Принц на белом костыле

— Как уволился? — опешила Клюквина. — Почему же его жена нам ничего не сказала?

Козюля развел руками, мол, это уже не мое дело. Ладно, с этим разберемся. Сейчас меня волновал еще один вопрос, и я не хотела прощаться с Прутковым, не выяснив все до конца.

— Козьма Иванович, вы не ответили, мог ваш НИИ заинтересовать преступников?

Подумав, Прутков ответил:

— Теоретически, да. Вирусы — это то же бактериологическое оружие. Но практически — очень сложно. Я ведь уже говорил о секретности некоторых лабораторий, об ограничении доступа…

Говорил, говорил, конечно. Но ведь наши ученые такие бедные, денег на науку государство жертвует крайне неохотно, а вот представители криминала готовы поделиться капиталом кое с кем.., из не слишком чистоплотных деятелей от науки.

Пельменную покидали в том же боевом порядке: Козюля посередине, мы с Клавкой по краям. Правда, под руки мы уже Пруткова не держали, напуганные его страшилками. Да и смысла, по моему мнению, не было. Интересующей нас информацией он уже поделился, и теперь надобность присматривать за ним отпала.

До метро нужно было топать пешком минут десять. Клавка решила просветиться у Козюли насчет правил личной гигиены, а я попыталась подвести кое-какие итоги.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день?

Степка. Личность подозрительная и насквозь криминальная. Всю его историю с фурами, вымоганием денег с якобы брата можно благополучно забыть. Но ведь зачем-то мы ему понадобились? Зачем, вот в чем вопрос. Для чего нужен был весь спектакль со сберкассой и сказками братьев Гримм? Эти вопросы остаются пока без ответа. Степан, по словам Оксанки, шантажировал Виктора, скромного лаборанта НИИ вирусологии. Хотя можно ли назвать шантажом то, за что предлагают деньги, судя по всему, немалые… Тут у меня в голове что-то замкнуло, заискрило, и я радостно завопила:

— Клавка, кажется, я все поняла!!!

Не уверена, что Клюквина меня услышала: произошедшее дальше буквально разбросало нас на значительное расстояние друг от друга.

Впереди, примерно метрах в двухстах, уже виднелся вход в подземку. Необходимо было перейти не слишком оживленное шоссе, не шоссе даже, а так, сплошное недоразумение, покрытое утрамбованным снегом. Могу поклясться, никаких машин в ту секунду по этому самому недоразумению не ехало. И вдруг раздался, рев мощного мотора, стремительно приближавшийся к нам. Ни фары, ни габаритные огни у автомобиля не горели.

От неожиданности и испуга мы с Клавкой застыли прямо посередине дороги. Вдруг последовал сильный и резкий толчок. Я почувствовала, как преодолеваю силу земного притяжения.

Ощущение полета длилось недолго. Я ткнулась мордой в сугроб, ссадив кожу на щеке, и там затихла, ожидая немедленной кончины. Но, видать, смертушка моя еще далеко ходит, кончина никак не наступала. Это придало смелости, а заодно и уверенности в завтрашнем дне. Подняв голову, я истерично выкрикнула:

— Клава! Клавдия! Отвечай немедленно, ты жива?!

Из такого же сугроба, только с другой стороны дороги раздался голос Козьмы:

— Мы здесь. Живы, слава богу.

— Тогда переползайте ко мне.

Две фигуры с противоположной стороны отделились от сугроба и, зачем-то пригнувшись, бегом бросились на зов.

— Нет, я отказываюсь работать в таких условиях! — с места в карьер начала возмущаться Клюквина. — Практически линия фронта, только без выстрелов!

Что-то подсказывало мне, что выстрелы мы еще услышим. Раз уж появился в нашей жизни пистолет, должен же он когда-нибудь выстрелить? Впрочем, не желая еще больше травмировать психику Клюквы, я благоразумно промолчала.

— Сначала по башке лупят, потом едва насмерть не сбивают! — продолжала гневный монолог сестра. — Кстати, никто номер не заметил? Я так и думала, — кивнула она в ответ на общее молчание. — Безобразие, честное слово!

Купят права, а потом гоняют, как сумасшедшие.

Козьма Иванович поцокал языком и озвучил мысль, которая настойчиво вертелась в моих мозгах:

— Это не случайность. Мне кажется, вас хотели убить.

Возмущение с Клюквиной как ветром сдуло.

— У.., у.., у… — проблеяла она, заваливаясь вбок.

Я подперла сестру плечом и прошипела в лицо Козюли:

— Почему это сразу нас? Может, вас?

— Нет, — покачал головой Прутков. — Зачем меня убивать? Я человек маленький, никакого интереса для киллеров не представляю.

Пока не появились вы, в моей жизни было все спокойно. Вывод делайте сами. С вами опасно.

Уж извините, девочки, но, судя по всему, на вас началась охота, а я дорожу своей жизнью, пусть и неинтересной. Счастливо оставаться.

С этими словами Козьма Прутков пошагал к метро.

— Да-а, мельчает нынче мужик, — сокрушенно вздохнула я. — Его накормили, напоили… И вот, пожалуйста, черная неблагодарность!

Пошли домой, Клава.

Мы с Клавкой повздыхали немного, да и пошли. Шли молча. Я пыталась снова настроиться на размышления, чтобы продолжить построение логической цепочки. Она, если помните, была прервана историческим полетом в сугроб. Однако вернуться в прежнее спокойное состояние не получалось. Из головы все не шло вспоминание о странном происшествии. Как-то не верилось, что нас хотели убить. За что? Дурных мыслей у нас не имелось, коварных планов, тоже, зачем же жизни лишать? В глубине души заворочалась обида, на глаза навернулись слезы, и я пару раз шмыгнула носом.

— Ты чего, Афонь? — удивилась Клавка.

Почему-то от звука ее голоса захотелось разреветься еще сильнее. Справиться с эмоциями не вышло: я судорожно всхлипнула и только и смогла выдавить:

— Да-а-а, Клавочка, а чего они…

По щекам потекли горячие слезы. Одну щеку, ободранную снегом, щипало, но я не обращала на это внимания. Вообще-то плачу я редко, поэтому Клюква не на шутку перепугалась:

— Афанасия, не реви! Знаешь ведь, как меня это нервирует! У тебя что-то болит?

— Душа… — выдавила я сквозь всхлипы.

— Фу ты, господи, напугала! Главное, руки-ноги целы, а душу мы вылечим. Вот до дому доберемся, коньячком и подлечимся.

Я зарыдала еще горше, вспомнив, что дома сплошной разгром и никакого коньячку там вовсе нет, равно как и еды в принципе, спать придется опять на полу, и вообще… Клавка, сообразив, что успокаиваться я не собираюсь, забегала вокруг меня, словно в хороводе.

— Афоня, прекращай свое мокрое дело, иначе я за себя не отвечаю. Слушай, а может, у тебя щека болит? Так это ерунда, ей-богу! Ты только руками не трогай, а то занесешь какой-нибудь вирус, и все.

— Что «все»? — икнула я.

— Моменте море, вот что! Мне Прутков рассказал: сначала кровь будет сочиться из-под ногтей, из ушей, из глаз, потом язвы по телу пойдут… А через три дня гроб и белые тапочки!

Я уж и так опасаюсь, что сразу рану твою не продезинфицировали. Ну, да может, обойдется…

Перспектива, нарисованная доброй Клавдией, здорово испугала, я заткнулась и молчала до самого дома.

* * *

Прежде чем пойти домой, мы зашли в супермаркет. Вернее, зашла Клавка, а я терпеливо топталась у входа, ожидая ее возвращения. Вернулась она полчаса спустя, с двумя пакетами, доверху набитыми провизией. В предвкушении вкусного ужина я приободрилась и на какое-то время забыла, что смертельный вирус уже затаился в моем организме и последние три дня жизни меня ожидают страшные мучения. Может, права Клавка, и все обойдется?

Еще из-за двери я услышала, как надрывается телефон. Пока мы возились с замком, телефон умолк, но едва я переступила порог, он разразился новой серией звонков. Спотыкаясь о разбросанные вещи, я добралась до телефона и немного раздраженно крикнула в трубку:

— Алло?!

— Афанасия…

Голос Брусникина был строг и требователен. Я сникла. Когда у Димки такой голос, общение с ним не предвещает ничего хорошего.

— Да, Димочка, это я.

Клюква сделала страшные глаза и скрылась на кухне.

— Где вы пропадаете? — сразу приступил к допросу Димыч.

— В магазин с Клавкой ходили. Еда вся как-то неожиданно кончилась, вот мы и решили…

— А днем?

— Так на работе, Дим, — не очень уверенно соврала я и покраснела.

— Серьезно? — протянул Димка. — Только в школе об этом почему-то не знают. Они утверждают, будто ты заболела.

— Э-э-э… Я не хотела тебя волновать, ведь ты находишься на ответственном государственном задании, тебе нужно сохранять спокойствие и присутствие духа, потому как в противном случае…

Димка не стал дожидаться, пока я закончу свою мысль. Вместо этого он рявкнул так, что у меня душа мгновенно ушла в пятки:

— Хватит врать! Что у вас происходит?!

Ответить на этот вопрос я не могла, оттого заревела (уже второй раз за сегодняшний день!) и, давясь слезами, проговорила:

— Вот чего ты на меня орешь? А еще муж называется! Мне, может, жить осталось три дня, и смерть мученическая ожидает! Клавка уже и с патологоанатомом знакомым договорилась…

— О чем? — обалдел Брусникин.

— О вскрытии, разумеется.

— А кого вскрывать-то будут?

— Меня-а-а-а!!!

В эфире повисла тишина, которую нарушали только мои всхлипы. Наконец Димка обрел способность говорить.

— Афанасия, дорогая, успокойся, пожалуйста. Объясни, что, случилось? Ты серьезно больна?

Врать любимому не хотелось, но и говорить правду тоже, чего доброго, опять лютовать начнет. Поэтому я решила придерживаться золотой середины.

— Да нет, ничего страшного. Если честно, просто устала. Вот Клавдия и предложила немножко поболеть. А патологоанатом просто больничный выпишет.

— Первый раз слышу, чтобы патологоанатомы выписывали больничный, — проворчал супруг, заметно успокаиваясь. — А вообще-то правильно. Я всегда говорил — работа в школе тебя изнуряет. Ладно, об этом мы еще поговорим.

Как у вас там дела в принципе?

Заверив мужа, что с делами у нас полный порядок, я поспешила перевести разговор на более спокойную тему и заговорила о чувствах.

Брусникин мог начать задавать вопросы, а я совсем не уверена, смогу ли правильно на них ответить. Уже завершая разговор, Димка посоветовал быть осторожными и взял с меня слово не ввязываться ни в какие авантюры. Слово я, конечно, дала, слабо веря, что сдержу его.

— Что Брусникин? — спросила Клавка, когда я появилась на кухне.

— Сперва лютовал, потом успокоился, хотя и грозился головы нам поотрывать, — ответила я, балдея от умопомрачительных запахов еды.

Клюква кивнула и сделала неожиданный вывод:

— Все правильно. Значит, любит по-прежнему, даже еще сильнее. Давай-ка теперь займемся твоей раной, Афанасия.

Тут я заметила, что в руках сестрица держит пузырек с зеленкой и кусок ваты. Признаться, с детства ненавижу любые медицинские процедуры. Сейчас тоже не испытывала ни малейшего желания подвергаться подобным испытаниям.

Прислонившись к стене, я прикрыла глаза и слабым голосом проронила:

— Клава, это бесполезно. Если вирус в меня попал, то уже начал свою черную работу. Зеленкой его не убьешь.

— Ничего, не убьем, так хоть покалечим, — решительно подступила ко мне Клавдия. — Подставляй щеку, думаю, тебя все-таки еще можно спасти.

По правде сказать, сил у меня осталось только для ужина. Сопротивляться Клавкиному напору означало бы остаться голодной. Поэтому я покорно подставила щеку под заботливые Клавкины руки, предчувствуя адские муки.

— Готово, — через пару минут удовлетворенно крякнула Клюквина. — Хорошо бы еще пластырь налепить, да ты им кран замотала…

Иди, мой руки, и будем ужинать.

Я немного удивилась, что все прошло столь безболезненно, но послушалась.

Бесстрастное зеркало в ванной отразило инопланетянина-мутанта: бледное, в общем-то, лицо, половина которого было густо-зеленого цвета, словно молодая листва на березках.

— Спасибо, Клава, — сказала я мутанту в зеркале, — твоя щедрость просто безгранична, как просторы Вселенной. Но, по-моему, зелени несколько многовато. Хотя… Кто их знает, эти вирусы? Вдруг чем больше, тем лучше?

С этой успокаивающей мыслью я вернулась на кухню.

— Ну как? — вскинула брови Клюквина.

— С точки зрения медицины — не знаю, — призналась я, цепляя на вилку маринованный огурчик. — С художественной точки зрения — желтизны не хватает…

— Я тебе не Ван Гог, чтобы подсолнухи рисовать, — насупилась Клюква. — Могла бы и спасибо сказать.

— Спасибо, родная.

Сестрица, по-моему, не поверила в мою искренность, потому как подозрительно покосилась на меня, но жареной картошки насыпала щедро. На столе, как и было обещано, стояла бутылка коньяка. «Лечиться, так уж по полной», — решила я и наполнила наши стаканы лекарством почти наполовину.

— Буде здравы, бояре! — провозгласила Клавка и осушила стакан.

— Угу, — поддержала я тост.

Однако выпить не успела — в дверь позвонили. Мы с Клюквиной испуганно уставились друг на друга. Так и моргали, не решаясь открыть. Звонок повторился.

— Вот, блин, настойчивый какой! — шепотом посетовала Клавдия. — И чего, спрашивается, неймется? Раз не открывают, значит, нет никого!

Теперь в дверь не только звонили, но и стучали.

— Придется открыть, — вздохнула я.

Чтобы придать себе смелости, я залпом махнула коньяк и пошла в коридор. За спиной раздался звон кастрюль и вопль Клюквы:

— Афоня, я с тобой!

Дверь я открыла, только убедившись в надежности тыла: за спиной стояла Клавдия, сжимая в одной руке сковородку, а в другой — почему-то половник. Вид у нее был не слишком грозный, но вкупе с моей зеленью на щеке мог произвести впечатление.

На пороге стоял Степан и широко улыбался.

Клавка громко ахнула:

— Супостат явился Душегуб!

— Привет, девчонки, — по-прежнему улыбаясь, поздоровался Степка. — Ты чего это такая зеленая, Афанасия? Обратно в лягушку превращаешься, что ли? А почему у вас такой бардак?

— Сам натворил, и сам спрашивает! — зашлась от возмущения Клавка. — Нахальство какое.

Степка перестал улыбаться, похлопал глазами и поинтересовался, глядя на меня:

— Твоя сестра всегда такая или это обострение?

Я молчала, обидевшись на лягушку, зато Клавдия продолжала бушевать:

— Я вот сейчас как дам тебе сковородкой по лбу, а потом половником добавлю, тогда посмотрим, у кого из нас обострение. А ну, руки вверх!

Степану стало совсем уж не до смеха, зато появилась еще одна причина для удивления:

— Чего?

Сестрица, по всему видать, была настроена по-боевому. Она сделала шаг вперед и замахнулась:

— Клешни свои подними, неужто не ясно?

Вероятно, Степан сделал вывод, что Клавка — буйная, оттого не стал спорить и покорно поднял руки. Клюква распорядилась:

— Афанасия, проверь-ка у него карманы.

Вдруг он с пистолетом явился?

— Вы же у меня его сперли, — неожиданно заявил Степка, позволяя мне себя обыскать. Его слова ввергли меня в состояние легкого шока.

Значит, он знал? Чего ж тогда молчал? А вдруг он за ним пришел? Как объяснить исчезновение оружия?

Клавдия от Степкиных слов сперва немного растерялась, но быстро взяла себя в руки:

— Кто вас, уголовников, знает, может, у тебя еще есть?

Глаза у Степана сузились, а на скулах задвигались желваки. Однако он молчал, позволяя мне закончить досмотр. В карманах никаких предметов, хоть отдаленно напоминавших оружие, не нашлось, о чем я и сообщила Клавке.

— Ну, что, теперь можно войти? — Степка опустил руки.

— Зачем? — подозрительно заглянула я в глаза гостю.

— Да, чего приперся, душегуб? — поддакнула сестра.

— Соскучился…

— Нет, ну каков нахал! — опять стала закипать Клюква, но я ее перебила:

— Уймись, Клавдия. Пусть проходит. Я давно хотела поговорить с этим типом гражданской наружности. На ловца, как говорится, и зверь бежит.

Мы с Клавкой отконвоировали Степана в комнату. Увидев царивший там разгром, Степка присвистнул:

— Ничего себе! Ремонт затеяли?

Вопрос повис в воздухе, потому что я размышляла, с чего начать разговор, а Клюквина зорко следила за пришельцем, готовая в случае необходимости его нейтрализовать при помощи все той же сковородки и половника. Степка, не дожидаясь приглашения, перевернул валявшееся кресло и уселся в него, я расчистила для себя место на диване, Клавка осталась стоять в дверях, не доверяя широкой улыбке, вновь появившейся на лице Степана.

— Ну, ловец, — в его голосе явно слышалась издевка. Мне это не понравилось, и я нахмурилась. Степка не впечатлился и продолжал:

— Обыскать обыскали, теперь пора к допросу переходить. Протокольчик будем составлять, гражданин начальник?

— У-у, порождение ехидны, — погрозила половником Клавдия, — он еще юродствует!

В самом деле, Степка вел себя так, словно ничего не произошло и он просто заглянул к нам на огонек, как старый друг и товарищ. Никаким другом он, разумеется, не был, подозревался сразу в нескольких преступлениях, потому я насупилась еще больше и строго спросила:

— Ты сразу заметил исчезновение пистолета?

— Конечно. Пропажу такой штуковины довольно сложно не заметить. Скажу больше: я даже понял, чьих рук это дело.

— Ты очень проницателен. А чего не потребовал пистолет обратно?

— Подумал, он вам нужнее, — пожал плечами Степан.

Клавка фыркнула:

— Конечно, куда ж мы без пистолета? Ни в магазин выйти, ни в гости сходить. Лучше скажи правду, так, мол, и так, кокнул я пару человек из него. Пистолет теперь у ментов на примете, и я только рад был от него избавиться.

Резон в Клавкиных словах был, к тому же меня тоже посещала эта мысль, поэтому я уставилась на Степана, ожидая ответа. Но он вовсе не собирался ни подтверждать, ни опровергать наше предположение.

Начало беседы мне не слишком понравилось:

Степка, кажется, откровенно насмехался над нами. Я тяжело вздохнула, быстро сообразив, как нелегко будет выяснить правду. Степан заговорит только в том случае, если посчитает это целесообразным и если его откровения не обернутся ему же во вред. Немного погрустив по этому поводу, я задала следующий вопрос:

— Зачем сберкассу грабил?

— Деньги нужны были.

Господи, ну и как разговаривать с этим человеком?! Он вроде бы и отвечает на вопросы, но эти ответы не несут никакой хотя бы мало-мальски ценной информации. Клавдию, видимо, тоже раздражала Степкина манера разговора. Особенным терпением господь сестру не наградил, крепкой нервной системой тоже, опять же удар по голове… В общем, все это я посчитала смягчающими обстоятельствами, когда Клавдия в сердцах запустила в Степку половником.

Степан лишь слегка наклонил голову набок, половник просвистел мимо, врезался в стену и с печальным стуком упал на пол. Отчего-то мне казалось, этот демарш Клюквиной не сильно впечатлил Степана. Он скроил пакостную мину и попросил:

— Клава, побереги посуду.

— Не волнуйся, у нас ее полно, — успокоила его сестренка и тут же перешла от дел к словам:

— Ты, Степка, гад и покаяться не желаешь.

Чай, мы тоже люди, мы многое можем понять.

Объясни нам, ради бога, для чего ты придумал всю эту историю с братом, машинами, деньгами? Такого вдохновенного вранья я лично никогда не слышала! Просто супер! А мы-то уши развесили, Афанасия тельняшку на груди рвала — так помочь хотела. Лохов решил развести, да? Думал, две дурочки безмозглые попались?

Вот уж фиг тебе! Мы все знаем: и про то, что ты сидел за убийство, что Витька тебе никакой не брат и что ты его шантажировал. Но Витька не захотел с тобой связываться, тогда ты его ножичком ткнул, и меня по башке зачем-то шарахнул. Вот этого я тебе никогда не прощу, имей в виду…

Клавку несло. Она выплескивала накопившуюся обиду и не замечала, как каменеет лицо Степки. Я это видела, но остановить несущийся на полной скорости локомотив проще, чем Клюкву, вошедшую в раж. Поэтому я вжалась в спинку дивана, горячо моля бога, чтобы он послал Клавке либо чирей на язык, либо просветление в мозги. Ведь не пропускает ни одного сериала, знает, что бывает с теми, кто много знает! Неужто не понимает, тетеря бестолковая:

Степка — вовсе не тот несчастный бедолага, каким сперва показался, а самый настоящий бандит, как ни крути. Намерения его в отношении нас совершенно неясны, потому Клавкино красноречие было сейчас совершенно некстати.

К счастью, господь нынче оказался ко мне более внимательным, чем обычно: Клавдия заткнулась. Может, дух переводила, может, действительно кое-какое просветление в мозгах случилось, но я поспешила воспользоваться паузой и проронила:

— Степа…

Вышло не очень уверенно и как-то чересчур жалобно. Степан внимательно на меня посмотрел. Под этим взглядом я скукожилась, пожелав себе и Клавке легкой смерти.

— Значит, Витька в больнице… — думая о чем-то своем, протянул Степка.

— А то ты не знаешь, — ухмыльнулась Клюква.

После недолгих размышлений Степка доверительно сообщил:

— У меня в тот вечер была назначена важная встреча, пропустить которую не представлялось возможным. Мне казалось — успею, но, когда понял, что опаздываю, позвонил Виктору на мобильник. Но его сотовый не отвечал. Когда я все-таки доехал до гаражей, ни вас, ни Витьки там уже, не было. Ну, думаю, нашел парень общий язык с девочками. Решил позже с ним связаться. Где-то после часу ночи позвонила Оксанка — в панике вся: «Где Виктор, что с ним?»

Ругалась, как холера! Вот я и подумал, может, вы в курсе, где он. Ведь вы были у гаражей примерно в одно время…

Почему-то меня не покидало ощущение, что Степка сейчас говорит правду. Однако его способности сочинять небылицы позавидовали бы лучшие сказочники мира, поэтому на всякий случай я уточнила:

— То есть это не ты Виктора резанул?

— К чему? Он мне живым нужен. Только, — Степка предостерегающе поднял вверх руку, — не нужно спрашивать, зачем. Поверьте, бывают ситуации, когда лишние знания — прямая дорога на тот свет. Хочу еще кое-что сказать, покаяться, как предлагала Клавдия. Признаюсь, что вас я использовал втемную. Афанасии, конечно, спасибо за горячее желание помочь. И дело вовсе не в том, что от срока отмазала — от ментов я ушел бы. Девчонки, я очень не хочу, чтобы у вас были неприятности, поэтому большая просьба: не лезьте, куда не просят…

— О чем ты говоришь, Степа? — искренне удивилась я. — У нас уже столько неприятностей…

— Не усугубляйте, — посоветовал Степан.

— Ладно, — я согласно кивнула, прекрасно понимая, что последовать совету будет затруднительно. — Вот только объясни: те двое ментов, которые превратили нашу квартиру в развалины Карфагена, твои люди?

— Какие менты?

— Липовые, разумеется…

— С этого места подробнее, пожалуйста.

Было заметно, как Степка напрягся. Видно, сообщение о лжементах ему не понравилось.

Я коротко пересказала разговор с Михалычем.

Степан, по-моему, впечатлился. Его лицо затуманилось, в глазах засветилась мысль.

— Это не все, — покачала я головой. — А как быть с твоим пистолетом, который у нас стащили, как быть с трупом в багажнике, который сначала был, а потом куда-то пропал, как быть…

Чуть было не ляпнула про ампулу, но вовремя прикусила язык. Почему? Не знаю. Будем считать, что сработала интуиция, в существование которой я в принципе не верю.

Степка, естественно, принялся задавать вопросы, а я толково на них отвечать. Впрочем, Степану ответы, кажется, не очень нравились.

Он мрачнел на глазах и к концу этой своеобразной викторины выглядел как тень отца Гамлета.

Вердикт был таков:

— Да-а… Неужели я где-то прокололся? Надо будет обмозговать это дело на досуге.

— Пока ты будешь мозговать, нас уже похоронят, — заговорила молчавшая до сих пор Клавка. Наверное, она вспомнила о машине, разметавшей нас по сугробам. Я тоже вспомнила, поежилась и тут же задалась вопросом: стоит ли говорить Степану об этом происшествии? Не стоит, сказала я сама себе. Он и так слишком много узнал. Усмешка невольно скривила мои губы: интересная ситуация! Мы хотели устроить допрос Степке, а вышло наоборот. Степан заметил усмешку, но истолковал ее по-своему:

— Правильно мыслишь, Афанасия: хотели бы убить, убили бы. Однако не стоит искушать судьбу, ведь правда? — Мы с Клавдией дружно кивнули. — Молодца! Быстро все понимаете.

В общем, так. Я обещаю обдумать ситуацию.

Понадобится моя помощь — помогу. А сейчас, — Степан поднялся, — вы по-прежнему будете хорошими девочками: я пойду, а вы посидите здесь. Упаси господь хоть одну из вас выйти в коридор меня провожать! Договорились?

— Много чести, — буркнула Клавдия, а я снова кивнула, мало что понимая.

Степка смерил нас суровым взглядом и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Из коридора донеслись звуки какой-то возни, потом голос Степки:

— Я ушел.

Хлопнула входная дверь, и в квартире повисла тишина.

— Афоня, ему что-то нужно было в нашем коридоре, — напряженным шепотом сообщила Клавка.

— Господи, да что там у нас может быть ценного?!

— Не знаю. Но уверена, что Степка что-то взял, то, о чем мы с тобой не знаем. Слушай, вспомни тот день, когда ты Степку привела. Он выходил в коридор?

Пришлось напрячься и припомнить события, сопровождавшие появление Степана в нашем доме. Вот мы со Степкой пришли, он поведал Клавдии свою душераздирающую историю, потом я звонила Брусникину с признанием в ограблении сберкассы… Стоп! А ведь Степка выходил в коридор, якобы позвонить. Мы с Клавкой — люди деликатные, к разговору не прислушивались. Да и был ли разговор? Тем не менее у Степана было достаточно времени, чтобы что-то спрятать, а сегодня явиться и забрать захоронку. Я поделилась воспоминаниями с Клюквиной.

— Точно! Теперь понятно, как он нас использовал. Гад, одним словом, — подвела итог сестрица.

— Оно, конечно, так, — кивнула я, — но тогда получается, что парни, так душевно порезвившиеся здесь, не его приятели. Иначе они сразу нашли бы вещь, спрятанную Степкой. А судя по реакции, появление этих товарищей — для него бо-ольшая неожиданность.

Клавка побледнела до синевы и пискнула:

— Выходит, есть еще кто-то?

Я побледнела вслед за сестрой и выразила согласие громким клацаньем зубов. Наличие еще какой-то, третьей, стороны оптимизма не добавляло. Если разгром в квартире, случай с едва не сбившей нас машиной — дело рук этой самой стороны, то яснее ясного: церемониться с нами никто не станет. Судя по всему, Клавка думала примерно так же, потому что вдруг ляпнула совершенно неожиданно:

— В милицию надо идти.

— Нельзя нам в милицию, — с тоской глядя в потолок, заметила я. — Что мы там скажем?

— Все, — не очень уверенно предположила Клавдия. — А главное — что нас хотели убить.

— Плохо ты знаешь нашу милицию. Им нужны трупы, тогда они начнут шевелиться, а так…

— Чьи трупы? — готовясь упасть в обморок, ахнула сестра.

Ответ напрашивался сам собой, оттого я промолчала, а после некоторых размышлений добавила:

— К тому же до Димки слухи могут дойти.

И учти еще одну немаловажную деталь: раз менты знают о ножевом ранении Виктора, мы можем запросто попасть из разряда потерпевших в разряд подозреваемых.

Мы помолчали, думая, вероятно, об одном и том же, а именно: куда мы в очередной раз вляпались. Я уже всерьез ставила перед собой вопрос о звонке Брусникину, но невероятным усилием воли мне удалось отговорить себя от столь решительного шага. Димка, конечно, разволнуется, обзовет нас чемпионами мира по неприятностям и долгое время будет дуться. Но это не самое неприятное. Димыч моментально подключит к этому делу своих коллег, а то, чего доброго, и сам припрется. Тогда уж нам с Клавкой ничего не останется делать, как сидеть дома и дожидаться, когда все закончится. Тут я глубоко вздохнула. Вполне вероятно, подобное развитие событий является для нас с Клавкой наиболее благоприятным. Однако в таком случае придется пропустить все самое интересное, а на это, как говорил один киногерой, «я пойтить не могу, мне нужно посоветоваться с шефом». Я перевела взгляд на Клавдию и спросила:

— Чего делать-то будем, Клав?

Какое-то время сестренка внимательно изучала потолок, а потом поинтересовалась:

— Какие у нас на завтра планы?

Я неопределенно пожала плечами: в нашем положении планировать что-либо глупо. Жизнь и так полна неожиданностей, а уж наша-то и подавно. Клюквина кивнула:

— Ясно. Тогда будем импровизировать. Сейчас пойдем долечим твою нервную систему, а потом ляжем спать. В народе говорят, утро вечера мудренее. А народ зря болтать не станет.

Мне, кстати, тоже не мешало бы стресс снять.

Выглядела Клавдия неважно, и я сделала вывод — с ее стрессом действительно надо что-то делать.

На первый взгляд в коридоре все было по-прежнему, то есть художественный беспорядок никуда не делся. Я поймала себя на мысли, что не смогу спать спокойно, пока не выясню, что же прятал Степка, а главное, где?

Есть холодную жареную картошку — невелико удовольствие, да и аппетитом мы с сестрой похвастаться не могли. Поэтому ограничились коньячком и нехитрой закуской. Клавдия слегка порозовела, немного окосела, но умения задавать вопросы, на которые я не знала ответов, не утратила.

— Афанасия, — чуть заплетающимся языком проговорила Клавка, — ты уже придумала, что мы продадим Тамаре?

Разумеется, ответа и на этот раз у меня не имелось. Я разозлилась:

— Не приставай.

— Так я и думала. Как быть?

Последующие мои действия можно приписать только губительному действию алкоголя на организм. Я принесла сотовый телефон Виктора и поспешила заверить Клюквину:

— Сейчас узнаем.

— Тамаре будешь звонить? Не поздновато?

— В самый раз. Люди, подобные ей, ведут ночной образ жизни.

Трубку долго не брали, и я уж решила, что ошиблась в своих предположениях, однако Тамара отозвалась:

— Слушаю.

Голос у нее звучал бодро на фоне приятной негромкой музыки.

— Здравствуйте, — поздоровалась я, уже жалея о своей затее. — Это…

— Я вас узнала, — перебила Тамара. — Что вы хотите?

Еще одна любительница задавать каверзные вопросы! Ну не могу я дать толкового объяснения этому природному явлению. Может, подобное умение рождается вместе с женщиной?