Мы уже выезжали на шоссе, когда Клюквина огласила салон истошным воплем:

— Вот падла, твою мать!!!

Я вздрогнула, хотела остановить машину, но с перепугу перепутала педаль газа с педалью тормоза, и мощный автомобиль, взревев многосильным мотором, рванулся вперед. Какое-то время ушло на его укрощение, однако я блестяще справилась с этой нелегкой задачей, съехала на обочину и набросилась на Клавдию:

— Ты чего орешь, ненормальная?! Смерти нашей хочешь? Так нужно было под автоматную очередь бросаться…

— Афоня, она нас подставила… — хлюпнула носом Клавка.

Тут я заметила, что в руках она держит какие-то бумажки.

— Что это? — кивнула я на них.

— Это наши деньги.

Всегда думала, что доллары выглядят несколько иначе. Я присмотрелась повнимательнее, но ни портретов президентов, ни прочих опознавательных знаков американских денег не обнаружила.

— Конечно, — кивнула Клюквина после того, как я поделилась с ней итогами своих наблюдений, — потому что эта гадина Тамара подсунула вместо денег «куклу». Смотри, вот пачка, — продемонстрировала аккуратную стопку купюр, перетянутую резинкой. — Сверху и снизу настоящие сто долларов. А теперь — ап, ахалай-махалай, ляськи-масяськи…

Сестрица сняла резинку и развернула деньги веером. Между первой и последней купюрой лежали обычные листы ровно нарезанной бумаги.

— Здорово! — присвистнула я. — Значит, мы были правы, не доверяя Тамаре. Она и не собиралась платить. Думаю, если бы мы сегодня передали ей ампулу, то утро завтрашнего дня встретили бы уже в охлажденном состоянии. Ты, Клавка, не горюй, — попыталась я успокоить Клюквину. — Главное, мы живы и относительно здоровы. Тамаре в этом плане повезло меньше…

— И поделом ей, — буркнула Клавка. — Господь не дурак, всем по заслугам воздает. Вот только денег жалко, я ведь уже прикинула, что на них купить можно…

— Но ведь сколько-то там все же есть?

— Две тысячи всего. Разве это деньги? Слезы одни! Да и неизвестно, вдруг они фальшивые.

Посоветовав сестре философски отнестись к страшному удару судьбы, я тронулась в путь.

Впрочем, Клавка совету не вняла, и всю дорогу то злобно ругалась, то Сокрушенно вздыхала, а пару раз даже всплакнула. Меня же мучило какое-то неясное предчувствие, и это здорово нервировало. Кроме того, не давал покоя вопрос, удалось ли Степке продать ампулу и кто выступал в роли покупателя?

Фортуна сегодня была явно на нашей стороне, поэтому до дома мы добрались без происшествий и в рекордно короткие сроки. Зато по прибытии нас ожидал неприятный сюрприз: во всех окнах нашей квартиры горел свет. Оставить его включенным мы не могли по той простой причине, что уходили засветло. Значит, в доме находился кто-то посторонний.

— Господи! — испуганно хрюкнула Клавдия.

— Вряд ли это он, — клацнула я зубами.

— Как быть? Может, милицию вызовем?

— Можно, — кивнула я, — только потом.

Сначала сами посмотрим, кто к нам пожаловал.

Клавка задумчиво почесала за ухом, а потом согласно моргнула:

— Оно, конечно… Только неплохо было бы обезопаситься. Ты, Афоня, ступай к дверям квартиры и подожди меня там, а я к Михалычу загляну.

На мой взгляд, пенсионер Михалыч не мог выступать гарантом нашей безопасности, но своих идей у меня не было, поэтому пришлось последовать Клавкиным инструкциям. Я поднялась на третий этаж и замерла перед дверью.

Выглядела она как обычно, следов взлома не носила, и даже замок оказался на месте. Однако мне было известно, что искусство проникновения в чужие квартиры нынче находится на довольно высоком уровне и отсутствие видимых повреждений на двери еще ни о чем не говорит.

Невесело усмехнувшись, я присела на корточки и приложила ухо к замку. Утверждать не берусь, но мне показалось, что в глубине квартиры о чем-то негромко вещает телевизор.

— Чего там? — прошептала вернувшаяся Клавка. Обеими руками она сжимала молоток, позаимствованный, как я подозреваю, у Михалыча.

— Кажется, телевизор работает, — тоже шепотом ответила я.

Клавдия тихо ахнула:

— Киллер! По нашу душу явился! Дома нас не застал, решил подождать, чтоб, значит, еще раз не возвращаться. Душегуб! Ну, ничего, — Клюквина потрясла молотком в воздухе, — сейчас мы с ним разберемся!

Подивившись отваге сестрицы, я подумала, что против пистолета киллера молоток едва ли поможет, но разочаровывать Клавдию не стала.

— Открывай… — скомандовала сестрица.

Стараясь производить как можно меньше шума, я вставила в замок ключ и открыла дверь.

Телевизор и правда работал. «Странный киллер, — подумала я. — Зачем ему себя обнаруживать? Сидел бы по-тихому, да нас дожидался, а то устроил тут вечер отдыха». — Мы с Клавкой уже подобрались к большой комнате, как услышали знакомый голос:

— Еще раз спрашиваю, какого хрена вы сюда приперлись?

— Димочка приехал! — радостно взвизгнула я, враз прекращая бояться.

Клюквина не спешила разделить мой восторг, но молоток опустила.

— Принесла нелегкая, — недовольно буркнула она. — Ну, все, Афанасия, готовься к разборкам. Тьфу, блин!

На пороге комнаты появился Брусникин.

С объятиями и поцелуями он не полез, а, увидев нас, нахмурился, из чего я сделала вывод, что супруг изволит гневаться. Радости у меня заметно поубавилось, и, опустив глаза, я принялась усердно изучать паркет в коридоре.

— Явились? Ну-ну, — сквозь зубы процедил Димка. — Да вы проходите, чего на пороге топчетесь…

В комнате у нас появились два новых предмета, что несколько оживляло уже привычный интерьер. На полу возле батареи центрального отопления сидели Степка и рыжий Тоша. Они были пристегнуты друг к другу наручниками, перекинутыми через трубу. Если бы парням пришла в голову мысль покинуть наше гостеприимное жилище, то пришлось бы прихватить с собой и батарею. Примечательно, что у обоих красовались на лицах синяки, в которых легко угадывались знакомые очертания Димкиного кулака. Хирург выглядел подавленным и уставшим. Завидев нас, он тяжело вздохнул и опечалился. Степку же, кажется, даже забавляло положение, в которое он попал. По его лицу блуждала наглая ухмылка, но в глазах читалось легкое беспокойство.

— Рыжего отстегни, — велела Клавдия, не особенно надеясь, что Димка выполнит просьбу. Так оно и вышло.

— Обойдешься, — вежливо возразил он.

— И что ты за человек, Брусникин! Это, между прочим, мой жених, — возмутилась сестра, ввергнув своим заявлением доктора, а заодно и всех присутствующих в легкий трепет. — Эдак я никогда замуж не выйду. Кроме того, Антон Константинович — классный хирург, он мне голову лечил.

— Чтоб твою голову вылечить, нужно по меньшей мере пять высококлассных психиатров и тонна галоперидола, — съязвил Димыч.

— Точно, — подтвердил Степан и пожаловался:

— Она на меня со сковородкой бросалась.

И с половником. Чокнутая!

Сестра не согласилась с диагнозом, поспешив пояснить:

— Сам виноват! Нечего было головы нам морочить! Мы из-за тебя в такое дерьмо вляпались, что ни один ассенизатор не поможет.

Брусникин вперил в меня суровый взгляд, молча требуя объяснений. За плечами у мужа имеется суровый опыт, приобретенный за годы службы в органах госбезопасности, оттого я испуганно съежилась под этим взглядом, понимая, что Клавкины прогнозы насчет разборок уже сбываются.

— Дим, ты только не волнуйся, я сейчас все объясню, — вздохнула я.

— Знаю. Постарайся, чтобы объяснения звучали убедительно. И сначала мне хотелось бы узнать, откуда у вас пистолет?

— У супостата украли, — оживилась Клавдия.

— У кого? — не понял Димка.

— Вот у него, — Клюквина ткнула пальцем в ухмыляющегося Степана. — Дима, ты его быстрее арестовывай, потому как он гад и сказочник.

Сперва наврал нам с три короба, а потом использовал нас как пешек в своей грязной игре.

В результате мы и без денег остались, и чудом до сих пор живы.

— Клавдия! — прикрикнул Брусникин.

Клавка притихла и обиженно проворчала:

— А чего сразу Клавдия? Сто девяносто восемь тысяч баксов — это вам не кот чихнул.

Было понятно, что сестрица никак не может смириться с потерей денег. Скорее всего, она до конца жизни будет вспоминать об этом и досадливо плеваться.

Димка цыкнул на Клюквину, призывая ее заткнуться, и снова уставился на меня с немым вопросом в глазах. Еще раз вздохнув, я приступила к рассказу, против воли увлекаясь все больше.

Повествование получилось красочным и очень напоминало какой-нибудь крутой боевик. Когда я дошла до эпизода с сегодняшней перестрелкой, Степка злобно сплюнул:

— Сука!

— В каком смысле? — опешила я, приняв оскорбление на свой счет.

Однако Степан отвернулся, всем видом демонстрируя, что на беседу не настроен. Впрочем, меня этот факт не сильно огорчил, потому что я знала — Димка со своими товарищами сможет заставить говорить даже памятник Дзержинскому. Иное дело мое неудовлетворенное любопытство. Брусникин, конечно, поделится полученной информацией, но предварительно нервы помотает здорово. И еще один вопрос: кто расстрелял Тамару и ее людей? Судя по реакции Степана, это известие стало для него неприятной неожиданностью, а это значит, ампула все еще у него. Найти еще одного участника столь своеобразного гешефта — задача практически невыполнимая.

Димка довольно долго молчал. Он сидел с опущенной головой, поигрывая желваками на скулах, а я с замиранием сердца ожидала его решения и изнывала от нетерпения. Наконец Брусникин поднял на меня тяжелый взгляд.

— Я сколько раз вам говорил… — зловеще прорычал муж, но оборвал себя на полуслове и устало махнул рукой, мол, горбатого хоть могила исправит, а вас с Клавкой исправить даже ей не под силу. — Где ампула?

Клавдия с готовностью подхватилась, выказывая неукротимое желание добровольно помочь органам, и через минуту передала Димке ампулу.

— Вторая у супостата должна быть, — предположила сестра.

Сам супостат по-прежнему обнимал батарею и выглядел сильно недовольным.

— Что скажешь? — спросил Димка у Степана.

— Только не ври, Степа, — попросила я. — Облегчи душу, тебе за это послабление выйдет.

Неожиданно Степан рассмеялся:

— Ай да Витька, ай да сукин сын! Кто бы мог подумать… Одного не пойму, как он на Тамарку вышел?

— Ничего, вот поправится и сам расскажет, — успокоила я Степку.

— Это вряд ли, — покачал головой Антон Константинович.

Мой рассказ о наших с Клавкой приключениях произвел на него впечатление, и теперь он смотрел на нас со смесью испуга и восхищения, как на героев-камикадзе, чудом оставшихся в живых.

— Почему это? — насторожилась Клавдия.

— Он умер…

— Как умер? Как умер?! — заволновалась я. — Ты же говорил, что операция прошла успешно и должен выкарабкаться.

— Говорил, — со вздохом согласился хирург. — Да только… В общем, ночью кто-то отключил аппарат искусственного дыхания.

— Нет, мне это нравится! — взвилась Клавдия. — Кто-то отключил аппарат! Такое впечатление, что Виктор лежал не в реанимации, а где-нибудь на проходном дворе! А ты где был, интересно?

— А я, между прочим, не сторож, а врач, и был на операции! — тоже разозлился Филиппок. — Когда освободился, зашел к нему, а он…

Короче говоря, он уже был холодный, ничего нельзя было сделать.

— Куда катится наша медицина! — Клюквина схватила себя за волосы, словно хотела снять с себя скальп. — Тебе доверили самое дорогое — ценного свидетеля! Не уберег. Клянусь, никогда в жизни я больше не буду лечиться у наших врачей…

— У тебя есть выбор? — хмыкнул Тоша.

Цинизм хирурга сыграл с ним дурную шутку: Клюквина, кажется, передумала на нем жениться. Она смотрела на суженого, как Ленин на мировой капитализм, и надежд на светлое семейное будущее несчастному хирургу не оставляла.

— Ментов вызвали? — осведомился Брусникин.

— Само собой.

— И что?

— Как обычно, — пожал плечами Антон. — Никто ничего не видел, не слышал.

Клавдия презрительно фыркнула:

— Кто бы сомневался!

Димка, казалось, тоже не удивился, но от комментариев воздержался. Я маялась, не зная, как задать давно мучивший меня вопрос. Ничего толкового в голову так и не пришло, я досадливо сморщилась и спросила напрямик:

— Степа, скажи Христа ради, что там в ампулах? Я же спать спокойно не смогу!

— Сказать-то, конечно, можно, да только надо ли? Думаешь, если узнаешь, что там, уснешь спокойно?

— Постараюсь…

Степка с сожалением покачал головой.

— Вот бабье, а? — обратился он к Брусникину и Антону. — Через свое любопытство уже попали в переделку, а все никак не угомонятся!

— Ты будешь нам лекции по женской психологии читать, — возмутилась Клавдия. — Мы ведь все равно узнаем, правда, Дим? Днем раньше, днем позже, какая разница? Говори, ну!

Степка еще немного помолчал, испытывая наше терпение на прочность. Когда я уже готова была запустить в него чем-нибудь тяжелым, поскольку особым терпением не отличаюсь, он наконец произнес:

— Лихорадка Ласса. По крайней мере, так Витька утверждал.

Сказать, что все онемели, значит слукавить.

Мы не онемели. Мы просто превратились в монументы. Что такое лихорадка Ласса, ни я, ни Клавдия не знали, но название само по себе звучало хоть и красиво, но угрожающе, и радостей в жизни не сулило. А судя по стоимости одной ампулы, даже наоборот — предрекало мученическую кончину. Я чувствовала, как ужас проникает в каждую клеточку организма и сковывает тело ледяным панцирем. Господи, это уже несколько дней подряд с нами рядом ходит ужасная смерть!

У рыжего хирурга, обладающего гораздо более обширными познаниями в медицине, побледнели даже веснушки. Клавка, кажется, от испуга забыла, как дышать. Из ее открытого рта вылетали не то судорожные всхлипы, не то предсмертный хрип. Мой Брусникин, несмотря на суровую школу ФСБ, тоже заметно струхнул.

— Ну, мужик, ты попал, — выдохнул Димка, обращаясь к сохранявшему невозмутимость Степану. — Мои парни из тебя душу вынут, это я тебе обещаю.

С этими словами Димыч отправился звонить в свою контору, оставив нас столбенеть без его присутствия. Первой пришла в себя Клавдия.

— Ик.., хи-хи-хи… Ик.., хи-хи-хи… — куда-то в пространство сказала она.

Ее бессмысленное выступление заставило очнуться и меня. Я посмотрела на блеющую сестрицу и обнаружила у нее все признаки легкого безумия, грозящего тяжелыми последствиями.

— Вылечить сможешь? — мотнула я головой в сторону Клюквиной, обращаясь к Тоще.

Антон раздраженно пожал плечами:

— Сидели бы вы дома! Тогда, глядишь, и здоровее были бы. Ей точно психиатр нужен — свихнулась девка, по всему видать.

— Вот ты и подсоби, Тошенька. Ты ведь хирург? Вывихи — это как раз по твоей части.

Филиппок печально пискнул и, по-моему, раз и навсегда смирился с ролью нашего семейного доктора:

— У Клавки, судя по всему, сильный шок.

Я бы посоветовал лечение антидепрессантами в сочетании с полным покоем. Но в вашем случае покой — слишком большая роскошь, которую вы не можете себе позволить. Необходимо хотя бы устранить влияние отрицательных факторов: не читать газет с негативной информацией, не смотреть мелодрамы и боевики, особенно боевики, — со значением подчеркнул Антон. — В противном случае крыша Клавдии может уехать далеко и надолго.

Я внимательно слушала Антона и пристально наблюдала за Клюквиной. Она перестала икать, и, по моему мнению, мнению дилетанта от медицины, никакого сумеречного состояния души у нее уже не наблюдалось, крыша по-прежнему была на месте и никуда отъезжать не собиралась. Стресс, конечно, имел место. А кто в наше неспокойное время не испытывает стресса?! Народ уже давно научился справляться с ним самостоятельно или при помощи подручных средств явно не медицинского характера.

Вот и Клавке сейчас весьма кстати пришлись бы грамм сто пятьдесят водочки и крепкий здоровый сон.

Придя к такому выводу, я пошла на кухню.

Там за столом сидел Брусникин. Супруг имел вид несчастный и озабоченный одновременно.

«Тоже борется с последствиями стресса, — пожалела я Димку. — Ему тяжелее, чем нам, ведь приходится спасать не только свою шкуру, а еще за нас волноваться, ну, и за всю страну, конечно, тоже. Бедный мой мальчик!»

— Сейчас ребята приедут, — устало сообщил Димка. — По-моему, они мне не поверили.

Слишком уж история.., масштабная.

— А чего приедут? — хмыкнула я.

— Обязаны.

Я забралась к мужу на колени, пристроила голову у него на груди и тяжко вздохнула. Только сейчас у меня возникло ощущение безопасности, а также чувство легкости, свойственное человеку, переложившему ответственность на чужие плечи. Было слышно, как под свитером гулко бьется Димкино большое доброе сердце.

К горлу подкатил комок, и я еле слышно пискнула:

— Дим…

— Ну?

— Ты сердишься?

Над таким, казалось бы, простым вопросом Брусникин размышлял довольно долго. Молчание мужа беспокоило и не предвещало ничего хорошего. Я бы, честно говоря, предпочла, чтобы он ругался, топал ногами и грозился исправительно-трудовыми работами по дому пожизненно. Наконец Димка печально вздохнул:

— Да нет, какой с этого толк? Одного понять не могу: почему все неприятности липнут именно к вам? Или вы к ним? Специальный магнит у вас внутри, что ли…

Вопрос относился к категории риторических и ответа не требовал. Я плотнее прижалась к мужу и на всякий случай всхлипнула. Димка, как и все мужчины, до судорог боится женских слез.

Он вздрогнул и принялся наглаживать меня по спине:

— Афонь, ты чего? Да не реви, все ведь кончилось… Для вас во всяком случае. А вообще-то вы молодцы.

— Правда? — я робко улыбнулась, заглядывая Димке в глаза.

— Правда, правда, — чмокнул меня в нос Брусникин, но тут же сердито насупил брови:

— Но чтоб это было в последний раз!

— Ага, — легко согласилась я, — твердо веря, что так оно и будет. Вспомнив, зачем шла на кухню, я озабоченно произнесла:

— Клавка что-то не в себе. Тоша говорит, сильный шок. Чего делать — ума не приложу…

— Водки ей налей и спать уложи. К утру от Клавкиного шока и следа не останется, разве что головная боль.

— Я тоже так думаю, — кивнула я, радуясь, что не ошиблась в выборе лекарства для сестры.

Полчаса спустя явились коллеги Брусникина и увезли Степку. Вместе с ребятами уехал и сам Димка, заявив, чтоб мы его не ждали, а ложились спать. При этом он подозрительно покосился на Антона Константиновича, но вовремя вспомнил, что Клавка объявила хирурга своим женихом, и благоразумно промолчал, однако я успела заметить в его глазах изрядную долю сомнений.

Мы остались втроем: я, Клавка и рыжий Тоша. Все молча переживали и выглядели, мягко говоря, уставшими.

— Пошли на кухню. Лечиться будем, — скомандовала я.

Возражений не последовало. Вскоре мы сидели за столом и дружно пытались справиться с ударной дозой народного лекарства.

— Уф, ну и крепкая, зараза! — выдавил Тоша, глубоко вдыхая запах кусочка «черняшки». — Я ведь не пью совсем, но тут такой случай…

— Непьющие мужчины крайне подозрительны, — сообщила Клавка и попыталась сфокусировать взгляд на покрасневшем лице Филиппка. — Впрочем, занюхиваешь ты вполне профессионально.

— Не цепляйся к человеку, — махнула я рукой. — Молодой он еще, жизни не нюхал. Работа у парня нервная, так что еще дозреет. Думаешь, легко каждый день людей резать и в их внутренностях ковыряться? Ты, Антон Константинович, лучше объясни нам, что это такое — лихорадка Ласса? Она в самом деле так опасна, как я предполагаю?

Тоша опечалился:

— Вы, девчонки, меня переоцениваете. Если по общей терапии я имею некоторое представление, то вирусология для меня почти такая же терра инкогнита, как и для вас.

— Но-но, ты полегче! — Клавдия свела глаза к переносице, пытаясь придать лицу строгое выражение. — Давай обойдемся без иностранных слов непонятного значения. Отвечай на нормальном языке: совсем ничего не знаешь про эту… как ее… Ну, ты понял.

— Увы, — сокрушенно вздохнул Тоша и тем самым подписал себе приговор: Клавка смерила его презрительным взглядом и окончательно вычеркнула хирурга из кандидатов в женихи.

Чтобы развеять воцарившееся уныние, я налила еще по одной дозе «лекарства». Мы выпили, заметно опьянели, а настроение почему-то не улучшилось.

— Слушайте, я, кажется, придумал! — внезапно оживился Антон. — У меня есть приятель, еще с институтских времен. Он инфекционист.

Правда, по специальности не работал ни дня, но, думаю, кое-что из полученных знаний еще помнит, как-никак красный диплом получил…

Я обрадовалась и захотела ободряюще хлопнуть Антошку по плечу, но в связи с некоторой раскоординированностью движений промахнулась и двинула доктора по шее. Впрочем, он не обиделся.

— Действуй, док, — кивнула Клюквина. — Телефон в коридоре. Сам найдешь или тебя проводить?

Филиппок, страшно гордый своей находчивостью, от помощи отказался и нетвердой походкой проследовал к телефону. Пока Тоша дозванивался до своего приятеля, Клавдия решила посоветоваться со мной насчет своих матримониальных планов.

— С-слушай, Афоня, чего-то мне этот л-лепила р-разонравился. Продразрительный он какой-то! Н-не находишь?

«Кажется, я немного переборщила с лекарством против стресса», — сделала я вывод и обнаружила, что мое собственное состояние тоже оставляло желать лучшего: голова слегка кружилась, все предметы виделись в двойном экземпляре, а стены кухни и пол неожиданно потеряли свою былую устойчивость.

— П-пожалуй, я не буду н-на нем ж , ж-жениться, — с трудом выразила свою мысль Клюквина. — Он меня б-больше не вчп.., впч.., впечатляет.

— Мой мармеладный, ты не права, — пропела я. — Константиныч — доктор. Разве ж плохо иметь под рукой собственного доктора? Особенно нам с тобой! Ты присмотрись повнимательнее: характер у него покладистый, судя по комплекции, ест немного, не пьет…

Словно опровергая мои слова, из коридора раздался звук падающего тела и комментарий Антона:

— Е-мое!

Клавка ехидно сморщилась и показала мне язык. На кухне появился Тоша. Был он на удивление трезв, бледен, а к синяку под глазом прибавилась еще и шишка на лбу.

— Дозвонился? — спросила я.

— Угу.

— И что п-поведал твой п-приятель? — проявила интерес Клавдия. — Ты выглядишь испуганным — Испугаешься тут, — проворчал Антон. — Значит, так: лихорадка Ласса является разновидностью геморрагической лихорадки. Первоначальные симптомы очень схожи с некоторыми вирусными заболеваниями, например, с ангиной, пневмонией, поэтому лихорадка Ласса трудно диагностируется. Продолжительность болезни примерно три недели. Если ее вовремя не обнаружить, смерть наступает в ста процентах случаев… — Антон умолк ненадолго, а я почувствовала, как трезвею.

— Вирус лихорадки передается как при непосредственном контакте с больным человеком, так и воздушно-капельным путем. Едва вирус попадает в кровь, сразу начинает бешено размножаться, — продолжал просвещать нас Филиппок. — Температура тела повышается до 39 — 40°С, мучают сильнейшие головные боли; затем наступает расстройство сознания, а потом появляются кровоточащие язвы на теле, отмечается выпадение волос; возможна глухота.

— Мама моя! — дернулась Клавдия, теребя себя за волосы. — Ну-ка, Афонь, шепни мне чего-нибудь…

— Да подожди ты, — отмахнулась я и обратилась к Антону:

— Все?

— Почти. Остается только добавить, что развитие вируса приводит к обширным внутренним кровотечениям Чаще всего в кишечнике, печени, миокарде, легких и головном мозге. Теперь все — Господи, кому же могла понадобиться такая гадость?! — простонала я, поежившись.

Антон печально улыбнулся:

— Какому-нибудь психу, который решил, что подобное оружие даст ему власть над миром.

А в том, что это именно оружие, сомневаться не приходится.

— Да уж… — глубокомысленно изрекла Клюквина. Она перестала дергать себя за волосы, зато теперь задрала рукава джемпера и пристально рассматривала оголенные руки.

— А кто является первичным носителем вируса? — не унималась я. — Ведь не падает же он с неба?

— Не падает, — согласился Антон. — По-моему, Михаил что-то говорил о мартышках и каких-то крысах, но это я уже плохо слышал…

Мы с Клавкой подавленно молчали. Хмель из головы улетучился, а стресс — увы! — никуда не делся, наоборот, принял угрожающие размеры. Возможно, от него поможет избавиться крепкий здоровый сон…

Пожелав Клавдии и Антону спокойной ночи, я удалилась к себе. Однако со сном тоже вышла неувязочка: я честно пыталась заснуть, но стоило только закрыть глаза, как тут же грезились вирусы лихорадки Ласса. Отчего-то они были усатыми, хвостатыми и сильно напоминали разжиревших кроликов.

В конце концов мне пришлось оставить попытки попасть в объятия Морфея. В нарушение всех инструкций, полученных от Брусникина (он однажды и навсегда запретил мне звонить ему на работу. Исключение составляли лишь экстренные случаи), я набрала номер мобильника мужа. На мой взгляд, сейчас и был как раз тот самый исключительный случай: кто же, кроме любимого и любящего мужа, сможет внести некоторое успокоение в мои растрепанные чувства?!

— Ты чего не спишь? — недовольно поинтересовался Димка вместо приветствия.

— Никак не могу уснуть, — жалобно вздохнула я.

— Я ж говорил, выпейте водки и ложитесь…

— Уже выпили…

— Ну, так еще выпейте!

— Так ведь больше нету, Дим.

— Вы уговорили литр водки? — после недолгого молчания изумился муж.

— Так ведь на троих…

— Алкаши! И чего ты теперь от меня хочешь? Чтобы я еще за бутылкой сбегал?

Вместо ответа я всхлипнула.

— Афоня, — запаниковал супруг, — не реви!

У тебя классический синдром алкоголика: стоит принять «на грудь», сразу же пробивает на слезы. Вы закусывали?

— Мне страшно, Димочка! — пожаловалась я. — Кругом вирусы мерещатся, усатые и с хвостами…

— Белая горячка, — усмехнулся Брусникин, чем ужасно разозлил меня. Я отодвинула трубку от уха и, зажав ее в кулаке, прокричала:

— Ты черствый, равнодушный тип! Вместо того чтобы меня успокоить, ты издеваешься.

Солдафон! Чурбан бесчувственный!!!

Было слышно, как трубка что-то квакает. Меня это заинтересовало, и я снова приложила ее к уху.

— ..как я тебя люблю, поэтому и беспокоюсь, — интимно проворковал Димка. — Тебя успокоит, если я скажу, что лаборатория взяла ампулу на анализ, а Степка сообщил, где находится вторая ампула? Ребята уже поехали за ней.

Еще бы не успокоило! Я почувствовала, как с плеч свалилась гора размером с Эверест, горячо заверила Брусникина в своих чувствах и на этот раз мгновенно заснула.

Утром я проснулась от ощущения того, что в мире что-то изменилось. Несколько минут я пыталась сообразить, что именно, а потом меня посетило-таки озарение: в квартире стояла непривычная тишина. Клавдия не носилась в поисках своих вещей, не оглашала дом истошными воплями и даже не звала завтракать, что грозило немедленной голодной смертью. Подобное поведение сестры было настолько необычным, что я серьезно обеспокоилась и пошла выяснять, в чем же, собственно, дело.

Дверь в комнату Клюквиной оказалась распахнутой настежь, постель смятой, а вот самой сестрицы в комнате не было. Не нашлась она ни на кухне, ни в ванной. Тут уж я испугалась по-настоящему.

— Клава! — крикнула я, еще раз обежав всю квартиру и заглянув во все шкафы и даже на балкон. Ответом мне была тишина.

Я уже хотела хлопнуться в обморок, как входная дверь открылась, и на пороге появилась Клюквина.

— Ты где ходила?! — набросилась я на сестру. — У меня и так нервная система пошатнулась, а тут еще ты со своими исчезновениями.

— Не ори, — сморщилась Клавдия.

Тут я обратила внимание, что вид сестрица имела довольно странный: блуждающий взгляд, загадочная улыбка… Может, похмелье?

— Я Антона Константиновича провожала, — сообщила сестра, опускаясь на тумбочку для обуви. — Хороший он все-таки, ласковый…

— И что? Ты снова решила пойти за него замуж?

— Я теперь как честный человек обязана выйти за него замуж, — глухо ответила Клавдия.

Сконфуженно хрюкнув, я поспешила скрыться в ванной.

Следующие три дня стали для нас с Клавкой самым кошмарным кошмаром. Димка приходил домой глубоко за полночь, молча ел и буквально падал на кровать. Утром так же молча завтракал и уходил на службу, оставляя нас обеих изнывать от нетерпения и любопытства. Пока шло следствие по делу Степана, Брусникин даже не думал рассказывать, как оно продвигается, и ужасно злился, если я пыталась задать какой-нибудь даже самый незначительный вопрос. Клавка, знавшая о крутом нраве Димыча не понаслышке, испуганно умолкала, едва мой супруг появлялся в дверях.

Рыжий Тоша стал довольно частым гостем в нашем доме. Уж и не знаю, что стало тому причиной: обычное любопытство или внезапно вспыхнувшие чувства к Клюквиной. Лично я склонялась к первому предположению, потому что сестрица в эти дни была особенно раздражительна и ее насмешки носили чересчур язвительный характер. К чести Антона Константиновича замечу — все Клюквинские уколы он сносил почти с библейским смирением.

В начале четвертого дня мучений мы с Клавдией собрались на кухне, провели небольшое совещание и постановили: дальше терпеть подобное бездействие невозможно, нужно срочно что-нибудь сотворить. В противном случае мы вполне можем перегрызть горло друг другу или кому-нибудь, кто случайно попадется под руку.

Всерьез опасаясь за здоровье своего Тоши, Клюквина предложила:

— Давай к Оксанке съездим. Ей сейчас труднее, чем нам, — все-таки мужа похоронила… Поддержим женщину, да и сами развеемся.

Немного подумав, я согласилась. Несчастной вдове поддержка, наверное, не помешает.