Принц на белом костыле

— В общем, это был Степан, — продолжала Оксана. — Я-то его не знала, но по лицу Виктора поняла — это оттуда, из той жизни, которую, казалось, мы уже забыли.

Широко улыбаясь, Степан смотрел на мужа, и под этим взглядом Виктор буквально на глазах каменел… Он велел жене взять ребенка к себе на кухню и вместе со Степаном прошел в комнату.

Больше двух часов длился разговор Виктора и Степана.

— О чем они говорили, я не знаю, — заверила Ксюха, — но иногда до меня долетали обрывки их разговора, когда то Степан, то Виктор повышали голос…

Ага, так я и поверила! Женское любопытство — вот настоящий двигатель прогресса, ну, и всего прочего. Поэтому я ничуть не сомневалась: большую часть разговора Оксанка провела в непосредственной близости от комнаты, где он происходил. Другое дело, слышимость была неважной. Вряд ли Степан или Виктор повышали голос, опасаясь быть услышанными.

— Ну, и что удалось понять? — сделав вид, будто не сомневаюсь в правдивости хозяйки, поинтересовалась я.

— Там, на зоне, Степан от чего-то спас Виктора. От чего именно, я так и не поняла. И по понятиям Витька стал как бы должником. В колонии Степка не спешил получить долг, словно знал, что на свободе Виктор может оказаться полезнее. Досидев свой срок, Ворон нашел мужа и стал требовать должок.

Оксана умолкла, а я задумалась. Чем может быть полезен Степке скромный сотрудник НИИ?

Ведь, судя по Степкиным манерам, он любит жить на широкую ногу. Зачем же ему Виктор?

И при чем здесь те самые четыреста тысяч долларов, которые якобы он должен?

Детский плач вывел меня из задумчивости.

— Ой, Олежка проснулся, — подхватилась Ксюха. — Я сейчас…

Она убежала, а Клавдия посмотрела на меня и проговорила:

— До чего запутанная история.

— Думаешь, Ксюха врет?

— Да нет, Ксюхе-то зачем? Врет Степка, это к гадалке не ходи. Ему очень нужно было использовать Виктора. А когда тот отказался — получил перо в бок.

— Или наоборот, — засомневалась я. — Витька сделал, что требовал Ворон, стал ненужен, и… В любом случае, мы узнаем, кто из нас прав, только когда Витька придет в себя. Я одного не пойму, Клав, мы-то Степке зачем?

Клюквина лишь пожала плечами. У нее, видно, на этот счет никаких идей не было. Впрочем, как и у меня.

Вернулась Оксанка, вопреки ожиданиям, без ребенка.

— Порядок, — сказала она. — Я Олега в манеж усадила, чтоб не мешал нам. Но долго он там не просидит… Да, так на чем я остановилась?

— Степка стал с Виктора требовать должок, — напомнила Клавдия.

— Точно. Степка напирал на понятия, а Виктор пытался втолковать, что теперь живет по законам, а не по понятиям. «Соскочить хочешь? — зловеще проговорил Ворон. — Что ж, дело твое, хозяин, как говорится, барин. Но… Желаешь ты или нет, а отработать придется. Ты ведь любишь свою семью, правда? Да где и когда еще такие деньги обломятся? Слушай, Вить, мне кажется, ты стал полным чмо! За пустяковое дело тебе предлагают кучу бабок, а ты целку из себя строишь!» Я не знаю, согласился Витька или нет, не знаю, какое такое дело предлагал ему Степан, но чувствую — что-то ужасное, — Ксюха снова заплакала.

Мы ей не мешали: человеку нужно было дать выход эмоциям, а слезы в таком случае — первейшее средство. Отплакавшись, Оксанка обреченно выдохнула:

— Вот и все. Больше ничего вам сказать не могу. Степка вскоре ушел, по-прежнему широко улыбаясь. Господи, вот так ведь по нему и не скажешь, что сволочь распоследняя!

Это точно. Вид у Степана весьма располагающий, запросто можно влюбиться по самую макушку.

— А Виктор? — поинтересовалась дотошная Клавка. — Как он себя вел после посещения Степана?

— Старался держать себя в руках. Но я-то знаю Витьку: нервничал он сильно, ночами не спал, от каждого телефонного звонка вздрагивал. Ему же Степка мобильник подарил, чтоб, значит, всегда на связи быть. А вчера Виктор ушел, сказал, вернется к ужину…

Я, заметив новую порцию слез в глазах Ксюхи, поспешила ее отвлечь, уж больно надоела сырость:

— Слушай, а почему ты нас прошмандовками африканскими обзывала?

Оксанка усмехнулась:

— Да это я так, со злости. Витька с ребятами из НИИ в баню иногда ходит. Выпивает там, конечно… Я ругаюсь, но больше для порядка.

Из комнаты донесся недовольный вопль малолетнего Олега. Ясно, ребенку надоело сидеть в манеже и захотелось принять более активное участие в жизни. Что ж, мы не возражали: все, что могли, выяснили, пора и уходить. Я отдала жене Виктора его вещи, ключи от машины, а вот сотовый телефон почему-то оставила. Не иначе бес попутал! Впрочем, нет, бесы здесь, конечно, ни при чем. Просто мне казалось, он нам еще пригодится.

Оксана проводила нас до двери, игнорируя настойчивые крики ребенка. Глаза ее опять были на мокром месте. Мы торопливо попрощались, оставив женщине адрес больницы, где сейчас лежал ее Виктор, и покинули квартиру.

* * *

Очень хотелось есть. Желудок, уже давно переваривший яичницу, подавал такие громкие и недвусмысленные сигналы, что мне казалось, будто их слышат даже белые медведи на полюсе.

Думать в таком состоянии о чем-то, кроме еды, мозг категорически отказывался. Я уже начала с вожделением поглядывать на пухленьких голубей, когда Клавка предложила:

— Может, зайдем куда-нибудь пообедать?

Что-то у меня в животе неспокойно…

Следует ли говорить, что предложение сестры было с восторгом принято, потому как к чувству голода добавилось еще и ощущение холода. Машину-то мы отдали, теперь придется шлепать пешком. Конечно, особой радости это не доставляло, но мы люди привыкшие.

В кафе было тепло и уютно. Мы с Клавдией выбрали самый дальний столик в углу — хотелось уединения и покоя.

— Я вот что думаю, Афонь, — в ожидании заказа сообщила Клавка. — За Степкой еще кто-то стоит. Не может быть, чтобы он так нагло действовал в одиночку. Смотри, он требовал должок с Виктора и в то же время предлагал деньги. Судя по всему, немалые.

— Согласна, — кивнула я. — Но что именно нужно Степке? И знаешь, мне кажется, это дурацкое ограбление сберкассы — какой-то хитрый шаг, отвлекающий маневр, что ли… Ведь бывает же, когда преступники признаются в незначительных преступлениях, чтобы скрыть более тяжкие…

Клюквина присвистнула:

— Ну ни фига себе! Это какое же преступление можно прикрыть налетом на сберкассу и захватом заложника?! Не иначе как покушение на президента.

— Тьфу, типун тебе на язык, пустомеля! Дай бог ему многие лета и электората побольше!

— Аминь! — согласилась Клавка и набросилась на еду, принесенную официантом. Я с радостью последовала ее примеру.

Когда салат «Цезарь» подходил к концу, зазвонил мобильный телефон Виктора. Говорить с набитым ртом неудобно, да и некрасиво, но я плюнула на правила хорошего тона, опасаясь пропустить что-нибудь важное.

— М-му? — промычала я в трубку.

Звонила женщина, но не Оксанка. Судя по голосу, женщина в возрасте, а по манере разговора — привыкшая руководить.

— Здравствуй, Виктор. Я принимаю твои условия. Деньги будут готовы послезавтра. Товар у тебя?

Я наконец справилась с «Цезарем». Нужно было что-то отвечать и причем так, чтобы тетка не сорвалась с крючка, не бросила трубку, потому что этот звонок, как мне казалось, очень важен.

— Э-это не Виктор…

— Что? Что такое? Девушка, кто вы? — испуга в голосе женщины не слышно, и она не отключилась. Посчитав это добрым знаком, я смело соврала:

— Я коллега Виктора. Сам он не может говорить, потому что в данный момент находится в больнице в тяжелом состоянии. Но товар у меня, — поспешила добавить я. — Я в курсе всех дел Виктора.

Наступил самый ответственный момент: либо тетка продолжит беседовать со мной, либо пошлет по известному адресу. Пауза затягивалась. «Ну, давай, давай, решайся, Хакамада ты моя недоверчивая! — мысленно торопила я тетеньку. — А чего тебе еще остается? Товар-то у меня. Хм… Знать бы еще, что за товар».

— Ладно, — прервала молчание женщина. — Мне, в принципе, все равно, кто товар передаст, хотя и непонятно. Впрочем, это уже мое дело.

Итак, милая…

— Афанасия, — торопливо представилась я.

— Прелестное имя Так вот, Афанасия, раз товар у вас и вы в курсе всех условий, выдвинутых Виктором, я могу лишь повторить: деньги будут послезавтра. Утром мои люди свяжутся с вами, вот тогда и поговорим, — с этими словами женщина отключилась.

— Ага, — я запоздало кивнула. В окошке мобильника еще светилась надпись «Тамара».

Клавдия, позабыв про еду, смотрела на меня расширенными не то от страха, не то от любопытства глазами. Рот у нее открылся до пределов, отпущенных природой. Вид сестрица имела настолько глупый, что я невольно рассмеялась:

— Клавка, ты сейчас похожа на неудачное творение природы!

— Сама ты неудачное творение, — буркнула, обидевшись, Клюква. — Такое впечатление, будто это тебя, а не меня по голове жахнули. Ты во что ввязываешься? Что у тебя за товар, фарцовщица со стажем?

Я передала Клавдии разговор с тетей Тамарой. Сестра долго молчала. Я даже испугалась: уж не травма ли головы так неожиданно напомнила о себе? Может, позвонить рыжему Филиппку, узнать, какую первую помощь нужно оказать? Однако временное онемение и глубокая задумчивость у Клюквы, к счастью, быстро прошли. К ней даже вернулась способность критиковать мои действия.

— Знаешь, Афонь, я, конечно, не ты, мозги у меня как-то по-другому устроены, — с печальным вздохом произнесла она, — травма опять же… Но даже мне понятно — дело тухлое. Вполне возможно, криминальное. Разве нам недостаточно приключений? Особенно тебе, кстати…

Я слушала Клюквину и вполне осознавала ее правоту. Но разве можно оставить в покое того гада, который отправил на больничную койку несчастного Виктора? Степка это был или нет, но все равно эту сволочь надо найти и примерно наказать, чтоб другим неповадно было.

А погром в нашем уютном семейном гнездышке? Неужели и его оставить без внимания и отмщения?! Кроме того, вся эта история настолько меня увлекла, что очень хотелось знать, чем она закончится. Что же касается опасности…

А кто сейчас может спать спокойно? Включите телевизор, посмотрите внимательно на окружающие нас реалии — и все, сон как рукой снимет: взрывы, заложники, цунами, сосульки на голову, вулканы, да и просто беспредел.

Все эти аргументы и факты я хотела выложить Клавке, но она неожиданно закончила свое выступление словами:

— ..как я понимаю, иного выхода у нас уже нет. Что ж, пусть будет так. Хорошо бы еще знать, какой у тебя товар. Судя по всему, деньги за него платят немалые…

— Почему это? — обалдела я.

— Сама же сказала, бабки будут послезавтра. Это значит, их нужно снять со счета, обналичить, может, из-за границы перевести, из оборота изъять, мало ли еще что. Из-за сотни баксов Тамара так суетиться не будет, я в этом почему-то уверена. Так что давай, доедай свою котлету и начинай думать. Иногда у тебя это неплохо получается.

Сдавленно хрюкнув, я последовала совету сестры.

Желудок постепенно приходил в норму, а вот с головой наметились проблемы: она никак не хотела начинать соображать. Клюквина с наслаждением попивала горячий кофе и бросала на меня заинтересованные взгляды. Под этими взглядами я съеживалась от стыда за собственную бестолковость, но все равно придумать ничего не получалось. Тут я разозлилась на Клавку: ей хорошо, переложила всю ответственность на меня под предлогом своей больной головы и в ус не дует! А я тут напрягайся за двоих!

— Ну что ты на меня смотришь, как носорог на крокодила?! — я нервно дернулась. — Не знаю я, чего делать, поняла?! Не знаю! — и, помолчав секунду, добавила:

— Пока не знаю. Но обязательно скоро придумаю.

— Кто бы сомневался? — спокойно кивнула Клюква. — Например, чего втюхать этой Тамаре и при этом выжить. Слушай, Афонь, а давай ей продадим чего-нибудь ненужное?

— После визита двух милых юношей, типа «милиционеров», у нас вся квартира превратилась в ненужное, даже обои, — напомнила я.

— Это да, — взгрустнула сестра. Но «печаль ее была светла» и быстро прошла. Очередная идея озарила гениальную Клюкву:

— Надо ехать в НИИ, где Витька работает.

Вот ведь! Клавдия сегодня просто фонтанирует идеями! Даже завидки берут: почему такая простая мысль не посетила меня? Наверное, переедание все-таки отрицательно влияет на умственные способности. Однако упрямство — второй по значимости мой недостаток. Первый, как и у всех женщин мира, — неуемное любопытство. А оно, известно, сгубило кошку. Вот и приходится крутиться, чтобы выжить! Ладно, вернемся к моему упрямству. Я наклонила голову, словно намеревалась забодать Клюквину, и хмуро потребовала пояснений:

— А зачем нам туда ехать?

— Ну.., посмотрим, с дружками его побеседуем, может, чего и прояснится.

— Ладно, поехали. Где этот НИИ находится?

Теперь уже Клавка растерянно моргала.

С улыбкой Наполеона, случайно выигравшего Бородинское сражение, я снова взяла телефон Виктора и набрала номер Оксанки.

Через три минуты мы уже знали не только, где расположен институт, но и как лучше и быстрее до него добраться.

Ехать предстояло на другой конец Москвы.

Путь неблизкий, есть возможность немного поразмышлять. В метро, слава богу, было немноголюдно. Я с удовольствием плюхнулась на сиденье и прикрыла глаза.

— Ты можешь сказать, куда мы так бежали? — недовольно спросила Клавдия, опускаясь рядом и пыхтя, как малайзийский слон.

— Грелись, — коротко ответила я. — Отстань.

Клюквина нахохлилась, но отстала. Я изо всех сил напрягалась, пытаясь выстроить логическую цепочку, выдвинуть версии, но все время мысли разбегались. Я то и дело сбивалась на думы о своем Брусникине. Как он там, на спецзадании? Наверное, успешно сражается с иноземными мафиози, не то что мы. А вообще, если быть до конца честной, я рада, что Димка появился в моей жизни. Правда, вместе с ним появился и теленок по имени Лорд породы мраморный дог. Несмотря на размеры, существо милейшее и добрейшее. Любимым занятием Лорда являлась встреча гостей. Ох, как же он радовался, стоило только кому-нибудь позвонить в дверь! Едва гость переступал порог, Лорд с радостным лаем бросался ему на грудь и принимался весело облизывать. Некоторые гости падали, те, кто покрепче, держались на ногах, мы с Клавкой предпочитали ложиться сами. Зато мои нерадивые ученики почему-то перестали приносить сочинения спустя неделю после отпущенного им срока. А еще Лорд воспылал нежными чувствами к моей черепашке Тырочке.

Он часами мог сидеть перед аквариумом и наблюдать, как любимая изящно шевелит ластами. При этом пес издавал страстное поскуливание и мел хвостом кухонный пол…

Грубый тычок под ребра заставил меня очнуться.

— Ты чего? — недовольно спросила я Клавку.

— Пересадку надо делать, вот что. А ты спишь, что ли?

— Нет.

— А чего тогда?

— Обдумываю положение и разрабатываю тактику и стратегию дальнейшей борьбы, — сурово пояснила я.

Клавдия сдержанно кивнула:

— Важное дело.

После этого она ко мне не приставала. Переместившись на другую ветку, мы снова уселись в вагон поезда, и я вновь погрузилась в мечты.

Так, на чем я остановилась? Лорд… Какое-то время песик счастливо жил вместе с нами, но потом заболел какой-то дрянью и буквально в течение трех дней умер. Мы с Клюквой дней пять плакали, не переставая, Тыра залегла на дно, а мой Димка посерел от горя и поклялся: живых существ больше не заводить. Хм, интересно, а жена считается? Впрочем, Димыч тоже не подарочек! Выйдя за него замуж, я сделала массу открытий. Приятных и не очень. Открытие первое: он есть. Открытие второе: он постоянно хотел есть! Клюквина, отвечавшая в доме за хозяйство, хотела уже писать гневное письмо в Министерство пищевой промышленности с требованием наладить массовый выпуск нового продукта под названием «Еда мужская. 10 кг».

Слава богу, удалось ее отговорить, и министр до сих пор спит спокойно. Между прочим, благодаря мне.

Следующее открытие: надзор и контроль.

— Ты с кем это говорила по телефону? Кто этот двухметровый очкарик, который приходил?

Ты где была с пяти до семи?

— С подругой. Мой ученик. На педсовете.

Отстань.

И, пожалуй, самое неприятное открытие: я уже не могла часами лежать в душистой ванне.

Мой девяностокилограммовый зайчик пытался прорваться в помещение. То ему срочно нужна была зубная щетка. То возникала экстренная необходимость осмотреть уже два месяца текущий кран. Потом ему хотелось проверить действие закона Архимеда: сколько воды вытеснят из ванной два тела, если Брусникин поместится рядом со мной. Если, конечно, поместится…

В общем, скучно мне в браке не было. Надо признать, замужество оказалось весьма занимательной штукой. Но самое главное открытие: Димка меня любит, а я — его. А это, черт возьми, здорово!

— Слышь, стратег, — снова последовал тычок, но уже в другой бок, — хорош мечтать, выходим.

Тяжко вздохнув, я поплелась к выходу.

После тепла подземки на улице холод ощущался вдвойне, а то и втройне. Следуя указаниям Оксанки, мы быстро нашли этот самый НИИ вирусологии. Рабочий день только закончился, и народ тонким ручейком потянулся от проходной. В основном это были женщины, но иногда попадались и мужчины.

— Ну, и как мы узнаем Витькиных дружков? — задала актуальный вопрос сестрица. — Ты всю дорогу стратегию разрабатывала, тебе и карты в руки.

Я загрустила. Сегодня что-то туговато у меня с идеями, не то что с воспоминаниями. Да только какой с них толк? Душу греют, а пользы никакой. Тыкаться в проходную смысла нет. Во-первых, люди уже идут домой с работы, а во-вторых, сразу начнутся вопросы: куда, к кому, с какой целью… Вразумительно ответить мы могли только на вопрос «к кому». Но этого явно недостаточно.

Клавка терпеливо ждала. Долго ждала. Минуты две. Потом хмыкнула и предложила:

— Встанем недалеко от проходной. Будем махать руками и звать Виктора. Ну, будто мы его увидели и теперь привлекаем к себе его внимание. Авось кто-нибудь и клюнет. Фамилию Витьки знаешь?

— Самонин, — угрюмо ответила я, злясь на саму себя, на Клавку, а заодно и на весь белый свет.

— Ну, давай… Начинай, — велела Клюквина, когда мы заняли позицию метрах в пятидесяти от проходной.

Я запрыгала на месте, подняла руку и не очень уверенно позвала:

— Витя! Самонин! Мы здесь!

Несколько человек, проходивших в этот момент мимо нас, испуганно вздрогнули и ускорили шаг.

— Не, так не пойдет, — сокрушенно покачала головой Клавдия. — Твой писк даже воробьи не слышат. Никакого в тебе актерского таланта!

— Зато ты просто Сара Бернар, — вскипела я. — Вот сама и действуй.

Клавка не стала упрямиться. Она тоже заскакала на месте с поднятыми вверх руками и во все горло заорала:

— Витька! Самонин! Давай сюда, мы тебя ждем! Чего застыла, как девушка с веслом? — зашипела мне в ухо сестра. — Присоединяйся, не скромничай!

И вот уже мы обе запрыгали, как кузнечики, размахивая руками и призывая Витьку Самонина, который, к слову сказать, не мог нас услышать в силу объективных обстоятельств. Картинка, должно быть, выходила что надо, просто день открытых дверей в дурдоме! Сотрудники НИИ, привыкшие иметь дело с тихими, мелкими организмами, шарахались в стороны, спеша поскорее миновать опасный участок.

Неизвестно, сколько бы еще продолжался бесплатный цирк, если бы перед нами не остановился высокий, чуть сутуловатый мужчина в старом пальто, меховой шапке и старомодных очках в черной оправе на крючковатом носу. За толстыми линзами его глаза казались совсем маленькими. Не знаю, почему, но я сразу прониклась доверием к близорукому дядьке.

— Чего орете, как белые медведи в брачный период? — тихо спросил он. Мы с Клавкой мигом заткнулись. — Нету Витьки. Уже который день. Милиция сегодня приходила, им интересовалась. Сказали, он в больнице…

Я мысленно выругалась: значит, этот рыжий Филиппок, чтоб ему сосулька на голову свалилась, все-таки сообщил ментам! Вот Иуда, прости господи! Ну, погоди, дай только добраться до тебя!

— А вы друг Виктора? — с надеждой заглянула в очки дядьке Клавдия.

— Ну…

— Тогда мы к вам, — сообщила сестра и вцепилась мужчине в руку, словно голодная гиена в добычу. — У вас есть несколько минут? Нам очень, очень надо поговорить с вами!

— Со мной?! — по-моему, дяденька немного испугался. Он попытался освободиться от Клавкиного захвата. Зряшное дело, ей-богу! Если Клавдия во что-то вцепилась, это почти навсегда.

— Именно с вами, — поддержала я сестру, подхватывая мужика под другую руку.

Он быстро сообразил, что сопротивление бесполезно, как-то обмяк и, похоже, смирился с судьбой. Мне стало жалко дяденьку. После тяжелого трудового дня человек собрался домой, отдохнуть перед телевизором, а тут на выходе две по виду чокнутые девицы приняли его под белы рученьки и ведут в неизвестном направлении.

— Может, пообедаем? — участливо предложила я.

— Я бы заодно и поужинал, — согласился друг Виктора.

— Замечательно! — я искренне обрадовалась. — Здесь есть поблизости какое-нибудь предприятие общественного питания?

Дядька утвердительно кивнул.

— Тогда ведите нас, доблестный рыцарь! — воскликнула Клюква, еще больше пугая мужчину.

Кто кого вел — это еще вопрос, но вскоре мы уже сидели не то в пельменной, не то в чебуречной, чудом сохранившейся еще с советских времен.

Большое помещение, беспорядочно заставленное столами, сильно напоминало столовую, режим самообслуживания и толстая тетка за кассой в грязно-белом халате, любезная, как тайская массажистка, довершали сходство. Клавка оставила меня стеречь мужика, чтоб не убежал, а сама отправилась за едой. Я с ужасом думала, купит она еду только для нашего.., м-м.., нового знакомого или нам тоже придется давиться клейкими пельменями?

Учинив небольшой скандал у кассы, Клавка вернулась с подносом. К моему облегчению, на нем стояла еда только в единственном экземпляре: какой-то салат подозрительной наружности с романтичным названием «Весенние грезы», икра заморская кабачковая, порция пельменей, похожих на мартовский снег в комочках, и граненый стакан с жиденьким чаем.

Мы с Клавдией тактично молчали, ожидая, когда мужчина утолит первый голод. Лишь однажды Клавка, с состраданием наблюдавшая, как он с аппетитом поглощает «Весенние грезы», деловито осведомилась:

— Холостой?

— Угу. Разведенный, — с набитым ртом ответил дядька. — Как вы догадались?

— Пф, тоже мне, секрет Полишинеля! — фыркнула сестрица, тонкий знаток кулинарии. — Только холостой мужчина может жрать эту дрянь и при этом испытывать удовольствие.

После салата, икры и некоторого количества пельменей Витькин приятель откинулся на спинку стула и перевел дух.

— Рассказывай, — велела Клюквина, заметив сытый блеск глаз за толстыми линзами очков.

— Чего? — удивился мужчина.

— Все. Или ты думаешь, мы просто так тебя кормили? — Клавка свела брови на переносице и резко бросила:

— Имя? Фамилия? Отчество?

Дядька, бледнея, икнул:

— Мое?

— Мое мне известно, — повысила голос сестра. — Конечно же, ваше, ну?

Я, признаться, почувствовала себя неловко.

Чего она, в самом деле, в следователя играет?

Насмотрелась всяких третьесортных сериалов, понимаешь! Мужик и так перепугался, а тут еще Клавдия со своими заскоками. Пришлось попытаться сгладить грубость Клавки.

— Э-э… — я честно старалась сообразить, как обратиться к мужчине: молодой человек?

Но ему хорошо за тридцать. Товарищ? Товарищи, как известно, в семнадцатом году остались.

Господин? Оглядев дяденьку, я решила, что на господина он никак не тянет. Поэтому я брякнула:

— Любезнейший!

Вышло еще хуже. Мужчина расправил плечи и надменно произнес:

— Вы бы меня еще «дружочком» Назвали.

Позвольте представиться: Прутков Козьма Иванович.

Я тихо ойкнула, а Клавка, вмиг растеряв суровость, пролопотала:

— Потомок, что ли, того.., который афоризмы сочинял?

— Нет, — с достоинством ответил Прутков. — Однофамилец. Но имя мне дали именно в его честь.

Вздох облегчения невольно вырвался у меня из груди. А ну как этот Прутков оказался бы потомком того Пруткова? Как заговорил бы афоризмами, поди, пойми его тогда! И уж совсем некстати в голову пришла мысль: интересно, как ласково называла его бывшая жена? Козя?

Козюля?

«Козюля, милый, ты мусор не вынесешь?»

Козюля с достоинством принимает из рук супруги мусорное ведро и гордой походкой кузнечика в тапочках и «трениках» топает на помойку. Чтобы замаскировать смех, распиравший меня изнутри, я закашлялась.

К Клюквиной вернулось самообладание, и она уже человеческим голосом представилась:

— Я Клавдия, а это, — небрежный кивок в мою сторону, — Афанасия, сестра моя. Нас интересует ваш приятель, Виктор Самонин. Сразу оговорюсь, мы не из милиции. И Виктора-то, собственно, знаем всего-то пару дней. Это мы, между прочим, нашли вашего раненого друга и доставили его в больницу. А теперь, так уж вышло, его судьба очень тесно переплелась с нашими судьбами. Вот мы и решили поговорить с кем-нибудь из друзей Виктора, чтобы решить, как жить дальше…

— — И жить ли вообще… — еле слышно пискнула я.

— Точно. Так что, Козьма Иванович, наши жизни сейчас в ваших руках.

Несколько пафосно, на мой взгляд, но вполне сносно. Главное, чтобы на Козюлю слова Клюквы произвели должное впечатление. Секунды капали. Козюля думал, мы ждали. В конце концов Клавдия не выдержала напряжения: , — Так как, Козьма Иванович, будем говорить?

Представляю, что сейчас творилось в душе Пруткова! Вот он, среднестатистический мужчина, разведен, положительно характеризуется со всех сторон, прилежно работает в каком-то НИИ… А теперь чьи-то жизни вдруг оказались в его руках! Нужно отдать должное Козьме Ивановичу, он принял единственно верное решение:

— Что же вы хотите знать?

— Ну, во-первых, чем занимается ваш институт и может ли он заинтересовать криминальные элементы, а во-вторых, очень хотелось бы узнать ваше мнение о Викторе… — опередила я Клавдию, уже открывшую рот.

Весь организм содрогался от радости: наконец-то и моя голова включилась в работу!

Козьма задумался, а потом немного торжественно начал:

— Наш институт основан… — тут он сник и честно признался:

— По правде говоря, не знаю, когда он основан. Впрочем, вам это и неважно.

Чем занимается? Хм… Раньше эта информация была строго секретна, а сейчас… — Прутков махнул рукой. — Нет, кое-какие лаборатории до сих пор засекречены. Что они исследуют, знают только те, кто там работает. Это — элита наша, так сказать. А мы, простые дворняжки от науки, изучаем воздействие различных видов вирусов на живые организмы.

— Над мышками издеваетесь? — укоризненно покачала головой Клюквина.

— Мы занимаемся делом, важным для всего человечества! — воздел руку к потолку Козьма.

Вилка шмякнулась на пол, стрельнув пельменем в стену. Пельмень к ней тут же прилип, как голодная пиявка. Прутков смущенно потупился, а я попросила:

— Продолжайте, пожалуйста. И, если можно, подробнее. Какие конкретно вирусы вы изучаете?

— От банального Аш5-Эн1…

Клавка, боявшаяся любых формул, потому как ни черта в них не разбиралась, напряглась:

— Это что такое?

— Птичий грипп, — охотно пояснил Прут.., ков, — до лихорадки Эбола и ботулизма.

— О, а я знаю! — обрадовалась я. — Ботулизм — это когда съешь что-нибудь несвежее, а потом умираешь!

Мы, не сговариваясь, посмотрели сперва на одинокий пельмень на стене, а потом в тарелку Козьмы. Он поправил очки, съехавшие на кончик носа, и мягко произнес:

— Не совсем так, конечно, но, в общем, правильно.

— А сибирская язва, чума у вас есть? — округлила глаза Клавка.

Прутков утвердительно кивнул.

— Очуметь! — восхитилась сестра. — И как вы там еще не поумирали вместе со своими мышами. Не боитесь?

— Ну, во-первых, не все сотрудники имеют дело со столь опасным материалом, а во-вторых, существуют средства защиты, и если соблюдать соответствующие меры предосторожности, то ничего неожиданного не произойдет…

— Угу, ну да, ну да, — пробубнила Клюква, на всякий случай, отодвигаясь подальше от Козюли.

— ..хотя иногда случаются ЧП, — закончил Прутков, затуманиваясь воспоминаниями.

Я решила затуманиться за компанию и представить себе какую-нибудь страшную картину из жизни вирусов. Как назло, в голову лезло только изображение инфузории-туфельки из школьного учебника биологии. Но инфузория, по-моему, никаких ужасов и разрушительных действий сотворить не может. Я затуманилась еще больше и вспомнила подружку инфузории — амебу. Или это не вирусы? Дальше туманиться помешала Клавка:

— Ближе к телу, как говорил Мопассан и товарищ Бендер. Что можете сказать о Викторе?

— А что Виктор? — вернулся в реальность Прутков. — Хороший мужик, надежный; спокойный… Он работал лаборантом в пятой лаборатории. Не весть что, конечно, но ведь он был судим. Я и так удивляюсь, как его к нам в НИИ приняли. Да-а, так вот, работал он в пятой лаборатории. Это… Как бы вам объяснить? Ну, скажем, самая открытая лаборатория. Там занимаются вирусом гриппа и его мутациями. Туда имеют доступ все сотрудники; Четвертая лаборатория уже ограничивает доступ и так далее;

— Понятно, — протянула я, — и чем менее доступна лаборатория, тем серьезнее и опаснее там вирусы. А может сотрудник пятой лаборатории как-нибудь по-хитрому проникнуть, к примеру, в третью?

— Это исключено, — категорично заявил Козюля и, посчитав тему исчерпанной, принялся методично уничтожать уже остывшие пельмени.

Клавка с немым ужасом наблюдала за процессом.

— Козьма Иванович, — не унималась я. — Вы говорили, что в НИИ приходили из милиции…

— Приходили! Они-то и сообщили, что Витька в больнице. Поспрашивали о нем немного и ушли.

Ясно. Менты выполняют необходимые формальности. Но им-то известно гораздо меньше, чем нам.

— Кстати, Виктор две недели назад уволился… — Прутков покончил-таки с пельменями и всем своим видом демонстрировал желание отправиться домой, на любимый диван, и расстаться с нами.