Толботт растянул Джека на мерзлой земле и, склонившись над ним, дышал ему в рот. Где-то, требуя внимания, рыдала вдовушка; мужчины по-прежнему бегали с ведрами вверх и вниз, но Саманта сосредоточилась только на Слоане и Джеке. Одна из сестер принесла ей одеяло, и она машинально обернула его вокруг бедер.
      Слоан давил на грудь Джека, выгоняя дым из его легких, затем снова дышал ему в рот, но мальчик не двигался. Это пугало Саманту больше всего: Джек, который не двигался, – или спал, или был мертв.
      Она схватила мать за руку, как только та оказалась рядом, и Элис ответила ей крепким пожатием, но Саманта ничего не заметила. Она была полностью поглощена наблюдением за Слоаном.
      Такой огромный, что в один момент мог сломать Джеку ребра, он контролировал свой вес с удивительным изяществом и целиком сосредоточился на своей работе: нажим – вдох, нажим – вдох. Он даже не чертыхался. Слоан явно выкладывался, чтобы спасти мальчика, который ему нисколько не нравился.
      Наблюдая, как человек, которого она едва выносила, старается оживить бездыханного кузена, Саманта поняла, что не может его больше ненавидеть. Как ненавидеть человека, который так беззаветно спасал ребенка, который – совершенно очевидно – рисковал своей жизнью? Черствый, всегда раздраженный человек, которого каждый видел изо дня в день, на глазах изменился. Он мог стать прежним в любую минуту, но для нее барьера, которым он отгородился от остального мира, больше не существовало.
      Когда наконец Джек зашевелился, по щекам ее покатились слезы. Она задержала дыхание и стала неистово молиться – до тех пор, пока Джек не забился под руками Слоана. Потом опустилась на колени рядом с кузеном и обняла его, а мать подошла к Толботту. Саманта же не поднимала глаз. Какой-то хрупкий мостик возник между ними теперь, и ей казалось, он обрушится, если она взглянет на мужчину.
      Стоя на коленях, Слоан слегка раскачивался из стороны в сторону. Он ни о чем не думал, ничего не чувствовал. Чья-то прохладная рука коснулась его ссадин и ожогов, но он не обратил внимания. Он просто смотрел, как мальчик задышал самостоятельно, закашлялся и попробовал вырваться из рук мужчин, которые подхватили его. Парень был жив! Он вернул ему жизнь!
      Это не поднимет мертвого из могилы. Тем более не заменит его. Но каким-то необъяснимым образом оживший мальчик принес облегчение. Слоан позволил старшей Нили заняться его руками, смягчить боль от ожогов. Сейчас он с удовольствием дышал полной грудью.
      К тому времени, когда Слоан полностью пришел в себя, руки его горели, плечо саднило, но пожар был ликвидирован. Он посмотрел на закопченные стены своего дома, пожал плечами и последовал за женщинами Нили туда, куда принесли Джека и привели других пострадавших на пожаре.
      В доме не было хаоса, как ожидал Слоан. Сестры-двойняшки, видно, многому научились у матери. Их пациенты, сидя за столами, потягивали кофе – все равно как в гостях. Вдовушка же была безутешна. Как только Слоан вошел, она пристроилась рядом. Никаких видимых повреждений у нее не было, кроме растрепанных волос и подпорченного огнем платья, и Слоан отстранился.
      – Там были все мои вещи, мистер Толботт! – заплакала она вслед уходящему хозяину. – Что мне теперь делать?
      – Все, что делали прежде, – только без вещей. Глупец, каким он был когда-то, много лет назад, подал бы ей руку и посочувствовал, но тот человек был мертв. Теперь Толботта интересовало только одно – кто поджег его дом, потому что он твердо знал, что это был поджог. Дрова, что он оставил под дверью комнаты вдовы, были перенесены и использованы для разведения огня.
      Слоан мысленно отметил всех, кто был в гостиной, пробираясь через нее в поисках маленькой спальни, куда Саманта перенесла Джека. Прибавился просто еще один список в его коллекции, но скоро он сумеет разобраться.
      Когда он вошел, Саманта ничуть не удивилась. На ней были та же самая блузка и все то же одеяло. Джек сидел в постели, кашлял и старался проглотить отвар, который предлагала ему кузина.
      При появлении Слоана Саманта жестом указала на кувшин:
      – Вам тоже полезно было бы выпить. Мама зря не скажет.
      Он и не почувствовал, как сильно хотел пить. Наполнив стакан, Толботт поморщился от боли в плече. Прежде чем он сообразил, что происходит, Саманта уже сажала его в кресло.
      – Вы снова повредили плечо. Снимите рубашку, я позову маму осмотреть вас.
      Он сел, но на ее предложение только пожал плечами.
      – Мне не нужна нянька. – Он повернулся к Джеку, отпил глоток, поморщился и отставил стакан в сторону.
      Джек чуть испуганно наблюдал за мужчиной. Слоан осмотрел его зрачки, взял тонкую руку мальчика, затем пощупал пульс и прослушал дыхание. Джек выгибался, стараясь уклониться от всех этих действий, но вслух не протестовал.
      Выпрямившись, Слоан отпил еще глоток.
      – Жить будешь, – сказал он в заключение. – А теперь расскажи, что случилось.
      Он чувствовал, что Саманта смотрит на него с удивлением, но объяснять ничего не стал. Надо было найти того, кто пытался его убить и в этой попытке едва не убил еще троих. В памяти Толботта тотчас всплыл вид Саманты, перелезавшей через подоконник и одетой только в легкую блузку и панталоны, но благодаря десятилетнему контролю над собой он тут же стер эту картину. Его необыкновенная способность концентрироваться была, бесспорно, сильной чертой характера.
      Джек поперхнулся, пытаясь пить, и закашлялся еще больше. Саманта заслонила его от Слоана.
      – Оставьте его, пожалуйста, в покое. Он никуда не убежит. Вам следует заняться своим плечом, а Джеку нужно отдохнуть. Зададите свои вопросы, когда вам обоим станет лучше.
      Слоан не выносил, когда ему перечили. Он свирепо уставился на эту бледную немочь. Девушка смотрела ему прямо в глаза, забыв, во что одета. Одеяло распахнулось, открыв пленительный вид кружевных панталон и сорочки, соблазнительно подрагивающей под изящным муслиновым корсетом. Ряд корсетных застежек подчеркивал изгиб тела, и ему вдруг неодолимо захотелось расстегнуть и посмотреть, что там под ними.
      Когда через секунду он пришел в себя, то только прохрипел, подталкивая ее к двери:
      – Вы выиграли. Ступайте и отыщите себе какие-нибудь брюки – прежде чем мои люди поймут, что вы настоящая женщина.
      Ее глаза расширились и превратились в синие озера. Затем она опустила глаза, вспыхнула и моментально выпорхнула из комнаты.
      Самолюбие Слоана было удовлетворено, он снова сел у постели мальчика. Джек по-прежнему настороженно смотрел на него, но Слоан и думать о нем забыл. Ощущение тесноты в паху заслонило всякую боль. Он желал этой чертовой Саманте провалиться в преисподнюю – или затащить ее в постель и там… Любой из этих вариантов его устраивал. Скверно, очень скверно!
      – Расскажи мне, что произошло, – попросил он сухо, чтобы подавить разыгравшееся воображение и забыть о дразнившей его женщине.
      – Я почувствовал запах дыма… – Джек закашлялся и глотнул отвар.
      Слоан устало откинулся в кресле, не сводя глаз с упрямого пациента.
      – И?.. – нетерпеливо подтолкнул он. Джек зашевелился в нерешительности.
      – Я пошел посмотреть, откуда дым. Думал, может, кого-нибудь надо спасать.
      Слоан закатил глаза. Бедняга Нили! Эту чертову семейку надо было передушить по одному, чтобы больше не плодились. Со вздохом смирения Толботт опустил взгляд.
      – И, конечно, тебе не пришлось вместо этого самому бежать и звать на помощь.
      Челюсти Джека сжались, и он отвернулся.
      – Мой отец бы этого не сделал.
      Конечно, не сделал. Его отец был, вероятно, таким же психом, как и Эммануэль Нили. Но отец, должно быть, был для него кумиром, и Слоан почувствовал укор совести – и так мальчишке тяжело было справиться со своим позором. Он любил отца. И лучше отца для детей никого нет.
      Голос Слоана стал мягче:
      – Я понимаю. Все в порядке. Ты побежал наверх – посмотреть, не надо ли кого предостеречь. И что ты увидел?
      Мальчик глубоко вздохнул и снова закашлялся. Слоан немедленно подскочил к нему, слегка приподнял и несколько раз нажал на ребра, чтобы облегчить ему дыхание. Мальчик еще слишком юн и мал, чтобы спасать кого-нибудь. Он и сам-то был беспомощным мешочком хрупких косточек и слезинок. Слоан бережно подержал его в руках, пока ребенок не задышал свободнее, и не стал утешать, когда тот вдруг уткнулся в него и заплакал.
      В этот момент вошла Саманта. Она переоделась в мужскую рубашку и джинсы, которые лишь подчеркивали соблазнительную линию бедер и осиную талию. Слоан решил убедить себя, что слишком стар для всего этого, откинулся к изголовью кровати и закрыл глаза. Мальчик прижался к нему, не подозревая о появлении кузины.
      Слоан кивнул ей на дверь. Глаза Саманты подозрительно сузились. Она внимательно посмотрела на Джека и, убедившись, что ему хорошо, подчинилась молчаливому распоряжению. Слоан слышал ее удаляющиеся шаги, но не смел открыть глаза, пока они не затихли.
      – Ну, хорошо. А что ты увидел, когда поднялся по лестнице? – Ему не хотелось быть назойливым, но речь шла об убийце, свободно разгуливавшем по поселку, и его надо было найти.
      Джек засопел и по-мужски пожал плечами:
      – Дым шел из вашей комнаты. Я подумал, что, может быть, вы там, и открыл дверь. Внутри полыхал огонь, и я закричал. Потом попробовал спуститься к вдове Блэк. В это время обрушилась балка, и я не смог через нее перебраться. Больше я ничего не помню.
      – Когда ты был внизу, в моем кабинете, ты видел кого-нибудь? За окнами, или в холле, или где-нибудь еще?
      Джек выпрямился и посмотрел на Слоана:
      – Вы думаете, кто-то поджег дом? Теперь Слоан посмотрел на Джека:
      – Ты думаешь иначе?
      Глаза Джека расширились – как раньше у его кузины.
      – Это не я!
      – Я и не утверждаю, что ты. Но в моей комнате не было ничего такого, что могло бы загореться само.
      – Может, пожар начался от печки вдовы и перекинулся дальше на холл?
      Слоан ничего не стал объяснять. Надо вернуться в отель и посмотреть самому повнимательнее.
      – Ладно, ты пока отдохни, и если что-нибудь вспомнишь, пошли за мной. Ты храбрый парень, раз попытался спасти вдову. Но в следующий раз зови кого-нибудь на помощь. Всегда лучше заниматься такими вещами вдвоем.
      – Я запомню, – сонно ответил мальчик, и его веснушчатое лицо порозовело от похвалы.
      Такая ерунда – одно доброе слово, но оно может буквально перевернуть человека! Слоан старался не думать об этом, а Джек смотрел на него с гордостью. Потом он закрыл глаза, чтобы отдохнуть, как было велено. Толботту не хотелось, чтобы мальчик так вот на него смотрел. Ни этот мальчик, ни кто-нибудь другой. Он привык, что его презирали и боялись.
      Он выскочил из дома Нили так быстро, будто свора адских псов гналась за ним по пятам.
      Саманта видела, как он уходит, но не окликнула. Слоан Толботт – сильный человек. Он сам о себе позаботится.
 
      Из окна своего дома Саманта видела, как мужчины день за днем ползали вверх и вниз по стенам отеля, поднимая обрушившиеся полы, заделывая крышу или осматривая повреждения на галерее. Она не знала, где Слоан Толботт проводил эти холодные ночи, но, похоже, он больше не пользовался отелем. Хотя, несмотря на следы пожара у нескольких окон, отель выглядел даже лучше, чем прежде.
      Она отошла от окна. Стоял январь, а об отце все еще ничего не было слышно. Ей хотелось спуститься с горы в ближайший поселок, но мать даже слышать об этом не хотела. Если бы ей удалось опросить внизу несколько человек, она непременно узнала бы что-нибудь. Немногим удавалось забыть Эммануэля Нили.
      Но Саманта не могла взять с собой кого-нибудь из сестер, а мать считала, что попутчик-мужчина – это неприлично, ехать же одной – верх глупости. Эх, была бы она мужчиной! Но она им не была.
      Этот факт стал главным разочарованием в ее жизни. Саманта знала, что отец мечтал о сыновьях, продолжателях его дела. Он даже заготовил имена каждому из них. Ее он назвал в честь отца: Сэмюэл. Гарриет и Бернадетту назвали в честь его дядьев – Гарольда и Бернарда. Интересно, как бы он назвал четвертую дочь. Больше дядьев у него не было. Может, по имени отца матери? Алоизий – такое имя непросто превратить в женское.
      Несмотря на разочарование, отец по-своему любил их всех. Он делал им кукол, которые двигались, и небьющуюся кукольную посуду. Однако куклы и игры «в домик» никогда не интересовали Саманту. Ей хотелось идти за отцом и делать то, что делал он. Но он относился к ней снисходительно, так же как и ко всем остальным женщинам своего дома.
      Саманта не могла поверить, что он исчез, не оставив никакого знака. Отец никогда бы не заставил ее гадать, что с ним. Она была уверена в этом, как в своем имени. Он не стал бы сидеть где-то, ожидая, когда его найдут, – если, конечно, не произошло чего-то ужасного.
      Но даже в этом случае при нем, Саманта знала это, было достаточно документов, чтобы их известили о его смерти. Люди просто не могли остаться равнодушными к Эммануэлю Нили. Они не могли бы остаться равнодушными и к его телу – если, конечно, он не был расчетливо убит и тайком захоронен.
      Она гнала эти мысли. Единственным известным ей человеком, способным на такое вероломство, был тот, кто поцеловал ее, почти бесчувственную, и проявил такую заботу о мальчике, которого у него не было никаких причин любить. Когда они приехали, она думала, что Слоан Толботт способен на убийство, теперь она сомневалась в этом.
      Не зная, чем бы заняться, она направилась через улицу к отелю. Она шла без всякой определенной цели, но Слоана было трудно пропустить. Он распоряжался обработкой досок на заднем дворе. Рядом с ним сидел Джек и, тщательно вымеряя длину досок, делал на них отметки, чтобы Джо знал, где пилить.
      Слоан поднял глаза, когда она вошла на задний двор, потом отвернулся к рабочему, который монтировал деревянные поручни для лестницы черного хода.
      – Что вам нужно? – бросил он отрывисто через плечо.
      – Я думала, может, могу чем-нибудь помочь? – Саманта сунула руки в карманы. По какой-то странной причине она теперь и в брюках чувствовала себя почти так же неуклюже, как недавно в юбках.
      – Почему бы вам не пострелять белок?
      Он все еще не смотрел на нее. Саманта нахмурилась.
      – Почему? У нас теперь больше свинины и говядины, чем даже было дома.
      – Тогда ступайте и вяжите шарф или что-нибудь еще.
      Он сознательно прогонял ее. Саманте хотелось стукнуть его по ноге, чтобы привлечь внимание.
      – Я не умею вязать. И устала бездействовать. Вон там у вас – это виноградная лоза?
      Слоан тотчас взглянул на нее. Она смотрела на лозу и не видела выражения его лица.
      – А на что это, по-вашему, похоже? – с раздражением спросил он.
      – Она должна быть обрезана. Дома я экспериментировала с лозой, но никогда не видела такого разнобоя и такого интенсивного роста, как здесь. Много винограда собираете?
      – Откуда мне, черт побери, знать? Я не садовод!
      – Я садовод, – ответила она с грустью. – И отец писал, что приобрел лучшую в стране долину для моего сада, но никто не может сказать мне, где она. Вы не возражаете, если я взгляну на ваш виноградник поближе?
      Не дожидаясь ответа, она двинулась вперед. Слоан молча смотрел ей вслед. Пустота этого ее сухого, знойного голоса задела в нем струну, которой, как он думал, больше не существовало. У него что-то оборвалось внутри, когда он увидел, как покачиваются ее бедра. Теперь она выглядела в джинсах по-другому, это его здорово задевало.
      Эта женщина была так же одинока и так же скучала, как и он сам – потерянный, все время ищущий чего-то. Может, он смог бы показать ей, где найти то, чего не хватает им обоим?

      Саманта не шла у Слоана из головы, пока он работал со строителями у отеля. Она волновала его, а времени на волнение не оставалось: надо было искать убийцу.
      Но он никак не мог сосредоточиться! Всю свою жизнь Толботт ставил себе цели и добивался их. И вот теперь, когда на карту поставлена его жизнь, он лишь тупо смотрел на эти укрытые грубой холстиной бедра, которые призывно покачивались у виноградной лозы, и слушал этот грудной голос, который звал Джека к обеду.
      Чертова девица буквально усыновила его виноградник. Она ежедневно проводила здесь целые часы, осматривая старые, одеревеневшие плети, тщательно обрезая их, распутывая ярды отрезанных, застрявших в полусгнившей решетке. Он слышал, что она даже разговаривала с этими чертовыми ветками! Вернее, что-то вполголоса напевала. Звук ее голоса дрожью отдавался в его спине, а точнее – в пояснице.
      Когда Толботт крикнул Джо, чтобы тот тащил очередной штабель распиленных досок на второй этаж, и обнаружил, что этот старый козел торчит в винограднике, вместо того чтобы заниматься делом, он взорвался. Прошагав через весь двор, расталкивая на ходу рабочих, он подскочил сзади к своему первому помощнику и рявкнул ему прямо в ухо:
      – Чем ты, черт побери, тут занимаешься?!
      Джо подпрыгнул и едва не выронил из рук секатор. Очухавшись, он передал инструмент женщине, которая уже протягивала руку сквозь лозу.
      – Она могла сломать себе шею, работая там.
      – Это тебя не касается! Это я тебе сломаю шею, если ты не будешь работать там, где положено!
      В это время Саманта раздвинула плети, чтобы посмотреть, что случилось. Джо, сердито ворча, удалялся прочь. Девушке пришлось спуститься на землю.
      На ней была куртка с бахромой из оленьей кожи поверх бледно-голубой рабочей рубашки, сквозь открытый ворот которой проглядывали округлости и тени, которых Слоан не хотел видеть. Раздраженный до крайности, он взревел:
      – Убирайтесь из моей жизни!
      – Меня нет в вашей жизни: я в вашем винограднике. – Она уперла секатор в бедро на манер винтовки и взглянула на него так, будто это она была на своем месте, а он – просто сумасшедший.
      У Слоана внутри что-то щелкнуло. Он прошел через сумрачный ад и хаос этих десяти лет в надежде увидеть хоть какой-то просвет впереди. И как раз тогда, когда наметился прогресс, его пытаются прикончить. В него стреляли, намеревались зарезать и сжечь в собственном доме. Нервы и так на пределе, а тут еще эти женщины самым изощренным способом доводят его до белого каления, и перед ним теперь все время только пара длинных ног в полотняных штанах и сапожках на высоком каблуке. С этим надо что-то делать!
      Вряд ли он сходит с ума, но все возможно там, где крутятся эти женщины Нили.
      – Если вы немедленно не исчезнете с моих глаз, я доберусь до вас с плеткой, – предупредил он.
      Саманта склонила голову и задумчиво посмотрела на него:
      – Вы то же самое сказали моему отцу, чтобы от него избавиться? Он человек миролюбивый и сам не провоцирует столкновений.
      Слоан поднял руку и вцепился в поля шляпы, лишь бы не вцепиться в ее горло.
      – Ваш отец брал моих людей, чтобы ловить на холмах мустангов и ломать им их чертовы шеи! Ему еще повезло, что я не придушил его самого. А если вы не слиняете с моих глаз, я придушу вас!
      – Ловить мустангов! – Саманта вся засветилась от новой информации. – Значит, он рассчитывал разводить в долине лошадей. Мустанги дают хорошее потомство? Я слышала об испанских породах. Это близкие линии? Может, я сама найду их?
      Все пошло совсем не так, как он рассчитывал. Ее синие глаза сверкали, рыжие волосы выбились из-под шляпы и горели на солнце, ни дать ни взять – фея в рабочей одежде, и все, о чем мог думать Слоан, – это нежность ее кожи под грубой тканью. Ей следовало съежиться от страха, а ему – грубо вышвырнуть ее отсюда. Вместо этого он так и ел глазами ее груди и в воображении рисовал, как касается их.
      А все фантазии! Если он уже не в состоянии собраться с силами, чтобы вытолкать со двора слабую женщину, пора предпринимать меры покруче. Он не размышлял и секунды о том, какие меры, он понял это сразу же, потому что уже не раз думал на сей счет. Ему нужна женщина. И поскольку именно эта женщина довела его до такого состояния, именно ее и следует иметь в виду. Им обоим следует дождаться подходящего момента, только она пока не знает об этом. И надо постепенно ее подготовить.
      – Какого черта я должен что-то понимать в мустангах или знать, что планировал ваш отец? Почему бы вам самой не спросить у него об этом?
      Эти слова вывели ее из благодушного состояния, девушка изумленно уставилась на него, и Слоан едва удержался от попытки проверить, не выросли ли у него за спиной крылья. Она смотрела на него так, как если бы он был важнее всего в ее жизни. Надо же! А он хотел ее разозлить, чтобы потом заставить пойти на компромисс.
      – Вам известно, куда он ушел? – спросила она, затаив дыхание.
      Слоан пожал плечами.
      – Думаю, что в Арипозу. Просто по логике вещей так получается. Он планировал добраться до океана, но хотел исследовать еще и горы. А потом рассчитывал нанять людей, которые провели бы назад через большой лес.
      – Почему вы только теперь рассказываете мне об этом? – Дюжина других вопросов вертелась у Саманты на языке, но во взгляде Слоана она увидела искру, от которой вся вспыхнула. Он заставил ее смутиться, и ей это совершенно не понравилось. Толботт, видимо, кое-что знал, но хотел, чтобы она заплатила.
      – Потому что я хочу, чтобы вы полностью исчезли – из виду, из поселка, из моей жизни. Я хочу, чтобы вы ушли. Если единственный способ заставить вас уйти – это отправиться искать отца, отправляйтесь.
      В сердце Саманты вспыхнула радость. Это шанс! Наконец-то! Правда, ей не нравился способ, который избрал Слоан. Она не собиралась уступать свой дом или свою долину, но если она найдет отца, тот обо всем позаботится. Впрочем, она уже достаточно знала и Слоана, чтобы вообразить, что он сделал все это от чистого, великодушного сердца. Толботт мог действовать непредсказуемо и необычно в минуты катастроф или трагедий, но не это двигало им сейчас. Глаза ее сузились, и она настороженно посмотрела на него.
      – Чего вы хотите взамен? – спросила она. Он посмотрел на нее оценивающе.
      – Я доведу вас до Арипозы. У меня нет времени идти дальше. Можете расспрашивать о нем кого угодно, но вряд ли найдете его там. Я найму кого-нибудь выяснить, куда он ушел.
      Саманта вздрогнула от его низкого, тяжелого голоса. Может быть, он водит ее за нос? Слоан Толботт непрост, и прежде всего мужчина. Мужчины думают иначе, их действиями и словами руководят скрытые мотивы. Слова Слоана Толботта звучали вполне резонно, и потому она насторожилась.
      Ее и должны были настораживать его огромный рост, мощный костяк, ледяные глаза, надменный вид. Взгляд Толботта заставлял трепетать и мужчину. Но его физические качества не пугали ее. Прорвавшись однажды через эту его устрашающую оболочку, она запомнила нечто гораздо более опасное: неотразимую привлекательность, какой, по ее опыту, обладали немногие мужчины. Она хотела бы, конечно, чтобы мужчинам нравилось ее целовать, но тот единственный случай был, наверное, исключением. Слоан не делал больше никаких попыток прижать ее к стене – сколько бы ей самой ни хотелось поцеловать его. Нет, физически она не боялась Толботта. Она боялась его чудовищной неискренности.
      Вздохнув, Саманта попыталась прояснить все эти хитрости и скрытые условия, которые стояли за его обещанием.
      – Нанимать людей, чтобы проследить, куда он ушел, – это стоит денег. Зачем вам это?
      – Вам это не понравится. – Он скрестил руки на груди и любовался нетерпением, написанным на ее лице.
      – Само собой. Я уже никогда не ошибусь, приписав вам великодушие. – Девушка скопировала его позу, тайно желая, чтобы в ее руках был не секатор, а ружье.
      – Я хочу провести ночь в постели с вами, – заявил он спокойным и наглым тоном, ожидая взрыва.
      Ее глаза превратились в озера. Она даже не смогла покраснеть или отвернуться от смущения. Она только машинально спросила:
      – В постели со мной? Почему?
      – Полагаю, что обычные причины вам известны. Полагаю также, что вы интересуетесь именно причинами, а не тем, что именно я намерен делать в постели, так? Я хочу женщину, а вы меня устраиваете. Кроме того, я думаю, вы незамужем. Вы одеваетесь по-мужски, действуете по-мужски и, вероятно, даже думаете по-мужски, и вам, так же как и мужчине, не по душе ограничения семейной жизни. Мужчина занимается сексом там, где его находит, а потом идет дальше – не связывая себя сентиментальностью, за которую так цепляются женщины. Этого я и хочу. Если вы хотите того же, мы отправимся в Арипозу и выясним все что можно о вашем отце. Если нам повезет и мы найдем его, вы и ваше семейство уберетесь к черту из моей жизни.
      Саманта застыла на месте, глядя в ледяные глаза Слоана. Мысли так и мельтешили у нее в голове, но ей не удавалось привести их в порядок. Он бросал ей вызов, это ясно. Точно так же, как бросал ей вызов, предлагая соревноваться в стрельбе и в беге, сейчас он старался причинить ей боль. И было бы ошибкой попасться на эту удочку.
      – Что ж, я приму сказанное во внимание, – ответила она, задыхаясь. Затем, повернувшись, молча пошла прочь, не обращая внимания на взгляды рабочих.
      Не желая больше думать на эту тему, Слоан вернулся к работе, довольный тем, что сделал все возможное, чтобы разрешить эту неразрешимую проблему.
 
      Не отвечая на вопросительные взгляды матери и надоедливые вопросы Джека, Саманта накинула свою кроличью шубку, разыскала винтовку и отправилась в лес. Ей всегда лучше думалось на природе. Сейчас она хотела быть подальше от людей.
      Потому-то и хорошо бы иметь собственную долину. Саманта не походила на мать и младших сестер, она не была общительной. Ей нравилось возиться с землей, сажать прутики, которые когда-то станут рощей. Ей нравилось сидеть в траве посреди поля, слушать щебетание птиц и наблюдать забавную игру жеребят. Ей нравилось стоять на сверкающем от снега поле и любоваться множеством следов животных. На воздухе она жила, дома – задыхалась.
      Если бы она нашла отца, он бы сказал, где найти долину и что лучше – оставаться там, где их едва терпели, или уйти куда-нибудь еще. Он мог разрешить так много проблем – да таких, о каких она и не додумалась бы. Но с проблемой, которую она пыталась разрешить сейчас, ему тоже не справиться.
      Слоан Толботт хотел переспать с ней.
      Это действительно была самая чудовищная фраза, которую Саманта когда-либо слышала, – настолько чудовищная, что порой ей казалось, что это сон. Хотя она не собиралась возвращаться и переспрашивать. Ей надо было сначала принять решение, а уж потом она проверит, что он на самом деле имел в виду. Она не позволит делать из себя дурочку.
      Здесь, внизу, снег оказался не так глубок. Она с трудом двигалась вдоль заячьих троп, стараясь укрыться за деревьями, избегая внезапного снегопада с веток, чтобы под ним не исчезли следы. Все это она делала интуитивно – у нее был многолетний опыт в горах Теннесси. Проблема, которую поставил Слоан Толботт, подобным образом не решалась.
      Он думал, она действует по-мужски. Он, вероятно, не имел в виду подольститься, но сама мысль льстила ей. Она знала, что вела себя не так, как полагается женщинам. Гарриет могла складывать числа и вести торговлю, как мужчина, но всегда вела себя как леди. У Саманты просто не хватило бы терпения на эти юбки, амазонки и притворные улыбки. Она говорила то, что думала, делала то, что было необходимо, и презирала манеру ждать, пока мужчина сделает то, с чем она и сама справится. Если это делало ее похожей на мужчину, тем лучше.
      Но она была женщиной! И чувствовала то же, что и все женщины, когда привлекательный мужчина сверлил ее взглядом. Слоан мог заставить ее трепетать, от его поцелуя у нее просто подкосились ноги. Она хотела чувствовать себя женщиной, когда мужчина обнимал ее, хотела быть желанной.
      Смех да и только! Какой мужчина пожелал бы женщину, которая носит мужские штаны, женщину, у которой волосы цвета моркови и лицо, плоское, как дверь сарая? Даже здесь, где мужчины прямо-таки изголодались по женщинам, она привлекала лишь немногих зевак и горлопанов. Ни один житель поселка не обращался к ней как к женщине. Конечно, они могли опасаться ее ружья, и, вероятно, не без причин. Единственным мужчиной в поселке, который интересовался ею, был Слоан Толботт.
      Она не знала, почему так получилось. Этот вспыльчивый и свирепый… Почему мягкий Доннер не привлекал ее? Он мог бы углубляться в резьбу по дереву, пока она занималась своими полями и животными. Они никогда бы не стали богатыми, но жили бы счастливо. Или просто довольствовались бы жизнью. Скучали бы, скорее всего.
      Доннер наводил на нее тоску. Слоан – нет. Толботт оказался самым интересным мужчиной, которого она имела несчастье повстречать. Саманта то хотела целовать, то бить его. Она определенно не смогла бы жить с ним. Но он и не просил. И недвусмысленно давал это понять.
      Саманта знала, чего он хочет. Она росла на ферме и многое знала. Пока ее сестры сидели дома, она смотрела, как случают жеребцов с кобылами, находясь неподалеку. Это было устрашающее и великолепное зрелище. Мужчины, конечно, не жеребцы, но в возбуждении они, наверное, так же безумны. Впрочем, Слоан просто не укладывался в рамки воображаемой картины. Она не могла представить его возбужденным, не могла представить его возбужденным ею и не могла представить его безумным.