— Так чего вы хотите? — нетерпеливо повторила Тамара.

— Кхм, знаете, уважаемая… — я ожидала подсказки имени-отчества, но женщина молчала, поэтому я продолжила:

— ., уважаемая Тамара, мы тут подумали на досуге: а не слишком ли вы мало за ЭТО платите? Конечно, вы с Виктором договорились, а уговор, как известно, дороже денег… Как вам каламбур? — напряженно рассмеялась я.

Судя по молчанию, каламбур Тамаре не понравился. Меня это не слишком расстроило.

В конце концов, чувство юмора дано не всем.

— Н-да… Так я о деньгах. Как вы думаете, может, стоит немножко добавить? А то ведь мы можем найти другого, более щедрого, покупателя. Мне кажется, ЭТО того стоит.

Я умолкла, давая возможность Тамаре обдумать предложение. В глубине души у меня теплилась надежда, что женщина заменит дурацкое местоимение «это» на реальное наименование товара. Тамара молчала довольно долго, а потом ледяным голосом произнесла:

— Что ж, если у вас есть возможность и связи, чтобы найти покупателя и продать ЭТО дороже, чем за двести тысяч долларов… Действуйте, дорогуша!

Услыхав сумму, я выпучила глаза и онемела.

По спине пробежали мурашки размером с дикобраза, а сердцебиение достигло критической отметки. Видя мое состояние, Клавка плеснула еще коньяку в стакан и протянула мне. Тамара терпеливо ждала, прислушиваясь сначала к попискиванию, а потом к бульканью и клацанью зубов о стакан.

— Мы согласны, — удалось мне выдавить из себя.

— Вот и прекрасно. Значит, до послезавтра.

Тамара отключилась. Я так и сидела, прижимая одной рукой телефон к пылающему уху, другой — сжимая пустой стакан.

Клавка испуганно таращилась на меня, словно на призрак нашего давно умершего папеньки, чтоб ему икнулось на том свете.

— Клава, мы покойники, — сообщила я сестре.

Она нервно сглотнула и уточнила дату смерти:

— Когда?

— Завтра, послезавтра… Какая, в сущности, разница?

Я тоскливо изучала дно стакана, вспоминая свою бестолковую жизнь. Ни дома не родила, ни сына не посадила, ни дерева не построила.

Тьфу, наоборот! Впрочем, мне уже все равно не успеть. Стало невыносимо жалко себя, Клавдию, а еще больше Брусникина: только женился — и сразу овдовел. В носу защипало. Чтобы не разреветься в очередной раз за сегодняшний день, я подняла глаза на Клавдию. Она отхлебывала остатки коньяка прямо из горлышка, вид у нее при этом был совершенно несчастный.

Но никакой паники у сестры не наблюдалось.

Заметив мой взгляд, она почти равнодушно поинтересовалась :

— Так что мы продаем?

— Что-нибудь, что стоит двести тысяч долларов.

— Хм.

— И все? Вот это дурацкое «хм» — все, что ты можешь предложить? Оно столько не стоит.

И вообще, даже за всю нашу квартиру вместе с нами и моей черепашкой столько не дадут.

— Попробуй продать Брусникина. Ну и что, что без родословной? Зато к туалету приучен и ест все подряд, — предложила Клюква. — Он же все равно потом вернется.

Я обиделась за мужа и насупилась.

— Ну-ну, я же пошутила, — похлопала меня по руке Клавдия. — Давай лучше думать, как выкручиваться будем.

— Я уже не могу думать, — пожаловалась я. — Спать хочу, и голова болит.

— Допустим, голова у тебя от алкоголя болит. Слушай, раз у нас нет ничего на продажу, так давай и не связываться с этой Тамарой.

Предложение прозвучало настолько неожиданно, что я сперва даже не поняла:

— Это как?

— Очень просто. Когда мы должны с Тамарой встречаться? Послезавтра?

— Ну…

— Мы не пойдем на встречу, и все. И на звонки не станем отвечать. Тамара решит, будто мы нашли-таки другого покупателя. Бог даст, отстанет. Как тебе идея? — Клавдия уставилась на меня с нескрываемым торжеством.

Такой простой выход из сложной ситуации вызвал у меня легкую оторопь. В самом деле, почему бы и нет? Тамара нас не знает, мы ее тоже — всего-то пару раз общались и то по телефону. Может, как говорит Клавка, бог даст, отстанет. А вдруг у господа на этот счет иное мнение, или у него найдутся дела поважнее, чем помогать нам? Мы не в курсе Тамариных возможностей. Вполне вероятно, найти нас она сможет, не особенно напрягаясь. Самый простой способ — через Оксанку, жену Виктора.

Ей мы оставили номера наших телефонов, а выяснить адрес по номеру даже я смогу. Если товар очень нужен Тамаре, она или ее люди непременно явятся. И тогда поди докажи, что продавать нам в сущности нечего. Вряд ли она поверит в наши не очень убедительные объяснения.

Но допустим, Тамара все-таки оставит нас в покое. Тогда она начнет трясти Виктора, будет с него требовать чего-то. Неизвестно, есть ЭТО у Витьки или нет. Если нет, то убьют, не моргнув глазом. А у Виктора жена, сын… Зря, что ли, мы этого сукиного сына на своем горбу с того света вытаскивали?!

Данные соображения я изложила сестре. Клава задумалась, прониклась и неожиданно заорала:

— Тогда соображай быстрее, у нас не так много времени! Очень уж хочется дожить до пенсии!

— Не кричи! — я тоже перешла на повышенные тона. — От твоих криков у меня уровень лейкоцитов поднимается! И вообще, я спать пошла, а ты репетируй, дорогая. Твоя пламенная речь перед Степкой произвела впечатление. Почему бы не произнести что-нибудь подобное перед Тамарой? Глядишь, проникнется и оставит нас в покое.

С этими словами я, обиженно поджав губы, покинула кухню.

В нашей с Димкой комнате царил все тот же, уже привычный, беспорядок, как и во всей квартире. Кое-как я разобрала завал из вещей на кровати, зарылась под одеяло, пару раз тяжело вздохнула и.., неожиданно провалилась в сон.

Всю ночь меня мучили кошмары. Ничего конкретного я вспомнить не могла, но осталось ощущение чего-то липкого, тяжелого и неприятного. Стоит ли говорить, что настроение, и без того кислое, упало совсем. Насупившись, я доплелась до кухни, где уже вовсю хозяйничала Клавдия. Судя по выражению ее физиономии, настроение у сестры было немногим лучше моего.

— Привет, — мрачно произнесла Клавка. — Чего-то ты плохо выглядишь. Не заболела?

— Не знаю, — рассеянно ответила я, прислушиваясь к организму. В нем и правда происходили малоприятные процессы: в животе урчало, в голове стучало — в общем, ощущение было такое, будто всю ночь по мне елозил асфальтоукладчик. Тогда я пожаловалась:

— Кошмары замучили.

— Вот-вот, — оживилась сестра, — меня тоже. Представляешь, мне приснилось, будто я в магазине покупаю всякую косметику. Сперва, конечно, было приятно, я ж все-таки женщина.

А потом, когда пришла домой, вижу — батюшки мои! Духи протухшие, кремы просрочены, а помада и вовсе не того цвета! Вот где кошмар-то!

— Как ты сказала? — напряглась я, пытаясь поймать мысль, мелькнувшую в голове.

— Я говорю, кошмар. Кому ж приятно оказаться в дураках? Ты чего будешь, чай или кофе?

— Ничего не буду, — махнула я рукой. Аппетит пропал, как и та мысль. Почему-то мне казалось, что она очень важна, что от нее зависят наши жизни и что только она поможет распутать клубок неприятностей, навалившихся на нас.

— Афоня, — ахнула Клавдия, приложив ладонь к моему лбу, — да ты вся горишь! Нужно немедленно вызвать доктора!

— Не надо доктора, — вяло попросила я.

Меня немного удивило, что Клюквина заговорила о докторах. Обычно она предпочитает лечиться самостоятельно, а из всей лечащей братии за врачей считает только хирургов. Хирургов? Я насторожилась:

— Клава, какого доктора ты собралась звать?

— Тошку.

— Какого еще Тошку? — не вникла я.

— Ну, Антона, который мне голову лечил, — напомнила мне сестра. — Очень замечательный доктор, можешь не сомневаться.

— Видать, плохо он тебе голову вылечил.

— Что так?

— Он хирург, а мне нужен… — тут я умолкла. В самом деле, кто мне нужен?

— Какая разница? Хирург, гинеколог… Они все многостаночники, в случае надобности и роды примут, и зубы вынут, то есть вырвут. А Тоша вообще гений от медицины, золотые руки!

— Почему?

— Потому что рыжий, — припечатала Клюква, прекращая спор. — Хватит болтать. Иди ложись, а я Тошке позвоню.

Помните, как у Некрасова: «Мужик — что бык, втемяшится в башку какая блажь, колом ее оттудова не выбьешь…» Клюквина хоть и не мужик, но примерно то же происходит и с ней.

Переубедить Клавку практически невозможно даже здоровому человеку. Чего ж тогда говорить обо мне? Смирившись с судьбой, я вернулась в кровать и с облегчением прикрыла глаза. Голова закружилась, я почти сразу провалилась в какое-то мутное забытье.

Грезилась мне Клавдия. Была она бестелесной и напоминала джинна из волшебной лампы: вместо ног у Клавки имелся хвостик, кончик которого прятался во флаконе из-под духов. Клюква-джинн возмущенно открывала и закрывала рот. Слов, слава богу, я не слышала, но выражение лица имела зверское, следовательно, сильно ругалась. Кроме того, сестра потряхивала руками, на которых вместо пальцев болтались патрончики с помадой.

«Помада… Клава, у тебя помада!» — хотела выкрикнуть я, но рот отчего-то не раскрывался.

— Бредит, — донесся до слуха Клавкин голос.

Я открыла глаза и слабо повторила:

— Помада…

На кровати сидел рыжий Филиппок, сжимая мою руку. Клавдия шмыгала носом и что-то шептала, неслышно шевеля губами. Молитвы, что ли, читает? Приглядевшись к сестре, я обнаружила, что никакого хвоста у нее нет, да и пальцы вроде бы человеческие. И вдруг… Наверное, мне стоит пересмотреть свое отношение к вещим снам, интуиции и прочей хиромантии.

Отбросив руку Антона, я вскочила на ноги с криком:

— Клава, помада! Господи, как я могла забыть!

Теперь Клюквина перепугалась не на шутку.

Ей понадобилось немедленно меня спасать, поэтому она подскочила к Филиппку, схватила его за грудки и горячо залопотала:

— Тоша, сделай что-нибудь, очень тебя прошу! Не могу я ее в таком виде Брусникину предъявить. Ты же врач, у тебя руки золотые, на себе проверила… Спасай Афоню срочно!!!

Тоша, по-моему, испугался еще больше.

Вспомнил, наверное, о нашей раненой наследственности.

— Да я… Конечно, конечно, но мне ведь надо сначала ее осмотреть…

— Вот я тебе осмотрю! — замахнулась я на доктора. — Иуда! Настучал-таки ментам про Витьку. Небось и о нас натрепал.

— Ничего я не трепал, — обиделся Антон. — Виктор ваш так и не пришел в себя…

— Скончался?! — ойкнула я, без сил опускаясь на кровать.

— Почему скончался? Он жив, только в очень тяжелом состоянии, в сознание пока не приходил. Утром пришел Юрий Васильевич. Даже до отделения не дошел — ему Ирина Петровна прямо на входе сообщила о вашем.., м-м.., нашествии. Между прочим, это она в ментовку сообщила.

— Что сказал Юрий Васильевич? Витька выживет? — полюбопытствовала Клюквина.

— Васильич осмотрел, сказал, что операцию провели грамотно. Теперь все зависит от самого Виктора. Думаю, обойдется.

— Ну, а я что говорила?! — Клавка не скрывала торжества. — Тоша, ты гений! Теперь приступай к спасению Афанасии.

Филиппок уставился на меня с немым вопросом в глазах.

— Ладно уж, спасай, только побыстрее, — снисходительно согласилась я.

Присутствие Антона оказалось сейчас весьма кстати: во-первых, чувствовала я себя и в самом деле хреново, а во-вторых, хотелось бы с ним проконсультироваться по одному очень важному вопросу.

Клавка с умилением наблюдала за процедурой осмотра. По первому же требованию хирурга она принесла градусник (где только умудрилась его отыскать?) и ложечку. Я покорно измерила температуру, открыла рот, сказала «а-а-а» и подставила грудь и спину под стетоскоп, который предусмотрительный Филиппок прихватил с собой. Хм, может, у него и скальпель в кармане завалялся?

После осмотра Антон принялся задавать вопросы, чем сильно меня нервировал. Я нетерпеливо дрыгала ногами, но старалась отвечать по возможности толково. Наконец неприятная процедура была завершена. Напоследок парень робко поинтересовался:

— А что со щекой?

— Это она в сугроб случайно упала, — вместо меня ответила сестренка и тут же тревожно пропела:

— Тошенька, что с Афоней? У нее лихорадка зеленого Нила, да?

Мы с Антоном ошалело заморгали.

— Клавочка, вероятно, ты имеешь в виду лихорадку восточного Нила. Как следует из названия, она встречается только в Африке, — авторитетно пояснил Филиппок. — Откуда бы этой экзотической болезни взяться в Москве, да еще зимой? У Афанасии налицо постстрессовый синдром плюс, как я подозреваю, абстинентный синдром…

— Про стресс понятно, — перебила Клавка, — это наше обычное состояние. А вот этот… как его? То, что ты сказал? Синдром какой-то.

Я, знаешь ли, не сильна в медицинских терминах.

— Абстинентный синдром, — подсказал Антон, — а попросту говоря, похмелье. Вы вчера что-нибудь пили?

— Коньяк, — призналась я, глубоко вздыхая.

— И, конечно, на ночь…

— Угу.

— Слушай, профессор, — разозлилась Клавдия, — хватит теории, пора к практике переходить. Как ее лечить?

— Ну.., как. Принять жаропонижающее, выпить горячего чаю. Можно с лимоном. Но самое главное, необходимо устранить причины, вызывающие стресс.

Клавдия задумалась. И я прекрасно ее понимала! Если проблему с таблетками и чаем можно легко решить, то как быть с остальным? Впрочем, именно устранением причин, вызывающих стресс, я как раз и намеревалась заняться.

— Все? — спросила я с нетерпением. — Осмотр окончен?

Филиппок кивнул. Получив свободу действий, я сорвалась с места и выскочила в коридор.

Клюквина с Тошей наблюдали за моими действиями с неподдельным интересом.

— Вот! — я достала с антресолей коробку с туфлями.

— И что? — не поняла Клавка.

Я поковырялась в туфлях и извлекла из одной из них помаду. В глазах Антона ясно читалось сомнение в правильности поставленного диагноза. Клавдия презрительно скривилась:

— Не знала, что ты помаду в туфлях хранишь.

— Это не просто помада, — хитро прищурилась я. — Пошли на кухню.

Влекомая извечным женским любопытством, Клюква проследовала по указанному маршруту, а вот Филиппок замялся в коридоре.

— Может, я пойду? — с надеждой спросил он. — Моя помощь, кажется, уже не требуется.

Я ведь прямо с работы… Юрий Васильевич отпустил всего на пару часов.

— Как это помощь не требуется? Очень даже требуется! — я схватила хирурга за руку и потащила на кухню.

Мы расселись за столом, на котором все еще стоял остывший, так и не тронутый никем завтрак. Клавка прямо-таки сгорала от любопытства, а Тошка — от неясных предчувствий. Думаю, он уже не раз пожалел о том, что связался с нами.

Конечно, это ужасное свинство — заставлять людей изнывать от неизвестности, но… Я нарочито медленно извлекла из тюбика ампулу и аккуратно положила ее на стол. Клавка понимающе хмыкнула, а вот Антон впечатлился.

— Что это? — обалдело прошептал он.

— Как раз об этом я и хотела спросить тебя, — обрадовала я хирурга.

— Меня?! — ужаснулся Тоша.

Клавка, уяснившая мою мысль, разулыбалась и ласково пояснила:

— Тебя. Из нас троих ты единственный обладаешь медицинским образованием.

— Так вы полагаете, это какой-то медицинский препарат? — заинтересовался доктор.

Мы с Клюквиной дружно пожали плечами.

Филиппок осторожно взял ампулу и тщательно осмотрел ее со всех сторон, даже постучал ногтем по стеклу.

— Порошок белого цвета, — заговорил Антон языком милицейского протокола, — герметично упакован в стекло…

— Ты чего нам мозги канифолишь? — рявкнула я. От неожиданности Антошка едва не выронил ампулу. На всякий случай Клавдия ее забрала из рук нервного Антона в свои, более надежные. — Это мы и без тебя сообразили, что порошок именно белого цвета. Конкретнее, пожалуйста!

— Господи, почему я? — обратился к своему медицинскому богу Филиппок. — Ну почему вы именно ко мне привязались, а?!

— Не груби тетям, — погрозила пальцем сестра. — Что можешь сказать по интересующему нас вопросу? Только давай без лишних эмоций!

Антон развел руки в стороны:

— Ни-че-го. В порошок можно истолочь любую таблетку. Да тот же самый мел!

— Да? — сощурилась Клюква совсем по-прокурорски. — Интересно, какому идиоту придет в голову толченый мел герметично упаковывать?

— Откуда ж мне знать? Тут нужно лабораторный анализ проводить.

— Вот и проведи, — согласно кивнула сестренка. — В больничке-то вашей наверняка лаборатория имеется.

— Безусловно, имеется, — не стал спорить Антон. — Только у них несколько иная специализация: кровь, "моча…

— Хватит, — сморщилась я, перебив хирурга, но он не обратил на меня внимания и продолжал:

— А вдруг это какое-нибудь сильно ядовитое вещество? Что тогда? Я не могу подвергать риску всю больницу. Для подобных исследований нужна специальная аппаратура, соответствующие условия, защита, наконец!

Мы с Клавдией уставились друг на друга. Похоже, наши головы посетила одна и та же мысль.

— Афоня, ты думаешь о том же, о чем и я? — уточнила Клюквина.

— Примерно.

— Полагаешь…

— Не уверена, но попробовать стоит.

— Согласна. А с этим как быть? — задумчиво проговорила Клавдия, кровожадно сверкнув очами в сторону притихшего Антона.

Несчастный доктор смиренно ждал вынесения приговора.

— Клав, он тебя спас, — напомнила я, — и меня. Уж не говорю о Викторе.

— Ладно, пусть идет, — разрешила сестра.

Филиппок заметно оживился и с радостным облегчением заторопился к выходу. Я напутствовала его советом молчать обо всем, что видел и слышал в этой квартире, а Клавдия сообщила о длинных руках, коими, несомненно, мы с ней обладаем.

— Будем завтракать? — спросила Клавдия, когда за Антоном закрылась дверь.

— Будем, — кивнула я.

В меню завтрака входил чай с лимоном, растворимый аспирин и прочие вкусности. Клавка была неприлично весела, что в нашем положении выглядело нелепо. Однако выяснять причину радости Клюквы я не спешила из принципа, зная по опыту: долго молчать она не способна.

— Афанасия, — помявшись, заговорила Клавка, — как тебе Филиппок? Глянется?

— Он рыжий. И веснушек полно даже зимой.

— Ну и что? Рыжие не люди, что ли? — обиделась Клавдия. — Некоторые рыжие, между прочим, умнее блондинов. Чубайс, например…

— Кто ж говорит, что Антон дурак? — пожала я плечами. — Просто я не люблю чересчур яркие цвета. Предпочитаю что-нибудь более сдержанное.

— Знаю, — вздохнула Клавка. Она ненадолго умолкла, сложив на груди ладошки и мечтательно прикрыв глаза. Из чего я сделала вывод, что хирург произвел на сестру впечатление. Когда Клюквина влюбляется, она глупеет буквально на глазах, поэтому я заволновалась:

— Клава, сейчас не время для любви!

— Сердцу не прикажешь, — снова вздохнула Клюква. — Ты обратила внимание на его глаза?

Ну чисто лазурь небесная. В лучших традициях женских романов я просто обязана влюбиться в своего спасителя!

Я возмущенно заморгала, хотела сказать что-нибудь ехидное по этому поводу, но ничего не придумала и, топнув ногой, убежала к себе в комнату. Спустя минуту, там появилась Клавдия.

Она опустилась на кровать и принялась наглаживать меня по спине.

— Успокойся, Афонечка! Тоша прописал тебе полный покой… — Я ухмыльнулась, а Клавка продолжала:

— Думаешь, я ничего не понимаю?

Димка в командировке, ты здесь… Чужая любовь для тебя сейчас хуже касторки.

— При чем здесь это? — возмутилась я. — О другом волноваться надо! Нас убить могут со дня на день, а ты влюбляться надумала. Соображай!

Клюквина нахмурилась, пытаясь включить мыслительный процесс. Я внимательно за ней наблюдала, терпеливо дожидаясь результатов размышлений. Наконец сестренка пришла к общему знаменателю.

— Ладно, наверное, ты права, — Клавдия поднялась, прошла к двери и уже оттуда жалобно спросила:

— Афонь, как ты думаешь, он на меня просто так смотрит или со значением?

В сердцах я запустила в Клавку подушкой, но она успела захлопнуть за собой дверь.

Однако не все так плохо. Клавдия, пребывая в состоянии любовной эйфории, готова горы свернуть. Вот и сейчас она что-то ворочала за стеной.

«Порядок наводит», — удовлетворенно отметила я, залезая под одеяло. Меня еще немного знобило, следовало полежать и дождаться, когда подействует лекарство.

Спустя два часа мы с Клавкой топтались возле проходной НИИ вирусологии. Всю дорогу я пыталась придумать, как разыскать Пруткова.

Как назло, ничего толкового в голову не шло, потому я злилась и придиралась к Клавке. Она, несмотря ни на что, все еще пребывала в состоянии легкой взволнованности от нахлынувшего на нее чувства.

— Надо было позже ехать, — прыгая на месте, ворчала Клавка. — До конца рабочего дня еще два часа. Так и будем здесь прыгать, как кенгуру в зоопарке. Вон охранники уже заинтересовались нашей физзарядкой.

В самом деле, из-за дверей проходной два парня в стандартной униформе с любопытством за нами наблюдали.

— Ишь, таращатся, прости господи! Привыкли, понимаешь, микробов своих изучать, — злилась сестрица.

— Угомонись, Клава, работа у них такая, — сказав это, я потащила Клюквину к проходной.

В предвкушении бесплатного цирка оба охранника встретили нас буквально в дверях.

— Здравствуйте, — широко улыбнулась я ребятам. — Вы не могли бы нам помочь?

— Могли бы, — так же широко растянул губы в улыбке один охранник.

— Хотите, чтобы мы попрыгали вместе с вами? — серьезно поинтересовался другой.

Клюквина злобно хрюкнула, но я слегка двинула ее локтем, и она притихла. Ежу понятно — парни над нами издеваются. Мне это, естественно, не понравилось, однако дело — есть дело. Приглушив раздражение, я любезно пояснила:

— Спасибо, с этим мы сами справимся. Нам нужно найти одного человека, который работает в вашем кефирном заведении. Вы в состоянии помочь?

— В принципе, мы не имеем права… — задумчиво протянул страж номер два.

— Но? — с надеждой произнесла Клавдия.

— Но для таких очаровательных спортсменок можно, пожалуй, сделать исключение. Как думаешь, Андрюх?

Второй охранник, Андрюха, неопределенно шевельнул плечом и проявил любопытство:

— А зачем вам нужен этот человек?

Клавка снова хотела что-то сказать, но я и на этот раз ее опередила:

— Понимаете, мальчики, вот она, — я скосила глаза в сторону сестры, — беременна. Отец ребенка работает у вас в НИИ. К сожалению, он оказался подлецом и никак не хочет встречаться с нами. Мобильного у гада нет, а к домашнему все время подходит его жена. Вот мы и решили разыскать эту сволочь на работе, чтоб с превеликим удовольствием набить морду. Помогите, а?

История, конечно, банальна и стара, как мироздание. Но что поделаешь, если адюльтер всегда вызывает у людей нездоровое любопытство.

А уж охранникам, сутками тоскующим на своем посту, страсть как интересно понаблюдать за разборками между разгневанной женщиной и мужчиной-подлецом. Кроме того, как назвать истинную причину нашего появления здесь?

Мол, нужно провести анализ непонятного порошка белого цвета, герметично упакованного в ампулу…

История с беременностью впечатлила не только охранников, но и Клавдию тоже. Она мгновенно скроила жалостно-несчастную физиономию и проникновенно задышала.

— Ладно, — кивнул Андрюха. — Как фамилия этого бедолаги?

— Прутков. Козьма Прутков, — с готовностью подсказала я.

Парни переглянулись:

— А дедушка Крылов не подойдет? — ехидно прищурился второй охранник.

— Но это на самом деле его фамилия, — пискнула Клюква таким голосом, что мне захотелось немедленно разреветься от сострадания. — Козьма Иванович Прутков. Кто ж виноват, что у гада такая знаменитая фамилия?

— Ждите здесь, — бросил Андрей, скрываясь за перегородкой из бронированного стекла.

Второй охранник остался с нами и снисходительно взирал на нас с высоты своего почти двухметрового роста. Под этим взглядом мы с Клавкой и правда чувствовали себя как два особо зловредных вируса.

Андрюха отсутствовал довольно долго. Оттуда, где стояла я, было видно, как он говорит по телефону, а потом терпеливо ожидает ответа.

Мне бы его терпение!

Клюквина, как и я, особой выдержкой не обладала. Едва Андрей начал куда-то звонить, из груди Клюквы время от времени вылетали странные звуки, похожие на горловые вопли павлина в брачный период.

Охранник наконец закончил разговор. Хмурясь, он направился к нам. Отчего-то мне не понравилось выражение его лица, и я, потихоньку запаниковала.

— Что? — шепотом спросила Клюквина, когда Андрюха приблизился.

— Охота вам головы нормальным людям морочить, — буркнул он и озадачил:

— Никакой Прутков у нас не работает и не работал.

Новость оказалась довольно неожиданной.

Я растерялась. Как это не работает? А вчера с кем мы разговаривали? Ответ напрашивался сам собой: Прутков либо вовсе не Прутков, а просто придурковатый мужик, страдающий манией величия. Либо Прутков — это Прутков, но он здесь не работает. Если верно последнее предположение, то сразу возникает новая лавина вопросов. Как он оказался у проходной? Откуда знает Виктора? Откуда знает про ментов, приходивших в НИИ? А может, они вовсе не приходили? Но якобы Прутков говорил, будто именно менты сообщили о ранении Витьки.

И наконец, откуда этот тип так хорошо знает о режиме работы лабораторий?

Клавка, казалось, была огорошена не меньше меня. Расширенными глазами она таращилась на охранников и бессвязно шептала:

— Не работает… Кто же… Не-ет, не может быть! Ведь вчера я лично… Он говорил… Куда ж теперь? Вот, блин, попали! — резюмировала в конце концов сестра. Я была с ней полностью согласна.

Впрочем, отступать не в наших правилах.

Немного оправившись от полученного удара, я поинтересовалась:

— А Самонин? Виктор Самонин у вас работает?

Андрюха удивленно заморгал:

— От него тоже кто-то залетел?

Клавка отрицательно замотала головой:

— Нет. Он дружок моего гада.

Второй охранник, имени которого мы так и не узнали, неожиданно заявил:

— Виктора я знаю. Он работал у нас, правда, пару недель назад уволился.

— Почему? — быстро спросила я.

— Ну а я-то откуда знаю? Мы с Андрюхой как раз дежурили в тот день. Витька в обед уходил. А у нас с этим делом строго, просто так не уйдешь. Он показал нам «бегунок», мы проверили — все подписи на месте, зарегистрировали в журнале, и все. Помнишь, Андрюх?

Андрюха нахмурился, роясь в анналах памяти, а потом все же кивнул:

— Вспомнил. Нервный такой, суетливый, глаза все прятал. Ты его еще спросил, мол, чего он так торопится? Даже до конца рабочего дня не дотерпел…

«Значит, Прутков все же знал Витьку, знал, что он уволился, — размышляла я. — Попробуем рассуждать логически. Если Прутков — вовсе не Прутков, то он может здесь работать, а следовательно, знать Виктора. В том случае, если Прутков здесь не работает… По какой такой надобности он сшивался возле НИИ? Ой, кажется, поняла! Прутков — шпион»…

Мое воображение распухло до чудовищных размеров, даже жарко стало. С этим нужно было немедленно что-то делать, поэтому я, буркнув охранникам нечто среднее между «спасибо» и «до свидания», подтолкнула Клавдию к выходу.

На свежем воздухе мне заметно полегчало.

— Ну, — спросила Клавка, как только мы отошли на достаточное расстояние от проходной, — что ты обо всем этом думаешь?

— Прутков — шпион, — убежденно заявила я.

Клюквина досадливо сморщилась:

— Дура ты, Афанасия, прости господи! Наслушалась побасенок своего Брусникина. Тому в каждом таракане агенты вражеских разведок мерещатся, теперь и ты туда же. Ну какой из Пруткова шпион? Так, шелупонь…

— А по-твоему, все шпионы должны как Джеймс Бонд выглядеть… Прутков все знает: про Витьку, про систему безопасности в НИИ, да и в вирусах кое-что смыслит.

— И что? — хмыкнула сестренка. — Не придумывай проблемы там, где их нет. Все просто: мужик работает в институте, возможно, Виктор работал вместе с ним. Ну, назвался мужик другим именем, что с того? Я сама сколько раз пользовалась подобным приемчиком.

Наверное, Клюква права: проблем у нас и без того хватает, придумывать еще одну вроде бы ни к чему. Но сбрасывать со счетов загадочного, оттого очень подозрительного Козюлю, по-моему, пока не стоит.

— Меня другое беспокоит, — продолжала разглагольствовать Клавдия. — Похоже, нам так и не суждено узнать, что за порошок в ампуле.

Я покосилась на Клавку. Отчего-то у меня создалось впечатление, что это обстоятельство не сильно ее беспокоило. Значит, в голове сестренки возникла очередная светлая идея. Так оно и вышло. Клавдия потерла нос и сообщила:

— Нам нужна лаборатория…

— Это точно, — подтвердила я, ожидая продолжения.

— Кажется, я знаю, где ее найти.

— Да ну?

— Ну да.

— Интересно. И где же?

— Ты только сразу не ругайся, ладно? Сперва выслушай.

Начало впечатляло и сулило не менее интересное продолжение. Я молчала, уставившись на сестру с немым вопросом в глазах. Клюквина снова потерла нос, а потом обреченно выдохнула:

— ФСБ.

Я не ругалась. Я просто плюнула на снег и ускорила шаг. Более бредовой идеи Клюква еще никогда не выдвигала. Это ж надо додуматься — отдать ампулу в лабораторию ФСБ! То, что об этом узнает мой муж, — это еще полбеды. В конце концов, побушует и утихнет. А вот его коллеги с удовольствием поиграют с нами в игру "Кто?

Где? Когда?". В том случае, если, разумеется, в ампуле окажется что-то серьезное. Играть с фээсбешниками в молчанку, уходить в глухую защиту — дело зряшное, это не менты. Парни из ФСБ душу вынут, но узнают все, что им нужно. Ну а коли в ампуле окажется что-то вроде мела, мой Брусникин станет объектом для насмешек на всю оставшуюся жизнь!

— Афоня… — догнала меня Клавка, намереваясь приставать с уговорами.

— Даже не думай, — категорично пресекла я ее намерения. — Тебе надоела спокойная жизнь?

— Разве ж она спокойная? — хмыкнула Клавдия.

— По сравнению с тем, что нас ожидает, обратись мы в ФСБ, просто рай, можешь мне поверить.