлтоне», «Мартинези» или «Гранд-отеле», стояли у окон в ожидании предстоящего события. Обосновавшись на краю дамбы, у самого основания маяка, пиротехники в последний раз проверяли свои приборы. Шеф команды посмотрел на часы.
      – Начинаем через пять минут. Освещение!
      В ту же секунду Канны погрузились в темноту. По набережной прокатился глухой ропот. Из акустических колонок, закрепленных на стволах пальм, на фасадах зданий, замаскированных в листве кустарника, полились бархатные звуки духовой музыки. Толпа взорвалась аплодисментами и криками, которые упругой волной ушли в ночь.
      В это же время в сторону понтона, на котором стояли пушки, подготовленные для фейерверка, на предельной скорости понеслась моторная лодка. Несмотря на тарахтение двигателя, четверо находившихся в ней мужчин отчетливо услышали ритуальную фразу, которой ежегодно открывался всемирный фестиваль пиротехнического искусства.
      «Испания представляет…»
      Описав широкую петлю вокруг понтона, лодка мягко к нему причалила.
      Двое мужчин, не теряя ни секунды, перепрыгнули на скользкое дощатое покрытие. Мотор работал на пониженных оборотах, издавая глухое и хриплое рычание, напоминавшее агонию смертельно раненного зверя. Со стороны берега донеслись первые звуки музыки д'Аранжуаза.
      – Осталось четыре минуты,- сказал мужчина-штурвальный в черном. Наклонившись, он без видимых усилий поднял со дна лодки связанного, с торчащим изо рта кляпом человека и взвалил себе на плечо.
      – Тебе помочь?
      – Придержи лучше посудину.
      Последний из оставшихся в лодке перебрался на понтон, загроможденный специальной конструкции приспособлениями, к которым крепились петарды всевозможных калибров. Связанный безумно и умоляюще вращал глазами. Его бросили между двумя рядами бенгальских огней. Один из мужчин опустился перед ним на колени и укрепил на животе жертвы мощный заряд взрывчатки. Затем с помощью проводов присоединил детонатор к связке цилиндров, предназначенных для финального букета салюта.
      Несчастный прилагал нечеловеческие усилия, чтобы освободиться от веревок, но они не поддались ни на миллиметр. Его лицо покрылось испариной, вены на шее вздулись.
      – Только посмотрите на этого мудака! Его сажают в ложу, а он возмущается!
      Мужчины рассмеялись.
      – Марко, тебе когда-нибудь приходилось вот так близко наблюдать салют?
      – Никогда. Пацаном мечтал об этом…
      – Осталось не более двух минут,- напомнил штурвальный в черном.
      – Все! Закончили.
      Все трое прыгнули в лодку.
      Оставленного на понтоне человека звали Эрвин Брокер. Ему было двадцать восемь лет, и он не хотел умирать. Судорожно изгибаясь, он изо всех сил пытался сбросить взрывчатку с живота, но она лишь чуть-чуть сместилась в сторону. Эрвин скрипел зубами и боялся потерять сознание. Скоро начнется стрельба… Он понимал, что сейчас умрет, что ничто в мире не может спасти его. Наконец Эрвин затих, откинул голову на пропитанные влагой доски настила и посмотрел в небо. С берега доносились праздничный шум толпы и легкие звуки музыки. До сих пор он никогда не смотрел на звезды. Своим холодным светом они буравили теплую ночь… Они понравились ему.
      Вдруг свет тысячи солнц брызнул ему в лицо. Кляп превратил его крик в глухое рычание. Вверх, пересекая друг дружке путь, взлетели ракеты, ярко освещая чернильно-черное небо. Эрвин почувствовал, как на нем загорелась одежда, как огонь добирается до его тела. Ощущение тяжести взрывчатки на животе сводило с ума. Он знал, что она взорвется, как только придет в движение самое большое колесо. Его глаза расширились от ужаса – колесо начало вращаться: сначала медленно, затем быстрее и вскоре завертелось с невероятной скоростью. Вырвались первые всполохи огня, и это было последнее, что увидел в своей жизни Эрвин Брокер. Взрыв подбросил понтон вверх, и в небо взметнулся огненный столб.

      Ровно в тринадцать часов на всех восьми этажах, где размещались административные службы компании «Хакетт Кэмикл Инвест», раздался пронзительный сигнал, оповещавший о начале обеденного перерыва.
      Более шестисот сотрудников компании: начальники отделов, машинистки, секретарши, юристы – повскакивали со своих мест и в едином порыве бросились к лифтам. Спустя несколько секунд скоростные лифты выплюнули их тридцатью этажами ниже в душную и влажную атмосферу 42-й улицы.
      Только Ален Пайп, сидевший на тринадцатом этаже в 8021 кабинете, не двинулся с места. Уставившись невидящим взглядом в одну точку, он предавался невеселым размышлениям. Самуэль Баннистер, взявшись уже за ручку двери, с любопытством посмотрел на него.
      – О чем задумался, парень?
      – Это касается только меня,- вяло пробормотал Ален.
      Баннистер внимательно всмотрелся в него.
      – Я обедаю в «Романос». Ты идешь?
      – Нет аппетита, спасибо.
      Озадаченный Баннистер нерешительно переступил с ноги на ногу.
      – Что тебя тревожит? Мюррей?
      – Да, он.
      Баннистер с сожалением разжал пальцы, державшие ручку двери,- он очень торопился – и шагнул к широченному столу, за которым они сидели друг напротив друга вот уже четыре года.
      – Не лучше ли обсудить эту проблему за банкой холодного пива?
      Ален отрицательно покачал головой и еще глубже вжался в кресло.
      – Иди один, Сэмми. Мне нужно подумать…
      Баннистер потоптался на месте, открыл рот, собираясь что-то сказать, но так и не решился.
      – На который час он тебя вызвал?
      – На три.
      – А вдруг он решил повысить тебе жалованье?
      – Издеваешься?
      – Да прекрати ты в конце концов рвать себе нервы! Я уверен, что все обойдется…
      – Ты рассуждаешь как тот парень на электрическом стуле: «Надеюсь, что отключат электроэнергию».
      Баннистер смутился, пожал плечами и нарочито беззаботным голосом сказал:
      – Если передумаешь, найдешь меня в «Романос».
      Ален остался один. Он тяжело вздохнул, поднялся с кресла и подошел к огромному, во всю стену, окну. Прижавшись носом к стеклу, грустно посмотрел вниз.
      Так, не шелохнувшись, он простоял минут десять. Вдруг он быстро подошел к столу и, сняв трубку, набрал номер телефона собственной квартиры. Ему нестерпимо захотелось увидеть Марину, поделиться с ней своими опасениями. Телефон в квартире не отвечал. Времени ждать у него не было. При небольшом везении он застанет ее еще в постели: обнаженную и теплую.
      Он положил трубку на рычаг, набросил на левое плечо пиджак, висевший на спинке кресла, и вышел в пустынный коридор.
 

***

 
      – Какая еще может быть женщина, Пенни?!- взвыл Абель Хартман. Он был заурядным адвокатом, специализировавшимся на бытовых тяжбах, разводах, залитых соседями помещениях… Как ненавидел он свою клиентуру!
      – Мабель Пайп,- спокойно ответила секретарша.- Бывшая жена Алена Пайпа.
      Хартман тоскливо застонал. Опять этот чертов Пайп не выплатил вовремя алименты!
      – Нечего было выходить замуж за нищего! Скажите ей, что я в Турции.
      – Она видела вас в коридоре, когда вы шли забирать дело Лейланда. Советую вам принять ее, иначе она устроит здесь погром.
      – Она случайно нам не задолжала?
      – Ни цента.
      – Видеть не могу этих вампирш! Стоит им однажды заполучить парня в руки – пощады не жди.
      Наткнувшись на испепеляющий взгляд Пенни, он тут же вспомнил, что она тоже разведена. Он смущенно кашлянул и проворчал:
      – Пусть войдет. Пора заканчивать этот цирк. Я сейчас же начну судопроизводство против Пайпа.
 

***

 
      Такси едва тащилось сквозь плотную липкую жару.
      – Побыстрее нельзя?- раздраженно спросил Ален.
      – Чтобы запороть движок?
      Ален нервно постукивал пальцами по подлокотнику добитого «понтиака», который коптил, как старый примус. Марина, наверно, уже встала.
      Когда он увидел ее в первый раз, его поразило ее удивительное сходство с Монро. В тот день он зашел в бар на 6-й улице, чтобы купить сигарет. Одетая в белое платье, она сидела на высоком табурете возле стойки и в одиночестве пила какую-то смесь с вишнями и мятой. Вместо того чтобы пройти к автомату с сигаретами, он сел неподалеку от нее и заказал виски. Он бросал на нее мимолетные взгляды, мучительно ища предлог заговорить. Но она оказалась решительнее.
      – Если вы честно скажете, почему пялитесь на меня, я угощу вас стаканчиком. Только не жульничайте! Говорите сразу.
      – Мне кажется… мне показалось…- пожирая ее глазами, забормотал Ален.
      – Что я похожа на…
      – Абсолютно верно!
      – Это я уже слышала тысячу раз! Все говорят одно и то же…
      Она поднесла стакан к губам и острым кончиком розового язычка лизнула наполовину растаявший кусочек льда. После пятой или шестой порции виски, все еще не осмеливаясь смотреть ей в глаза, Ален пригласил ее поужинать с ним. Она посмотрела на него долгим взглядом, чем привела в еще большее замешательство, и неожиданно рассмеялась.
      – Да перестаньте тушеваться!
      Марина достала из сумочки зубную щетку и нежно провела ею по его лицу, между верхней губой и кончиком носа. Ничего, кроме зубной щетки и платья, у нее в тот день с собой не было…
      Ее кожа оказалась нежной, теплой и упругой. А еще Алена поразило в ней отсутствие какой бы то ни было стыдливости. Она ходила по квартире обнаженной, не задумываясь, принимала позы, от которых покраснела бы рота матерых наемников. На свое тело она смотрела глазами новорожденного. Сидя на ковре с сигаретой во рту, она могла машинально ласкать свою грудь, в то время как другая рука с растопыренными пальцами зависала в воздухе, чтобы высох пурпурный лак на фантастически длинных ногтях.
      В первый же вечер Ален отдал ей запасной ключ от своей квартиры. Ее поведение удивляло его не меньше, чем ее внешность. Она уходила и приходила когда ей заблагорассудится, иногда исчезала на несколько дней, затем как ни в чем не бывало возвращалась, никогда не пытаясь оправдаться за свое отсутствие. Она входила в квартиру с охапкой дорогих цветов, спрашивала что-нибудь поесть и, если в холодильнике ничего не было, охотно шла за продуктами. Ален любил ее и все прощал. Подарки, которые он ей делал, превышали его финансовые возможности, но она не придавала им никакого значения. Однажды вечером он по неосторожности попытался заявить на нее свои права.
      – Ален,- назидательным тоном сказала она,- я живу с тобой потому, что ты мне нравишься. Если ты станешь мне неприятен, я уйду.
      – Но, Марина…
      – Ты – свободен. Я тоже – свободна. Находиться рядом с тобой я могу только при открытых дверях. Выбирай!
      Тогда он дал себе слово, что сделает все, чтобы не потерять ее.
      – Эй! Остановитесь здесь.
      Шофер свернул к тротуару и затормозил. Ален расплатился и, выходя, резко хлопнул дверцей, высказав таким образом свое неудовлетворение обслуживанием.
      Дверь в квартиру он открыл ударом ноги. Марина была дома. Она делала свое любимое упражнение – стойку на голове, и одежды на ней было не больше, чем на Еве. Ее изогнувшееся в талии тело подчеркивало мягкую, волнующую округлость бедер. Алена бросило в жар. Не спуская с нее глаз, он снял пиджак, сбросил туфли и расстегнул рубашку прилипшую к телу от пота.
      – Привет,- сказала она, не меняя положения.
      – Ален, ты знаком с Гарри?
      – Привет,- поздоровался Гарри.
      Он сидел на полу, забросив ноги на спинку кресла, и с безмятежным видом потягивал любимое виски Алена.
      – Очень приятно,- процедил сквозь зубы Ален.
      – Двадцать пять,- выдохнула Марина и рухнула на ковер.
      – Двадцать,- бесстрастно уточнил Гарри.
      – Двадцать пять,- настаивала она.
      – Послушайте!- вмешался Ален, приходя в себя.
      – Ален, миленький, принеси мне стакан молока,- капризным тоном попросила Марина.
      Он посмотрел на нее выпученными от удивления глазами и, как сомнамбула, направился на кухню.
      – Вы познакомились?- спросила Марина, когда Ален с полной бутылкой молока и стаканом возвратился в комнату.
      Ален не знал, как себя вести с нежданным гостем, и предложил ему, на всякий случай, молока.
      – Хотите?
      – Старина, я предпочитаю виски и уже себе налил.
      Ален посмотрел на Марину.
      – Ты можешь мне объяснить?..
      – Что?- простодушно поинтересовалась она.
      – Почему этот тип оказался в моей квартире?
      – Это вы обо мне?- удивленно, с агрессивной интонацией спросил Гарри.
      – Послушайте, вы! Заткнитесь! Марина, я требую ответа.
      – Я у себя дома или нет? Да или нет?- повысив голос, переспросила она.
      – Да!- с отчаянием выкрикнул Ален.
      – Тогда какие могут быть вопросы? Разве я не могу пригласить к себе кого хочу?
      – В таком виде?
      – Хороши манеры,- запоздало отреагировал Гарри.
      – Подобным тоном со мной еще никто не разговаривал.- В голосе Гарри звучали угрожающие нотки.
      – Прости его, Гарри! Он всегда такой нервный, когда возвращается с работы.
      – Его самочувствие меня не волнует. Я ухожу.
      Изящно изогнувшись, он поднялся с пола, допил из стакана виски и, направляясь к двери, кивнул Марине на прощание головой.
      – Мне ужасно хочется набить вам морду,- устремив на Гарри налитые кровью глаза, прошипел Ален.
      Марина встала с пола, влезла в свои трещавшие по швам джинсы, затем надела рубашку Алена.
      – Марина, ты куда?
      Она подошла к нему, легким движением руки взъерошила его волосы и резко, как выстрел из револьвера, выпалила:
      – С ним.
      – Ну, если я еще соглашусь,- сухо уточнил Гарри.
      – Гарри, не будь таким противным,- захныкала Марина.
      – В таком случае пошевеливайся. Этот твой мужичок мне не нравится.
      – Марина!- задохнулся Ален.
      – Ты мне осточертел,- грубо оборвала она его.
      Дверь за ними захлопнулась. Ошарашенный таким финалом, Ален машинально налил себе виски.
      – Дерьмо, дерьмо и еще раз дерьмо,- прошептал он.
      Неожиданно в дверь позвонили. Марина! Она подшутила над ним! Вне себя от охватившего его восторга, он бросился к двери, но простая мысль охладила его пыл: не следует так бурно проявлять свои чувства, иначе она поймет, какую имеет над ним власть.
      Он сделал строгое лицо, слегка нахмурил брови и открыл дверь.
      – Здравствуй, Ален! Я могу войти?
      На пороге стояла улыбающаяся Мабель. От неожиданности он оцепенел.
      – Ты перекрасила волосы в зеленый цвет?
      – Тебя это волнует?- проходя мимо него, спросила она.
      Быстрым, цепким взглядом она осмотрела комнату.
      – Все на своих местах, за исключением моих фотографий. Почему ты убрал их? Они тебя раздражали?
      Она села в кресло, и ее юбка высоко задралась, обнажив мясистые ляжки.
      – Я очень тороплюсь. У меня сейчас обеденный перерыв, и я буквально на секунду за…
      – Разве ты работаешь?- перебила его она.
      – А из каких средств, по-твоему, я плачу тебе алименты?
      Мабель засмеялась мелким, так хорошо ему знакомым покровительственным смехом.
      – Ален, Ален… Сегодня – 22 июля, а чек я должна была получить тридцатого числа прошлого месяца. Ты говоришь несерьезные вещи.
      Она широким жестом положили ногу на ногу, и он заметил полоску ее трусиков телесного цвета.
      – Ты его получишь.
      – Когда?
      – В данный момент я на мели. Мне нечем заплатить даже за квартиру. Более того, у меня задолженность в банке по кредиту.
      Она с подозрительным вниманием посмотрела на него.
      – С тобой всегда так… Как ее зовут?
      – Кого?
      – Ту, которая потрошит тебя? Господи, ты постоянная добыча женщин… Все! С меня достаточно!- Она глубоко вздохнула, снисходительно посмотрела на него, затем, потупив глаза, тихо сказала:
      – Все получилось так глупо… Может, мы поторопились? Иногда мне приходит мысль… ведь не все же было так уж плохо…
      – Что?
      – Наша жизнь,- ответила она голосом провинившей ся школьницы.
      Инстинктивно Ален почувствовал надвигающуюся опасность.
      – Ты к чему клонишь?
      Мы живем независимо друг от друга, и нас ничто не связывает…
      – Связывает! Мои деньги!
      – Если бы ты знал, как мне тяжело их принимать. Но я одинока, и у меня нет выбора. Это ужасно…
      Вдруг она расстегнула блузку и тыльной стороной ладони потерла грудь. Ален успел заметить розовый набухший сосок.
      – Жарко здесь…
      Она откинулась на спинку кресла, и ноги ее широко разошлись в стороны.
      – Может, начнем все сначала?
      Наконец-то он понял ход ее мыслей, и его охватил ужас.
      – Сначала?- медленно произнес он.
      – Не мы первые, кто оказывается в таком положении…
      Несмотря на жару, он почувствовал, как его зазнобило.
      – Что ты на это скажешь, Ален?
      – Мабель, я опаздываю.
      – Да или нет?- надтреснутым голосом спросила она.
      – Нет! Это была ошибка… Недоразумение…
      Резким движением она оправила юбку и вскочила на ноги. Мышцы ее лица конвульсивно сокращались.
      – Я только что от Хартмана. Он завел на тебя дело, и тебе, миленький, придется раскошеливаться…
      Мабель показалось, что слов недостаточно, чтобы выразить ему всю накопившуюся в ней ненависть, и она плюнула ему прямо в лицо.
 

***

 
      За исключением мягких перчаток из черного шевро и соломенной, украшенной мелкими цветочками шляпки, натянутой до бровей, на Марине, как обычно, ничего не было. Опершись ладонями о пол, она усердно делала отжимания.
      – Пятьдесят,- сказала она тяжело дыша и распласталась на полу мастерской, широко раскинув в стороны руки и ноги.
      – Меньше тридцати,- невозмутимо заметил Гарри.- Почему ты постоянно врешь?
      – Ничего не могу с собой поделать. Принеси мне стакан молока.
      Наклонив консервную банку, Гарри поливал поверхность охристого полотна, лежавшего на полу, карминово-красной краской.
      – Возьми сама.
      – Гарри… ну, пожалуйста.
      – Ты меня с кем-то путаешь.
      Не меняя положения, Марина впилась зубами в яблоко и задумчиво уставилась в потолок.
      – Он славный – тот,- сказала она мечтательно.
      – Уже жалеешь его?- с ехидцей спросил Гарри.
      – Он хорошо трахается.
      От этих слов Гарри даже хохотнул.
      – Бухгалтер! Ничтожный, жалкий, смешной бухгалтеришка! В какие это времена «минусы-плюсы» стали как следует трахаться? Подойди сюда…
      Она послушно поднялась, подошла к залитому краской полотнищу и растянулась на нем во весь рост.
      – Повернись… живее!
      – Я испачкаю перчатки,- запротестовала она.
      Не переставая жевать яблоко, Марина размазывала своей округлой попкой карминово-красную краску.
      – Подожди, когда я продам этот шедевр, закуплю для тебя целый супермаркет.
      – Никто никогда не купит ни одной твоей картины.
      – Кто не понимает тонкости моей живописи – законченный мудак. Активнее шевели задницей. Я назову это произведение «Отпечатки». Эй! Ты куда?
      Испачканная краской, Марина развинченной походкой подошла к холодильнику, достала бутылку молока и выпила всю прямо из горлышка.
      – Психопатка! Ты о чем думаешь? Краска высохнет.
      Она медленно подошла к низкому дивану и, не обращая внимания на то, что вся была в краске, села. Гарри хотел возмутиться, но она опередила его.
      – Я думаю об Алене.

      Когда Ален вошел в кабинет, лошадиное лицо Баннистера расплылось в широкой доброжелательной улыбке.
      – Уже без четверти три! В мою черепушку стали закрадываться разные мысли… Что-нибудь случилось?
      – Ничего особенного. Просто я заехал домой…
      Выражение лица Алена насторожило Баннистера.
      – А если честно?..
      – Марина пробросила меня… Я застукал ее у себя с каким-то мерзавцем. Она психанула и ушла вместе с ним. Потом заявилась Мабель и сказала, что приклеила мне на задницу своих адвокатов. Короче, все в порядке.
      Самуэль рассмеялся. – Ты шутишь?
      – Только этим и занимаюсь.
      Ален сел за стол и тоскливо уставился в окно. Баннистер подошел к нему и с несвойственной ему застенчивостью протянул какой-то пакет.
      – Это тебе. Держи.
      Ален неуверенно протянул руку и, подняв глаза на Баннистера, спросил:
      – Что там? Бомба?
      Самуэль улыбнулся.
      – Теперь – это твое! Смотри… Сегодня двадцать второе июля… Ты забыл дату?
      Ален с недоуменным видом покачал головой.
      – А день твоего рождения? Олух!
      – Бля…- пробормотал Ален.- Я совсем забыл… Послушай, Сэмми, ты – псих! Не надо было…
      – А для чего же тогда друзья?
      Ален разорвал оберточную бумагу, в которую была завернута коробка, и извлек из нее украшенную гербом бутылку. Баннистер выгнул грудь колесом.
      – Французский коньяк! Черт знает какой выдержки!
      Из ящика стола он достал два пластмассовых стаканчика и бросил один Алену.
      – Жизнь становится не такой противной, когда немного выпьешь. Сколько тебе стукнуло? Сто десять? Сто пятьдесят?
      – Столько же, сколько твоему коньяку.
      – А если серьезно?
      – Тридцать.
      – Завидую тебе. Мне сорок шесть, а я так ничего и недобился, и впереди никакого будущего… За твое здоровье!
      – За твое…- ответил Ален, поднимая стакан.
      Они залпом выпили.
      – Спасибо, что не забыл, Сэмми.
      Самуэль подмигнул ему и прищелкнул языком.
      – Может, рановато начинать с сорокаградусного напитка, но это все-таки лучше, чем дождевая вода.
      Он снова налил в стакан до краев.
      – Какая гадость!.. До дна!
      – До дна!
      Они чокнулись. Едва стаканы коснулись стола, как Баннистер снова наполнил их.
      – С днем рождения, кретин!
      – За твое благополучие, осел!
      – Старый осел,- поправил его Самуэль.
      – Сэмми?
      – Да?
      – Какая же все-таки Марина тварь… Она уже не вернется.
      – Они все возвращаются! Возьми, к примеру, Кристель: мне так и не удалось от нее избавиться.
      – Мне кажется, я люблю ее.
      – Где твой стакан?
      – Понимаешь, Сэмми, я дорожу ею.
      – Ты великодушно относишься к женщинам. Пей!
      – В этом ты прав. До дна!
      Пронзительно зазвонил телефон внутренней связи. Баннистер схватил трубку и прорычал:
      – Меня здесь нет!- Неожиданно выражение его лица изменилось, и он буквально прошептал:- Да… Хорошо… Сию секунду…
      Он медленно и осторожно опустил трубку на рычаг.
      – Я говорил тебе, что Мабель плюнула мне в лицо?- спросил Ален, с трудом подавив икоту.
      – Мюррей,- обреченно выдавил из себя Баннистер.
      – Что Мюррей?- переспросил Ален.
      – Уже три часа. Он ждет тебя.
      Ален плеснул в стакан большую порцию коньяка, торопливо проглотил, закашлялся, вытер салфеткой губы и презрительно сказал:
      – Мюррей – это вонючий засранец!
      Он торжественно положил руки на плечи Баннистера и посмотрел ему в глаза.
      – Хочу тебе признаться, Сэмми…- Он сделал паузу, чтобы придать большую значимость продолжению мысли, и веско сказал:- Я терпеть не могу Оливера Мюррея.
      Глаза Самуэля просветлели.
      – Я тоже.
      – Скажу больше… Если Мюррей думает, что вышвырнет меня с работы в день моего рождения, он долго будет сожалеть о своей затее…
      Баннистер энергично закивал головой и с беспокойством посмотрел на часы.
      – …потому что Оливер Мюррей – настоящий вонючий засранец!- подытожил Ален.
      – Да,- согласился Баннистер,- да… А сейчас ты должен идти.
      – Естественно.
      Выходя из кабинета, Ален громко хлопнул дверью.
      Оливер Мюррей был по своей натуре человеком злым. Являясь начальником кадровой службы, он держал в ежовых рукавицах и терроризировал весь административный коллектив «Хакетт», расположившийся на восьми этажах Рифолд Билдинга. После рабочего дня его часто видели в других кабинетах, где он рылся в столах, перелистывал папки, что-то искал в корзинах для бумаг…
      Обстановка его кабинета никак не отражала вкусов хозяина. Он восседал за огромным столом, позади которого стоял несуразно больших размеров бронированный сейф. На столе никогда не лежало ни чистого листа бумаги, ни какого-нибудь документа, ни карандашей – пустота. На стене висел портрет Арнольда Хакетта, основателя и президента совета директоров фирмы. Перед столом стояло три металлических стула, предназначенных для его жертв, с которыми он разговаривал с садистской вежливостью.
      Ален вошел в кабинет. Сохраняя каменное выражение лица, Мюррей долго и молча его рассматривал. В этой дуэли между сидящим за столом Мюрреем и стоящим Аленом проигрывал тот, кто первым нарушал молчание.
      – Я уже здесь,- не выдержал Ален.
      Продолжая сверлить его взглядом, Мюррей сказал ледяным тоном:
      – Мистер Пайп, позвольте напомнить вам, что в рабочее время употреблять алкоголь запрещается.
      – Это все, что вы хотели мне сказать?
      Мюррей холодно улыбнулся.
      – Садитесь, пожалуйста.
      – Лучше постою.
      – Как вам будет угодно. Перед тем как объяснить вам причину, ради которой я вас вызвал, мне хотелось бы уточнить некоторые детали… Сколько лет вы работаете в фирме?
      – Четыре года.
      – Четыре года два месяца и восемь дней. Не могли бы вы напомнить мне размер вашего жалованья?
      – Вы его знаете лучше, чем я.
      – Совершенно верно, мистер Пайп. Ваш месячный оклад составляет одну тысячу семьдесят два доллара. Солидно!
      – Может, это вы оплачиваете мою квартиру, покупаете мне одежду, пищу, выплачиваете алименты?..
      Мюррей сделал вид, что не замечает грубости в голосе Алена.
      – Ваша личная жизнь, мистер Пайп, меня не интересует.
      – В таком случае воздержитесь от оценки моей зарплаты. Или вы решили ее увеличить?
      – Не совсем так, мистер Пайп. Речь пойдет не об увеличении… Видите ли, фармацевтическая промышленность переживает сейчас трудные времена, вызванные конъюнктурными колебаниями в международной экономике. Однако «Хакетт», благодаря своей динамичной политике развития и тщательному подбору кадров, с честью выйдет из создавшегося положения.
      Алену становилось все труднее удерживать тело в вертикальном положении: его начинало пошатывать.
      – К делу, Мюррей! К делу!
      – Я уже близок, мистер Пайп. Административный совет «Хакетт Кэмикл Инвест» принял решение о некотором уменьшении численности персонала фирмы.
      У Алена дрогнули колени, но выражение лица осталось бесстрастным.
      – Принимая во внимание ваши четыре года трудового стажа, я должен, к большому вашему огорчению, заявить, что вы имеете право на семимесячное выходное пособие, которое составляет 11 704 доллара.
      Итак, его выбрасывают на улицу. Неожиданно для себя он ткнул указательным пальцем в Оливера Мюррея.
      – Я ничего не понял из того, что вы мне сказали. Не ходите вокруг да около, Мюррей! Выкладывайте все как есть…
      – Тем лучше, мистер Пайп. У вас нет больше необходимости возвращаться в кабинет. Вы уволены.
 

***

 
      Баннистера терзали мрачные предчувствия, и он никак не мог сосредоточиться на лежавших перед ним документах. Обычно вызов к Мюррею ничего приятного не обещал и чаще всего заканчивался «дверью». Слухи о предстоящих увольнениях уже несколько дней обсуждались в «Романос» и коридорах фирмы. Ален, как никто другой, попадал под эту акцию: уважительный, благородный, не отвечающий на многообещающие взгляды жен своих коллег, не претендующий на чье-либо место – такое поведение в системе «Хакетт» вызывало подозрение. Здесь все было наоборот: любого сослуживца по кабинету следовало рассматривать как врага, устраивать ему пакости, наушничать Мюррею… В таком климате могла выжить только сволочь. Ален такими «достоинствами» не обладал. Когда он вошел в кабинет и, даже не взглянув на Баннистера, прошел мимо него, тот подскочил как ужаленный.
      – Ален?
      – У тебя еще осталось чего-нибудь вмазать?
      – Да рассказывай, черт тебя подери! Что он сказал?
      – Налей, Сэмми!
      Баннистер бросился к шкафу, где была спрятана бутылка. Но вначале он сам сделал большой глоток прямо из горлышка, затем дрожащей рукой налил в стакан и протянул Алену.
      – Приятности или неприятности – выкладывай все!
      Ален залпом проглотил коньяк. Посмотрел на Баннистера, как на марсианина, сделал несколько судорожных движений ртом, но оттуда не донеслось ни звука, Баннистер быстро наполнил стакан. Ален схватил его и повернулся спиной.
      – Меня вышвырнули, Сэмми! Вышвырнули, как дерьмо!
 

***

 
      – А! Мистер Пайп!..- Из стеклянной будки выглянул привратник.
      – Скандал! У вас отключили воду.
      – Совсем?
      – Совсем.
      – А душ? Туалет?
      – Перекрыты,
      – Суки,- бросил Ален,входя в подъезд. Вдруг он обернулся и с извиняющейся улыбкой на несчастном лице посмотрел на привратника.
      – Я еще не все сказал, мистер Пайп! Не могли бы вы уплатить за квартиру?
      – Ну конечно… обязательно,- пробормотал Ален.
      Войдя в квартиру, он снял влажную от пота рубашку, скомкал ее и бросил на диван, затем прошел в ванную и открыл кран. Послышались зловещие звуки сухих труб. Он снял туфли, носки, брюки и с тяжелым сердцем подошел к книжным полкам, где обычно хранил запасы виски.
      – Пусто…
      На кухне Ален нашел длинный окурок «Кэмела» с испачканным губной помадой фильтром. Лег на кровать, прикурил и сделал глубокую затяжку. Опустил руку к полу поисках пепельницы, но ее там не оказалось. Тогда он повернул голову и увидел конверт, выглядывавший из-под двери. Как же он его не заметил? От Марины?
      Когда он поднял конверт, к горлу подкатила тошнота: в левом углу стоял штемпель его банка.
      Он разорвал конверт, вытащил лист бумаги и быстро прочел отпечатанный на машинке текст. Ничего не понимая, перечитал еще раз. Кровь застучала у него в висках, в горле мгновенно стало сухо. Не веря своим глазам, он медленно, по слогам прочел две строчки невероятного сообщения:
      «Доводим до Вашего сведения, что мы переводим на Ваш лицевой счет выходное пособие в сумме 1 170 400 долларов».

      – Я очень тороплюсь, мисс,- нервничал Баннистер, протягивая в окошко регистрации авиабилет.
      Брюнетка и бровью не повела. По судорожному вздрагиванию ее плеч Самуэль видел, что она занята какой-то таинственной работой, смысла которой он не мог уловить. Он в очередной раз постучал по стеклу костяшками пальцев, пробуя привлечь внимание девушки.
      – Я опаздываю на самолет! Прошу вас, только штамп… Без него меня не пропустят…
      Брюнетка бросила на него уничтожающий взгляд сине-зеленых глаз, которые за толстыми линзами в тяжелой роговой оправе показались ему неестественно большими и безобразными. Продолжая содрогаться всем телом, она сказала прерывистым голосом:
      – Я занята.
      – Чем?- возмутился Баннистер, испугавшись, что не успеет на посадку.
      – Неужели не видите? Я мастурбирую,- ответила девушка.- Не верите? Посмотрите сами!
      Самуэль наклонился и просунул голову в окошко до самых плеч.
      Женщина сидела на стопке из трех толстенных телефонных справочников и яростно терла правой рукой по клитору. Ее ноги были широко расставлены, и Баннистер хорошо видел, как пушившиеся внизу живота волосы чернильно-черного цвета мягкими завитками исчезали между бедер и карабкались вверх, доходя до пупка, наполовину прикрытого поясом, к которому крепились чулки телесного цвета.
      – Вам нравится?- спросила она, не прекращая двигать рукой.
      Самуэль смотрел на нее, вытаращив глаза. Его лицо пылало, как раскаленная сковорода. Оцепенев от такого наивного бесстыдства, он не мог произнести ни слова.
      – Хотите попробовать?- предложила она.- Смелее! Все настоящее… Положите свою руку сюда…
      – Вы не возражаете?- колебался Баннистер.- Нет, правда можно?
      – Ну конечно, олух! Вот так… А теперь пальчиками, вверх-вниз, вверх…
      Самуэль сунул онемевшие пальцы туда, куда направила их брюнетка, и начал тереть ими по клитору.
      – Свинья,- раздался голос Кристель.
      Самуэль открыл глаза и окончательно проснулся. Он лежал среди знакомой надоевшей обстановки супружеской спальни рядом со своей толстой женой и самозабвенно тер рукой ее промежность.
      Они были женаты уже двадцать лет, имели троих взрослых детей, один из которых учился в университете,- гордость Баннистера. Лет пять тому назад Кристель, прервав любовную игру в самый пикантный момент, заявила, что больше такими глупостями заниматься они не будут. И свое слово она сдержала.
      – Мне приснился кошмарный сон,- сказал он извиняющимся тоном, побагровев от стыда.
      – Тварь! Грязное животное!
      Она встала и вышла из спальни.
      Зазвонил телефон, и Кристель вернулась.
      – Ален Пайп,- ледяным голосом сказала она.
      Самуэль рывком выпрыгнул из кровати и босиком прошлепал по коридору, где уже плавал запах поджаренного хлеба и свежесмолотого кофе.
      – Ален?
      – Мне нужно встретиться с тобой, Сэмми.
      – Прямо сейчас?
      – Немедленно!
      – Но это невозможно!- простонал Баннистер.- К тому же я не в духе…
      – Когда сможешь?
      – Во время обеда в «Романос».
      – Нет, там всегда слишком много знакомых. Приезжай в гриль к Пьеру.
      – Ален, скажи по крайней мере…
      В трубке послышались гудки.
      – Что ему нужно?- крикнула Кристель из кухни.
      – Не знаю…
      – Но он же не просто так звонил тебе?
      Самуэль сел на краешек табуретки.
      – Он хочет со мной встретиться.
      Кристель заложила два очередных кусочка хлеба в тостер и сказала:
      – Не могу понять, что может быть у вас общего? Этот Пайп… Разведенный, ленивый, бабник…
      – Он классный друг!- возразил Баннистер.- У него большие неприятности: вчера его уволили с работы.
      Задумавшись, он окунул поджаренный, намазанный маслом и джемом ломтик хлеба в чашку с кофе.
 

***

 
      Ален трижды прошёл мимо банка, пока решился зайти внутрь. Банк «Бурже» выдавал огромные суммы наличными гигантским международным корпорациям. Среди его клиентов значились «Дженерал моторс», «Ай Ти Ти», «Нейшнл Сэйл» из Детройта, «Хакетт Кэмикл», «Лей Лойдс» и многие европейские компании.
      Дрожащей рукой он заполнил чек на пятьсот долларов и протянул его кассиру. Тот с холодной вежливостью скользнул взглядом и, поставив на нем закорючку, спросил:
      – Купюрами по 100 долларов, мистер Пайп?
      Ален смог лишь кивнуть головой, от волнения у него пропал голос. Он поспешно сунул деньги во внутренний карман пиджака и, внешне ничем не выдавая своего волнения, направился к выходу. Оказавшись на улице, он с трудом удержал себя, чтобы не броситься бежать. Перешел на противоположную сторону, зашел в бар и сел на табурет у стойки. Бармен, не пытаясь скрыть недовольства, отложил в сторону газету с биржевыми сводками.
      – Слушаю вас.
      – Двойное виски,- попросил Ален.
      – Со льдом?
      – Без… и не двойное, а тройное!
      Бармен неодобрительно посмотрел на него, затем на часы: 9 часов 12 минут. Обычно даже самые горькие пьянчужки из завсегдатаев не появляются раньше полудня.
 

***

 
      – Оливер Мюррей спрашивал о вас минут десять тому назад.
      – Что ему нужно?
      Пэтси безразлично пожала плечами.
      – Такая путаница в документации по фтору! Никак не могу разобраться. Уже девять двадцать, вам следует поторопиться.
      Перед кабинетом Мюррея он едва не дал задний ход, но собрался с духом и дважды легко постучал в дверь.
      Когда он вошел, Мюррей тут же бросил взгляд на часы: Девять двадцать две.
      – Извините, я опоздал,- сказал Баннистер.- Как ваши успехи?
      Ответом было зловещее молчание. Мюррей уставился на него своими поросячьими глазками и стал поигрывать карандашом.
      – Я разговаривал с Токио,- не совсем уверенно сказал Баннистер, пытаясь оправдаться.
      В глазах Мюррея сверкнули молнии.
      – «Машибуту»… фтор… Звонили из дочерней компании.
      Лицо Мюррея стало опасно подергиваться.
      – В Токио сейчас двадцать три часа двадцать две минуты.
      Неужели?- смущенно пробормотал Самуэль.- Вы уверены в этом?
      – Баннистер, вы ужасно меня разочаровываете. Какая у вас зарплата?
      – Около двух тысяч двухсот долларов.
      – Солидно!
      – У меня двадцать один год стажа.
      – Это много.
      Самуэль напрягся. Сейчас последует смертельный приговор.
      – Мюррей, я вас предупреждаю: то, что вы задумали сделать со мной, будет вам дорого стоить. К чему вы можете придраться? Я обращусь к адвокатам! Трюк, который вы проделали с Аленом Пайпом, со мной не пройдет! В чем вы можете меня упрекнуть? Выкладывайте, Мюррей, я вас слушаю.
      – Убирайтесь!- неожиданно резко бросил Мюррей.- Ваше агрессивное поведение заслуживает наказания!
      Самуэлю вдруг захотелось обнять его: угроза наказания автоматически исключала увольнение.
      – Послушайте, Мюррей…
      – Уходите!
      – У меня плохо начался день с женой…
      В необъяснимом порыве захлестнувших его чувств он схватил руку своего мучителя и горячо пожал ее. Мюррей побагровел от злости и попытался освободиться, но Баннистер был крепким парнем.
      В коридоре он не сдержался и несколько раз подпрыгнул козликом. На этот раз пронесло…
 

***

 
      Не в силах сдвинуться с места, Ален с благоговейным ужасом взирал на величественные стены отделения банка «Бурже» на 8-й авеню. Он размышлял над тем, как провести очередной эксперимент, и от этих мыслей сердце уходило у него в пятки. А надо было всего лишь войти – таких отделений банка в Нью-Йорке было двенадцать – заполнить чек на тысячу долларов на свое имя, получить деньги и как ни в чем не бывало выйти на улицу. Первый раз ему повезло. Но вот сейчас ошибка вскроется, его арестуют и посадят за решетку. Ощущение страха достигло пика, когда он вошел в центральный холл.
      Стиснув зубы, обливаясь потом, он с трудом дошел до окошечка кассы. Передавая чек кассиру, Ален подумал, что вот-вот упадет без сознания. Кассир взял чек и наметанным взглядом проверил его по какому-то лежащему перед ним списку.
      – Какими купюрами желаете получить, мистер Пайп?
      – Сотнями,- промямлил Ален.
      – Восемь, девять, десять… Пожалуйста.
      Кассир протянул новые хрустящие деньги, и Ален, едва уняв дрожь в руках, взял их.
      Не успел он сделать и двух шагов, как за его спиной раздался голос:
      – Мистер Пайп!
      Собрав в кулак остаток сил, Ален медленно обернулся, но скрыть побледневшее лицо не мог.
      – Слушаю.
      – Если вы позволите, мистер Пайп…
      Кассир протянул ему в окошко какой-то буклет.
      – Здесь все написано. Прибыль составляет шесть и двадцать пять сотых процента после вычета всех налогов. Прекрасная возможность вложения капитала. Подумайте над этим!
      Кивком головы Ален поблагодарил его и направился к выходу. Теперь он знал, что смерть – это не что иное, как то ощущение, которое он только что пережил.
 

***

 
      Марину разбудили солнечные лучи, к полудню добравшиеся до раскрытого окна мастерской. Она приоткрыла глаза и тут же закрыла их, натянув на голову простыню. Гарри, ты здесь?
      – Да.
      – Что ты делаешь?
      – Горбачусь.
      – Который час?
      – Поздно.
      – Молоко осталось?
      – Не знаю.
      – Ты можешь посмотреть?
      – Нет.
      – Гарри?
      – Да?
      – Ты плохой, Гарри!
      – Да.
      – Принеси молока.
      – Нет.
      Марина зевнула, потянулась, резко отбросила в сторону простыню и села на кровати, протирая кулачками глаза. Сидя на корточках в глубине комнаты, Гарри размешивал деревянной палочкой в тарелке какую-то цветную микстуру. Марина встала и направилась в ванную, захватив по пути соломенную шляпку, которую тут же водрузила себе на голову. Повертевшись три минуты под теплыми струями душа, она затем долго чистила зубы. Закончив, бросила влажную щетку в сумку, а не поставила, как обычно, в стакан. Вытершись досуха, молча прошла через мастерскую, оделась и небрежно засунула в сумку перчатки и шляпку.
      Краем глаза Гарри внимательно наблюдал за ней.
      – Уходишь?
      – Да.
      Она взяла со стола половину яблока и впилась в нее зубами.
      – Я возвращаюсь к Алену,- сказала она, не переставая жевать.
      Гарри неопределенно хмыкнул. Когда она направилась к двери, он даже не обернулся.
 

***

 
      Гриль-бар был переполнен, а метрдотель – любезен, но непреклонен.
      – Меня ждет друг,- нервничал Баннистер.- Вон он… Я его вижу!
      Из дальнего угла зала Ален подавал ему знаки поднятой рукой. Лавируя между столиками, Самуэль нечаянно опрокинул на скатерть чей-то стакан и, не остановившись, извинился. Тяжело дыша, он упал на стул.
      – Для начинающего безработного ты красиво стартуешь,- заметил он, не успев отдышаться.- Спрашивается, откуда люди берут бабки? Начинай, рассказывай!
      Вдруг он наклонился к бутылке, лежащей в корзиночке из ивовых прутьев, и его глаза от удивления округлились.
      – Что это?
      Ален откупорил бутылку и налил янтарную жидкость в стоящий перед Баннистером бокал.
      – «Померол» 61-го года выдержки.
      Баннистер пригубил и уважительно закивал головой.
      – Сколько?
      – Сорок пять долларов.
      Самуэль поперхнулся.
      – У тебя все в порядке с головой?
      – Сэмми, могу я тебе полностью доверять?
      – Конечно, нет. А теперь послушай меня… На работе паника, и мы можем потрепаться не более двадцати минут. Усек?
      – Да или нет, Сэмми? Ты способен хранить тайну?
      – Ты прекрасно знаешь, что нет.
      Ален быстро достал из кармана распечатанный конверт.
      – Читай.
      Баннистер тут же заметил на конверте банковский штемпель.
      – Если ты заставил меня проехать через полгорода, чтобы посмотреть на твои несчастные долги, со мной сейчас случится нервный срыв.
      – Читай!
      Самуэль развернул лист и быстро пробежал глазами две строки: «Доводим до Вашего сведения, что мы перечисляем на Ваш лицевой счет выходное пособие в сумме 1 170 400 долларов».
      Он с безразличным видом положил бумагу на стол.
      – Ты думаешь, что, заказав гамбургер, я смогу скрыть свое крестьянское происхождение?
      Ален расстреливал его глазами.
      – «Хакетт» перевела мне больше миллиона долларов, а ты задаешь идиотские вопросы.
      Баннистер пожал плечами.
      – А вчера вечером я ужинал с папой римским! А? Старина, проснись… В прошлом месяце я получил счет за телефонные переговоры на восемьсот тысяч долларов. Ты думаешь, я бросился оплачивать его? Такие глупости случаются каждый день. Кто их принимает всерьез? Свыше миллиона долларов! Да я купил бы себе гарем, залил в бассейн виски и не вылезал бы оттуда до конца своих дней!
      – Ты не знаешь одной детали,- мрачно произнес Ален.- Деньги на самом деле лежат на моем счете.
      Баннистер рассмеялся.
      – Уговорил! Я пришлю тебе бронированный фургон.
      – Они мне их перевели,- стоял на своем Ален.
      Только теперь Баннистер заметил, каким осунувшимся и бледным было лицо у его друга.
      – Ален?
      – Восемь дней я ломал голову над тем, как выплатить Мабель алименты! Я задолжал банку триста семьдесят два доллара. Только что я побывал в двух отделениях банка «Бурже»: в одном снял со счета пятьсот долларов, в другом – тысячу. Мне их выдали без проблем. Ну, хитрая голова, как ты это объяснишь?
      – Никак,- сказал Самуэль.- Это просто невозможно.
      Ален резко вытащил из кармана пиджака пачку банкнот.
      – А это что? Использованные презервативы? Повторяю, я был пустой, как барабан! У меня не было денег даже оплатить жилье!.
      – Невероятно! То, что ты рассказываешь, – мистика.
      – Но денежки ведь лежат на моем счете!
      – Понимаю, тебе бы этого хотелось.
      – Но они там, в моем банке!
      – Ты их клиент. Они тебя знают. Сумму в полторы тысячи долларов они могут даже не проверять. Мелочь!
      – Миллион сто семьдесят тысяч четыреста долларов – мелочь?
      – Тебе не могли перевести такую сумму, Ален. Я не могу поверить.
      – Я прикончу тебя!- взревел Ален.
      На лице Баннистера появилась деланная улыбка.
      – Ну если так, тогда ты прав. На твоем месте я пошел бы в «Бурже» и снял двадцать тысяч долларов. Если тебе их выдадут, я поверю в чудеса. Ты знаешь, который час?
      Вставая, он опрокинул стул и, опершись руками о стол, глядя Алену прямо в глаза, сказал изменившимся голосом:
      – Даю голову на отсечение, что твоя история, Ален,- туфта. Я хотел бы, чтобы ты мне сказал одно – зачем все это кино?
      Лицо Алена приобрело растерянное, детское выражение, и от бессилия он закусил губу.
      – Честное слово, Сэмми, я сам задаю себе этот вопрос.- Затем он поднял голову и решительно выпалил:-
      – Ни черта в этом не понимаю, но я докопаюсь!..

      В халате из темного шелка, Арнольд Хакетт, блаженно вытянувшись, лежал на низком диване в квартире Пэппи, которую снимал для нее уже два года. Кроме того, ему приходилось решать и другие финансовые проблемы Пэппи: начиная с оплаты дорогостоящей учебы в университете ее брата, собиравшегося стать архитектором, и заканчивая выделением двух тысяч долларов ежемесячно на карманные расходы самой Пэппи. Снисходительно улыбаясь, он думал о том, что его малышке всегда не хватает денег. Арнольду льстило, когда она устраивала ему сцены из-за редких визитов, но, к сожалению, управление империей «Хакетт» требовало немало сил и времени. Были и другие обстоятельства, не позволявшие ему жить в собственное удовольствие. Лет пять тому назад с ним случился сердечный приступ. Медицинские светила, консультировавшие его, настоятельно рекомендовали поберечь здоровье.
      – А любовь?- поинтересовался он.
      – В меру,- неопределенно ответили ему.
      Раза два-три в месяц Хакетт отводил душу с шикарными проститутками. С Пэппи все было по-другому: она любила его и не стеснялась своих чувств. Этому нежному ребенку было столько же лет, сколько его дочери Гертруде,- двадцать два. Но Пэппи, в противоположность Гертруде, чувствовала под собой землю: не презирала деньги, не искала сомнительных приключений в общении с хиппи и не влачила с ними сегодня жалкое существование где-то неподалеку от Сан-Франциско, а серьезно занималась танцами в престижной студии на 6-й авеню. Но одно несколько смущало его: ей нравился его возраст, его семьдесят один год. Пэппи с презрением относилась к молодым людям, считая их пошлыми, ничтожными, лишенными обаяния и индивидуальности.
      – Ты представить себе не можешь, как мне скучно с этими сопляками! – надув губки, говорила она.
      Он никогда не считал себя красавцем, но всю жизнь женщины говорили ему о «маленьком веселом огоньке», горевшем в его глазах. Говорили все, кроме его жены Виктории.
      Дела у Арнольда шли вроде бы сами собой. Людей мучили астма, бронхит, фурункулы, инфекции… Его химики изобретали фармацевтический продукт, который должен был облегчить их страдания, а Арнольд клал прибыль в собственный карман. Земля продолжала вертеться. За сорок лет он превратил «Хакетт Кэмикл» в одну из самых могущественных и процветающих фирм в стране. Шестьдесят тысяч человек, работающих в многочисленных филиалах – несколько даже находились в Европе,- ежечасно приумножали его состояние. Его ежегодный доход составлял около полумиллиарда долларов! Он был богат и всемогущ!
      Подошла Пэппи и провела своими ухоженными пальчиками по его лысому черепу.
      – Я сойду с ума… не уезжай завтра!
      – Это невозможно. А может, поедем вместе?- оживился он.
      – Ты же знаешь, я не могу оставить брата одного в Нью-Йорке.
      Он сел, снял телефонную трубку и набрал номер.
      – «Хакетт»?
      – «Хакетт Кэмикл», слушаю вас.
      Его собственная фамилия, повторенная телефонисткой, отозвалась в нем ощущением легкой гордости, не покидавшей его с тех пор, как он основал «Хакетт Кэмикл».
      – Соедините меня с Мюрреем!
      – Простите, с кем?- переспросила девушка.
      – С Мюрреем!
      – Кто его спрашивает?
      – Хакетт.
      – Сейчас узнаю, сможет ли мистер Мюррей переговорить с вами.
      Арнольд побагровел.
      – Неужели вы не поняли, что я – Арнольд Хакетт?
      – Секунду, мистер Хакетт, соединяю.
      Пэппи взяла его руку и стала покусывать ему кончики пальцев.
      – Мюррей?
      – Мистер Хакетт?
      – Как дела, Мюррей?
      Он высвободил палец изо рта Пэппи, прикрыл ладонью микрофон и зашептал:
      – Глупый, злой, противный, но очень нужный! Начальник отдела кадров административной службы в Нью-Йорке…
      Широко открыв глаза, Пэппи с обожанием смотрела на него.
      – Как там, Мюррей, головы летят?
      – Не беспокойтесь, мистер Хакетт!
      Арнольд был настроен на легкий юмор.
      – А как ваша, Мюррей?
      – В трубке молчали.
      – Ладно, Мюррей, вы же знаете, я шучу. На каком вы этапе?
      – Я составил список из сорока человек, мистер Хакетт.
      – Этого недостаточно! Я хочу, чтобы все зашевелились! Мне нужны люди, набитые идеями, энтузиазмом…
      – Мне нужны молодые… Кстати, Мюррей, сколько вам лет?
      Молчание.
      – Пятьдесят два, мистер Хакетт.
      – Ну конечно же… Это ничего не значит, Мюррей! У незаменимых людей нет возраста. Как обстановка?
      – Напряженная.
      – Вы ее выдерживаете? Назовите мне бунтарей, я вас прикрою.
      – В основном старые работники! Двадцать лет в фирме… закружилась голова… мнят себя неприкасаемыми…
      – Фамилии, Мюррей!
      – Их много!
      – Одну фамилию!
      – Баннистер.
      – Чем он у нас занимается?
      – Начальник юридической службы.
      – Вон!
      – Слушаюсь, мистер Хакетт!
      – Никаких хромых лис в «Хакетт» не должно быть!
      – Пятьдесят голов, Мюррей, ясно? Будьте безжалостны!
      Он резко опустил трубку, издал что-то наподобие смеха и по-отцовски посмотрел на Пэппи.
      – Я знаю, что ранил твою чувствительность, но если я время от времени не буду увольнять их сотнями, эти придурки станут неуправляемыми.
 

***

 
      Ален доехал до 6-й авеню, рассчитался с таксистом и уверено вошел в здание 11-го отделения банка «Бурже».
      Вызов, сделанный Баннистером, избавил его от мерзкого страха, который буквально душил его в предыдущих двух попытках. Он подошел к ближайшему окошку, вытащил чековую книжку и выписал двадцать тысяч долларов. Высокомерно посмотрев на кассира, он подписал чек и протянул его в окошко.
      – Желаете получить сумму наличными, мистер Пайп?
      – Естественно!
      На лице кассира появилось озабоченное выражение.
      – Будьте любезны, подождите секунду.
      Он встал с вертящегося стула, на котором проводил восемь часов ежедневно, и удалился. Конечно, сейчас он поднимет тревогу! Из банка Ален выйдет… но для того, чтобы войти в тюрьму. Он спокойно прикурил сигарету. Сбежать? Зачем? Ставки сделаны… Краем глаза он отметил появление кассира, за которым следовали два полицейских, и тут же услышал низкий, почтительный голос, принадлежащий незнакомцу в сером костюме:
      – Абель Скотт, заместитель директора отделения. Не желаете ли, чтобы эти люди сопроводили вас?
      Ален покорно протянул руки… под наручники.
      – Вы берете большую сумму, мистер Пайп! Они проводят вас до машины.
      – На прошлой неделе здесь произошло нападение,- любезно объяснил высокий полицейский.
      Ален смущенно посмотрел на свои вытянутые вперед руки. Чтобы оправдать этот становившийся опасным жест, он потер руку об руку и опустил их.
      – Нет, нет, спасибо! В этом нет необходимости.
      Абель Скотт бросил на него осуждающий взгляд и, как бы согласившись с ним, едва заметно поклонился. Кассир выложил перед Аленом большой бумажный пакет.
      – Пересчитать, мистер Пайп?
      Купюры замелькали с молниеносной быстротой в коротких пальцах кассира.
      – Всего доброго, мистер Пайп,- сказал Абель Скотт.- Для меня будет большим удовольствием лично встретить вас в следующий раз, если, конечно, вы окажете нам такую честь.
      Ален поблагодарил, небрежно взял пакет, набитый долларами, и непринужденно направился к выходу. Улица поглотила его. Он прошел добрую сотню метров, прежде чем увидел бар. Прибавив шаг, он вошел в него и, не задержавшись у стойки, прошел в туалет. Его стошнило.
 

***

 
      – Ален! Где ты запропастился? Что я скажу Кристель?
      Самуэль незаметно наблюдал за Пэтси. Сделав безразличное выражение лица, она повернулась к нему спиной и стала рыться в шкафу. На самом же деле она вся обратилась в слух. Самуэль прикрыл угол рта ладонью.
      – Это где? Как называется? Подожди, я запишу… Повтори номер. Хорошо, жди меня там.
      Ален не объяснил, в чем дело, но просил его пообедать вместе с ним. Его голос показался Баннистеру странным.
      – Мистер…
      – Слушаю, Пэтси.
      – Извините, мистер, но мне хотелось бы задать вам вопрос, который ко мне никакого отношения не имеет. Впрочем, самую малость… Я хочу сказать, что меня это не касается…
      – Меня ждет Мюррей, покороче, Пэтси,- поторопил ее Баннистер.
      – Я знаю, мистер, но… Ходят слухи…
      – Какие слухи?
      – Поговаривают о крупных увольнениях…
      – Если принимать за чистую монету коридорную лапшу… Вы достаточно давно здесь работаете и знаете, что у нас есть большие мастера болтать языком.
      – С этим я согласна, но ведь не бывает дыма без огня!
      – Наступает время отпусков. Люди возбуждены…
      – Кстати, Ален Пайп! Говорят…
      – Что говорят, Пэтси?
      – Говорят, что его уволили.
      – Неужели?- воскликнул Самуэль, захваченный врасплох, не зная, как поступить: рассказать всю правду или увильнуть от ответа. – Как дела с фтором?
      – Я запуталась.
      – Постарайтесь разобраться. Я пошел.
      События развивались бурно.
      – Входите, Баннистер,- пригласил Мюррей.- У меня для вас хорошая новость.
      Самуэль напрягся. У Мюррея хорошей новостью считалось объявление о кончине других.
      – Сегодня двадцать третье июля, Баннистер. С удовольствием сообщаю вам, что тридцать первого декабря вы получите двадцать восемь тысяч четыреста семьдесят два доллара.- Посмотрев в выпученные глаза Баннистера, он добавил: – С первого января вы уволены.
 

***

 
      Молодая женщина легким шагом пересекла зал бара. У входа в бильярдную она столкнулась с молодым парнем.
      – Привет, Джон!
      – Привет, Пэппи!
      – Он там?
      – Они обдирают его как липку.
      Она улыбнулась и вошла в прокуренную комнату. Возле бильярдного стола, освещенного сильной лампой, стояли человек десять мужчин и внимательно наблюдали за здоровенным парнем, который намеревался провести проигрышный шар.
      – Питер!
      Здоровяк обернулся и уничтожающе посмотрел на нее.
      – Ты будешь играть?- нетерпеливо спросил Макс. Он недружелюбно посмотрел на Пэппи и громко добавил: – Здесь бильярд, а не чайный салон, мисс.
      – Извини, Питер…- пролепетала Пэппи.
      Мужчины ехидно рассмеялись.
      – Убирайся,- процедил сквозь зубы Питер.
      Пэппи энергично закивала головой.
      – Я буду ждать тебя в баре.
      Питер наклонился над столом и надолго замер, готовясь нанести удар. Красный шар прошел мимо лузы…
      – С тебя восемьсот долларов,- сказал Макс.
      Питер отвел его в сторону.
      – Дай мне десять минут! Улажу одно дельце и отдам тебе бабки.
      Макс подозрительно посмотрел на него.
      – Ладно… Десять минут, не больше.
      Питер вышел в бар и увидел Пэппи, сидевшую на табурете у стойки.
      – Из-за тебя я проиграл!
      – Много?
      – Полторы тысячи долларов. Джин, двойной…
      Пэппи робко положила свою ладонь на руку Питера.
      Он сделал вид, что ничего не почувствовал, и продолжал рассматривать разноцветные бутылки на полках.
      – Ты злишься на меня?
      – Нет, радуюсь, браво!..- ответил он.
      Когда он находился рядом с ней, она чувствовала себя десятилетней девочкой. Красота Питера лишала ее сил.
      – Питер…
      – Закройся!
      – У меня был Арнольд, поэтому я задержалась.
      – Старый Хакетт,- саркастически заметил он.
      – Я могу тебе помочь, Питер…
      – Ты вытащила что-нибудь у этой развалюхи?
      – Немного.
      – Сколько?
      – Две тысячи.
      – Давай.
      Она протянула ему деньги, и они тотчас исчезли в его кармане.
      – Никак не пойму, как такой мудак может быть таким богатым? А подумать, что он принимает меня за будущего архитектора, а тебя за мою сестру?.. Сестричка!.. Кто же трахает родную сестру?..
 

***

 
      Виктория не соответствовала своему имени: высокая, спокойная, с белокурыми волосами и белой, как бумага, кожей, она казалась пастеризованной. Такой она была всегда. За тридцать восемь лет супружеской жизни другой он ее не видел. Никогда…
      – Ты рада, что мы едем?- спросил Арнольд.
      Она посмотрела на него так, как будто он изъяснялся на незнакомом ей языке.
      – Что ты сказал?
      – Я спрашиваю, рада ли ты отъезду?
      – О да, Арнольд, да…
      – Ричард предупредил Голена о нашем приезде?
      – Да.
      – Жить будем в наших постоянных апартаментах?
      – Да, на одиннадцатом этаже: большой салон, терраса и две угловые комнаты.
      – Ричард попросил Голена заменить ковры?
      – Не знаю.
      – Как там погода?
      – Просто великолепная!
      – Прекрасно! Поиграю в теннис…
      В глазах Виктории мелькнуло беспокойство.
      С сердцем у меня все в порядке,- упредил ее вопрос Арнольд.- Как море?
      – Двадцать пять градусов.
      – Билеты есть?
      – Сегодня утром я положила их в твой бумажник.
      Арнольд Хакетт машинально похлопал по карманам – пусто.
      Он посмотрел на Викторию. Она не обращала больше на него внимания, забавляясь с любимой китайской собачкой Тристаном. Арнольд был уверен, что бумажник забыл у Пэппи.
      – Виктория?
      – Арнольд!
      – Я забыл бумажник в кабинете. Пошли Ричарда. . Нет, нет, я поеду сам… Он не найдет.
 

***

 
      Все было на своих местах и в то же время неуловимо говорило о чьем-то недавнем присутствии.
      Ален замер, втянул ноздрями воздух, пробежал глазами по комнате…
      На кухне он неожиданно для себя потянул за ручку холодильника, и его пронзило, словно электрическим разрядом: в одной из бутылок почти не было молока. Марина! Она возвратилась!
      В порыве охватившей его радости он подбросил к потолку пакет с двадцатью тысячами долларов, словно тот не представлял собой никакой ценности.
      Ален с безразличным видом смотрел на лежащий на полу пакет. Много он отдал бы, чтобы узнать, где в этот момент находится Марина.

      Арнольд Хакетт прижался ухом к двери. Из квартиры доносились приторные звуки джаза: Пэппи была дома.
      Арнольд обожал делать сюрпризы. На его лице появилась самодовольная улыбка, и он осторожно нажал на ручку…
      Перед его глазами развертывался спектакль, смысла которого он не понимал. За широким, низким диваном (3800 долларов) две божественные женские ножки, казалось, порхали в воздухе, совершая мягкие и ритмичные движения вверх-вниз. Ступни этих ножек опирались на старинный столик, купленный тоже им у итальянского торговца антиквариатом за сумасшедшие деньги. Бесшумно ступая, он обошел диван и увидел обнаженную незнакомую девушку, которая азартно отжималась от пола. На ней были длинные, до локтей, перчатки из черного шевро и соломенная шляпка, украшенная цветочками. Обладательница шляпки вполголоса вела счет:
      – Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…
      Поза, в которой она находилась, не позволяла ей видеть Арнольда. Ошарашенный красотой этого восхитительного тела, он не мог решить, что ему делать: то ли уйти, то ли продолжать наслаждаться спектаклем? В конце концов, он все-таки у себя дома.
      – Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре…
      Он жадным взглядом рассматривал ее несколько тяжеловатые груди, которые при каждом опускании касались пола. Если бы еще и ее лицо, закрытое волосами, было таким же прекрасным, как эти бедра!..
      – Тридцать, тридцать один, тридцать два…
      Арнольду хотелось, чтобы она считала до тысячи. Но на счете «тридцать пять» девушка рухнула на пол, перевернулась на спину, разбросив руки, и только теперь увидела его.
      – Сдыхаю,- сказала она.- Когда я в форме, могу отжаться пятьдесят раз. А вы?
      Арнольд хмыкнул.
      – Не знаю. Я всегда забываю считать.
      Она без всякого смущения встала с пола и взяла бутылку молока, стоящую рядом с диваном.
      – Хотите?
      Арнольд терпеть не мог молоко. Растерявшись, он сказал:
      – С удовольствием!
      Она сделала большой глоток прямо из горлышка и протянула ему бутылку.
      – Не знаю, куда Пэппи подевала стаканы. Такой у нее везде бардак!
      Глаза Арнольда без устали путешествовали между ее лицом и темно-коричневым волосяным покровом лобка.
      – Удивительно!.. Вы похожи…
      – Я знаю.
      – Меня зовут Арнольд. А вас?
      – Марина.
      – Пэппи о вас мне не рассказывала.
      – Если вы тот, с кем она трахается, я балдею! Вы же ей в дедушки годитесь!
      Удар пришелся в солнечное сплетение, но ему удалось по-отечески улыбнуться.
      – Я – Арнольд Хакетт!
      Краем глаза он следил за ее реакцией, но его имя не произвело на нее ровно никакого впечатления.
      – Я забыл здесь свой бумажник. С вашего позволения, я поищу его.
      Он прошел в ванную. На полу, сброшенные в кучу, лежали вещи Марины. Он поднял ее рубашку и жадно потянул носом, прижавшись к ней лицом. Затем вытащил из кармана банного халата бумажник и возвратился в комнату. По-прежнему голая, Марина сидела верхом на стуле, широко разведя ноги. Под ее пристальным взглядом он неожиданно покраснел.
      – Наверное, плохо быть старым?- спросила она.
      Из шестидесяти тысяч служащих фирмы «Хакетт», мужчин и женщин, никто и никогда не говорил ему более грубых слов. Но, странное дело, сказанные прелестным ртом Марины, они даже не задели его. Наоборот, он попытался вызвать в своих глазах «маленький веселый огонек».
      – Будь у меня выбор, я предпочел бы ваш возраст.
      Было бы глупо не давать отчета прожитым годам, и оставшееся ему время было бесценным. Не упускать ни одной возможности! Брать! Брать сразу! Он уже знал, что готов на любое безумство за право хоть одним пальцем прикоснуться к телу этой девушки. Зачарованно глядя на распустившиеся лепестки ее «цветка», он хрипло произнес:
      – Послушайте, Марина… Мы едва знакомы, но у меня есть для вас привлекательное предложение…
 

***

 
      Сказать Кристель об увольнении или промолчать? Как объяснить ей, что сегодня он не будет ужинать дома?
      – Кристель! Кристель!
      Ее не было ни в прихожей, ни на кухне. Самуэль молил Бога, чтобы ее не оказалось и в гостиной.
      – Кристель!
      Но она была там: сидела, глубоко вжавшись в кресло, и с нескрываемым упреком смотрела на него.
      – Почему ты так громко кричишь? Ты знаешь, который сейчас час? Надень домашние тапочки.
      – Я ухожу.
      Глаза ее округлились, и она посмотрела на него так, как если бы перед ней стоял инопланетянин.
      – Что ты сказал?
      – Я ужинаю с Аленом Пайпом.
      – Забудь этого неудачника и иди мыть руки. Ты никуда не пойдешь!
      – Я обещал…
      – Ты бросаешь меня из-за этого мерзкого типа, который только тем и занимается, что трахается с проститутками?
      Впервые за все годы супружеской жизни Баннистер взорвался:
      – Эти проститутки бывают лучше иных добропорядочных…
      Он повернулся к ней спиной и направился в коридор.
      – Самуэль, ты куда?
      Охваченный какой-то дикой, до сих пор неведомой ему радостью, он, не оборачиваясь, бросил:
      – Иду напиться с проститутками!
      – Сэмми, у тебя поехала крыша.
      – Очень заметно?
 

***

 
      Ален пришел в заведение, принадлежащее уважительному китайцу Ман Лину, чуть раньше условленного времени. Когда-то они с Самуэлем часто здесь обедали. Место было недорогое, симпатичное и спокойное.
      Когда Самуэль подошел к столику, Ален заметил, что лицо у него бледное и покрыто испариной.
      – Что-то случилось?
      Самуэль молча взял бутылку вина, налил себе полный бокал и залпом выпил.
      – Э! Сэмми! Я с тобой разговариваю или…
      Баннистер посмотрел на него грустными глазами и сказал:
      – Меня тоже…
      – Что «тоже»?
      – Уволили!
      – Ты шутишь?
      – Он отомстил мне.
      – Но это невозможно! Когда ты разговаривал с ним? Что конкретно он сказал?
      – Досрочный выход на пенсию с первого января. Меня натянули, как засранного пидора. Устроиться на другую работу в моем возрасте практически невозможно.
      – Он не имеет права…
      – Он получил его.
      – Кристель в курсе?
      – Еще нет.
      – Он объяснил тебе причину?
      – И не попытался…
      – Действуй! Твой адвокат… профсоюз… Шевелись, защищайся! К тому же тебя хорошо знают. А твои связи? Ты можешь устроиться где угодно… в «Байер», в «Скауэб» или «Глэксо»…
      – Слишком стар.
      – В сорок шесть лет?
      – Угомонись, у меня свой подсчет.
      – Суки,- не выдержал Ален,- сволочи и еще раз сволочи… Одним словом, поганые твари.
      – Что будете заказывать?- спросил как из-под земли выросший официант.
      Ален не стал даже смотреть меню.
      – Жареные креветки, весенний салат, курица под миндальным соусом и говядина с пряностями.
      Приняв заказ, официант удалился. Самуэль впился взглядом в глаза Алена и произнес глухим голосом:
      – Я хочу отомстить.
      – Да,- согласился Ален,- это без вопросов…
      – С тобой это произошло вчера, со мной сегодня, а завтра наступит очередь других ни в чем не повинных… Нами манипулируют, как пешками! Угрожают, унижают, не объясняя почему, выбрасывают на улицу!.. С меня достаточно! Я хочу кусаться!
      Ален сделал вид, что полностью разделяет его негодование. Баннистер схватил его за запястье и крепко сжал.
      – Я отомщу! Ты понимаешь, что я имею в виду?
      – Да, да…
      – Раздавить их! Уничтожить!.. Они вздрючили нас, я вздрючу их…
      Ален осторожно высвободил руку.
      – Они сильнее нас, Сэмми. Мы заранее проиграли.
      – Все равно я их вздрючу,- не мог успокоиться Баннистер.
      – Вдвоем мы эту систему не перевернем.
      – Я хочу увидеть, как они агонизируют!
      – Мюррей?
      – Мюррей – винтик, шурупчик, шут гороховый… Я хочу голову… Хакетта! Да, именно так… самого Хакетта.
      – Мне хочется разорить его!
      – Пятьсот миллионов годового дохода, шестьдесят тысяч специалистов и рабочих по всему миру, поддержка банков, благословение правительства… А теперь скажи, что можно сделать с этим десятиголовым монстром?
      – Не знаю еще, но сделаю. Ты со мной?
      Ален нервно хихикнул.
      – Это похоже на объявление Монако войны Советскому Союзу.
      Они замолчали. Официант поставил на стол заказанные блюда.
      – Десерт?
      – Чуть позже,- сказал Ален.- Принесите еще бутылку такого же вина.
      Он потянулся за бокалом, но задел локтем лежавший на столе пакет, и тот упал на пол.
      Ален поднял его и положил на край стола, ближе к Баннистеру.
      Самуэль вопросительно посмотрел на него.
      – Капуста,- равнодушным голосом сказал Ален.
      Брови Баннистера взметнулись вверх, глаза выпучи
      лись.
      – Денежки из банка «Бурже». Двадцать тысяч долларов,- безжалостно добивал его Ален.- Что скажешь на это?
      Самуэль торопливо сделал большой глоток вина.
      – Здесь… у тебя… д-д-двадцать тысяч д-долларов?- от неожиданности он начал заикаться.
      Ален небрежно ковырнул острием ножа упаковку и предложил:
      – Посмотри…
      Из разрезанного пакета на Баннистера смотрели аккуратные пачки долларов.
      – Черт!- вырвалось у него.- Они настоящие?
      Он протянул руку, собираясь пощупать купюры, но в последний момент заколебался, и его рука зависла в воздухе.
      – Смелее,- приободрил его Ален и выложил на стол несколько ассигнаций.
      – Это… тогда это значит, что «Хакетт» на самом деле…
      – Я пытаюсь с самого утра вбить тебе это в голову,- перебил его Ален.- Миллион сто семьдесят тысяч четыреста долларов – МОИ!
      Баннистер со всего размаха ударил по столу кулаком.
      – Этот первый миллион родит нам следующие…
      – Не забывай только об одной детали,- холодно заметил Ален.- Да, в банке у меня действительно больше миллиона, но моих там – ни цента.
      Баннистер ласково, как живое существо, погладил пакет с деньгами и неожиданно крикнул:
      – А это что? Говно?
      – Не мои! Я даже пинцетом не притронусь к ним!
      – А с работы тебя вышвырнули пинцетом или ногой под зад? Ты кого-нибудь ограбил? Кто и в чем тебя может упрекнуть?
      – Деньги не мои,- не давал себя переубедить Ален.- И не пори чушь! На моем месте ты сделал бы точно так же.
      – Меня бы только видели… Деньги лежат на твоем счету, тебе не надо никаких разрешений, воспользуйся удачей, олух! Чем, в принципе, ты рискуешь?
      – Оказаться за решеткой. Меня такой финал не устраивает.
      – Ты знаешь, почему мы оба нищие? Популярно объясняю: у нас никогда не было стартового капитала. Всегда не хватало одного доллара, чтобы сделать десять. Теперь другое дело – этот капитал у тебя есть. Последний из кретинов может легко утроить миллион в течение недели.
      Ален открыл рот, собираясь возразить, но Баннистер, сверкнув глазами, рявкнул:
      – Заткнись! Мы достаточно поработали на дядю! Я совершенно точно знаю, что надо делать. Выслушай меня и не перебивай.
      – Я не буду ничего слушать до тех пор, пока не узнаю, откуда появилась ошибка, сделавшая меня миллионером.
      Баннистер расстреливал его глазами.
      – Плевать, откуда она появилась! Главное, с умом воспользоваться этими деньгами, сколотить капитал и отомстить подонкам из «Хакетт».
 

***

 
      Оскару Вленски было не по себе. Когда Фишмейер впадал в ярость, здание банка «Бурже» сотрясалось до основания.
      Оскар допустил неосторожность высказать в его присутствии свое мнение, вместо того чтобы ограничиться, как обычно, словами «Да, мистер» или «Нет, мистер».
      – Я удивлен, мистер, мой компьютер никогда не делал ошибок.
      – Вленски, вы говорите глупости. Хотите, я сейчас же прикажу службе сейфов принести прямо сюда, и к тому же наличными, вклад нашего клиента?
      – В этом нет необходимости, мистер.
      – Значит, вы верите мне на слово?
      – Разумеется, мистер.
      – Благодарю вас, Вленски!
      Последние слова, как плевок, полетели Оскару в лицо. Фишмейер угрожающе ткнул в него толстым, как сосиска, указательным пальцем.
      – Если подобная ошибка повторится еще раз, мы с вами навсегда расстанемся, Вленски. Клиент банка «Бурже» – это священно!
      Вленски должен был бы на цыпочках выйти из кабинета, возвратиться к себе и закопаться в корзину для бумаг, но он, к своему несчастью, вспомнил фразу, сказанную Галилеем, хотя тому она чуть не стоила жизни. Не двигаясь с места, опустив голову, он рассеянно пробормотал:
      – И все-таки она вертится…
      – Что вы сказали?- побагровел Фишмейер.
      – Вы тысячу раз правы, мистер! Но в подобных ситуациях я – человек непреклонный.
      – И вы можете позволить себе такую роскошь?
      – Исключительно в подобных ситуациях. В тот момент, когда я визировал для юридической службы необеспеченный кредит нашего клиента… совсем незначительный, я…
      Фишмейер остервенело смотрел на него, но отступать было поздно. Оскар с трудом сглотнул и закончил начатую мысль:
      – Мистер, он на самом деле – должник.
      – Что вы мне морочите голову!- взревел Фишмейер. – Я сам видел карточку мистера Пайпа. На его счете больше миллиона долларов! Вы сумасшедший! Хотите, чтобы он перевел деньги нашим конкурентам? С этого момента приказываю вам обеспечить ему эксклюзивное обслуживание! Вы поняли? ЭКСКЛЮЗИВНОЕ! До свидания, Вленски!
      В расстроенных чувствах, Оскар вышел из кабинета. Он не знал, кому верить: компьютеру или Фишмейеру?
      Приблизительно в это же время Самуэль Баннистер посмотрел на часы: девять утра. Он бросил незаметный взгляд в сторону Пэтси, которая увлеченно занималась своими ногтями и плевать хотела на папку с запутанной документацией по фтору. Неожиданно у Самуэля начался сильный приступ кашля. Пэтси быстро сунула пилочку для ногтей под стопку документов.
      – Принести воды, мистер?
      Лицо Баннистера покраснело, кашель усилился.
      – Мне что-то нездоровится, Пэтси. Болит голова, знобит… Сходите в аптеку за пилюлями.
      Она встала из-за стола.
      – Каких?
      – Спросите у провизора, он должен знать…
      Едва за ней закрылась дверь, он тотчас снял трубку телефона и набрал домашний номер Арнольда Хакетта. Всю ночь он ломал голову над тем, как раздобыть этот номер, а нужно было лишь полистать телефонный справочник.
      – Мистера Хакетта, пожалуйста.
      – Кто спрашивает?
      – Оливер Мюррей, начальник отдела кадров «Хакетт».
      – Мистера нет дома.
      – Вы не подскажете, как я могу с ним связаться?
      – Не думаю, чтобы мистер Хакетт хотел с кем бы то ни было контактировать. Миссис и мистер уехали на отдых за границу.
      – Извините мою настойчивость, но мистер Хакетт сам просил меня связаться с ним. Речь идет о деле чрезвычайной важности. Думаю, что мистер Хакетт ничего, кроме благодарности, вам не выразит, если вы сообщите мне место его пребывания.
      – Отель «Мажестик». Канны. Франция.
      – Благодарю вас,- задушевно сказал Баннистер и скороговоркой выпалил:- Но я нахожу совершенно безобразным то, что Арнольд греет свою дряблую задницу под солнышком, а я вкалываю в Нью-Йорке. До свидания!
      Дрожа от радостного возбуждения, он снова принялся накручивать диск телефона.
      – Ален, я выяснил, где дислоцируется враг! Ты едешь завтра.
      – Куда?
      – Во Францию! Отель «Мажестик»! Канны!
      Он нажал пальцем на рычажок и набрал номер международной справочной.
      – Мне нужен номер телефона отеля «Мажестик» в Каннах. Да… да… Франция… Жду…

      Растянувшись на полу на животе, Ален в очередной раз просматривал список дел, составленный Баннистером, которые он должен был выполнить в течение дня. Было несколько минут десятого, но Нью-Йорк, несмотря на изнурительную влажную жару, уже деятельно бурлил, и его рабы, обливаясь потом и задыхаясь в офисах, зарабатывали свой кусок хлеба. Ни о чем не думать, не дрогнуть, только действовать…
      Ален подтянул за шнур поближе к себе телефон и позвонил биржевому маклеру.
      – Артур Дэйли?.. Моя фамилия Пайп. Я хотел бы приобрести золото. Какой сейчас курс?
      – Сто восемьдесят долларов за унцию, мистер Пайп.
      – Какой суммой вы располагаете?
      – Двести тысяч долларов.
      – Великолепно! Двести тысяч! Форма расчета?
      – Именной чек, выданный на банк «Бурже». Через час вы получите чек прямо в руки.
       – Вам выслать котировки?
      – Нет, спасибо. В Нью-Йорке я проездом…
      – В каком отеле остановились?
      Остановился у своих друзей. Запишите номер телефона.
      – Диктуйте, мистер Пайп.
      – Тридцать девять – девяносто – семьсот тридцать три.
      – Записано. Вы позволите мне перезвонить вам через пять минут? Меня срочно вызывают…
      В трубке послышались гудки. Ален ухмыльнулся и покачал головой. Дэйли побежал проверять состояние его счета.
      Он надел брюки и новую рубашку. Появляться на улице при галстуке в такую жару было смешно, но разве можно было переубедить Самуэля?
      Зазвонил телефон.
      – Извините, мистер Пайп, меня вызывал шеф. Жду вас через час. Вы знаете, где мы находимся?
      – Разумеется.
      Он надел легкий пиджак, уверенный, что уж сейчас-то разбогатеет честным путем, в последний раз обвел комнату глазами, сунул список Самуэля в карман и вышел. Через двадцать минут он входил в здание «Америкэн Экспресс». В кабинетах толкалась тьма народу, к кассам тянулись бесконечные очереди.
      – Мисс, завтра я улетаю во Францию, на Лазурный берег… Вы можете заказать машину к моему прибытию?
      – Сложно,- равнодушно ответила девушка.- Мы не справляемся. Кстати, какую модель вы бы хотели?
      – «Роллс корниш», с шофером, разумеется.
      – Она с интересом посмотрела на него.
      – Сейчас узнаю,- девушка сняла трубку телефона.
      Ален закурил.
      – Вам повезло. Одна машина этой модели свободна. Двести пятьдесят долларов, включая страховку.
      – А шофер?
      – Входит в сумму. Чаевые, естественно, на ваше Усмотрение. Устраивает?
      – Вполне.
      – Ваша фамилия?
      – Ален Пайп. Еще мне нужны тревелс-чеки. Сможете помочь в этом?
      – На какую сумму?
      – На двести тысяч долларов.
      Теперь она смотрела на него уже с уважением. Ален попросил у нее ручку и заполнил чек на двести тысяч долларов с оплатой «Америкэн Экспресс».
      Улыбаясь, она взяла чек и сказала:
      – Извините, я покину вас на минуту.
      Опять проверка его счета в банке «Бурже». Через несколько секунд, с той же улыбкой на губах, она возвратилась.
      – Все в порядке, мистер Пайп. Вы сможете зайти через час? Я подготовлю тревелс-чеки.
      – Да, чуть не забыл… мне понадобится еще яхта.
      – Сколько членов команды вас устроит?
      Вопрос застал Алена врасплох.
      – Восемь? Десять? Этого достаточно?
      Она была небольшого роста, но с прекрасной фигурой, большими голубыми глазами и роскошными, черного цвета, длинными волосами.
      – Мистер Пайп, вы должны определиться сами. К сожалению, не мне придется отдыхать на ней.
      Фраза сопровождалась вполне недвусмысленной мимикой, которая читалась так: «Где ты хочешь? Когда ты хочешь?» Она покопалась в папке, извлекла лист бумаги и протянула его Алену.
      – Что вы об этом скажете? Десять человек экипажа, два повара – марокканец и его помощник француз. Скорость пятнадцать узлов в час, шесть кают…
      – Мне кажется, подойдет.
      – Да она просто великолепна! Четыре тысячи долларов в сутки. Без питания. На какой срок оформить?
      – Точно сказать затрудняюсь,- пробормотал Ален, чувствуя, как у него на голове зашевелились волосы.
      – Яхта освободится через три дня. Вы можете ею воспользоваться не более двух недель. Если вы закажете ее с двадцать шестого… это день моего рождения. Меня зовут Энн.
      Она подняла глаза на Алена и увидела, к своему большому удовлетворению, что производит на него самое благоприятное впечатление.
      – Яхта называется «Виктория И». Швартуется в Каннах… она посмотрела в карточку,- в порту Канто. Это ваша первая поездка туда?
      – Нет, – соврал Ален.
      – Что-нибудь еще?
      Она ожидающе и настойчиво смотрела на него.
      – Пожалуй, все.
      – Всегда к вашим услугам, мистер Пайп.
      – До встречи.
      – Я буду ждать вас. Спросите…
      – …Энн. Я помню.
      Направляясь к выходу, Ален чувствовал, что она смотрит ему вслед. На улице он остановил такси и поехал в магазин «Гуччи», следуя совету Самуэля делать покупки только в престижных магазинах. «О тебе будут судить не по твоей смазливой роже, а по качеству твоих чемоданов»,- убеждал его Самуэль.
      Ален выбрал несколько понравившихся ему дорожных сумок и чуть не потерял сознание, узнав их стоимость. С ощущением легкого головокружения он вышел на улицу. Такси ждало его на прежнем месте.
      – К «Саксу»,- сказал он шоферу.
      Он отобрал несколько костюмов различных расцветок: от цвета яичной скорлупы до черного антрацита. Некоторые из них требовали незначительной переделки. Ему предложили зайти на следующий день.
      – Слишком поздно,- властным голосом, который удивил его самого, сказал Ален.- Или все будет готово сегодня вечером, или я не беру… Еще мне нужны рубашки и белье.
      Управляющий коммерческой службой подобострастно согнулся в пояснице, словно говоря, что желание клиента будет выполнено, и проводил Алена в секцию рубашек. Подписывая чек на тысячу семьсот пятьдесят девять долларов, он сказал, что заедет за покупками в четыре часа. Сев в такси, он назвал шоферу адрес своего банка. Там он быстро и беспрепятственно получил двадцать тысяч долларов на «мелкие расходы», как посоветовал неугомонный, всепредвидящий Самуэль. Из банка Ален направился на 5-ю авеню, где находилась контора Артура Дэйли.
      Он объяснил секретарше цель своего визита и тотчас был препровожден в микроскопический кабинет биржевого маклера.
      – Вот чек,- сказал Ален.
      Дэйли снял трубку телефона и кому-то передал заказ на покупку золота. Вся операция заняла не более двадцати секунд. Широко улыбнувшись, он посмотрел на Алена.
      – Теперь вы – обладатель тридцати одного килограмма четырехсот девяноста пяти граммов золота, мистер Пайп. Поздравляю вас с удачным вкладом капитала. Цена на золото может подскочить в любой момент. На какой срок вы хотите его «заморозить»?
      – Затрудняюсь сказать…
      – Всегда к вашим услугам! Если вы хотите провести удачную сделку в короткий срок, позвольте вам посоветовать фармацевтическую промышленность. С начала отпускного сезона – это настоящий бум. Цена акций все время растет.
      – В самом деле?- удивился Ален.
      – Можете мне верить, мистер Пайп. В течение трех месяцев вы сможете «подняться» на двадцать пять процентов…
      – Я подумаю.
      После полудня он снова появился в «Америкэн Экспресс».
      Судя по выражению лица Энн, создавалось впечатление, что она ждала только Алена.
      – Все в порядке, мистер Пайп! В аэропорту в Ницце вы позвоните но этому телефону, и через двадцать минут подъедет «роллс». Шофера зовут Норберт. Что касается жилья, мы можем предложить вам прекрасные виллы с прислугой, на срок от двух недель до нескольких лет.
      – Предпочитаю отель.
      – «Мажестик»? «Карлтон»? «Негреско»?
      – «Мажестик».
      Она одобрительно кивнула головой.
      – А это ваши тревелс-чеки,- протягивая ему увесистый конверт, сказала Энн.
      – В котором часу вы заканчиваете работу?- неожиданно спросил Ален.
      Ее невинные голубые глаза широко распахнулись.
      – В пять тридцать.
      Внутри у него что-то оборвалось, но он сумел преодолеть робость и силой воли выдавил из себя:
      – Если у вас не намечается чего-нибудь интересного… думаю… Сегодня я ужинаю один… возможно, мы могли бы… По мере того как Ален героически пытался ее «снять», лицо Энн все больше мрачнело, в замешательстве она прикусила нижнюю губу.
      – Сегодня вечером? Право, не знаю… Меня пригласили…
      Ален незамедлительно капитулировал.
      – Жаль… Кстати, как же это я забыл?.. Меня пригласили сегодня на коктейль… Жаль…
      Испугавшись, что он сейчас уйдет, она, торопливо глотая окончания слов, сказала:
      – Я могу отказаться, но должна обязательно заехать домой. Где мы встретимся?
      В руках она уже держала карандаш и блокнот.
      – Отель «Ориенталь»,- не задумываясь, соврал Ален.
      – Встретимся в холле.
      – Чудесно! Буду ждать вас. Там превосходный сухой мартини.
      – Мистер Пайп!..
      – Да?
      Он боялся, что она изменит свое решение.
      – Вы не проверили тревелс-чеки.
      – Не беспокойтесь,- небрежно обронил он.
      Такси ждало его прямо напротив входа в «Америкэн Экспресс».
      – Куда теперь?- поинтересовался шофер.
      – Отель «Ориенталь».
      Спустя четверть часа он уже сидел за столиком вместе с Баннистером в баре отеля «Ориенталь». Подозрительно посмотрев на бутылку вина, уютно лежавшую в корзиночке из ивовых прутьев, Ален нахмурил брови.
      – Кто это заказал?
      – Я,- с обезоруживающей простотой ответил Баннистер.- «О-Брион», 61-го года. Двести долларов!
      Ален почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.
      – Кто будет платить?
      – Ты, естественно. Для раскачки я заказал еще икру. На подходе водочка. Ну как? Устраивает ассортимент?
      – Ты офонарел!- взорвался Ален.
      Баннистер непонимающе пожал плечами.
      – Чтобы много зарабатывать, надо уметь тратить. Ты выполнил мои поручения?
      – Да,- рявкнул Ален.
      – Почему ты так нервничаешь? У тебя неприятности?
      – Мои неприятности – это ты. Золото, шмотки, «роллс», яхта… И во что обошлась вся эта гастрономия?
      – Пока в пределах четырехсот долларов.
      – А если я тебя проброшу и оставлю одного со всеми этими закусочками и водочкой на подходе?..
      Он замолчал. Подошедший официант взял бутылку из корзиночки и с торжественным выражением на лице налил нектар в бокал Баннистера.
      – Не желаете ли попробовать?
      Баннистер с видом искушенного ценителя сделал небольшой глоток и, смакуя, подержал во рту. Стоя по стойке «смирно», официант ждал приговора.
      – Великолепное!- вымолвил наконец Баннистер.
      – Благодарю вас, мистер,- ожил официант.
      С той же предупредительностью он наполнил оба бокала и, поклонившись, исчез. Самуэль сладко потянулся.
      – Я начинаю понимать жизнь. Жаль, что так поздно.
      – Ты издеваешься надо мной?- прошипел Ален.
      – Так, приказ номер один: возьми себя в руки.
      – Шкура горит на мне, а не на тебе.
      – Приказ номер два: делай все по плану. Не зная финансовых проблем, богатые не испытывают метафизических тревог. Их счета в банках позволяют им относительно легко решать любые деликатные проблемы. Они никогда не торопятся – их ждут. Если они глупы – их находят воплощением ума. Если они молчат, потому что не могут составить фразу их трех слов,- они хранят тайну. Если говорят – глаголят истину.
      – У меня ни цента!- раздраженно бросил Ален.
      – Ошибочная скромность! Ты – миллионер и мне это доказал.
      – Эти бабки не мои.
      – Неважно. Если другие думают…
      – Сколько это может безнаказанно продолжаться?
      – Если не наделаешь ошибок – всю жизнь. Деньги идут к деньгам. Даже если ты будешь богат неделю, а лучше две, этого срока достаточно, чтобы сколотить состояние и безбедно жить человеку со средними запросами.
      – А если я упаду, как говорится, мордой об асфальт. Что тогда?
      – Я тысячу раз мечтал оказаться на твоем месте.
      На стол поставили круглую хрустальную посудину с икрой, обложенную снаружи колотым льдом. Официант налил в рюмки водку. Баннистер поднял свою и сказал, глядя Алену в глаза:
      – За удачу, Ален!- В его глазах сверкнули озорные искорки. Он кивнул в сторону икры:- Крупная. 100 долларов.
      Ален не смог сдержать улыбку.
      – Ты невыносим, Сэмми.
      – Пища – богатых, Ален, вино – королей! Ты чувствуешь, как по-другому заработали мозги? Люди, у которых желудок набит картошкой, думают, как плебеи.
      – Откуда ты все это знаешь?- спросил Ален, намазывая икру на кусочек белого хлеба.
      – Жизнь научила,- серьезно ответил Баннистер.
      Ален долго и пристально всматривался в него.
      – Я балдею от тебя, Сэмми. Не знаю, что с тобой случилось, но со вчерашнего вечера ты – больше не ты. Не узнаю тебя.
      – Золото купил?
      – Да. На двести тысяч долларов.
      – Биржа прекращает работу в четыре. В три часа, самое позднее в три тридцать дай команду продать его. Тревелс-чеки?
      – У меня.
      – Наличные?
      – Тоже.
      – Как только устроишься в отеле, сразу же отправляйся в казино «Палм-Бич». В отпускной сезон там играют по-крупному. Ты предъявишь чек на свое имя на сумму пятьсот тысяч долларов. Они, как водится, наведут о тебе соответствующие справки, перепроверят твой счет и включат тебе зеленый свет. На следующий день и в течение двух следующих ты постепенно будешь набирать жетоны на сумму кредита. Можешь кое-что проиграть, развлекись… Остальные жетоны сдашь в кассу и тебе выпишут чек, который оплачивает банк казино. Таким образом, ты перекачаешь деньги из одной страны в другую, минуя таможенные премудрости.
      – Просто и блестяще,- мрачно сказал Ален.- Но ты упустил немаловажный момент: Хакетта.
      Баннистер виновато отвел глаза и почесал затылок. Ален резко ткнул в него пальцем.
      – Не пытайся задурить мне голову, Сэмми. Это у тебя не пройдет. Если ты не скажешь, что я должен делать с Хакеттом, я все бросаю. Я хочу иметь четкий план, и постарайся придать ему солидный вид.
      – Мать твою так! Ты что, дебил? Будешь действовать в соответствии с обстановкой. Вы будете дышать одним и тем же воздухом, барахтаться в одних и тех же волнах, есть ту же пищу, трахать одних и тех же кисок!.. Импровизируй! Какие у тебя были шансы в Нью-Йорке оказаться рядом с Хакеттом?
      – Никаких. Я не поеду.
      Баннистер исподлобья посмотрел на него, выждал секунд двадцать и неопределенным тоном сказал:
      – В твоем распоряжении ровно две недели, чтобы найти брешь и атаковать его. Ладно, не хотел говорить, но теперь скажу. Я знаю, откуда взялась ошибка.
      Ален подскочил, словно его ужалила змея.
      – Я всю ночь ломал голову над твоей задачкой. И мне кажется, усек. В любом случае, ничего более подходящего я не вижу.
      – Что?
      – Компьютер! Просто ошибся компьютер. А теперь спокойно, не нервничая, ответь мне на вопрос: какое выходное пособие положил тебе Мюррей, когда выставил за дверь?
      Ален захлопал ресницами, заколебался…
      – Сколько ты получал в месяц?
      – Тысячу шестьсот семьдесят два доллара.
      – Умножь на семь.
      Ален достал ручку и хотел было подсчитать на салфетке, но Баннистер остановил его.
      – Не трудись! Одиннадцать тысяч семьсот четыре доллара. Какая сумма объявилась на твоем счете?
      – Один миллион сто семьдесят тысяч четыреста долларов.
      Самуэль саркастически рассмеялся.
      – Ну что, хитрец, улавливаешь?
      – Нет.
      – Неужели не видишь, что это те же цифры, только прибавилось еще два нуля?!
      – Черт!- воскликнул Ален.- Господи! Они засадят меня за решетку!
      – Кто это «они»? «Хакетт» или «Бурже»? Кто из них сморозил глупость?
      – Не знаю, но…
      – Или наш компьютер дал маху и забыл поставить запятую, или электронные мозга «Бурже» перегрелись. Но положение дел это не меняет. Начиная с завтрашнего дня, у нас есть две недели для размышлений.
      – Откуда они появились?
      – Обнаружить ошибку «они» смогут не раньше восьмого августа, потому что именно восьмого числа каждого месяца счетчики компьютера сбрасываются на ноль, и он мгновенно выдает общефинансовое состояние нашей фирмы.
      – А если ошибку допустил банк?
      – То же самое. «Хакетт» – один из самых крупных клиентов «Бурже». А «Бурже» – единственный банк, переваривающий деньги «Хакетт» и выдающий ей деньги на зарплату. Весь капитал циркулирует исключительно между двумя домами. Четыреста пятьдесят девять миллионов в год! А ты дрожишь, получив какие-то чаевые. А теперь повозражай мне!
      Ален беспомощно покачал головой.
      – Я поражен.
      – О мелочах я побеспокоился. Билет ждет тебя в аэропорту. Полетишь первым классом. Заказал шикарные апартаменты в «Мажестик». Вечером расскажу, чего мне все это стоило.
      – Сегодня вечером?- забеспокоился Ален.- Нет, не могу. Я занят.
      – Не сходи с ума. Надо уточнить еще множество деталей.
      – Говорю тебе, невозможно! У меня свидание.
      – Плевал я на твое свидание! Наше дело поважнее!
      – Если бы ты ее видел!.. Ее зовут Энн…
      Самуэль наклонился над столом и с заговорщицким видом спросил:
      – Блондинка?
      – Брюнетка.
      – Когда и где ты откопал ее, скотина?
      – Сегодня в «Америкэн Экспресс». Занималась моими проблемами… Я соврал ей, сказал, что живу здесь. Вечером встречаемся в холле.
      – Номер снял?
      – Нет, конечно.
      – Дай двадцать долларов… Метрдотель!
      Самуэль незаметно передал ему банкноту, только что взятую у Алена.
      – Мистер Пайп в Нью-Йорке проездом. Номер, к сожалению, зарезервировать не успел. Придумайте что-нибудь… Люкс, например…
      – Сделаю все возможное, мистер.
      Он заскользил между столиками, перестав вдруг обращать внимание на зов клиентов.
      – Ты видел, как он побежал?- спросил Баннистер.- Я всегда мечтал давать большие чаевые. Это так все упрощает!
      – Хочу тебе напомнить, что ты разбазариваешь мои деньги. Сколько стоит «люкс» в этой «хибаре»?
      – Неуместный вопрос. И вообще, когда ты прекратишь говорить о деньгах?.
      Распираемый от сознания собственной значимости, метрдотель наклонился к Баннистеру.
      – Нет ни одного свободного номера, но мне удалось… У мистера Пайпа – люкс 325-326!
      Принесли бифштекс.
      – Ты на самом деле прилетишь ко мне, Сэмми?
      – Еще спрашиваешь? Это дело займет не более трех-четырех дней, даю слово.
      – Не сдрейфишь?
      – Как будто ты меня не знаешь!
      – А Кристель?
      – Не помеха…
      – Работа?
      – Возьму бюллетень. Я много должен сделать, перед тем как хлопнуть дверью.
      После кофе и коньяка они договорились, что созвонятся завтра утром.
      – Приятного траханья!- улыбаясь, сказал Баннистер и подмигнул.
      Он поехал на работу, а Ален позвонил из телефонной будки на биржу. -Артур Дэйли? Говорит Ален Пайп, вы помните меня?
      – Разумеется, мистер Пайп. Чем могу быть полезен?
      Немедленно продайте мое золото, а деньги переведите в «Фирст Нэйшнл». Через двадцать минут буду у вас.
      Когда он вошел в кабинет Дэйли, тот бросил на него пронзительный взгляд.
      – Примите мои поздравления, мистер Пайп! Каким образом вы узнали?
      – Что именно?
      – Иран.
      – Иран?
      Сохраняя улыбку на лице, Дэйли, понизив голос до шепота, сказал:
      – Понятно, мистер Пайп, извините. И все-таки, если представится подобный случай, не забудьте обо мне. Я с удовольствием поучаствую…
      Пытаясь скрыть недоумение, Ален достал носовой платок и высморкался.
      – Когда я выполнил ваш заказ сегодня утром, унция золота стоила сто восемьдесят долларов, а к моменту закрытия биржи подскочила до двухсот пятнадцати. Ваша прибыль составляет около сорока тысяч. Снимаю шляпу! Как вы считаете, это – потолок?
      – С золотом?.. Все зависит от объема добычи. Если закроют шахты… Сейчас такое смутное время… Возможны всякие неожиданности.
      Уладив все формальности с маклером, Ален направился в отель. Он никак не мог поверить, что заработал почти 40 000 долларов, не ударив палец о палец.
      За пять минут до свидания он надел новую рубашку, повязал галстук, выбрал темный костюм, в последний раз осмотрел себя в зеркале и вышел из номера.
      В баре звучала приглушенная музыка. Ален сел за маленький столик и стал ждать Энн. Она появилась в черном брючном костюме. Широкие, длинные, развевающиеся штанины скрывали высокие, не менее десяти сантиметров, каблуки.
      – Привет!
      – Привет!
      – Мартини?
      – Мартини.
      Он сделал заказ.
      – Тяжелый день?
      – Ужасный! Народ словно с цепи сорвался. Кажется, весь Нью-Йорк собрался выехать из города.
      – Я сплю, или вы подросли?
      – Вы не спите. Служащая – ниже, женщина – выше.
      – И как часто происходит подобная метаморфоза? Каждый день?
      – Совсем не обязательно. Все зависит от настроения.
      – И какое оно сегодня?
      – Прекрасное! А ваше?
      – В прямой зависимости от вашего.
      Они рассмеялись. После третьей порции мартини Ален сказал:
      – Энн, сегодня мой последний вечер в Нью-Йорке. Мне должны позвонить из Франции и Японии… Я хочу кое-что вам предложить.
      – Говорите.
      – Мой номер на восьмом этаже. Окна выходят в парк… У меня сегодня был такой же тяжелый день, как и у вас: люди, встречи, деловые переговоры… В голове у меня кипит. Мне хочется тишины… только вы и я. Давайте поужинаем у меня.
      Энн медленно перебирала пальцами стакан.
      – А почему бы и нет,- согласилась она, не поднимая глаз.
      – Умираю с голода,- доверительно признался Ален.
      Войдя в номер, она сразу же направилась к огромному, во всю стену, окну, выходившему на Центральный парк, и замерла, наслаждаясь красотой и великолепием вечернего пейзажа.
      Ален подошел к ней, мгновение поколебался, а затем обнял за плечи. Она подалась назад и всем телом прижалась к нему.
      – Восхитительно,- прошептала она.
      Ален продолжал нежно обнимать ее. В ответ на этот жест, она взяла его за руку. Он зарылся лицом в ее волосы.
      – Энн?..
      Глядя вниз невидящими глазами, она пробормотала словно про себя:
      – Ночь в Центральном парке… Вам повезло…
      Взволнованный теплом ее тела, он коснулся губами ее щеки. Она повернулась к нему и обвила его шею руками. Как все просто, если ты богат!..

      Он закурил тридцатую за день «Мюратти» и с беспечным видом подошел к перилам террасы, стараясь не смотреть туда, куда ему так хотелось посмотреть. Даже находясь на таком расстоянии, он чувствовал за собой слежку. С седьмого этажа отеля «Мажестик», на котором располагались его апартаменты из четырех комнат, бассейн казался голубовато-зеленой блестящей фасолиной. Он втянул в прокуренные миллионом сигарет легкие воздух и рискнул посмотреть вниз. За одним из столиков, в беспорядке расставленных вокруг бассейна, он увидел двух женщин, коротавших время за чашкой чая. Эмилия моментально подняла голову. Ему стало дурно, но он нашел в себе силы и энергично помахал рукой. Его жест остался без ответа.
      Обычно, оставшись один, он доставал из металлического дипломата, постоянно закрытого на ключ, кипу порнографических журналов и с помощью увеличительного стекла тщательно исследовал каждую страницу. Его социальное положение позволяло ему лишь в мечтах осуществлять свои эротические фантазии. Он прекрасно знал, что достаточно малейшей оплошности в поведении, и он сразу же лишится всего, навсегда будет выброшен из обоймы привилегированных. В пятьдесят лет рисковать оказаться на улице после сладкой жизни набоба? Игра не стоила свеч. Он быстро возвратился в комнату, схватил «Ницца матэн», в которой, парализованный присутствием Эмилии, он успел прочесть только заголовок. Он был уверен, что начни он читать статью, находясь в одной комнате с ней, она обязательно что-нибудь заподозрила бы. Она внушила ему такой ужас, что даже уезжая за тысячи километров от нее, он ощущал ее властный, подозрительный взгляд.
      – Жертва Каннского залива установлена: Эрвин Брокер, американец двадцати восьми лет!» (продолжение на стр.4).
      Трясущимися руками он развернул газету.
      «Комиссар Анджелини и инспекторы Барбо и Куману установили личность жертвы Каннского фестиваля пиротехнического искусства. Рыбаки вытащили в сетях портмоне, в котором полиция обнаружила удостоверение личности, выданное на имя Эрвина Брокера, американца, двадцати восьми лет, проживавшего в Нью-Йорке. Господин Брокер поселился в отеле «Карлтон» двенадцать дней тому назад. Знакомых на Лазурном берегу, куда он приехал впервые, у него не было».
      Вдруг ему послышались какие-то шорохи у входной двери. Он положил газету на кровать и прислушался. Мягко, по-кошачьи ступая, он пересек комнату, подошел к двери и резко распахнул ее – никого. В коридоре тоже ни души. Он прошел на террасу и посмотрел вниз. Понадобилась доля секунды, чтобы он поймал на себе взгляд Эмилии. Это было невероятно! Какой же интуицией нужно было обладать, чтобы так мгновенно реагировать на его появление?
      Он возвратился в комнату и снова погрузился в чтение статьи.
      «Личность Эрвина Брокера установлена, естественно, благодаря фотографии в паспорте. В Каннах он должен был находиться еще десять дней. В настоящее время все теряются в догадках относительно обстоятельств трагического случая. Комиссар Анджелини поставил в известность о происшедшем службы Интерпола и приступил к расследованию».
      Почувствовав, что жар окурка обжигает пальцы, он, не глядя, раздавил его в пепельнице и закурил очередную сигарету. После глубокой затяжки сложил газету и выбросил ее в мусорную корзину в ванной комнате. Неожиданно он забрал ее оттуда и хотел было вырезать статью, но тотчас отбросил эту мысль. Эмилия со своим фантастическим нюхом могла обратить на это внимание. В каких только местах он не прятал свои заначки, она всегда их находила. Он устало провел рукой по лбу: до чего же глупо он себя ведет! Откуда Эмилии знать, кто такой Брокер? Он лишь однажды принимал его в своем кабинете, и то при большом наплыве других посетителей. Последующие встречи происходили в баре на 8-й улице, где его никто не знал.
      Он вышел из номера, оставив дверь открытой, и вложил «Ницца матэн» в корреспондентский ящик №751.
      Закрыв за собой дверь, он снял темные очки, вышел на террасу и сел в шезлонг. Солнце, стоявшее в зените, обжигало его плечи сквозь тонкий шелк белой рубашки, но его почему-то била мелкая дрожь. Холодные волны зарождались где-то в желудке и растекались по телу отвратительными щупальцами страха.
      Мысленно он возвратился на три дня назад в «Палм-Бич»…
      Одновременно с финальным залпом салюта раздался настолько мощный взрыв, что присутствующие обменялись недоуменными, испуганными взглядами. Но уже через несколько секунд все громко смеялись и аплодировали. И в этот момент всеобщего ликования послышался душераздирающий женский вопль. Эмилия вопросительно посмотрела на него: они сидели с нескольких метрах от столика, за которым раздался крик. Кто-то бросился оказывать помощь потерявшей сознание женщине. Спустя минуту несколько мужчин с помощью метрдотеля вынесли женщину с террасы. Все происходило в сумерках. Ослепленные светом салюта, зрители ничего не заметили. Многие из-за шума голосов даже не слышали крика женщины.
      В конце ужина метрдотель Луи, которого, тайком от Эмилии, он одаривал щедрыми чаевыми, рассказал ему о том, что произошло. Луи в свою очередь получил информацию от официанта, обслуживавшего несчастную даму. Опустив ложку в суп из омаров, она вытащила из тарелки оторванный человеческий палец с золотым перстнем. Официант успел подхватить его, завернул в салфетку и с перекошенным, мертвенно-бледным лицом бросился к Жан-Полю, директору ресторана. Тот, едва сдержав подступившую тошноту, передал палец инспектору полиции.
      Пресса, само собой разумеется, хранила по этому поводу мертвое молчание: ничто не вправе омрачить начало сезона. Газеты как бы мимоходом сообщили, что тело неизвестного, разорванного в клочья, было почти сразу обнаружено в районе маяка, недалеко от понтона, на котором находились пушки, предназначенные для финального салюта. Ужасная история, рассказанная Луи, оказалась правдой: оторванный палец принадлежал Эрвину Брокеру. Смерть Эрвина Брокера означала не только крах тщательно разработанного плана, но и прямую угрозу его собственной жизни, если, конечно, он не найдет Брокеру замену. К несчастью, запасного варианта он не предусмотрел. Сегодня уже 25 июля! Взрывное устройство, включенное несколько месяцев тому назад, сработает точно 8 августа.
      Его могло спасти только чудо: за оставшиеся тринадцать дней найти простака, подобного Брокеру!

      Марк Голен управлял империей отеля «Мажестик» из маленького кабинета на первом этаже.
      Закоренелый холостяк, он определил себе за правило никогда не смешивать работу с личными чувствами. Обитательницы отеля, призывно посматривавшие на него, оставались ни с чем. Он с такой элегантностью и обаянием ускользал от них, что ни одна покинутая киска на него не обижалась. Летом в Каннах к сердечным неудачам относились более чем легко, вся трудность заключалась лишь в выборе того, с кем в данный момент хотелось утешиться… «Мажестик» как магнит притягивал к себе красоту и деньги. Этот альянс жил очень дружно и прочно. Во время сезона в Каннах невозможного не было.
      Переведя взгляд с экрана монитора внутреннего телевидения на шефа-кассира, Альберта Газолли, Марк Голен спросил:
      – Сколько нам задолжал Гольдман?
      – Он прибыл 8 июля, и я уже трижды посылал счет.
      – Оплатил?
      – Еще нет.
      – Сколько?
      – Около ста тысяч.
      – Ресторан?
      – Много. Обеды… ужины у бассейна. Столики на двадцать – тридцать приборов.
      – Он подписал?
      – Нет.
      – Так какого же черта, Альберт?
      – Вы его знаете. Это не так просто…
      – Бар? Много?
      – Много.
      – Оплатил?
      – Нет.
      – Перекрыть для него кассу! Хватит!
      Альберт с удрученным видом посмотрел на него.
      – Вы должны были сказать об этом вчера. Сегодня утром он уже взял сорок тысяч франков.
      – Где его сраный чек?
      – Он его не дал. Сказал внести сумму в его общий счет.
      – Вы псих?! Он еще с прошлого года должен мне сто тысяч франков!
      От охватившего его чувства неловкости Альберт Газолли готов был умереть.
      – И еще… цветы.
      – Какие цветы?- прорычал Голен.
      – Пятьдесят букетов чайных роз для жен приглашенных…
      – И вы сейчас скажете, что оплатили их?
      – Двадцать пять тысяч,- прошептал растерянно Газолли.
      – Он вас поимел!
      – Но он собирается снять грандиозный фильм с участием Брандо, Ньюмена, Редфорда, Де Ниро, Пека, Фэй Данауэй…
      – …по сценарию, написанному Виктором Гюго, а в главных ролях будут наводить шорох на зрителя Леонид Брежнев и Джимми Картер. Он вам что-нибудь говорил относительно приема?
      – Там будет присуждена первая премия.
      – Да! Кто ее получит?
      – В принципе, он, Гольдман.
      Марк Годен резко ударил кулаком по столу.
      – Альберт, нас натянули! Натянули по самые уши!
 

***

 
      Молодой человек в светлом костюме прошел в дверцу, отделявшую зону прибытия пассажиров от зала аэропорта в Ницце. Слегка бледный, с напряженным выражением лица, он только что прилетел из Нью-Йорка и впервые в жизни ступил на французскую землю. У него екнуло сердце, когда он увидел двух полицейских, управлявших потоком прибывших пассажиров. Они о чем-то переговаривались, смеялись и совершенно не обращали на него внимания. Казалось, что все вокруг пребывают в хорошем настроении и все их заботы сводятся к тому, чтобы радоваться жизни. В воздухе витало ощущение отдыха, солнца и моря.
      Из телефонной кабинки Ален позвонил в транспортное агентство и сообщил о своем приезде.
 

***

 
      Стоя перед зеркалом, графиня Арманда де Саран внимательно рассматривала огромный синяк под глазом и при этом чему-то загадочно улыбалась. У коренастого, низколобого, с толстыми руками и бычьей шеей водопроводчика оказалась тяжелая рука. А какой резкий, животный запах исходил от него! И лет ему было не больше двадцати пяти.
      Придумав историю с неисправным краном в ванной, она попросила Голена прислать кого-нибудь починить его. Едва это молодое животное переступило порог ее номера, она решила, что он будет ее, сразу же!
      Холодный, надменный вид одной из самых элегантных аристократок на земле не произвел на водопроводчика впечатления. По крайней мере он даже не взглянул на нее. Чтобы спровоцировать его, она самым презрительным тоном стала отдавать приказания, унижая его, как не унизила бы самого нерадивого слугу у себя дома.
      Он стоял на коленях рядом с раковиной и лениво копался среди труб.
      – Нельзя ли побыстрее, друг мой, шевелитесь…
      Он вызывающе посмотрел на нее, ухмыльнулся и медленно произнес:
      – Если вам не нравится…
      – Да как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне? Я буду жаловаться! Вы знаете, кто я?
      Его глаза рассматривали ее длинные ноги. Не разжимая зубов, он веско сказал:
      – Шкура!
      Она влепила ему пощечину. Он рывком вскочил на ноги, схватил ее за талию и свалил на пол, жадно прижавшись губами к ее рту.
      – Сильнее! Ну… пожалуйста, сделай мне больно! Ударь!
      Он поднял ее, поставил лицом к стене и грубо овладел ею…
      Какое это было блаженство!
      Ей нравились только сволочи и подонки. Чем больше в них было грубости, пошлости, грязи, необузданной фантазии в желаниях, тем быстрее она ощущала наслаждение, которое никогда не испытывала от близости с рафинированными эстетами своего круга.
      Хлопнула дверь, и в гостиную вошел граф де Саран. Он сразу же почувствовал, что здесь только что произошло.
      – Мэнди!..
      Он подошел к ней, и его глаза сполна выдавали зарождавшееся в нем возбуждение.
      – Кто это был?
      Она пожала плечами и удовлетворенно улыбнулась, продолжая смотреться в зеркало.
      – Так, какой-то парень…
      – Рассказывай! Он тебя бил? Тебе было больно? Скажи, Мэнди, не молчи!..
      – Попозже, я должна одеться к коктейлю.
      – Плевал я на этот коктейль!- взвизгнул он и неожиданно заканючил, как обиженный ребенок:- Мэнди, ну пожалуйста, Мэнди, сделай мне минет.
      Она внимательно посмотрела на него. Ему было около шестидесяти; неказистый, невысокого роста, он принадлежал к очень знаменитому роду. Уже лет десять, как он знал все о ее изменах. И она баловала его, рассказывая в мельчайших подробностях обо всем, что с ней делали, доводя своей изощренной откровенностью этого знатного потомка древнего рода Франции до безумного экстаза.
      – Нет,- ответила она,- не сейчас. Возможно, ночью…
      Из букета, который ей преподнес Гольдман, она вытащила розу и осторожно провела ею по начавшему заплывать глазу.
 

***

 
      Норберт и два носильщика загружали сумки и чемоданы в багажник «роллса». Машина была запаркована в запрещенной для стоянки зоне, но это нарушение, казалось, совсем не интересовало ни одного из двух полицейских, стоявших в пяти метрах от «роллса» и лениво посматривавших по сторонам. Ожидая, пока загрузят багаж, Ален закурил и неожиданно для себя заметил, что проходившие мимо него девушки бросают в его сторону быстрые пронзительные взгляды, успевая улыбнуться ему краешком рта. От обилия пышноволосых красавиц и их обещающих улыбок ему стало не по себе. Что же ждет его впереди?
      – Мистер!
      – В чем дело?- спросил Ален, приходя в себя.
      – Предпочитаете ехать с открытым верхом?
      – Да,- ответил он.
      Норберт проскользнул за руль и нажал какую-то кнопку: верх мягко поднялся и сложился сзади аккуратной гармошкой.
      – Мистер, все готово!- почти торжественно произнес Норберт.
      Ален неловко сунул в руку носильщика сто франков и сел в машину. Полицейские, до того стоявшие со скучающим выражением на лицах, вдруг приосанились и в приветствии поднесли два пальца к форменным фуражкам. У Алена от удивления отвалилась челюсть. «Роллс» бесшумно тронулся с места.
 

***

 
      Надя Фишлер жила игрой, для игры и собиралась умереть за карточным столом. Она поняла это в тот день, когда ее пальцы впервые коснулись карт, протянутых ей крупье в казино в Монте-Карло. Тогда ей едва исполнилось девятнадцать лет. Отца она не знала, и ее воспитанием занималась только мать.
      В тринадцать лет у нее появился первый любовник, сын мясника, который приносил ей в обмен на любовь ветчину и сосиски, и она, возвращаясь домой с бумажным пакетом в руке, утверждала, что ходила за покупками в магазин. Колбасные изделия ей нравились, чего она не могла сказать о первом опыте, оставившем в ее душе смутные, неприятные воспоминания. В дальнейшем она себя вознаградила.
      В сорок лет ее глаза все еще производили на мужчин ошеломляющее впечатление. Она знала их магическую силу, перед которой не мог устоять ни один мужчина, и с безжалостным цинизмом опустошала карманы тонувших в ее бездонных глазах жертв, чтобы удовлетворить свою патологическую страсть к игре.
      Ее красота привлекала внимание влиятельных деятелей кинобизнеса, и в течение трех-четырех лет она путешествовала с одной киностудии на другую, где сходившие с ума от ее красоты продюсеры в спешном порядке перекраивали под нее роли. Зарабатывая огромные деньги, она все оставляла на зеленом сукне карточных столов в казино. Она больше была известна своими невероятно высокими ставками в игре, нежели талантом актрисы. Состоятельные, занимавшие высокое положение в обществе мужчины не однажды пытались уцепиться за ее руку, но выдерживали, в зависимости от хладнокровия, кто неделю, кто два дня, кто всего лишь три часа.
 

***

 
      – Норберт, я не прочь чего-нибудь выпить. Остановитесь у ближайшего кафе!
      – С удовольствием, мистер! Однако позволю себе заметить, что справа от вас, в стенке, есть бар с большим выбором виски и прохладительных напитков. Уверен, найдется и пепси-кола.
      – Спасибо, но мне хочется посидеть в кафе.
      У первого встретившегося им кафе Норберт притормозил и съехал с трассы. Он хладнокровно запарковал машину в запрещенном месте, открыл дверцу и показал на террасу, уставленную большими разноцветными пляжными зонтами.
      – Подходит, мистер?
      – Вполне. Вы пойдете со мной?
      – С удовольствием, мистер.
      С террасы их уже заметили и откровенно рассматривали.
      Семнадцатилетние девчушки в облегающих маечках заинтересованно поглядывали на Алена.
      – Норберт, вы не могли бы снять фуражку?
      Улыбнувшись, шофер выполнил просьбу.
      – Что будете пить, Норберт?
      – Анисовый ликер, с вашего позволения.
      – Тогда и я то же.
      Неожиданно Ален почувствовал себя неловко: его темно-коричневый костюм, черный галстук и белая рубашка диссонировали с одеждой окружающих. Вся публика в кафе была одинаково полураздета: шорты и сандалии на босу ногу да что-нибудь символическое сверху у женщин… Строгая черная униформа Норберта вообще отдавала похоронами среди этого, съедаемого солнцем, пейзажа.
 

* * *

 
      Виктория Хакетт не могла оторвать глаз от огромного букета роз.
      – Арнольд!
      – Виктория?
      – Ты знаешь этого мистера Гольдмана?
      – Только по фамилии. Он продюсер.
      – Эти розы еще красивее чем те, в Майами! Очень мило с его стороны.
      – Да. Твоей спине лучше?
      – Немного лучше…
      Они прибыли только вчера, но стоило Виктории пройтись от отеля до пляжа и обратно – весь путь занял десять минут,- как на ее плечах появились волдыри. Эта история повторялась каждый год.
      – Тебе дать еще крем?
      – Нет, все в порядке.
      – Я готов.
      – Какие нежные розы! – Да, да… нежные.
 

***

 
      – Вы говорите по-французски, мистер?
      – Плохо.
      – Здесь вам не часто придется им пользоваться. Все общаются на английском.
      – Вы знаете отель «Мажестик»?
      – Очень хорошо.
      – Ну и как он?
      – Вполне подходящий, мистер.
      – Не скучный?
      – Очень веселый, мистер.
      Ален заерзал на стуле. Ему не нравилось, что после каждой сказанной фразы Норберт неизменно произносил «мистер».
      – Норберт?
      – Мистер?
      – Вас не утомляет все время называть меня «мистер»?
      Он улыбнулся шоферу и по-приятельски подмигнул ему. Норберту было лет пятьдесят – пятьдесят пять: высокий, сильный, с корректирующими очками на крупном носу. Мелкие морщинки в уголках глаз свидетельствовали о его веселом нраве.
      – Такое обращение предусмотрено правилами агентства, где я работаю. Большинству клиентов это нравится.
      – Мне – нет. Вы давно на этой работе?
      – Двенадцать лет.
      – А до этого?
      – Работал в системе образования. Ничего особенного.
      – Кем?
      – Преподавал философию…

      Убедившись, что оба телохранителя находятся в коридоре рядом с дверью ее номера, Бетти Гроун тем не менее закрылась на ключ, задернула шторы на окнах, включила ночную лампу и осторожным движением направила ее свет на шкатулку.
      Закрыв глаза, она подняла крышку и погрузила пальцы в сокровища, мгновенно узнавая каждый предмет по форме, весу, материалу: золото, сапфиры, топазы, бриллианты, изумруды, перстни, колье, серьги, подвески, броши… Прикасаясь к той или иной драгоценности, она мысленно произносила имя мужчины, подарившего ее.
      Одних такие подарки разоряли, другие, чтобы приобрести их, шли на преступление, третьи швыряли в лицо в качестве прощального сувенира… Их осязаемость волновала ее больше, чем ласки тех, кто преподносил их.
      Стоили они невероятно дорого. Малейшая небрежность с ее стороны могла повлечь за собой разрыв контракта со страховой компанией, охранявшей их от краж и случайных утерь.
      Бетти открыла глаза и подумала, что всем, чем она обладает, она обязана исключительно своей великолепной заднице. И голове, конечно. Она владела искусством, которому не учат в школах: извлечь максимум щедрости из чувств влюбленного мужчины. Ей было смешно, когда ее называли проституткой. Снова закрыв глаза, не вынимая рук из шкатулки, она воспроизводила в памяти свой вчерашний триумф на вечере у Синьорели. Появившись на террасе, она краем глаза заметила свою ненавистную соперницу Надю Фишлер, оживленно беседовавшую с Онором Ларсеном, человеком, на которого у обеих были свои планы…
      Внешне Ларсен был похож на солидный мешок с долларами, к верхней части которого приставлены очки в тяжелой роговой оправе. Он приобрел известность тем, что преподносил женщинам, с которыми проводил несколько дней или даже часов, подарки умопомрачительной стоимости. И эта сучка Фишлер захотела прибрать к рукам щедренького Ларсена! Бетти решила, что наступил ее звездный час и пора идти в атаку. Прием у Синьорели показался ей вполне подходящим моментом. Уверенная в красоте своих роскошных, развевающихся при ходьбе волос, загадочных зеленых глаз, она провела несколько часов перед зеркалом, цепляя на себя свои сокровища, излучавшие миллионы тончайших световых стрел. Ее появление произвело на Онора Ларсена такое же ошеломляющее впечатление, как и на остальных. Забыв о стоявшей рядом Фишлер, он откровенно любовался ею. Надя, в своем неизменном черном платье, была уничтожена ее сверкающим великолепием: миг, который обе никогда не забудут. Онор тут же пригласил ее на ужин, и она, не раздумывая, согласилась. Если чуточку повезет, Надя Фишлер будет смотреть им вслед сегодня…
      Она открыла глаза, сделала глубокий вдох и с сожалением закрыла шкатулку. Затем подошла к двери и позвала охрану. Один из костоломов взял в руки шкатулку, второй, не вынимая правой руки из кармана пиджака, пошел рядом. Ее камушки оценивались в шесть миллионов долларов, приблизительно столько проиграла Надя Фишлер в течение последних трех-четырех сезонов. Улыбаясь, Бетти подумала, что ее извечная соперница так и умрет в нищете…
      Внизу ее уже ждал Онор Ларсен.
 

***

 
      Официант принес анисовый ликер. Пока Ален копался в кармане, доставая французские деньги, Норберт уже расплатился.
      – Извините… так положено. Я расплачиваюсь, а вы рассчитываетесь со мной в день отъезда.
      Ален молча спрятал деньги. Они сделали по глотку. Его передернуло, и Норберт улыбнулся.
      – Закажете что-нибудь другое?
      – Нет, ни в коем случае, буду привыкать…
      – Хочу вам сказать, что вы не должны были давать такие чаевые носильщикам. Слишком много!
      – О!..
      – Речь идет не о вас, мистер, а о тех, кто приедет после вас. Если они заплатят по тарифу, их обругают.
      – Больше так делать не буду,- рассмеялся Ален.- Скажите, Норберт, вы не скучаете без философии?
      – Без философии – да. Но преподавание философии это другое дело. Меня эксплуатировали и ничего не платили. Когда я работал лакеем, я получал значительно больше.
      – Вы – лакеем?!
      – Восемь лет. Это прекрасная работа. Голова всегда свободна. Пока чистишь обувь, есть время поразмышлять. У тех, кто в промышленности, коммерции или экономике, его практически нет.
      – Вы правы,- задумчиво сказал Ален.
      – Об этом я говорю и своим друзьям.
      – В агентстве?
      – Нет, в партии. Я – член коммунистической секции в Пегомасе.
      У Алена от неожиданности выпал из рук стакан.
      Мимо их столика прошли две высокие длинноногие девушки в полупрозрачных коротеньких шортах, под которыми, как показалось Алену, ничего не было. Одна из них обернулась, улыбаясь посмотрела на Алена и сделала несколько быстрых движений розовым языком. Ален покраснел. Девушки рассмеялись и пошли к выходу.
      – Поехали,- сказал Ален.
      Норберт уже стоял, держа в руках фуражку. Он пропустил Алена вперед и двинулся следом за ним.
      – Вы позволите, я уберу в машине?
      – Сейчас?- удивился Ален.
      – Каждый раз, когда я оставляю ее с открытым верхом, в нее бросают мусор.
      Они подошли к машине.
      На переднем сиденье мутными лужицами растекались три раздавленных брикета шоколадного мороженого.
      – Минутку,- сказал Норберт.
      Он достал из-под сиденья тряпку и вытер липкую жидкость.
      – Коммунисты?- с добродушной иронией спросил Ален.
      – Нет, буржуа,- тем же тоном ответил Норберт.
      – Только буржуа может загадить то, чем не может обладать. Садитесь, пожалуйста.
      Ален сел на переднее сиденье рядом с Норбертом. У того от удивления брови взметнулись вверх.
      – Мне так лучше,- заметив его недоуменный взгляд, объяснил Ален.
      Норберт положил руки на руль и нажал на стартер. Вдруг он рассмеялся, любовно похлопал по рулю и сказал:
      – Хорошая машина… Очень хорошая машина!
 

***

 
      Широко раскинув в стороны руки и ноги, она безмятежно лежала на кровати. Даже из такого положения она могла, слегка приподняв голову, увидеть через окно море.
      Солнце оставило на ее теле единственное светлое пятно в виде крошечного треугольника – точную копию ее купальных трусиков. Резким движением она встала на ноги, подошла к двум букетам роз, украшавшим ее комнату, и, чувственно изогнувшись, понюхала цветы. Кто мог их прислать? В бассейне она ни с кем не разговаривала, за исключением мальчишки, которого попросила принести «коки» со льдом и лимоном. Она прочла визитные карточки, прикрепленные к букетам: ни Луи Гольдман, ни Цезарь ди Согно ей не были знакомы. Она скомкала их, бросила в унитаз и спустила воду. Затем достала из холодильника бутылку молока и сделала большой глоток из горлышка. Все здесь приводило ее в восхищение. Она подошла к открытому окну, поднялась на кончиках пальцев и сладко потянулась. Не меняя положения, выдвинула ящик комода и извлекла оттуда странную, украшенную цветочками соломенную шляпу и длинные перчатки из черного шевро.
      Она натянула перчатки, надела шляпу и, положив ступни ног на край кровати, начала делать отжимания, мурлыкая песенку, которой ее научили двадцать один год тому назад.
 

***

 
      Через несколько минут вдали показались Канны.
      – Каким маршрутом желаете ехать? По Круазетт или Д'Антиб?
      – А в чем, собственно, разница?
      – Круазетт идет вдоль моря, д'Антиб через центр города. Отель «Мажестик» находится в конце Круазетт.
      – В таком случае, по Круазетт,- ответил Ален.
      Подъехав к развилке, Норберт свернул налево, проскочил под мостом и круто повернул направо.
      Нескончаемая вереница машин, бампер в бампер, двигались им навстречу.
      – Движение хуже, чем в Париже.
      Ален был поражен количеством хорошеньких девушек, в одиночестве сидевших за рулем малолитражек.
      – Их всегда так много?- спросил он.
      – Всегда, и днем и ночью,- ответил Норберт.
      – Где же они живут?
      – Кто их знает? Где придется. Одни спят на пляжах, другие в палаточных городках или снимают квартиру у местных жителей. В июле население в Каннах увеличивается в двадцать раз. Вы бывали в Сен-Тропезе?
      – Нет.
      – Там вообще в сто раз. Большинство приезжает без денег.
      – На что же живут?
      – Выкручиваются… Девушки за бутерброд расплачиваются тем, чем одарила их природа. Кстати, парни тоже.
      – Хотите сказать, занимаются проституцией?
      – Скажем, выживанием. Поставьте себя на их место. Следует приглашение на тридцатиметровую яхту, икра, виски, музыка и бац – в кровать… Деньги развращают всех, мистер.
 

***

 
      – Как прошло чаепитие?- спросил Гамильтон.
      – Нормально,- ответила Эмилия, бросив на него вопросительный взгляд.- Ты уходишь?
      – Спущусь в бар на пять минут. Голен хочет со мной о чем-то посоветоваться.
      – Надеюсь, ты выставишь ему счет?
      Он сухо рассмеялся.
      – Непременно и сразу же. Мне ждать вас внизу или подняться сюда?
      – Спустимся сами. Сара, что ты себе выбрала? Я не хочу, чтобы мы были одинаково одеты.
      – Белое, от Сен-Лорана.
      – Прекрасно! Я надену зеленое от Кардена.
      – Ухожу,- сказал Гамильтон.
      Он осторожно, стараясь не хлопать, закрыл за собой дверь. Сара жестом предупредила мать не шевелиться.
      Она прошла в прихожую, открыла дверь и, убедившись, что в коридоре никого нет, возвратилась в гостиную.
      – Хочу кое-что тебе показать.
      – Что?
      – Кое-что из увлечений твоего мужа.
      – Прекрати называть Гамильтона «муж». Он, кстати, твой отчим.
      – Может, мне называть его папочкой? После того, что я тебе покажу…
      Она достала из шкафа черный дипломат, спрятанный под стопкой пуловеров Гамильтона.
      – Тебя никогда не интересовало, что он в нем хранит?
      – Наверное, какие-то бумаги…
      – Да, бумаги, но специфического характера…
      Из кармана брюк она достала маленький плоский ключик.
      – Сара!- возмутилась Эмилия.- Откуда у тебя этот ключ? Ты не имеешь права!
      – Я его взяла, мама, чтобы ты узнала, с каким мужчиной ты живешь уже двенадцать лет.
      – Сара, я тебе запрещаю! Я тебе не разрешаю!
      – Посмотри только одним глазом и все поймешь!
      Она поковырялась в замке, подняла крышку и высыпала содержимое на диван: порнографические журналы.
      – А это, ты знаешь, что это такое? Увеличительное стекло! Он рассматривает эту гадость через увеличительное стекло!
      Эмилия быстро отвернулась.
      – Сара, я приказываю тебе закрыть этот чемодан. Я возмущена твоим бестактным поступком. Гамильтон – мой муж, но я никогда не позволяла себе рыться в его вещах.
      – Дело твое. Закрой на это глаза. Но теперь ты знаешь, с каким сатиром ты живешь!
      – Не вмешивайся в мои дела!- крикнула Эмилия, побагровев от злости.
      – Я хотела тебя только предупредить!- ответила Сара.
      Она сунула ключ в карман и исчезла в своей комнате. Эмилия стояла оцепенев, дрожа от гнева и внутреннего бессилия. На этот раз Сара перешла все границы. Никто в мире не имеет права рыться в личных вещах мужчины, кроме собственной жены… Из шкатулки, в которой хранились ее драгоценности, она достала маленький плоский ключик и открыла дипломат. В течение их многолетней супружеской жизни Эмилия проделывала это много раз. Коллекция Гамильтона регулярно пополнялась новыми экземплярами.
      Сжав губы, жадно, широко раскрыв глаза, она рассматривала влагалища, разрываемые непомерно большими мужскими членами. В жизни только у двух мужчин она видела нечто подобное: у Фрэнка Бурже и Гамильтона Прэнс-Линча, ее двух мужей.
 

***

 
      Попав в невероятную пробку, «роллс» тащился черепашьим шагом. «Въезжаем в Канны»,- подумал Ален.
      – Это – Круазетт?- спросил он.
      – Нет, дальше… Надо повернуть еще направо.
      Впереди Ален заметил здание, построенное в стиле рококо. Окруженное пальмами, оно имело импозантный вид.
      – Что это?
      – Летнее казино «Палм-Бич».
      Его мгновенно охватило беспокойство. Уже сегодня вечером он должен попытаться провести за этими стенами операцию с чеком на пятьсот тысяч долларов. Из Нью-Йорка, да еще после вкусного ужина, эта задача казалась ему вполне выполнимой. Она представлялась продолжением мечты, когда думаешь, что уже действуешь. Но оказавшись на месте, в реальной обстановке, он с ужасом подумал, как ему получить этот огромный кредит. Он возненавидел Баннистера.
      – До отеля еще далеко?
      – Круазетт начинается здесь, а отель находится на другом конце. «Мажестик», «Палм-Бич» – это одни и те же хозяева, та же политика – ощипать беззащитных миллионеров.
      – Вы против?- сдерживая улыбку, спросил Ален.
      Норберт бросил на него удивленный взгляд.
      – Так делают все! И я первый в этом списке.
      – А ваши политические убеждения?- подзадоривал его Ален.
      Норберт улыбнулся, и глаза его сузились.
      – Я набит противоречиями по самую крышу…- Он едва увернулся от мальчишки, который чуть не попал под машину, и добавил:- Только за них я беру ответственность на себя.- Он замолчал. Затем, указав на гигантское здание, стоявшее по правой стороне, произнес:- Отель «Карлтон».
      Он свернул в узенькую улочку, проехал вдоль западного фасада здания, еще раз повернул налево и затормозил у тротуара.
      – «Мажестик?»- удивленно спросил Ален.
      Норберт отрицательно покачал головой.
      – Мистер, я хотел бы попросить вас об одолжении… Я дорожу своим местом и вынужден следовать правилам фирмы. Позвольте мне надеть фуражку и будьте любезны пересесть на заднее сиденье.
      – Почему? Какое это имеет значение?
      – Так положено,- ответил Норберт.- Обитатели «Мажестик» должны суметь определить, кто из нас – шофер, а кто – пассажир.
      – О'кей!- согласился Ален.- А я-то думал, что вы способны отвечать за свои противоречия.
      – Сожалею, мистер! Но речь идет не о моих или ваших противоречиях, а о символике системы, которая требует моментального определения, кто есть кто.
      – Повторите это еще раз, но помедленнее,- попросил Ален, обхватив голову руками.
      Когда он пересел на заднее сиденье, Норберт с серьезным видом надел свою фуражку и машина двинулась вперёд.
 

***

 
      Всякий раз останавливаясь в «Мажестик», Джон-Джон Ньютон, кроме люкса на шестом этаже, постоянно снимал еще один номер на втором. Спальня в нем предназначалась для представительниц прекрасного пола, гостиная – для деловых встреч с мужчинами. Случалось, что «соседи» проявляли интерес друг к другу, и все развивалось предварительно разработанному сценарию.
      В зависимости от значимости присутствующего у него гостя, Джон-Джон подстраивал так, что в какой-то момент из-за двери спальни выглядывала прелестная женская головка. Разыграв смущение, он представлял девушку и через несколько минут, под предлогом срочного телефонного разговора, исчезал из номера. Когда через полчаса он возвращался обратно, принося извинения за долгое отсутствие, он с первого взгляда определял результат своего маневра. В трех случаях из четырех девушка, предварительно заказанная за бешеные деньги в соответствующем агентстве, оказывалась «соблазненной» его гостем, который от сознания, что ему удалось трахнуть подружку такого влиятельного и обаятельного мужчины, как Джон-Джон Ньютон, чувствовал себя на вершине блаженства. Впоследствии, при решении деловых вопросов, он бессознательно становился более уступчивым.
      Суммы сделок, проводимых Джон-Джоном, исчислялись многими миллионами долларов, и поэтому ничтожная доля процента за посреднические услуги могла равняться целому состоянию. Ньютон запросто общался с израильскими генералами, министром иностранных дел Саудовской Аравии, партийными руководителями китайского народа и со всеми остальными, кто прибегал к помощи его фирмы в случае необходимости экипировать будь то регулярную армию или банду наемников его изощренным электронным оборудованием.
      В дверь кто-то постучал. Джон-Джон нажал на ручку двери и широко распахнул ее. Небольшого роста мужчина в безукоризненном черном блейзере протягивал ему руку. Джон-Джон схватил ее и горячо пожал.
      – Входите, дорогой друг, прошу… Желаете выпить?
      – Нет, спасибо. Я на минутку. Приглашен на коктейль.
      Ньютон улыбнулся.
      – Гольдман?
      – Вы знакомы с ним?
      – Немного… Но достаточно, чтобы он помнил меня всю жизнь.
      – Женщина?
      – Хуже! Во Флориде я обыграл его в гольф.
      – Большая была ставка?
      – Если не брать в расчет его тщеславие – никакая. Партия обошлась ему в два миллиона долларов.
      – Расскажите мне…
      – Не сегодня, но в один из ближайших дней расскажу во всех подробностях.
      Неожиданно вся доброжелательность и радушие исчезли с лица Джон-Джона.
      – Какие новости? Чем порадуете?
      Гамильтон Прэнс-Линч спокойным голосом сказал:
      – Все идет как нельзя лучше. Мне кажется – дело в шляпе.
 

***

 
      Пока Ален возился с дверцей, к машине подбежал носильщик в униформе и распахнул ее. В Ницце Алена встречали улыбки и розы, в Каннах – смех, природу которого он еще не успел уловить.
      К нему подошел огромного роста рыжий детина в форме адмирала флота.
      – Не примете ли участие в коктейле, мистер,- спросил он.- Сегодня в «Мажестик» праздник – присуждается премия.
      Ален поблагодарил его кивком головы, не зная, как вести себя в этой ситуации. Его выручил грум, выросший как из-под земли.
      – Мистер, если позволите, я провожу вас в службу регистрации.
      Ален облегченно вздохнул и последовал за ним. В это время носильщики с помощью Норберта, под бдительным присмотром адмирала, доставали из багажника «роллса» дорогостоящие чемоданы.
      Адмирала звали Серж. Уже четверть века он встречал прибывающих в «Мажестик» гостей. Чего он только не насмотрелся за это время! Наклонившись к племяннику, двадцатилетнему парню, которому собирался передать премудрости своей профессии, он говорил:
      – Никогда не суди о человеке по автомобилю. Это еще ни о чем не говорит. Главное – манеры. Непринужденно-естественные… Даже в машине из чистого золота безродный остается безродным.
      Внимая с открытым ртом, парень с благоговением смотрел на своего мудрого учителя.
      – А этот, который только что приехал? Безродный?
      – Не обязательно. Но… Первое: машина взята напрокат. Второе: слишком новые чемоданы. Третье: костюм куплен в магазине. Четвертое: он не знает, что делать с руками. Обязательно обращай внимание на руки! Если они им мешают, они ищут чем занять их, значит, эти люди больше привыкли к кемпингам, чем к дворцам. Как дела, Норберт?
      – Привет, Серж!
      – Слушай, Норберт, я говорил своему племяннику…
      – Кто этот тип?
      – Пайп. Ален Пайп.
      – Новичок на побережье? Чем торгует?
      – Не знаю. Американец…
      Серж повернулся к молодому Антуану Безару.
      – Ты понял?
      Неожиданно он бросился навстречу молодому человеку, который шел в окружении десятка мужчин и женщин, и подобострастно поприветствовал его, сняв фуражку.
      – Ваше высочество…
      Затем он возвратился к Норберту и племяннику.
      – Принц Али, племянник Фейсала. Сегодня утром прилетел из Лондона. Ищет виллу… Агенты по недвижимости готовы перегрызть друг другу горло.
      Антуан Безар задержал взгляд на линялой рубашке, обшарпанных внизу джинсах и старых сандалиях принца и сказал:
      – Похож на безработного.
      Серж снисходительно похлопал его по плечу.
      – Ты забываешь одну деталь, малыш… Класс! Высочайший класс! Посмотри, как он себя держит!

      Двери лифта распахнулись на площадке седьмого этажа. Служащий из регистрации, одетый во все черное, посторонился, пропуская вперед Алена, а затем быстро обогнал его, направляясь к 751-му номеру. Повертев «вездеходом» в замочной скважине, он открыл дверь.
      – Входите, пожалуйста…
      Прихожая была погружена в полумрак. Служащий, проходя в глубь номера, нажал по пути выключатели, и повсюду загорелся свет. Ален подошел к огромному окну и посмотрел на небо: в вечернем небе летали чайки.
      – Балкон…
      Ален сделал несколько шагов и вышел на свежий воздух. Пейзаж, открывшийся перед ним, привел его в восторг: справа, на западе, в золотом мареве опускалось за горизонт солнце. Прямо перед собой он видел порт, куда со всех сторон скользили белокрылые парусники.
      Когда он возвратился в гостиную, его сопровождающего уже не было. На столе стоял великолепный букет роз. Ален зарылся в него лицом и вдохнул тонкий аромат.
      Затем он сбросил туфли, снял рубашку и только успел выбраться из брюк, как в дверь постучали.
      Ален быстро прошел в ванную, набросил на себя халат и открыл дверь.
      – Ваш багаж, мистер. Вам прислать горничную, чтобы разобрать его?
      – Нет, спасибо. Минутку…
      Он достал из кармана французские деньги, попытался перевести их в доллары, но это ему не удавалось. Носильщик с фальшивым интересом рассматривал висевшую на стене гравюру. Ален взял две бумажки по сто франков, но вспомнил наставления Норберта, и протянул носильщику одну ассигнацию.
 

***

 
      Цезарь обнял Хакетта за плечи и отвел в сторону.
      – Наша встреча – это удивительное стечение обстоятельств. Не далее как неделю тому назад, в Лондоне, во время совещания нашего международного комитета, вы были названы в числе пяти лиц как наиболее энергичный Руководитель самой динамичной фирмы Соединенных Штатов. Могу ли я задать вам один нескромный вопрос, Уточнив, что вы совсем не обязаны на него отвечать. В какой цифре выражается годовой доход фирмы «Хакетт»? Не торопитесь отвечать, я назову сам, а вы меня поправите, если ошибусь. По моим предположениям – пятьсот миллионов долларов.
      – Совершенно верно,- напыжившись, ответил Арнольд.
      Цезарь смотрел на него с неподдельным восхищением.
      – Какой успех! В чем ваш секрет, мистер Хакетт?
      Арнольд на некоторое время задумался, чтобы точнее сформулировать ответ. Наконец он сказал:
      – Энтузиазм, твердость руководства, фантазия, риск…
      – Великолепно!.. В прошлом году лауреатом нашей премии стала фирма «Мерседес». Не согласились бы вы стать следующим обладателем нашей премии?
      – А почему бы нет?
      Цезарю стоило немалых усилий сдержать свои эмоции и не потереть руку об руку: старый шимпанзе попался на крючок!
      – Правда, я должен сообщить об этом административному совету.
      – Само собой разумеется! Вы знаете, как я вижу процедуру церемонии?.. Во-первых: место… Необыкновенное, теплое, удаленное… Акапулько!.. Два «Боинга-747» доставляют гостей со всех уголков планеты: Лондона, Мюнхена, Парижа…
      Главное, не дать ему сейчас задуматься: ошеломить, закружить, увлечь…
      – Когда вы будете свободны, мистер Хакетт?
      – Ваша премия присуждается раз в год?
      – Арнольд?..
      – Виктория… Хочу представить тебе Цезаря ди Согно.
      – Миссис Хакетт, моя жена.
      Цезарь сложился вдвое к протянутой руке, оценивая стоимость бриллианта, который Виктория носила на среднем пальце. Ее появление оказалось очень кстати, оно спасло Цезаря от затруднительного ответа. Ему неловко было признаться Хакетту, что число вручаемых премии зависело от количества простаков, готовых ее проглотить! Он горячо потряс руку Арнольду.
      – Надеюсь, мы продолжим наш разговор во время обеда. Где вы будете завтра?
      Хакетт посмотрел на Викторию.
      – В «Палм-Бич».
      – Прекрасно! Вы мои гости.
 

***

 
      – Ален, где ты? Ты уже на месте, Ален?
      Взволнованный голосом друга, Ален представлял себе Баннистера за тысячи километров, в маленьком душном кабинете, где они провели много лет, мечтая совсем о других вещах…
      – Слушай меня, Сэмми, слушай…
      – Откуда ты звонишь?
      – Из Канн… Ты слышишь меня?
      – Я тебя слышу.
      – Сэмми, я его видел!
      – Кого?
      – Хакетта.
      – Хакетта? Правда?
      – Минуту назад! В коридоре, в красном блейзере.
      – В красном блейзере? Ты уверен, что это он?
      – Ты смеешься надо мной? Ладно, что мне сейчас делать?
      – Наблюдай.
      – Что я должен наблюдать? Ты думаешь, я буду наблюдать десять лет?
      – Спокойно… Спокойно… Который у тебя там час?
      – Почти девять вечера.
      – Хорошо. Первое – это казино. Понимаешь, о чем я говорю?
      – Да… да…
      – Ты обменяешь! Прежде всего ты должен обменять! Договорились?
      – Дальше?
      – Послушай, Ален!.. Благодари Бога… Обстановка здесь заразная: сейчас два часа дня, увольнения продолжаются, невероятная жара, с меня льет пот ручьем… Я тебе не жалуюсь! Меняй! Ты меня слышишь?
      – Поем и пойду туда.
      – Потом поешь…
      – Я еще не ел, как улетел из Нью-Йорка. Ты обедал сегодня?
      – Хорошо… хорошо… Как там?
      – Что?
      – Все. Вообще?..
      Ален окинул взглядом свои шикарные апартаменты, но не нашёл слов, которые точно передали бы его ощущения.
      – Все по-другому,- сказал он.- Совсем не так, как в Нью-Йорке.
      – Ты удивляешь меня, хитрая голова,- сказал Баннистер. – Получше, пожалуй, чем та крысиная нора, в которой я задыхаюсь!
      – Ты говорил с Кристель?
      – Девочки есть?
      – Я тебя спрашиваю, говорил ли ты с Кристель?
      – Да, да, сегодня буду говорить. Девочки есть?
      – Полно. И все «в чем мать родила»
      – Вонючий обманщик!
      – Честное слово. У тебя лопнули бы глаза…
      – Сейчас придет Пэтси. Заканчиваем… Э! Ален?
      – Да.
      – Смотри без глупостей!
      – Что ты имеешь в виду?
      На несколько секунд Баннистер замолчал.
      – Ничего. Без глупостей, и все!
      – Не понимаю.
      – Не забывай, для чего ты там… Береги нервы…
      – Постараюсь.
      – Завтра я тебе позвоню в это же время. В конце концов не за свои же, фирма не обнищает.
      – Что еще?
      – Черт!..
      Связь прервалась. Ален улыбнулся. Ему было приятно услышать голос Самуэля. И вдруг он почувствовал, что умирает с голода. Он позвонил в ресторан и вызвал официанта.
      – Будьте любезны, меню.
      – Пожалуйста, мистер. Желаете сделать заказ на сейчас? Мясо? Рыбу?
      Ален пробежал глазами список блюд и выбрал салат из креветок и королевскую дораду на вертеле.
      – Вот список вин, пожалуйста.
      Ален отодвинул его в сторону.
      – Полагаюсь на ваш вкус.
      – Возьмите «Саран», это превосходное шампанское.
      – Согласен,- сказал Ален.
      – Будете обедать на балконе?
      – Да. И принесите виски.
      – В гостиной у вас есть бар, мистер.
      Официант удалился. Ален снял халат, прошел в ванную и на полную мощность открыл кран душа. В баре он взял стакан и бутылку виски. Держа стакан в руке, он стал под холодный поток, наблюдая, как струйки воды попадают в стакан, и чувствуя, как холодная вода смывает с него усталость и напряжение.
      Он вытерся, открыл один из чемоданов, достал рубашку и брюки. Затем снова вышел на балкон. Внизу, рядом со своим «роллсом», он увидел еще три такие же модели с откидным верхом.
      Все столики в баре, расположившемся на террасе, как и в ресторане, по правую сторону, были заняты. Вода в бассейне подсвечивалась изнутри, но люди, еще час назад сновавшие вокруг него, исчезли. Он налил себе еще виски и сел в шезлонг. Перед ним открывался фасад отеля, большинство окон которого были освещены. Не собираясь этого делать, он неожиданно вторгся в интимную жизнь обитателей дома, которые забыли задернуть шторы. Но это, казалось, смущало их меньше всего. Ален с любопытством переводил взгляд с одного окна на другое: было время, когда жильцы облачались в вечерние туалеты.
      Совсем обнаженная молодая девушка помогала другой застегнуть платье. Двумя этажами ниже мужчина массировал плечи женщине, сидевшей в кресле, вся одежда которой состояла из одного черного бюстгальтера. Налево пожилая дама вышла из ванной с перекинутым через плечо полотенцем. Ален быстро отвел глаза и посмотрел на звездное небо.
      Послышалось легкое царапанье в дверь. Она открылась, и появился официант, толкая перед собой столик на колесиках. Все блюда были накрыты серебряными крышками. Предусмотрено было все, даже букет роз.
      – Попробуете вино, мистер?
      Ален взял протянутый бокал, поднес ко рту. Вино было холодное и вкусное. Он поднял крышку, вдохнул аромат королевской дорады, затем опустил палец в соус и облизал его. На всякий случай он протянул официанту стофранковую бумажку. Тот схватил ее и с невероятной быстротой спрятал в карман.
      – Благодарю, мистер.
      – Эти чаевые… сколько составят в долларах?
      – Около 23 долларов, мистер.
      – Прекрасно…- пробормотал Ален.
      За двадцать три доллара они с Баннистером купили бы себе в Нью-Йорке по паре рубашек.

      – Может, задернуть шторы?- спросил Арнольд Хакетт.
      – Зачем?- безразличным голосом спросила Марина.
      Она лежала на кровати в купальных трусиках.
      – Вас могут увидеть из других окон.
      – Всего делов? Вы же меня видите!
      Арнольд откашлялся. Он не решался сказать ей, что, оплатив ее путешествие в Европу, рассчитывал иметь на нее исключительное право. Ничего подобного сказать Марине он не мог. Он была с другой планеты, где язык Хакетта, его доводы, логика ровным счетом ничего не значили. Она без особых восторгов согласилась приехать сюда, и Арнольд, сам не зная почему, почувствовал, что не сможет приручить ее.
      – Марина, вы довольны?
      – Пфф…
      Она посмотрела ему прямо в глаза, и, как обычно, его охватило смутное беспокойство. Его партнерши должны были поддерживать его, направлять, вселять уверенность… Время, когда он с радостью бросался на любое существо в юбке, безвозвратно ушло. Сейчас ему нужна была ее помощь, инициатива, как это бывало с Пэппи. Но Марина была непробиваема, как бетонная стена. Ее глаза обескураживали его: он ничего не мог в них прочесть.
      Скрывая смущение, он направился к окну и резким движением задернул шторы. Он находил пикантным, что поселил Марину в том же отеле, где остановился вместе с женой.
      – Как жаль, что сегодня вечером я не могу вас взять с собой в казино… я хочу сказать, официально.
      Марина перевернулась на живот.
      – Какое это имеет значение?
      – Мне было бы приятно. Чем вы займетесь сегодня вечером?
      – Не знаю.
      – Где ужинаете?
      – Еще не решила.
      Он осторожно присел рядом с ней на край кровати и бросил взгляд на букет роз, стоявших на столе в вазе, но не осмелился спросить, от кого они. Он протянул руку и провел пальцами по ее ягодицам. Она резко повернула голову. Их глаза встретились лишь на мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы он поспешно встал.
      – Я буду на сегодняшнем коктейле…
      Марина редко проявляла интерес к тому, что он говорил, поэтому ему не всегда удавалось закончить фразу.
      – Будут вручать премию Луи Гольдману, продюсеру. Вы знаете его?
      – Нет.
      – Известный человек. Он предложил мне участвовать в финансировании его следующего фильма. Вас интересует кино?
      – Нет.
      – Я мог бы сделать из вас кинозвезду.
      Он с отчаянием думал, что бы еще сказать. Когда он разговаривал с Пэппи, та проявляла живой интерес, и он мог часами рассказывать, уверенный, что будет понят и им будут восхищаться. Но здесь…
      – Может, вы придете в казино… попозже?
      Никакого ответа.
      – Завтра пойдете на пляж?
      Ее «да», едва слышно произнесенное, он воспринял как дорогую награду.
      – На «Бич?»
      – Не знаю.
      – Могу я прийти к вам завтра?
      – Пфф…
      – Эй! Марина, Марина… У меня столько планов относительно вас!
      Она встала, потянулась, достала из шкафа соломенную шляпу и перчатки из шевро. Помогая себе движениями бедер, она стянула с себя трусики и бросила их на кровать. Поняв это как приглашение, он протянул руку к ней и шагнул ей навстречу. Ее взгляд остановил его.
      – Сейчас я буду делать отжимания.
      – Марина, у меня есть идея!.. Сегодня вечером, поздно… ночью… я могу прийти к вам.
      – Не хочу.
      – Не хотите? Почему?
      – Я буду не одна.
      – Как не одна? С кем?
      – С первым, кто мне понравится. Жить без мужчины – опасно для здоровья. Время от времени мне необходимо потрахаться.
 

***

 
      В разгар сезона в подземном гараже «Мажестик» находилось до двадцати «роллсов», не говоря уже о «феррари», «мазаретти», «порше», «кадиллаках», «ягуарах»… Но Серж никогда в жизни не видел стоящих рядом перед отелем трех одинакового белого цвета «роллс-ройсов». Это его развеселило.
      – Эй, парни, что вы рвете глотки?
      Шоферы смеялись. Серж подошел и представил их друг другу.
      – Норберт, это Ричард. Работает у Хакетта.
      – Очень приятно,- сказал Ричард, протягивая Норберту руку.
      – Это – Анджело, шофер Гамильтона Прэнс-Линча. Прэнс-Линч – это банк «Бурже». Ты знаешь?
      – Смотри-ка,- сказал Норберт,- мой хозяин, получается, – один из ваших клиентов?
      – Как его фамилия?- поинтересовался Анджело.
      – Пайп. Ален Пайп. Он расплатился с моим агентством чеком вашего банка «Бурже», в Нью-Йорке.
      – Вполне возможно. Ты работаешь по лицензии?
      – Для этого не хватает средств,- ответил Норберт.
      – Зарабатываю меньше, но меньше и неприятностей.
      – Надеюсь, твой хозяин не такой жмот, как мой? Моего трясет, если нужно заменить колесо. А бензин!- пожаловался Ричард удрученным голосом.
      – Да, это гадко,- согласился Серж.
      – Внимание!- сказал Анджело и бросился к машине, чтобы открыть дверцу Эмилии и Гамильтону Прэнс-Линчу. За ними следовала их наследница Сара Бурже.
      – Добрый вечер!- поздоровался Серж, сделав широкий жест рукой, в которой была зажата фуражка.
      Следом появился Ален Пайп. Он сел в «роллс», и Норберт проскользнул за руль.
      Серж повернулся к Ричарду.
      – Давай заключим пари! Пусть мне отрубят руку, если завтра же Эмилия не даст команду перекрасить машину в другой цвет.
      – Анджело, кто этот молодой человек, который только что сел в белый «роллс»?- спросила Эмилия у шофера.
      – Американец, миссис. Его фамилия Ален Пайп. Возможно, мистер его знает. Мне сейчас сказали, что он клиент банка «Бурже» в Нью-Йорке.
      Гамильтон вздрогнул, но промолчал. Слова шофера он запомнил.
 

***

 
      Когда Ален сел рядом, Норберт почувствовал, что тот в плохом расположении духа. Несмотря на его настойчивую просьбу, Норберт отказался снять фуражку.
      – Меня здесь все знают. Любой недоброжелатель может сообщить в агентство, что в рабочее время я был одет не по форме, а это серьезное профессиональное упущение.
      «Роллс» медленно двигался в потоке машин по Круазетт. Когда впереди засверкал неоном «Палм-Бич», движение внезапно остановилось.
      – Авария?
      – Нет, мистер. Все направляются туда же, куда и мы. Отгонщиков машин человек пять-шесть, поэтому образовалась очередь.
      Ален заметил, что все стараются остановиться точно напротив входа в казино. Норберт затормозил. Втянув голову в плечи, Ален быстрым шагом прошел к дверям, стараясь не видеть любопытных взглядов, направленных на него, и не слышать полунасмешливых, полузавистливых реплик в свой адрес. Излишнее внимание к своей персоне раздражало его. Он почти бегом пересек центральный холл, свернул налево и подошел к регистрационному столику, рядом с которым стояли несколько служащих в коричневой униформе.
      – Вы впервые здесь, мистер?
      – Да.
      – Будьте любезны, ваше удостоверение личности.
      Ален достал из кармана паспорт. Служащий записал его данные в журнал.
      – Благодарю вас. Приятного вечера, мистер.
      Физиономист бросил на него пронзительный взгляд.
      Ален вошел в зал.
      Все игральные столы были окружены тройным кольцом зрителей… В зале стоял устойчивый приглушенный шум, нарушаемый легкими вскриками, звоном жетонов и голосами крупье. Ален сглотнул слюну, глубоко вдохнул и направился к кассе с тем же чувством рвущегося на части сердца, как это было в Нью-Йорке во время посещения им банков. Он подождал, пока двое мужчин обменяли жетоны, и оказался лицом к лицу с человеком в униформе.
      – Мне нужно обменять чек.
      – Какой банк, мистер?
      – «Бурже», в Нью-Йорке.
      – Будьте любезны, ваши документы.
      Ален достал из кармана паспорт. Почувствовав чье-то присутствие слева от себя, он обернулся и испытал двоиной шок: от аромата духов и невероятно глубокого цвета фиолетовых глаз.
      – Не могу ли я посмотреть вашу чековую книжку, мистер?
      У женщины были высокие скулы, на которые ниспадали завитки волос, и совершенной формы нос. Прекрасно сшитое платье черного цвета с довольно скромным вырезом на груди великолепным образом подчеркивало ее безукоризненную фигуру. Брошь с огромным бриллиан-том была единственным на ней украшением.
      – Мистер, пожалуйста, вашу чековую книжку,- повторил Джованни Ферреро.
      – Извините…- пробормотал Ален, отводя взгляд от прелестной незнакомки.
      Он положил чековую книжку на стол и снова посмотрел на женщину, восхищаясь ее красотой и манерой себя держать.
      Если бы она была актрисой, он непременно бы узнал её, но она ею не была.
      – На какую сумму чек, мистер?
      Казалось, что она не замечала присутствия Алена.
      – Мистер?
      – Извините…
      – Прошу вас назвать сумму,- повторил кассир.
      – Пятьсот тысяч,- выдохнул Ален.
      Бледное лицо Ферреро задрожало.
      – Во французских франках, конечно,- уточнил Ален.- Сколько это составит?
      Ферреро быстро подсчитал в уме.
      – Два миллиона сто пятьдесят тысяч франков. Я вас попрошу подождать. Коллар! Замените меня, я отойду на секунду.
      Он взял чековую книжку, паспорт Алена и отошел в сторону.
      – Джованни!- обратилась к нему незнакомка.- Ты мне нужен.
      – Коллар, обслужите мисс Фишлер.
      – Нет, ты, Джованни.
      Ее голос был низкий, хриплый и чувственный. Неожиданно ее лицо преобразилось: она улыбалась Ферреро, словно он был бог.
      – Хорошо,- сказал Ферреро,- я буду к вашим услугам через секунду. – Он открыл дверь, находившуюся в глубине комнаты, и исчез за ней.
      – Самый уважаемый человек в «Палм-Бич»,- сказала Надя, поднося ко рту сигарету.
      Не смея подумать, что фраза имеет отношение к нему, Ален посмотрел вокруг – они были одни. Он поспешно достал зажигалку и поднес ей огонь. Она глубоко затянулась, затем выдохнула дым и своими фиолетовыми глазами уставилась в глаза Алена. На ее лице появилась ироническая улыбка.
      – Это не потому, что он соблазнительный, а потому, что распределяет «кашку».
      Не в силах произнести хоть слово, Ален согласно закивал головой и, нервничая, прикурил сигарету.
      – Американец?
      – Да.
      – В отпуске?
      – Да.
      – Мадам Фишлер,- вмешался Коллар,- чем могу быть вам полезен?
      – Мне нужно десять тысяч.
      Она рассмеялась и повернулась к Алену.
      – За последние несколько сезонов я оставила здесь столько, что могла бы десять раз купить эту лавочку.
      – Вы проиграли?
      Она неопределенно повела плечами.
      – Приходит… уходит… Плохое начало вечера. А у вас?
      – Я пришел,- сказал Ален.
      – Уже?
      – Сегодня в первый раз.
      – Вам повезло.
      – Мистер Пайп!..
      Джованни Ферреро снова сидел на своем месте.
      – Перед тем как вам выдадут требуемую сумму, необходимо выполнить некоторые формальности. Будьте любезны, пройдите в бар. Угощение за счет фирмы. Сейчас вас проводят.
      Не успел Ален ответить, как Ферреро щелкнул пальцами, и рядом с ним, как в сказке, возник молодой лакей.
      – Проводите мистера Пайпа в бар.
      Преодолевая застенчивость, Ален решил взять мяч в броске.
      – Могу ли я вас пригласить?- спросил он у Нади Фишлер.
      – Никогда не пью во время игры, спасибо.
      Ален сделал полупоклон.
      – Возможно, позже?
      – Возможно…
      Не скрывая сожаления, Ален повернулся и последовал за грумом. Все свое внимание Надя направила на кассира.
      – Джованни, кто этот красавчик, набитый бабками?
      Ферреро пожал плечами.
      – Сколько ты хочешь?
      – Десять,- беззаботным тоном бросила она.
      – Десять? Будь серьезней, Надя. Джим Хоуден установил для тебя потолок – пять, в сумме это составит двадцать.
      – Ну и что? Это твои деньги?
      – К счастью, нет. Но я не могу сам себе отрубить руку.
      В «Бич» Джованни Ферреро был последней стеной, выступающей перед обезумевшими игроками. Надя и он уже долгие годы вели друг с другом борьбу: каждый своим оружием. Он: категорический отказ, просчитанный риск… Она: обаяние, фальшивый гнев, распущенность…
      – Джованни, что за гадство?
      – Тебе показать, сколько ты нам должна?
      – Через час я все возвращу. Ну же, давай…
      – Нет и нет!
      – Джованни!
      Ее фиолетовые глаза стали детскими и умоляющими – этакая молоденькая беззащитная девственница.
      – Хозяин спустит с меня шкуру.
      – Поторопись! Я чувствую, что мне сегодня повезет!
      Он пожал плечами, нацарапал на розовом листе бумаги цифру и выложил на стол пять толстых жетонов.
      – Подпиши.
      – Сколько?
      – Пять. И скажи спасибо на этом…
      Надя быстро смахнула фишки в сумочку, подписала квитанцию, отошла на три метра от стола и, повернувшись, произнесла монаршьим тоном: -Жмот!
 

***

 
      Джим Хоуден доводил до изнеможения игроков, которые осаждали его в надежде получить дополнительный кредит. Он приблизительно знал финансовые возможности каждого из них и предел, который он не должен был преступать, чтобы не разорить казино. Джованни имел на этот счет строгое указание, и все попытки клиентов добиться его расположения разбивались о его каменно-неприступное лицо.
      В неудачные дни постоянные клиенты поджидали Ферреро за дверью в надежде выклянчить несколько тысяч для продолжения игры. Надя Фишлер не принадлежала к этой категории, но ежедневно трепала Хоудену нервы. Ее страсть к игре и международная известность делали из нее желанную приманку для посетителей. Проиграв здесь фантастические суммы, она рассматривала казино как собственный банк. Хоуден вынужден был ежедневно решать эту проблему. Не торопясь и деликатно… Он не хотел терять ни Надю, ни те деньги, которые она добывала своими любовными приключениями и которые в противном случае пополнили бы кассы игорных домов Монте-Карло. Главной его задачей было следить, чтобы она не наделала больших долгов. Он наставлял Ферреро:
      – Она попросит у тебя десять тысяч. Будь осторожен! Дай пять.
      – Что делать, если она проиграет?
      – Зайдешь ко мне.
      Он внимательно посмотрел паспорт и чековую книжку, которые передал ему Ферреро.
      Кто он такой, этот незнакомец, так непринужденно запросивший пятьсот тысяч долларов? Он попросил телефонистку соединить его с Нью-Йорком. Полночь в Каннах – это пять часов вечера в Нью-Йорке. Банки закрываются для клиентов в пять часов, но персонал продолжает еще работать два часа.
      – Банк «Бурже»?.. Будьте любезны, Абеля Фишмейера. Джим Хоуден… Абель!.. Как дела? Джим! Да, да, великолепно!.. Температура воды двадцать пять градусов.
      – Чего же вы ждете? Мне тоже хотелось бы… Да… да…
      – Абель, мои друзья, агенты по продаже недвижимости, нуждаются в конфиденциальной информации. Их интересует платежеспособность одного из ваших клиентов…
      – Пайп. Ален Пайп.
      Хоуден налил себе в большой стакан виски «Черный Джонни». Он знал, что банкиры ужасно боятся, что их клиенты играют в казино, поэтому-то он и соврал Фишмейеру.
      – Да, Абель, слушаю вас. А! Хорошо… Отлично! Они хотели бы только узнать, с кем имеют дело. Да… да… Рутина… Абель, речь идет все-таки о большой сумме… Полмиллиона долларов…
      Он буквально прилип ухом к трубке.
      – Правда? Приятно это слышать! Спасибо, Абель, спасибо! Тем лучше! Я передам своим друзьям… И не забудьте, Абель, убегайте… Жить осталось не так уж много. Надо всем пользоваться не откладывая! Да… да… До скорой встречи! Жду вас! Спасибо!
      Он положил трубку. Затем нажал на кнопку внутренней связи:
      – Ферреро… Что касается вашего парня, Алена Пайпа, у него полный порядок. Кредит разрешаю.

      В течение четверти часа Надя Фишлер давала представление театра одного актера. Стол, за который она села играть в рулетку, осаждался со всех сторон желающими стать свидетелями ее непрекращавшегося выигрыша. Интуитивно варьируя, постоянно играя 7 или 9, она не проиграла ни одной ставки с момента вступления в игру.
      – Ставки сделаны,- объявил крупье.
      Зажав шарик из слоновой кости между большим и указательным пальцами правой руки, он запустил рулетку левой. Шарик запрыгал в обратном направлении движения механизма. Двести пар глаз завороженно следили за его траекторией. Когда движение шарика сместилось в сторону крылышек цилиндра, Надя выкрикнула:
      – Конечная девятка и все на двадцать девять!
      Большинство игроков с патологическим терпением ждали последней секунды, чтобы объявить выбранные номера. Вдруг разом зазвучали голоса, отдавая приказы крупье, и те с профессиональным артистизмом автоматически разбрасывали фишки по столу.
      – Ставки сделаны,- сказал крупье.
      На магическую поверхность стола, освещенную лампами-прожекторами, мгновенно упала тишина. Шарик еще несколько раз подпрыгнул на медных перегородках, перескакивая с номера на номер, на мгновение замер между 7 и 18 и наконец улегся в лунку с двумя цифрами.
      – Двадцать девять,- объявил крупье.
      Легкий ропот прошел среди зрителей. Надя выиграла снова. Гребки крупье, как хищные птицы, налетели на сукно стола, убирая проигранные ставки. Даже на тех, кто не принимал участия в игре, сила волшебства происходящего действовала ошеломляюще: громадные суммы в мгновение ока переходили из рук в руки. Такое мгновенное обогащение в жизни требовало времени, капиталовложений, хороших мозгов, лишений и особенно терпения. В игре все было гораздо проще.
      С того места, где он находился, Ален жадно всматриался в лицо Нади, которое на три четверти заслоняли готовы зрителей.
      Ее губы и глаза выражали жадное нетерпение и напряженность. Что-то такое, что напоминало приближение оргазма… Он хотел ее с такой силой, как, возможно, никогда в жизни не хотел женщину.
      На столе остались лежать жетоны, принадлежащие Наде. Медленным движением крупье, с помощью гребка, стал подвигать в сторону Нади впечатляющую стопку толстых жетонов.
      – Триста четыре тысячи пятьсот франков,- прошептала худосочная блондинка стоявшему рядом с ней мужчине.- Мне никогда так не везло.
      Надя зажала в губах сигарету. Десяток зажигалок вспыхнули одновременно. Она прикурила, не сводя своих фиолетовых глаз с жетонов, которые, подталкиваемые крупье, приближались к ней.
      – Делайте ставки,- предложил крупье.- Господа, делайте ставки!
      И снова над столом запорхали жетоны.
      – Ставки сделаны!- сказал крупье и запустил рулетку. Надя сидела прямо, положив ладони на край стола.
      Ален не сводил с нее глаз и с удивлением отметил, что весь свой предыдущий выигрыш она снова поставила на 29. Между тем шарик танцевал свой ритуальный танец. Пальцы Надиных рук слегка подрагивали.
      Ален хотел, чтобы она выиграла еще раз. И как эхо своим мыслям он услышал:
      – Двадцать девять.
      Толпа возбужденно загудела. Игроки, сидевшие за другими столами, повскакивали со своих мест, чтобы посмотреть, что произошло. По казино прокатился слух, что Надя дважды выиграла по максимуму. Не проявляя никаких эмоций, безразличная к страстному любопытству, которое она вызывала у окружающих, и почтительной тишине, установившейся вокруг нее, она спокойно собрала очередную золотую жатву.
      – Господа, делайте ставки!
      – Можно мне с вами сыграть,- обратился к Наде мужчина в зеленом смокинге. Ален с удовлетворением отметил, что Надя не удостоила его даже взглядом. Зеленый смокинг метнул на 29 жетон в 10 000 франков.
      – Двадцать девять!
      – Невозможно, месье,- сказал крупье.- Максимальная ставка на номер – тысяча пятьсот франков.
      Он сделал знак, и концом гребка жетон был сброшен с номера.
      – Вам не нужны мои деньги?- с раздражением в голосе спросил толстяк.
      – Только полторы тысячи франков, не более.
      – Это возмутительно!
      – Делайте ставки, господа, делайте ставки!
      Зачастую игроки идут по следу выигравшего, но никто еще не сошел с ума, чтобы рисковать поставить на номер, который выиграл уже дважды.
      На 29 оставались лежать лишь жетоны Нади, она не меняла цифр.
      – Все ставки сделаны, господа, все ставки сделаны.
      У Алена перехватило дыхание, словно на кон были поставлены его собственные деньги. Его пальцы впились в жетоны, которые он держал в руках. Шарик отправился в путь…
      Стоявшая вокруг стола публика затаила дыхание.
      Совершая мертвую петлю, шарик задевал за перегородки, перескакивал из одного отделения в другое, пока наконец в мертвой тишине не раздался голос крупье:
      – Двадцать девять!
      Еще несколько секунд стояла пронзительная тишина. И вдруг, издав восторженные вопли, зрители рассыпались по залу, как стая воробьев, чтобы обсудить невероятную новость. Оставив все жетоны в распоряжении крупье, Надя встала и вышла из-за стола. Ошеломленный Ален увидел, что она направляется в гриль и обязательно должна пройти мимо него. Ее, казалось, ничего не видящие глаза остановились на нем, и, улыбнувшись, она кивнула на жетоны, которые он судорожно сжимал в руках.
      – Надеюсь, вам повезет так же, как и мне.
      Ален хотел ответить, но слова застряли где-то глубоко в горле.
      – Я проголодалась,- как старому знакомому сказала она.- Составите мне компанию?
      Она прошла мимо него. С рвущимся из груди сердцем он двинулся следом. Она обернулась и ослепительно улыбнулась:
      – Каждый раз, когда я выигрываю, у меня пробуждается волчий аппетит. А у вас?
      Ален не знал, что ответить.
      – Вы уже ужинали?
      – Нет, нет,- торопливо ответил он.
      Не успела Надя преодолеть две ступеньки, отделявшие игорный зал от гриля, как перед ней возникли сразу три метрдотеля.
      – Столик, мадам Фишлер? Пожалуйста, пройдите сюда.
      Едва они сели, как официант хлопнул пробкой «Дома Периньон».
      Она окунулась взглядом в глаза Алена и пристально посмотрела на него с легкой улыбкой на губах.
      – Как вас зовут?
      – Пайп,- пересохшим горлом с трудом ответил он.- Ален Пайп.
      – Ален Пайп,- задумчиво повторила она.- А я – Надя Фишлер. Может ли Надя Фишлер узнать у Алена Пайпа, что он делает в казино «Палм-Бич» в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое июля?
      Ален заерзал на стуле.
      – Смотрю на вас.
      – И чтобы посмотреть на меня, вы приехали…
      – …из Нью-Йорка.
      – Ну а теперь, когда вы меня увидели?- доставала она Алена, не спуская с него глаз.- Чего бы вы хотели от Нади?..
      Ален решил не отказать себе в маленьком удовольствии:
      – Хочу вас… обнять…
      Она строго посмотрела на него.
      – Правда? Я тоже!
      Они рассмеялись. От запаха ее духов, ее присутствия, голоса, взгляда и, возможно, потому, что он почувствовал, что она догадалась о самых его сокровенных мыслях, ему стало легко и свободно.
      – Чем бы вас побаловать? Мне кажется, вы так же голодны, как и я. Угощаю!
      – Ну уж нет!- сказал Ален и положил на стол жетоны.
      Она насмешливо посмотрела на него.
      – Мистер Пайп почувствовал себя уязвимым, получив приглашение от женщины? Я права?
      – Нет, нет… но…
      – Икра? Жареные лангусты? Взбитый кофе? Выбирайте!
      – Я буду то же, что и вы.
      – Хорошо! Марио, спагетти!
      – Слушаюсь, мадам Фишлер! Сейчас же закажу. Как всегда с жареным салом?
      – Вы любите нарезанное мелкими кусочками и хорошо поджаренное сало?- спросила Надя у Алена.
      – Я люблю все.
      – Он неподражаем,- шепнула Надя Марио.- Тогда с салом. Мистер Пайп обожает сало!
      Она кивнула в сторону жетонов.
      – Вы намереваетесь вставить их в раму?
      Ален посмотрел на нее, не понимая, к чему она клонит.
      – Я не видела, чтобы вы играли. Вам не нравится играть?
      – Мне никогда не приходилось,- чистосердечно признался Ален.
      – Никогда?!- воскликнула она, удивленно округлив глаза.- А… для чего же тогда эти жетоны?
      – Хотел попробовать,- ответил Ален, сглотнув слюну.
      – Во что вы хотите их проиграть?
      Он почувствовал, что клетка захлопнулась. Она уже встала из-за стола.
      – Идемте,- сказала она, взяв его за руку.
      Не отпуская его руку, она потащила Алена в противоположный угол зала, где царила особая тишина, та, которая сопровождает борьбу гигантов. Ален попробовал высвободить руку, но Надины пальцы только сильнее сжали его запястье. Она по-хозяйски забрала у него жетоны и шепнула на ухо.
      – Пополам…
      – Пятьдесят тысяч в банке,- объявил крупье.
      – Банк,- выкрикнула Надя.
      У Алена повлажнели ладони. Он поднял глаза на банкомета и от неожиданности вздрогнул – перед ним сидел Арнольд Хакетт. Алену пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не сбежать. Пока он утихомиривал дрожь в ногах, Надя небрежным жестом выбросила на стол взятые карты: два короля. С хитрой улыбкой на лице Хакетт открыл свои: четверка треф и двойка пик.
      Ален едва не застонал, когда увидел, как забирают его бесценные пять жетонов. Гребок крупье двигал жетоны в сторону Хакетта, который тут же накрыл их своими маленькими жирными руками. Справедливость начинала торжествовать: волей случая Хакетт возвратил в Каннах часть того, что «Бурже» по ошибке выдал в Нью-Йорке. Новый кон…
      – В банке сто тысяч,- спокойно произнес крупье.- Сто тысяч.
      Надя сильно сдавила руку Алену.
      – Ваша очередь.
      – Что я должен делать?- едва слышно спросил он.
      – Говорите «банк».
      Ален вдохнул полной грудью и услышал свой голос:
      – Банк.
      Но голос оказался таким слабым, что крупье пришлось переспросить.
      – Кто сказал «банк»?
      Не в силах больше произнести это слово, Ален поднял вверх два пальца.
      Арнольд Хакетт уважительно кивнул головой и сдал ему две карты, Надя заставила Алена спрятать их в глубине ладони, вытащила их кончики и бросила на них безразличный взгляд.
      Хакетт открыл свои карты.
      – Восьмерка в банке,- сказал крупье.
      Старому крабу недолго осталось жить,- шепнула Надя.- Выбрасывайте свои.
      Ален выложил на стол 5 бубен и 4 треф.
      – Девятка на понтер,- сказал крупье.
      Два жетона по 50 000 франков проделали путь и легли перед Аленом.
      – Переход,- предупредил крупье.
      Он положил перед Аленом колоду карт.
      – Берите банк,- шепнула Надя. Он растерянно посмотрел на нее.
      – Берите!
      Она выложила на стол все жетоны: два по 50 000 и пять по 10000.
      – В банке 150 000,- произнес крупье.- Господа, делайте ваши ставки.
      – Банк,- сказал Хакетт.
      – Две карты ему, две себе,- подсказала Надя.
      Ален неловко выбросил две карты, и крупье пришлось подвинуть их гребком к Хакетту.
      – Карту,- попросил Хакетт.
      Ален открыл ему третью карту. Хакетт подозрительно посмотрел на нее и наконец сказал:
      – Семь.
      – Девять,- радостно воскликнула Надя.
      Крупье передал Алену в руки несколько жетонов по 100 000 и один на 50 000. Ален машинально зажал жетоны под мышкой, но Надя вытащила их и хладнокровно положила на сукно стола рядом с тремя выигранными жетонами.
      – Триста тысяч в банке,- сказал крупье.
      Ален быстро подсчитал в уме, что ставит на игру 70 000 долларов. Его лоб покрылся испариной.
      – Он их ненавидит,- прошептала Надя, вид которой говорил о том, что все это ее очень забавляет.
      Лицо Арнольда Хакетта приобрело коричневый оттенок. Казалось, он колеблется…
      – Триста тысяч в банке,- повторил крупье.- Господа, триста тысяч…
      – Банк,- решительно произнес Хакетт.
      Ален сдал карты.
      – Семь на понтер,- сказал крупье.
      – Восемь – банк!- ликующим голосом воскликнула Надя.
      Крупье придвинул Алену три жетона по 100 000 франков.
      Если присовокупить их к тем, что составили банк, получилось 600 000 франков, или 140 000 долларов!
      Когда он подумал, что ему потребовалось бы проработать в «Хакетт» шесть лет, чтобы заработать эту сумму, его охватило непреодолимое желание забрать выигрыш.
      – Он начинает ломаться,- возбужденным голосом шепнула Надя.
      Глазами смертника Ален наблюдал за тем, как Надя выкладывала на стол весь выигрыш.
      – Шестьсот тысяч франков в банке. Господа, шестьсот тысяч.
      Хакетт наклонился к Гамильтону Прэнс-Линчу и что-то прошептал ему на ухо. Гамильтон задумчиво смотрел на молодого человека, который, если верить шоферу, был одним из его клиентов.
      – Банк,- сказал он.
      – Банк принят! Карты!..
      Влажными руками Ален сдал две карты Прэнс-Линчу и две себе .
      – Карту,- дрогнувшим голосом попросил Прэнс-Линч.
      Ален выбросил ему карту. Надя бесстрастно следила за игрой. Он вопросительно посмотрел на нее и в ответ получил ободряющую улыбку. Прэнс-Линч открыл 10 бубен и 6 треф.
      – Шесть,- объявил крупье.
      – Семь,- взвизгнула Надя, не в силах сдержать эмоции.
      – Семь – банк,- повторил крупье.
      Он забрал шесть жетонов из стопки Гамильтона и аккуратно положил их перед Аленом.
      – Вы хотите продолжать?- умирающим голосом спросил он у Нади.
      – При такой удаче?!
      Она рассмеялась и небрежным движением руки отправила весь выигрыш на середину стола.
      – Сейчас увидим, на что они способны!
      – Миллион двести тысяч франков в банке, господа. Миллион двести тысяч…
      Ален низко опустил голову, моля Бога, чтобы никто не принял банк. Только теперь он заметил, что их стол окружила плотная толпа зрителей.
      – Господа, миллион двести тысяч!- бесстрастным голосом повторил крупье.
      Арнольд Хакетт и Гамильтон сделали вид, что очень заняты разговором между собой.
      – Надя, можно вопрос?- спросил Луи Гольдман.- Кто из вас играет? Ты или месье?
      Алену захотелось спрятаться под стол.
      – Касса общая, дорогой,- ответила она нежнейшим голосом.- Ты не собираешься покончить жизнь самоубийством?
      Гольдман расхохотался. Перед ним лежало всего лишь три жетона по 50 000. Он вытащил чековую книжку из кармана, нацарапал цифры и передал ее лакею, который бросился к кассе и тут же возвратился назад, сказав несколько слов на ухо распорядителю игры. Два лакея выложили перед Гольдманом стопку жетонов на 150 000 франков. Он бросил на пол погасшую сигарету, тут же прикурил очередную, не забыв в промежутке сделать глоток шампанского, посмотрел на Надю, затем перевел взгляд на Алена и, саркастически хохотнув, сказал:
      – Банк!
      Опасаясь, что руки могут его выдать, Ален положил две карты, предназначенные сопернику, перед собой. Крупье переправил их Гольдману.
      Посмотрев их, он пробормотал:
      – Еще…
      Трясущимися руками Ален бросил ему карту и украдкой посмотрел свои.
      – Девять,- произнес Гольдман.
      Лицо Алена осунулось.
      – Девять на понтер,- объявил крупье.
      Ален открыл свои карты.
      – Девять – банк. Поровну.
      Толпа загудела.
      – Последний кон,- объявил крупье.
      Тыльной стороной ладони Ален вытер пот со лба. Единственным его желанием было вырваться из-за этого проклятого стола.
      – Оставляем банк прежним?- вежливо спросила Надя у Луи Гольдмана.
      Не успел он ответить, как раздался чей-то тихий голос:
      – Мистер Гольдман, вы позволите мне?
      Ален почувствовал, что сердце его может не выдержать. Сумасшедший, который хотел вступить в игру, был мужчина с тонкими чертами лица и узенькой полоской черных усов. Гольдман сделал великодушный жест рукой.
      – Прошу, принц.
      – Благодарю,- ответил тот.
      Он пристально и вызывающе посмотрел на Надю. Алену захотелось убить его.
      – Банк,- сказал принц, не сводя с нее глаз.
      – Сдавайте,- шепнула Надя.
      Алену показалось, что Надя занервничала.
      Он вытащил две карты из колоды и положил их на стол. Крупье придвинул карты Хададу. Даже не взглянув на них, он сделал знак, что достаточно. Ошарашенный, Ален открыл свои.
      – Восемь,- сказал крупье.- Восемь – банк.
      Принц небрежно выбросил свои карты.
      – Семь,- объявил крупье.
      Ему пришлось дважды поработать гребком, прежде чем перед Аленом оказалось двенадцать жетонов по 100 000 франков каждый.
      – Игра закончена, господа!
      Все встали. Хадад обошел вокруг стола, поклонился Наде и любезным голосом, с волчьей улыбкой на лице, сказал:
      – Примите мои поздравления, мадам! Надеюсь, вы не уклонитесь от реванша?
      – Когда вам будет угодно,- холодно ответила Надя.
      На Алена принц даже не взглянул. Надя взяла его под руку.
      – Пойдем…
      Ален хотел собрать жетоны, но Надя, улыбнувшись, сказала:
      – Никто их не возьмет. Через четверть часа начнется новая партия.
      Она повела его в сторону гриля.
 

***

 
      На автомобильной стоянке казино три белых «роллса» стояли рядом.
      – В чем заключается твоя работа в агентстве?- спросил Анджело Ла Стреза у Норберта.
      Все трое шоферов были в расстегнутых пиджаках, без галстуков и форменных фуражек. Грум из казино подкатил к ним столик на колесиках с шампанским, холодной осетриной, сыром и ванильным мороженым.
      – Я еще на работе,- сказал Норберт и, подцепив вилкой кусочек осетрины, положил его на бокал с шампанским, давая понять, что от спиртного отказывается.
      – У тебя нелимитированный рабочий день?
      – В принципе, да. Я всегда должен быть готов. Сколько ты уже работаешь у Прэнс-Линча?
      – Гамильтона? Пять лет.
      – Приятный он человек?
      – Прохвост. Дай-ка мне твое шампанское. Спасибо. Он относится к тому типу людей, которые, улыбаясь, могут вспороть тебе живот.
      – Ужасно!- прокомментировал Норберт.
      – Мой еще хуже,- вступил в разговор Ричард Хэвенс.- Хакетт никогда не пошутит, не скажет доброго слова, не поблагодарит, ничего… Смотрит на меня как на ломовую лошадь.
      – А его жена?- поинтересовался Анджело.
      – Чуть лучше. Витает где-то… Ты разговариваешь с ней, а она всегда просит повторить еще раз. Они не трахаются уже лет тридцать, я полагаю… А он – ходок еще тот!
      – В его-то возрасте?
      – А что? Сколько раз, вместо так называемой работы, я возил его к телкам!
      – Там, в Штатах, вы состоите в профсоюзе?- спросил Норберт.- Я имею в виду служащих фирмы.
      – Я даже не знаю, есть ли у нас профсоюз. Профсоюз чего? Для чего? Чтобы гнуть спину на других? В Америке стоит щелкнуть пальцем, и ты получишь место, какое пожелаешь.
      – Это так,- подтвердил уверенно Анджело.- Наша профессия нарасхват. Не хозяин тебя нанимает, а ты его выбираешь.
      – Таким же образом обстоит дело и с прибавкой к жалованью. Два раза повторять не приходится, тут же получаешь.
      – Ты просил у Хакетта?
      – Да.
      – У меня не так. Все решает она. Хочу сказать вам, что Гамильтон – под каблуком у своей женушки. Ох и неласковая же она, мамаша Эмилия! Ох и жадина! Ей кажется, что весь мир положил глаз на ее бабки. И дочь ее, Сара, такая же. Когда парни начинают вертеться вокруг нее, она думает, что только из-за ее капусты. Норберт встал со стула.
      – Не кажется ли вам забавным, что эти стулья в стиле Луи XV находятся на автостоянке?
      – Да у них просто нет ничего другого,- ответил Анджеле.
      – Ты куда?- спросил Ричард.
      – Хочу вас угостить ужаснейшим арманьяком. Он у меня в машине.
      – Раз ты уже встал и не употребляешь, захвати из моей колымаги лед.
      – О'кей,- ответил Норберт.
      Он покопался в баре машины и извлек бутылку. Анджело ударил себя ладонью по лбу.
      – А кофе?
      – В самом деле, мы же заказали,- засуетился Ричард.
      – Уснули они там, что ли? Сейчас я им напомню…
      Анджело подошел к своему «роллсу» и трижды нажал на клаксон. Спустя две минуты появился парнишка с серебряным подносом в руках.
      – Не торопишься,- упрекнул его Ричард.
      – Извините, мистер… Не справляемся.
      – Не справляемся… не справляемся…- проворчал Анджело.
      Увидев, как Ричард опустил руку в карман, он живо запротестовал:
      – Нет, старина, нет! Оставь, рассчитаюсь я.
      С убийственным спокойствием он отвалил груму солидные чаевые.
      – Держи, малыш, и прибери со стола,- попросил Ричард.
      Он посмотрел на Анджело, потом на Норберта.
      – Не возражаете против партии в покер?
 

***

 
      – Марио!
      – Мадам Фишлер?
      – Могу ли я посекретничать с вами?
      – Разумеется, мадам Фишлер.
      Надя устало ткнула вилкой в тарелку со спагетти, стоявшую перед ней.
      – Ваши спагетти – отвратительны!
      – Но, мадам Фишлер… Сейчас же заменю их!
      Марио никогда не пытался вникнуть в причины недовольства клиентов.
      Кухня здесь была ни при чем. Все зависело от их настроения, усталости, самочувствия, проигрыша… Не стоило себе ломать голову, потому что один профессиональный психиатр облысел, думая над этой проблемой.
      Все игроки были экзальтированы и неуправляемы в своих капризах… Оставалось исполнять их прихоти и никогда не противоречить, какие бы глупости они не говорили.
      – Марио!
      – Мадам Фишлер?
      – Они холодные.
      – Вы совершенно правы. Не желаете ли ликера, пока приготовят следующую порцию?
      – Я ничего не хочу, Марио. Спасибо…
      Властным и незаметным жестом Марио отослал официантов, стоявших в ожидании заказа вокруг стола. Затем поклонился и удалился.
      – Вы хотите еще спагетти?
      – Я… вы знаете… откровенно говоря…- залепетал Ален.
      – Да или нет?
      – Как скажете…
      Она встала и бросила салфетку на стол.
      – Меняем кофейню. Я знаю место, где готовят великолепные спагетти.
      – В Каннах?- чтобы как-то поддержать разговор, спросил Ален.
      – В Риме,- ответила она.
      Думая, что она шутит, Ален вежливо улыбнулся.
      – Марио!
      – Мадам Фишлер?
      Она сунула ему в руку пачку денег, которую он быстро, но с достоинством спрятал в карман.
      – Немедленно позвоните Альберто, виа Ливорнио в Риме. Скажите ему, что через два часа я буду там. Пусть приготовит спагетти!
      – Хорошо, мадам Фишлер.
      – Позвоните еще в «Локейт» в Ниццу.
      Марио украдкой посмотрел на часы, но Надя заметила его жест.
      – Плевала я на время! Разбудите их.
      – Разумеется, мадам.
      – Мне нужен «Фалькон-10». Туда и обратно. Соберите мои жетоны на картах и рулетке. Марио!
      – Мадам?
      Самолет должен быть готов к вылету через тридцать минут.
      Она повернулась к Алену.
      – Вы на машине?
      Он смотрел на нее круглыми, ошарашенными глазами. – Да.
      – Великолепно! Поехали!
      Она взяла его под руку и повела к выходу.
      – Довольны выигрышем?
      – Да… да…
      – Это ерунда! Когда я в форме, я способна разорить их к чертовой бабушке. Однажды я это уже сделала. Где ваша развалюха?
      – Сто двадцать семь… Белый «роллс».
      – Сто двадцать семь… Приятное сочетание,- весело сказала Надя.- Как бы вы их разложили? Один и двадцать семь или двенадцать и семь?
      «Роллс», заложив вираж, достойный гонки «Большого приза», едва касаясь покрышками земли, подлетел к ступенькам.
      Норберт не успел шевельнуться, как два лакея распахнули дверцы машины.
      – Опустите верх, не люблю ветер. В аэропорт в Ниццу – молнией,- приказала Надя.
      – Слушаюсь, мадам,- сказал Норберт.
      Он включил первую передачу, и «роллс» мягко тронулся с места.
      – По шоссе или по набережной?
      – По набережной,- ответила Надя.
      Она взяла Алена за руку и прислонилась к его плечу.
      Теперь я по-настоящему голодна. Вы знаете Альберто?
      – Нет.
      – А Рим?
      – Тем более.
      Она засмеялась и еще плотнее прижалась к нему.
      – Чем вы занимаетесь в Нью-Йорке?
      – Бизнесом.
      – Недвижимость? Биржа? Промышленность? Финансы?
      – Всем понемногу.
      – У вас грустный вид. Устали?
      – Нет, нет. Впрочем… Я только сегодня прилетел. Я не спал уже двадцать часов…
      – А вы знаете, сколько времени я могу обходиться без сна?
      – Сколько?
      – Свой рекорд я поставила здесь, в «Бич»,- семьдесят два часа. Какая была партия!
      – Выиграли?
      – Проиграла все, что только можно. Вы знаете людей, которых сегодня пощупали?
      – Нет.
      Два жмота в начале игры – Арнольд Хакетт и Гамильтон Прэнс-Линч.
      – Хакетт?- простодушно спросил Ален.
      – Хакетт из «Хакетт Кэмикл Инвест». Годовой доход – 500 миллионов долларов. Второй – Гамильтон Прэнс-Линч, прозванный Хэмом Бурже. Он женился на Эмилии Бурже, вдове Франко Бурже III.
      Несмотря на опущенный верх машины, Ален почувствовал, как у него на голове зашевелились волосы.
      – Бурже?.. Банк?..- спросил он.
      – Да. «Бурже Траст Лимитед». Воры!
      – Вы их клиентка?
      – Раньше или позже я была, буду или уже клиентка всех банков планеты. Через своих любовников…
      Она рассмеялась, затем наклонилась к его уху и показала пальцем на затылок Норберта. – Как зовут вашего лихача? – Норберт. Она шлепнула шофера по плечу.
      – Эй, Норберт, нельзя ли побыстрее? Остынут спагетти!
      Машина рванулась вперед.
      Удобно развалившись на заднем сиденье, Ален не мог поверить в то, что сегодняшними карточными соперниками у него был его собственный хозяин и владелец банка «Бурже».
      – Толстяк с сигарой – это Лу Гольдман, продюсер. Последнего вы тем более не знаете. Араб – принц Хадад. Если он захочет поразвлечься… может купить казино, Канны, Лазурный берег и всю Францию с потрохами. Его доходы – десять тысяч долларов в минуту. Вы знаете, сколько минут в сутках? Тысяча четыреста сорок. Ну, и… четырнадцать миллионов четыреста тысяч долларов за двадцать четыре часа. Что бы вы делали с такими деньгами?
      – Не знаю,- ответил Ален.
      Надя наклонилась к нему, и ее губы коснулись его лба.
      – Сейчас я вам скажу. Вы делали бы то, что сейчас именно и делаете. Пригласили бы красивую женщину в Рим на спагетти.
      В аэропорту их уже ждал мужчина в летной форме с отличительным знаком авиакомпании «Локейт». Он поздоровался с Надей, затем с Аленом.
      – Самолет к вылету готов.
      – Мне ждать вас, мистер?- спросил Норберт.
      – Нет, спасибо,- ответил Ален.
      – Конечно же, ждать,- властно сказала Надя.- Мы возвратимся через три часа, не позже. Поспите в машине.
      В сопровождении служащего они прошли через пустынное здание аэропорта, сели в поджидавшую их машину и направились по взлетной полосе к импозантному «Фалькону-10». Поднялись в самолет, и радист закрыл люк.
      – Пристегните ремни. Взлетаем сразу.
      Он улыбнулся и исчез в кабине пилота. В салоне самолета стояло пять широких кресел. Надя села у иллюминатора, откинула спинку кресла и вытянула ноги. Ален устроился рядом. Она подняла руку вверх и включила плафон.
      – Все в порядке?
      Он нежно сжал ее пальцы.
      – Все в порядке,- ответил он, чувствуя, как ему не хватает воздуха.

      – Арнольд, вы проиграли?- спросила Эмилия Прэнс-Линч с наигранной веселостью.
      – Да, немного. И мне очень неприятно…- признался Хакетт.
      Эмилия, продолжая улыбаться, внимательно посмотрела на своего мужа.
      – Ты тоже играл, дорогой?
      Гамильтон заерзал на стуле и буркнул:
      – Два-три кона… по маленькой… чтобы поддержать Арнольда.
      Эмилия терпеть не могла, когда он садился за игральный стол, и вела с ним непримиримую войну.
      – Что ты называешь «по маленькой»?
      Гамильтон и Хакетт договорились ничего не рассказывать Эмилии об общем банке, который они проиграли Наде Фишлер.
      Чуть-чуть,- ласковым голосом проворковал он.- Несколько жетонов.
      – Я там была,- сказала Сара, не поднимая носа от своего стакана.
      Ей доставляло огромное удовольствие поставить отчима в затруднительное положение. Гамильтон знал, что она доносит Эмилии о его действиях и малейших промахах.
      – Кто был тот альфонс, который играл вместе с Надей Фишлер против вас?
      – Альфонс? Альфонсам запрещено проводить время там, где нахожусь я,- смеясь, сказал Джим Хоуден.
      Он галантно поцеловал руку Виктории Хакетт и Эмилии Прэнс-Линч, нежно провел рукой по волосам Сары и щелкнул пальцами, подзывая Марио.
      – Шампанского!
      Хоуден сел за стол.
      – А сейчас, Сара, рассказывайте.
      – Я говорила о парне, который был вместе с Надей. Вдвоем они обыграли в баккару этих несчастных Гамильтона и Арнольда.
      – Несчастных, но только в игре,- парировал Арнольд, которого не так легко было выбить из седла.
      Сара моментально выделила Алена из толпы: бледность его лица и видимое отсутствие уверенности понравились ей. Она чувствовала себя комфортно только с теми мужчинами, которыми могла бы управлять. Она прилагала максимум усилий, чтобы отшить властолюбивых, и в этом была точной копией своей мамаши.
      – Удивляюсь, как эта проститутка может играть на чужие деньги?- сказала Эмилия, плотоядно улыбаясь.
      Виктория Хакетт захихикала. Она дорого дала бы за возможность сказать такую блестящую фразу. Хоуден знал, что Эмилия была в курсе его дружеских отношений с Надей. Возможно, она знала, что когда-то он даже спал с ней. Но кто еще не успел переспать с Надей? Ничего необычного он в этом не видел. Эмилии просто захотелось его задеть. Ну что ж, в долгу перед ней он не останется.
      – Она нравится мужчинам, дорогая Эмилия. В ней есть притягательная сила. Самцы не могут долго ей сопротивляться…
      – Скажем, самцы определенного типа,- оборвала его Эмилия, поджав губы.
      – Арнольд,- спросила Виктория с обворожительной серьезностью,- неужели мужчин притягивают легкодоступные женщины?
      – Ну что вы,- безапелляционным тоном возразил Джим.- Соблазняет только добродетель, дорогая Виктория.
      Он заметил, что Эмилия бросила на него не слишком нежный взгляд, и понял, что окончательно рассчитался с ней…
 

***

 
      Они ехали по спящему Риму в машине, которую Альберто прислал за ними в аэропорт Фьючимино. Виа Леворнио была пустынна: ни прохожих, ни света в окнах. Альберто ждал у дверей ресторана.
      – Надя! Как дела?
      Она бросилась в его объятия.
      – Альберто, старый плут! Мне так тебя не хватало!
      – Мне тоже, Надя, тебя не хватало! Сейчас я угощу вас такими спагетти, которых вы еще не пробовали в своей жизни!
      – Альберто – это Ален Пайп. Это – Альберто!
      Альберто пожал Алену руку, как самому своему лучшему другу. Ален осмотрел пустой ресторан. В углу зала стоял столик, накрытый белой скатертью, в центре которого горели три свечи. Два официанта бросились к столику и предупредительно отодвинули стулья.
      – Я разбудил их к вашему приезду,- сказал Альберто и повернулся к Алену. В Риме ради Нади готов проснуться любой. Вам повезло, синьор.
      Он налил в стакан немного холодного вина. Неожиданно кто-то запел под звуки гитары, и Ален с удивлением обнаружил певца.
      – Это Энрико,- объяснил Альберто Наде.- Я позвал его специально для тебя. Я знаю, ты любишь его мелодичные песни.
      Он взял ее руку и с чувством поцеловал.
      – Надя! Боже мой!.. Сейчас все принесу сам.
      Он бросился на кухню. Пораженный Ален смотрел на Надю. Она ласково взяла его за руку.
      – Голодны?
      – Уже не знаю.
      Во время полета к ним пришел радист и принес бутылку шампанского. Они выпили за Канны, за Рим, за Америку, за казино… Ален готов был убить его. Ему хотелось остаться с Надей наедине. Может, на обратном пути…
      – Вам нравится здесь?- спросила Надя.
      – Очень.
      – Мне всегда здесь хорошо. Я чувствую себя как дома.
      – Что вы любите в жизни?
      – Жизнь.
      – А еще?
      – Свободу.
      – Вы свободны?
      – Нет.
      – Вы похожи на мальчишку, который ограбил банк. Вы на самом деле ограбили банк?
      – Я слишком неуклюжий для этого. Меня бы сразу же арестовали.
      – Женаты?
      – Был женат.
      – Я тоже. И много раз…
      – Мораль?
      – Невозможно жить одному, как и жить вдвоем.
      – Вывод?
      – Менять партнеров, как зубные щетки. Это избавление от одиночества и не утомляет.
      – Спагетти!- торжественно провозгласил Альберто, появившись в зале с огромным дымящимся блюдом в руках. Он прикрикнул на официанта:- Подогретые тарелки! Быстро! Стаканы! Они же у них пусты! Чего ждете?
      Он метался из стороны в сторону, этот волшебник странного праздника, в реальность которого Ален никак не мог поверить. Он поднял стакан и сделал большой глоток вина. По крайней мере, хоть один раз в жизни он прикоснулся к безумству.
      – Кушайте, умоляю вас! Сейчас все остынет. Коста! Еще бутылку вина! Надя, тебе нравится?
      – Мммм…- ответила она с полным ртом.
      – А вам, синьор?
      Ален утвердительно кивнул несколько раз головой. Ему не хотелось есть. В присутствии Нади у него отнимались ноги и пропадал аппетит.
      – Скажите, Ален, этот банк…- проговорила она между двумя глотками..
      Его рука с вилкой повисла в воздухе.
      – Какой банк?
      – Вы же прекрасно знаете… Тот, который вы ограбили.
 

***

 
      Подходя к окошечку заказа международных телефонных разговоров, Гамильтон Прэнс-Линч дважды обернулся: Эмилия и Сара вполне могли идти следом за ним. Он ушел, предварительно спросив у Эмилии разрешения «помыть руки».
      – Мадемуазель, сколько времени придется ждать Нью-Йорк?
      – Ни секунды. Прямая связь.
      На листочке бумаги он нацарапал несколько цифр.
      – Какая кабина?
      – Первая. Когда соединят, вы услышите звонок.
      В холле толпилась масса народу: одни, проиграв, уходили, другие, полные надежды, спешили навстречу року.
      – Мистер, Нью-Йорк на линии.
      Гамильтон бросился в кабину и снял трубку.
      – Говорит Гамильтон Прэнс-Линч,- оросил он сухим, властным голосом банкира.- Кто у телефона?
      – Телефонистка, мистер.
      Он посмотрел на часы – час ночи.
      – Абель Фишмейер у себя?
      – Сейчас узнаю.
      В трубке послышалось потрескивание, затем раздался грубый голос Фишмейера:
      – Кто? Говорите!
      – Приветствую вас, Абель. Говорит Гамильтон.
      – Мистер Прэнс-Линч! Откуда вы звоните?
      – Абель, мне нужны кое-какие сведения… Есть ли у нас среди клиентов Ален Пайп?
      – Ален Пайп? Поистине удивительное совпадение, мистер Прэнс-Линч! Час тому назад мне звонил Джим Хоуден, чтобы узнать, платежеспособен ли он. А вчера утром я разговаривал о нем с Вленски!
      – В чем дело, Абель? Что-нибудь не так?
      – Идиот Вленски пустил тюльку: записал его в должники.
      – У него все в порядке?
      – Полтора миллиона долларов на счете… или что-то около этого.
      – Это точно?
      – Абсолютно!
      – С какого времени вклад?
      – Мне уточнить?
      – Я хотел бы, Абель.
      – Есть подозрения, мистер Прэнс-Линч?
      – Нет… нет. Эти сведения нужны для моего хорошего друга.
      – Сейчас же все сделаю.
      – Секунду, Абель! Я ужинаю с друзьями и должен к ним возвратиться. Проштудируйте его досье и все для меня выпишите: сумму, откуда поступили деньги, когда… Я вас не очень побеспокоил своим звонком?
      – О, совершенно нет!- прогремел Абель.
      – Я перезвоню через час, хорошо?
      – Конечно, конечно!
      – Еще раз спасибо, Абель, и извините меня… Вы правильно записали фамилию?
      – Пайп. Ален Пайп.
      – Все правильно, Абель! До скорой встречи.
      – До скорой встречи, мистер Прэнс-Линч.
      Взволнованный Гамильтон вышел из кабины. Чтобы он не знал клиента с более чем миллионным вкладом? Такого не могло быть!
 

***

 
      Самолет мягко оторвался от взлетной полосы, набрал высоту, заложил правый вираж и лег на курс. Через иллюминатор Ален видел мириады огней ночного Рима. Он поудобнее устроился в кресле, игнорируя возникающие в голове вопросы, на которые у него не было ответов. Его опасения не могли изменить ход событий. Выходя из ресторана, Надя дала Альберто пачку денег, не считая… Таким же жестом она рассчитывалась и с метрдотелем гриля в «Палм-Бич»…
      – Надя?
      – Да?
      В салоне стоял полумрак. Надя предупредила радиста не беспокоить их…
      – Вы всегда так живете?
      – Как?
      – Я хочу сказать – на скорости сто миль в час.
      – Всегда.
      – И вам никогда не бывает страшно?
      Она промолчала. В жизни ему не приходилось встречать такую красивую женщину, но и такую сумасшедшую тоже.
      Неожиданно Надя просунула свою руку ему под рубашку.
      – Знаешь, почему ты нравишься мне?
      Он почувствовал, как его пронзил ток высокого напряжения. Она придвинулась и прошептала прямо ему в рот: – Под твоей маской робкого плейбоя прячется крестьянин. Я тоже – крестьянка. Я нравлюсь тебе?
      – Очень,- прошептал Ален, полностью парализованный.
      Самолет пронзал чернильно-черную ночь на высоте 8000 метров. Невообразимо далеко внизу, на земле, он видел тысячи светящихся точек, а здесь, рядом с ним, была Надя, с ее запахом и хриплым голосом. Он хотел кого-нибудь поблагодарить за этот восхитительный миг. От переполнявшей его нежности Ален захотел обнять ее. Она остановила его и прерывающимся голосом спросила:
      – Ты хочешь меня?
      – Очень, Надя, очень…
      – Почему же ты не трахнешь меня прямо здесь? Чего ты ждешь?
      Он увидел, как она подняла до пояса платье, и отвел глаза, ослепленный белизной ее бедер.
      – Смотри же!..
      Она расстегнула блузку и из нее, как рыбка из садка, выскользнула грудь.
      – Трахни меня, подлец, трахни!..
      Он не мог сдвинуться с места, словно в вены ему залили свинец. Она нырнула головой вниз, расстегнула ему брюки и стянула их. Затем губами взяла его член и начала неистово ласкать. Он не мог представить, что такое может происходить подобным образом. Ему пришлось приложить огромное усилие, чтобы прогнать мысли и избавиться от пронизывавшего его тело холода. Вдруг с какой-то охватившей его злостью он отбросил от себя Надю, схватил левой рукой ее за запястья и опрокинул в кресло. Упав на колени между ее бедер, он грубо вошел с нее. В тот момент, когда его семя выплеснулось в горячий лабиринт ее плоти, он посмотрел на ее лицо, освещенное лунным светом: морщинистое, застывшее, оно выражало безысходность. Напрасно он искал в нем признаки удовлетворения, радости и умиротворения… Ничего подобного он не заметил. Он понял, что Надя Фишлер ощущает оргазм, только играя в карты.
 

***

 
      Гамильтон Прэнс-Линч был опасен тем, что относился к типу людей со слабым характером. Абель Фишмейер прекрасно знал, какой ужас испытывал тот перед своей супругой. Без нее он был ничто. Иногда Абель мечтал устроить Гамильтону пакость. Достаточно было разжиться кое-какими компрометирующими его сведениями: история супружеской измены, соответствующие адреса, фотографии, числа… и у руля банка мог оказаться он, Абель Фишмейер. Сара разбиралась в финансовых делах не более, чем Эмилия.
      – Вленски еще здесь?
      – Сейчас узнаю, мистер.
      Почему все-таки Гамильтон так неожиданно заинтересовался этим Пайпом?
      – Оскар?.. Фишмейер! Два дня тому назад мы разговаривали об одном клиенте… Пайпе, Алене Пайпе. Возьмите под мышку его досье и бегом ко мне в кабинет. Да, немедленно.
      Когда Вленски вошел в кабинет, Абель напрягся, чтобы не выдать чувство презрения, которое он испытывал к этому лысому человеку.
      – Присаживайтесь, Вленски. Итак, Ален Пайп!
      Он взял досье и быстро пролистал несколько страниц.
      – Так… У нас уже четыре года… Работает в «Хакетт»…
      – Отлично… Регулярные ежемесячные поступления… Никаких других доходов, кроме заработной платы…
      Оскар Вленски назидательно поднял вверх указательный палец.
      – Он многократный должник, мистер Фишмейер…
      Абель отблагодарил его холодным взглядом и проворчал:
      – Зарплата тысяча шестьсот семьдесят два доллара…
      – Возврат… возврат… Поступление…
      Он замер на слове «поступление», как охотничья борзая.
      – Поступление один миллион сто семьдесят тысяч четыреста долларов, Вленски.
      – Слушаю, мистер Фишмейер!
      – Замолчите! Эти деньги поступили на счет клиента 22 июля утром. Откуда, Вленски?
      – Не знаю, мистер.
      – Как это вы не знаете?
      Оскар, казалось, растворился в своих задрипанных одежках.
      – Я уполномочен подписывать для бухгалтерии только бумаги по задолженности. Мой компьютер…
      – Вленски, немедленно разыщите мне этот чек.
      – Где искать, мистер?
      – Откуда мне знать! Найдите его, и все! Это банк или бордель?
      – Хорошо, мистер, но позвольте напомнить вам, что я говорил о задолженности, составлявшей…
      – Выйдите!
      Вленски возвратился через несколько минут. На его лице не было ни кровинки. Не в состоянии произнести ни слова, странно подергивая головой, он с обескураженным видом протянул Фишмейеру квадратной формы картонку. Абель вырвал чек у него из руки и поднес к лампе.
      – Выдан нашим банком… Снято со счета «Хакетт»…
      – Подписано Оливером Мюрреем.
      Вленски вяло помахал рукой, привлекая его внимание.
      – Что, Вленски? Что еще?
      – Цифры, мистер Фишмейер… Посмотрите цифры…- прошептал он умирающим голосом.
      Абель прочел: 1 170 400 долларов.
      Его лицо мгновенно стало кирпичного цвета.
      А Вленски своим уточнением еще добавил:
      – Я был уверен, что произошла ошибка. Когда я обратил на нее ваше внимание, вы поручили мне обеспечить клиенту эксклюзивное обслуживание,- простонал он.
      – Я? Никогда! Исключено!
      – Это невероятно, мистер… Два лишних нуля…
      – Но кто? Кто?- рычал Фишмейер.
      С выражением обреченности на лице Вленски сказал:
      – Я нахожу всего лишь один ответ: нас предал компьютер.
 

***

 
      Ален ощущал горечь: он обладал только тенью. Он занимался с Надей не любовью, а трахал какое-то тело, готовое принять самую немыслимую позу, но оно никогда не отдавало себя другому.
      Замигала белая лампочка, предупреждавшая о необходимости пристегнуть ремни. «Фалькон» пошел на посадку. Надя дремала, положив голову на плечо Алена.
      Колеса самолета коснулись взлетной полосы.
      – Прибыли?- спросила Надя.
      Она включила над собой плафон, достала из сумочки зеркальце и проверила, в порядке ли ее макияж.
      – Ты восхитительна,- сказал Ален.
      Он хотел еще добавить, что по ее лицу нельзя догадаться о том, что между ними произошло… А произошло ли?..
      Он украдкой посмотрел на ее красивое лицо, но по какой-то загадочной причине больше не ощутил его очарования. Ни чувств к ней, ни желания Ален в себе не отметил… Преодолев три ступеньки до земли, Надя широким жестом одарила пилота, который вышел с ними попрощаться, оставшейся пачкой денег.
      Норберт спал в машине. Было пять часов утра. Небо на востоке начинало светлеть. От звука открывшейся дверцы Норберт встрепенулся, моментально вышел из состояния сна и был готов выполнить любой приказ хозяина.
      – В отель, мистер?
      – В «Бич»,- сказала Надя.
      – Ты хочешь сейчас возвратиться в «Бич»?- удивленно спросил Ален.
      – Очень подходящий момент. Они устали, начинают нервничать, делают ошибки… Увидишь!.. Вытащим из них еще несколько миллионов долларов.
      Она покопалась в сумочке, вытащила что-то круглое, завернутое в салфетку, и осторожно развернула.
      – Посмотри, Ален.
      Он увидел черноватую массу.
      – Мой талисман,- сказала Надя, подмигнув.- С этим можно ничего не бояться.
      Она была совершенно сумасшедшей. Он соберет в «Бич» свои жетоны, обменяет на чек и быстрее оттуда…
      – Свежее сердце кролика,- объяснила Надя.- Могу поспорить один к десяти, что Хадад ждет нас. Он знает, что я обязательно вернусь.
      – «Пой, птичка, пой, через полчаса я буду спать в своей постели»,- думал Ален. Для него такой ритм был утомителен. Он выдохся.
      – Погоди же, Баннистер!

      – Что? Повторите!
      Телефонная кабина была без кондиционера, и Прэнс-Линчу приходилось рукой разгонять дым, от которого становилось трудно дышать.
      Эмилия с подозрением посмотрела на него, когда во второй раз в течение часа он попросил у нее разрешения пойти помыть руки. Из-за помех на линии и посторонних шумов Гамильтон плохо слышал голос Фишмейера.
      – Ален Пайп всего лишь мелкий служащий, мистер Прэнс-Линч. Мы ошибочно кредитовали его на 1 170 400 долларов.
      – Как ошибочно, Абель?
      Гамильтон вспомнил, как американец бросал жетоны на стол. Этот мерзавец играл против него деньгами банка «Бурже», иначе говоря, его собственными деньгами!
      – Двадцать второго июля от фирмы «Хакетт» поступило заявление о перечислении. Компьютер допустил ошибку, и два последних нуля не были отделены запятой. На самом деле на его счет следовало зачислить 11 704 доллара. Я не могу связаться с людьми «Хакетт», чтобы узнать причину перечисления. Там уже никого нет…
      Неожиданно Гамильтон почувствовал чье-то присутствие рядом с собой. Он обернулся: рядом с кабиной стояла Эмилия и смотрела на него уничтожающим взглядом. Ревность ее была чудовищной, но не по причине большой любви, а потому, что она не могла себе представить, что принадлежащее ей существо может дышать, не находясь рядом с ней.
      – Секундочку, Абель, не кладите трубку…
      Не успел Гамильтон произнести слово, как Эмилия уже находилась в кабине.
      – С кем вы разговариваете?
      – С Фишмейером,- ответил он, прикрывая ладонью микрофон.
      – Правда? Дайте-ка трубку, я хочу сказать ему несколько слов. Она взяла трубку, расстреливая его глазами.
      – Алло!..
      По ее разочарованному виду он понял, что она узнала голос управляющего банком.
      – Как дела, Абель? Да… да…
      Наглотавшись дыма, она начала сильно кашлять, и Гамильтон поспешил открыть дверь кабины. Зло взглянув на него, она дала понять, чтобы он закрыл дверь.
      – Да, Абель, да… Рада была вас услышать! Передаю трубку мужу.
      Сунув трубку ему в руку, она проговорила раздраженным голосом:
      – Поторопитесь, я хочу домой. Я жду.
      Он смотрел ей вслед до тех пор, пока она не затерялась в толпе.
      – Вы слышите меня, мистер Прэнс-Линч?
      – Да, Абель.
      – Я сейчас же заявлю в полицию!
      Гамильтон натянулся, как струна.
      – В полицию? Зачем? Вы что, сумасшедший?
      – Но, мистер, сделать заявление просто необходимо!
      Начисление денег прошло все инстанции, и он в любой момент может выписать чек.
      – Оплачивайте!
      – Мистер Прэнс-Линч, я не понимаю! Речь идет о ваших деньгах!
      – Если кто-то и виноват, то только – вы, а не он. Вы хотели бы, чтобы у этой истории выросли длинные ноги и на каждом углу говорили, что «Бурже» – помойка?
      – Миллион сто семьдесят четыре тысячи долларов!!!
      – Я знаю, что делать! Если начнут поступать чеки, оплачивайте их. Передайте Вленски, чтобы держал язык за зубами и ничего не предпринимал. Ждите моих указаний! Вам ясно?
      – Слушаюсь, мистер Прэнс-Линч.
      – Никому ни слова. Вы меня слышите?
      – Да, мистер.
      – Прекрасно, Абель! Завтра я вам перезвоню.
      Он резко опустил трубку на рычаг, вытер пот со лба и от окурка прикурил очередную «Мюратти».
      Какое-то время он неподвижно стоял в кабине, сдерживая желание закричать от радости. Выйдя из кабины, он не закрыл за собой дверь и быстро направился в зал. При небольшом везении он выкарабкается из катастрофы.
      План действий в общих чертах был уже составлен.
 

***

 
      «Роллс» затормозил у ступенек, ведущих к входу в казино.
      – «Палм Бич», мистер,- сказал Норберт.
      Была половина шестого. Невесть откуда взявшийся лакей открыл дверцу, и Надя, выбравшись из машины, потянулась, подставляя лицо первым солнечным лучам.
      – Я одна из тех счастливчиков, которые ежедневно наблюдают восходы и заходы солнца.
      Она рассеянно взяла Алена за руку.
      – Я сплю тогда, когда все работают. Ты идешь?
      Бессонная ночь никак не сказалась на ней: и намека на
      синеву не было под ее фиолетовыми глазами.
      – Я хочу возвратиться к себе…
      Чтобы не мешать разговору, Норберт предупредительно отошел в сторону. Как и все на Лазурном берегу, он знал Надю Фишлер и теперь переживал за своего хозяина – уж очень быстро она его окрутила. Он симпатизировал этому Пайпу, который явно чувствовал себя не в своей тарелке во всей этой истории. Фишлер раскрутит его до последнего цента, и парень останется без штанов.
      – Ален? Ты шутишь?- воскликнула Надя.
      – Я выдохся,- признался он.
      – Ты же не бросишь меня, когда начинается самое интересное? Норберт!
      – Мадам!
      – Машину на стоянку! Мы продолжаем!
      Она достала из сумочки оставшиеся деньги и вложила в руку Норберта. Он быстро спрятал их в карман.
      – Слушаюсь, мадам.
      Надя уцепилась за руку Алена и повела его в холл казино.
      – Только три ставки. Выиграли или проиграли. Банк. Удачу надо уметь использовать.
      Зал был погружен в полумрак. Игра шла только за одним столом, стоявшим в углу. Все стулья вокруг него были заняты.
      – Джованни, это ограбление. Деньги!- бросила она голосом, в котором слышалось хорошее настроение.
      – Все?
      – Да. Я сейчас пущу вас по миру…
      Неожиданно она ожила, стала веселой, обаятельной, соблазнительной, полной энергии: щеки ее порозовели, глаза заискрились.
      – Ален, хочешь кофе?
      Ферреро подвинул ей впечатляющую стопку жетонов.
      – Семьдесят тысяч франков я высчитал за самолет.
      – Квитанцию выписывать на двоих?
      – Плачу сама,- ответила Надя, ставя свою подпись на розовом листочке бумаги.
      Ферреро отошел в глубь комнаты и подумал, что этот парень не вырвется из коготков Нади. Сейчас он начнет играть и все проиграет. Если бы добрая фея дала ему такую удачу – стать обладателем 1 200 000 франков, он без всяких угрызений совести всадил бы пулю в затылок Наде.
      – Пошли!- возбужденно сказала Надя.
      Нагрузившись жетонами, она направилась к играющим.
      Подходя к столу, Надя еще не знала, какая сумма поставлена на игру, но ноздри ее расширились, и она крикнула:
      – Банк!
      – Банк,- как эхо повторил крупье.- Два миллиона франков в банке, господа!
      Ален остановился как вкопанный: ему показалось, что в солнечное сплетение уперлось дуло револьвера.
      Надя взяла карты, которые ей выбросил банкомет, и открыла их.
      – Шесть на понтер,- сказал крупье.
      У принца Хадада оказалось больше.
 

***

 
      К пяти часам вечера посетители стали покидать «Романос», в семь в зале осталось несколько запоздалых бродяг. В восемь Том закрыл заведение. Он бросил быстрый, незаметный взгляд на Баннистера и незнакомца, сидевших в глубине зала. Парень был крепкого телосложения, с рожей протестантского пастыря, волосами цвета ржавчины и с пенсне на носу. Его звали Корнелиус Грант. Он работал адвокатом и когда-то просиживал штаны за одной партой с Баннистером. Время от времени Баннистер неофициально консультировался с ним по наиболее острым профессиональным вопросам. Но сегодня разговор шел о личном…
      – Я не говорю, что такой случай имеет место, Корнелиус, а прошу только представить, что…
      – Ну-ка расскажи еще раз свою туфту.
      – Пожалуйста. Предположим, что волею необъяснимого случая кто-то, ничего не требуя, получает чек на огромную сумму…
      – Фирма «Хакетт», например,- подсказал уверенно Грант.
      Самуэль быстро поднял глаза, но тот даже не смотрел на него.
      – Если тебе так хочется, пусть будет «Хакетт».
      – На какую сумму чек?
      – Сумма очень большая. Что-то больше миллиона долларов.
      – С чего это вдруг?
      – Я уже тебе говорил, просто так… Ошибка!
      Грант недоверчиво посмотрел на него.
      – Сэмми, хватит валять дурака! За здорово живешь такие деньги не выписывают.
      – Согласен, давай предположим, например, что сделали перечисление на мой счет: возместили убытки… Мне должны были перечислить десять долларов, а я получаю тысячу. Ошибаются на два нуля, если ты догоняешь мою мысль.
      – Прекрасно! Дальше.
      – Этот чек у меня в руках. Что я должен делать?
      – Ни в коем случае не притрагиваться к нему! Возвратить…
      – Я не могу снять деньги? Почему?
      – Рискуешь оказаться в дерьме.
      – Том, еще два виски!- крикнул Баннистер, допив содержимое стакана. Расстроенный, он покусывал себе губы.
      – Подведем черту,- начал Корнелиус.- Ты хотел узнать, можно ли воспользоваться ошибкой, в которой ты не виновен?
      – Совершенно верно.
      Том поставил два стакана на стол и демонстративно посмотрел на часы.
      – Сэмми, скажи честно, это ты получил чек?
      – Нет.
      – Я хочу, чтобы это было именно так.
      – Но в чем дело? Ведь не ты допустил ошибку?
      – Но ты знал, что она есть. Не темни. С кем это случилось?
      – С моим другом,- ответил Баннистер и тяжело вздохнул.
      – Он снимал деньги?
      Баннистер задвигался на стуле, чувствуя, что ему становится все хуже и хуже…
      – Да.
      – А! Ты знаешь, что я сказал бы твоему другу? Верни, парень, капусту!
      Том начал громко двигать стульями. Баннистер бросил на стол мятую десятидолларовую бумажку.
      Несмотря на то, что Грант и Баннистер были друзьями детства, у последнего не хватало смелости сказать, что вдохновителем операции был он. Корнелиус встал и хлопнул его по плечу.
      – Не загружай свои мозги, Сэмми! Ничто, с точки зрения юриспруденции, не доказывает, что я прав.
      Самуэль уже не слышал его. Единственным его желанием было немедленно предупредить Алена. Нужно прекращать их затею…
 

***

 
      Ноги отказывались повиноваться ему, и Ален вынужден был сесть.
      Позолоченный стул угрожающе скрипнул под его весом. Только что Надя в мгновение ока проиграла принцу Хададу два миллиона франков. Охваченный страхом, он встал со стула и подошел к столу, за которым играли. С презрительной улыбкой на лице Хадад поставил на кон все только что выигранные у Нади деньги. Он смотрел на нее, как кошка смотрит на мышку. Она и бровью не повела.
      – В банке два миллиона,- сказал крупье.- Господа, делайте ваши ставки!
      В зале стояла церковная тишина. Ее нарушил напряженный, холодный голос Нади:
      – Банк.
      Крупье бросил на нее пронзительный взгляд и громко сазал:
      – Игра! Карты…
      Но принц, державший колоду в руках, не шелохнулся.
      – Мадам,- сказал он и пристально посмотрел на Надю.
      Она знала, что нужно «засветить», то есть выставить на игру заявленную сумму. Перед ней лежало жетонов всего лишь на 400 000 франков.
      – Минутку!- попросила она.
      Она пронзила Алена своими фиолетовыми глазами и произнесла низким глухим голосом:
      – Не дай этому типу унизить меня. Я знаю, у тебя в кассе кредит на пятьсот тысяч долларов. Возьми его!
      Не в силах произнести ни слова, Ален отрицательно покачал головой. Он с ужасом заметил, что в этой звенящей тишине все взгляды были устремлены на него.
      – Иди,- повторила Надя.
      Принц нервно поигрывал пальцами по столу.
      – Я их сразу же тебе верну! Ты ничем не рискуешь!
      – Иди!
      Она повернулась к принцу и высокомерно сказала:
      – Секунду…
      Надя впилась пальцами в руку Алена и толкнула его к кассе.
      – Джованни! Жетоны на весь его кредит!
      Ферреро вопросительно посмотрел на Алена.
      – Делай, как я сказала,- крикнула Надя.- Он согласен.
      И снова немой вопрос кассира.
      – Спасибо!- сказала Надя Алену, который, оцепенев, сидел с открытым ртом.- Джованни!
      Ферреро вздохнул и выложил жетоны на стойку. Потеряв к Алену всякий интерес, Надя собрала жетоны и мелкими шажками направилась к столу.
      Алену не хватало воздуха. От слабости его мутило. Неожиданно среди плотного шума голосов он услышал: «Карты!» Парализованный страхом, он закрыл глаза и молча обратился к небу с молитвой.
      Если бы Баннистер присутствовал на этом спектакле, он умер бы прямо у стола.
 

***

 
      Графиня де Саран появлялась на пляже только в утренние часы и только в прозрачных одеждах. Шофер подвозил ее к бассейну, который соединялся с морем. Она арендовала на весь сезон одну из многочисленных кабинок, разбросанных по пляжу, в которых можно было укрыться от нескромных взглядов и заниматься чем угодно: есть, пить, раздеваться догола, принимать душ, спать или заниматься любовью…
      Муж присоединялся к ней не раньше полудня, поэтому утренним временем она распоряжалась по-своему. В это время по пляжу бродили инструкторы по плаванию и собирали лежаки. Ради интереса Мэнди переспала с двумя-тремя из этих атлетов, но большого удовольствия от накачанных мышцами тел не получила. К тому же они были излишне чистоплотны, что не отвечало ее вкусу, а в объятиях – примитивны и совершенно лишены воображения.
      С пляжной сумкой в руке, огромной соломенной шляпой на голове и темными очками на носу, она направлялась к своему обиталищу.
      Неожиданно она заметила выходившего из казино молодого человека. Лицо его было небрито и отличалось нездоровой бледностью, глаза щурились от яркого солнечного света. Зачарованно глядя на него, она остановилась. От мужчины исходил запах мочи… У него был отсутствующий взгляд и темные круги под глазами.
      – Мистер!..
      Ален осмотрелся, чтобы убедиться, что обращаются именно к нему. От усталости он едва держался на ногах, безнадежно пытаясь понять, как Надя ухитрилась проиграть не только выигрыш, но и его 200 000 долларов в тре-велс-чеках, лежавших в сейфах «Мажестик», не говоря о 500 000 долларов, испарившихся в одной ставке. Она сказала единственную правду: «Я сыграю три раза, только три раза!» Три ставки, которые подписали ему смертный приговор.
      – Не могли бы вы оказать мне услугу?
      Он молча посмотрел на нее, ослепленный солнцем, бессильно опустив руки, сотрясаемый внутренним страхом. Игра в казино продолжалась, и Надя даже не заметила его исчезновения.
      – Пройдемте со мной. Это недалеко.
      Измотанный усталостью, неспособный думать, он двинулся следом за ней. Его единственным желанием было окунуться в прохладные волны моря, чтобы они унесли его в никуда, отмыться, утонуть… Он безразлично смотрел на гибкую фигуру и танцующую походку незнакомки.
      – Это здесь…
      Он вошел в кабину из тростника: две пляжные кровати, стол, два стула, душ, зонт… Мэнди опустила свою пляжную сумку на песок, села на корточки и достала из нее флакон с маслом для загара. Ален рассеянно наблюдал за ее действиями. Она сняла через голову прозрачные покровы, и он с удивлением обнаружил, что все ее тело покрыто синяками. Она заметила его взгляд, но не посчитала нужным объяснить ему, что это – «сувенир», оставленный ей водопроводчиком. Мэнди протянула ему флакон, затем легла на одну из кроватей, расстегнула бюстгальтер, сняла трусики, оставив только шляпу и очки. Он даже не поинтересовался, как ее зовут. До сих пор он не произнес ни слова, совершенно не думая о том, какое может последовать продолжение.
      – Полейте мне спину маслом.
      Он открыл флакон, неловко наклонил его. Большая часть содержимого пролилась ей между ягодиц.
      – Помассируйте…
      Кончиками пальцев он начал растирать масло по ее телу.
      – Сильнее!
      Маслянистыми руками он ослабил узел галстука, испачкав при этом рубашку.
      – Сильнее! Не бойтесь сделать мне больно!
      Она начала изгибаться, ухватившись руками за изголовье кровати, издавая глухие и продолжительные стоны, напоминавшие животное рычание. Ален почувствовал, как из глубины усталости в нем поднимается горячая, кипящая струя. Его руки скользили по ее липким, бронзовым от загара бедрам… Вдруг она села, широко расставив ноги, схватила флакон и вылила остатки масла ему за рубашку. Затем прижалась лицом к его животу, шаря по его телу, пока не схватила своими нервными пальцами самую интимную часть тела…
      Ален поднял глаза к небу. Наступила темнота… Задыхаясь, совершенно опустошенный, он упал на кровать. Схватив свои сохнувшие плавки, Ален надел их и, не взглянув на нее, выскочил из кабины. Он бросился к морю, перепрыгивая через несколько ступенек деревянной лестницы, ощущая животную радость от прикосновения ног к раскаленному песку, и как торпеда вошел в море.

      Уснуть было невозможно. В три часа ночи, раздираемый угрызениями совести и сомнениями, Самуэль Баннистер все еще сидел в кресле в гостиной. После разговора с Корнелиусом Грантом он пришел к окончательному выводу, что дело принимает катастрофический оборот. Желание отомстить «Хакетт» отправило его друга на гильотину. Он налил себе пятый стакан виски и задал вопрос, на который не находил ответа: как выйти из игры и чистыми выбраться из этого дерьма? Как повернуть дело вспять? Занять денег и возместить потраченное? Сходить к Мюррею, попытаться разжалобить его, чтобы он не подавал в суд?
      – Самуэль…
      Баннистер от неожиданности так резко подпрыгнул, что половина стакана виски выплеснулась ему на брюки. Голос Кристель был ласковым… Это сразу же насторожило его. С того времени, как они поссорились, он не обменялся с ней и двумя словами.
      – Он: «Я ухожу от тебя.»
      – Она: «Убирайся к черту».
      Оставив супружеское ложе, он поспешил спать в комнату, предназначенную для гостей. После этого она не задавала ему больше никаких вопросов. Ужинали вместе, раскрывая рот лишь для того, чтобы проглотить пищу.
      Она робко присела в кресло, стоявшее напротив. При других обстоятельствах она бы показала ему, как в три часа ночи пить виски в одиночестве!
      – Самуэль…
      – Да…
      – Сколько лет мы с тобой женаты?
      – Не помню… Двадцать пять? Двадцать шесть?..
      – Двадцать пять.
      Я хочу тебе сказать…- Она закусила губу и, не глядя на него, прошептала:- Я сожалею о том, что произошло в тот вечер. Сожалею… Ты весь занят Пайпом… Я разнервничалась…
      Он бросил на нее пронзительный взгляд, стараясь понять, не прячется ли за несвойственным ей тоном очередная ловушка – начало нового скандала.
      – А! Все это ерунда.
      – Нет, нет… Я была не права! Я должна была тебя поддержать, быть рядом с тобой. А вместо этого…
      – Ерунда все это, Кристель, забудем.
      – Тебе не спится?
      – Нет. Я думаю.
      – Ты по-прежнему хочешь уйти?
      – Нет.
      Он поклялся Алену приехать. Но он не только не собирается ехать, но даже не может попросить его возвратиться.
      – Его вышвырнули вон, ты понимаешь?
      – Понимаю.
      Теперь самым естественным было бы сказать ей о том, о чем он никогда не собирался говорить.
      – Ты должна знать, Кристель, «Хакетт» только что выставил и меня…
 

***

 
      Ален вышел из воды, прошел к душу и потянул за цепочку. От сильной ледяной струи у него перехватило дыхание. Усилием воли он заставил себя оставаться под душем в течение нескольких долгих минут. Как сообщить Баннистеру о провале?
      Он подошел к инструктору по плаванию и попросил показать свободную кабинку.
      – Все заняты, мистер.
      Ален недоверчиво посмотрел на него.
      – Сейчас только десять утра. Не все клиенты пришли.
      – Они арендуют их из года в год… Хотите, поставлю кровать у бассейна?
      Возвращаться в отель ему не хотелось. Вначале надо выспаться, а потом решать, стоит ли сдаваться полиции. Из-за разницы во времени он сможет связаться с Баннистером не раньше чем в четыре часа. Он спустился в раздевалку, расположенную под землей, и подошел к кассе, за которой сидела молодая блондинка. Ален выбрал темные очки и цвета морской волны майку.
      – Номер вашей кабины, мистер?
      – У меня ее нет.
      На лице блондинки появились темные тучки.
      – Ну что ж, оплатите, когда будете уходить. Двести восемьдесят франков.
      Знаете…- начал он, стараясь скрыть смущение.
      Он так проигрался в казино, что ему нечем было заплатить за вещи.
      – Моя фамилия Пайп! Мой шофер рассчитается с вами.
      Он вышел на солнечный свет. В кармане его брюк оставалось еще несколько банкнот, но брюки, как и остальная замасленная одежда, все еще находилась в кабинке изнасиловавшей его истерички. Лучше он потеряет деньги, чем встретится с ней еще раз.
      – Ваша кровать, мистер. Желаете зонтик?
      – Нет, спасибо, нет… Извините, моя машина осталась на стоянке, не могли бы вы пригласить сюда шофера?
      – Разумеется! Какая модель?
      – Белый «роллс»,- смущаясь, сказал Ален.- Шофера зовут Норберт.
      – Будет исполнено.
      – Принесите, пожалуйста, крепкий кофе и что-нибудь поесть.
      – Хорошо. Что бы вы хотели?
      – Яйца, ветчину, немного красного вина.
      – Будет исполнено, мистер.
 

***

 
      Принц Хадад имел в «Мажестик» три люкса, где он мог разместиться в любой час и в любое время года. В сезон он снимал восемнадцать номеров, разбросанных по этажам таким образом, что его деловые встречи не пересекались с моментами собственного удовольствия. Этими деликатными вопросами занимался его личный секретарь Кхалил. В основную задачу Кхалила, наделенного чрезвычайными полномочиями, входило предвидение желаний хозяина до того, как они у него возникли, и материализация малейших его капризов. Так, например, пять апартаментов, расположенных на четвертом этаже, были зарезервированы для случайных гостей, иначе говоря, для проституток высшего класса, которым платили сумасшедшие деньги, но которые, благодаря своей образованности и манерам, могли вполне сойти за жен министров. Деньги они получали исключительно за ожидание… Обычно к полудню Хадад заканчивал игру в казино и часто перед сном утолял свой маленький сексуальный голод с одной из них. На пятом этаже жили последняя из его официальных жен, трое детей и несколько кормилиц. На седьмом размещался сам Хадад, Кхалил и Гонсалес, его личный парикмахер. Гонсалес должен был находиться в полной боевой готовности в любое время суток. Любитель изысканной пищи, Кхалил имел в ресторане открытый счет. Дни он проводил загорая на пляже, за едой, смакованием тонких вин, у телевизора или трахая одну из проституток, особенно ему понравившуюся. Хадад ленился и, опасаясь отрицательных эмоций, часто просил Кхалила первым испытать претендентку…
      Все эти привилегии, обеспечивавшие ему сладкую жизнь, создавали, естественно, определенные неудобства. Принц терпеть не мог, когда кто-нибудь из его окружения был не в форме в момент его возвращения из казино. Кхалил посмотрел на часы: девять утра. Он подавил зевок и обратился к четверым девушкам, дремавшим на диване:
      – С минуту на минуту здесь будет принц, так что советую подготовиться.
      Постельные способности троих он оценил в баллах: 12 – финке, 14 – немке, 13 – француженке. Несмотря на чувство долга, он не мог «испытать» четвертую, смешение кровей которой не позволяло даже ей самой точно определить свою национальность. Ее звали Карина.
      – Карина! Встань! Ты слышала, что я сказал?
      Это была высокая стройная блондинка. Она улыбнулась ему, сладко потянулась. От этого движения грудь ее подалась вперед, и сквозь тонкую натянувшуюся материю проступили твердые соски.
      Кхалил пресыщенным, ленивым взглядом посмотрел на нее.
      – Устала?
      – Немного…
      – Держи…
      Он бросил ей пачку банкнот. Она наклонилась, подняла деньги с пола и кончиком языка провела по губам, делая вид, что собирается съесть их.
      – Ммм… Вкусно!
      – Ты смогла бы съесть их?
      – Запросто,- ответила Карина.
      – Черта с два! Какая ставка? Какое ваше мнение?- обратился Кхалил к девушкам.
      – Один съедает, один себе,- предложила француженка.
      Номинал?- раздался голос немки.
      – Ассигнации по 500 франков,- не задумываясь, предложил Кхалил и достал из кармана огромную пачку денег.
      Для него, как и для Хадада, деньги не имели никакого значения.
      – Начинаем?
      – Внимание!
      – Я готова,- ответила Карина.
      Финка захлопала в ладоши в предвкушении сенсационной игры.
      – Жри!- приказал Кхалил, протягивая первую купюру.
      Карина, смеясь, взяла ее, скатала в шарик и проглотила.
      – Вот так!
      – Вкусно?
      – Восхитительно! Еще…
      Она широко раскрыла свою сумочку, чтобы удобнее было укладывать премиальные. Проглатывая вторую ассигнацию, Карина несколько изменила технику: перед тем как проглотить, она ее пожевала. На пятнадцатой ее лицо стало землистого цвета, но она храбро проглотила и ее. Теперь каждая очередная купюра сопровождалась глотком шампанского.
      На лбу у девушки выступила испарина.
      – Двадцатая!- крикнула немка.- Двадцать первая!
      Проглотив двадцать пятую ассигнацию, Карина с перекошенным лицом бросилась в ванную. Ее стошнило. Кхалил пожал плечами:
      – Когда я говорю, что деньги не приносят счастья, мне никто не верит.
 

***

 
      – Вы звали меня, мистер?
      – Да, Норберт,- ответил Ален, открывая глаза.- У меня небольшие неприятности с одеждой. Какой-то тип опрокинул мне на брюки кетчуп…
      – Вы хотите, чтобы я съездил за одеждой в отель?
      – Это было бы очень любезно с вашей стороны. Брюки, рубашку, туфли… Все найдете в шкафу.
      – Больше ничего не надо, мистер?
      – Я вышел без денег…
      – Сколько, мистер?
      – Тысячу франков.
      Норберт достал из кармана две ассигнации по 500 франков.
      – Возьмите, пожалуйста. Может нужно еще?- спросил Норберт.
      – Нет, нет, спасибо. Этого достаточно.
      – Хорошо, мистер. Я скоро вернусь.
      Он улыбнулся, надел фуражку и по-военному повернулся на каблуках. Накануне вечером он выиграл у двух других шоферов «роллсов» 8000 франков в покер. Но, в отличие от своего хозяина, он не позволил какой-то Наде Фишлер выудить их у него.
      Ален задумчиво смотрел ему вслед. От всего состояния у него осталось всего лишь 20 000 долларов, которые Сэмми уговорил взять на карманные расходы. В другое время и при других обстоятельствах это были бы деньги, но в Каннах этого едва хватало на день на чаевые.
 

***

 
      На кухню влетел поваренок. – Он уходит!
      Дремавшая бригада поваров вскочила на ноги. Марио поправил узелок бабочки под подбородком и направился в игорный зал. Было десять часов утра. Увидев Марио, принц сделал ему знак рукой. Конец игры сопровождался всегда одним и тем же ритуалом. У Хадада была странная прихоть: живя в «Мажестик», он питался только с кухни «Палм-Бич». Четыре человека на кухне всегда были готовы приготовить любое блюдо, заказанное принцем, и плевать они хотели на бессонные ночи. Сезон продолжался три месяца, в году их было 12, а чаевые, которые оставлял Хадад, позволяли им комфортно жить оставшиеся девять месяцев.
      – Принц? Что прикажете? Рыбу или мясо?
      – Рыбу. Жареную, просто жареную. И блины.
      Мысленно Марио поздравил себя: принц не заказал суфле.
      – Фрукты?
      – Да. Я хотел бы сесть за стол через четверть часа.
      – Будет исполнено!
      Марио бегом пересек зал, влетел на кухню и отдал команду: все принялись за работу. У служебного входа в «Палм-Бич» под парами стоял грузовичок, в который загружалась еда и теплой доставлялась в «Мажестик».
      Хадад пребывал в отличном настроении. За несколько банков он до нитки обобрал Надю Фишлер. В прошлом году он направил к ней Кхалила, чтобы тот передал ей его предложение переспать с ним.. К его большому удивлению, она отказала. Но принц прекрасно знал, что добродетель женщины растворяется как дым перед определенным количеством нулей. Задетый за живое ее отказом, он поклялся, что возьмет ее по-другому…
      Ничто так не радовало его, как вид троих сыновей от последней жены, они громко смеялись бултыхаясь в бассейне.
      Когда мальчики заметили его, они издали оглушительный вопль радости.
      – Папа!- крикнул старший.- Сделай нам маленькие караблики!
      Хадад опустил руку в карман… Десять минут в день, перед тем как поесть, потрахаться и выспаться, он уделял детям.
 

***

 
      Ален набрал воздуха в легкие и нырнул в глубину бас-сейна. Под трехметровой толщей воды он растянулся на голубой плитке и оставался в таком положении до тех пор, пока хватило воздуха в легких. Вынырнув, он глубоко вдохнул и ухватился за бортик бассейна. Он закрыл глаза и стал слушать детские крики, раздававшиеся рядом. Неожиданно к его щеке прилипла мокрая бумага, и сразу же последовал громкий детский смех. Он открыл глаза и был поражен увиденным: поверхность бассейна была покрыта огромным количеством бумажных корабликов, сделанных из пятисотфранковых купюр.
      – Ахмед!- строго сказал Хадад.- Простите его, пожалуйста.
      Принц подал Алену руку и помог ему выбраться из бассейна.
      – Поздравляю с выигрышем,- сказал принц, узнав Алена и не выпуская его руки.- К сожалению,- уточнил он, разыгрывая смущение,- я только что выиграл вторую партию у вашей партнерши. Она все проиграла…
      – Такова игра,- ответил Ален.
      – Меня зовут Хадад. Принц Хадад.
      – Ален Пайп.
      – Очень приятно. Рад буду сыграть с вами партию-реванш.
      Ален вспомнил фразу Самуэля: «Веди себя как богач».
      – А почему бы нет!- ответил он.
      Они еще раз пожали друг другу руки. Ален направился к своему лежаку, не заметив молоденькой блондинки, которая, сидя в пяти метрах от него на краю бассейна, отталкивала большим пальцем правой ноги кораблики-деньги, ветром сносимые к ней. Она подняла лицо вверх, навстречу солнечным лучам. У Хадада дрогнули ноги: Мэрилин! Он десятки раз видел фильмы с ее участием… Она была миражем его ночей.
      Она здесь! К женщинам принц сам никогда не обращался. Если он хотел с кем-то познакомиться, этим занимался Кхалил. Но сейчас Кхалил ждал его в «Мажестик», вместе с сонями проститутками…
      Впервые в жизни Хадад нарушил один из своих принципов: он подошел к незнакомке, сидевшей к нему спиной, наклонился и прошептал на английском языке:
      – Я – принц Хадад. Вам нравятся мои маленькие кораблики?
 

***

 
      Он проснулся то ли от кошмара, то ли от тени, упавшей на него.
      – Хэлло!
      Над ним против солнца стоял мужской силуэт, и Ален, видя общие очертания, не мог различить детали. Рядом, на маленьком столике, стояла заказанная им еда. Он поднял крышку судка и потрогал пальцами яйца, они были еще теплыми.
      – Вы не узнаете меня?- спросил голос.- Мы играли с вами в казино.
      Мужчина сделал шаг в сторону, и его осветило солнце. Ослепленный солнечными лучами, Ален различил выцветшие шорты-бермуды и теннисную рубашку. Из ворота рубашки торчала индюшачья шея с головкой Гамильтона Прэнс-Линча. Ален вскочил на ноги.
      – Да, не беспокойтесь, друг мой! Ешьте, пожалуйста, яйца. Они сейчас остынут. Позволю себе представиться: – Гамильтон Прэнс-Линч.
      – Пайп… Ален Пайп.
      – Американец?
      – Да.
      – С Запада?
      – Из Нью-Йорка.
      – И я из тех краев. Ешьте, ешьте.
      Ален набросился на яйца. Он жевал их с таким остервенением, словно это было жесткое мясо, и никак не мог проглотить.
      – В отпуске?
      – Да…- промычал он.
      – Прекрасная страна, не так ли? Мы с женой приезжаем сюда уже десятый сезон подряд. Где вы остановились?
      – Отель «Мажестик».
      – Мы тоже.
      – Когда прибыли?
      – Вчера.
      Возможно, копы уже стоят за его спиной или притаились где-нибудь в тени.
      – Чем зарабатываете на жизнь, мистер Пайп?
      Ален молча глазами указал ему на бутылку вина.
      – С удовольствием,- сказал Прэнс-Линч.- Надеюсь, что я не помешал вам?
      Едва справляясь с дрожью в руках, Ален налил себе вина, проклиная Баннистера за то, что тот не предусмотрел такого рода вопросы.
      – Совсем нет,- промямлил он.
      Гамильтон сделал маленький глоток.
      – Очень приятное! Просто великолепное! Так каким делом вы занимаетесь, мистер Пайп?
      – Бизнесом…
      Гамильтон с глубоким уважением посмотрел на него.
      – Интересно…
      Он выдержал паузу и небрежно обронил:
      – Я работаю в банке. Возможно, вы знаете банк «Бурже»?
      Ален поперхнулся. Вино неожиданно приобрело вкус уксуса.
      – У нас тридцать филиалов.
      Ален весь сосредоточился на еде и не смел поднять глаза на Прэнс-Линча.
      – Вы любите яйца, да?
      Зачем продолжать эту пижонскую игру? В его голове уже сложилось фраза: «Хорошо, Прэнс-Линч, прекратим валять дурака. Я сдаюсь! Везите меня в тюрьму».
      – Ваша вчерашняя партнерша – большая гурманка. Надо иметь крепкие нервы, чтобы находиться рядом с ней. Снимаю шляпу! Говорят, что она потенциальная самоубийца: любит проигрывать. Вы любите проигрывать, мистер Пайп?
      Так как Ален молчал, он добавил:
      – Я – нет! Обожаю выигрывать.
      Он встал, склонил в приветствии голову и сказал:
      – Ваше вино – превосходно, мистер Пайп. До скорой встречи! Мы, конечно же, еще увидимся. Очень рад был с вами познакомиться!
      Он пошел, лавируя между загорающими… Солнце палило нещадно. Ален завернулся в простыню, его бил озноб.
 

***

 
      – Вы читали сегодняшнюю газету?- спросил Цезарь ди Согно у Гольдмана и гордо помахал «Ницца матэн».
      На четвертой странице была помещена их фотография на ступеньках «Мажестик». Текст под фотографией сообщал: «Цезарь ди Согно вручает премию «Лидер» Луи Гольдману».
      – И это только начало!- сказал Цезарь.- Скоро прибудут газеты и журналы из Парижа…
      Выходя из «Мажестик» через черный ход, он все-таки столкнулся с Марком Голеном.
      Голен вежливо спросил у него, не чей счет отнести расходы по приему, на его или Гольдмана.
      – Гольдмана!- не моргнув глазом, ответил Цезарь.
      Он знал, что Гольдман на этот вопрос ответит: «Цезаря ди Согно!»
      – Триумф, Лу!.. Какой триумф! Вы заказали на вечер столик?
      – А вы?
      – У меня столько приглашений, что я просто в затруднительном положении! И никого ведь нельзя обидеть!
      – Кто будет за вашим?
      – Достаточно…- неопределенно ответил Гольдман.
      – Почему бы нам не сделать общий стол?
      – С кем?
      – Хакетты, Прэнс-Линчи, граф и графиня де Саран…
      – Вы знакомы с графом?- удивился Гольдман.
      – Они очень, очень старые мои друзья! Мэнди – моя подружка.- Желая заполучить Гольдмана, Цезарь рискнул добавить:- Присоединяйтесь к нам с вашей женой и друзьями, я приглашаю.
      – Нет вопросов,- ответил Гольдман, который еще никак не мог заказать столик.- Согласен, но с условием – приглашаю я.
      – Друзья мне этого не простят,- возразил Цезарь.
      – Хорошо, я попытаюсь уладить это…
      Он направился в бар.
      Пикантность его положения заключалась в том, что он сам не был никем приглашен и за душой у него не было ни цента.
 

***

 
      От очередного кошмарного сновидения его освободил женский голос.
      – Хэлло!
      Он поднес ладонь к лицу, прикрывая глаза от слепящих лучей солнца.
      – Меня зовут Сара. Сара Бурже.
      Мышцы его тела напряглись.
      – Лежите,- сказала она.- Я пришла к вам в качестве посла.
      Ален приподнялся и сел на край лежака.
      – Пайп… Ален Пайп.
      Она села рядом с ним.
      – Я знаю. От имени двух семей мне поручено пригласить вас на сегодняшний благотворительный концерт.
      – Каких семей?- пробормотал Ален.
      – Бурже и Хакетт.
      Ее нельзя было назвать ни красавицей, ни дурнушкой: в ней чувствовалась какая-то дисгармония. Взятые по отдельности, части ее тела были великолепны: прекрасные ноги, большие карие глаза, темные волосы, ироничный рот, руки, линия плеч… Но все вместе не играло. Природа сделала невозможным согласие этих совершенных частей…
      – Значит… да?
      Он с ужасом представил себя сидящим между Арнольдом Хакеттом и Гамильтоном Прэнс-Линчем.
      – Хочу признаться вам, что представления наводят на меня скуку, а благотворительность надрывает душу.
      За темными стеклами очков Ален увидел ее огромные глаза.
      – Вы знакомы с Гамильтоном?- спросила она.
      – Нет.
      – Как так! Вчера вы ощипали его в баккару. А десять минут тому назад разговаривали с ним. Плюгавенький такой… Это карманная собачонка моей мамаши: железная женщина в бархатных корсетах… Что он вам наболтал?..
      Ален неопределенно покачал головой.
      – Расскажите мне, мистер Пайп!.. Какую пользу может поиметь от вас Гамильтон?
      – Не знаю.
      – Он – подонок! Самая грязная свинья из всех, которые когда-либо рождались на земле.
      У Алена затекли ноги, и он сменил положение.
      – Снимите очки, я хочу видеть ваши глаза. Снимите…
      Ален исполнил ее просьбу и заморгал от яркого света.
      – У вас невинный взгляд. Хотите один совет? Не соглашайтесь ни на одно предложение моего отчима. Сегодня вечером я все время буду рядом с вами. Я не дам ему вас одурачить.
      Ален снова надел очки.
      – Я занят.
      – Обманщик! Встречаемся в девять в холле «Мажестик»! Спасибо, и не опаздывайте.
      Она удалялась от него уверенным шагом. Обескураженный, он с трудом дошел до бассейна и бросился в воду.

      – Вленски, вы – осел!
      – Да, мистер Фишмейер.
      – Вы допустили грубейшую профессиональную ошибку!
      – Я?
      – Вы! Отныне ваша карьера в этом доме закончена.
      – Но, мистер Фишмейер…
      – Молчите! Мы переводим на счет какого-то клиента миллион сто семьдесят тысяч четыреста долларов, и вы ничего не замечаете! «Бурже» вы не нужны!
      – Прошу прощения, мистер Фишмейер, но я вам сигнализировал о задолженности.
      – Вы мне ничего не говорили. Никогда!
      – А триста двадцать семь долларов, мистер Фишмейер! Клянусь!.. Я говорил об этом здесь, в этом кабинете.
      – Триста двадцать семь долларов,- завопил Фишмейер.- Что я должен был с ними делать?
      Он схватил трубку телефона, который уже давно трезвонил, и прогремел в трубку:
      – Меня здесь нет!- Перевел дыхание.- У вас хватает наглости напоминать мне о трехстах двадцати семи долларах, когда из под носа уплывает больше миллиона! Пайп! Что он за человек?
      Снова зазвонил телефон.
      – Я же вам сказал…- закричал Фишмейер.
      Вленски увидел, как неожиданно он замер и, внимательно слушая, безумно завращал глазами. Прикрыв микрофон ладонью левой руки, он сказал:
      – Выйдите, Вленски! Все!.. Разговор закончен! Вон!..
      – Одно только слово, мистер Фишмейер…
      – Вон!..
      По его побагровевшему лицу Вленски понял, что данный момент не самый лучший для продолжения разговора. Он на цыпочках подошел к двери и неслышно закрыл ее за собой.
      – Как ваши дела, мистер Прэнс-Линч?- изменившимся голосом спросил Фишмейер.
      – Хорошо, Абель, хорошо… Вы разговаривали с Вленски?
      – Только что, мистер Прэнс-Линч.
      – Мы можем рассчитывать на его молчание?
      – Безусловно.
      – Поступили чеки, подписанные Аленом Пайпом?
      – Еще нет, мистер.
      – Если это произойдет, вы знаете, что нужно делать.
      – Да, мистер Прэнс-Линч: оплачивать.
      – Прекрасно Абель! А теперь хорошенько слушайте меня. Вам необходимо срочно выполнить для этого клиента то, о чем я сейчас вас попрошу…
      Абель Фишмейер весь обратился в слух. Через секунду от удивления у него отвисла челюсть.
 

***

 
      К обеденному времени не осталось ни одного свободного столика, все были зарезервированы. Официанты катали между ними столики на колесиках, уставленных блюдами.
      Сидя в тени, о чем-то своем болтали старушки, на вышке разминались прыгуны в воду… Теоретически находиться рядом с бассейном с обнаженной грудью было запрещено, но практически все особи женского пола от шестнадцати до пятидесяти лет и старше демострировали свои прелести. У некоторых после искусного вмешательства врачей грудь стояла под углом в девяносто градусов вне зависимости от позы, в которой находились их владелицы. Когда они лежали на спине, их сиськи, как жерла пушек, смотрели прямо в небо.
      Войти незамеченным в зону бассейна было невозможно, десятки глаз устремлялись на новичка. Стеснительные заворачивались в халаты или простыни и снимали их, лишь добравшись до своего места. Другие, гордясь своим телом или, наоборот, игнорируя его изъяны, шли по керамической плитке с той же уверенностью, как если бы были одеты в вечернее платье.
      Жизнь в Каннах проходила в ускоренном темпе. Встречи случались вечером, а расставания иногда уже ночью. Страсти были бурными, разочарований в любви не существовало, клятвы не признавались.
      Появление Норберта в черной униформе не прошло незамеченным. Он величественно, не обращая на насмешки полуобнаженной публики никакого внимания, обошел бассейн.
      – Мистер…
      Он наклонился к лежавшему Алену и увидел, что тот спит.
      – Мистер Пайп,- повторил он, сняв фуражку.
      – Что?- встрепенулся Ален.
      – Все в порядке. Я оставил вашу одежду в раздевалке и позволил себе расплатиться за ваши покупки.
      – Спасибо, Норберт, спасибо.
      – Мне кажется, вам не следует лежать на солнце. Почему бы вам не отдохнуть в отеле?
      – Который час?
      – Одиннадцать.
      – Вы позволите мне окунуться в последний раз?
      На лице Норберта появилась вежливая улыбка.
      – Я буду ждать вас у выхода.
      С тем же достоинством он проделал обратный путь через весь бассейн.
      – Хэлло, мистер Пайп!
      Ален увидел толстого мужчину с огромной сигарой во рту.
      – Луи Гольдман,- представился толстяк.
      Он схватил руку Алена и сердечно пожал ее.
      – Вчера вечером вы дали фору! Как закончилась ночь?
      – Пожалуй, плохо…- ответил Ален.
      – Вы позволите?
      Гольдман бесцеремонно сел на лежак.
      – Надя – сумасшедшая! Вы давно ее знаете? Если бы она только захотела!.. Мы все лежали у ее ног, умоляли сниматься в кино… Она прошла мимо фантастической карьеры.
      Он подозвал официанта.
      – У вас есть холодные лангусты? Надо заморить червячка,- сказал он Алену.- Вы не против? И принесите бутылочку «Дома Периньон», похолоднее.
      Как и все, Ален знал это имя. Но откуда Гольдману известно его?
      – Вы спали или еще не ложились?
      – Еще не ложился.
      – Плохо, старина. Если собираетесь быть сегодня вечером в форме, надо выспаться. Игра в казино и боксерский ринг – одно и то же. Никакого алкоголя, никаких женщин, отдых и физкультура! Чем вы занимаетесь в данный момент?
      – Бизнесом…
      – Мне кажется, вы в хороших отношениях с Хададом. Поговаривают, что он слишком крут. У вас были с ним общие дела?
      – Нет,- ответил Ален.
      Гольдман задал ему еще несколько вопросов, затем начал рассказывать о кинематографической индустрии вообще и своих планах в частности.
      – Ваше вчерашнее поведение натолкнуло меня на мысль, что из вас мог бы получиться неплохой продюсер. Это развлекло бы вас. Э! Поставьте все сюда.
      Официант поставил поднос с лангустами на столик и открыл бутылку шампанского. Гольдман налил вино в стакан и протянул Алену.
      – У вас будет интересная компания за столиком?
      – Я не иду на концерт. С тех пор, как я прилетел из Нью-Йорка, я еще не спал.
      Ален продолжал держать стакан в руке, а бутылка была уже наполовину опорожнена. Каким образом Гольдман мог пить так быстро?
      – Хорошенько выспитесь, и милости прошу к нашему столу. Моя жена будет счастлива познакомиться с вами. Вы – мой гость!
      – Спасибо,- поблагодарил Ален,- но я не думаю, что…
      Гольдман сделал последний глоток и встал.
      – Мой шофер заедет за вами.
      Он приветственно помахал рукой и ушел. Теперь все лежаки был заняты. Бассейн бурлил… Алену снова захотелось искупаться.
      Едва он сделал два шага, как наткнулся на официанта, которому Гольдман делал заказ.
      – Извините, мистер, лангусты и шампанское, заказанные мистером Гольдманом, я занесу на ваш счет.
 

***

 
      – Только две прелестные женщины из всех купающихся обошлись без монокини!
      Лучезарно улыбаясь, Цезарь послал воздушный поцелуй Саре и Эмилии. Затем, как лучшим своим друзьям, пожал руки Арнольду и Гамильтону.
      – У вас есть секрет вашей стройности? Покупаю его! Диета или спорт?- Он поцеловал руку Виктории Хакетт, единственной женщины, одетой в платье. – Миссис Хакетт, у вас потрясающий муж! Все вам завидуют.
      – Выпьете?- спросил Гамильтон.
      – Никогда до обеда ни капли. Предполагаю, что столик вы уже заказали. Прекрасно! Предлагаю аннулировать заказ. Вы – мои гости!
      – Но, мистер ди Согно,- запротестовала Виктория.
      – Да, да, да! Я решил собрать вместе всех самых симпатичных людей в Каннах. Вы знакомы с моими друзьями, графом и графиней де Саран? Они будут рады разделить с вами компанию.
      – Видите ли…- заколебался Хакетт, бросив вопросительный взгляд на Эмилию Прэнс-Линч,- у нас заказ на шесть персон, и еще одного человека пригласили дополнительно.
      – Чем больше сумасшедших, тем веселее!- воскликнул Цезарь.
      – Мы с удовольствием присоединимся к вам, но не может быть и речи, чтобы мы были вашими гостями.
      – Нужно быть проще, мистер Прэнс-Линч. Примите мое приглашение, и это доставит мне огромное удовольствие!
      – Я разделяю мнение Гамильтона,- вступил в разговор Хакетт.- Согласен объединить наши столы при условии, что все вы – наши гости.
      – Пригласим еще моего друга Гольдмана и его жену Юлию. Она очаровательна. Хорошо? А сейчас бегу обрадовать хорошей новостью графа и графиню.
      Он быстрым шагом направился в сторону кабинок.
      – Терпеть его не могу,- сказала Сара.
      – А я тем более,- добавила Эмилия.
      – Почему?- удивилась Виктория.- Он такой милый! А какие утонченные манеры!
      – У него повадки сутенера,- уточнила Сара, незаметно посмотрев на отчима.
      – Сара!- возмутилась Эмилия.
      – Его знают во всех уголках земли,- сказал Гамильтон.
      – А премия «Лидер» имеет огромный резонанс…- добавил Арнольд.
      – Хочу признаться вам,- заговорила Виктория,- я с удовольствием принимаю приглашение. Впервые в жизни я буду находиться рядом с настоящими графом и графиней.
 

***

 
      – Вы похожи на кого угодно, только не на араба.
      – О! Даже так!- удивился принц.- Почему?
      – У вас голубые глаза,- ответила Марина.
      От удовольствия Хадад рассмеялся. Она была не только точной копией Мэрилин, но совершенно не скрывала своих мыслей. В этом женском теле жила душа ребенка.
      «Кадиллак» медленно ехал по Круазетт. Между коленями Марина зажала один из многочисленных корабликов, сделанных из пятисотфранковых ассигнаций.
      – Вы в Каннах одна?
      – Да.
      – Чем занимаетесь в жизни?
      – Ничем. Я ничего не умею делать. А вы?
      – Я тоже. Ничего! Вы приехали с друзьями?
      – Нет. Меня пригласил какой-то старикашка. Он оплатил дорогу.
      – Старикашка?.. Какой-то старикашка?- с подозрением спросил Хадад. Несмотря на ее внешность, она, возможно, проститутка, которых здесь более чем предостаточно.
      – Очень неприятная рожа! Извращенец. Он содержит Пэппи, мою подружку.
      – Но пригласил-то он вас?
      – Ну и что? Все произошло в течение пяти минут… Я жила тогда в квартире Пэппи.
      – А почему не у себя?
      – У меня нет квартиры.
      – Где же вы живете?
      – Где придется. Это зависит от парней, с которыми я встречаюсь. Поссорилась с Аленом, ушла к Гарри. Затем возвратилась к Алену, но у него не работал душ… Я пошла к Пэппи и там встретила этого старого маразматика. Он купил билет на самолет…
      – Как это?..
      – Вот так.
      – Почему вы сказали, что он извращенец?
      – Он любит смотреть, когда я занимаюсь спортом.
      – Теннис? Гольф?
      – Отжимание. Люблю делать отжимания.
      – А где он… этот маразматик?
      – Здесь, в «Мажестик». Он приехал с женой.
      – Думаю, что за все платит он.
      – Конечно! Не я же,- хихикнула Марина.- У меня нет ни цента.
      – Марина, я не спал всю ночь… Сейчас я собираюсь поесть вместе с друзьями. Не хотите присоединиться к нам?
      – Нет. Я хочу забрать свою шляпу, забыла ее в номере…
      – Сегодня вечером состоится благотворительное представление. Я вас приглашаю.
      – А как надо быть одетой?
      – Вечерняя одежда… длинное платье…
      – Тогда пустой номер. У меня только юбка и джинсы.
      – Это легко поправить,- сказал Хадад.- Мой шофер и секретарь будут сопровождать вас по магазинам. Покупайте все, что понравится, не стесняйтесь.
      – Правда?
      – Правда. У вас есть драгоценности?
      Марина рассмеялась.
      – Зачем?
      – Они вам не нравятся?
      – Плевать! Это старит.
      – Купите самые лучшие из тех, которые вам понравятся: Ван Клиф, Жерар Картье, Бушрон… У вас только одна трудность – выбрать! Я хочу, чтобы вы выглядели красивее королевы!
      Он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.
      – Вы так удивительно похожи на Мэрилин Монро!
      Марина резко выдернула руку.
      – Черт! И вы! Все говорят одно и то же! Когда же это закончится?!
 

***

 
      Цезарь осторожно постучал в дверь кабины.
      – Мэнди? Это Цезарь ди Согно. Вы там голая или можно войти?
      – Я – голая! Входите!
      – Секунду!- послышался голос Хюберта.
      Он торопливо набросил на тело жены халат красного цвета.
      Мэнди пожала плечами.
      – Цезарь знает мое тело лучше, чем вы.
      – Это еще не довод,- занервничал Хюберт.- Входите!
      – Самая очаровательная пара на Лазурном берегу! Граф, я знаю вас уже десять лет, и с каждым годом вы выглядите на два года моложе! Что касается Мэнди… нет слов…
      Он легко, по-дружески потрепал ее по затылку.
      – Ты была удивлена, если бы узнала, сколько женщин завидует твоей красоте. Ты самая красивая!
      – На самом деле? Кто, Цезарь, кто?
      – Расскажу сегодня вечером. Вы собираетесь на представление?
      – Мы будем за одним столиком с четой Синьорели.
      – Нет, Хюберт, нет! С ними вы умрете от тоски!
      – Ты хочешь что-то предложить?- спросила Мэнди.
      – Еще бы! Можно провести время с очень веселыми людьми!
      – С кем?
      – Например, с Гольдманом, продюсером…
      – Мне кажется, что он еврей,- забеспокоился граф.
      – Никто не совершенен,- парировал Цезарь.- Он не заразный и к тому же – гений, и принадлежит к белой расе. Будут Хакетты, Прэнс-Линч и авиационный магнат Онор Ларсен.
      – Слишком поздно отказывать Синьорели…
      – Хюберт,- раздался голос Мэнди,- мы их видим чуть ли не ежедневно. Я люблю смену лиц!..
      – «Членов»,- уточнил про себя Цезарь.
      – Скажите им, что у меня мигрень.
      – А если их столик окажется рядом?
      – Жизнь коротка! Сейчас лето, и всем на все наплевать,- энергично подвел итог ди Согно.- Хюберт, вы позволите мне уладить этот вопрос? Я скажу, что пригласил вас раньше, они поймут.
      – Послушайте, Цезарь,- начал граф,- я согласен, но при одном условии – вы мои гости.
      – Никогда! Я лучше предпочту отказать себе в удовольствии видеть вас за своим столом!
      – Каким вы можете быть занудой, Хюберт. Какая разница, кто платит?! Главное – быть вместе и веселиться…
      – Графиня права,- согласился Цезарь.- Даете зеленый свет на Синьорели?
      – Да, да, да!- затараторила Мэнди.
      Она поднялась и стала под душ. Голая.
      – Цезарь, щадя самолюбие графа, отвернулся.
      – Хорошо,- согласился Хюберт де Саран.- Но,- добавил он, понизив голос,- дайте честное слово, что счет оплачу я.
      – Никакого слова я вам не дам,- ответил Цезарь, рассмеявшись.
      – Цезарь, обещаете?
      – Сегодня вечером в девять тридцать. Жду вас в холле! Бай-бай, Мэнди!
      Он вышел, даже не взглянув на нее. Она не принадлежала к женщинам его типа. Каждый раз, когда они занимались любовью, он чувствовал себя лишенным прерогативы самца. Кроме того, ему претило издеваться над женщиной: бить ее, царапать, кусать… Ему нравились нежность, ласки и страсть.
      На террасе он заметил Бетти и гиганта Ларсена. Они обедали. Он поцеловал Бетти в лоб, взял оливку, сделал глоток шампанского и протянул руку Ларсену.
      – Клянусь вам, что все, что я сейчас скажу,- ложь!
      – Кстати, здесь все – подделка! Иногда я спрашиваю себя: настоящий ли я? Бетти, ты, конечно, будешь сегодня за моим столиком. Не спорь! Все, кого я сегодня пригласил, согласились прийти лишь потому, что там будешь ты с Онором. Граф и графиня де Саран, Луи Гольдман, Арнольд Хакетт, Гамильтон Прэнс-Линч, их жены и дети… Как тебе нравится компания, дорогая?
      Бетти быстро обменялась несколькими фразами на английском с Ларсеном.
      – Он с удовольствием придет, при условии, что платит он. Будьте его гостями!
      – И разговора быть не может! Я все беру на себя.
      Она укоризненно посмотрела на него.
      – Не злись, Цезарь…
      – Совсем нет… Скажи ему, что…
      – Оставь! Встречаемся здесь?
      – В холле «Бич», в девять тридцать! Годится?
      – И последнее, Цезарь…- сказала она ледяным тоном.- Предупреждаю, если заявится Фишлер, я устрою скандал.
      – Я тоже,- успокоил он ее.
      Дела складывались блестяще: все хотели платить! Последняя оливка, последний глоток шампанского, последний кусочек, зацепленный вилкой из тарелки Бетти…
      – До вечера!
      – Очень, очень симпатичный,- сказал Онор.- Это ваш друг?
      – Мы бываем в одних компаниях. Он забавляет меня.
      – Как вы считаете, стоит мне принимать его премию?
      – Это – почетная награда, Онор.
      Спустя час она увидела, как принц Хадад обнимал за плечи парня, которого Надя подцепила накануне в казино.
      – Онор, вы видите этого мальчика, там, внизу, на лежаке? Справа от брюнетки в зеленом купальнике… Вы сейчас пойдете и пригласите его за наш стол.
      – Вы и его знаете?- удивился Онор.
      – Не совсем. Он близкий друг Хадада и проворачивает большие дела с Ближним Востоком. Я думаю о вас, Онор…
      Ларсен отложил в сторону салфетку, выпрямил своей впечатляющий торс и поцеловал кончики пальцев Бетти.
      – Бетти, вы ничего не упускаете! Я пошел.
      Искупавшись, Ален почувствовал себя лучше, но усталость все еще сковывала его тело. Если он еще на минуту останется здесь, он уснет навсегда, на неделю… Он подошел к лежаку, взял простыню и собрался уходить, когда на него упала громадная тень.
      – Онор Ларсен,- сказал гигант, схватив его ладонь.
      – Ален Пайп,- машинально ответил он.
      Ален попытался высвободить руку, но не тут-то было.
      – У нас с вами общий друг – Хадад. Вы будете сегодня вечером на представлении?
      – Нет. Я должен выспаться.
      – Никто не спит на Лазурном берегу, мистер Пайп! Все умирают стоя! Ну, если принимают горизонтальное положение, исключительно, чтобы заняться любовью.
      Придя в восторг от собственного остроумия, он рассмеялся.
      – Не доставите ли вы мне удовольствие быть моим гостем?
      – Онор, представьте нас, пожалуйста…
      Ален с изумлением посмотрел на прелестное рыжеволосое существо, возникшее рядом с ними.
      – Ален Пайп,- сказал Онор.- Мисс Бетти Гроун.
      Она была завернута во что-то напоминающее сари, которое эффектно подчеркивало совершенные формы ее тела. Ничего подобного, что могло бы сравниться с ее зелеными глазами, Ален не видел. Разве что фиолетовые глаза Нади?
      – Я хочу, чтобы вы были вместе с нами,- сказала она, настойчиво буравя его своим взглядом.
      – Я хотел бы… К сожалению…
      – У нас очень веселая компания. Не огорчайте меня. Будет много красивых женщин. Вы где остановились?
      – В «Мажестик».
      – Прислать за вами машину?
      – Нет, нет…
      – Итак, в холле «Бич» в девять тридцать. Я могу рассчитывать на вас?
      – Я только что сказал мистеру…- забормотал Ален.
      – Договорились, мистер Пайп. Встречаемся здесь. Мы с Онором будем рады видеть вас среди наших гостей. Вы идете, Онор?
      Направляясь в раздевалку, Ален спрашивал себя, не сошли ли с ума все эти люди? В Нью-Йорке его выставляли за дверь, а в Каннах идет драка, чтобы заполучить его к себе.
 

***

 
      Марина развлекалась, как ребенок. Она указывала пальцем на предмет, и продавцы быстро заворачивали его. Дальше пакет переходил в руки двух телохранителей Кхалила, которые передавали его шоферу, и тот относил покупку в багажник черного «кадиллака». Настоящая сказка фей! Марина была безразлична к одежде и к чему бы то ни было материальному, но ее приводило в восторг то, что она была центром внимания. Каждый раз, когда она выбирала платье, Кхалил просил ее взять еще несколько… Они ей были не нужны, она никогда их не наденет, но приобретать их было восхитительным занятием. Все самые модные модельеры на Круазетт обращались с ней как с королевой английской.
      Но в магазине Ван Клифа она растерялась. Директор выложил перед ней массу коробочек с драгоценностями, предназначения которых, как и их цену, она не знала.
      – Обратите внимание на красоту этого бриллиантового колье, мадам! Какой поразительной красоты камни! У нас есть к нему и серьги…
      Марина надула губы.
      – Нет ли у вас чего-нибудь неординарного?
      – Неординарного? Что вы имеете в виду?
      – Я знаю!- воскликнул один из продавцов в строгом черном костюме из альпака.- Извините, мадам… одну секунду.
      Он наклонился к директору и, потирая руки от удовольствия и нетерпения, прошептал ему несколько слов на ухо.
      – Принесите! Последняя наша модель, мадам. Надеюсь, она вам понравится.
      Вскоре возвратился продавец и поставил на столик изящную шкатулку.
      – Но это…- восторженным голосом воскликнула Марина.
      – Совершенно верно, мадам! Ошейник. На платиновом колье установлен двадцать один бриллиант. Вы позволите?
      Он закрепил колье на шее Марины. Три продавца с разных сторон поднесли зеркала.
      – Беру! Эта штуковина просто атас!
      – Прекрасно, мадам! А сейчас мы покажем вам наши кольца.
      Кхалил незаметно отвел в сторону директора.
      – Его высочество оценит колье. А поводок вы можете продать?
 

***

 
      Зайдя в номер, Ален свалился в постель и тут же уснул. Его разбудила настойчивая трель телефонного звонка. Он нащупал рукой трубку и посмотрел на часы. Они показывали четыре часа. Чего? Утра? Вечера? Он не мог понять.
      – Алло,- вялым голосом пробормотал он.
      – Ален? Это Сэмми.
      – Сэмми? Который час?
      – В Нью-Йорке девять утра. Ты спишь или напился? Слушай меня внимательно, Ален. Это очень важно. Я все обдумал! Нашу акцию прекращаем.
      Ему понадобилось несколько секунд, чтобы слова Баннистера дошли до его сознания.
      – Что прекращаем?
      – Я проконсультировался с моим другом, адвокатом. Мы сваляли дурака, Ален. Прекращай транжирить деньги. Придется покрутиться и возвратить истраченные… Ты слышишь меня?
      Ален почувствовал, как по венам потек расплавленный свинец.
      – Если возвратим деньги в банк, все обойдется. Они ничего не сделают с тобой. Ты заявишь об ошибке, и все станет на свои места. Тебе подыщут какую-нибудь работу, и все успокоятся.
      – Ты не знаешь одной маленькой детали, Сэмми,- сказал Ален обреченным голосом. Он сделал паузу.- У меня нет больше денег!
      – Как?
      – У меня нет больше денег,- завопил Ален.- Поэтому я не смогу их возвратить. Ты понимаешь?
      – Нет,- с трудом выдавил Баннистер.
      – Закончились, испарились, исчезли! Ты хотел, чтобы я сделал обмен? Я это сделал. Они все забрали!
      – Ален, ты шутишь? Хочешь напугать меня?
      – Ни цента…
      – Я не верю тебе. Ален, поклянись!
      – Дерьмо!
      – Ален, я вылетаю к тебе первым самолетом.
      – Пошел ты…
      Расстроенный, он бросил трубку. В дверь постучали. Поднимаясь с кровати, он проклинал Сэмми, Надю и особенно себя. Он резко распахнул дверь.
      – Здравствуйте!
      На пороге стояла Бетти Гроун. Сари она сменила на черные брюки и белую блузку.
      – Я могу войти?
      Ален посторонился, пропуская ее в комнату.
      – У вас вид человека, который только что получил неприятное известие. Я права?
      Ален закрыл дверь. Их окутывал густой полумрак и аромат ее духов.
      – Я сказала Онору, что иду к парикмахеру.
      Она села на кровать, подтянула к подбородку колени и обхватила ноги руками.
      – Сядьте рядом со мной. Вы мне симпатичны. Я не помешала вам?
      – Нет.
      – Я живу этажом ниже. Онор скоро вернется… Я тороплюсь…
      Она потянулась и во весь рост легла на кровать. Ален увидел, как она задвигала бедрами, снимая брюки.
      – Помогите….
      Он неуклюже помог ей завершить операцию. Бетти сильно притянула его к себе, и ее рот стал жадно ловить губы Алена. Одновременно ее рука взяла руку Алена и потянула к низу живота…

      Абель Фишмейер, мягко говоря, совершенно не симпатизировал Оливеру Мюррею. Мюррей был маленького роста, он – высокого; Мюррей сыскал известность своей мелочностью, он – широтой натуры… Иногда они сталкивались в силу профессиональной необходимости, и тогда Фишмейера коробили безобразные манеры шефа кадровой службы «Хакетт». Но, к сожалению, «Хакетт» принадлежала к числу основных клиентов «Бурже». Восьмого числа каждого месяца банк выдавал деньги на зарплату шестидесяти тысячам служащих фармацевтической корпорации. Таким образом, около 120 миллионов долларов, контролируемых Абелем со стороны «Бурже» и Мюрреем, вызывали у Абеля чувство отвращения. С неприятным чувством на сердце он набрал номер его телефона.
      – Оливер? Как ваши дела? Фишмейер… Да, да… Я хотел бы кое-что уточнить по денежному переводу, в который вкралась досадная ошибка. У вас работает некто Ален Пайп?
      Трескучий голос Мюррея заставил его скрипнуть зубами.
      – Четыре дня тому назад он вычеркнут из списка персонала «Хакетт». Если быть совершенно точным – двадцать второго июля.
      – Это правда? Какая причина, Оливер?
      – Сокращение штатов. В списке он оказался первым, ему не повезло. Почему вы интересуетесь им, мистер Фишмейер?
      – Ничего особенного, Оливер, ничего особенного… Как чувствует себя миссис Мюррей?
      – Прекрасно, благодарю вас.
      – А чем занимался у вас этот Пайп?
      – Был заместителем начальника одной из финансовых служб.
      – Передо мной как раз находится его банковская карточка. Меня заинтересовало, почему вдруг вы перечислили ему одиннадцать тысяч семьсот четыре доллара.
      – Речь идет о выходном пособии…
      – Хорошо, Оливер, спасибо и всего наилучшего!
      Через секунду он снова поднял трубку и попросил телефонистку соединить его с отелем «Мажестик» в Каннах. Сейчас Гамильтон Прэнс-Линч узнает, какому ничтожеству отсчитал деньги банк «Бурже».
 

***

 
      Ален любил женщин, случалось, они отвечали ему взаимностью. Но даже в тех случаях, когда они первыми делали шаг навстречу, он никогда не чувствовал себя игрушкой в их руках. Но от трех приключений в Каннах ничего, кроме неприятного привкуса во рту, у него не осталось. Надя Фишлер, Бетти Гроун и незнакомка на пляже втянули его в какую-то невероятную борьбу самца и самки, где женская особь доминировала: нападала, отталкивала, потребляла, принуждала… И все происходило автоматически: без ласки и удовольствия. Он осмотрел просторную комнату, в которой еще витал запах духов Бетти. Простыни валялись на полу… В самых неожиданных местах лежали подушки. Бетти, стоны которой, наверное, переполошили всю прислугу отеля, по-надобилось «пропутешествовать» через три кресла, чтобы удовлетворить свои желания.
      Смолотый в мелкую муку, исцарапанный, искусанный, с кровоточащими губами, Ален чувствовал себя так, как будто выбрался из эпицентра урагана. Но, странное дело, ему расхотелось спать. Он прошел в ванную, долго стоял под душем, затем лег в кровать и задумался над своим положением. Ситуация стала неконтролируемой. Вдруг он вскочил с кровати, натянул брюки, рубашку и набрал номер 165…
      – Гараж? Ален Пайп. Номер 751. Машину к выходу!
      Норберт, сваленный усталостью, спал сном праведника и возможно, видел во сне Канта и Ницше. Холл отеля был заполнен красивыми женщинами, собаками, стариками в одежде яхтсменов и умопомрачительно элегантными молодыми людьми.
      – Серж к вашим услугам, мистер Пайп. Вызвать шофера?
      Ален снял темные очки и сел за руль. – Нет, не надо.
      – Мистер Пайп!
      Ален посмотрел на человека, который обратился к нему.
      – Марк Голен, директор отеля. К своему большому сожалению, я не смог раньше засвидетельствовать вам свое почтение.
      Среднего роста, с лицом пирата, не лишенного обаяния, он смотрел на него своими черными преданными глазами.
      – Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь. Я хочу ,чтобы ваш отдых здесь не разочаровал вас.
      Ален улыбнулся, молча кивком головы поблагодарил его и тронулся с места. Свернув налево, он выехал на Круазетт и удивился, как послушно себя вела в его руках эта огромная, тяжелая, бесшумная машина. Он проехал мимо казино «Палм-Бич», бросил взгляд в сторону моря и взял направление на Хуан ле-Пин. Молоденькие, загорелые, полуобнаженные девушки с любопытством оборачивались вслед «роллсу». Если бы они знали правду!
 

***

 
      Несмотря на знойное солнце, которое накалило Нью-Йорк, как сковороду, мужчина был одет в строгий серый костюм. На обшлагах пиджака золотом блестели вышитые буквы «ББ».
      – Что они означают, эти «ББ»?- спросил привратник.
      – Банк «Бурже».
      Посыльный протянул письмо.
      – Передайте лично в руки мистеру Пайпу.
      – Хорошо. Как только увижу его…
      Было 26 июля. Пайп до сих пор не заплатил за квартиру и с 23-го числа исчез в неизвестном направлении. Возможно, переехал. Привратник взвесил в руке письмо и решил, что его долг – ознакомиться с содержимым конверта. Он пошел на кухню, где в кастрюле кипела вода для чая. Подержал конверт над паром, а затем осторожно поддел уголок острием лезвия.
      Он извлек сложенный вчетверо лист бумаги, заранее предугадывая его содержание. От прочитанного у него зашумело в голове. Он ничего не понимал… Перечитал еще раз и рухнул на стул, как если бы его лягнула лошадь.
 

***

 
      Их было человек двенадцать, сидящих в тени раскидистых деревьев. Один из них, здоровенный рыжий детина с красной тесьмой, повязанной через лоб, лениво перебирал струны гитары. Другой, лежа на спине, хлопал в такт мелодии по пустому бидону, который стоял у него на животе. Девушки вполголоса подпевали. Им было от 18 до 25 лет. Иногда прохожие замедляли шаг, прислушиваясь к музыке: Лазурный берег буквально кишел студентами, которые приезжали сюда пожариться на солнышке со всех концов Европы. Еда стоила недорого, фрукты и овощи и того меньше. Спали они под открытым небом, концерты и девушки были бесплатны, а море принадлежало всем.
      – Провокация,- беззлобно сказал голландец, показав на белый «роллс», стоявший у тротуара.
      – Нувориш…- процедила его подружка.
      – Свинство!
      – У тебя хватит мозгов купить такую колымагу?
      – Много ты знаешь…
      – Ты готов вылизать задницу любому, только бы заполучить такую.
      – Лучше сдохнуть на месте.
      – Ганс, где пузырек?
      – В рюкзаке.
      – Парни, не дурите! Что вы докажете?
      – Развеем скуку.
      – Вы что, недоноски?
      – Ганс, давай…
      Ганс достал из вещевого мешка аэрозольный баллончик.
      – Что писать?
      – «Капиталист, вали домой!»
      – Идиот, он же у себя дома.
      – «Богатая свинья» – это звучит лучше?
      Ганс присел у крыла «роллса». Черная краска брызнула на девственную белизну кузова. Все дружно рассмеялись. Остановившиеся прохожие одобрительными возгласами поддержали их…
      Чувствовалось, что в этом деле Ганс набил руку.
      – Я – бывший полковник, и я протестую,- сказал один из свидетелей.
      – Но это наша машина,- с насмешкой ответил гитарист.- По какому праву, полковник, вы хотите помешать нам разрисовать ее?
      Раздался новый взрыв смеха. Ганс закончил выводить «и» в слове «свинья» и протянул баллончик длинноногой девушке с пепельными волосами.
      – Закончи, Тьерри, я устал…
      Высунув кончик языка, Тьерри дописала слово. Зрители и актеры зааплодировали.
      Один из зрителей вышел из толпы, спокойно осмотрел машину, бросил взгляд на молодых людей, открыл дверцу «роллса» и сел за руль. Вставив ключ в замок зажигания, он завел двигатель и тронулся с места.
      – Черт!- воскликнул Ганс, придя в себя от неожиданности.
      Отъехав метров двадцать, «роллс» остановился и дал задний ход. Ошеломленная, забыв, что продолжает держать баллончик в руках, Тьерри увидела, как водитель жестом подзывает ее к себе.
      – Садитесь!
      Она вопросительно посмотрела на своих друзей, но те буквально окаменели. Ален открыл дверцу.
      – Вы боитесь?
      Онемев от смущения, она села рядом с ним.
      – Э! Этот подонок увозит ее!- закричал Ганс, машинально стараясь запомнить номер машины.
      «Роллс» быстро набрал скорость.
      – Как вас зовут?- спросил Ален.
      – Тьерри.
      – Англичанка?
      – Какое вам дело?
      – Никакого. Вы правы…
      Он говорил спокойным, лишенным всяких эмоций голосом. Она исподлобья посмотрела на него, но его глаз, спрятанных за темными стеклами очков, не увидела.
      – Куда едем?
      – Не знаю.
      Он проехал через весь Хуан и выехал на национальную автостраду.
      – Вам это кажется смешным?- спросила Тьерри.
      Ален промолчал.
      – Я хочу выйти.
      – Кто вам мешает?
      Он увеличил скорость. Она пожала плечами и откинулась на кожаную спинку сиденья.
      – А вы не слишком разговорчивы.
      Он резко свернул налево и вывел «роллс» на боковую Дорогу. Они стали подниматься вверх по склону холма.
      – Чем вам не понравилась моя машина?
      – Она вызывающая… Отвратительная! А вы не такой уж старый!
      – Проедем еще немного вперед?
      Он вставил в магнитофон кассету.
      – Послушайте,- взорвалась она,- мне осточертели ваши штучки! Вашу машину изуродовали, я согласна… Но стоит ли из-за этого убиваться? Если есть деньги на покупку «роллса», их должно хватить и на перекраску! Остановитесь…
      Ален съехал с дороги, затормозил и заглушил мотор. Она выскочила из машины. Он даже пальцем не шевельнул, чтобы удержать ее. Решительным шагом она пошла в обратном направлении. Он развернулся и, обогнав ее метров на пятьдесят, остановился и вышел из машины. Проходя мимо него, она отвернула голову. Он сделал прыжок и схватил ее за руку.
      – А теперь вы получите хорошую порку!
      – Попробуйте.
      Он затряс ее изо всей силы, но разозлиться не мог.
      – Кто возместит мне причиненный ущерб?
      Она презрительно посмотрела на него.
      – У вас есть «темные» деньги, вы и оплатите.
      – Когда?
      Вдруг ей стало страшно. А если он сумасшедший, сутенер или гангстер?
      – Отпустите меня!
      Он разжал пальцы, снял очки, усталым жестом провел рукой по глазам и отвернулся. Она стояла, сжав кулачки, не шелохнувшись. Ему было лет 25 – 30. Она увидела, как он достал из пачки сигарету и закурил. Он по-прежнему стоял спиной к ней.
      – Эй!..
      Он не обернулся.
      – Послушайте, честное слово, я сожалею, что… Мы сделали это без злого умысла. Хотели пошутить…
      Он пожал плечами и сделал затяжку.
      – Вы злитесь на меня?
      – Много чести,- ответил он, криво усмехнувшись.
      – Думаю, после того, что случилось, у вас нет желания отвезти меня обратно?
      – Откровенно говоря, большим желанием не горю…
      – Хорошо. Я пойду пешком.
      Она переступила с ноги на ногу.
      – Как вас зовут?
      – Ален.
      – Странно…- начала она,- вы как-то не соответствуете этой модели машины. Такой катафалк в вашем возрасте – это глупо.
      Он молчал.
      – Вы американец?
      – Да.
      – Чем занимаетесь?
      – Всем. Леплю солдатиков из пластилина.
      – А я изучаю…
      – Что?
      – Жизнь.
      – Это входит в программу вашего курса?
      Он повернулся: на ней были джинсы и мужская, не по росту большая, рубашка цвета хаки. Ее руки были маленькими и нежными, как у ребенка.
      – Вы угостите меня сигареткой?
      – Гашиш не курю.
      – Почему вы так со мной разговариваете?
      – А ваши друзья, хиппари?..
      – Они одного с вами возраста, но душой они моложе вас,- сказала она, кивнув в сторону «роллса».
      Он прикурил от своей сигареты новую и протянул ей. Взгляды их встретились, и в ее глазах он увидел отражение собственного лица.
      – Поехали.
      Он открыл ей дверцу, и она села в машину.
      – Кем вы хотите стать, когда вырастете?
      – Остаться ребенком. А вы?
      Он включил первую передачу, и машина мягко покатила вниз по склону.
      – Попытаюсь превратиться в старика.
      – Вы на правильном пути. Предполагаю, что у вас есть шофер.
      – Само собой…
      – И шикарные апартаменты во дворце!
      – Естественно…
      – А вечером, перед ужином, вы повязываете галстук.
      – Обязательно… и смокинг.
      – Вам не нравится?
      – Лучше умереть.- Она рассмеялась.- Зачем вам все это?
      – Вы всегда делаете только то, что вам нравится?
      – Всегда.
      – Вам повезло,- вздохнул он.
      Она ударила кулачком по приборному щитку.
      – Расстаньтесь с этой машиной, выбросьте в море старые тряпки и заживите новой жизнью!
      Ален сделал строгое лицо.
      – Где вы живете?
      – Гольф-Хуан. Мы с подружкой снимаем квартиру.
      – Подружка метр девяносто ростом и с бородой?
      – Пятьдесят пять вес и девяносто окружность груди.
      – Ваша любовница старая?
      – Лет триста и очень ревнивая.
      Когда они выехали на улицу Хуан, он с удивлением отметил, что больше не злится на нее.
      – У вас есть телефон?
      Она сочувствующе посмотрела на него.
      – А почему не ванная, выложенная мрамором? На площадке есть кран с холодной водой. И еще… вода из него течет, когда ей заблагорассудится. Хотите посмотреть?
      – С удовольствием…
      Он остановил машину в узенькой тихой улочке Гольф-Хуан. Мальчишки, которые играли в футбол, завизжали от восторга, когда увидели надпись на «роллсе». Тьерри сделала вид, что не слышит их.
      – Это здесь,- сказала она.
      Они прошли мимо маленького ресторанчика, на вывеске которого было написано «У Тони».
      – Меню за двадцать семь франков. Свежие жареные сардины, салат, фрукты.
      Она бросила на него пронзительный взгляд.
      – То, что требуется народу. Нам на пятый этаж… У вас хватит сил подняться?
      – Попытаюсь,- ответил Ален.
      Она пошла впереди него вверх по винтовой лестнице, гак легко переступая со ступеньки на ступеньку, что, казалось, пританцовывала.
 

***

 
      Я очень обеспокоен, ваше высочество. Мое правительство требует, чтобы я дал ответ в течение сорока восьми часов. Власти не хотят, чтобы товар слишком долго находился на военной территории.
      – Номенклатура?- спросил Хадад.
      – Сто аппаратов. Сорок «Дрэкенов», тридцать пять «Виджеров» и двадцать пять «105-х»,- ответил Ларсен.- Нельзя до бесконечности держать в ангарах восемьсот миллионов долларов.
      – Можно ли перевести деньги через одно из ваших предприятий?
      – Нет, ваше высочество. За нами очень тщательно следят, и не только шведы…
      Переговоры проходили на пятом этаже в отеле «Мажестик». Хадад и Ларсен были знакомы с давних пор, но на людях предпочитали этого не демонстрировать. Дела, которыми они занимались, требовали исключительной конспирации. Политика и экономика настолько тесно переплелись, что становилось совершенно невозможным совершить какую-нибудь сделку нормальным образом. Военную технику для своей армии Хадад мог закупить только в Соединенных Штатах, но Соединенные Штаты поддерживали Израиль, и им было не с руки поставлять оружие арабскому эмиру. Хадад был вынужден обратиться к Франции, Швеции, Великобритании, Италии… До сих пор, благодаря посредничеству Эрвина Брокера, поставки летной техники осуществлялись из Швеции.
      – Откровенно говоря, я не понимаю, что могло с ним
      произойти,- мрачно сказал Ларсен.
      – Он подорвался…- без тени юмора сказал принц.
      – Я знаю, но почему? Кому понадобилось привязать его к платформе и положить динамит на живот?
      – Сколько составляли его комиссионные?
      – Два процента, 16 миллионов долларов,- вздохнул принц.
      – Боюсь, что мы можем оказаться в безвыходном положении, ваше высочество. Смерть Брокера завела нас в тупик. У вас есть подходящая кандидатура на данный момент?
      – Нет. А у вас?
      – Тем более.
      Каждый погрузился в свои мысли. Найти нужного человека за два дня было архисложным делом. Последствия могли оказаться непредсказуемыми и плачевными…
      – Ваше высочество, вы сохранили связи с людьми, которые рекомендовали вам несчастного Эрвина?
      – Нет,- солгал принц.
      Он не хотел, чтобы Цезарь ди Согно был каким-то образом замешан в этом деле. Он был слишком заметной фигурой: о нем много говорили, да и сам он не держал язык за зубами, когда речь шла о других. Когда четыре года тому назад он представил ему Брокера, принц посчитал это за счастливое знамение. Но Брокер уничтожен, и интуиция Хадада подсказывала ему, что Цезарь – человек подозрительный. Он еще годится поставлять девочек, но для серьезных дел – никогда.
      – Жаль,- вздохнул Ларсен.- Вы будете сегодня на представлении?- совсем некстати спросил он.
      – Речь ведь идет о благотворительности,- многозначительно произнес принц.
      – В нашей компании будет один из ваших друзей.
      – Кто же?- удивился принц.
      – Ален Пайп.
      Хадад нахмурил брови.
      – Мне говорили, что у вас с ним общие интересы,- уточнил Ларсен. – Сегодня утром вас видели вместе в бассейне.
      Принц мучительно пытался вспомнить. Да, тип, которого задел кораблик, пущенный сыном… Казино…
      – Я его не знаю,- ответил он.- На что вы намекаете, мистер Ларсен?
      У Ларсена от смущения покраснело лицо.
      – Абсолютно ни на что, ваше высочество. Я очень крепко озабочен.. Я ищу… Если мы не найдем решения в течение сорока восьми часов, восьмисотмиллионная сделка лопнет как мыльный пузырь.
 

***

 
      – Осторожно! Перекрытие! Поберегите голову.
      Ален наклонился и прошел в помещение.
      Тьерри закрыла за собой дверь.
      – Какая ваша?- спросил Ален, указав на две кровати, покрытые пледами.
      – Слева – моя, а справа – Люси. Вам сварить кофе?
      – А разве это возможно?
      – Если согласны на растворимый.
      – А я думал, что у вас нет воды.
      Тьерри театральным жестом отдернула ярко-голубую занавеску, за которой находилась маленькая каморка: душ, умывальник и газовый нагреватель воды.
      – И вы мне поверили?
      – Все это похоже на картины Матисса.
      – Что?
      – Ваша комната, ее цветовая гамма, открытое окно…
      Его слова удивили ее.
      – Вы знаете о Матиссе? Богатый и образованный, это же просто чудо!
      – Неужели я так глупо выгляжу?
      – Априори, деньги заменяют культуру, обаяние, вежливость, ум… Не стойте как вкопанный, это раздражает меня.
      – Где можно сесть?
      – На мою кровать,- предложила Тьерри.
      – Если я там сяду, я лягу…
      – Кто вам мешает это сделать?
      – Я не спал уже двести лет.
      – Снимайте туфли и устраивайтесь поудобнее.
      В какой-то момент он подумал о том, что не разыгрывается ли и здесь тот же спектакль, который он пережил с Надей, Бетти и истеричкой на пляже «Палм-Бич»…
      – Вы кутили?
      – Прошлую ночь я провел в Риме.
      – Дела?..
      – Спагетти,- чистосердечно признался он.
      Она положила две ложечки «Нескафе» в чашку и подставила ее под кран с горячей водой.
      – Сахар?
      – Если можно, один кусочек. А вы?
      – Не терплю «Нескафе». А Люси, наоборот, просто обожает его.
      Подавая ему чашку, она посмотрела на него и прыснула.
      – Что вас рассмешило?
      – Вы! Вы похожи на затюканного школьника. Все не дает покоя «роллс»?
      Он смотрел, как она поливает герань из стакана… молодая, гибкая, здоровая, естественная… Красавица! У него возникло ощущение, что он встретился с кем-то родным и дорогим ему.
      – Почему вы так на меня смотрите?
      Их взгляды словно зацепились друг за друга и не могли разъединиться: Ален был не в силах отвести глаза.
      – Тьерри?
      – Да?
      – Я хотел бы заехать за вами завтра. Мы могли бы вместе поплавать.
      Сейчас она скажет «нет». Но даже если она скажет «да», он может не встретиться с ней. Ему грозит разоблачение с минуты на минуту.
      – В котором часу?- спросила она.
      – В десять.
      – Здесь?
      – Здесь.
      Оказывается, не одна она могла летать: спускаясь по лестнице, он буквально парил над ступеньками.
      Он сел за руль и резко взял старт. Надпись на машине превратила «роллс» в мусорный ящик, но теперь Алену на все было наплевать. В его душе звучала музыка.

      Прыгая через четыре ступеньки, Люси вбежала наверх, вставила ключ в замочную скважину и широко распахнула дверь.
      – Ты дома? Прекрасно! Я так боялась не застать тебя!
      Тьерри загадочно ей улыбнулась. Она лежала на кровати, закинув руки за голову, и курила.
      – Собирайся! Через десять секунд уходим.
      Люси бросила в большую соломенную сумку зубную щетку, яблоко, тюбик зубной пасты, купальник и рубашку.
      – Такого шикарного дома ты в своей жизни еще не видела! Бассейн среди оливковых деревьев и кипарисов, комнаты со сводчатыми потолками, зал для прослушивания стереомузыки… Пошевеливайся!.. Машина ждет нас на набережной.
      Неожиданно она заметила, что Тьерри как ни в чем не бывало продолжает лежать на кровати.
      – Э!.. Ты слышишь меня? Поторопись! Ночь мы проведем у Мака Дермонта. Они нас ждут. Что с тобой случилось? Ты заболела?
      – Я никуда не хочу ехать,- сказала Тьерри.- Завтра у меня здесь свидание.
      – С кем?
      Она глубоко затянулась.
      – С мужчиной,- безразличным тоном ответила она.
      – С каким мужчиной?
      – С Аленом.
      – Я его знаю?
      – Нет.
      Словно пытаясь проникнуть в имя, она еще раз произнесла его: «Ален».
      – Ладно, Тьерри, пусть, пусть будет так… Завтра у тебя свидание с Аленом. А теперь пошли. Обо всем поговорим в машине.
      – Он чудо,- не слыша ее, промурлыкала она.- Заедет за мной в десять.
      – Ну и отлично! Это нам не помешает. Поужинаем и выспимся у Дермонтов, а завтра утром возвратимся. Они очень хотят познакомиться с тобой. Я же специально за тобой заехала! У них так красиво! Так красиво! Видела бы ты их коллекцию картин! Кли, Модриан, Миро, Шагал! Поехали!
      Она вспрыгнула на кровать и затормошила Тьерри, но та даже не отреагировала.
      – Мне не хочется, Люси. Поезжай одна.
      – Ни за что! Клянусь собственной головой, завтра утром мы вернемся обратно! Поехали, Тьерри! Поехали…
      Она бросилась в так называемую туалетную и побросала вещи Тьерри в свою сумку.
      – Вставай! По дороге ты мне все расскажешь.
      Она вытолкнула подружку на лестничную площадку, закрыла за собой дверь, но запирать на ключ не стала.
      Зачем? Единственную драгоценность, которой они обладали,- молодость украсть у них никто не мог.
 

***

 
      Первым, кого увидел Ален, подъезжая к «Мажестик», был Норберт.
      – Мистер,- удрученно сказал он, открывая дверцу,- вы видели машину?..
      – Что с ней?- рассеянно спросил Ален.
      Подошел Серж. Посмотрев на непотребную надпись, он с чувством сказал:
      – Какие сволочи! За решетку бы их!
      – Пальцы им отрубить!- подхватил Норберт.
      – Это случилось на Хуан-ле-Пин,- пожаловался Ален,- когда я зашел в магазин за сигаретами.
      Норберт не осмелился сказать хозяину, что в качестве шофера агентство наняло его. Передавать управление клиенту считалось грубейшим нарушением. Правда, в данном случае была небольшая деталь: Ален Пайп взял машину, не спросив у него.
      – Вам не следовало самому садиться за руль, мистер. Сейчас я отведу машину в гараж на ремонт.
      – Все расходы я беру на себя,- сказал Ален, разрываемый между чувством вины и желанием поскорее уединиться в своем номере и предаться мечтаниям о Тьерри.
      – Машина застрахована, мистер. Боюсь, после перекраски нам придется долго ждать…
      – Масляная краска!- воскликнул Серж, царапнув ногтем надпись.- А вы думали, что они используют гуашь? Ну и времена!
      – Что мне делать, если в агентстве не окажется машины этой модели, мистер?
      – Я позвоню им,- сказал Серж, направляясь к телефону-автомату, укрепленному на стене отеля.
      – Я сожалею, Норберт,- виноватым голосом сказал Ален.
      – Не беспокойтесь, мистер, бывает и хуже.
      Ален по-дружески похлопал Норберта по плечу и направился к лифту.
      – «Почему я не попросил ее провести со мной сегодняшний вечер?»- спрашивал себя Ален.
      Его глаза слипались, но он нашел в себе силы подойти к бару и налить в стакан виски. Зазвонил телефон.
      – Мистер, вас беспокоит портье. Рядом со мной находится человек, который хочет поговорить с вами. Передаю ему трубку.
      – Кто?- спросил Ален, впадая в полуобморочное состояние.
      Но его уже не слышали, и в трубке раздался грубый, но доброжелательный голос, говоривший на скверном английском языке.
      – Мистер Пайп? Я – капитан Ле Герн. Ваша яхта ждет вас.
      Яхта? Какая яхта?- ничего не понимая, спросил Ален.
      – «Виктория II». Вы заказали ее с 26-го числа. Сегодня 26 июля. Жду ваших распоряжений.
      Оцепенев, Ален не знал, что ответить. Водоворот событий, в который он попал, прибыв в Канны, выветрил у него из головы этот момент.
      – Вы слышите меня, мистер?
      – Да, капитан.
      – Все готово, чтобы принять вас на борт. Прислать моряков за вашими вещами? Я позволил себе заказать для вас ужин на вечер.
      Ален едва не закричал «да». Выйти в море и обо всем забыть…
      – Где вы стали на якорь, капитан?
      – В старом порту, точно напротив зимнего казино, в начале дамбы. Я на машине. Могу вас сейчас же туда отвезти.
      – Послушайте, капитан…- заколебался Ален, и его фраза повисла в воздухе. Он не мог ему объяснить, что уже несколько суток ему не удается выспаться. Но… Яхта! Яхта принадлежит ему! Он сгорал от желания увидеть ее.
      – Я спускаюсь, капитан.
      – Жду вас в холле.
      Пошатываясь от усталости, возбужденный новостью, Ален начал одеваться.
 

***

 
      – Здравствуйте,- сказал Баннистер.- Вы меня знаете, я друг Алена Пайпа.
      Привратник недоверчиво посмотрел на него.
      – Я пришел за его почтой.
      – Почему вы? Разве он уехал? Меня он не предупреждал.
      – Он в командировке…- закашлявшись, сказала Самуэль.- Он очень торопился и не мог предупредить вас.
      – И надолго он…
      – На несколько дней… Есть для него почта?
      – Если вы его друг, может, заплатите за жилье…
      – Он не заплатил? На самом деле?
      – На самом деле. Сегодня двадцать шестое. Я ему доверяю, но порядок есть порядок. Двести восемьдесят пять долларов.
      Самуэль достал из кармана чековую книжку таким жестом, словно речь шла о пяти центах.
      – Немедленно оплачиваю.
      После того как он втянул Алена во всю эту историю, оплатить квартиру было меньшее, что он мог для него сделать. Правда, существовала маленькая деталь: он не был уверен, что на его счете имелась необходимая сумма. Кристель тщательно следила за его прибавкой к жалованью и оставляла ему минимум на карманные расходы.
      – Меньше будешь пить,- говорила она с материнской жестокостью.
      Привратник внимательно наблюдал, как он подписывает чек. Когда Баннистер протянул ему чек, тот еще раз проверил вписанную сумму, затем сложил его вдвое и спрятал в бумажник.
      – Есть письмо из его банка. Мне вручили его прямо в руки.
      В висках у Баннистера застучала кровь. Он буквально выхватил из рук привратника конверт бежевого цвета, поспешно попрощался и выбежал из дома. Он дошел до угла, свернул налево и юркнул в первый попавшийся подъезд. Трясущимися руками он разорвал конверт. Текст состоял из двух строчек. Он прочел и, чтобы не упасть, прислонился к стене.
 

***

 
      – Вы уже наметили маршрут?
      Ле Герн не знал, что ни о каком путешествии не могло быть и речи, но Ален включился в игру.
      – Еще нет. Что посоветуете?
      – Можно остаться в акватории Средиземного моря. Корсика, Сардиния и Италия, Португалия, Рапалло, Сан-та-Маргарита… Или Капри, если захотите. Или остров Эльба. У вас много гостей?
      Ален украдкой посмотрел на него.
      – Ммм… Нет. По крайней мере в настоящий момент.
      Всем своим видом капитан походил на плакатного морского волка: голубые глаза, глубокие морщины, дубленая кожа лица… Машина выехала на набережную Святого Петра.
      – Откуда вы, капитан?
      – Корсика. Очень долго плавал на подводной лодке.
      Машина остановилась прямо у сходного мостика.
      – Сегодня я хочу только посмотреть, что за птица эта яхта,- сказал Ален, избегая смотреть на судно.
      Он переживал одно из тех редких мгновений, когда человек имеет возможность сопоставить мечту с реальностью. Он сделал глубокий вдох и перевел глаза на яхту: она была великолепна. Она была прекраснее его мечты.
      Люди, прогуливавшиеся по набережной, с ностальгическим восхищением смотрели на яхту.
      – Салон,- сказал Ле Герн, посторонившись, пропуская вперед Алена.
      Стены помещения были обиты красным деревом, бар, низкие столики, телевизор и гравюры на морскую тематику…
      – Столовая расположена на верхней палубе. Желаете посмотреть свою каюту?
      От вида «его каюты» у него перехватило дыхание. Кровать была не менее шести квадратных метров, а роскошь обстановки поражала воображение. Здесь свободно можно было кататься на велосипеде.
      – Сколько всего кают?- спросил он.
      – Шесть, мистер. Две большие, остальные поменьше.
      – Экипаж?
      – Кроме меня и моего помощника – восемь человек и два повара.
      – У яхты большая автономия?
      – Можно совершить кругосветное путешествие, улыбнулся Ле Герн.- Прекрасное судно! Были бы деньги! Тогда все мечты реализуются.
      – Я должен возвратиться в отель, капитан. Жду телефонного звонка. Увидимся завтра.
      – Слушаюсь, мистер. Жаль все-таки терять день!
      Ле Герн отвез его в «Мажестик». В необъяснимом смятении чувств Ален поднялся в свой номер. Он задернул шторы, сбросил одежду и упал на кровать. Спать… спать… Как назло, зазвонил телефон.
      – Вы готовы? Уже девять. Это Сара.
      – Я не могу, Сара, честное слово, не могу. Сожалею…
      – И вы говорите мне такое?.. Для вас заказано место… Вы – мой сосед справа.
      – Послушайте, Сара…
      – Предупреждаю вас, Ален, если через десять минут вы не спуститесь в холл в смокинге, я поднимусь к вам и высажу дверь!
      Она положила трубку.
      Ален знал о ней не много, но достаточно, чтобы поверить ее словам. Обескураженный, потерянный, он позвонил дежурному по этажу.
      – Двойную порцию кофе и покрепче, пожалуйста, – попросил он.
      Затем прошел в ванную и стал под ледяные струи душа. Когда он одевался, снова зазвонил телефон.
      – Мистер Пайп, вас вызывает Нью-Йорк.
      Ален напрягся: Баннистер?
      – Ален! Ты слышишь меня? Не клади трубку, Ален!
      – Это Сэмми!
      – Пошел к черту!
      – Не будь дураком, Ален! Я ни черта больше не понимаю!
      – А я тем более,- прокричал Ален.
      – Это фантастика! Я только что был у тебя дома. Забрал почту… Ты знаешь, что я обнаружил?
      – Полицейских?
      – Прекрати! Письмо из банка «Бурже».
      Ален съежился: попался…
      – Тебе снова перевели деньги! Я становлюсь сумасшедшим! Два миллиона долларов на твой счет!
      – Врешь,- прорычал Ален.- У тебя перегрелись мозги, и ты не соображаешь, что говоришь.
      – Клянусь головой! Два миллиона! У меня в руках бумага.
      – Выбрось ее в мусорку! С меня хватит.
      – Ален, умоляю тебя…
      Он бросил трубку и обхватил голову руками. Его трясло. Все рушилось, теряло смысл… Ему стало страшно. Телефон снова зазвонил. – Это Сара! Я иду за вами!
      Он едва сдержался, чтобы не нагрубить ей.
      – Я спускаюсь.
      – Поторопитесь!
      В номер вошел официант.
      – Ваш кофе, мистер.
      Ален выпил его одним глотком, как лекарство. Он поправил бабочку, натянул носки, и в это время снова зазвонил телефон.
      – Это портье, мистер Пайп. Вас ждут внизу…
      – Иду,- раздраженным голосом бросил Ален.
      Продолжая находиться под впечатлением разговора с Баннистером, он налил в стакан виски и выпил до дна. Выходя, он громко хлопнул дверью. Возле лифта было многолюдно: все в праздничных одеждах. В герметичной коробке лифта нечем было дышать от аромата всевозможных дорогих духов. Холл напоминал муравейник. Он глазами поискал Сару и, не найдя ее, вышел на улицу.
      Навстречу ему заспешил Серж. – Мистер Пайп, эти господа ждут вас.
      Ален увидел огромный, перламутрового цвета «Мерседес-600», ощетинившийся телерадиоантеннами, три «роллса», два белых и один гранатового цвета. Четверо шоферов в униформах дружно шагали ему навстречу. Из этой компании он знал только одного, своего Норберта.
      Мистер,- сказал Норберт,- здесь какое-то недоразумение. Эти господа тоже приехали за вами. Анджело Ла Стреза от мистера Прэнс-Линча, Леон Троцкий от Гольдмана, а Энрико Капилло – шофер мистера Ларсена… Ален отметил, что в каждом автомобиле дверца была предусмотрительно распахнута.
      – Перекрасили?- спросил Ален, кивнув в сторону двух белых «роллсов».
      – Нет, мистер. В нашем распоряжении прежний автомобиль.
      – А! Вот и вы!- радостно воскликнула Сара.- А еще говорят, что опаздывают только женщины! Анджело, вперед!
      С видом собственницы она повела Алена в сторону «роллса».
 

***

 
      Маленький ресторанчик был заполнен молодежью. Тони, хозяин заведения, прикрикнул на парней, затеявших возню между столиками. Вытерев руки о фартук, он оперся кулаками о стол и сказал Гансу:
      – Есть новости. «Роллс» принадлежит агентству «Карлукс». Человек, который взял его напрокат,- американец, некто Ален Пайп. Он остановился в «Мажестик».
      – Ганс резко отбросил от себя стул.
      – Не горячись, малыш. Никто ведь не похищал твою Тьерри. Она добровольно села в машину.
      – Спасибо, Тони, спасибо!
      Он выбежал из помещения и прыгнул на заднее сиденье огромного мотоцикла.
      – Вперед, Эрик! Едем в Канны!
      Переднее колесо мотоцикла оторвалось от земли, и он пулей понесся по шоссе. Держась за плечи друга, с заложенными от ветра и скорости ушами, Ганс переваривал великолепную мысль о самоубийстве. Проведя два бесполезных часа на лестнице в ожидании Тьерри, он решил действовать. Тони знал в округе всех и вся. До того как открыть свой ресторан, он два года работал в полиции, и многие его связи сохранились. Ганс сообщил ему номер «роллса», и трех телефонных звонков Тони хватило, чтобы выяснить, кому он принадлежал.
      – Быстрее, Эрик!
      Мотоцикл выехал на улицу Антиб, дважды свернул налево и вырвался на Круазетт.
      – Остановись здесь,- попросил Ганс,- я сейчас вернусь.
      Он уверенно пересек «плац почестей», глядя с презрением на всех этих старых бонз – для перешагнувших тридцатилетний рубеж жизнь была закончена, так считал он .Почему королевские автомобили типа «феррари» принадлежат тем, кто не может их водить? Он бесцеремонно шел сквозь толпу смокингов и вечерних платьев. Забегавшийся обслуживающий персонал не обращал на него никакого внимания.
      – Где я могу видеть Алена Пайпа?
      – Он только что уехал на концерт, мистер.
      – Один?
      – С женщиной.
      – Концерт в «Палм-Бич»?
      – Да, мистер.
      Служащий в голубой униформе, отвечая на вопросы Ганса, даже не взглянул на него. Он отвечал десяти человекам одновременно и, возможно, даже на десяти языках. Обезумев от ревности, Ганс выбежал из отеля. Женщиной могла быть только Тьерри. То, в чем ему было отказано, получит другой, потому что у него «роллс».
      – Куда сейчас?- спросил Эрик.
      – Возвращаемся назад.
      – А твоя милка? Ты нашел ее?- не мог успокоиться Эрик.
      – Какой-то подонок потащил ее на сраный концерт…
      – Поехали за ребятами. Мы тоже будем на празднике.
      – Где?
      – В «Палм-Бич».

      Сара крепко держала Алена под руку. Непрерывно сверкали фотовспышки, лакеи, обливаясь потом, не успевали отгонять машины прибывающих гостей. Несмотря на присутствие службы безопасности, десятки зевак сумели проникнуть через металлическое заграждение, установленное в виде коридора. Оно должно было обеспечить беспрепятственный проход приглашенным на террасу. Волосы Сары украшала сногсшибательная диадема, которую она, улыбаясь, придерживала рукой.
      Навстречу Саре устремился Поль, директор ресторана.
      – Мадемуазель, позвольте проводить вас за столик…
      Он пошел впереди них по аллее, и сотни пар глаз с жадным любопытством принялись разглядывать молодую пару. Сара, наследница семьи Бурже, рассматривалась как самая завидная партия на планете: кто ее сопровождает?
      – Вам нравится мое платье?- спросила она, делая вид, что не замечает неприкрытый интерес присутствующих, вызванный их появлением.
      Держа Алена под руку, она шла уверенным шагом, содрогаясь от удовольствия от того, что она увидела, и от того, что ее видят; приветствуя на ходу знакомых и дозируя улыбку согласно значимости человека, которому она была адресована. Ален чувствовал себя пуделем, которого тащили на поводке.
      – Ален, вам нравится здесь или нет?
      Не зная, что ответить, Ален хотел улыбнуться, но, кроме гримасы, ничего изобразить не смог.
      – Всегда в последний момент,- по-отечески пожурил ее Цезарь ди Согно.
      Он встал, обнял Сару и, наклонясь, чтобы поцеловать ей руку, добавил:
      – Вы оба – просто кинозвезды!
      К своему большому ужасу, Ален должен был обойти всех сидящих за столом, чтобы представиться. Когда Арнольд Хакетт горячо пожимал ему руку, он приложил чудовищное усилие, чтобы не сорваться с места и не сбежать. Но Цезарь крепко держал его, положив свою ладонь ему на плечо.
      – Полагаю, что вы всех знаете… Граф и графиня де Саран, миссис Хакетт… Гамильтон Прэнс-Линч и миссис «урожденная Бурже»,- добавил он сквозь зубы.- Онор Ларсен и, конечно, Бетти Гроун… Юлия и Луи Гольдманы… Пожалуй, все. Я никого не забыл? Тогда садитесь, представление должно вот-вот начаться.
      С влажными от многочисленных рукопожатий руками, Ален сел на предназначенный ему стул. Слева от него сидела Сара, справа – графиня де Саран. Пока официанты наполняли бокалы вином, а разговоры приобретали все больше камерный характер, он исподтишка наблюдал за ней, пораженный загадочной, неземной красотой женщины, о которой он бесчисленное количество раз читал в журналах. Своей известностью она была обязана титулу графини и исключительной элегантности, попадая ежегодно в десятку наиболее роскошно одевающихся женщин в мире.
      Она почувствовала его взгляд и, подарив ему загадочную улыбку, прошептала:
      – Вашу одежду я сдала в чистку. Завтра утром ее принесут вам в номер.
      Лицо Алена мгновенно залила краска: он не допускал и мысли, что это изысканное воздушное существо и та, покрытая синяками незнакомка, которая сегодня утром как безумная набросилась на него в кабинке и которую он облил маслом и собственной спермой,- одно и то же лицо. Машинально он бросил взгляд на графа, и их глаза встретились. Ален тут же отвел глаза и наткнулся на взгляд Гамильтона Прэнс-Линча, который смотрел на него с располагающей доброжелательностью.
      Подали икру.
      – После того что произошло в Иране, остается только удивляться, как они там выкручиваются, чтобы иметь ее!- громко заметил Арнольд Хакетт.- Современные люди – безумцы!- добавил он, накладывая двухсантиметровый слой икры на тоненький ломтик поджаренного хлеба. – Устраивают революции, бунтуют, отлынивают от работы! Рабочие хотят стать руководителями, бедные – богатыми! Черт знает что творится…
      Вставной челюстью он откусил добрую половину бутерброда.
      – В кинематографе та же проблема,- поддержал его Гольдман.- Статист, после первого участия в съемках, претендует на звание кинозвезды, а распоследний оператор мнит себя Орсоном Уэллсом!
      Хакетт ткнул пальцем в сторону Алена.
      – Так как вы еще молоды, мистер, я хочу кое-что сказать вам. Знаете, как я поддерживаю у служащих уважение к своей фирме? Каждый год в период отпусков я провожу сокращение штатов! Надрыв души! Увольняю несколько человек, а остальные начинают шевелиться еще активнее.
      – Он не настолько злой, насколько глупый,- шепнула Сара Алену, который от слов Хакетта превратился в статую.
      – Когда мне было двадцать лет,- разошелся Хакетт,- за место под солнцем приходилось жестоко драться.
      – Арнольд, вам и сегодня и всегда будет двадцать лет,- встрял Цезарь и поднял свой бокал.- Предлагаю выпить за тех, кто не стареет душой!
      – Как долго вы пробудете здесь?- наигранно безразличным тоном спросила Мэнди де Саран.
      – Думаю, несколько дней,- ответил Ален.
      – Вы должны обязательно посетить нашу яхту.
      – Ален, потанцуем?
      Сара уже вышла из-за стола и пронзительным взглядом смотрела на него. Ален встал, отодвинул стул и шагнул к Саре. Она взяла его под руку и повела к танцевальной площадке.
      – Посмотрите мне в глаза. Я вам только что задала вопрос, и вы мне не ответили. Я не люблю, когда мои вопросы остаются без ответа. Какого цвета у меня платье? Хитрец! Вы только сейчас посмотрели… Оно вам нравится? Или вы принадлежите к типу мужчин, которым безразлично, во что одета женщина, если она уже находится в их объятиях?
      Она еще теснее прижалась к нему, и ее щека коснулась его лица.
      – А вы знаете,- шепнула она,- вы очень соблазнительны. Графиня не сводит с вас глаз. Мне кажется, что она так же легко снимает свои трусики, как и очки. Кстати, очки она не носит… Несчастный Хюберт…
      Кончиками ногтей Сара начала тихонечко царапать его затылок.
      – Вы были женаты?
      – Да,- ответил Ален.
      – Долго?
      – Достаточно, чтобы больше не хотеть этого.
      Заметив, что он смотрит куда-то в сторону поверх ее плеча, она обернулась и была удивлена, встретившись взглядом с Бетти Гроун.
      – Она вам нравится?
      – Кто?
      – Та, которая смотрит на вас. Она танцует с Ларсеном. Бетти Гроун.
      – Я не смотрю на нее.
      – Обманщик! У нее прекрасные глаза и… все остальное. Говорят, что она уже четверть века занимается проституцией. Вы любите проституток? Завтра мы обедаем на островах, не опаздывайте!
      – Завтра я занят.
      Она уютно устроила свою головку у него на груди.
      – Я обожаю вас!- сказала она, не обращая внимания на его слова.- Вы ведете себя как молоденькая девушка, которая боится, что ее изнасилуют. Вас насиловали, Ален?
      – Да.
      Она еще сильнее прижалась к нему.
      – Меня это не удивляет. Что вы ощущаете, когда такое количество женщин желает вас?
      Неожиданно появилась группа танцующих цыган и скрипачей. Они рассыпались по всей террасе, и танцевавшая публика, позвякивая драгоценностями, направилась к своим столикам.
      – Я бы потанцевала,- ни к кому не обращаясь, сказала графиня.
      Сара по-хозяйски положила свою ладонь на руку Алена.
      – Он мне уже пообещал,- с ядовитой усмешкой на губах сказала она.
      – Сара, голубушка, осчастливьте меня!
      – Но мои лангусты, Арнольд?
      – Приоритет тому, у кого двадцатилетнее сердце.
      Она с большой неохотой поднялась со стула, строго посмотрела на Алена и пошла танцевать с Арнольдом Хакеттом. Ален еще раз поймал на себе взгляд Гамильтона. Чувствуя себя не в своей тарелке, он отвел глаза и встретился глазами с Бетти, которые откровенно приглашали его…
      – Как вам вечер, мистер Пайп?
      Рядом с ним, на место Сары, сел Ларсен.
      – Чем конкретно вы занимаетесь, мистер Пайп? Ален сделал неопределенный жест рукой. И, чтобы выиграть время, пригубил бокал с шампанским.
      – Вы когда-нибудь сидели в тюрьме?
      Ален поперхнулся и чуть не выплюнул остатки вина. Ларсен похлопал его по спине… – Никогда,- прохрипел он.
      – Вы знаете, кто я?- вкрадчиво спросил Ларсен.- основной держатель акций авиастроительного комплекса Скандинавии. Мне хотелось бы создать частное предприятие вместе с вами. Это возможно? Где и когда? Время не терпит.
      – Онор, или вы уступите мне мой стул, или я сажусь вам на колени.
      Ларсен поспешно встал и, наклонившись к Алену, прошептал ему на ухо: – Встретимся сегодня после концерта.
      – О чем вы здесь щебетали?- спросила Сара.- Он консультируется с вами относительно цен, запрашиваемых Бетти? Эта старая сова Хакетт превратил мои ноги в мармелад.
      – Сара!
      – Нет, спасибо…- сухо ответила она Цезарю ди Согно и жадно набросилась на остывшие лангусты.
      – Несъедобно…- капризным голосом сказала она, отодвигая тарелку в сторону.- В каком бы месте вы ни появлялись, вы становитесь центром внимания. Как вам это удается?
      Ален открыл рот, собираясь ответить, но в этот момент к ним подошел Хюберт де Саран и галантно поцеловал руку Саре.
      – Обожаю медленные танцы. Не откажите.
      Они пошли танцевать.
      – Я хочу танцевать,- повторила графиня.
      Ален встал и повел ее на середину террасы. Она была почти одного с ним роста, но так легко передвигалась, что он едва ощущал ее в своих руках.
      – Вам понравилось?
      – Что именно?
      – Сегодняшнее утро?
      Она плотно прижалась к нему.
      – Ваш муж смотрит на нас.
      – Я ему все рассказываю. После танца я пойду в туалетные комнаты. Жду вас там.
      Ему показалось, что он ослышался. На ее губах была высокомерная и безразличная улыбка. Отсутствующий вид, с которым она танцевала, никак не соответствовал энергичным движением низа ее живота, которым она терлась о мужские достоинства Алена.
      – Я жду вас,- с отрешенным и холодным выражением лица повторила она. Они вместе дошли до стола, и она, взяв свою сумочку, расшитую золотыми нитками, ни на кого не глядя, направилась к выходу. Гамильтон Прэнс-Линч тут же воспользовался освободившимся местом графини и сел рядом с Аленом.
      – Мне нужно с вами поговорить, мистер Пайп.
      Ален почувствовал, как летит в бездну. – Здесь?- пробормотал он.
      – После этой вечеринки будьте у себя. Я вам позвоню.
      Он ослепительно улыбнулся своей жене, которая не спускала с него глаз и совершенно не слушала что-то говорившую ей Викторию Хакетт.
      Неожиданно погас свет. Мужчины инстинктивно обняли своих дам, но только для того, чтобы помешать некоторым «шаловливым ручкам», воспользовавшись темнотой, посрывать у них драгоценности.
      В лучах прожектора возник торжественный Джим Хоуден.
      – Господин президент… Ваше высочество… Господин граф… Миссис, мисс…
      – Начинается цирк,- вздохнула Сара.
      Проводив Юлию Гольдман до места, Цезарь поцеловал ей руку. Ален вспомнил о Мэнди де Саран, которая ждала его в туалетных комнатах, и усмехнулся.
      – Ален, о чем вы думаете?
      – …это так прекрасно помнить о них, помогать им… ваше великодушное сердце…- распинался Джим Хоуден,- …щедрость… аукцион… спасибо, от имени всех страждущих, спасибо!
      Впервые за весь вечер Ален посмотрел ей прямо в глаза. Он лишился всего, терять ему было нечего, он больше не боялся Сары. Ни ее… ни кого бы то ни было… – Не хотелось бы вас шокировать,- сказал он.
      – Шокировать? Меня? Не хитрите!
      – Нет, ничего. Правда… Пустяки…
      – Произведение великого маэстро Шагала… Пятьдесят тысяч долларов. Справа уже дают шестьдесят… Кто сказал больше? Семьдесят… Благодарю, господин президент… Восемьдесят!.. Девяносто!.. Все музеи мира с завистью смотрят на него… Сто!
      Она взяла его руку под столом.
      – Вы странный ребенок, Ален… Загадываете загадки…
      – Сто двадцать! Господин президент! Сто пятьдесят! Принцесса!..
      – Сто шестьдесят!- пророкотал Хакетт, художественный вкус которого ограничивался графическими изображениями на фирменных календарях.
      Бетти легонько толкнула локтем Ларсена.
      – Ваша очередь.
      Он недоуменно посмотрел на нее.
      – Это – благотворительность. Примите участие.
      – Сколько?
      – Двести тысяч.
      – Двести тысяч!- прокричал Ларсен, подняв руку.
      – Двести!- как эхо повторил Хоуден.- Кто больше? Двести!
      Неожиданно со стороны главного входа послышался приглушенный шум: сопровождаемый многочисленной группой друзей и приближенных, на террасе появился принц Хадад.
      Все повернули головы в ту сторону.
      – Итак, господа. Двести тысяч за изумительного Шагала. Кто сказал двести десять?..
      Как и все, Ален рассматривал опоздавших. На руке принца буквально висела сногсшибательная блондинка в великолепном белом платье, сверкая бриллиантами и драгоценными камнями… Сердце Алена замерло: Марина!
      Хакетт торопливо надел очки: Марина!
      Впереди процессии, направлявшейся к огромному столу, стоявшему в первом ряду, шли факелоносцы. Ален был уверен, что все происходящее – сон, но когда Марина оказалась в десяти метрах от него, он импульсивно поднял руку вверх, привлекая ее внимание. И тотчас оказался в ослепительных лучах прожектора.
      – Двести десять тысяч!- простонал изнемогающий Джим Хоуден.- Вот они – двести десять тысяч!
      – Вам до такой степени нравится Шагал?- с иронией, за которой пряталось восхищение, спросила Сара.
      – Что вы сказали?
      Марина прошла рядом, не заметив его. Желающих увеличить ставку не оказалось.
      – Двести десять тысяч, господа! Кто больше? Шагал! – Нет желающих? Раз… Два… Три… Продано!
      По террасе прокатилась волна аплодисментов. – Пожалуйста, мистер!.. Мистер! Подойдите! Сара толкнула Алена коленом. – Чего вы ждете?
      – Не понимаю…
      Он никак не мог сообразить, почему этот чертов прожектор так настойчиво освещает его. Две белокурые девушки в голубой униформе подхватили его с двух сторон под руки. Оглушенный, по-прежнему преследуемый лучом прожектора, он тяжелым шагом поднялся на сцену.
      – Примите мои поздравления,- сказал Хоуден, горячо его обнимая.
      Десятки микрофонов потянулись к нему. Хоуден продолжал держать его в своих объятиях… Блондинки подняли вверх картину и вертели ею в разные стороны. Ему аплодировали! Неожиданно Хоуден куда-то исчез. Ален, как идиот, остался стоять один на сцене в лучах прожектора, держа в руке неизвестно каким образом оказавшуюся у него картину. Вдруг блондинки забрали у него картину, и на сцене снова появился Хоуден.
      Приблизившись к Алену, он сказал:
      – Заполните чек… Я хочу, чтобы все видели этот благородный жест!
      Ален безумным взглядом уставился на него. И в этот момент на террасу, сопровождаемые ужасным грохотом, ворвались три рычащих мотоцикла. Приняв это за экстравагантный аттракцион, богатые дамы лениво зааплодировали кончиками пальцев, отягощенных бриллиантовыми кольцами. Через секунду со стороны моря на сцену вырвался еще десяток ревущих монстров. Они подобно реактивным снарядам проносились по сцене и, продолжая движение, в свободном полете опускались на ближайшие столы, круша под собой мебель, посуду, остатки десерта… Удушающий дым горячих выхлопных газов заполнил террасу. Какой-то мотоциклист вырвал из рук оказавшегося на его пути метрдотеля огромный кремово-шоколадный торт и размазал его по безукоризненной форме адмирала флота. Некоторые из гостей еще продолжали задавать друг другу вопросы, но большинство поняло всю серьезность ситуации.
      – Быстрее вызовите полицию,- крикнул Джим Хоуден шефу службы безопасности.
      Теперь уже более сотни мотоциклистов на полной скорости метались между столиками, чудом не задевая друг друга. В касках с тонированными пластиковыми забралами, они были похожи на космических пришельцев. В этой невероятной кошмарной карусели раздавались их страшные крики, призывавшие крушить все и всех. В ход пошли железные прутья, которыми ломали столы, стаскивали скатерти… В воздухе стоял непрекращающийся звон разбиваемой посуды.
      – А теперь – в игорный зал,- крикнул кто-то из мотоциклистов.
      Пятьдесят мотоциклистов с невероятным грохотом ринулись в коридор и, несмотря на все попытки служащих помешать им, ворвались в зал. Вокруг столов началась паника. Каждый торопился забрать свою ставку и при возможности прихватить соседнюю.
      Началось настоящее побоище…
      – Полицейские!
      Где-то снаружи послышались завывания полицейских сирен. Мотоциклисты быстро разобрались по своим машинам и по коридору понеслись к главному выходу. Одним из них был Ганс. Тьерри он так и не нашел. Злоба переполняла его. Это организованное им родео не утолило злость, кипевшую в нем. Он сунул два пальца в рот и свистнул, затем, пробуя перекричать невообразимый грохот двигателей, крикнул:
      – А теперь в Монте-Карло! Разнесем все там!

      Я ложусь спать,- сказала Эмилия. Для него это звучало как: «Гамильтон – в постель!» – Иду, дорогая,- ответил он, улыбаясь.- Только приготовлю тебе твой апельсиновый сок.
      Это был ежевечерний ритуал. Вот уже в течение двенадцати лет он должен был собственными руками отжимать сок из трех-четырех апельсинов, который она выпивала перед сном. Кроме этого, он должен был подносить ей огонь, как только сигарета оказывалась у нее во рту, и открывать перед ней дверь там, где они появлялись, молчать, когда она говорила, делать обеспокоенное лицо, если она замолкала, терпеть ядовитые замечания Сары, согласовывать свой распорядок дня с ее планами. А взамен он получал право на внешние признаки власти и славы.
      – Гамильтон, чего ты ждешь?
      – Ложись в постель, я иду.
      Он увидел, как она направляется в спальню. В свои пятьдесят лет Эмилия сумела сохранить стройность и фигуру молодой девушки. Гамильтон знал, что мужчины находят ее соблазнительной, но ему она никогда не нравилась.
      Он открыл холодильник, достал три апельсина и выдавил сок из них в стакан. Затем на цыпочках подошел к двери и заглянул в комнату. Готовясь ко сну, Эмилия накладывала на лицо какой-то крем ужасного коричневого цвета. Он возвратился в гостиную, достал из маленькой коробочки, которую прятал в кармане, три таблетки, и бросил их в стакан с соком.
      – Гамильтон!
      – Я здесь.
      Она терпеть не могла ждать, это раздражало ее. Он взял стакан и пошел в спальню.
      – Ты еще не переоделся?
      – Я должен просмотреть кое-какие документы.
      Он поставил стакан на ночной столик.
      – В три часа ночи?
      – Фишмейер ждет ответа. Это займет не более двадцати минут, дорогая. Ты не расстроилась?
      – С чего бы?
      – Эта неприятная история в «Палм-Бич»…
      – Немного понервничала…
      Она взяла стакан и залпом выпила содержимое. Он присел на край кровати, взял ее руку и нежно поцеловал.
      – Я скоро приду.
      Возвратившись в гостиную, он сел в кресло и задумался. Два дня тому назад деньги Джон-Джона Ньютона были переведены в Нью-Йорк. Чтобы не вызвать подозрения у своего управляющего, Гамильтон разместил их в банке Манхеттена, запросив при этом и получив согласие на двенадцать процентов за этот краткосрочный вклад. Но гибель Брокера, к сожалению, спутала все карты. Гамильтон сам подумывал о том, чтобы убрать Брокера, но не раньше чем завершится операция. Брокер знал слишком много, и достаточно было одного его слова, чтобы вся карьера Гамильтона полетела к черту. Об этом страшно было даже думать.
      Он глубоко вздохнул и попробовал оценить свое положение. Через несколько часов Джон-Джон Ньютон потребует от него ответа. Если он не предложит соответствующую замену, Ньютон выйдет из дела, а сам он окажется на краю пропасти. Теперь все его будущее зависело от какого-то ничтожного клерка, который, по ошибке получив деньги, возомнил о себе невесть что.
      Он посмотрел на часы. Через пять минут снотворное «успокоит» Эмилию, и он сможет нанести визит Алену Пайпу.
 

***

 
      – Вы были великолепны, Ален!
      – Я даже пальцем не шевельнул.
      – А мотоцикл?
      – Когда он оказался на столе, я только потянул за скатерть. Боялся, что эта железка может задеть вас.
      – На вашем месте мой отчим использовал бы в качестве щита мою мать.
      Как только прибыла полиция, Сара утащила Алена из начавшегося там конца света…
      – Почему вы так его ненавидите?
      – Он пройдоха, ничтожество и посредственность.
      – Но ваша мать, надо полагать, другого мнения.
      – Он служит для нее ковриком, о который она вытирает ноги, знает об этом и люто ненавидит ее.
      Они шли по Круазетт, а мимо них в сторону «Бич» с включенными сиренами проносились пожарные команды и кареты «скорой помощи». Ночь была теплая и безветренная.
      – Сара, вы замужем?
      – Нет.
      – Почему?
      – Еще не встретила своего хозяина.
      Краем глаза она заметила улыбку Алена.
      – Вам смешно?
      – Вы говорите о муже, как о подчинении силе.
      – А разве не так?
      – А доверия друг к другу вам недостаточно?
      Вот вы, например, доверяете людям?
      – Да.
      – И никогда об этом не пожалели?
      – Почему же? Почти всегда.
      – И тем не менее продолжаете?
      – Так уж я устроен.
      Отправит его Гамильтон за решетку сегодня или завтра? А что означает появление Марины в компании с Хададом? Еще сколько часов тому назад от всех бед, свалившихся на него, ему хотелось умереть, но встреча с Тьерри резко все изменила. Взгляд ее серых глаз и водопад пепельных волос сумели возвратить его к жизни. Как оказалась Марина в Каннах на благотворительном вечере, если еще неделю назад она даже не знала, что есть такая страна – Франция?
      – Ален, вы думаете о чем-то далеком… Где вы?
      – Я здесь.
      В какой-то миг ему захотелось поделиться с ней своими тревогами, попросить помощи, совета… Он совершенно перестал понимать, в каком мире находится, что происходит вокруг и куда он попал. Несчастный Баннистер в Нью-Йорке, перед тем как сесть за обеденный стол, должен снимать домашние тапочки, а он нагрубил ему… Сара сжала его руку.
      – Не хотите ли пригласить меня на бокал вина? К себе…
      Возможно, у двери его номера уже нетерпеливо маячат Ларсен и Прэнс-Линч.
      – Сожалею, Сара, но я устал. Если не посплю несколько часов – умру.
      – Вы умрете в любом случае.
      Они подошли к «Мажестик». К отелю одна за другой подъезжали машины, доставляя из «Палм-Бич» миллионеров, перенасыщенных сильными эмоциями. Послушать со стороны – каждый из них был героем.
      – Ален?
      – Нет, Сара, нет… Я едва держусь на ногах.
      – Вы боитесь меня?
      Она насмешливо посмотрела на него и напомнила:
      – Постарайтесь не забыть, завтра обедаем на островах. Встречаемся в холле, в одиннадцать.
      Ален подумал, что у него есть великолепный шанс отобедать завтра в тюрьме.
 

***

 
      Было восемь часов вечера, и они собирались ужинать. Воспользовавшись тем, что Кристель была на кухне, Самуэль зашел в спальню, открыл шкаф и задумался… Что взять с собой из одежды? Для него это была проблема, потому что ему еще никогда не приходилось отправляться на Лазурный берег. Он прислушался: из кухни доносились привычные звуки переставляемой посуды и позвякивание вилок. С тех пор как она узнала, что его уволили, она перестала придираться к нему. Как воспримет она его сообщение об отъезде?
      – Самуэль…
      – Кристель?
      – Все готово.
      – Уже иду.
      Он в последний раз проверил замки чемодана, закрыл дверцу шкафа и пошел на кухню.
      – Все на столе, можешь садиться.
      – Так вкусно пахнет…
      Он сел за стол и набросился на жареную куриную ножку. Она села напротив и, не спуская с него глаз, открыла бутылку пива и бутылку кока-колы.
      Они ели молча, не зная, что сказать друг другу. Чем дольше длилось молчание, тем труднее было Самуэлю заговорить о своем предстоящем путешествии. Он откашлялся и сказал:
      – Кристель.
      – Слушаю тебя,- не поднимая головы от тарелки и ковыряя косточкой в зубах, ответила она.
      – Сегодня после обеда я разговаривал по телефону с Аленом Пайпом. Дела его – хуже некуда…
      Кристель никак не отреагировала. Он вылил остатки пива из бутылки в стакан.
      – Я чувствую себя перед ним несколько виноватым. Ты понимаешь?
      – В чем?
      – Он моложе меня. Я как бы опекал его в «Хакетт»…
      Она медленным движением положила крылышко курицы на край тарелки.
      – Сейчас он очень нуждается в моей помощи.
      – Передвижной госпиталь милосердия торопится на помощь…- пробормотала она сквозь зубы.
      – Я управлюсь за пару дней.
      Она оросила через всю комнату недоеденный початок кукурузы, и лицо ее побагровело.
      – Куда ты собираешься ехать? С кем? Со мной? Пайп! Пайп! Только и слышишь – Пайп. Женись на Пайпе!
      – Кристель, речь идет только о…
      – В пятьдесят лет ты стал безработным, у жены нет средств к существованию, а ты отправляешься с Пайпом! Мальчикам захотелось развеяться!.. А я? Отдыхала когда – нибудь?
      Самуэль положил салфетку на стол и втянул голову в плечи.
      После разговора с Аленом, который послал его подальше, он купил билет на самолет до Ниццы. Больше всего его беспокоило и приводило в ужас письмо из «Бурже» и вновь поступившие на счет Алена два миллиона. Пусть Кристель говорит что угодно, но завтра он вылетает в Европу.
      – Слушай меня хорошенько, Самуэль! Если завтра вечером тебя не будет к ужину, можешь не возвращаться… Меня здесь больше не будет!
      Он от всей души пожелал себе, чтобы она сдержала слово.
 

***

 
      Ален уже давно перешагнул ту критическую черту усталости, за которой невозможно было уснуть. Держа в руке стакан с виски, он с отрешенным видом сидел в кресле и думал о том, что его путешествие подходит к концу. Через несколько минут придет Гамильтон и устроит ему варфоломеевскую ночь.
      В дверь постучали. Он с обреченным видом поднялся из кресла и открыл ее. Перед ним стоял Прэнс-Линч.
      – Я вас долго не задержу, мистер Пайп. Вы позволите, я сяду?
      Он успел сменить смокинг на черную кашемировую куртку и избавиться от бабочки.
      – Мы с вами не знакомы, но я знаю о вас все. Вам тридцать лет, вас только что уволили из фирмы «Хакетт» и вы собираетесь приятно провести время на Лазурном берегу за деньги, которые по ошибке мой банк «Бурже» перевел на ваш счет. Если я не ошибаюсь – миллион сто семьдесят четыре тысячи долларов.
      Ален стоял окаменев, не в силах произнести ни одного слова в свою защиту. Напряжение последних дней было настолько велико, что он почувствовал облегчение – все кончилось… Через несколько часов за ним закроются ворота тюрьмы, и он уже никогда больше не встретится с Тьерри.
      – Не думаете ли вы, что я допущу, чтобы за мои деньги вы устроили себе здесь жизнь миллионера?
      Ален молча вертел в руке стакан с виски. В наступившей звенящей тишине слышалось лишь позвякивание кусочков льда о стенки стакана.
      – Вы ничего не хотите мне сказать, мистер Пайп?
      Ален устало пожал плечами.
      – Вы прекрасно знаете, что я могу отправить вас за решетку.
      Ален молчал.
      – Я сказал «могу», но не сказал «отправлю». Моя точка зрения такова, что я считаю неразумным заточить человека в вашем возрасте на долгие годы в тюрьму. Может, лучше…
      Ален поднял голову и наткнулся на взгляд серо-зеленых, слегка выпуклых, беспощадных глаз. На лице Гамильтона сияла притворно доброжелательная улыбка.
      – Я попытался влезть в вашу шкуру и таким образом понять ваши действия. Я задал себе в первую очередь вопрос: как такой умный парень решился на такое глупое предприятие? И нашел лишь один ответ, мистер Пайп: обида и злоба. Вам наступили на ногу, и вы решили отомстить. Или я не прав?
      Алену показалось, что Прэнс-Линч чуть ли не одобряет его поступок.
      – Но, к несчастью, пробуя насолить Хакетту вы, того не зная, наступили на мозоль мне, потому что ошибку, которой вы воспользовались, совершил мой банк. До сегодняшнего вечера вы были лично знакомы с Арнольдом Хакеттом?
      – Нет.
      – Человек он жесткий, если не сказать большее… В его жизни главное – годовой доход, а не судьбы человеческие. Я хорошо понимаю тех, кто ненавидит его, но никоим образом не собираюсь оправдывать ваши нечестные действия. Я только пробую найти им объяснение. А теперь вопрос: вы по-прежнему хотите отомстить ему?
      – Мне больше ничего не хочется.
      – Несмотря на то, что сделал с вами Хакетт?
      – Он даже не представляет, что я существую.
      – А если я предоставлю вам возможность отплатить ему той же монетой?
      – Меня это не интересует.
      – Человек, который лишил вас работы и толкнул на бесчестный поступок…
      – Все, с меня достаточно! Вызывайте полицейских!
      – Ой ли, мистер Пайп?..
      Он принялся что-то искать глазами и, отвечая на молчаливый вопрос Алена, сказал:
      – Нельзя ли чего-нибудь выпить? В вашей ситуации это меньшее, что вы можете для меня сделать.
      Ален посмотрел на него и достал из бара бутылку виски и ведерко со льдом.
      – За ваше здоровье, мистер Пайп!
      Он сделал большой глоток и причмокнул губами.
      – А если я скажу, что пришел к вам как друг?
      Ален насторожился.
      – Вы хотели бы разорить человека, который выставил вас за дверь?.. Что вы на это скажете, мистер Пайп?
      Он сделал очередной глоток виски.
      – Я делаю вам очень серьезное предложение и даю возможность взять реванш. Что же касается ваших мальчишеских проказ, я закрываю на них глаза. Чтобы говорить дальше, мне надо заручиться абсолютным согласием. Вы понимаете это?
      – Да – ответил Ален, разрываемый желанием быстрее прекратить этот изматывающий его разговор и воспользоваться неожиданно вспыхнувшей искрой надежды.
      – Итак, вы говорите «да»?
      Ален в замешательстве покусывал губы.
      – Прекрасно, мистер Пайп! А теперь открываем карты! Сегодня утром я перевел на ваш счет два миллиона долларов.
      Значит, Баннистер, сказал правду.
      – Надеюсь, вы понимаете, что я вас обкладываю со всех сторон…
      – Для чего эти деньги?- пробормотал Ален.
      – Вы – в заднице, мистер Пайп, и я пытаюсь вас вытащить… Кроме того, я не хочу иметь официальные дела с человеком, у которого в кармане нет ни цента.
      – Какие дела?
      – Небольшое дельце, которое вас позабавит.
      – Что вы хотите от меня?
      – Я хочу, чтобы вы выкупили фирму «Хакетт».
      Ален вскочил со стула.
      – Что вы сказали?
      – В скором времени вы выкупите «Хакетт Кэмикл Инвест»,- ровным голосом повторил Прэнс-Линч.
      – Вы сошли с ума!
      – Вам лучше знать.
      – «Хакетт» стоит по меньшей мере двести миллионов долларов.
      – У вас будет эта сумма.
      – Никто не поверит, что простой служащий, уволенный несколько дней тому назад, смог купить…
      Смех Гамильтона, прервавший слова Алена, напоминал скрежет заржавевших шестеренок.
      – С того момента, когда вы сможете платить, вопрос «верить или не верить» перестанет для всех существовать, мистер Пайп. Все забудут ваше прошлое, и никто не будет копаться в поисках происхождения ваших денег.
      – Чем вам досадил Хакетт?
      – Проблема Хакетта – не ваша!
      – То, что вы задумали,- это реально? Ваша операция осуществима?
      – Это не «моя операция», а ваша, мистер Пайп. Ничего сложного в ней нет. Предполагаю, что вы хорошо знаете, что представляет собой «организация». Завтра от своего имени вы публично заявите о желании купить «Хакетт».
      – Но, мистер Прэнс-Линч, даже в том случае, если все мелкие держатели уступят свои акции, вы ровным счетом ничего не добьетесь. Все знают, что Арнольд Хакетт владеет контрольным пакетом акций. Шестьдесят процентов капитала принадлежат ему.
      – Мистер Пайп,- резко прервал его Прэнс-Линч,- если бы вы так же хорошо, как и я, знали, что почем и кто чем обладает, вы были бы сегодня на моем месте – во главе «Бурже»! А я был бы на вашем – в дерьме. Будьте любезны делать то, что я вам говорю, и, ради Бога, не пытайтесь думать за меня. В качестве вознаграждения, по окончании операции, вы получите двадцать тысяч долларов. Вы сами снимете их со своего счета, на котором у вас находится миллион сто семьдесят тысяч четыреста долларов… Остальные возвратите.
      Лицо Алена побледнело.
      – Маленькая неприятность, мистер Прэнс-Линч. Этих денег больше нет.
      – Что-о-о?
      – А чем, по-вашему, я играл вчера вечером?
      – Но вы же выиграли?
      – У вас, да! А принцу Хададу все проиграл.
      – Вы играли против Хадада?
      – Не я, моя партнерша. Надя Фишлер. Она-то все и проиграла.
      – Вы думаете, я вам поверю?
      – Я говорю вам правду. В казино все об этом знают. Можете поинтересоваться.
      – Вор! Подонок! Вы лжете? Я хочу получить свои деньги! Вы принимаете меня за идиота?
      Сжав кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев, он стоял перед Аленом и смотрел на него вылезшими из орбит глазами.
      – Я сдам вас в полицию! Я сделаю так, что вас на десять лет упрячут за решетку! Даю вам время до десяти утра, чтобы достать и возвратить всю сумму. До десяти утра! Вы меня поняли? Выкручивайтесь со своей проституткой как хотите! И маленький вам совет… Не пытайтесь скрыться! С этой минуты вы – под наблюдением! Вы меня поняли?
      Он бросил на пол стакан, из которого пил, и, пошатываясь, направился к двери.
      Чувствуя себя на грани нервного срыва, Ален подождал, пока успокоится биение сердца. Собравшись с мыслями, он попытался проанализировать только что закончившийся разговор. Прэнс-Линч сказал ему слишком многое. Ален чувствовал, что совершенно случайно прикоснулся к тайне, смысла которой пока не понимал. Стоит ли предупреждать Хакетта? Он вспоминал слова Прэнс-Линча: «С этой минуты вы – под наблюдением». Лучший способ проверить реальность угрозы – это спровоцировать ее. Он положил в сумку джинсы, несколько рубашек и необходимые предметы туалета. Было три часа ночи. Часам к семи утра он, пожалуй, доберется до дома, где живет Тьерри. Главное, перед тем как оказаться в тюрьме,- увидеться с ней, а там хоть потоп…
      В дверь постучали.
 

***

 
      Граф с беспокойством и нетерпением ждал жену. Во время погрома в казино она куда-то исчезла, и теперь, сидя перед телефоном, он думал, стоит ли звонить в полицию.
      Неожиданно в замочной скважине заскрежетал ключ, и в комнату вошла графиня.
      – Мэнди! Что с вами случилось? Я умираю от беспокойства…
      Черное муслиновое платье висело на графине лохмотьями, на одной из туфель не было каблука, спутавшиеся волосы на голове были испачканы грязью.
      – Мэнди!
      Жестом руки она попросила его замолчать. Опершись спиной о стену и закрыв глаза, она прерывисто дышала. Ее грудь судорожно поднималась и опускалась.
      Он подошел к ней.
      От нее исходил запах бензина и отработанного масла.
      – Мэнди, что с вами сделали?
      – Дайте отдышаться, Хюберт.
      Он внимательно ее рассматривал: ее шея была покрыта подозрительными, напоминающими кровоподтеки, пятнами. Она заметила его взгляд.
      – Это мелочи,- сказала она странным голосом.- Посмотрите сюда…
      Она задрала подол вечернего платья, и граф увидел фиолетового цвета полосы на ее теле. Его лицо стало мертвенно-бледным.
      – Они меня отстегали ремнями, Хюберт.
      – Они изнасиловали вас?- дрожа всем телом, спросил он. Она молча кивнула головой.
      – Они делали это на своих мотоциклах…
      – Сколько их было?
      – Не знаю.
      – Я вызову полицию.
      – Не надо, Хюберт,- устало запротестовала она и в каком-то животном экстазе почти крикнула:- Это было восхитительно, Хюберт!.. Восхитительно!..
 

***

 
      В дверях стоял Ларсен. Увидев сумку в руках Алена, он удивленно спросил:
      – Вы уезжаете?
      – Не совсем так…
      На Ларсене был смокинг, а его свежий, безукоризненный вид в такой час вызывал восхищение.
      – Я понимаю, время не располагает к разговору, но дело не терпит отлагательства.
      Он жадным взглядом посмотрел на бутылку виски.
      – Со льдом?- спросил Ален.
      – Без! Лед портит алкоголь.
      Ален нервничал. Каждая истекшая минута уменьшает его шанс сбежать. Он бросил на Ларсена нетерпеливый вопросительный взгляд.
      – Мистер Пайп,- начал гигант,- я хочу сделать вам предложение. Но прежде чем я изложу суть дела, позвольте задать вам несколько вопросов. У вас американское гражданство?
      – Да.
      – Где вы живете?
      – В Нью-Йорке.
      – У вас есть фирма?
      – Нет.
      На лице Ларсена появилось недоуменное выражение.
      – Я думал, что вы в бизнесе.
      – Сегодня исполнилось ровно три дня, как я безработный.
      – Великолепно!
      Ален с удивлением посмотрел на него.
      – Что вы хотите этим сказать, мистер Ларсен?
      Ларсен колебался не более секунды.
      – Не хотели бы вы выступить в качестве посредника, мистер Пайп? За приличные комиссионные, разумеется.
      – А если поточнее, мистер Ларсен? За что комиссионные?
      – За организацию некоей сделки…
      – Какой сделки?
      – Вы прекрасно знаете, чем я торгую, мистер Пайп.
      – Самолетами?
      – Совершенно верно.
      – Вы предлагаете мне купить у вас самолеты?- делая от удивления круглые глаза, спросил Ален.
      Онор утвердительно кивнул.
      – Что же от меня требуется?
      – Прикрыть сделку своим именем.
      В течение последних тридцати минут ему во второй раз предлагали стать подставным лицом.
      – Почему вы обратились ко мне, мистер Ларсен?
      – Потому что у моего постоянного посредника возникли непреодолимые препятствия, а сделка должна завершиться в течение сорока восьми часов. К большому сожалению, замены на данный момент у меня нет. Вы согласны?
      – Сколько самолетов?
      – Сто.
      Неужели виновата в этом усталость? Ален отчетливо ощутил, как ноги подогнулись в коленках, и вынужден был сесть в кресло.
      – Ваша миссия заключается в том, чтобы своим именем подписать соответствующие документы, мистер Пайп. Аппараты будут поставлены в определенную страну, где их заберет покупатель. Вам ни о чем не придется беспокоиться, а за свои труды вы получите 0,5 процента от суммы сделки.
      – Которая равняется?..- поникшим голосом машинально произнес Ален.
      – Восьмистам миллионам долларам,- ответил Ларсен, нервно хихикнув.- Эту цифру вы сможете проверить по документам, которые будут подписывать.
      – Интересно,- выдохнул Ален, стараясь не выдать охватившего его волнения.
      Мозги в его голове кипели. Четыре миллиона долларов. Появлялась возможность рассчитаться с «Бурже» и покончить со всем этим кошмаром. Гамильтон дал ему время возвратить деньги.
      – Когда вы намереваетесь провести эту операцию, мистер Ларсен?
      – Как можно быстрее. Сегодня!
      – Я согласен, мистер Ларсен. Можете ли вы перевести в мой банк в Нью-Йорке какую-то предварительную сумму?
      От переполнившего его чувства облегчения Ларсену захотелось увеличить процент. Но это была мимолетная слабость.
      – Безусловно! Вас устроит половина суммы комиссионных?
      – Эти деньги вы переведете в момент подписания контракта. А когда я получу оставшуюся часть?
      – Как только товар будет принят заказчиком. Скажем, через две недели. Вы первым узнаете об этом, потому что без вашей второй подписи сделка не может быть завершена.
      – Когда подписываем документы?
      – Вас устроит в восемь утра?
      – Через четыре часа… Отлично! Но сделаем это, если вы не возражаете, за пределами стен «Мажестик».
      Ларсен поморщился.
      – Где вы предлагаете?
      – На моей яхте,- ответил Ален.- Она стоит у причала в старом порту. «Виктория II».

      – А торговый центр на Манхеттене вы можете купить?- улыбнулась Марина.
      – Он уже мой,- совершенно серьезно ответил Хадад.
      – Правда?
      – Вру. Что вы прикажете мне с ним делать?
      – А если вы…
      Марина захихикала. Она находилась в том пограничном состоянии, когда алкоголь активизирует мозг и обычные вещи, сохраняя свою реальность, начинают приобретать необычные очертания. Давно она не попадала в такую восхитительную заварушку, которую устроили в «Бич» ворвавшиеся мотоциклисты. Ее платье из белого китайского крепа не выдержало «праздничного» напряжения. Оно лежало на полу порванное, все в винных пятнах, рядом с туфлями на высоких каблуках, которые она сбросила, едва перешагнув порог апартаментов принца.
      – А я-то думала, что арабы не употребляют алкоголь!
      Хадад поднял свой бокал.
      – На людях – никогда.
      Он смотрел на нее с искренним восхищением. Вся ее одежда состояла из крошечных трусиков и кружевного бюстгальтера. Казалось, она совершенно забыла о своем теле и не отдавала себе отчета о силе его воздействия на принца. Он очень расстроился, когда, возвратившись в отель, она отдала ему все драгоценности.
      – Они мне больше не нужны. Я ничего не хочу носить на себе. Возьмите их.
      Такое очаровательное безразличие к бриллиантам взволновало принца. Странно, но у него не возникло плотоядных мыслей обнять это прекрасное тело. Он наслаждался ею, созерцая, что совершенно противоречило его правилам. Он увидел, как она налила себе шампанского, облизала розовым кончиком языка края бокала и опустила туда палец.
      – Прохладное,- сказала она.- Окунуться бы туда!
      Хадад снял телефонную трубку.
      – Обслуживание? Принесите в мой номер десять ящиков «Дома Периньон». Немедленно!
      Он прикрыл ладонью микрофон и наклонился к Марине.
      – Какого года выдержки вы предпочитаете?
      – Выдержанное или нет, шампанское имеет тот же вкус.
      – Как вам будет угодно…
      Убрав ладонь, принц сказал: – Лучшее! Я жду.
      – До чего же вы забавный!- сказала Марина.- О, уже светает! Я совсем забыла о своей любимой гимнастике! Вы подождете меня?
      – Куда вы собираетесь пойти?
      – Спущусь к себе, возьму все необходимое для спорта и вернусь.
      Хададу это не понравилось.
      – Я пошлю своего секретаря, и он все принесет.
      – Ни в коем случае!- запротестовала Марина и, с большим трудом встав на ноги, пошатываясь направилась к двери.
      – Марина, неужели вы пойдете в таком виде? Набросьте на себя что-нибудь.
      – Это недалеко, этажом ниже. И вообще, кому какое дело, в чем я отдыхаю?
      Посвистывая, она вышла из комнаты. Через двадцать секунд после ухода Марины в номер зашла группа официантов с ящиками шампанского в руках.
      – Вылейте все в ванну,- приказал принц.
      Официанты устроили легкую канонаду пробками, и шипучая жидкость пролилась в емкость из розового мрамора. Когда была опустошена последняя бутылка, ванна оказалась заполненной на три четверти. В дверях официанты столкнулись с Мариной, закутанной в белый махровый халат. Она прошла мимо Хадада, села на кровать, достала из кармана старую мятую соломенную шляпку, украшенную вишенками, и надела ее себе на голову.
      – Вы должны повторять за мной все движения,- сказала она, натягивая перчатки из черного шевро.- Хорошо?
      – Согласен,- ответил Хадад, и на его губах появилась озорная улыбка.
      Она сняла халат, и от вида ее обнаженного тела у Хадада перехватило дыхание.
      – Чего вы ждете?- спросила Марина.
      – Вначале объясните, что я должен делать.
      – Будете отжиматься… Раздевайтесь!
      Он не знал, что означает «отжиматься», но дважды повторять «раздевайтесь» ему не требовалось. Она положила ступни ног на край кровати, подалась вперед и оперлась руками о пол.
      – Начинайте!
      Принц попытался принять положение, в котором находилась Марина, но тут же рухнул на пол: он забыл, когда в последний раз делал физические упражнения. Марина рассмеялась и начала отжиматься. На счете сорок она распласталась на полу.
      – А теперь в душ,- сказал Хадад.
      Он не скрывал волнения, которое вызвала в нем Марина своими гибкими спусками-подъемами… Он взял ее за руку и повел в ванную комнату. Зачерпнув ладонью из ванны пахучую жидкость, он вылил ее себе в рот.
      – Попробуйте.
      Марина наклонилась, не сгибая ног в коленках, и осторожно сунула кончик языка в ванну.
      – Шампанское!- воскликнула она, захлопав в ладоши.
      Она переступила через край ванны и, погрузившись по шею, принялась быстрыми движениями языка лакать шампанское.
 

***

 
      – Который час?
      Это были первые слова, которые произнес Ален, едва успев открыть глаза. Приятный запах сваренного кофе нежно щекотал его ноздри.
      – Половина восьмого, мистер.
      У кровати стоял молодой парень в светло-голубой форме.
      – Кто вы?
      – Коста, мистер. Ваш камердинер.
      Ален сел в кровати, потер указательными пальцами глаза и осмотрелся. Он находился в огромном, роскошно обставленном помещении.
      Он все вспомнил: «Виктория II»… И если это был не сон, в восемь часов здесь должен появиться Онор Ларсен. Добравшись до яхты среди ночи, он с трудом убедил дежурного, что является ее хозяином.
      – На всякий случай я заказал шеф-повару приготовить для вас яичницу с беконом. Вы не возражаете?
      – Прекрасно!- ответил Ален.
      В 7 часов 55минут Ален вошел в кают-компанию.
      Ровно в восемь, в сопровождении одного из членов экипажа появился Ларсен.
      – У вас великолепная яхта, мистер Пайп. Она принадлежит вам?
      – Документы с вами?- спросил Ален, не ответив на его вопрос.
      Ларсен положил на стол тяжелый портфель и извлек из него папку голубого цвета.
      – Внимательно изучите и поставьте свою подпись…
      Ален углубился в чтение.
      Согласно документам, он становился владельцем 100 военных самолетов типа «Кобра», 40 «Викингов», 25 «105» и 35 «Викторов». Транспортировка осуществлялась морем до Дакара.
      – Дальше?- спросил он у Ларсена.
      – Ваши представители проверят товар, и он будет отправлен к месту назначения.
      – Кто эти люди?
      Ларсен добродушным тоном сказал:
      – Мистер Пайп, вас это не касается. Ваши полномочия ограничены операцией «купил-продал».
      – Но я настаиваю. Кто эти люди?
      – Могу я у вас спросить, для чего это вам нужно?- лицо Ларсена внезапно потемнело.
      – Когда товар дойдет до получателя, я буду иметь право еще на два миллиона долларов, не так ли?
      – Вы их получите.
      – Где гарантия? Я не знаю, когда, где и кто будет получать товар.
      – Гарантией для вас является мое честное слово. Не требуйте слишком многого.
      Ален еще раз перечитал бумаги и взял ручку, протянутую Ларсеном.
      – Мистер Ларсен, сегодня ночью мы договорились, что в момент подписания я получу первые два миллиона долларов. Я готов подписать… У вас есть два миллиона?
      Ларсен расхохотался. – Я предвидел ваш вопрос, мистер Пайп. Он достал из кармана смятый лист бумаги и протянул его Алену.
      – Вот телекс из «Фирст Нэйшнл» в Нью-Йорке. Мне только что его доставили.
      Ален прочел текст и чуть не закричал от восторга: на его счете в «Фирст Нэйшнл» было два миллиона долларов.
      – Я мог бы перевести их в Швейцарию или на Багамы, но так как вы предпочли Соединенные Штаты… С этого момента вы можете свободно ими распоряжаться.
      Ален откашлялся и задал вопрос, который все это время не давал ему покоя:
      – Почему вы доверяете мне, мистер Ларсен?
      Швед хитровато улыбнулся.
      – Я, конечно, не могу определить стоимость человеческой жизни, мистер Пайп, но ни одна жизнь, в том числе и ваша, не стоит восьмисот миллионов долларов.
      Ален наклонился над столом и поставил свою подпись.
 

***

 
      Уснуть было невозможно. Гамильтон тихо встал и посмотрел на спящую Эмилию: теперь ее не разбудить и пушками. Может, он перестарался со снотворным? Он прошел в салон, надел брюки и повязал галстук. От страха Гамильтона знобило. Напрасно он так глупо повел себя с Пайпом. Теперь он в ловушке! Ньютон не согласился, чтобы банк продолжал и дальше держать деньги, принадлежащие «организации». Он с отвращением посмотрел на себя в старинное, потемневшее от времени зеркало: лицо было отвратительным. Из-за своей идиотской несдержанности он может потерять все: положение, семью, а главное, 70 миллионов долларов. Искать и найти кого-нибудь другого было задачей невозможной и неразрешимой. Надо обязательно встретиться с Пайпом и убедить его сотрудничать, какие бы деньги он ни запросил. Впрочем, у служащего Хакетта тоже не было выбора.
      Деньги он проиграл в карты, и у него нет никакой возможности вернуть их банку. Таким образом, рыбка плавает уже в садке. Но, с другой стороны, Пайп тоже держит его на крючке: достаточно, чтобы об их разговоре стало известно, и ему – крышка. Эрвин Брокер прогиб, потому что решил его шантажировать. Но и Пайп может пойти по этой дорожке! Он надел пиджак и, осторожно закрыв за собой дверь, вышел в коридор седьмого этажа. Ему надо было спуститься двумя этажами ниже.
      Было восемь часов утра. Он постучал в дверь номера, где жил Джон-Джон Ньютон. Несмотря на бушевавшую в его душе панику, он постарался принять вид человека, пришедшего с хорошими новостями. Ньютон встретил его широкой улыбкой.
      – Как дела? Все в порядке?
      – Все!- выдохнул Гамильтон.- Понадобится еще день-другой, чтобы отшлифовать кое-какие детали…
      Холодный взгляд Ньютона не дал ему договорить.
      – Мистер Прэнс-Линч, я прекрасно обходился и буду обходиться, не обладая фирмой «Хакетт»! У меня создается впечатление, что вы столкнулись с непреодолимыми трудностями. Если это действительно так, объясните их суть, и я умываю руки.
      – Помилуйте… дорогой друг, о каких трудностях вы говорите?
      – Уже неделю вы водите меня за нос. Я хочу наконец услышать имя посредника. Должен ли я напомнить вам о наличных деньгах, которые вы получили?
      Гамильтон изобразил сладчайшую улыбку.
      – Понимаю вашу нервозность, но поставьте себя на мое место! Даже здесь, в Каннах, я постоянно нахожусь рядом с Арнольдом Хакеттом! Я – его банкир. Положение, в котором я нахожусь, не позволяет мне проигрывать! Перед тем как мы нанесем окончательный удар, я должен тщательно выверить каждый шаг. Вы понимаете это?
      – Эта задержка не предусмотрена нашим контрактом. Я вынужден требовать от вас выполнения договора до тех пор, пока деньги не пойдут по назначению. Я отношусь с подозрением к тем людям, которые не могут сдвинуть дело с мертвой точки! Если через сорок часов я не обнаружу в финансовых газетах следов денег «организации», я прекращаю сделку.
      – Джон-Джон…- залепетал Гамильтон, приторно улыбаясь,- все будет закончено задолго до указанного вами срока.
      – Я хочу вам этого пожелать,- сказал Ньютон.
      Гамильтон вышел от Ньютона белый как полотно.
      Он поднялся по служебной лестнице на седьмой этаж и несколько раз нажал на кнопку звонка номера 751: Алена Пайпа там не было.
 

***

 
      В прекрасном расположении духа, кокетливо сдвинув на глаза фирменную фуражку, гладко выбритый, Серж подошел к Арнольду Хакетту.
      – Вам вызвать машину, мистер Хакетт?
      – Нет, не надо. Спасибо. Я вышел немного прогуляться. Хочу посидеть в баре на террасе.
      – Посыльный,- крикнул Серж,- столик на террасе для мистера Хакетта!
      День выдался великолепный. В бассейне, под строгим оком нянек и телохранителей, уже вовсю плескались дети.
      За долгие годы у Хакетта выработалась привычка вставать в шесть часов утра, даже если ложился, как в данном случае, в четыре. Он развернул «Геральд трибюн», от которой исходил свежий запах типографской краски, и задержал взгляд на высокой девушке, направлявшейся к бассейну. На ней был белый махровый халат и темные очки. Виктория долго не могла уснуть от головной боли и теперь проснется не раньше полудня. Он повернул голову в сторону западного фасада отеля и вычислил окно Марины. Оно было широко распахнуто. Ее появление с Хададом вызвало у него сильнейший шок.
      С ним ли провела она остаток ночи? Если так, тогда пусть он оплачивает ее пребывание в отеле. Он вспомнил о Пэппи, которой было грустно и одиноко без него в Нью-Йорке. Сотни раз она повторяла ему, что умирает от тоски, когда его нет рядом… Марина, наоборот, совершенно не нуждалась в его присутствии. Он заказал томатный сок и, воспользовавшись отсутствием Виктории, рюмку водки.
      За соседним столиком несколько англичанок пили свой первый утренний чай. Одна из них, кивнув на газету, спросила:
      – Какие новости?
      – Плохие,- ответил он,- плохие…
      Женщины, которым было за тридцать, его не интересовали.
 

***

 
      Когда Ларсен покинул яхту, до Алена дошел смысл происшедшего: он стал богатым и всем его неприятностям наступил конец. Теперь он сможет не только возвратить деньги «Бурже», но на его счете в «Фирст Нэйшнл» останется 800 тысяч долларов! А впереди его ждут еще два миллиона, которые, как пообещал Ларсен, он получит через две недели. Ален стремительно поднялся на палубу, пулей промчался мимо удивленных матросов команды, сбежав по трапу на набережную, пустился по улице… Как только он получил возможность рассчитаться с Гамильтоном, ему больше некого было опасаться в «Мажестик».
      – В отеле есть телекс?- спросил он у швейцара.
      – Разумеется, мистер.
      Еще не успев отдышаться, Ален написал текст и протянул его оператору. «Нью-Йорк. Банк «Фирст Нэйшнл». Перевести в банк «Бурже Транс Лимитед» 1 170 400 долларов. Ален Пайп. Отель «Мажестик». Канны. Франция».
      Ален ворвался в свой номер. Схватил телефонную трубку и набрал номер апартаментов Прэнс-Линча. Там мгновенно подняли трубку.
      – Говорит Ален Пайп.
      – Где вы? Мне необходимо с вами встретиться.
      – Мне тоже. Я у себя.
      – Иду.
      Через тридцать секунд Гамильтон был уже у Алена. Ален не успел открыть рот, а Гамильтон уже горячо тряс его руку.
      – Приношу вам искренние извинения за свою невыдержанность прошлой ночью, самые искренние… Усталость, агрессивность этих подонков… Не выдержали нервы… Я сожалею, что так глупо вел себя.
      Изумленный Ален пожал ему руку.
      – У меня для вас, мистер Прэнс-Линч, есть хорошая новость! Я только что возместил вам всю сумму, которую по ошибке ваш банк перевел на мой счет.
      – Повторите…
      – Мы в расчете. В этот момент «Фирст Нэйшнл» переводит вам миллион сто семьдесят тысяч четыреста долларов.
      Лицо Прэнс-Линча побледнело.
      – Но это невозможно! Вы же сказали, что проиграли все в казино!
      – Совершенно верно! Я нашел источник, который… Все, я вам больше ничего не должен! Сейчас девять тридцать, ваши условия я выполнил. Забудем эту историю!
      – Минутку, мистер Пайп. Я восхищен вашим сообщением… Но ничего не мешает нам обсудить мое предложение.
      – «Хакетт»?
      – «Хакетт».
      – Сожалею, мистер Прэнс-Линч, но меня это совершенно не интересует.
      – Постойте, постойте…- запротестовал Гамильтон, притворно улыбаясь.- Сегодня ночью я говорил жесткие, грубые, даже обидные слова… Я был не прав. Но вознаграждение остается в силе… Двадцать тысяч долларов!
      К десяти часам Ален должен был быть у Тьерри. Горячая волна залила его лицо.
      – Нет и нет! Я не намерен менять решение…
      – Мистер Пайп… Ситуация изменилась. Еще вчера вы были должны мне больше миллиона. Вы говорите, что сегодня возместили…
      – Пожалуйста, проверьте.
      Прэнс-Линч поднял руки, словно подтверждая, что не сомневается в этом.
      – Верю, верю… Я уверен, что вы это сделали. Поэтому я предлагаю вам не двадцать тысяч долларов, а тридцать!
      Ален украдкой посмотрел на часы. Если он попадет даже в небольшую пробку, он опоздает.
      – Благодарю вас, мистер Прэнс-Линч, но я не соглашусь даже за сто тысяч!
      – Я согласен на сто тысяч! Они – ваши!- спокойным голосом сказал Гамильтон, с ужасом видя, что Ален не блефует. Он понимал, что все его слова неубедительны и смешны, но более сильных доводов найти не смог. А Ален знал слишком много…
      – Сто тысяч долларов у вас в кармане и плюс реванш над Хакеттом!
      Он заметил, что Ален пристально смотрит на него и едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.
      – Ночью вы сказали, что согласны. Вы помните?
      – Послушайте, мистер Прэнс-Линч, меня ждут.
      – Поймите, мне трудно отказаться от ваших услуг после нашего конфиденциального разговора. Такие дела требуют строжайшей тайны.
      – Даю вам слово, что…
      – Но вы уже не сдержали его, согласившись вчера и отказавшись сегодня. Почему я должен верить вам еще раз?- тихо произнес Гамильтон.
      – Плевал я на Хакетта и «организацию», которую вы можете направить против него. Прошу извинить меня, но я очень тороплюсь.
      Лицо Прэнс-Линча окаменело.
      – Назовите вашу сумму!
      Ален с удивлением посмотрел на него.
      – Повторяю…
      – Ваша сумма! Каждый человек имеет свою цену. Я хочу знать, сколько стоите вы!
      – Неужели вы не понимаете, что я отказываюсь от вашего предложения?
      – Вы уже не можете это сделать, мистер Пайп! Слишком поздно.
      – Слишком поздно? Что вы хотите этим сказать?
      – Я не могу рисковать существованием моего банка из-за каприза человека, который не держит свое слово.
      – Пусть провалятся в тартарары ваш банк и фирма «Хакетт»! Я уже забыл вашу трепотню! А теперь, убирайтесь!
      – Спрашиваю в последний раз… Сколько?
      Ален оттолкнул его в сторону, прошел в ванную, взял купальные принадлежности и вышел из номера, оставив там стоявшего как столб Гамильтона.
      – Мистер Пайп,- придя в себя, закричал Прэнс-Линч…
      Он выбежал в коридор, но Алена там уже не было. Этот мальчишка не только завалил операцию, но и подписал ему смертный приговор.
 

***

 
      Устав лежать в темноте с открытыми глазами, Баннистер зажег лампу. Он чувствовал себя виноватым перед всем миром, начиная с Кристель и Алена. Он перевернулся на другой бок, сожалея, что еще только три часа ночи, но решил больше не спать. Его самолет улетал в семь утра. Он встал, босиком прошел на кухню и выпил стакан молока. Затем на цыпочках, чтобы не разбудить Кристель, возвратился в комнату, достал из шкафа чемодан и начал складывать вещи. Закончив, он сел на край кровати, свесив руки… Он сожалел о вчерашней ссоре с Кристель, но в чем-то убедить ее было невозможно. Он с трудом переносил ее присутствие и в то же время чувствовал, как сжимается его сердце при мысли, что несколько дней он проведет без нее. Двадцать лет совместной жизни породили необъяснимые привычки…
      Ему не давало покоя новое поступление на счет Алена. Не является ли оно очередной ошибкой компьютера? Если да, то сколько еще времени будет сыпаться эта манна небесная?
      Он прошел в ванную, побрился, принял душ, затем оделся и еще раз проверил паспорта и билеты в кармане. Не в силах больше находиться в этой давящей тишине, он взял чемодан, вышел на лестничную площадку и осторожно закрыл за собой дверь. Кристель он позвонит из аэропорта и попрощается. Раздираемый необъяснимыми угрызениями совести, он нажал на кнопку лифта.
 

***

 
      – Можно быстрее? Я опаздываю.
      Шофер безразличным взглядом посмотрел на него через плечо.
      – Стоит ли торопиться? Если вы ей не нужны, она уже ушла, если дорожит вами, заявитесь хоть через год, она будет на месте.
      Зная отношение Тьерри к «роллсу», Ален решил заехать за ней на такси.
      – В каком месте на Хуан?
      – Едем вдоль моря, а там я подскажу… Вы можете обождать меня пять минут?
      – И куда дальше?…
      Вопрос шофера поставил Алена в затруднительное положение.
      – Еще не знаю, посмотрим.
      С тех пор как они расстались, Ален не переставал думать о Тьерри: как они проведут время, каким прекрасным будет для них этот день. Но где? Об этом он не подумал.
 

***

 
      Цезарь ди Согно открыл глаза и с удивлением посмотрел на женщину, лежавшую рядом с ним в его кровати. Он впервые ее видел. Это была блондинка, и, чтобы убедиться в ее подлинности, он приподнял край простыни и посмотрел вниз: да – настоящая. По обрывкам воспоминаний он попытался восстановить события: когда эти ублюдочные хиппи ворвались на мотоциклах в «Бич», он решил не искушать судьбу и незаметно улизнул.
      Возвращаться туда позже не имело смысла, и он предпринял небольшое путешествие по барам, которых в Каннах было великое множество и где всегда найдется желающий выпить за чужой счет и расплатиться за это болтовней. В тот вечер он пил со всеми подряд, приобрел массу друзей, но набрался, как последний докер.
      Как она оказалась здесь? Он осторожно потряс ее за плечо.
      – Э-эй!
      Она издала что-то наподобие мычания, повернулась к нему спиной и натянула на голову простыню. Цезарь легонько похлопал ее по попке.
      – Пора вставать, милочка…
      Из-под простыни донесся достаточно приятный голос:
      – Пора что?
      – Меня зовут Цезарь.
      – А мне какое дело!
      Это несколько озадачило его.
      – Я хочу кофе, апельсиновый сок и яичницу с беконом,- продолжил голос.
      – Как вас зовут?
      – Патриция…
      – Мы знакомы?
      – Не знаю. Я вас еще не видела.
      – Хочу сообщить вам, что вы находитесь в моей постели.
      – Я хочу кофе, а потом… еще поспать.
      Он подошел к окну, раздвинул шторы, и солнечньй свет ворвался в комнату.
      – Патриция, мне нужна моя комната. Я жду гостей. Патриция!..
      Резким движением он сдернул с нее простыню. Обнаженное тело незнакомки не разочаровало его, наоборот… Он подумал, что с ней ему было не скучно, если, конечно, он ею воспользовался.
      – Скажите, Патриция… Вы и я…
      Он взял пальцами ее за подбородок и повернул лицом к себе.
      Сомневаться не приходилось, он видел ее впервые и ничего не мог вспомнить…
      – Не мешайте спать, я совсем без сил.
      – Только один вопрос: мы трахались?
      Неожиданно затрезвонил телефон.
      – Да?
      – Цезарь?
      – Да.
      – Узнаете меня?
      – Гамильтон Прэнс-Линч?
      – Да. Я хочу попросить вас об одном одолжении.
      – Слушаю.
      – То же, что и в прошлый раз… Припоминаете?
      Цезарь колебался всего лишь секунду.
      – Да.
      – Вчера вечером он сидел за нашим столом. Любитель живописи. Понимаете, о ком я…
      – Я понял. Когда?
      – Немедленно!
      – Сейчас же займусь! Можете на меня рассчитывать. Сделаю все возможное.
      Цезарь положил трубку. Он собрался набрать нужный ему номер, но увидел, что Патриция снова укрывалась простыней. Разговор был такой важности, что она напрочь выскочила у него из головы. Цезарь поднял с пола ее вечернее платье из черного муслина, позолоченные туфли на высоком каблуке, бюстгальтер и микроскопические черные прозрачные трусики, свернул все в ком и бросил его на кровать.
      – Забирайте свои вещички и убирайтесь!
      – А кофе?..- захныкала Патриция, потягиваясь.
      Цезарь грубо схватил ее за руку и сбросил на пол. – Вон! У меня работа.
      Она протерла глаза и испуганно посмотрела на него.
      – Вы сумасшедший!
      – Убирайся отсюда! Я просил тебя по-хорошему, ты не понимаешь…
      – Сволочь!
      Она поднялась с пола и натянула на себя платье. Затем села на стул и, не спуская с него взгляда, начала надевать туфли.
      – Закончишь одеваться в коридоре,- со злостью сказал Цезарь.
      Он схватил ее за руку, дотащил до двери и вытолкнул из номера. Затем возвратился к телефону и набрал нужный номер.
      – Марко?.. Это – Цезарь. В «Мажестик» тебя заждался клиент!.. Ален Пайп… Да… Сегодня! Сейчас! Я жду.
      Он положил трубку и пошел в ванную. Открывая кран душа, он мучительно думал, что теперь никогда не узнает, трахнул он Патрицию или нет.

      В хрустальной вазе лежали фрукты: апельсины, яблоки… Через открытое настежь окно можно было видеть кусочек искрящегося моря. А перед ним, в центре комнаты, в брюках и белой широкой рубашке, с книгой в руках стояла Тьерри.
      – Ну что же вы, входите!.. Поберегите голову!
      Ален сделал шаг вперед, и его охватило странное чувство возвращения к чему-то близкому и родному…
      – Вы пунктуальны. А мне почему-то казалось, что вы забыли… не придете.
      От волнения у Алена перехватило дыхание, и он с трудом произнес:
      – Что вы читаете?
      – Анаис Наин, «Дневник». Читали?
      – Нет.
      Она бросила книгу на покрытую пледом кровать.
      – Кофе?
      – Нет, спасибо.
      – Вам удалось поспать?
      – Немного. Чуть-чуть…
      – У вас утомительный отдых.
      Он смущенно улыбнулся.
      – У меня есть предложение,- сказала Тьерри,- В порту стоит катер. Не мой, разумеется, но друзья Люси разрешили мне воспользоваться им. Устраивает?
      – Превосходно!
      – У вас есть плавки?
      – Уже на мне.
      Она положила в соломенную сумку какие-то вещи.
      – Внизу нас ждет такси.
      – Я готова.
      Они вприпрыжку спустились по лестнице. Увидев Тьерри, шофер восхищенно прищелкнул языком и подмигнул Алену.
      – Что я говорил?
      – Возвращаемся в Канны,- холодно сказал Ален.- Порт Канто.
      – Что значат его слова?- спросила Тьерри, когда машина тронулась с места.
      – Когда я ехал сюда, он объяснил мне свою теорию относительно женщины и ее терпения.
      – Ну и что?
      – Я сказал ему,- начал шофер, который не пропустил ни одного слова Алена,- что если женщины не уходят сразу, они способны ждать хоть десять лет. Разве я не прав, мисс?
      – Абсолютно правы,- подтвердила Тьерри.
      – Вы на самом деле так думаете?- удивился Ален.
      – Нет, конечно. Люси осталась у Лермонтов. У них сказочный дом. Хочется поселиться в нем и никуда не выходить. Вас не утомляет Нью-Йорк?
      – Очень.
      – Что это такое – быть миллионером? Что вы находите в этом притягательного?
      – Да, теперь, когда в «Фирст Нэйшнл» у него лежало 800 тысяч долларов, он смело мог причислить себя к их числу.
      – Ничего,- ответил он улыбаясь.
      – Порт Канто,- сказал шофер.
       – А как же мы найдем катер?- обеспокоенно спросила Тьерри.
      – По названию.
      – Я не знаю…
      – А имя владельца знаете?
      – Мак Дермонт.
      – О'кей! Сейчас спросим у причальной службы.
      Он выехал на набережную и остановился перед невысоким строением.
      – Я на секунду.
      Через минуту шофер садился за руль.
      – Знаете, как называется судно? «Праздник»! Название, если не ошибаюсь, прямо в масть!
      Машина тронулась с места и, проехав метров двести, остановилась напротив большого катера с подвесным мотором. С катера к ним спустился мужчина, одетый в матросскую форму.
      – Мы друзья Рональда Мак Дермонта,- сказала Тьерри.
      – Я предупрежден и ждал вас. Меня зовут Гвен.
      Кивком головы он поприветствовал Алена, который рассчитывался с шофером. Шофер даже присвистнул, увидев свои чаевые.
      – Спасибо! Если я вам понадоблюсь, вы всегда сможете найти меня на стоянке у отеля «Мажестик».
      Тьерри уже поднялась на катер, и Ален поспешил за ней. Одним движением она сбросила с себя одежду. Отвязав швартовые канаты, Гвен спросил:
      – Куда поплывем, мисс?
      – В открытое море!
      Гвен улыбнулся, сел за руль и запустил мотор.
 

***

 
      – Твой муженек занялся джогингом?- с ехидцей в голосе спросила Сара.
      Они завтракали на террасе под большим, защищавшим их от солнечных лучей зонтом, за столом, накрытом небесно-голубой скатертью. Сара посыпала перцем яичницу и посмотрела на мать. По утрам Эмилия ограничивалась только чашкой чая. Бесконечные выпады дочери против мужа приводили ее в отчаяние. В большинстве случаев замечания Сары были справедливы, но нельзя же говорить об этом постоянно и везде…
      – Сегодня я беру яхту. Ты пойдешь в «Бич»?
      – У меня мигрень,- ответила Эмилия.- Вчерашний вечер доконал меня.
      – А меня позабавил. Банда моторизованных панков на благотворительном вечере! Такое можно увидеть только в Каннах!
      – Сволочей достаточно везде!
      – Да, но благотворительные вечера – редкость. Я отдыхаю с Пайпом.
      – С кем?- рассеянно спросила Эмилия.
      – С Пайпом! Молодой человек, который сидел напротив тебя. Ты не могла его не заметить. Это было единственное приятное лицо из всей компании.
      – А! Да, я помню…- ответила Эмилия, глядя с высоты седьмого этажа в сторону бассейна: куда мог исчезнуть Гамильтон?
      – Мама, ты меня слушаешь?
      – Да, да…
      – Но у тебя такое выражение лица…
      – Я прекрасно слышала, Пайп… Ален Пайп. Что из этого? Что в нем особенного?
      Сара посмотрела на мать и безразличным тоном сказала:
      – Я выхожу за него замуж.
 

***

 
      Они настолько далеко отплыли от берега, что могли одновременно видеть в голубом мареве и Канны, и Ниццу. Катер на большой скорости неудержимо рвался вперед, в открытое море, оставляя за собой восхитительной белизны пенистый след на темно-синей поверхности воды. Они обгоняли парусники, барражировавшие вокруг островов, другие прогулочные судна.
      – Поплаваем?- предложила Тьерри.
      – С удовольствием!- ответил Ален.
      Когда Гвен выключил мотор, нос катера глубоко зарылся в воду и катер еще несколько секунд продолжал двигаться по инерции. Наконец он остановился и мягко закачался на легких волнах. Теперь берег напоминал тонкую серую полоску горизонта. У них одновременно возникло чувство, что они одни в этом мире. Одни – никого больше! Гвен повернулся к ним спиной и закурил сигарету. Тьерри первой бросилась в воду и поплыла. Несколько секунд Ален наблюдал за ее легкими, красивыми движениями, затем оттолкнулся от борта и нырнул в теплую воду.
      – А если Гвен уплывет без нас?- смеясь, спросила Тьерри, когда Ален подплыл к ней.
      – Надеюсь, что вы дотащите меня до берега.
      Она наклонила голову вперед и ушла под воду. На мгновение над поверхностью воды взметнулись ее ноги, и Ален с удовольствием отметил их безукоризненную форму. На том месте, где она только что была, ее не стало. Пустота… Вдруг он почувствовал, как две руки схватили его за лодыжки и потянули вниз. Он едва успел сделать глоток воздуха… Они резвились как две счастливые, довольные собой зверюшки: взбирались друг другу на спину или спокойно плыли рядом, легко касаясь ногами, бедрами, руками… В какой-то миг их мокрые лица оказались совсем близко друг от друга, но они не опустили глаза, и их губы встретились в солоноватом от морской воды поцелуе. Тьерри взяла руку Алена, нежно пожала ее и поплыла к катеру. Отказавшись от помощи Гвена, она рывком поднялась на борт.
      – Я проголодалась,- сказала она.
      На лице Гвена появилось растерянное выражение.
      – Мистер Дермонт не дал мне на этот счет никаких указаний.
      – А нет ли какого-нибудь ресторанчика на острове?- спросил Ален.
      – Есть, но он всегда переполнен.
      – Ну и ладно,- сказала Тьерри,- поедим на берегу. Я не хочу никого видеть.
      – Если вы не возражаете,- сказал Гвен,- я взял с собой несколько бутербродов и две бутылки красного вина.
      – Присоединяйтесь…
      Тьерри и Ален переглянулсь и рассмеялись.
      – Вот и прекрасно,- сказал Гвен и тоже засмеялся.
      Он выдвинул ящик, который находился рядом с приборной доской, и достал бутылку вина.
      – Могу предложить вам пройти между островами.
      Когда он разливал вино по стаканам, то заметил на их лицах счастливую отрешенную улыбку, они не сводили друг с друга глаз, растворялись в них…
 

***

 
      Марко вышел из холла «Мажестик». Его клиента в отеле не оказалось. Он задумчиво смотрел на подъезжающие и отъезжающие от отеля шикарные лимузины миллионеров. Цезарь ди Согно приказал выполнить работу до вечера. Как выполнить, если жертва – до такой степени неуловима?
      Он подошел к Сержу.
      – Я ищу своего друга. Его зовут Ален, Ален Пайп. К сожалению, в номере его нет.
      – Он только что уехал,- ответил Серж и заторопился на помощь двум пожилым дамам, собаки которых пытались вцепиться друг дружке в глотку. Разняв собак, он возвратился к Марко.
      – Я вызывал ему такси.
      – Возможно, вы знаете, куда он поехал?
      – Спросите на стоянке такси. Это недалеко, через улицу, напротив. Кстати, его повез Альберт.
      – Спасибо.
      – Всегда к вашим услугам, мистер.
      Собаки снова затеяли грызню, бросаясь друг на друга и громко лая. Марко перешел на противоположную сторону Круазетт и обратился к стоявшему первым в очереди шоферу:
      – Я ищу мистера Альберта.
      – Это я,- ответил Альберт.
      На лице Марко появилась приветливая улыбка.
      – Мне сегодня везет.
      Он достал из кармана пятидесятифранковую купюру и вложил ее в руку Альберта.
      – Распорядитель отеля по транспорту сказал, что вы подвозили моего друга, Алена Пайпа.
      – А! Да… Он пока единственный пассажир, которого я взял сегодня возле «Мажестик». Я отвез его в порт Канто. Они уплыли на катере. Большой катер со странным названием «Праздник».
      – Огромное спасибо. Теперь осталось разыскать его в море.
      – В Каннах все плавают по одному и тому же маршруту – к островам.
      Марко еще раз поблагодарил шофера и удалился. В ста метрах от стоянки такси в старом «додже» кремового цвета его ждал Салисетти.
      – Давай в Теул, к гроту. Быстрее!
      «Додж» так резко взял с места, что завизжали покрышки. Улицы в этот час были почти пустынны, все ловили солнечные лучи на пляжах. Машина набрала скорость, обогнула акваторию старого порта и помчалась вдоль побережья в направлении Ла-Нарули. Марко закурил.
      – Едем на рыбалку?- спросил Салисетти.
      – Да,- пробормотал Марко.- Очень вкусная рыбка.
      – Среди белого дня? Опасно рыбачить в это время…- высказался Салисетти, не отрывая глаз от дороги.
      – Не так, как кажется… В разгар сезона в море происходит столько несчастных случаев!.. Одним больше, одним меньше… Эти сумасшедшие управляют лодками как Бог на душу положит.
      – Да, это так,- согласился Салисетти.
      Он подавил смешок и сказал:
      – Я всегда говорю, что море и фейерверк – очень опасны.
      Через десять минут «додж» остановился перед металлическими решетчатыми воротами, за которыми начиналось спрятанное среди скал частное владение. Заметить постройки со стороны дороги было невозможно. Марко открыл ворота и, как только «додж» въехал на территорию, закрыл их. Под домом, стоявшим на скале, был выбит грот, где находился катер.
      – Такое чудовище видеть еще не приходилось,- сказал Салисетти.
      По форме катер напоминал лезвие ножа. Он был собран вручную и предназначался для контрабандных операций в море. Ни одно полицейское суденышко не могло соперничать с ним в скорости, превышавшей 150 километров в час.
      – Забирайся,- сказал Марко.
      – Куда направляемся?
      – Прогуляемся к островам.
      Марко добавил газ, и катер стал выплывать из грота.
 

***

 
      Солнечные лучи ласкали тело Тьерри. Она лежала на корме катера и выражение спокойного счастья одухотворяло ее лицо. Лежа рядом с ней, Ален не решался посмотреть на нее, опасаясь, что может повторить тот мимолетный жест, когда в море их губы соприкоснулись в солоноватом поцелуе. Рука Тьерри лежала в десяти сантиметрах от него… Ему ужасно хотелось прикоснуться к ней.
      Вода в море была абсолютно прозрачная. Через ее восьмиметровую толщу на золотистом песке дна четко просматривались ракушки, шныряющие в беспорядочном движении небольшие серебристые рыбешки…
      Святое время послеобеденного отдыха. Покой, жара, солнечный свет… Рука Алена неотвратимо приближалась к руке Тьерри. Когда до нее оставался миллиметр, она в нерешительности замерла. Мгновение было прекрасно, и Ален боялся испортить его. Кончиками пальцев он осторожно провел по ее руке, и ее пальцы ответили ему. Ни один из них не заметил проплывшего в пяти метрах от «Праздника» катера с бело-голубыми полосами на корме.
      – Гвен,- не отпуская руки Алена, сказала Тьерри,- мы хотим искупаться по ту сторону острова.
      Моряк отложил в сторону газету и завел мотор.
      – Через пять секунд начинай, не суетясь, двигаться за ними,- сказал Марко, обращаясь к Салисетти.
 

***

 
      И в час дня Алена все еще не было в холле.
      Сара несколько раз звонила ему в номер, подолгу не клала трубку, но все напрасно – никто не отвечал. Она направилась к Сержу, который что-то поправлял в перебинтованной руке.
      – Серж, вы не видели шофера мистера Пайпа?
      – Норберта? Да, мисс! Вот он.
      – Что с вашей рукой?
      – Укусили, мисс.
      – Женщина?
      – Собака.
      – Тогда это не опасно.
      Она подняла голову и посмотрела на коренастого мужчину, подошедшего к ним.
      – Вы шофер мистера Пайпа?
      – Да, миссис.
      – Мисс!- поправила она Норберта.- Вы видели его сегодня утром?
      – Нет, мисс. Жду его указаний.
      – Он что-то планировал?
      – Нет, мисс.
      – Прекрасно! Спасибо.
      Она пошла в бар на террасе, но Алена не было и там. У бассейна несколько молоденьких девушек, игнорируя запрещение загорать с обнаженной грудью, отчаянно демонстрировали свои прелести. Кивком головы Сара приветствовала знакомых, отказалась от десятка приглашений поужинать, прошла через бар и направилась к лифту. Войдя в лифт, она нажала на кнопку седьмого этажа. Никогда еще она не вела себя подобным образом. Мужчин, которые пытались ухаживать за ней, она быстро ставила на свое место. За восторженными взглядами поклонников ее бдительное око усматривало покушение на ее состояние. Большого физического влечения к мужчинам она не испытывала. Иногда, чтобы успокоить нервы, она заводила любовника. Но повторная встреча случалась очень редко. В третий раз она не встречалась никогда. Между ней и ими всегда стояла незримая стена ее миллионов.
      Она вышла из лифта и, пройдя по коридору, постучала в 751-й номер. Возможно, он еще спит?
      – Там никого нет, миссис. Сегодня утром я очень рано прибирала, и мистера уже не было.
      Сара холодно посмотрела на горничную и пошла к лифту. Когда она предложила Алену совершить прогулку на яхте, он ничего ей не пообещал. Ее сердце сжалось, когда она вспомнила вчерашнюю прогулку по Круазетт. Она шла рядом с ним, держа его под руку… Стояла теплая ночь…
      Она точно вспомнила момент, когда ей был нанесен удар в сердце. Подходя к отелю, она ясно дала понять, что хочет выпить стаканчик вина у него в номере. Тогда он ответил: «У меня нет сил, Сара. Я умру, если не посплю несколько часов!»
      У него был вид провинившегося ребенка. И тогда она поняла, что это будет он и никто другой. Он так не похож на всех остальных! Несколько минут назад мать, поняв, что она не шутит, обозвала ее сумасшедшей.
      – Но ты ведь совсем не знаешь его!
      – Это будет он, мама.
      – Очередной альфонс на твои денежки!
      – Не думай, что все такие прогнившие, как твой мудак муж!
      – Сара!
      – Завтра я сама предложу ему свою руку. Попробуй только помешать мне!
      Она спустилась в холл и решила съездить в «Палм-Бич». А вдруг Ален там!
 

***

 
      – О чем вы думаете?- спросил Ален.
      Головка Тьерри лежала у него на плече.
      – Я ни о чем не думаю. Просто смотрю в небо.
      – Что вы там видите?
      – Ни одной тучки.
      Ален наклонил голову и поцеловал ее в губы.
      – А теперь?
      – Ничего. У меня закрыты глаза.
      Кончиком языка она искала его губы.
      Они лежали в неглубокой песчаной впадине, но камни, неизвестно как здесь оказавшиеся, защищали их от любопытных взглядов со стороны моря. В трехстах метрах от них, едва покачиваясь на легкой зыби, дрейфовал «Праздник». Гвен, вероятнее всего, спал.
      – Странно, что мы здесь вдвоем…- вздохнула Тьерри.
      – Странно?
      Она взяла его лицо в ладони и жадным взглядом посмотрела ему в глаза.
      – В вас есть то, что я не приемлю…
      – То есть?
      – Истиблишмент… Положение… Практически, все внешние признаки… «Роллс», «Мажестик», «Палм-Бич», деньги…
      – Что вы обо всем этом знаете?
      Он сгорал от желания рассказать ей всю правду, но боялся упасть в ее глазах.
      – Что вас смущает?
      – В принципе, ничего. Я не принадлежу к тем, кто подкладывает бомбы, и прекрасно знаю, что у некоторых людей за внешним величием прячется хрупкая душа… В вас это я почувствовала инстинктивно, поэтому и села тогда в вашу чертову машину. И сейчас я здесь! Сколько вам лет?
      – Тридцать.
      – Странно, но вы очень плохо выглядите. Вас утомляют деньги?
      – Очень! Особенно когда их нет,- ответил Ален.
      – Вы говорите о них тоном человека, у которого их много, слишком много… Почему-то всегда не дорожат тем, чем обладают.
      – Чем конкретно?
      Она покрыла его рот быстрыми, легкими поцелуями.
      – Этим… Это не за деньги… В этом нужно почувствовать себя нищим, чтобы очень захотеть стать богатым.
      И снова Алену захотелось во всем ей признаться, но что-то неясное удерживало его.
      – А сколько лет вам?
      – Двадцать два.
      – Какие планы у вас на будущее?
      – Те же, что и в данный момент: быть хорошей…
      – Вы правда хорошая?
      – Да.
      – Я тоже,
      – Ален…
      – Что?- пробормотал он, пряча свое лицо в ее пахнущие солью волосы.
      – Ничего…
      Она обняла его за шею и притянула к себе. Закрыв глаза, Тьерри несколько раз медленно повторила его имя:
      – Ален… Ален… Ален…
      Горячая волна страстного желания прокатилась по его телу, но вместе с ним он ощутил в себе незнакомую до сих пор нежность. Медленными движениями руки он гладил ее бедро, и с каждым движением его ладонь все больше смещалась к его внутренней поверхности.
      Она спокойно отдавалась этой ласке, но вдруг убрала его руку и посмотрела прямо в глаза.
      – Я хочу тебя, Ален, так же, как и ты меня. Но не здесь и не так. Не злись на меня…
      – Когда?- тихо спросил он.
      – Сегодня ночью. Хорошо?
      – Да,- ответил он охрипшим голосом.
      Она резко поднялась на ноги и, пробежав несколько метров, бросилась в расступившуюся под ее телом воду. Ален увидел, как, делая быстрые взмахи руками, она поплыла в направлении катера. Он нырнул следом за ней и долго оставался под водой, стараясь успокоиться и остудить жар еще не прошедшего желания. Когда он вынырнул, она уже взбиралась на корму катера. Ему оставалось проплыть метров двадцать до «Праздника», когда внезапно он услышал гул мотора и увидел огромных размеров катер, который, едва касаясь дном воды, мчался прямо на него.
      Он услышал истошный крик Тьерри и увидел мечущегося по корме и размахивающего руками Гвена. Он что-то кричал, но Ален не мог разобрать слова. На какое-то мгновение его парализовал страх: неужели водитель катера не видит его? Он отчаянно замахал поднятой вверх рукой, обнаруживая себя, но катер ни на сантиметр не отклонился от курса. Ален бросил взгляд в сторону спасительного выступа скалы, торчащего из воды, и, нырнув, поплыл к нему. От недостатка кислорода нестерпимо жгло грудь и готовы были разорваться легкие… Эти парни на катере сошли с ума. Гул мотора приближался. Если он всплывет, его разрежет пополам. Стиснув зубы, задыхаясь, он думал лишь об одном: выжить.
      Наконец сквозь толщу сине-зеленой воды он заметил спасительный склон скалы. Он оттолкнулся от него и с широко открытым ртом вынырнул на поверхность…
      Когда он подплыл к «Празднику», Гвен рывком поднял его на катер, и он, как мешок с водорослями, рухнул на палубу.
      Лицо Тьерри было мертвенно-бледным.
 

***

 
      Марина с трудом открыла глаза. Она не узнавала ни комнаты, ни кровати, на которой лежала, и с удивлением обнаружила, что закутана в белый махровый халат. Под халатом на ней ничего не было.
      Ей казалось, что вся комната пропитана алкоголем. Она поднесла ладонь к лицу и понюхала – от нее пахло спиртом. Обхватив пальцами лодыжку левой ноги, она подтянула ступню до уровня носа – тот же отвратительный запах. Резким движением она встала с кровати и направилась в ванную. Ванна была заполнена подозрительной, желтоватого цвета жидкостью, издававшей винный запах. Она опустила туда палец, обсосала его и нахмурила брови: шампанское. Сомневаться в том, что она окуналась в эту «водичку», не приходилось. Марина вытащила заглушку и, наблюдая, как шампанское уносится в канализацию, никак не могла вспомнить событий, происшедших ночью. Ответ на ее вопрос лежал на краю ванны в виде маленького бумажного пакетика. Она сорвала обертку и обнаружила небольших размеров изящную шкатулку. Внутри лежал восхитительный, украшенный драгоценными камнями браслет и записка: «Марине на память о сказочной ночи любви. Хадад».
      Задумчиво опустив голову, она присела на край ванны: она ничего не могла вспомнить…
 

***

 
      – Вы только посмотрите на этих сволочей! Из-за таких каждый год происходят смертельные случаи. Идиоты! Сумасшедшие! Бандиты!
      Прошло десять минут, а Гвен никак не мог успокоиться. Ему стало жутко, когда он увидел, как катер мчится прямо на Алена.
      – Таких подонков нельзя допускать к управлению судном!
      – Вероятно, они меня не заметили,- сказал Ален.
      Накинув на плечи полотенце, он сидел рядом с Гвеном на скамейке и отрешенно смотрел перед собой.
      – Именно это я и ставлю им в вину. Но существует еще и ограничение скорости вблизи берега. Я думал, что они разрубят вас пополам.
      – Вы правы, Гвен, но все закончилось благополучно… Давайте забудем!
      – Никогда!- решительно заявил Гвен.- Как только доплывем до берега, я сделаю заявление в морскую полицию.
      Ален толкнул Тьерри локтем и улыбнулся. Ее лицо все еще было бледным.
      – Умеешь?
      Он глазами показал на кончики водных лыж, выглядывавших из-под скамейки.
      – Да… но не сейчас.
      – Тебе не хочется прокатиться?
      – Я не смогу устоять на ногах.
      – Гвен!
      – Да, мистер.
      – Я могу воспользоваться водными лыжами?
      Гвен сбросил газ.
      – На вашем месте я бы не рискнул.
      – А меня это взбодрит.
      До берега оставалось не более трехсот метров. Ален прыгнул в воду, и Гвен бросил ему лыжи. Ален закрепил их на ногах и подмигнул Тьерри.
      – Напрасно ты отказалась!
      Гвен разобрал фал и бросил один конец Алену. Ухватившись за деревянную ручку, закрепленную на конце каната, он крикнул:
      – Вперед!
      Он почувствовал, как мощная сила вытаскивает его на поверхность моря, и старался не потерять равновесия.
      Совсем малышом мать привела его на пляж и в первый раз помогла надеть лыжи. Ален с удовольствием отметил, что, несмотря на перерыв, его тело ничего не забыло. Он выполнил несколько фигур, радуясь, что память и мышцы не подводят его, а даже опережают его замыслы. Устав, он подал знак рукой, чтобы Гвен притормозил, и в этот момент Тьерри, все время не спускавшая с него глаз, неожиданно закричала, показывая куда-то за его спину.
      Ален обернулся и похолодел от ужаса: в тридцати метрах от него, неизвестно откуда возникнув, мчался тот же чудовищный катер. Встревоженный криком, Гвен обернулся и, заметив надвигающуюся опасность, заложил крутой левый вираж и прибавил скорость. Катер повторил их маневр и с обескураживающей легкостью обошел их.
      Ален стиснул зубы и впился пальцами в ручку. Если он остановится или упадет – ему конец. Его тревожила мысль, что ноги могут не выдержать безумной скорости, с которой он сейчас мчался. Единственный шанс на спасение заключался в том, чтобы быстрее добраться до пляжа. Вираж, который сделал Гвен, оказался очень крутым. На преследовавшем их катере, казалось, только этого и ждали: они развернулись и понеслись наперерез фалу. Через несколько секунд катер был почти рядом… Стараясь избежать столкновения, Ален приложил все оставшиеся силы и сумел уйти вправо.
      Едва касаясь днищем воды, катер пронесся в метре от Алена. От набежавшей волны Ален едва не потерял равновесия. Тьерри кричала, как безумная. Катер-убийца снова пошел в атаку. Ален понимал, что на этот раз ему не увернуться. Он весь собрался, напрягся, как хищный зверь, и, дождавшись критического момента, направил лыжи на набегавшую волну. Он взлетел с волны вверх, как с трамплина, и в сверхчеловеческом прыжке перелетел через катер. До берега оставалось не более ста метров. Обезумевший катер взял курс в открытое море и вскоре исчез. Гвен сделал резкий поворот в сторону спортивного пляжа. Ален отпустил фал и по инерции доплыл до понтона, ухватился руками за металлическую перегородку. Острая боль пронизывала грудь. С трудом переводя дыхание, он поднял голову: в трех метрах от него, выключив мотор, покачивался «Праздник».
      Тьерри взахлеб плакала. Лицо Гвена было бледным. Дрожащим голосом он сказал:
      – Мистер, вас хотели убить.

      Баннистер вышел из такси, расплатился с шофером и, попросив подбежавшего носильщика заняться его багажом, направился в холл отеля.
      – Где я могу найти мистера Пайпа?- спросил он в службе регистрации.
      Он еще не возвращался. Его ключ здесь.
      – Моя фамилия Баннистер. Самуэль Баннистер. Я прилетел из Нью-Йорка. Я его лучший друг. Он меня ждет. Дайте мне ключ от его номера.
      Администратор быстро провел коротенькое совещание со своими стоявшими рядом коллегами.
      – Это невозможно, мистер. Господин Пайп не оставил нам никаких указаний на этот счет.
      – Он забыл. Я очень устал. Мне надо принять душ. Давайте ключ!
      – Право, мистер, я очень сожалею…
      – Повторяю вам, что я лучший его друг. Ладно… У вас есть свободный номер?
      – Сожалею, мистер но все номера заняты по август включительно. Вы можете обождать мистера Пайпа в баре.
      – А душ?
      В своем твидовом пиджаке он умирал от жары.
      – Последний раз спрашиваю: «да» или «нет»?
      – Напоминаю вам, мистер…
      – Прекрасно!
      Решительным шагом он направился к ближайшему креслу. Он уселся в кресло, снял туфли, галстук, расстегнул рубашку, стянул носки и начал расстегивать брюки. Народ, находившийся в холле, раскрыв рот, с удивлением наблюдал за неожиданно подвернувшейся сценкой мужского стриптиза.
      – Быстро найди мистера Голена!- приказал администратор молодому посыльному.
      – Кто это?- безразличным тоном спросила графиня де Саран. Граф ушел играть в гольф, а она только что возвратилась из магазина, купив себе небольшую коллекцию парфюмерии. Ее помятое накануне тело пронизывала сладостная истома.
      – Этот человек выдает себя за друга мистера Пайпа, госпожа графиня. К сожалению, мы не можем дать ему ключ от номера мистера Пайпа.
      Вид волосатых ног Баннистера крайне возбудил графиню. Этот мужчина был так некрасив, так зауряден, но в то же время так смел в отношении «общественного мнения», что она почувствовала болезненную необходимость отдаться ему, и немедленно. Ко всему прочему у него было лошадиное лицо. Лечь под лошадь была заветная мечта эротических фантазий графини. Она собралась уже вмешаться, но тут, в сопровождении посыльного, появился Голен. Он несколько секунд подискуссировал с Баннистером и сдался. Посыльный собрал одежду Баннистера, взял ключ от номера Алена и пошел к лифту. Мэнди машинально провела языком по губам.
      – Какой номер у мистера Пайпа?
      – 751-й, госпожа графиня.
      Она вошла в лифт и поднялась на седьмой этаж. Дверь 751-го номера была приоткрыта. Она толкнула ее и вошла в комнату.
      – Привет!
      – Привет…- автоматически ответил Баннистер, не соображая, что может быть нужно от него этой холеной женщине.
      Не давая ему прийти в себя, она всем телом прижала его к стене, засунула свой язык ему в рот и, запустив руку в его трусы, сказала:
      – Трахни меня!
 

***

 
      – Миссис, поклянитесь!
      – Да, идиотка, да! Клянусь!
      Алиса, горничная Нади, поднесла руку ко лбу.
      – Господи! Мы выиграли три миллиона долларов!
      – Я поклянусь тебе еще в одном… В этот раз я никому их не отдам… Я только что купила «Ла Вольер»!
      – Виллу?!
      – Ты вспомнила? Я же тебе говорила, что однажды она будет принадлежать мне. Все! Она – моя! Два миллиона долларов!
      – О, миссис, это великолепно!.. Восхитительно! Нам будет там спокойнее.
      – Сейчас ты отправишься туда,- сказала Надя.- Я хочу, чтобы все знали! Мой реванш! Сегодня вечером я устраиваю потрясающий прием! Приглашаю все побережье. Бетти Гроун умрет от зависти!
      – А не поздно ли сегодня, миссис?
      – Ты о чем? Я уже все уладила. Десять мальчишек-посыльных из «Мажестик» разносят в этот момент тысячу приглашений. Веселимся с полуночи и до полудня… Для тех, кто выживет, завтрак будет сервирован на берегу моря. Приглашено десять оркестров! Давай убирайся! Шофер ждет тебя.
      Опустив голову, Алиса направилась к выходу. Надя остановила ее.
      – Ты даже не поинтересовалась, у кого я выиграла эти деньги.
      – У кого, миссис?
      – У Хадада.
      – Надеюсь, вы не пригласили его?
      – Конечно же он приглашен. Но я не думаю, что он придет. Почему ты не спрашиваешь у меня, что ты будешь делать в «Ла Вольер»?
      – Что я буду там делать?- послушно спросила Алиса.
      – Ты будешь руководить разгрузкой. Мы устроим настоящий карнавал! В девять тридцать из Парижа прибывает спецрейс. Я вызвала трех костюмеров. Должны привезти маски, перья… Это будет птичий карнавал!.. И он состоится в моем доме!
      – Миссис, кто же будет причесывать всю эту массу народа?
      – Александр! Он прилетает в Ниццу последним рейсом. С ним будет пятнадцать помощников.
 

***

 
      Спортивный пляж был заполнен стройными юношами, которые с нескрываемым интересом смотрели на них. Ален взял Тьерри за руку и провел в тихое место, за здание кафе.
      – Слушай меня внимательно, Тьерри… Сейчас ты поедешь домой. Я вызову такси… Ты закроешься в своей комнате и не двинешься с места до тех пор, пока я не приеду к тебе.
      В ее серых глазах еще отражался ужас пережитых мгновений.
      – Ты слышишь меня, Тьерри?
      – А ты? Что ты собираешься делать?
      – Мне кажется, я знаю егеря сегодняшней охоты. Я хочу убедиться в своих предположениях и сразу же приеду к тебе.
      – Когда?
      – Через час… два…
      Ему было страшно за нее. Их больше не должны видеть вместе. Первым его желанием было спрятать ее на яхте, но убийцы уже, вероятно, знают о ее существовании. Над именем организатора его уничтожения он долго не размышлял: это мог быть только Гамильтон Прэнс-Линч!
      Он вспомнил завуалированные угрозы, когда отказался участвовать в предложенной ему игре, и его охватило дикое желание схватить Гамильтона за горло и бить его головой о стену до тех пор, пока она не расколется.
      – На улицу не выходи…
      Он зашел в бар, попросил вызвать такси и возвратился к Тьерри. Ее сотрясала нервная дрожь. Ален обнял ее.
      – Не волнуйся, все будет хорошо.
      Словно ища у него защиты, она всем телом прижалась к нему.
      – Я люблю тебя, Тьерри… Я люблю тебя,- шептал он, зарывшись лицом в ее волосы.
      Эти, произнесенные им слова оглушили его: никогда раньше он никому не говорил их.
      – Ален… Ален… Я люблю тебя,- как эхо повторила она.
      – Э! Мистер! Ваше такси.
      – Иду,- ответил Ален.
      Последнее пожатие руки, долгий, взволнованный и удивленный взгляд Тьерри…
 

***

 
      Ален вошел в холл «Мажестик» бледный, переполняемый ненавистью и молил Господа, чтобы ему не встретился Гамильтон. В тот момент он был готов совершить любой безрассудный поступок.
      – Ключ,- резким тоном обратился он к администратору.
      – Его только что забрал ваш друг, мистер.
      – Кто?
      – Мистер Баннистер из Нью-Йорка. Мы делали все возможное, чтобы он не получил его, но он прямо здесь, в холле, разделся до трусов…
      – Баннистер?!
      Круговорот событий так закружил его, что он напрочь забыл о нем.
      – Ален, где вы скрывались?
      К нему прижалась Сара и трясла его за плечи.
      – Я повсюду вас ищу. Жду вас целый час! Вы меня обманули!
      Собрав волю в кулак, чтобы не накричать на нее, он осторожно высвободился из ее объятий.
      – Извините, Сара, у меня непредвиденные обстоятельства… К сожалению, я должен срочно подняться к себе в номер.
      – Я иду с вами!
      – Это невозможно! Ко мне приехал мой друг. Он ждет меня.
      – Пусть подождет! Мне нужно с вами поговорить.
      – Сара, честное слово, я не могу.
      – Ален, это очень важно!
      – Позже, Сара, постарайтесь меня понять…
      Он повернулся к ней спиной и почти бегом направился к лифту. Она бросилась следом. Из лифта вышла маленькая девочка, держа на поводке трех огромных собак.
      – Ален, это не терпит отлагательства! Речь идет о нашем с вами будущем.
      В этот момент в холл вошла возвращающаяся из «Палм-Бич» Марина. Увидев Алена, она остолбенела. Не задумавшись над тем, каким образом он оказался здесь, она бросилась к нему. Ее в свою очередь заметил Арнольд Хакетт, который выходил из бара, где провел несколько часов, наблюдая за ее окном. Забыв о своем возрасте, достоинстве, положении в обществе, он быстро засеменил к ней. Стальные двери лифта закрылись прямо перед носом Марины и Хакетта.
      – Ален. Но секунду времени вы можете мне уделить?
      – Нет.
      – Ален!
      – Нет, нет и нет! Оставьте меня в покое!
      – Грубиян! Но я все же скажу! Я выхожу за вас замуж! Вы слышите?
      Ален прислонился к стенке лифта.
      – Что вы сказали?
      – Вы и я, мы женимся.
      Посмотрев на его выражение лица, она добавила:
      – Мама об этом знает…
      Мигнула лампочка пятого этажа.
      – Сара, вы сошли с ума!
      – Да, благодаря вам! Вам ни о чем не придется беспокоиться! Мои адвокаты составят брачный контракт! Медовый месяц мы проведем там, где вы скажете…
      Проехали шестой этаж.
      – Ален… Я знаю, что у меня импульсивный характер… Но впервые в жизни мне захотелось выйти замуж.
      – Я не хочу!
      – Мы будем прекрасно жить!
      – Никогда!
      Седьмой этаж. Двери лифта раздвинулись. Одновременно прибыл и второй лифт, откуда вышли Хакетт и Марина.
      – Марина, я требую объяснений!
      – Надоело! Все вам надо объяснять!
      Она остановилась как вкопанная.
      – Ален!
      – Марина!- воскликнул Алей.
      – Как ваши дела?- учтивым тоном поинтересовался Арнольд у Сары.
      – Ален, кто эта женщина?- спросила Сара.
      – Это – Марина,- чувствуя, что сходит с ума, ответил Ален.
      – Здравствуйте, мистер,- холодно поздоровался Хакетт.
      Марина бросилась Алену на шею, забыв, что встретила его в Каннах, когда всего лишь несколько дней тому назад рассталась с ним в Нью-Йорке.
      – Как ты оказался здесь? Невероятно! Ты знаешь, с Гарри все кончено.
      – Ален, прошу вас, представьте меня,- четко произнося каждую букву, ледяным тоном попросила Сара.
      – Марина, это – Сара… Сара, это – Марина.
      – Откуда вы ее знаете?- занервничал Арнольд.
      – Ален, ты только послушай, что он говорит!- Марина рассмеялась. Затем повернулась к Хакетту и зло бросила:- Если вы такой любопытный… Мы жили вместе!
      – Ален, это правда?- спросила Сара.
      – Послушайте,- по слогам произнес Ален.- Слушайте меня внимательно!
      Он глубоко вздохнул, собираясь сказать заключительное слово и прекратить эту перебранку, но нужных слов не находил. Это оказалось не так просто… Неожиданно он юркнул в коридор и, добежав до своего номера, забарабанил кулаком в дверь.
      – Ален!- одновременно крикнули Марина и Сара и бросились за ним.
      – Самуэль, открой! Это я! Открой!- стуча в дверь, умолял Ален.
      – Ален, со мной никто никогда так не обращался,- подбежала Сара.
      – Оставьте его в покое, сумасшедшая,- кричала Марина, оттягивая Сару за рукав платья.
      – Закройте рот, вы! И не притрагивайтесь к моему жениху!
      – Марина,- повысив голос, чувствуя, что нервы его на пределе, сказал Хакетт,- вынужден вам заметить…
      – Да пошел ты, старый козел…
      Дверь открылась, и показалась взлохмаченная голова Баннистера. На нем были только трусы и один носок, а выражением лица он напоминал боксера, только что поднявшегося с пола ринга после глубочайшего нокаута. Ален оттолкнул его в сторону и прошел в комнату. За ним дружно проследовала вся группа.
      В гостиной его поджидал сюрприз: прямо на полу широко раздвинув ноги лежала графиня де Саран. С достоинством королевы Франции, восседающей на троне, она кивком головы поприветствовала вошедших.
      – Самуэль!- истерично закричал Ален.
      Баннистер бессильно развел руки в стороны.
      – Ален, клянусь жизнью Кристель…- Он указал подбородком в сторону графини и тихо добавил:- Она меня изнасиловала.
      С шутливым выражением лица Ален сказал:
      – Разрешите представить вам моего лучшего друга Самуэля Баннистера. Сэмми, это – Марина, о которой ты уже слышал, это – мистер Арнольд Хакетт и мисс Сара Бурже.
      Каждое произнесенное Аленом имя было как удар в солнечное сплетение. Показав на графиню, которая, не обращая никакого внимания на присутствующих, непринужденно облачалась в платье, Ален сказал:
      – Графиня де Саран…
      Арнольд Хакетт вдруг словно переломился в пояснице.
      – Мое почтение, госпожа графиня! Я вас здесь не видел.
      Мэнди рассеянным жестом протянула ему руку для поцелуя.
      – Ален, я жду ответа,- потребовала Сара.
      – Что ей от тебя надо?- ироничным тоном спросила Марина.
      – Ален, я с вами разговариваю?
      – Я имею право знать, чем вы занимались с этим арабом.
      – Принимала ванну из шампанского!
      – Ален,- дрожащим голосом обратился Баннистер,- я хочу чего-нибудь выпить. Покрепче…
      В дверь постучали.
      – Ален…
      В комнату вошла Надя Фишлер. Ее лицо сияло. Не обращая внимания на присутствующих, она подошла к Алену и нагло впилась в его рот страстным поцелуем.
      – Дорогой, я все отыграла! Вот денежки!
      Она помахала перед носом Алена увесистым пакетом. Ален попытался вырвать его, но она быстро убрала руку за спину.
      – Он – твой, но при одном условии… Дай слово, что ты придешь сегодня на мой праздник. Обмываю свою покупку… «Ла Вольер»!.. Приглашаю вас всех,- сказала она, делая широкий жест рукой.- Придешь?
      – Надя, я не могу.
      – Сколько здесь денег?- спросил Баннистер.
      – Восемьсот тысяч долларов!- торжественным голосом объявила Надя.
      – Он придет,- истошно закричал Самуэль.
      – Я хочу, чтобы было весело, безумно весело!- сказала Надя, засовывая пакет за пояс брюк Алену.- Ночь птиц! Будем летать! Сегодня… В полночь… «Ла Вольер»…
      – А сейчас все уходите!- нетерпеливым тоном сказал Ален.- Уходите! Он грубо оттолкнул обнявшую его Сару.
      – Я тоже?- спросил Баннистер, поддерживая рукой трусы.
      – До чего же ты нервный,- сказала Марина.
      – До скорой встречи, дорогой!- сказала Сара.- Я незамедлительно даю публичное объявление о нашей свадьбе.
      Хакетт посторонился, пропуская вперед величественную графиню де Саран, и во всю прыть засеменил своими коротенькими ножками за Мариной.
      Ален повернул ключ в замочной скважине и прислонился спиной к стене. Широко раскрыв рот и прерывисто дыша, он молча смотрел на Баннистера отсутствующим взглядом.
      – Ален, тебе плохо? Ален! Ты где?
      – Убиваю одного типа,- произнес Ален, отстраняя его.
      Баннистер вжался в стену.
      – Ты можешь объяснить мне, что происходит в этом сумасшедшем доме?
      – А чем ты сам занимался в трусах в холле?
      – Послушай…
      Ален закрыл лицо руками.
      – Там бар… Есть виски… Налей мне.
      Самуэль налил в стакан виски и протянул Алену. Тот опустился на пол и, глядя в пустоту, начал рассказывать о своих приключениях, беспорядочно перепрыгивая с одних событий на другие.
 

***

 
      – Господи, какая ты бледная! Ты не заболела?
      – Все прекрасно, Люси!
      – По твоему виду этого не скажешь. Ты встречалась с ним?
      – Мы вместе провели почти целый день на катере Дермонта.
      – Рассказывай! Хорошо было?
      – Чудесно!- ответила Тьерри, отводя глаза в сторону.
      – Я встретила ребят из нашей компании… Кажется, они лихо провели ночь. Из Канн они перебрались в Монте-Карло и устроили погром в нескольких казино. Класс! Сегодня вечером они отправляются в Сьесту. Ты едешь?
      – Нет.
      – Почему?
      – За мной должен заехать Ален.
      – Нет, вы только посмотрите! У вас серьезно?.. Ты влюбилась? Попалась все же рыбка на крючок!
      – И, кажется, до конца своих дней,- тихо, словно самой себе, сказала Тьерри.
 

***

 
      Баннистер допивал шестую порцию виски. Ален заканчивал только вторую. Выполнение задуманного требовало светлой головы.
      – Налей еще,- попросил Баннистер.
      – Не терпится напиться?
      – Отнюдь. Я очень расстроен тем, что не узнаю тебя. Такое впечатление, что ты – это не ты, а кто-то другой!
      – А ты как думал? Прожить здесь три дня и остаться невинным! В Нью-Йорке меня замордовала работа и я мечтал, как теперь понимаю, сам не знаю о чем. Мне казалось, я был в этом уверен, что работа – это средство к обеспеченной жизни… Я был баран в стаде баранов и считал их честными и любезными. Я никогда не видел волков в деле. И я с интересом наблюдаю, как они рвут друг на друге шкуру, стараясь схватить зубами кусок пожирнее.
      – Ты думаешь, что они счастливее нас?
      – Двадцать пять лет ты натирал мозоли на заднице, работая на них. В итоге тебя, как прокаженного, выбросили на улицу… И ты еще говоришь о счастье. Пойми, Сэмми, жизнь дается один раз! Еще утром я хотел все бросить и возвратиться в прежнюю жизнь, в Нью-Йорк: вымолить какое-нибудь место и надрывать здоровье за полторы тысячи долларов в месяц. Это желание подтверждает, что я такой же недоумок, как и ты. Но тут появился Ларсен. Клянусь тебе, Сэмми, я не поверил ему! Когда же я увидел, что его слова не блеф, я понял, что в этом мире все возможно…
      – Не спорю. Зато я сплю спокойно.
      – Потому-то ты уже труп. Социально, финансово, сексуально! Свою немочь ты выдаешь за добродетель. А когда у тебя была такая женщина, как та, которую ты трахал здесь, в моей постели?
      – С меня достаточно Кристель.
      – Лгун! Ты всегда боялся переспать с другой.
      Баннистер покачал головой, снял очки, достал платок и протер линзы.
      – Ты прав. Но поступать так, как ты собираешься…
      – Меня пытались убить, осел! Я всем нужен. Ты хотел бы, чтобы я всем простил?
      – Не кипятись,- спокойно заерзал Баннистер.- Поставь себя на мое место. Пять дней тому назад я провожал парня, который находился в состоянии ужасной депрессии. Причина его болезни вполне уважительная: его вышвырнули с работы. А сейчас я встречаю контрабандиста оружием, который строит из себя набоба на Лазурном берегу: воротит свое рыло от стелющейся перед ним наследницы самого большого частного банка в Соединенных Штатах. А этот банк хочет проглотить шестьдесят тысяч работников фирмы и нанимает этого несчастного для такой щепетильной операции. Есть от чего закружиться моей голове.
      – Ты сам меня на это толкнул! Все твои упреки – это твои же требования. Забыл?
      – Это были слова.
      – Безработный? Тоже слово? А мои останки в формалине в каннском морге? Тоже слова? Я знаю, ты бы взялся за организацию поминок по улетевшей на небеса моей душе! О, я могу представить себе эту сцену! Пять минут крокодиловых слез по несчастному Пайпу – и жуткая попойка в «Романос» вместе с коллегами.
      – Не рви мне душу, Ален.
      – Не надо было вкладывать в мою голову свои мысли. Гамильтон – подонок! Хакетт – мразь! Ты хочешь, чтобы я сказал им слова благодарности после того, что они с нами сделали? Все, Сэмми! Больше никаких подарков! Я прошел здесь хорошую школу.
      Самуэль хотел возразить, но Ален прервал его:
      – Слова закончились, переходим к делу.
      Судорожным движением пальца он набрал три цифры на телефонном диске.
      – Гамильтон Прэнс-Линч? Говорит Ален Пайп. Я хочу с вами встретиться. Немедленно! В холле. Иду…
      Он повернулся к Баннистеру.
      – Прекрати дрожать и не двигайся отсюда… Я скоро вернусь.
 

***

 
      Гамильтон сильно сжал телефонную трубку.
      – Что? Что вы сказали?
      – Все провалилось,- повторил Цезарь ди Согно.
      Гамильтон с опаской посмотрел на дверь: теперь его судьба полностью в руках Пайпа. Каким бы дураком он ни был, он догадался, кто организатор покушения.
      – Надо во что бы то ни стало довести дело до конца!
      – Мои люди предпринимают все возможное для второй попытки.
      – Не будет ли она такой же «результативной», как и первая?
      – Я делаю все, что в моих силах.
      – Постарайтесь сделать больше! Я хочу, чтобы ликвидация осуществилась до того, как наступит завтрашний день.
      В его голосе слышались угрозы. Гамильтон держал ди Согно в руках, и эта слизь знала, что он – в его власти.
      – Я контролирую ситуацию,- сказал Цезарь.- Все будет в порядке.
      – Я вам этого желаю…
      Вне себя от ярости, Гамильтон бросил трубку.
      – Кому ты звонил?
      От неожиданности он конвульсивно дернулся и обернулся. Эмилия с ехидным выражением в упор смотрела на него. Как же он не заметил ее?
      – Ошиблись номером…
      Взгляд ее стал подозрительным.
      – Ты отсутствовал весь день. Где был?
      – Искал тебя. Заглянул в «Палм-Бич», на пляж Карлтон, на спортивный пляж, в порт Канто… Вот пришел…
      – Ты чем-то обеспокоен?
      – Тебе кажется. У меня – никаких проблем.
      На ее лице появилась загадочная улыбка, именно та, которая всегда предшествовала очередной гадости, которую она собиралась сообщить.
      – У меня неприятности с Сарой.
      Любые неприятности, происходившие с Сарой, ласковым теплом грели душу Гамильтона. Но он нахмурил брови, и на лице появилось страдальческое выражение.
      – Прекрати ломать комедию,- презрительным тоном сказала Эмилия.- Я знаю, что ты в восторге… К несчастью, ее проблема касается и тебя. Представь, она вбила себе в голову выйти замуж за Алена Пайпа!
      Гамильтон почувствовал, как кровь отливает от лица. Зазвонил телефон, но он даже не обернулся.
      – Чего ты ждешь? Возьми трубку!- В ее голосе слышались раздраженные нотки.
      Гамильтон взял трубку с такой осторожностью, словно она была раскалена.
      – Слушаю… Да… Это я…
      Лицо его изменилось. Эмилия насторожилась. Он предупреждающе поднял руку.
      – Когда? Где? Прекрасно! Я спускаюсь.
      Он положил трубку.
      – Ален Пайп. Он хочет срочно встретиться со мной.
      – Я иду с тобой.
      – Эмилия, это невозможно!
      – Я лучше тебя знаю, что надо сказать этому альфонсу. И вообще, Сара – моя дочь!
      Ему нестерпимо захотелось влепить ей пощечину.
      – Эмилия, не торопи события. Позволь мне первому получить удар. Я выслушаю его, потом мы посоветуемся, и ты начнешь действовать. Хорошо?
      – Долго не задерживайся!- резким тоном предупредила она.
      Ален Пайп был уже в холле. Он ждал Гамильтона, сидя в кресле под пальмой, высаженной в кадке.
      – Присаживайтесь, мистер Прэнс-Линч.
      Гамильтон сел на краешек кресла, готовый в любую секунду броситься бежать, если Пайп вытащит оружие.
      – Ваше предложение все еще в силе?
      – Вы изменили свое отношение?- подозревая ловушку, спросил Прэнс-Линч.
      – Я подумал и решил, что могу оказать вам услугу, но на несколько других условиях.
      Гамильтон позволил себе немного расслабиться: никаких намеков на разговор о Саре, а тем более о покушении…
      – Слушаю вас.
      – Вы предложили мне сто тысяч долларов. Мои условия – двести тысяч!
      От охватившей его радости Гамильтон чуть не бросился Алену на шею.
      – Это – большие деньги, мистер Пайп!
      – Не мне об этом судить, мистер Прэнс-Линч.
      – Предположим, что я согласен.
      – Ваши предположения меня не устраивают. Да или нет?
      – Вы приставляете мне нож к горлу.
      – Когда я получу деньги?
      – Половину – как только мы придем к согласию. Вторую – по завершении операции. Но вначале я должен перевести на ваш счет два миллиона долларов, которые, после вашего отказа, были, естественно, отозваны.
      – В какой банк вы собираетесь положить мои двести тысяч?
      Гамильтон с недоумением посмотрел на него.
      – В мой, разумеется! В «Бурже».
      Ален решительно покачал головой.
      – Нет, нет и еще раз нет! Я не испытываю никакого доверия к банку, который пользуется неисправным компьютером и который к тому же предает своего клиента.
      Исходя из этих соображений, я аннулирую свой счет в вашем банке. Будьте любезны перевести эту сумму в «Фирст Нэйшнл». А теперь объясните мне в мельчайших подробностях механизм предстоящей операции. И в конце скажите, что именно требуется от меня взамен на двести тысяч долларов. Я внимательно вас слушаю.
      Выпучив от удивления глаза, Гамильтон долго и молча смотрел на собеседника. Затем, положив руки на колени, начал говорить.

      – Мюррей, как ваши дела?
      Все идет превосходно, мистер Хакетт!
      – Много недовольных?
      – Единицы, мистер Хакетт. Несмотря на отпускное время, производительность как никогда высокая.
      – Хорошо, хорошо…- пробормотал Хакетт.- Завтра двадцать восьмое июля. Документы к выплате зарплаты подготовлены?
      – В девять утра я встречаюсь с Абелем Фишмейером, мистер Хакетт. Все как обычно… Кстати, хочу сообщить вам, что вчера вечером он звонил мне. Хотел получить информацию об одном из уволенных сотрудников…
      – Мы – не полицейский участок,- отрезал Хакетт.
      Неблагодарное отношение к нему Марины комом застряло у него в горле. Ни ласки, ни доброго слова, ни благодарности – ничего. Была бы на ее месте Пэппи, она бы, стоя на коленях, слушала его и пожирала глазами. И никогда бы не засветилась с арабом.
      – Вы не уполномочены отвечать на вопросы, касающиеся увольнений.
      – Совершенно с вами согласен, мистер Хакетт! Я…
      – Замолчите! Вы сказали, что Фишмейер проявляет интерес… Я немедленно переговорю с Гамильтоном!
      – Разумно, мистер Хакетт!
      – И не вздумайте, как попугай, повторять все то, что я вам говорю! Я не люблю болтунов, Мюррей!
      – Мистер Хакетт…
      – Поостерегитесь, Мюррей! Не испортите мне отдых…
      Он резко опустил трубку на рычаг. Виктория ушла к парикмахеру, и он, сидя в шезлонге на балконе, наслаждался одиночеством. Он в сотый раз посмотрел в сторону широко распахнутого окна Марины. Может, он встретит ее на вечере у этой странной женщины с фиолетовыми глазами… Нади Фишлер?
 

***

 
      Они как завороженные смотрели друг другу в глаза и не могли отвести взгляд, пошевельнуться, заговорить. Через открытое окно до них доносились обрывки разговоров на улице, шум проезжавших машин, запахи шафрана и жареной рыбы из ресторана.
      – Я боялась, что больше никогда тебя не увижу,- прошептала она.
      – Все закончено, Тьерри.
      Ему захотелось сказать ей необыкновенные слова, которые еще недавно, в устах других, он считал дебильными. Она почувствовала его состояние.
      – Скажи, Ален… Говори… Я хочу слышать.. Я хочу знать, совпадают ли наши ощущения!
      – Да…
      – Совсем, совсем…
      – Да.
      – Говори… Пожалуйста…
      Застрявший в горле комок мешал Алену. Он еще сильнее прижал ее к себе.
      – Ну же, Ален, говори.
      – Я не готов к тому, что со мной происходит.
      – Я тоже. У меня болит душа.
      – Никогда не думал, что все так обернется. Собирался только переспать с тобой… Теперь все по-другому…
      Она с трепетной нежностью посмотрела на него, стянула с себя через голову кофточку и начала расстегивать ему рубашку. Он почувствовал теплое прикосновение сосков ее груди и осторожно прикоснулся к ним кончиками пальцев. Сотрясаемый охватившим его желанием, он поднял Тьерри на руки и понес к кровати. Ее расширившиеся, как у наркомана, зрачки превратились в темную бездну. Они легли рядом.
      – Я хочу, чтобы ты смотрел на меня,- сказала она.- Все время смотрел…
      Их языки соприкоснулись, и он с изумлением увидел в ее ставших огромными глазах чудовищную по силе волну удовольствия, которая со скоростью света уносила их на незнакомую планету.
 

***

 
      Прэнс-Линч стряхнул оцепенение и снял трубку. Сейчас он позвонит Фишмейеру и даст указания привести машину в действие.
      – Абель? Говорит Прэнс-Линч!
      Он откашлялся и властным голосом банкира продолжил:
      – Я очень тороплюсь, Абель. Вам следует выслушать меня и пункт за пунктом выполнить то, о чем я вас попрошу. Уяснили?
      – Я – весь во внимании, мистер Прэнс-Линч!
      – Прекрасно! Возьмите ручку и запишите. «Бурже» запускает «организацию».
      – Против кого?
      – Против «Хакетт».
      Фишмейер молчал.
      – Вы слышите меня, Абель?
      – Не могли бы вы повторить, мистер Прэнс-Линч?
      – Мы запускаем «организацию» против «Хакетт», у вас проблемы со слухом?
      – Но это наш самый солидный клиент!
      – Фишмейер,- назидательным тоном сказал Гамильтон,- вы сделали у нас блестящую карьеру. Мы с женой даже рассматривали вашу кандидатуру на пост генерального директора. Если эта должность вас не интересует, говорите сейчас же.
      – Мистер Прэнс-Линч, вы прекрасно знаете, что интересы «Бурже» для меня превыше всего.
      – «Бурже» – это я! Постарайтесь помнить об этом, Фишмейер!
      – Я понял, мистер.
      – Чему равен кредит «Хакетт»?
      – Как обычно… сорок миллионов долларов.
      – Из чего слагается?
      – Доверенности, накладные поставщиков, долгосрочные займы… В последнее время «Хакетт» осуществила громадные инвестиции..
      – Сколько мы должны выдать им завтра на зарплату?
      – Сорок миллионов.
      – Итого, задолженность «Хакетт» составит 80 миллионов долларов.
      – Абсолютно точно. Смею заметить, что такое положение вполне нормальное.
      – Спасибо за уточнение!- саркастическим тоном сказал Гамильтон.- У вас наберется неоплаченных доверенностей тысяч на пятьсот?
      – Вполне возможно.
      – Немедленно перекупите их на имя Алена Пайпа.
      – За какие деньги, мистер Прэнс-Линч?- спросил Фишмейер.
      – У клиента, от имени которого я действую, на счете в «Чэз Манхеттен» сто тридцать миллионов долларов. Переведите их к нам. Эта сумма предназначена для покупки шести миллионов пятисот тысяч акций, из десяти миллионов, находящихся в обращении. Сегодня акция «Хакетт» стоит двадцать долларов. У нас хватит наличных, чтобы заплатить каждому, кто придет продавать акции. Вы слышите?
      – Да, да… ,
      – Что вас смущает, Абель?
      – Мистер Прэнс-Линч, эта операция нереальна. Арнольд Хакетт владеет шестьюдесятью процентами акций собственной фирмы. Его невозможно лишить контрольного пакета даже в том случае, если вся «мошкара» придет к кассам…
      – Абель, вы принимаете меня за дурака?
      – Поверьте, Хакетт не сумасшедший, чтобы сдать часть акций и лишиться контроля над своей фармацевтической империей.
      – Фишмейер, я не потерплю, чтобы мой сотрудник вставлял мне палки в колеса. У вас недостаточно ума, чтобы влезть в шкуру Хакетта и разобраться в его мыслях. Вы будете или не будете выполнять мои указания?
      – Извините, мистер Прэнс-Линч.
      – Сейчас я продиктую вам текст объявления «организации». Как только я положу трубку, вы доведете его до сведения прессы, телевидения, радио, финансовых изданий! Машина должна заработать с завтрашнего утра. Записываете?
      Гамильтон начал читать из блокнота заранее подготовленный текст: «Банк Бурже Транс Лимитед», по цене Двадцать долларов за штуку, скупает все находящиеся в обращении акции «Хакетт Кэмикл Инвест». Это предложение действительно лишь в том случае, если количество акций достигнет шести с половиной миллионов штук на День прекращения покупки, который определяется третьим августа».
      Находясь более чем за пять тысяч километров от Фиш-мейера, Гамильтон уловил его сдержанный вздох.
      – Что я должен сказать административному совету, мистер Прэнс-Линч?
      – Ничего! Не тревожьте их… Когда они проснутся, мы будем уже далеко. С кем вы будете иметь дело завтра по зарплате?
      – С Оливером Мюрреем.
      – Вы скажете ему следующее…
      Он долго объяснял Фишмейеру тонкости и секреты предстоящей операции, и чем глубже тот вникал в ее замысел, тем тревожнее становилось у него на сердце. Когда Гамильтон положил трубку, пот с него катил градом.
      Кости брошены! Как они откроются?
 

***

 
      Обычно после упоительного праздника тела у Алена возникало желание побыть в одиночестве. Иногда он готов был сбросить партнершу с кровати, лишь бы быстрее от нее избавиться. С Тьерри он познал то, чего еще никогда не испытывал: оказывается, женщину можно хотеть «до», «после» и «во время», просто хотеть, чтобы она была рядом, вдыхать ее, чувствовать, слушать ее, наслаждаться ее молчанием. Прижавшись к ней, Ален чувствовал себя таким свободным и легким…
      – Тьерри…
      – Да.
      – Ты сейчас оденешься и пойдешь со мной.
      – Куда?
      – Один человек организует у себя на вилле карнавал. Побудем там час, не больше… Обещаю.
      За несколько часов он забыл всех: Мабель, Марину и всех остальных. Для него существовала только Тьерри.
      – Мне так хорошо, Ален.
      – Который час?
      – Не знаю.
      – Я должен появиться там до того, как уйдет последний гость. Вставай!
      – Нет. Я буду ждать тебя здесь. Мне трудно будет видеть, как на тебя станут смотреть другие.
      – А мне хочется, чтобы видели тебя! Я хочу показать всем, какая ты у меня красивая. Мы ненадолго… Эта проказница Надя Фишлер сделала потрясающий жест в отношении меня! Я пообещал ей прийти. Ты увидишь сумасшедших. Им не повезло познакомиться с тобой… Чем другим прикажешь им заняться?
      Не видя ее лица в сумерках, он почувствовал, что она улыбается.
      – С этой породой ты не знакома… Элита побережья… Не все они заслуживают плохого к ним отношения.
      Подушечкой пальца он провел по контуру ее губ.
      – Я буду ждать тебя, Ален.
      – Обещаю, что тебе будет весело! Ты представить себе не можешь, что тебя ожидает.
      – Уходи… Уходи быстрее. Чем раньше уйдешь, тем быстрее возвратишься.
      – Ты злишься на меня?
      – Пусть все будут такими счастливыми, как я!
      – Поклянись, что никуда не уйдешь!
      – Куда же я могу уйти?
      – Не вставай даже с кровати!
      – У меня на это не хватит сил.
      Ему не хотелось уходить. Никуда. Когда он вернется, он обязательно ей об этом скажет!
 

***

 
      Большие железные ворота были широко распахнуты. Четверо охранников бросали незаметные взгляды на выходивших из машин гостей. По освещенной электрическим светом аллее все направлялись к зданию, расположенному в пятистах метрах от входа.
      Из подъехавшего «кадиллака» появился Хадад.
      – Ждите меня здесь, я скоро вернусь,- бросил он шоферу.
      Пройдя ворота, он окунулся в музыку, которую исполняли десять оркестров, расположенных в разных местах парка, в звуки голосов и высоко вверх взлетающий смех. Рядом с ним прошел двухметрового роста индюк и изящная фазанья курочка, и он подумал, что гости Нади Фишлер неплохо веселятся за его деньги.
      Три очаровательные девушки подхватили его под руки и повели в холл, приспособленный под раздевалку.
      – В какую птичку вы хотите превратиться?
      – В сокола,- произнес женский голос.
      Хадад обернулся и увидел изумительной красоты райскую птичку: Надя! Он нерешительно взял протянутую ему руку и галантно поцеловал.
      – Примите мои поздравления по поводу такого экстравагантного способа использования моих денег!
      – Были ваши, стали наши,- холодно ответила Надя.
      – Надолго ли, Надя?
      – До тех пор, пока передо мной будут сидеть слабонервные противники.
      – Вы ненавидите меня, потому что вы – еврейка, а я – араб?
      Ловкие руки надели ему на голову маску сокола.
      – Много чести,- ослепительно улыбнулась Надя.- Вы просто мне не нравитесь.
      Хадад улыбнулся:
      – Мне становится страшно, когда меня любят. Я не привык получать, я люблю брать.
      – Тогда возьмите бокал и выпейте чего-нибудь!
      – С удовольствием!
      Он последовал за ней и вошел в огромный зал, где сразу же попал в какой-то нереальный мир: кудахтанье, мяуканье и другие неопределенные звуки, беспорядочно доносившиеся со всех сторон, создавали впечатление всеобщего помешательства…
      Было два часа ночи. Все были сильно пьяны. Между гостей сновали десятки официантов в воробьиных масках. Они получили указание наливать в бокалы, едва их относили от губ.
      Несколько в стороне, за букетами роз в огромных вазах, павлин отбивал атаки ворона.
      – Где я сейчас их найду? Все уехали за город!
      – Если с головы Пайпа упадет хоть один волосок!..
      – Помилуйте, мистер Прэнс-Линч,- сказал павлин,- вы же сами отдали приказ…
      – Остановите их, Цезарь!- в голосе ворона слышались угрожающие нотки.- Делайте что хотите, но за Пайпа отвечаете головой!
      Павлин развернулся на сто восемьдесят градусов и метнулся в сторону телефона. Уже несколько часов он обзванивал все места, где могли быть Марко и Салисетти, но напрасно.
      – Какая картина,- воскликнула Надя.- Хочется поохотиться!
      – Я охочусь только на крупную дичь,- уточнил Хадад, скривив губы.
      – На девочек мадам Клод?
      – В моей стране по коровам не стреляют.
      – Ваша репутация в Каннах говорит об обратном.
      – Вы знаете, что Канны – это фальшивка.
      Надя рассмеялась и показала на парк.
      – Это тоже фальшивка?
      – Как и все остальное,- ответил принц.- Этот дом, эти птицы, эти статуи… Иллюзия! Все скоро исчезнет, как и ночь…
      – Вы злитесь на меня из-за проигрыша? Я выиграла у вас деньги…
      – Иллюзия! Кто вам сказал, что вы реально их выиграли? Когда вы показали свою пятерку, а я, не открывая карты, сдал игру, можете вы поклясться, что там не было девяти очков?
      – Подонок!- выдохнула Надя.
      – Я хотел дать вам шанс продолжать верить в свою удачу. Он поклонился и с иронией в голосе добавил: – В свою я верю. Я возвращаюсь в казино. До свидания!
      – Ну что вы… что вы…- слабо протестовал журавль, вытаскивая из своего бюстгальтера руку петуха.- Вы ужасно сексуальны, но слишком торопитесь.
      – Я хотел всего лишь потрогать,- сказал Баннистер.
      Увидев его расстроенное лицо, журавль положил руку Баннистера на прежнее место.
      – Вы так хотели? А вы любите играть?
      – Во что, Карина?
      – Есть одна забавная игра… Моя любимая… Я глотаю банковские ассигнации.
      – Не может быть!
      – Честное слово!
      – Хотелось бы посмотреть на это собственными глазами!
      – У вас есть с собой деньги?
      Он почти по локоть засунул руку в карман.
      – Ах, как жалко, ничего… Но я могу вам предложить кредитную карточку «Америкэн Экспресс».
      Она нежно прижалась светловолосой головкой к его груди и мечтательно сказала:
      – Ассигнации лучше… Мы можем попробовать в отеле.
      – Да… да… Это неплохая мысль…
      – Привет, Самуэль,- весело сказала сова.
      – Арнольд!.. Я вас потерял! Куда вы исчезли?
      – Виктории захотелось посмотреть на море при лунном свете. Женская прихоть…
      – Вы знакомы с Кариной?
      Арнольд церемонно поцеловал руку журавлю.
      – Хакетт,- представился он.
      Баннистер замер: в вестибюле Алена наряжали голубем.
      – Карина,- сказала он, поспешно вставая,- расскажите Арнольду о вашей любимой игре. Я скоро вернусь.
      Баннистер был уже в десяти метрах от своего друга, когда неизвестно откуда появилась Сара. На ней была черная блестящая туника и огромный, угрожающий клюв.
      – Ален! Я повсюду вас ищу!- сказала она, вцепившись в его руку.- Пойдемте, мне надо вас представить.
      Ален бросил умоляющий взгляд на Самуэля и не смог сдержать улыбку.
      – Сэмми, прокукарекай, пожалуйста.
      – Только на рассвете,- сказала Сара.- Ни в коем случае не раньше. Иначе это приведет к беде.
      – Мистер Пайп!
      Не успел Ален осмотреться, как его ладонь схватил ворон и потряс ее, как старому знакомому.
      – Голубь! Как это забавно!
      – Самуэль, хочу тебе представить Гамильтона Прэнс-Линча… А это Самуэль Баннистер.
      От неожиданности петух подпрыгнул, но все-таки взял себя в руки и пожал руку Гамильтону. Большое количество сильных ударов за короткое время сделали его нечувствительным… Ничего, сейчас он проснется рядом с Кристель, и этому жуткому сну наступит конец.
      – Очень приятно, мистер Бурже,- произнес он.
      Сара прыснула от восторга.
      – Вы сказали Бурже? Помилуйте, это смешно! Бурже – это я! Но вы можете называть меня Сарой.
      Взгляд Гамильтона готов был испепелить ее.
      – Ален, мама давно вас ждет. Она хочет поговорить с вами.
      – Сара, я только что пришел и должен сказать слова восхищения хозяйке этого необыкновенного праздника. Чуть позже я обязательно присоединюсь к вам.
      – Я иду вместе с вами!- сказал Прэнс-Линч.
      Он готов был своим телом защищать Алена от пуль убийц, которые шли по его следу. Механизм уничтожения запущен, и он не оставит его одного ни на минуту. Опасность подстерегала Пайпа повсюду, любой из присутствующих мог быть убийцей. Он исподтишка смотрел на подозрительную группу попугаев, которые прямо из горлышка пили шампанское, передавая огромную бутылку по кругу.
      – Гамильтон,- возмутилась Сара,- отпустите в конце концов руку Алена.
      Голос ее звучал так, словно речь шла о ее собственности. Баннистер, воспользовавшись перепалкой родственников, наклонился к Алену и шепнул ему на ухо:
      – Догадайся, кто стал моим другом? Хакетт! Может, прекратим играть эту комедию? Я ему все рассказал. Он снова берет нас на работу.
      Ален изо всей силы нанес ему удар в пах. Баннистер, схватившись за низ живота, сложился вдвое. Сара и Гамильтон, прервав выяснение отношений, удивленно уставились на согнувшегося Баннистера, не понимая, что произошло. Ален заметил, что вышел из поля зрения «друзей» и, сделав шаг в сторону, исчез в толпе.
      Надю он разыскал в парке.
      – Надя?
      – Ален!
      – Я пришел.
      Она повернула его лицо к лунном свету и долго смотрела на него.
      – Я счастлива.
      – Я тоже. Это правда, что ты купила этот дом?
      – Правда.
      – Он великолепен! Ничего подобного раньше не видел.
      – Ты будешь приходить сюда?
      Он был поражен спокойствием ее голоса. Обычно она говорила экспрессивно, многословно, словно слова запаздывали и не справлялись с количеством историй, которые она собиралась рассказать.
      – Он обошелся тебе в целое состояние, да?
      – В половину реальной стоимости. Два миллиона долларов… наличными.
      – Это чудо!
      – Я хотела защитить себя от игры: обладать чем-нибудь таким, что не исчезнет со стола, по крайней мере в течение ночи. Мне это не удалось. Я проиграла…
      Ален замер.
      – Что ты хочешь этим сказать?
      – Я только что продала его.
      Он почувствовал, как к горлу подкатил комок. Она пошла по аллее медленным, шаркающим шагом, опустив вниз руки.
      – Я возвратилась в казино. Впервые в жизни я забыла свой талисман.
      Их обгоняли обнявшиеся птичьи пары. Это была волшебная ночь: теплая, нежная, когда такой кажется вся планета. Он обнял ее за плечи.
      – Хадад подстерег меня, и я все проиграла. Он был здесь и оскорбил меня. У меня ничего больше нет: ни драгоценностей, ни мехов, ни машин, ни дома. Не за что купить даже коробку спичек. Дом выкупили за пятьсот тысяч те, кто вчера продал его мне за два миллиона. Я потеряла их за один банк. И вот я здесь… Тысяча лис на моих лужайках пьют мое вино и жрут мою пищу. Ни один из них не протянул мне руку помощи, не предложил ни цента. Они сделали вид, что не верят мне. Гольдман рассмеялся мне прямо в лицо. Я столько раз выручала его, что он до сих пор не может рассчитаться. Твари!..
      Ален притянул ее к себе.
      – Надя… Сколько тебе надо? Сколько? Надя?
      Она взяла пальцами его за подбородок и нежно поцеловала в губы.
      – Ален, мне уже ничего не надо. Спасибо! Ты единственный, кто не оставил меня.
      Она высвободилась из его объятий, горько улыбнулась ему и бросилась бежать в направлении обрыва. Ален все понял.
      – Надя!- закричал он.
      Она побежала еще быстрее, и Ален увидел, как, раскинув в стороны бутафорские крылья райской птицы, Надя бросилась вниз.
      Эхо донесло до него глухой и страшный звук разбившегося тела.

      Каждый месяц, 28 числа, Оливер Мюррей, как молитву, совершал один и тот же ритуал: в девять утра он появлялся в штаб-квартире банка «Бурже», чтобы подписать документы на получение денег для выплаты заработной платы 60 000 рабочих и служащих фирмы «Хакетт». Обычно его принимал Абель Фишмейер. Оливера тошнило от его дорогих костюмов, его высокого роста, притворно-учтивых манер, цветущего, преуспевающего вида, панибратского отношения к себе. В течение пятнадцати минут, которые требовались для оформления документов, каждый старательно демонстрировал другому, насколько он рад его видеть. Мюррея вполне бы устроили строгие деловые отношения, но Фишмейеру, казалось, доставляло удовольствие расспрашивать его о жизни, интересоваться здоровьем жены…
      – Мистер Фишмейер ждет вас, мистер Мюррей,- мило улыбнувшись, сказала секретарша.
      Не меняя каменного выражения лица, Мюррей вошел в кабинет, который своим видом мог ошеломить любого посетителя, но только не Мюррея: невероятно далеко от входа, у противоположной стены, находился стол, пол покрывали ковры с таким высоким ворсом, что в нем тонула обувь, изысканность мебели сковывала посетителя, бар, заполненный дорогостоящими спиртными напитками, стереосистема, как будто у серьезного банкира есть время слушать музыку…
      – Рад вас видеть, Оливер! Как дела?
      От Фишмейера исходил запах дорогой туалетной воды. С чувством отвращения Оливер пожал ему руку. Как только рукопожатие закончилось, Мюррей тут же достал из портфеля бумаги и положил их на стол.
      – Как ваша печень, Оливер?
      – Печень меня меньше всего беспокоит, мистер Фишмейер.
      – Разве? Вам нужно взять отпуск. Вы плохо выглядите. Придется вывезти вас за город. Вы играете в гольф?
      – Нет.
      – Жаль… Миссис Мюррей хорошо себя чувствует?
      – Прекрасно, спасибо.- Резким жестом он показал на документы, лежавшие на столе.- Я тороплюсь! Будьте любезны подписать.
      Фишмейер вышел из-за стола и сел в кресло для гостей.
      – Садитесь, Оливер.
      Мюррей сел в кресло, и оно до макушки поглотило его тщедушное тело.
      – Вынужден вас огорчить, Оливер… «Бурже» не может выдать вам деньги на зарплату.
      Мюррея словно катапультой выбросило из кресла.
      – Что вы сказали?
      Фишмейер сделал успокаивающий жест рукой, но дежурная улыбка слетела с его лица.
      – «Хакетт» задолжала банку 42 миллиона долларов. Административный совет решил, что кредит слишком большой и увеличивать его дальше, без солидных на то гарантий, опасно. Я очень сожалею…
      – Вы пошутили?- просипел Мюррей, стараясь контролировать дыхание. – Мы сотрудничаем таким образом долгие годы. «Хакетт» – самый крупный ваш клиент!
      – Поверьте, мы огорчены… Поймите, при вашей задолженности в 42 миллиона мы подвергаем себя опасности, авансируя вам еще 40…
      – Мистер Фишмейер, я не могу в это поверить! То, что вы привели в качестве довода,- смешно… Имущество «Хакетт» – это сотни миллионов долларов!
      – Не спорю. Может, вы переусердствовали с инвестициями? Ваша экономическая политика, направленная на расширение производства, вызывает восхищение, но на этот раз административный совет не поддержал ее.
      – Вы нам подстроили западню!- выкрикнул Мюррей, выбросив вперед в обвинительном жесте указательный палец.- Если вы собирались это сделать, не следовало оттягивать до последней минуты! Вы загоняете нас в угол!
      – «Хакетт» – здоровое предприятие, Оливер.
      – Прекратите называть меня Оливером!
      – С вашей репутацией вы легко найдете выход из положения.
      – Найти восемьдесят два миллиона за три дня? Я протестую! Вы хорошо подумали о последствиях вашего отказа?
      – Наш административный совет…
      – Пошел он к черту! Я сейчас же сообщу мистеру Хакетту о разрыве наших отношений. И посмотрим, что скажет Гамильтон Прэнс-Линч! Они как раз вместе отдыхают во Франции. До свидания, мистер!
      – С пылающим от возбуждения лицом тот направился к выходу. Фишмейер даже не попытался задержать его. Перед тем как сесть в ожидавшую его машину, Мюррей обратил внимание на рамку в «Геральд трибюн», которой размахивал продавец, выкрикивая заголовок:- «Бурже» дает зеленый свет «организации» против «Хакетт»!
      Пунцовый цвет лица Оливера стал пепельно-бледным. Он выхватил у продавца газету и, не взяв сдачу, сел в машину.
      – В фирму,- бросил он шоферу.
 

***

 
      Ален открыл глаза, осмотрелся, ничего не узнавая, и заметил, что держит Тьерри в своих объятиях. Он закрыл глаза и еще крепче обнял ее.
      – Который час?
      – Четыре.
      – Утра?
      – Вечера.
      Она была обнаженная и теплая.
      – Я проснулась давно,- прошептала она,- но боялась пошевельнуться, чтобы не разбудить тебя. Ты так крепко обнимал меня, словно боялся утонуть.
      – Не может быть!
      – Ты разговаривал во сне и целовал меня. Раза два я попыталась встать, но ты так вцепился в меня, что чуть не задушил…
      – Тьерри?
      – Что, милый?
      – Мне хорошо…
      Она наклонилась и коснулась губами его щеки.
      – Хочешь кофе?
      – Я хочу тебя.
      – Сейчас приготовлю и принесу.
      После самоубийства Нади он еще два часа оставался в «Ла Вольер». Прибывшая полиция устроила допрос многочисленным свидетелям драмы. Когда он вернулся к Тьерри, в его лице не было ни кровинки. Она выслушала его, успокоила. Она стала для него спасательным кругом… Он так неистово любил ее, как никогда никого раньше. Это было что-то очень глубокое, непрерывное, грубое и одновременно нежное. Сон настиг его в ее объятиях, прямо на ней…
      – Я правда уснул на тебе?
      – Я чуть не задохнулась.
      – Такого со мной никогда не случалось.
      – Со мной тем более,- смеясь, сказала она.
      – Тьерри…
      – Да.
      Он лег на нее и языком лизнул ее губы.
      – Ты терпеливая, Тьерри?
      – Как ангел.
      – Чтобы сделать ребенка, требуется время… Я хочу сказать, пока он родится… Девять месяцев, да?
      Он почувствовал, как под ним напряглось тело.
      – Кому ты хочешь сделать ребенка?
      Он сполз вниз и положил голову ей на бедро.
      – Я хочу жить с тобой.
      – Три дня?
      – Всегда.
      Она взяла его лицо в свои ладони и строго на него посмотрела.
      – Не говори так.
      – Почему?
      – Я могу поверить.
      – Так ты согласна?
      Она пожала плечами.
      – Тьерри, ты согласна?
      Новый, еще более строгий вопросительный взгляд. Они одновременно почувствовали, как их тела словно пронзил электрический разряд.
      – Да,- чуть слышно выдохнула она.
      – Я сейчас сойду с ума.
      – Сойду с ума,- как эхо повторила она.- Чему ты улыбаешься?
      – На какую-то секунду я увидел нас со стороны. Мы как две слипшиеся конфетки!
      – Ты подшучиваешь надо мной?
      – Впервые в жизни мне никуда не хочется и ничего делать тоже… Если бы меня спросили, чего бы я хотел, где бы хотел оказаться… только здесь и только с тобой. Мне настолько хорошо, что трудно вообразить, что может быть лучше. Понимаешь?
      Дрожь пробежала по его телу, когда ее ноги коснулись его затылка.
      – Да, понимаю.
      – У нас было так мало времени… Мы даже не смогли как следует поговорить. Послушай, Тьерри… В ближайшие часы я буду очень занят. Мне нужно два дня, чтобы… Ты будешь ждать меня?
      – Если обещаешь, что не будешь заниматься водными лыжами.
      – Нет, нет… Позже я тебе все объясню. В моей жизни происходят невероятные вещи. Одна фантастическая операция, только одна… Ты не поверишь… Огромные деньги!
      – Зачем они?
      Он рассмеялся и сказал:
      – Долго объяснять… Сейчас ты не сможешь понять.
 

***

 
      – Я нахожусь в телефонной кабине в холле. Нам нужно встретиться.
      Узнав голос Цезаря ди Согно, Гамильтон вскочил на ноги.
      Вы нашли их?- задыхаясь, спросил он.
      – Да.
      – О Господи! Спасибо!
      Удача поворачивалась к нему лицом. Пайп жив и будет жить, а он, Гамильтон Прэнс-Линч, возьмет контроль над «Бурже», навсегда избавится от своей жены, плюнет в ненавистное лицо Сары, уберет к чертовой бабушке Фишмейера и предастся радостям жизни.
      – Нам нужно встретиться,- повторил ди Согно.
      Властный и торопящий голос этого недоноска покоробил Гамильтона. Не слишком ли он высоко берет? Придется подрезать ему крылышки.
      – У меня невозможно. Я разыщу вас позже. До свидания.
      – Мистер Прэнс-Линч, не кладите трубку! Всего лишь на пять минут, но сейчас…
      – Нет! Моя жена находится в соседней комнате.
      – Неправда! Я только что видел ее. Она уехала в автомобиле. Советую вам принять меня. Я иду…
      Разъяренный Гамильтон с недоумением смотрел на трубку: Цезарь позволил себе первым прервать разговор. Он закурил пятидесятую «Мюратти» за день, в сердцах ударил каблуком по ножке стола и, вскрикнув от неожиданной боли, заметался по комнате. В дверь постучали.
      – Вы хотите, чтобы все узнали о наших отношениях?- бросился в атаку Гамильтон.
      – Никто меня не видел.
      – Вы говорили с ним?
      – Да.
      – Никакой опасности?
      – Никакой.
      – Что вы хотели?
      – Им надо заплатить.
      – Уже сделано.
      – Что вы имеете в виду?
      – Наше первое дело.
      – Я говорю о втором.
      Брови Прэнс-Линча взметнулись вверх.
      – Разве было что-то сделано?
      – Я вас не понимаю.
      – Пайп – жив! Ваши бездельники не справились… Я ничего не должен.
      На лице Цезаря мелькнула слабая тень недоумения.
      – Мистер Прэнс-Линч, вы издеваетесь надо мной?
      – Измените свой тон,- не выдержал Гамильтон.
      – Вы должны им тридцать тысяч долларов.
      – Ни цента! Это дело меня больше не интересует.
      Цезарь бросил на него презрительный взгляд.
      – Будет лучше, если вы сдержите свое обещание.
      – Уходите! Вам здесь больше нечего делать.
      – Это – ваше последнее слово?
      – И никогда не приходите сюда!
      – Я скажу им об этом. Объясняться с ними вам придется самому.
      – Шевельните только пальцем, и я упрячу вас за решетку.
      На пороге Цезарь остановился и, перед тем как хлопнуть дверью, сказал:
      – Не хотелось бы мне оказаться на вашем месте.
 

***

 
      Едва Ален вошел к себе в номер, как к нему подскочил Баннистер.
      – Я ищу тебя со вчерашнего вечера! Все тебя ищут! Беспрестанно звонит Прэнс-Линч… Раз десять приходила Сара. Я начал думать, что с тобой что-то случилось. Собирался уже звонить в полицию! Я…
      Со странной улыбкой на губах Ален, как сомнамбула, прошел мимо Баннистера, не слыша, что тот ему говорит.
      – Ален!
      – Привет, Сэмми!
      Он подошел к бару, налил в стакан виски и, не выпуская его из руки, вышел на балкон. Заинтригованный Самуэль последовал за ним.
      – Ален, ты слышишь меня? Ты где?
      – Я женюсь,- сказал Ален.
      Лицо Баннистера расплылось в широкой улыбке.
      – Правда?
      – Можешь не сомневаться.
      – Я знал, что ты к этому придешь! Великолепно! Конец нашим неприятностям! Самая богатая невеста в Америке!
      – Богатая? Тьерри?
      – Кто?
      – Тьерри.
      – Тьерри? Кто эта Тьерри? Ален? Не томи…
      Ален стоял облокотившись о парапет балкона, увитого цветами, и думал, что никому не позволит украсть ее у него.
      – Скоро увидишь. Она…
      Он стал подыскивать слова, чтобы описать ее, но она не укладывалась ни в какое описание. Он неопределенно пожал плечами и сделал глоток виски.
      – Чем она занимается?- не мог успокоиться Баннистер.
      – Студентка. Психолог или литературовед… Что-то в этом роде…
      – Где ты ее раскопал?
      – Здесь… Краской из баллончика она писала гадость на моей машине. У нее изумительные волосы… она немного богемна… короче, такого вот типа.
      – Как ее зовут?
      – Тьерри.
      – А фамилия?
      – Не знаю. У нее серые глаза.
      – Ты собираешься жениться на хиппи и даже не знаешь ее фамилии?- взорвался Баннистер.
      Он похлопал ладонью по своему затылку.
      – Нет, этот парень свихнулся! Самая именитая наследница Соединенных Штатов ползает у его ног, а он крутит любовь с нищей анонимкой! Я этого не допущу! Клянусь! Я буду защищать тебя от тебя же! Представь себе, что Сара, можно сказать, исповедовалась здесь прямо передо мной. Она без ума от тебя! Она рассказала мне о ваших планах.
      – Каких планах?
      – О вашем доме, самолете, яхте, лошадях… Ты начнешь с управляющего банком, а я стану начальником финансовой службы.
      – Прими мои поздравления.
      – Новый год вы проведете на мысе Шен, на собственной вилле.
      – А?..
      – Пасху на Багамах… Семья Бурже Пасху проводит обычно на Багамах. Сара рассказывала тебе о своей бабушке?
      – Не помню.
      – Ее зовут Маргарита. Потрясающая женщина! Ей 91 год! Совесть клана, в некотором роде.
      Кто-то настойчиво постучал в дверь.
      – Самуэль!
      – Сара!- сказал Баннистер и бросился к двери.
      Ален успел схватить его за плечи.
      – Самуэль, слушай меня внимательно! Сейчас я спрячусь в ванной… Если ты только скажешь этой сумасшедшей, что я – здесь, даю слово, больше ты меня не увидишь.
      – Ты не должен с ней так поступать. Она любит тебя, она хочет тебя, беспокоится о…
      – Ты хорошо меня понял, Самуэль? Мне еще нужно сорок восемь часов, чтобы выбраться из сортира, в который ты меня запер. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
      – Самое крупное состояние в Соединенных Штатах,- захныкал Баннистер.
      – Не делай глупостей, иначе пожалеешь…
      Бросив на него угрожающий взгляд, Ален скрылся в ванной и запер дверь на задвижку.
      – Иду, иду,- прокричал Баннистер.
      Он посмотрел на себя в зеркало, поправил воротник рубашки и открыл дверь.
 

***

 
      Арнольд Хакетт взял из коробочки две сердечные пилюли и проглотил их. Затем прошел в спальню и рухнул на кровать. Ему не хватало воздуха, и он, как рыба, выброшенная на берег, ловил его открытым ртом. Виктория ушла в магазин, и он мог умереть, не дождавшись ее возвращения. Лежа на спине с открытым ртом, он ждал, когда успокоится сердцебиение, которое причиняло ему нестерпимую боль в груди. Сообщение, полученное от Мюррея, было чудовищным: «Бурже» отказывал ему в кредите, в то время как на протяжении многих лет он был самым крупным его клиентом! «Бурже» бросил «организацию» против «Хакетт»! Его акции! Это было невероятно! Ему захотелось встать, взять что-нибудь потяжелее, пойти и размозжить голову Прэнс-Линчу. Если то, о чем сказал Мюррей,- правда, Гамильтону не хватит жизни, чтобы рассчитаться за свою подлость. Арнольд разорит его, выбросит на улицу, если понадобится, купит его банк, он увидит, как тот сдыхает на помойке. Ему показалось, что дыхание стало нормальным. Он встал с кровати, вышел из номера и прошел несколько метров, которые разделяли их номера. Он собрался уже стукнуть ногой в дверь, как она внезапно открылась.
      – Арнольд, как дела?
      – Дай войти, подонок!
      Гамильтон быстро вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
      – Только что пришла Сара… Вам плохо?
      Арнольд схватил его за лацканы пиджака и прижал к стене.
      – «Организация»! Мои кредиты! Отвечайте!
      Прэнс-Линч напрасно пробовал вырваться из рук Хакетта: как большинство стариков, он обладал мертвой хваткой.
      – Успокойтесь, Арнольд. Не лучше ли пойти в бар и там спокойно все обсудить?
      – Так, значит, это – правда?- взревел Хакетт.
      Обитатели отеля, стыдливо опустив глаза, не задерживаясь, проходили мимо.
      – Прошу вас, Арнольд, не теряйте чувства меры. Мы ведь джентльмены!
      – Подлец!
      – Арнольд! Нас видят и слышат. Мы – на виду… Не доводите до скандала.
      Не выпуская Прэнс-Линча из рук, Хакетт потащил его в конец коридора и вытолкнул за двойные двери на лестничную площадку служебного хода.
      – Говорите, что произошло, или я проломлю вам голову.
      – Моей вины в этом нет, Арнольд! Административный совет отказал вам в сорока миллионах долларов по причине вашей сорокадвухмиллионной задолженности.
      – А «организация»? Откуда она взялась? На что вы надеетесь? Ждете, что я уступлю вам свои акции? С какой целью вы все это затеяли, Прэнс-Линч? Я хочу знать!
      – Арнольд, вы меня задушите! Не драться же мне с вами!
      Хакетт отпустил его и неожиданно ударил по лицу слева направо.
      – Ты не способен на это, мразь! Вонючий, задрюченный альфонс! Жалкий ублюдок! Я сотру тебя в порошок, разорю твой банк и отправлю тебя туда, откуда ты пришел… Утоплю в дерьме!
      Он плюнул ему в лицо и вышел в коридор.
 

***

 
      – Ушла?
      Ален осторожно выглянул из-за двери.
      – Если не спряталась под кроватью,- с горечью в голосе ответил Баннистер.- Я не понимаю тебя, Ален. Здешний климат сделал тебя чокнутым. Восемь дней тому назад, оказавшись без работы, ты был на грани самоубийства. Сегодня у тебя появилась возможность стать владельцем банка, и ты на это плюешь.
      Ален достал сумку и стал складывать в нее свои вещи.
      – Не на банк. На Сару. Улавливаешь нюанс?
      – Что тебе в ней не нравится? Красавица!..
      – Уже сегодня она напоминает свою мать. Я не хочу становиться вторым Гамильтоном.
      – Ты куда собираешься?
      – На яхту.
      – На яхту? Какая яхта?
      – Та, которую ты заставил меня взять напрокат. Мне нужно успокоиться. У меня масса дел, и я не хочу, чтобы меня беспокоили.
      – Красивая яхта?
      – Великолепная!
      – А чем заняться мне? Куда пойти?
      – Останешься здесь.
      – Почему ты не хочешь взять меня с собой?
      – Ты слишком приметный мужчина.
      – Но мне не за что жить в «Мажестик»! Ты знаешь, какие здесь цены? Глаза лезут на лоб.
      – Я оплачу. Открываю тебе безлимитный счет. Но при условии… Ты будешь моим прикрытием: защищаешь, информируешь, предупреждаешь меня. Договорились?
      – Какое название у твоей яхты?
      – «Виктория II».
      – Где она?
      – У причала в старом порту. Предупреждаю, если допустишь хоть одну бестактность, я уплыву на Антилы. Мне нужно еще сорок восемь часов полной свободы.
      – Что отвечать, если будут тебя спрашивать?
      – Ты меня не видел, ничего не знаешь. Я временно уехал.
      Самуэль налил в стакан виски, сел на подлокотник кресла и задумчиво посмотрел на Алена. Эта быстрая метаморфоза, происшедшая с его другом, терзала его душу.
      – Ален…
      – Что еще?
      – Эта история с женитьбой на студентке… Ты пошутил? Захотелось меня напугать?
      – Ты будешь свидетелем с моей стороны.
      – Жаль… А я уже видел себя управляющим банком «Бурже». У меня такое чувство, словно меня уволили во второй раз.
      Ален застегнул сумку.
      – Ален…
      – Что?
      – А если все-таки у тебя получится…
      – Ну и что?
      – Ты возьмешь меня секретарем?
      Ален изобразил на лице удивление.
      – Тебя? Ты не сможешь застенографировать даже обычное письмо!
 

***

 
      Оливер Мюррей дрожащей рукой положил трубку. Публичного объявления «организации» оказалось достаточно, чтобы посеять панику в биржевых кругах Нью-Йорка. О здоровье гиганта, который так неожиданно закачался, ходили самые невероятные слухи. Корпорация «Хакетт» полностью потеряла доверие,
      – Мистер Хакетт в отпуске,- односложно отвечал он крупным держателям акций, звонившим ему после того, как они узнавали сенсационную новость. Телефоны на всех восьми этажах Рифолд Билдинга беспрестанно трезвонили. Тревожные звонки поступали из всех филиалов, разбросанных на территории Соединенных Штатов. Директора, инженеры, химики – все хотели знать, под каким соусом их проглотят.
      Мюррей умолял Арнольда Хакетта не возвращаться в Нью-Йорк, что тот намеревался сделать, когда узнал о предательстве «Бурже». В запасе оставалось два дня, чтобы найти средства и вдохнуть жизнь в тело умирающего колосса. Мюррей знал, что только Прэнс-Линч может дать обратный ход событиям.

      – Они все еще в ссоре?
      – Мой даже рта не раскрывает. Мрак… А твой?
      – Я – в отчаянии… Какими были друзьями!
      Было 30 июля. Слух о ссоре Прэнс-Линча и Хакетта молниеносно облетел все этажи «Мажестик». Во всех газетах на первой полосе было напечатано объявление «организации».
      – То, что сделал твой хозяин в отношении моего,- отвратительно,- сказал Ричард, обращаясь к Анджело Ла Стрезе.
      Устроившись в тени кустов мимозы, налево от входа в отель, четверо шоферов обсуждали ошеломившее всех событие. Все были единодушны во мнении, кроме Леона Троцкого, который, находясь много лет рядом с Гольдманом, ничего необычного в том, что случилось, не видел.
      – Знали бы вы, что творится в кинематографе! Чтобы поставить фильм, Гольдман, если потребуется, заложит черту собственную мать!
      – И ты считаешь это нормальным?- спросил Ричард.- Хакетт – жестокий и говнистый, этого у него не отнимешь, но он, по крайней мере, порядочный.
      – Что ты знаешь о его порядочности?- запротестовал Ла Стреза.- У Гамильтона тоже репутация порядочного человека. А он – самый гнусный подлец! Чего стоит номер, который он выкинул, когда заподозрил, что я собираюсь попросить увеличения жалованья! Это же закон природы, Ричард! В бизнесе ты можешь выдавать себя за кого угодно, главное – сожрать других.
      – Я никак не могу понять, что вас возмущает в этой истории, – заговорил Норберт.- Мы живем при капитализме. И Хакетт, и Прэнс-Линч – оба они прогнили до основания…
      – Тогда все прогнили,- вставил Серж.
      – Почему все? А мы?- удивился Норберт.
      – Потому что,- назидательным тоном произнес Серж.- Попробуй устроиться на тепленькое местечко!
      – Ты сделаешь все, чтобы обойти друзей! Каждый ест того, кто ему по зубам.
      Увидев направляющихся в бар графа и графиню де Саран, Серж заспешил им навстречу.
      – А где твой патрон?- озабоченно спросил Норберта Ричард.
      – Не видел его уже двое суток.
      – Счастливчик! Эх, почему мне не повезло работать у Пайпа?
      Норберт недовольно поморщился.
      – Помолчал бы лучше,- сказал он сквозь зубы.- А вот и его друг!
      Он сделал насколько шагов навстречу рыжеволосому мужчине с лошадиным лицом.
      – Подать машину, мистер Баннистер?
      – Да,- ответил Баннистер.- Едем в «Бич».
 

***

 
      Как только Арнольд Хакетт узнал о грозящей ему опасности, он перевернул все вверх дном в поисках денег. Усилия его оказались напрасны. Все банки, к которым он обращался, как сговорившись, отвечали отказом. Еще неделю назад они готовы были лизать ему пятки, лишь бы он согласился взять у них деньги.
      Американское правительство сделало вид, что ничего не знает. Госсекретарь, старый друг семьи, даже ухом не повел, когда Хакетт позвонил ему и сказал:
      – Если я потеряю фирму, безработными окажутся шестьдесят тысяч человек.
      Складывалось впечатление, что за последние часы Хакетт возобладал даром создавать вокруг себя пустоту. До сих пор не нашли решения проблемы и маленькие рафинированные гении, стоявшие во главе административных служб, которым он платил бешеные деньги.
      – Какие результаты совещания, Мюррей?
      – Продолжаем поиски, мистер Хакетт.
      – Вы все кретины, Мюррей. Я плачу вам за то, чтобы вы нашли…
      – Мистер Хакетт, умоляю вас выслушать меня. Если через сорок восемь часов от вас не придет решения, мы – кончены… Мелкие владельцы акций устроили паломничество к кассам «Бурже», мистер Хакетт. Полнейшая паника! Кредиторы рвут нас на части!
      – Скажите этим подонкам, чтобы подождали.
      – Они боятся. Ходят слухи один тревожнее другого. За акцию платят двадцать долларов, и все стремятся продать…
      – У кого находится контрольный пакет?- прокричал Хакетт, побагровев от возмущения.- Я держу шестьдесят процентов акций! Чего бояться?
      Он знал, чего следовало бояться, но хотел, чтобы об этом ему сказал кто-нибудь другой, и тогда он убедится в безысходности положения. Он – в ловушке!
      – Мистер Хакетт, если мы не найдем сорок два миллиона на покрытие кредитов и сорок миллионов на зарплату, мы – банкроты!
      – Где я смогу найти за несколько часов, в воскресенье, сорок два миллиона?
      – А не хотите ли вы продать какую-то часть своих акций?
      – Никогда!
      – Стоимость акций может упасть с минуты на минуту. Мистер Хакетт, сделайте что-нибудь!
      – Вы все там – мудаки! Я возвращаюсь в Нью-Йорк.
      – Наш единственный шанс – это Канны…
      – Мюррей, если вы произнесете фамилию Прэнс-Линча, я выброшу вас на улицу!
      – Если он по-настоящему захочет, он сможет остановить «организацию». Я умоляю вас, мистер Хакетт, во имя высоких интересов фирмы, поговорите с ним.
      – Я вас предупреждал, Мюррей! Я увольняю вас!
      – Я уже уволен, мистер Хакетт. Начиная с утра, вы уволили меня шесть раз.
      – Это будет седьмой! Вы наделали много глупостей! Что ж, я все беру в свои руки. Оставайтесь на своих местах! Я лечу…
      Он положил трубку.
      – Твое сердце, Арнольд, побереги его,- с упреком сказала Виктория.
      – Закройся!
      После скандала с Прэнс-Линчем он не сомкнул глаз и ничего, кроме таблеток, своему желудку не предлагал.
      – Позвони портье. Набери сто шестьдесят три. Я же сказал сто шестьдесят три, а не сто шестьдесят два. Дай трубку! Портье? Говорит Арнольд Хакетт! Закажите мне в аэропорту Ниццы реактивный самолет. Немедленно! Пусть будет «боинг», мне все равно… Да, до Нью-Йорка.
      – Мне плохо, когда я вижу, до какого состояния ты себя доводишь из-за денег,- сказала Виктория.
      – Мне хотят пустить кровь. Может, мне поблагодарить их за это?
      – Возьми…
      Она протянула ему две пилюли.
      – Предупреди Ричарда. Пусть подаст машину!
      Впервые за последние пять лет она позволила себе прикоснуться к нему, положив руку на плечо.
      – Арнольд, я все думаю…
      – Ты еще способна думать…
      – Ты хорошо себе представляешь, что будешь делать в Нью-Йорке?
      То, что происходит с ним сейчас, он десятки раз проделывал с другими. Они сопротивлялись, он ставил их на колени. Он был не настолько глуп, чтобы не понимать, что его появление в штаб-квартире фирмы ничего не изменит. Наступила его очередь признать себя побежденным. Он ощутил, как его давит груз прожитых лет и усталость от успехов, завоеванных в безжалостной борьбе.
      – Да, Виктория, я не знаю.
 

***

 
      – Дорогой друг, я вам принес только хорошие новости. Все идет как нельзя лучше. За два дня выкуплено тридцать процентов капитала.
      На лице Джон-Джона Ньютона появилась скептическая улыбка.
      – Еще немного, и контрольный пакет у нас в кармане. Я вас правильно понял?
      – Я вам обещал, что Хакетт не выдержит и треснет,- сказал Гамильтон, радостно потирая руки.- Гарантирую вам, что не пройдет и сорока восьми часов, как вы будете контролировать «Хакетт»! У него нет выбора. Или он продает свои акции, или все теряет.
      – Хотелось бы, чтобы ваше предположение сбылось.
      – Я не оптимист, дорогой друг, а реалист.
      – А если он предпочтет закрыть фирму?
      – Он же не сумасшедший!
      – Может ли он найти финансовую поддержку?
      – Боюсь, что нет. Единственный, кто может спасти его, это я. А сейчас я должен вас покинуть. Нужно еще откорректировать последние моменты этой схватки. Вы будете у себя?
      – Я все время здесь.
      – До скорой встречи! Надеюсь сообщить вам радостную весть задолго до установленного срока.
      Когда он входил к себе в номер, телефон надрывался.
      – Слушаю…
      Он почувствовал облегчение, узнав голос своего птенчика.
      – Зеленый свет,- кратко сказал он.
      – Хорошо,- ответил Ален.- Я иду туда.
 

***

 
      Когда Виктория вошла в номер, Арнольд все еще лежал на кровати. Он даже не заметил, что она выходила.
      – Арнольд, ты можешь принять мистера Пайпа?
      – Кого?
      – Алена Пайпа. Он ужинал с нами в «Палм-Бич». Он говорит, что у него есть важная информация относительно твоих дел. Почему бы тебе не выслушать его?! Пригласить?
      Ричард сидел за рулем автомобиля, самолет ждал в Ницце, а в Нью-Йорке царило вавилонское столпотворение.
      В гостиную вошел Ален.
      – Здравствуйте, мистер Хакетт!
      Нахмурив брови, Арнольд посмотрел на стоявшего перед ним мальчишку. Ему, наверное, не было и тридцати. Зависть к его возрасту кольнула Арнольда. Не вставая, он поприветствовал его кивком головы.
      – Я улетаю. У вас тридцать секунд. Слушаю.
      Ален вежливо улыбнулся.
      – Я только что узнал о ваших неприятностях, мистер Хакетт.
      Арнольд нетерпеливо завертел головой.
      – Что вы хотите мне предложить?
      – Я могу, не выходя отсюда, выручить вас,- скромно сказал Ален.
      Ощущение было такое, словно на него рухнуло сорокаэтажное здание. Или он сумасшедший, этот парень, или провокатор.
      – Что вы имеете в виду под словом «выручить»?
      – Обеспечить кредит в сорок два миллиона долларов, мистер Хакетт.
      Хакетт с надменным видом посмотрел на него.
      – У вас есть сорок два миллиона?
      – Разве посмел бы я вас потревожить в противном случае?
      Арнольд не мог поверить в такую удачу.
      – Что вы хотите взамен?
      – Контрольный пакет акций,- холодно ответил Ален.
      – Как только вы сюда вошли, я сразу же понял, что имею дело с недоумком.
      – Жизнь нас рассудит, мистер Хакетт. Я готов покрыть вашу задолженность в обмен на шестьдесят миллионов ваших акций.
      – А сто двадцать миллионов не хотите?- ухмыльнувшись, спросил Хакетт.
      – В создавшейся ситуации было бы глупо платить вам двадцать долларов за акцию. Акции «Хакетт» жгут руки тем, кто держит их сегодня в очередях. От них стремятся избавиться, а не приобрести.
      – А вы не думаете, что я могу закрыть фирму?
      – Нет. Вы достаточно умны, чтобы понять, что через сорок восемь часов вы вообще не сможете продать ни одной акции. Вас объявят банкротом, мистер Хакетт! Принимая во внимание остроту положения, я предлагаю вам вполне разумную сделку: семьдесят миллионов за ваши личные акции.
      Хакетт сделал быстрый подсчет в уме и пришел к выводу, что, будь он на месте Алена, попытался бы прижать его еще крепче.
      – Ваше предложение ничего, кроме улыбки, у меня не вызывает, мистер Пайп. Я не согласен!
      – Да или нет?- твердым голосом спросил Ален.
      По тону его Хакетт понял, что мальчишка не блефует.
      – Присаживайтесь, мистер Пайп,- устало предложил он.
 

***

 
      Как обычно, голая, в соломенной шляпке и перчатках из черного шевро, Марина чистила зубы над раковиной в ванной комнате. Как могла она столько времени гнить в Нью-Йорке, когда существует такая сказочная планета, как Канны? Она прополоскала рот, прошла в комнату и посмотрела на скопившиеся там цветы. Она не переставала удивляться тому, как ее воздыхателям удавалось узнать номер, где она жила. Ей хотелось сделать несколько отжиманий, но она решила, что для этого сегодня слишком жарко. Техника обольщения не менялась: вначале цветы, потом приглашение по телефону. Но Кхалил всегда был начеку. Перед ужином он заходил за ней и провожал в апартаменты принца. По нескольку раз в течение дня, не столько чтобы проверить, чем она занята, сколько следуя своей прихоти, Хадад отправлял ей подарки: небольшой бриллиант, браслет, жемчужное ожерелье… Марину это забавляло. Она наплевательски относилась к деньгам и драгоценностям, но внимание приводило ее в восторг. Мужчины, с которыми она была знакома, исключая Алена, никогда не относились к ней с такой нежностью. Она собиралась лечь в постель, когда в дверь постучали.
      Открыв дверь, она от удивления замерла.
      – Господи! Что с вами случилось?
 

***

 
      – Поздравляю вас, мистер Пайп!
      Гамильтон закурил вторую сигарету за последние две минуты. Он сделал несколько затяжек и нервным движением раздавил ее в пепельнице. До последней секунды он разделял мнение Ньютона: Хакетт откажется от предложения продать собственные акции.
      – Как прошли переговоры, мистер Пайп?
      – В непринужденной обстановке,- ответил Ален.- Арнольд Хакетт прекрасно понял, где он выиграет.
      – Он угрожал вам, оскорблял?
      – Абсолютно нет. Разве не я принес ему решение его проблемы?
      Прэнс-Линч внимательно посмотрел на Алена, но лицо Пайпа оставалось непроницаемым.
      – Вы принесли подписанное соглашение?
      – Разумеется, мистер Прэнс-Линч.
      Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и положил на стол. Гамильтон жадно схватил его. Когда он, разворачивая, подносил бумаги к глазам, руки у него дрожали. Ален подошел к бару, взял бутылку виски, стаканы и лед.
      – Хотите?
      – Нет, нет, спасибо. Вы отдали ему чек?
      – Неужели он подписал бы этот документ без чека? Вначале он позвонил в Нью-Йорк и удостоверился, что деньги лежат на аккредитиве и предназначены для решения данной проблемы. Кстати, а где мой чек?
      – Что вы сказали?
      – Мой чек на сто тысяч долларов?
      Проходя мимо стола, он небрежно взял лист бумаги, на котором было написано, что Хакетт уступает ему 6 миллионов акций за 70 миллионов долларов.
      – Пожалуйста,- сказал Гамильтон.- Я подготовил его заранее.
      Ален не торопясь проверил сумму, подпись и дату.
      – А второй?
      – Как договорились, после вашего возвращения из Нью-Йорка. Когда улетаете?
      – Сейчас. В Ницце меня уже ждет «боинг». Им же я прилечу обратно. Счет вы получите с минуты на минуту.
      – Что?
      – Я считаю, что платить должны вы. Не вижу смысла оплачивать эти расходы. Сам Арнольд Хакетт задержал самолет. Вам повезло!
      – Сколько?- спросил Прэнс-Линч.
      – Откуда мне знать. Увидите. Полагаю, что вы уже дали команду выплачивать кредиты.
      – Это вас не касается! Исполняйте то, что от вас требуется. Через сколько часов вы возвратитесь?
      – Через семнадцать… восемнадцать… А теперь прошу извинить меня, надо кое-что собрать в дорогу.
      Прэнс-Линч бросил на него подозрительный взгляд.
      – Постарайтесь не допустить ошибки, мистер Пайп!
      – Постараюсь,- спокойно ответил Ален.
      Когда Прэнс-Линч вышел, он маленькими глотками допил виски. Его мозг был максимально сконцентрирован. Он вышел на террасу. Внизу, за рулем «роллса», увидел Норберта. Посмотрел на себя в зеркало, висевшее в гостиной на стене, скорчил рожу и сказал вслух:
      – Сейчас или никогда! Удачи!
      Он подумал о Баннистере, вышел в коридор и направился к лифту.
      – Ален!
      Сара! Все-таки она вычислила его. Вероятно, она целый день дежурит в холле.
      – Сожалею, Сара, но я улетаю.
      Ее глаза превратились в два больших блюдца.
      – Куда вы летите?
      – Я вернусь.
      – С женщиной? Я уже две ночи не могу спать.
      – Принимайте снотворное.
      – Ален, я хочу знать!
      В холл вошла стайка детишек в сопровождении нянек, Ален отступил в сторону, делая вид, что пропускает их, а сам бросился к выходу. Подбежав к «роллсу», он юркнул в салон автомобиля и захлопнул за собой дверцу.
      – Поехали! Пожалуйста, быстрее, Норберт!
      Машина резко сорвалась с места. Через несколько секунд Ален оглянулся: Сара бежала за ними…
      – На улицу Хуан, Норберт. Мне надо кое-что там оставить.
      – Хорошо, мистер! Не попасть бы в пробку!
      – Посмотрим.
      Он отстегнул откидной столик из красного дерева, достал ручку и стал писать в блокноте.
      «Я вынужден уехать. Возвращусь через 20 часов. Жди меня. Я тебя люблю! Ален».
      Он вложил лист в конверт, адресованный Тьерри, и положил его на сиденье рядом с собой. Затем вставил кассету в магнитолу и, откинув голову на спинку сиденья, улетел в мечтах к своей любимой. О ком другом мог он еще думать? С тех пор как они встретились, все вокруг него изменилось. Что бы он ни делал, где бы ни был, между ним и остальным миром всегда стояли серые глаза Тьерри.
      – Мистер, приехали.
      Ален показал, где следует припарковаться. Он взбежал по знакомой лестнице наверх и остановился перед знакомой дверью. Он знал, что Тьерри и Люси уехали в гости к друзьям, но не удержался и постучал в дверь. Никого. Он приколол кнопкой конверт к двери, легко коснулся его губами и сбежал вниз.
      Ганс ждал Тьерри уже два часа. И все это время он торчал под лестницей. Когда Ален вошел в подъезд, он сразу же узнал его, плейбоя из белого «роллса». От ревности и злобы у него перехватило горло. Что ему здесь нужно? Едва за Аленом захлопнулась входная дверь, Ганс вышел из своего укрытия и медленно поднялся наверх.
      Увидев прикрепленный к двери конверт, он долго смотрел на него, читая и перечитывая имя адресата, затем резким движением сорвал и, скомкав в кулаке, сунул в карман брюк.
 

***

 
      В дверях стоял до неузнаваемости постаревший Арнольд Хакетт.
      – Вы заболели, Арнольд?
      Марина посмотрела ему в глаза и увидела столько боли и горя, что ей сделалось не по себе.
      – Входите же, Арнольд.
      Он направился прямо к кровати, грузно опустился на нее, не обратив внимания на то, что Марина была абсолютно голой.
      – Вы попали в аварию?
      Он покачал головой, и его губы скривились в жалком подобии улыбки.
      – Мне надо с вами поговорить, Марина. Вы позволите, я побуду у вас минуту?..
      – О чем разговор, ради Бога!
      Она ласково погладила его по затылку. Что бы там ни было, но ведь благодаря ему она оказалась здесь.
      – Рассказывайте.
      От самодовольного, уверенного в себе старика, которого она выставила за дверь несколько дней тому назад, ровным счетом ничего не осталось. Дыхание его было тяжелым и прерывистым.
      – Жена?
      – Нет, нет…
      – Тогда что? Говорите.
      Покусывая губы, он подыскивал слова и не находил их. Опустив голову, он едва слышно произнес:
      – Я только что продал «Хакетт».
      Марина удивленно посмотрела на него.
      – И это довело вас до такого состояния?
      – Я как будто похоронил свое дитя.
      Она бережно обняла его за плечи.
      – Полно, Арнольд! Может, это и к лучшему. В вашем преклонном возрасте… Вы всю жизнь горбатились, пора и на покой.
      – Какой покой! Меня просто вздрючили! Вы понимаете? Раньше такие трюки я проделывал с другими, теперь наступила моя очередь. Меня вынудили стать на колени.
      – Вас разорили?
      – Да.
      – И у вас ничего не осталось?- сочувственно спросила она.
      – Чуть-чуть…
      – Сколько?
      – Семьдесят миллионов долларов.
      – Господи! Это же огромные деньги!
      – Огромные!- воскликнул он, выходя из заторможенного состояния.- Но акции стоят двести миллионов!
      – Какая разница, двести или семьдесят!
      – Я потерял свое дело. У меня теперь ничего и никого нет… Я – сирота!
      – У вас есть жена.
      – Мы уже пятьдесят лет не разговариваем друг с другом. У меня отобрали главное – цель в жизни.
      – Что мешает вам построить другие заводы? Да за семьдесят миллионов вы можете купить, если захотите, «Дженерал Моторс»!
      – Я оказался в худшем положении, чем безработный.
      – От этого еще никто не умер. У меня есть друг, которого выгнали из фирмы «Хакетт»…
      И вдруг от внезапной догадки она замолчала: неужели Арнольд Хакетт и есть фирма «Хакетт»?
      – Ну и дела! Значит, вы и есть Хакетт?
      – Разве вы не знали?
      – Очень нужно было! Конечно, нет!
      – Да, я – Хакетт.
      – Ну, вы и подлец! Вы увольняете людей! Вы знаете Алена Пайпа?
      Хакетта затрясло так, словно его посадили на электрический стул.
      – Пайп?
      – Что вам сделал плохого Пайп? Он пахал на вас, а ему взяли – и под задницу!
      – Где он работал?- машинально спросил Хакетт.
      – Бухгалтерия!
      – В Нью-Йорке?
      – Да. В Нью-Йорке. Он – мой парень!
      – Дайте воды, Марина. Воды, немного воды…
      Пока она набирала воду в ванной, он достал две пилюли, положил их в рот и, запрокинув голову, уставился невидящим взглядом в потолок.
      Она вошла в комнату, обошла кровать и поставила стакан на ночной столик.
      – Мы вместе жили. Но я сделала глупость и ушла к Гарри, а тот оказался эгоистом. Главным в его жизни была живопись, а на людей он смотрел как на собак. Даже на меня.
      Она легла рядом с Арнольдом, который по-прежнему сидел повернувшись к ней спиной. Ей стало стыдно, что в такую тяжелую для него минуту она дала волю своим чувствам. Она осторожно провела пальцами по его затылку.
      – Ваше время ушло, Арнольд, и не надо из этого делать трагедии. Не вы первый, с кем такое случается. Пора уступить место молодым…
      Она продолжала гладить его по дубленой коже затылка, как вдруг отчетливо почувствовала дрожь, пробежавшую по его телу. Испугавшись, что незаметно для себя перешла хрупкую границу дружеской ласки и вызвала у него сексуальное желание, она быстро убрала руку. Чего доброго он еще прыгнет на нее, чтобы доказать, что несмотря на свой возраст… Но он даже не обернулся.
      – Купите яхту… Играйте в гольф… За те деньги, которые у вас есть, можно доставить себе массу удовольствий. Или я не права? Арнольд?..
      Он молчал. Осмелев, она обняла его за плечи.
      – Арнольд?
      Она легко потянула его к себе, и он медленно завалился на бок.
      – Нет, Арнольд, нет! Не надо, будьте умничкой!
      Она хотела оттолкнуть его, но он упал прямо на нее. Его глаза были открыты, лицо застыло… Он был мертв.
      Она закричала.

      Едва машина въехала в центр города, как Нью-Йорк буквально ошарашил Алена: тяжелый, перенасыщенный пылью и отработанным бензином воздух, липкая жара, обычная нью-йоркская суета… Это был его город, но он не узнавал его. Сегодня – 30 июля. Отсюда он уехал 25 -го утром. Пяти дней оказалось достаточно, чтобы изменилось его восприятие жизни. Теперь слишком поздно давать обратный ход…
      – Подождите меня здесь. Через несколько минут мы возвращаемся в аэропорт.
      Он задумчиво посмотрел на фасад банка. Сто лет тому назад, 23 июля, он, обливаясь от ужаса потом, принес сюда свой первый чек на 500 долларов. Он поднялся по ступенькам лестницы, ведущей к входу, прошел через холл и направился в приемную управляющего банком.
      – Мистер Фишмейер ждет меня. Моя фамилия Пайп.
      Через тридцать секунд он входил в роскошный кабинет управляющего банка «Бурже».
      Двухметровый Абель Фишмейер, согнувшись в пояснице, с протянутой для рукопожатия рукой, торопливо шел ему навстречу.
      – Фишмейер! Рад вас видеть!
      – Пайп! Очень приятно!
      Ален откашлялся и достал из портфеля документ, согласно которому Арнольд Хакетт уступал ему 6 миллионов акций.
      – Мистер Фишмейер, вот шесть миллионов акций «Хакетт».
      Управляющий прочел документ, осмотрел его со всех сторон.
      – Прекрасно, мистер Пайп!.. Прекрасно!
      – Стоимость этих акций равняется ста двадцати миллионам долларов. Я отдаю их вам за семьдесят миллионов и прошу разницу в пятьдесят миллионов долларов выдать мне в виде чека.
      – Не желаете ли чего-нибудь выпить, мистер Пайп?
      – Благодарю, но я очень тороплюсь. Меня ждет самолет. Сегодня я должен возвратиться в Канны.
      – Во Францию?
      – Не могли бы вы выписать чек?
      – Разумеется,- ответил Фишмейер, поджав губы.
      Он открыл центральный ящик стола, достал чековую книжку банка и, вписав нужную цифру, поставил свою подпись.
      – Проверьте, пожалуйста.
      Ален спокойно взял из его рук голубой листок бумаги. Чек был выписан на его имя, и в нем, цифрами и прописью, значилась необыкновенная сумма – 50 миллионов долларов.
      Абель бросил на него холодный и высокомерный взгляд. Ален знал, что этому гиганту прекрасно известно, кто он есть на самом деле.
      – До свидания, мистер,- попрощался Ален.
      – До свидания, мистер,- ответил Фишмейер.
      Ни один из них не протянул друг другу руки.
      Как только Ален сел в кресло самолета, он пристегнулся, попросил стюардессу принести бокал шампанского и до того, как самолет пошел на взлет, сделал несколько глотков. Он улыбнулся, когда подумал, что он единственный пассажир в этом огромном салоне «боинга». Самолет медленно выруливал на взлетную полосу.
 

***

 
      Возможно, она не обладала таким классом, как Мэнди де Саран, но ему она нравилась. Округлые формы ее тела, жизнерадостная улыбка, темные волосы тронули сердце Баннистера.
      – Кларисса, где вы научились говорить по-английски?
      – В Лондоне. Я работала гувернанткой у супружеской пары, которая продавала картины.
      – Много у них было детей?
      Кларисса хихикнула.
      – Это было двое мужчин.
      – Давно работаете в «Палм-Бич»?
      – Почти месяц. А вообще собираюсь доработать до конца сезона. Муж у меня англичанин, дома мне скучно, поэтому и работаю, чтобы как-то заполнить свободное время. Только поэтому…
      Она оценивающим взглядом осмотрела номер.
      – Чем занимаетесь вы, мистер Баннистер?
      – Руковожу предприятием, выпускающим фармацевтическую продукцию,- хладнокровно соврал Баннистер.- В Нью-Йорке. Хотите выпить?
      – Не сейчас. Вы надолго приехали в Канны?
      Нельзя было сказать, что дело было уже в шляпе, но то, как разворачивались события, вселяло определенную надежду… Самуэль нашел Клариссу в туалетной комнате в «Палм-Бич». Она сидела на стуле, читала «Вог» и рассеянно слушала звон монет, которые посетители бросали в стоявшую перед ней чашку. Отсутствие звука, когда Баннистер выходил из охраняемого ею объекта, насторожило ее. Она подняла голову и строго посмотрела на него. Он глазами показал на чашку, в которой лежала десятифранковая бумажка. Они оба одновременно улыбнулись. Бурные страсти рождаются иногда на ровном месте. Не ломаясь, она согласилась выпить с ним по стаканчику вина.
      – Устраивайтесь поудобнее, Кларисса.
      На ней было легкое платье, которое плотно облегало аппетитные формы. Сквозь тонкую ткань материи четко виднелись широкие ореолы сосков. Самуэль кашлянул и отвел глаза. Если не считать графиню, которая сама бросилась на него, он за двадцать пять лет супружеской жизни не имел ни одного любовного приключения.
      – У вас красивое имя… Кларисса…
      – Вам нравится?
      Они сидели в креслах друг напротив друга. Ему хотелось каким-то легким, непринужденным и необидным жестом показать на кровать, но его рука неожиданно стала весить десятки тонн. С ощущением ужасного комка в горле он поднял ее и потянулся к руке Клариссы. Когда до нее оставалось пять сантиметров, в дверь постучали. Очарование было разрушено – все придется начинать сначала.
      Он встал и, проклиная незваного гостя, направился к двери.
      В дверях стояла молодая девушка. У нее были пепельного цвета волосы и серые глаза.
      – Я, видимо, ошиблась,- смущаясь, сказала она.- Мне сказали, что один из моих знакомых живет в этом номере.
      – Как его зовут?
      – Ален Пайп.
      – Все верно. Это – его номер,- недовольным голосом сказал Баннистер.
      – Меня зовут Тьерри.
      Ах вот оно что! Это в нее влюбился Ален!
      – Его здесь сейчас нет,- враждебным тоном сказал Баннистер.
      – Вы не знаете, когда он возвратится?
      – Он уехал… Я – его друг, Баннистер.
      – Вы встретитесь с ним?
      – Встречусь, но не знаю когда.
      – Не передадите ли вы письмо?
      Она протянула Самуэлю конверт. Он осторожно взял его двумя пальцами.
      – Это очень важно,- прошептала она.
      – Можете рассчитывать на меня,- ответил Баннистер.- Передам сразу же, как только увижу его…
      – Скажите ему, что я срочно вынуждена уехать. Впрочем, в письме я обо всем написала. Скажите ему еще…
      – Что? Что я должен ему еще сказать?
      Она прикусила губу.
      – Нет, ничего. Спасибо.
      Она попрощалась кивком головы и пошла по коридору. Баннистер закрыл дверь, приходя в ужас от мысли, что Ален может променять Сару Бурже, со всеми вытекающими из этого преимуществами, на эту неприметную девицу. Слава Богу, что он оказался на месте! Самуэль порвал письмо на мелкие кусочки, бросил в унитаз и спустил воду. И с чувством исполненного долга возвратился к ожидавшей его Клариссе.
 

***

 
      «Роллс» свернул с Круазетт и поехал по аллее, ведущей к «Мажестик». Весь путь от Нью-Йорка до Ниццы Ален проспал и проснулся, уже когда самолет катился по посадочной полосе.
      – Я еще понадоблюсь вам сегодня?- спросил Норберт.
      – Не думаю… Если вам нужен сегодняшний вечер, я не возражаю.
      – Спасибо, мистер.
      – Любовное свидание, Норберт?
      – Собрание партийной секции, мистер.
      Ален улыбнулся и замер.
      – Быстрее! Ни в коем случае не останавливайтесь перед отелем. Объедьте вокруг!
      Он заметил Сару, которая оживленно беседовала с Сержем, и не хотел оказаться в плену ее навязчивой идеи о замужестве. Он почти распластался на заднем сиденье.
      – Норбет, как вы думаете, меня заметила девушка в зеленом платье, которая разговаривает с Сержем?
      – Нет, мистер. Мисс Бурже продолжает разговаривать.
      – Спасибо. Остановитесь.
      «Роллс» остановился напротив конференц-зала. Ален вышел из машины и по узенькой, идущей параллельно Круазетт, улочке дошел до служебного входа.
      Проявляя осторожность, беспрестанно оглядываясь по сторонам, он подошел к администратору и сказал:
      – Семьсот пятьдесят первый, пожалуйста.
      – Вашего ключа нет, мистер. Мистер Баннистер должен находиться в номере.
      Из лифта вышла Марина.
      – Ален!
      Ее заплаканное лицо тронуло его.
      – Это ужасно, Ален. Он умер у меня на руках.
      – Хадад?
      – Хакетт.
      – Хакетт мертв?
      Она зарыдала еще громче.
      – Умер. У меня в номере. Что обо мне подумают?- всхлипывала она.
      Ален взял ее за плечи и встряхнул.
      – Марина! Что ты с ним сделала? Марина?
      Поверх ее головы он заметил входившую в холл Сару. Он быстро втащил за собой в лифт Марину и нажал кнопку седьмого этажа.
      – Я лежала на кровати и тихонечко гладила его по затылку. Он только что продал все свои заводы, и его надо было успокоить. И я хочу тебе сказать, что Хакетт – это «Хакетт»!
      – Я знаю,- ответил Ален.- Я знаю…
      – Мне нужно вниз,- сказала дама в красном с маленькой собачкой на руках.
      Ален обнаружил ее присутствие только тогда, когда она заговорила.
      – После того, как поднимемся на седьмой,- ответил Ален.
      Собачонка устрашающе тявкнула.
      – Пока я сходила за водой и легла на кровать, он уже умер.
      – От чего он умер?
      – Остановилось сердце. Какое это имеет значение! Чтобы не таскать его по коридорам, его оставили лежать у меня. Меня перевели на шестой… Куда-то исчезла моя джинсовая юбка.
      Двери лифта открылись.
      – Марина, увидимся позже, и ты подробно все мне расскажешь.
      – Это ты должен мне сказать, что делаешь в Каннах!
      – Мы будем спускаться в конце концов!- занервничала дама.
      Ален не успел выйти, и стальные двери лифта автоматически закрылись. Дама хотела нажать на кнопку третьего этажа, и в этот момент собачонка выскользнула у нее из рук.
      – В Нью-Йорке я заходила к тебе. С Гарри все!.. Несчастный Арнольд! У тебя не было воды, и я ушла.
      – Где ты познакомилась с Хакеттом?
      – Осторожно! Моя собачка!- кричала дама.- Жан-Поль, сюда… Прыгай!
      Но напрасно она подставила руки, Жан-Поль не реагировал…
      – У Пэппи,- ответила Марина.- Ты знаешь Пэппи?
      – Нет.
      Лифт остановился на первом этаже. Двери открылись.
      Собачонка быстро шмыгнула в холл. Дама хотела броситься следом, но натолкнулась на Марину.
      – Ален!- раздался голос Сары.- Ален!
      Ален автоматически нажал на кнопку седьмого этажа. Лифт плавно двинулся вверх.
      – Мне нужно вниз,- завизжала дама в красном.- Жан-Поль!..
      – Э! Вы, в красном! Осторожнее! Вы отдавили мне ноги,- сказала Марина.
      – Я – подруга мистера Голена,- задыхалась от негодования дама.- Я протестую! Я приезжаю сюда уже двадцать лет! Если с моей крохотулечкой что-нибудь случится!..
      – Кто эта Пэппи, Марина?
      – Подружка Питера.
      – А что у нее общего с Хакеттом?
      – Меня это не касается. После того как я ушла от тебя, я встретила его у нее, и он пригласил меня сюда. Как бы всех их я ни уважала…- Нахмурив брови, она повернулась лицом к даме и закончила фразу:- …старики мне противны!
      Лифт остановился,
      – Это вы сказали в мой адрес?- спросила дама.
      – Да!- рявкнула Марина.- И еще, я терпеть не могу собак!
      В этот раз Алену удалось выскользнуть из лифта раньше, чем закрылись двери. Он постучал в свой номер.
      – Кто там?- послышался голос Баннистера.
      – Я! Открывай!
      – Ален?
      – Ты откроешь, или я высажу дверь!
      Послышался скрежет ключа в замочной скважине.
      Дверь приоткрылась, и появилась голова Баннистера. Ален оттолкнул его в сторону и заметил, что тот в одних трусах.
      – Опять!
      – Я не один…- смущаясь, сказал Самуэль.
      Ален посмотрел на него испепеляющим взглядом.
      – Графиня?
      – Дама из туалетных комнат в «Палм-Бич». Умоляю тебя, Ален, будь повежливее! Она замужем.
      – Вот и сопроводи ее в туалеты! Мне срочно нужен номер.
      – Ален, мы только начали немного…
      – Вон!
      Ален открыл двери ванной и, обернувшись, посмотрел на Баннистера.
      – Когда я отсюда выйду, я выброшу вас обоих через окно. Что касается тебя, придешь через час… у меня для тебя будет новость…
      Ален захлопнул дверь, включил холодную воду и разразился истерическим смехом. Когда он вышел, в номере никого не было. Он оделся, сделал какую-то запись в блокноте и позвонил Прэнс-Линчу.
      – Я прилетел, зайдите ко мне.
      Он погрузился в изучение цифр, которые только что написал. Раздался стук в дверь. Он быстро спрятал листок в карман и пошел открывать.
      – Хорошо долетели, мистер Пайп?- спросил Гамильтон.
      – Прекрасно! Спасибо!
      – Все прошло удачно?
      – Лучше не бывает!
      – Я только что разговаривал с Фишмейером… Покажите мне, пожалуйста, чек.
      – Ваш здесь, а где мой?
      – Пожалуйста,- сказал Прэнс-Линч.
      – Они обменялись чеками.
      – Честно, мистер Пайп?
      – Честно.
      – Ну что же, отлично,- сказал Гамильтон, возвращая Алену чек на пятьдесят миллионов долларов, выписанный Фишмейером на его имя.- Вам осталось провести операцию передаточной подписи в одном из банков Женевы, который я вам укажу.
      Ален повернулся к нему спиной.
      – Вы слушаете меня, мистер Пайп?
      – Да, я слушаю вас.
      – Вы оформите передаточную подпись…
      – Я не буду этого делать,- прервал его Ален.
      – Что вы сказали?
      – Чек выписан на мое имя, и я собираюсь положить эти деньги на свой счет.
      Прэнс-Линч, выпучив глаза, смотрел на Алена.
      – Вы шутите?
      – Вовсе нет,- ледяным тоном ответил Ален.- Посмеяться надо мной хотели вы! Вы воспользовались мной, чтобы закамуфлировать профессиональную ошибку и заработать пятьдесят миллионов долларов за счет преданного вам клиента.
      – Вы считаете себя достаточно сильным, чтобы шантажировать меня?- презрительно спросил Гамильтон.
      – Хакетт – мертв, потому что доверял вам.
      – Все знают, что у него было больное сердце.
      – Вы совершили безнравственный поступок, мистер Прэнс-Линч. Я в шоке!
      – Сколько вы хотите,- скрежетнул зубами Гамильтон.
      – Вначале проанализируем, в каком положении находится каждый из нас.
      – Ближе к делу.
      – Когда вы в первый раз заговорили об «организации», меня крайне удивило то, что вся ваша затея не стоила и выеденного яйца. Даже скупив все имеющиеся на руках акции, вы приобрели бы только сорок процентов капитала. Недостаточно, чтобы контролировать «Хакетт», не так ли? Успех вашей операции обеспечивали два условия. Первое – найти способ вынудить Хакетта продать свои акции. Вы – его банкир, и вам ничего не стоило перекрыть ему кислород, отказав в кредите. Второе – появление на сцене третьего лица с чистыми руками, чтобы выкупить у него контрольный пакет за смехотворную цену: это – я. Идеальный простачок, мистер Прэнс-Линч, особенно после того, что со мной произошло.
      – Даю вам последний шанс, Пайп! Оставьте себе двести тысяч, отдайте мне пятьдесят миллионов и исчезните.
      Улыбаясь, Ален смотрел на него.
      – Есть страшные слова, мистер Прэнс-Линч, например «исчезновение». В том, что я не исчез раньше, после моего первого отказа, вы не виноваты…
      Гамильтон напрягся всем телом.
      – Что вы хотите сказать?
      – Ничего,- ответил Ален, не сводя с него глаз.- Ровным счетом ничего. Мы понимаем друг друга…
      – Не совсем.
      Ален заметил, что он на секунду опустил глаза.
      – А это вы не забыли?- спросил Прэнс-Линч, доставая из кармана лист бумаги.
      Ален узнал текст, который он подписал четыре дня тому назад во время заключения их сделки. В нем говорилось, что Ален выступает посредником и подставным лицом Прэнс-Линча.
      – Стоит мне показать это любому представителю закона, и вы будете уличены в шантаже,- угрожающим тоном сказал Прэнс-Линч.
      Улыбаясь, Ален смотрел ему прямо в глаза.
      – Черта с два!
      – Не провоцируйте меня…
      – Этот документ лишний раз свидетельствует о вашей нечистоплотности, мистер Прэнс-Линч. Ни один банкир не имеет права давать зеленый свет какой-то «организации» с целью личного обогащения. Это – преступление.
      – Я увеличиваю ваши комиссионные до пятисот тысяч долларов.
      – Не в вашем положении делать предложения. У меня другие соображения на этот счет. Я хочу получить контрольный пакет «Хакетт»!
      Прэнс-Линч чуть не задохнулся.
      – Вы – сумасшедший, и вас надо связать.
      – Об этом мне уже говорил Хакетт, когда я предложил ему продать акции. А теперь слушайте меня! Делаю вам предложение.
      – Связать,- автоматически повторил Гамильтон.
      – Если вы его принимаете, а, между нами говоря, я не вижу для вас другого выхода, я дам вам комиссионные. И не пятьсот тысяч долларов, а пять миллионов.
      – Что за бред вы несете?- возмутился Гамильтон.
      – Я возвращаю вам чек на пятьдесят миллионов долларов, а вы восстанавливаете документ на шесть миллионов акций, которые я отдал Фишмейеру.
      – Кто будет за них платить?- покраснел Прэнс-Линч.
      – Вы, естественно! Но из собственного кармана. Вы – шеф «Бурже». Вы предоставляете мне долгосрочный кредит на 75 миллионов долларов. За 70 миллионов я выкупаю акции и 5 миллионов перевожу вам на счет в качестве комиссионных.
      Ален бросил небрежный взгляд на часы.
      – Для принятия решения даю вам ровно пять минут.
      Он налил в стакан виски и вышел с ним на балкон. Несколько секунд Гамильтон сидел не шелохнувшись, затем схватил бутылку, налил полный стакан и, не отрываясь, выпил до дна. Если положить пять миллионов в швейцарский банк под один процент годовых, это составит кругленькую сумму. Может, стоит не трепать себе нервы и быстрее обрести свободу: расстаться с Эмилией и лететь на собственных крыльях?
      – Мистер Пайп!
      Ален стоял возле парапета и смотрел в сторону бассейна. Услышав голос Прэнс-Линча, он обернулся, и на его губах мелькнула презрительная усмешка.
      – Я обдумал ваше предложение,- сказал Прэнс-Линч и дрожащей рукой достал из пачки «Мюратти».- Я согласен.

      Шестого августа, спустя два дня после закрытия счета «организации», Ален вышел из машины на 42-й улице. От нестерпимой жары Нью-Йорк казался липким. Он вошел в здание Рифолд Билдинга, пересек холл, поднялся на лифте на тридцатый этаж. Было десять утра. Через час он должен предстать перед административным советом «Хакетт Кэмикл Инвест», чтобы быть избранным президентом. С шестьюдесятью процентами акций в кармане процедура представляла собой не более чем рутинную формальность. Коридор встретил его знакомыми запахами, звуками, но сегодня они означали для него окончание его прошлой жизни. Мимо прошли несколько бывших коллег, странно посмотрели на него и мимоходом поздоровались. Его это удивило. Неужели они не знают, что теперь хозяин здесь – он? Он толкнул дверь кабинета под номером 8021.
      Баннистер поспешно убрал ноги со стола.
      – Что ты дергаешься?
      – Изучаю документацию по фтору,- виноватым голосом пробормотал Самуэль.
      Ален с недоумением посмотрел на него. Затем подошел к окну и уткнулся носом в стекло. Баннистер видел его в такой позе сотни раз. Ален возвратился из Канн два дня назад, направив по следу Тьерри детективов из частного сыскного бюро. Но никаких новостей о ней не поступало.
      Они ищут… Он поселился в отеле, где провел ночь с девушкой из «Америкэн Экспресс». После «Мажестик», «Палм-Бич», изысканных Канн уже ничто не могло произвести на него впечатления. Даже его победа была с привкусом горечи, потому что не было человека, с которым можно было бы отпраздновать ее… Только Самуэль… Он посмотрел на него через плечо. Тот усердно перелистывал бумаги, лежавшие перед ним.
      – Сэмми!
      Баннистер поднял голову.
      – Слушаю.
      – Проблемы?
      – Извините, у меня много работы.
      – Ты издеваешься надо мной?
      – Нет… нет…- залепетал Баннистер, еще ниже склоняясь над бумагами.
      Ален ошалело посмотрел на него.
      – Ты обращаешься ко мне на «вы»?
      – Это я нечаянно,- ответил Баннистер и буквально уткнулся носом в лежавшие перед ним бумаги.
      Ален прыгнул к столу, резким движением смахнул все папки на пол, схватил Баннистера за лацканы пиджака и рывком поставил на ноги.
      – Если ты сейчас же не объяснишь, почему воротишь от меня свою рожу, я выбью тебе все зубы!
      – Честное слово… Просто накопилось много работы…
      – Не надо запускать мне за воротник морского ежа.
      От возмущения лицо Алена приобрело вишневый цвет.
      – Ты не хочешь смотреть мне в глаза, не разговариваешь, как будто я прокаженный! Если я чем-то тебя обидел, скажи… Или ты принимаешь меня за хозяйку третьесортного борделя, что не можешь снизойти до разговора со мной?
      Баннистер осторожно освободился из рук Алена, опустил голову и едва слышно пробормотал: «Именно…»
      – Что «именно»?- взревел Ален.
      Баннистер отвел глаза в сторону.
      – Я не… не знаю, как мне сейчас с тобой…
      – Какая же ты скотина!- с облегчением вздохнул Ален.- А я подумал, что ты меня больше не любишь.
      – Засранец! Ты хоть понимаешь?! Теперь Хакетт – это ты. В конторе все в шоке. В «Романос» переполох… Все парни дрожат от страха.
      – В чем я изменился?
      – Ты – хозяин!
      Баннистер схватил трубку уже несколько секунд трезвонившего телефона. Лицо его исказилось.
      – Хорошо, мистер… Разумеется, мистер…
      – Кто это?- спросил Ален.
      Самуэль опустил трубку вниз и шепотом произнес: «Мюррей!»
      – Дай-ка мне его. Мюррей? Немедленно зайдите в мой бывший кабинет.
      Баннистер с ужасом смотрел на него.
      – Вчера он устроил мне разнос по поводу моего отсутствия. От считает, что я нарушил профессиональную этику, и хочет уменьшить мне выходное пособие.
      – На самом деле?
      – Ты же знаешь его.
      – Он прав,- сказал Ален.- Следуя букве закона, ты не имеешь права бросать работу, когда тебе вздумается.
      Лицо Баннистера стало похожим на печеное яблоко. Ален показал ему заголовок в «Геральд трибюн», которую принес с собой.
      «Убийцы Гамильтона Прэнс-Линча задержаны».
      – Ты знаешь, кто его прикончил? Те два типа, которые охотились за мной, когда я занимался водными лыжами. Кстати, они выполняли его приказ. До этого они подорвали во время фейерверка Эрвина Брокера. И всем этим балетом руководил Цезарь ди Согно. Они во всем признались. Теперь сидят за решеткой. Если верить убийцам, Гамильтон отказался платить по счету, и тогда они сами с ним рассчитались… правда, по-своему.
      Он заметил, что Баннистер не слушает его, а с ужасом в глазах смотрит за его спину. Ален повернулся. В дверях стоял Мюррей.
      – Мистер Пайп, позвольте мне выразить вам искренние поздравления с заслуженным назначением.
      На протянутую Оливером руку Ален обратил внимания не более, чем на брошенный в урну окурок. Он ледяным взглядом окинул фигуру Мюррея и сел за стол.
      – Скажите, Мюррей… Вы же знаете, что употреблять спиртное в рабочее время запрещено. Или у вас для этого есть особая причина?
      Почувствовав себя не в своей тарелке, Баннистер отошел к окну.
      – Мистер Пайп, я за всю жизнь не выпил ни капли спиртного. Почему вы спросили?
      – Мне показалось, Мюррей… Сколько лет вы у нас работаете?
      – Пятнадцать лет, мистер.
      – СОЛИДНО! Сколько вам лет?
      – Пятьдесят два, мистер.
      Ален надолго замолчал. Мюррею не предложили сесть, и он нервно переступал с ноги на ногу.
      – Какая у вас зарплата?
      – Три тысячи триста шестьдесят пять долларов в месяц. Чистыми…
      – Многовато,- произнес Ален.- Сколько составит выходное пособие в случае вашего увольнения?
      – Вы хотите меня уволить?- чуть не задохнулся Мюррей.
      – В данном случае решение принимаю не я. Я подпишу только то, что посчитает нужным наш новый генеральный директор, господин Самуэль Баннистер, по счастливой случайности присутствующий здесь.
      – Примите мои искренние поздравления, господин генеральный директор,- жалобно забормотал Мюррей, поклонившись Баннистеру.
      Лицо Баннистера стало похоже на радугу после дождя: красный цвет переходил в желтый, тот в зеленый и т. д. Дверь открылась, и в кабинет вошел посыльный.
      – Мистер Пайп, миссис Виктория, мисс Гертруда Хакеты и другие члены семьи хотели бы встретиться с вами до начала заседания административного совета. Они ждут вас в кабинете мистера Хакетта.
      – Хорошо,- сказал Ален,- уже иду. Мюррей, вы можете возвратиться в свой кабинет. Господин генеральный директор, изучите его личное дело и примите решение о целесообразности его дальнейшего пребывания в нашей фирме.
      У двери Ален обернулся и сказал Баннистеру:
      – Ты слышал, старый козел! Займись Мюрреем! И не особенно с ним церемонься. Это – мразь!
      Наэлектризованный Баннистер неожиданно, и в первую очередь для себя, бешеным взглядом посмотрел в глаза своего мучителя и рявкнул, как сержант на проштрафившегося новобранца;
      – Чего ждете, Мюррей? Ваше личное дело уже давно должно было бы лежать у меня на столе!
      По лестнице Ален поднялся на два этажа выше, в святая святых фирмы «Хакетт».
      Перед дверью кабинета он попробовал узел галстука и нажал на ручку. Высотой потолков помещение напоминало кафедральный собор. В глубине кабинета, у противоположной стены, стоял огромный стол из нержавеющей стали. За ним сидела девушка в белом трикотажном платье и солнцезащитных очках. ТЬЕРРИ!
      Ален побледнел. Он скрипел зубами, до хруста в суставах сжимал кулаки, сдерживая себя, чтобы не броситься к ней. Ему до ужаса хотелось заключить ее о объятия и закружить в бесконечном танце. Он медленно прошел тридцать метров, разделявших их.
      – Здравствуйте, Гертруда Хакетт!
      – Здравствуйте, мистер Ален Пайп!
      – Вы хотели меня видеть?
      – Я хотела познакомиться с вами, перед тем как оставлю свою должность. Мой отец, вопреки моему желанию, назначил меня менеджером фирмы. Не могу сказать, что я что-нибудь сделала на этом посту… В жизни у меня были другие устремления…
      – Какие?
      – Учеба, путешествия. Я хотела быть свободной. Вы понимаете меня?
      – Понимаю.
      – Я не очень ладила с отцом… Он поклонялся только деньгам, поэтому наши взгляды на жизнь и ее ценности не совпадали. В восемнадцать лет я ушла из дому и обеспечивала себя сама. Я только что прилетела с Лазурного берега.
      – Вам понравилось там?
      – Я познакомилась с восхитительным человеком…
      – Я тоже…
      – Возможно, я была не права в отношении отца… Пожалуй, мне надо было больше интересоваться делами. Покидая вас, я немного сожалею, что для меня здесь не найдется работы.
      – А вам хотелось бы?
      – Я почти ничего не умею делать.
      – Печатать?
      – Приблизительно…
      – Хотите попробовать?
      – Да.
      – Садитесь за машинку. Я продиктую вам письмо. Если я останусь вами доволен, получите место секретаря-стажера.
      Тьерри встала из-за стола, подошла к низкому столику, на котором стояла пишущая машинка, и заправила чистый лист бумаги.
      – Я готова.
      – Приступайте,- безразличным голосом сказал Ален.
      «Мисс, в ответ на ваше письмо от 28 июля, которое я не получил, прошу вас принять к сведению, что я Вас люблю».
      Он замолчал на несколько секунд, затем продолжил. «Я Вас люблю… Я Вас люблю».
      – Сколько раз напечатать «Я Вас люблю»,- не поднимая головы, спросила Тьерри.
      – Десять, сто раз, столько, сколько вы пожелаете… Диктую дальше.
      – Я слушаю.
      «В связи с вышесказанным, не могли бы Вы в своем ближайшем письме назначить дату нашей свадьбы?»
      Треск машинки резко оборвался. Тьерри сняла очки. Превозмогая дрожь в ногах, Ален напряженно смотрел на нее. Лицо ее было бледным. В течение бесконечно долгих десяти секунд они стояли неподвижно, затем в едином порыве бросились в объятия друг другу.