– Нет, так не бывает … – вымученно пробормотал Кассир и умолк надолго. Лоб его отчего-то вдруг вспотел, пальцы начали дрожать, взгляд затуманился – все выдавало напряженную работу мысли. Руслан не мешал – еще бы!
Ситуация-то просто фантастическая, ни один изощренный ум зоновских сидельцев не додумается сочинить такую хитрую байку – засмеют, скажут, вранье это все…
– Значит, говоришь, завалил двух «быков»… Рванул с эксперимента… И залез в зону, – угрюмо перечислял Кассир. – Угу, угу…
Слушай, откуда ты взялся – такой? Ты авторитет?
– Я просто слесарь, а по совместительству – психолог, – скромно признался Руслан. – Ну, сидел некоторое время, оттащил пятерик… Сейчас я влетел по-крупному и хочу, как ни странно, остаться в живых. Вот и пришлось покрутить задницей, чтобы с пера соскочить. Я хороший артист – владею искусством перевоплощения. В СИЗО про тебя много говорят… Я подумал, что ты не откажешься погулять недельку на воле. И мне заодно поможешь. Ну как?
– Как, как… – передразнил Кассир, с нескрываемым интересом рассматривая Руслана. – Ну, ты даешь, братишка… Ну, ты учудил, я тебе скажу… Если б мне кто рассказал…
– У нас не очень много времени, Кассир, – невежливо перебил Руслан. – Ты скажи – «да» и сбривай усы. И быстро придумаем, как жить будем… следующую неделю. Или скажи – «нет», и я пойду отсюда, буду искать другой выход.
– А если ты косяка упорол, фраерок?! – хищно прищурился Кассир. – Щас я тебя повяжу, шепну кому надо и тебя прямиком к Доктору свезут, а? Ты такой расклад не продумал?
– Все продумал, – твердо ответил Руслан. – С Доктором ты не дружишь. Ты человек чести – я знаю. Тебе хочется на волю – я тебе даю неделю.
Решай – только побыстрее.
Авторитет отвернулся и долго смотрел в сторону. Чувствовалось, что его одолевают сомнения. Насчет «человека чести» Руслан ввернул не просто так, был в этом тонкий расчет. Чувствовал, что дело сдвинулось с мертвой точки и близится к благополучному завершению.
– Ладно, попробуем… Как потом меняться будем? – деловито осведомился Кассир. Руслан несколько секунд смотрел в пол – боялся выдать внутреннее ликование.
– Очень просто. Погуляешь, оденешься майором и зайдешь в зону – под видом Волка. А я выйду – как сейчас… Только тут одна проблемка – завтра все будут знать, что Волк ночью в зону заходил, с тобой беседовал… «Кум» может дурные вопросы «хозяину» задать… Тогда как?
– Что за дела творятся… – с каким-то веселым негодованием пробормотал Кассир. – Захотел человек – зашел в зону, захотел – вышел…
Ннн-да… Нет, Волку вопросов никто не задает – зверь. Все шугаются его. Он «кума» один раз за какие-то дела биллиардным кием отпиздил. Тоже вопросы задавал… Не, не в этом суть. У тебя картинки есть?
– В смысле – татуировки? Нету. А что? У тебя я тоже не наблюдаю.
– Смотри. – Кассир резким движением сдернул футболку – на обоих плечах и на груди Руслан рассмотрел хорошо выполненные тюремные символы. – Тебе придется всю неделю одетым ходить. А вдруг где засветишься? И потом – ты, хоть и срок оттащил, ничего из тутошних дел не знаешь… Я щас шепну своим пацанам – что к чему, они поддержку дадут, конечно, но вообще-то стремно…
– Насчет татуировок – не проблема. – Агент достал из поясной сумки сканер, включил его и провел возле левого плеча авторитета. Затем извлек аппликатор, присоединил к нему сканер и, сняв рубашку, приложил рабочую поверхность к своему плечу. – Полюбуйся.
– О как! – удивился Кассир. – Как так получается?
– Сканер – аппликатор – водостойкая краска, – кратко пояснил Руслан, между делом сканируя второе плечо авторитета. – Смыть можно только ацетоносодержащим растворителем. Да это детские игрушки – на Западе давно такими штуковинами балуются.
– На Западе… – ворчливо пробормотал Кассир, следя за манипуляциями агента. – Чую, дядя, ты не просто честный фраер… Ты кто, а?
Поколись – блядь буду, никому не впалю!
– Слесарь я, – тихо ответил Руслан, заканчивая приводить свою грудь «в порядок». – И давай не будем об этом. Зови своих пацанов – перетрем и разбегаться будем. Времени нет.
– Слона и Занозу ко мне!! – высунувшись из каптерки, повелительно крикнул авторитет. Тотчас же раздался частый стукоток башмаков дневального, припустившего в спальное помещение.
– Санчасть у вас работает? – поинтересовался Руслан, наблюдая, как авторитет готовит бритвенные принадлежности к процедуре уничтожения усов.
– Да ты че, дядя, мысли читаешь? – Кассир на миг замер, глядя в зеркало на отражение агента. – Я только продумал эту комбинашку… Насчет драки, а?
– Нет, пусть будет правдоподобно, – поправил Руслан. – Кто ж со «смотрящим» драться полезет? Или тебе своих пацанов не жаль? Или у вас законам – грош цена? Кто на авторитета руку поднял, когда авторитет прав, – помереть должен. А если авторитет не прав – на правилку его, на сходняк… не так?
– Так, – несколько смущенно согласился Кассир и непредумышленно скаламбурил:
– Хотя у нас давно на закон положили – и кому положено и кому не положено… В этой зоне закон – это я. Как скажу, так и будет. А вообще, конечно… Ты что предлагаешь?
– Ты ханки пережрал, буйствовать начал – пацаны тебя утихомирить пытались, ты их поломал маленько, сам башкой треснулся, – деловито пояснил Руслан. – Вот… Все вместе в санчасть поднялись. Или на больничку… Больничка в городе есть?
– Есть больничка, – подтвердил авторитет, сбривая правый ус и бросая на робкий стук в дверь: «Заходи, пацаны!». – На «двойке» больничка. Там у меня все подвязано – пацаны в курсе. Но ханку я давненько уже не потребляю – я ж не враг своему здоровью. У меня тут три пузыря есть – так что нажрался водки и забыковал. Нормально… А то тебя тут, даже при пацанах, моментом расколют – люди ж не дураки… Так мы и сделаем – и все будет путем.
Проигнорировав ошеломленные взгляды «пацанов» – двух кряжистых дядек под два метра, с ручищами-граблями и саженными плечами, Кассир аккуратно сбрил левый ус и прокомментировал сие деяние:
– А насчет усов – пацаны слушок пустят. Почта-де пришла. Я тут не так давно зарок давал – если завалят одного суку, сбрею усы. Насчет достоверности ты не беспокойся – седня выйду, завтра сам его и похороню… Так, а вы че застыли, пацаны? – Обратив наконец внимание на своих подручных, которые, разинув рты, смотрели на двух голых по пояс Кассиров с одинаковыми татуировками, о чем-то мирно беседующих, авторитет не удержался и довольно заржал. Отсмеявшисъ, он сделал серьезное лицо и приступил к краткому инструктажу:
– В общем, пацаны, надо будет делать так…
Через десять минут начальник наряда Шмончев проводил «хозяина» до КПП и облегченно вздохнул, когда дверь, ведущая из зоны в шлюз, защелкнулась за ним с металлическим скрежетом. А еще через полчаса ДПНК позвонил начальнику караула и нетрезвым встревоженным голосом наорал в трубку:
– Экстренный вызывай – быстро! Троих тяжелых на больничку… И это – того! Чтоб автозак был чистый, бля, – самого Кассира повезут…
12
…Прозвучала гортанная команда. Загрохотало, словно где-то рванула каменная лавина – на село обрушился свинцовый град. Люди, залегшие в цепи, сосредоточенно били из автоматов – неторопливо, как гвозди вколачивали, примериваясь поудобнее. Бухали сверхскоростными кувалдами тяжелые пулеметы бронетранспортеров, разнося в клочья ветхие постройки из соломы и глины, прошивая насквозь стены дюралевых и жестяных вагончиков. Стоял невообразимый шум – казалось, ад сместился на землю.
Через минуту огонь разом, словно по команде, прекратился. Как будто эхо стрельбы, из построек раздавались крики боли и ужаса, стоны, проклятия, плач детей. Словно спохватившись, село стало огрызаться – прозвучало несколько разрозненных ружейных выстрелов. Спустя еще две минуты боевики по команде старшего вновь открыли огонь – на этот раз по тем строениям, откуда раздавались ружейные выстрелы. И снова ровно через минуту огонь прекратился.
Ответных выстрелов больше не было.
Из-за левофлангового «бэтээра» поднялся командир боевиков. Стоял он во весь рост, не опасаясь, чувствовал, что стрелять больше некому. Поднял вверх правую руку, сжатую в кулак. Немного выждав, махнул в направлении села.
Боевики двинулись вперед, крадучись, перебежками. Сначала в строгом порядке: первые номера, затем, с интервалом в 20-25 метров – вторые, третьи…
Приблизившись к линии построек вплотную, наступающие убедились, что их никто не встречает огнем, смешались в толпу и с криками, улюлюканьем бросились к жилищам. Командир что-то кричал, злобно потрясая автоматом. Бесполезно. В секунду дисциплинированный и сплоченный перед лицом опасности отряд, почувствовав безнаказанность и отсутствие сопротивления, превратился в неуправляемое стадо.
И тут, резко вспоров воздух, в упор, оглушительно саданула автоматная очередь во весь магазин. Чуть ли не с десяток боевиков застыли в нелепых позах, как застигла смерть, – лежать на пятачке, метрах в пятнадцати от вагончика, где ночевали молодожены. Еще четверо, судорожно изгибаясь в грязи, издавали страшные, нечеловеческие крики. Буквально за несколько секунд отряд лишился трети своих бойцов.
На мгновение всех будто парализовало. Однако – надо отдать им должное – боевики опомнились, на удивление, быстро – чувствовалось, что вид смерти этим людям не в новинку. Они вновь превратились в боеспособный, послушный воле командира отряд. Прозвучало несколько отрывистых команд – шустро заняв безопасные позиции, боевики принялись прицельно долбить по вагончику, в стенах которого мгновенно появились дыры…
Дед молодоженов – старый абрек, понимал толк в войне. Низ вагончика, залитый цементом, смешанным с каменной крошкой и заложенный снаружи мешками с песком, служил бруствером окопу, который предусмотрительный горец выдолбил, услышав первый выстрел на границе – в самом начале пограничного конфликта. На окоп дед затащил вагончик, специально для этого нанимал трактор с предгорья. Пол вагончика был выложен листовым железом в несколько слоев и опять же залит раствором с каменной крошкой, сантиметров на тридцать. Оставались только пять по периметру бойниц размером не более пехотной лопатки. Лаз, выдолбленный в полу, намертво запирался изнутри на винтовую задвижку.
Когда началась стрельба, дед и его внук Аюб с молодой женой быстро спустились в убежище. Аюб – бывший офицер спецназа ВДВ, два года воевавший в Афганистане, теперь командовал отрядом самообороны, который в настоящий момент перекрывал ущелье на границе, на значительном удалении от этого села.
Разумеется, отправляясь в гости к деду, он прихватил свой автомат с боекомплектом. Плюс дед – хоть и старый, но опытный вояка со своим ветхозаветным карамультуком… Можно было не сомневаться, что они продержатся в своем укрытии сколько угодно, даже если лупить по вагончику из противотанковых гранатометов…
Об этом командир боевиков знал прекрасно – посты наблюдения вот уже три дня внимательно следили за селом. И о том, что в селе практически не осталось никого, кто может носить оружие, он тоже знал. И о том, что отряд, которым командует Аюб, находится далеко и не сможет вовремя прийти на помощь, и о том, что поблизости нет ни одного войскового блокпоста или заставы…
Командир боевиков вообще много знал. Более десяти лет назад он учился в одном училище с этим человеком, грамотно уложившим одной очередью целую кучу его людей, – учился на одном курсе, в одном взводе, в одном отделении. Да что там в отделении! Они учились в одной школе в предгорье, в одном классе, сидели за одной партой. А летом приезжали в свои села, расположенные по разные стороны демаркационной линии (тогда об этом никто не задумывался), и все время проводили вместе. Они были друзьями – такими друзьями, чьи отношения порой гораздо крепче, чем родственные узы. Молодая жена Аюба, тоже выросшая в этом горном селе, которое сейчас стало плацдармом, бегала за медом к матери Артура, командира боевиков, легко перескакивала через границу, даже не зная о ее существовании. Не было тогда границы…
Обо всем этом, естественно, Себастьян знать не мог. Но он прекрасно знал, что эти двое выросли вместе и похожи они, как две половинки яблока. А между тем один из них сидел под вагончиком, держа на прицеле второго, в то время как этот второй сосредоточенно размышлял – как бы ему достать первого…
Стрельба прекратилась. Командир стоял во весь рост, не опасаясь получить пулю, – между тем его бойцы тщательно маскировались, памятуя о печальной судьбе своих соратников, неосмотрительно смешавших ряды на пятачке.
Подумав, командир выкрикнул гортанную фразу, очертив указательным пальцем левой руки круг в горизонтальной плоскости, затем указал на пятачок перед вагончиком, где лежали сраженные внезапной очередью бородачи.
Боевики тотчас же разбежались в разные стороны, пригибаясь и прячась за постройками. А вскоре они уже возвращались обратно, толкая впереди себя оставшихся в живых жителей села. Это были женщины и дети, да трое стариков, практически все – раненые.
Понемногу пятачок заполнялся. Оставшихся в живых жителей села вместе с детьми оказалось чуть более двух десятков. Они жались друг к другу, полуживые от страха, измазанные в крови, с ужасом глядя на оскаленные в боевом азарте лица бородачей. Боевики радовались – командир придумал хорошую шутку.
Стонали раненые. Плакали испуганные пальбой, не понимавшие сути происходящего дети. Истошно визжа, заходился взахлеб мальчишка лет четырех-пяти, раненный в ногу. Мать, боясь навлечь гнев боевиков, зажимала ему рот рукой – он бессильно кусал эту руку, слабея от боли и задыхаясь.
По данному командиром знаку боевики окружили толпу полукольцом, направив на женщин и детей стволы автоматов.
– Аюб! Ай, Аюб! Ты хорошо меня слышишь? – крикнул командир на горском наречии, которое хорошо понимал Себастьян. – Это я, Артур, твой брат кровный… Слышишь?
– Я прекрасно слышу тебя, тень дерьма больной собаки… не надрывайся, – раздался в ответ искаженный перекрытием раскатистый голос Аюба. – Мой брат Артур умер в этих горах – нет его… А ты – шакал. Что хочешь, шакал?
– Вылезай, поговорим! – деланно бодрым тоном предложил Артур. – Что нам делить? Ты крутой, и я крутой – разойдемся по-хорошему… Вылезай, вина выпьем – ты же знаешь, у меня лоза лучше, чем в вашем селе… Ай, Аюб?!
– А-а-а, так ты ко мне в гости пришел! А я и не понял… – Аюб немного помолчал, затем продолжил:
– Я понял, чего ты хочешь. Если ты мужчина, ты этого не сделаешь… Слушай – ты же первый начал! Ты убил моих людей, я убил твоих – мы квиты… Отпусти всех, уходи – я не буду стрелять в спину. Потом встретимся где-нибудь в горах, при других обстоятельствах, поговорим…
Командир боевиков язвительно ухмыльнулся:
– Ай, Аюб, много болтаешь! Боишься, что ли? Шесть лет назад я тебе часы подарил на день рождения – штурманские. Они у тебя сохранились?
– Сохранились, что с ними сделается. – мрачно ответил Аюб. – Подойди ближе, я тебе их через бойницу выкину – забирай! Стрелять не буду – не бойся.
– Ради Аллаха! Оставь их себе! Подарки обратно не забираю, а тебе они сейчас пригодятся… Я тебе даю три минуты. Как заканчиваем болтать, у тебя будет три минуты на размышление. По истечении этого времени вы, все трое, должны будете сдаться. Обещаю по старой дружбе сохранить тебе и твоей жене жизнь. Матерью клянусь – вы останетесь в живых! – Последняя фраза прозвучала с каким-то надрывом. Как бы через силу… Создавалось такое впечатление, что все, что Артур сейчас делает, происходит вопреки его воле, под давлением какой-то неуправляемой, страшной стихии.
– Сдавайся, брат, – хрипло повторил свою просьбу Артур. – Если нет – через три минуты я дам команду убить их всех. – Он махнул рукой в сторону женщин и детей.
Повисла томительная пауза…
– Зачем же я тебе нужен, если ты не собираешься меня убивать? – с недоверчивым презрением спросил Аюб. – Ты что, хочешь просто обнять меня, а?
– Да ты совсем не патриот, Аюб! – Командир боевиков натужно расхохотался. – Ты что, за дурака меня держишь? Как я могу отходить, имея в тылу такого парня, как ты? Ведь ты одной очередью уложил целое мое отделение…
Забыл, чему нас учил полковник Пестов на ТСП?
У тебя всегда «отлично» было по этому предмету! Ну, Аюб, не ожидал… подумай об этих людях: если ты не вылезешь через три минуты, их кровь ляжет на твои плечи несмываемым пятном позора! И вообще – хватит болтать… Время пошло!
Задрожала, натягиваясь, тонкая струнка молчания. Аюб, глядя через бойницу на застывшую фигуру Артура с часами в руках, потерянно качал головой.
Фигура вдруг стала расплываться, теряя четкие контуры, ее заволокло чем-то серым… Черт – слезы, что ли? Мужчина не должен плакать…
В училище Артур был командиром его отделения. Вот так же на утренних тренировках при выполнении нормативов он снимал часы с запястья, брал их в левую руку, строил начальственную гримасу и командирским голосом давал отсчет, делая перед последним словом положенную паузу… Как недавно, кажется, это было! Но вот кто-то дал общий отсчет, и все смешалось в страшной круговерти, понеслось черт знает куда…
«Время пошло!» Его бывший командир отделения, бывший кровный брат опять дает отсчет на выполнение норматива. Только оценка будет другая… О Аллах – куда ты смотришь?!
Три минуты подошли к концу. Командир боевиков громко дал команду своим людям – приготовиться к стрельбе. В толпе началась паника, истошно заголосили женщины…
Медленно открылась продырявленная дверь вагончика. Перед выходом упал автомат, разгрузка с магазинами и гранатами, наконец, глухо лязгнув о дюралевую обшивку, неловко шмякнулось длинное ружье старого горца. Немного погодя на улицу вышли Аюб, его жена Айна и дед.
Артур отдал команду – трое боевиков с опаской приблизились к Аюбу и начали сноровисто связывать его сорванной в ближайшем дворе бельевой веревкой. Бывший спецназовец не сопротивлялся – стоял понуро, мрачно глядя на Артура. Крепко связав руки, Аюба подвели к большой кряжистой айве, росшей неподалеку от вагончика, и тоже веревкой намертво прикрутили к стволу.
– Я хочу тебе кое-то показать… брат… Мой отец к тебе очень хорошо относился… Ты помнишь моего отца, брат? Конечно, помнишь – я знаю…
Помнишь, когда мы были пацанами, ты сломал черешню в нашем саду – забрался на нее, она и треснула… Тогда отец отлупцевал меня, а тебя не тронул. Ты тогда кричал как резаный: «Не бей его, дядя Салим! Это я…» Помнишь? Не отворачивайся – ты прекрасно знаешь, что случилось… нету дяди Салима. Ваши убили его! А жену мою помнишь? Помнишь девчонку Зейнаб, с длинными косами? Не вороти рожу – сюда смотреть!!! – Голос Артура сорвался на хриплый шепот, невыразимая горечь слышалась в нем, слезы ярости застыли в глазах весельчака командира. – Да, это ты тоже знаешь. Ваши изнасиловали, убили ее… А знаешь, как ее убили?! У нее лица не было – камнем размозжили… – Руки командира начали трястись, он задергал губами, не выдержал – отвернулся… – И ты ждешь, что после всего этого я обниму тебя? А, брат?! – Последнее слово он прокричал срывающимся от рыданий голосом. Согнулся у ног Аюба, обхватил руками голову, с минуту раскачивался, глухо мыча. Затем распрямился и сухо бросил:
– Я не хочу жалости… Я хочу тебе показать, как это было, брат… – Артур обернулся к пятерым боевикам, стоявшим рядом, и махнул рукой в сторону жены Аюба:
– А ну – сделайте ее… Так, чтобы орала, чтоб все видели… Быстро!
Пятеро, похабно ухмыляясь, вразвалку двинулись к женщине.
Вскрикнув, Айна побежала, спотыкаясь о валявшиеся на земле трупы. Бородачи припустили за ней, улюлюкая и азартно покрикивая. Настигли, уронили подножкой, поволокли, заламывая руки, обратно. Втащили на пятачок перед вагончиком, повалили на землю напротив Аюба, рядом с залитым кровью трупом одного из своих.
Она извивалась в их руках, кусаясь, как маленький зверек, попавший в лапы охотника. Один из бандитов размахнулся и залепил женщине смачную затрещину – голова ее мотнулась вбок, и она затихла, судорожно хватая ртом воздух. Двое сноровисто разорвали в клочья ее блузку, стащили юбку. Сверкнуло молочной белизной, неожиданной для женщин этой местности, молодое упругое тело, пригнутые к груди колени, крутая линия бедер.
– Эх, хороша, сучка! – завистливо крикнул кто-то из толпы вояк. – Ух, я бы ее…
Между тем один боец сел с размаху на лицо Айны, придавив его к земле, и стал жестоко мять, щипать небольшие твердые груди. Другой трясущимися руками приспустил свои штаны и навалился сверху, стараясь ухватить ее ноги под колени. Айна страшно напряглась, изо всех сил сжимая бедра. Насильник, нервно выругавшись, немного отстранился, сильно ударил жертву кулаком в живот – женщина обмякла. Бородач, вильнув тазом, резко раздвинул ее ноги, ухватил их под коленками, согнул, всей тяжестью навалился, стал ерзать волосатым задом, что-то злобно бормоча – вот так вот, с ходу, не получалось. Освободил одну руку, полез ею через бедро задыхавшейся женщины, покопался немного, затем, на секунду выгнувшись дугой, принялся резко дергать тазом, яростно рыча…
В ужасе застыла толпа. Страшно кричал Аюб, намертво привязанный к дереву, бился головой о шершавый ствол, кусая до крови помертвевшие губы. Дед его, рванувшийся было вперед, был сбит с ног мощным ударом в пах…
Артур неотрывно следил за ритмичными движениями боевика, насиловавшего Айну. Вскоре тот крикнул, стиснув зубы, и перестал дергаться, издавая удовлетворенное мычание, судорожно вздрагивая волосатым задом. Его место тут же занял другой…
Где-то громыхнул, преодолевая звуковой барьер, пассажирский лайнер. Где-то в эту минуту решались судьбы человечества, заседали конференции, проходили презентации новейших технологий, дети в школах слушали, затаив дыхание, о прекрасной любви Ромео и Джульетты…
А здесь, под бездонно-чистым небом гор, прямо перед мужем, на глазах всего села зверски показательно насиловали семнадцатилетнюю женщину, женщиной-то ставшую две недели назад, еще недавно прятавшую в портфель тряпичную куклу перед уходом в школу…
– Что? – недовольно спросил Артур, заметив, что четвертый боевик, пристроившийся было между ног Айны, в растерянности оглянулся на него и полез застегивать штаны. – Тебе что – особое приглашение нужно?
– Она не дышит, – почему-то шепотом сказал боевик и столкнул того, кто все это время сидел на голове женщины. – Умерла…
Артур приблизился и несколько секунд всматривался в нагое тело, все в кровоподтеках, безжизненно распластавшееся на земле. Лицо женщины посинело, между растрескавшихся губ торчал крепко прикушенный, почерневший кончик языка.
– Ну, извини, брат… – обернулся Артур к Аюбу, который висел на веревках в полусознательном состоянии, качая окровавленной головой, разбитой о ствол дерева и издавая протяжные стоны. – Твоей жене не хватило воздуха – бывает! А теперь – давайте деда.
Боевики подтащили старика к привязанному Аюбу, поставили рядом с деревом. Дед что-то бормотал про себя, бездумно глядя на небо, иногда поднимая руки и вопросительно восклицая – должно быть, беседовал с Аллахом, полагая после пережитого, что уже находится ТАМ…
Артур что-то буркнул молодому лысому парню, стоявшему за его спиной. Тот криво ухмыльнулся, повесил автомат на плечо и достал из ножен тяжелый длинный тесак.
– Ай, Аюб! Подними глаза, брат! – Артур подергал Аюба за волосы.
Тот открыл глаза, глядя перед собой мутным взором. – Посмотри – вот дед, старейшина твоего рода. Отца твоего, жаль, нет здесь, но ничего, и этот сойдет… Давай!
– Хек-кк… – лысый оскалил зубы, резко махнул тесаком. Кровь фонтаном брызнула в лицо Аюба, дико закричали женщины. Немного постояв в том положении, в котором его застиг удар, обезглавленное тело старика упало к ногам опозоренного мужа.
Артур подошел вплотную к Аюбу, взял его за волосы, приподнял лицо вверх. Некоторое время пристально всматривался – старался уловить выражение потухших глаз своего бывшего кровного брата. Как будто хотел постичь, какова глубина его скорби, равна ли величина страданий его собственным…
– Программа выполнена, брат, – устало процедил командир боевиков.
– Теперь все. Мы уходим. Но знаешь – эта война будет длиться долго, возможно, вечно. – Он подошел к толпе и погладил по голове раненого пацана, который от боли потерял сознание и теперь, казалось, мирно спал на руках у матери. – Кто поручится, что вот это милое дитя, которое сейчас пока ничего не соображает, не вырастет в свирепого волка и не будет стрелять в нас? Или ставить мины на наших дорогах? Да никто! Никто не поручится – скорее наоборот… Нельзя оставлять корни сорняков. На благодатной почве они, как правило, дают прекрасные всходы… Оружие к бою!!!
Боевики суетливо разобрались в цепь. Клацнули затворы. Единый крик ужаса застыл на губах обреченных.
– ОГОНЬ!!!
Через несколько секунд все было кончено. Несколько человек, перешагивая через неподвижные тела, сноровисто достреливали тех, кто подавал признаки жизни.
– По машинам! – крикнул Артур, проследив за результатами работы своей команды.
Убедившись, что его люди побежали к заурчавшим «бэтээрам», командир подошел к Аюбу, склонился к бессильно повисшему на веревках бывшему другу и выдернул из ножен узкий кинжал с красиво инкрустированным лезвием.
– Я обещал оставить тебя и твою жену в живых, брат… – тихо прошептал он, приставив острие лезвия к груди Аюба. – Знаешь, я тебе соврал… я тебя уважаю, потому не могу оставить в живых. Ты воин. Как ты будешь жить после такого позора? А самоубийство – великий грех, Аллах не простит… Прощай!
Лезвие кинжала медленно вошло в тело воина. Он вздрогнул, широко открыл глаза, всматриваясь в лицо врага, – и затих…
Себастьян, провожая взглядом силуэты трех «бэтээров», уплывавших в сторону границы, пытался разобраться в своих чувствах. Сердце старого диверсанта мучительно ныло – такое с ним случилось впервые за последние несколько десятков лет. Он давно уже забыл, что такое ненависть, и теперь не мог понять, какой же зверь рвет изнутри его грудь и режет когтями глаза, которые от этого страшно слезятся… Немного посидев, он прислушался к своим ощущениям: зверь в груди несколько поутих, но продолжал ворчать, беспокойно ворочаться. Надо выпустить его, дать ему волю. Иначе он сожрет изнутри стража горы, а ему еще нужно немного пожить, охраняя свою страшную тайну…
***
– Значит так, Андреев… Отряд твой неделю как перекинули. Вот в этот район. – Командир бригады ткнул пальцем в карту Северного Кавказа, висящую рядом на стене. – Лучше гор могут быть только горы – сам понимаешь… Да, извини, соболезную твоему горю. Там с тобой особист хотел переболтать – зайди.
Пока отдыхай, завтра утром борт туда будет – улетишь. Давай двигай, некогда мне тут с тобой…
На следующий день, к полудню, проболтавшись три с половиной часа в чреве транспортника, Иван уже разминал ноги на плывущем от жары асфальте аэродромного поля.
Все оборудование «порта» составляли несколько бетонных полос, пересекавших асфальтовое море, присевшая от зноя в кусты радиолокационная будка да четыре дежурных «М-24» с безжизненно повисшими лопастями.
Солнце медленно подбиралось к зениту, злобно жаря все подряд. В бездонном небе ни облачка, тишина, давящая с непривычки на перепонки… Жарища!
Скорее бы осень, черт ее задери.
Вдалеке сквозь синее марево величественно и грозно высились горы.
Отодрав чемодан от асфальта, Иван поплелся прочь с поля, глядя через левое плечо на горный ландшафт. Лучше гор могут быть только горы, чтоб им провалиться…
Прибыв в комендатуру особого района, он с изумлением обнаружил там командира своего отряда. Обычно тот всегда находился с основной группой действующих подразделений и всячески избегал общения с различного рода начальниками, волею случая временно исполняющими должности в комендатурах.
– Здорово, Вань! – Он радостно обнял Ивана, по-медвежьи облапив, нагудел в ухо слова соболезнования, затем с сердитым весельем буркнул:
– Чего вылупился? Не ожидал? Теперь – только так. Все распоряжения получаем лично в руки, по радио ничего важного не передают. Какой-то спец у них там невъе…ный завелся – радиоперехват идет страшенный. Вся информация – на ветер! Ну вот и решили – черт с ним, бензином-керосином, режим секретности дороже. Вчера вон прилетал, чтобы получить новую меню-раскладку на месяц, сегодня еще за каким-то фуем… Дурдом! Ладно, посиди пока здесь, я на совещание. Потом тебя на вертушке доброшу, прямо к твоим…
Вернулся он минут через двадцать, озадаченно посматривая на Ивана.
Пока шли к машине и потом, по дороге к аэродрому, получился вот такой разговор:
– Ты, это… В отпуске с командующим группировкой не встречался?
– Было дело, – солидно брякнул Иван, ласково глядя на командира, – он любил этого, толкового парня, бывшего некогда под его началом и волей судьбы выбившегося теперь в подполковники. – Вовец его зовут. Группировка, я тебе скажу, – офуеть! Весь Центральный район Ложбинска держат, – и, доверительно наклонившись к уху командира, добавил:
– Дядя мой – его лепший корень. Так что…
– Чтоб ты сдох, Танк херов! – сердито прикрикнул командир. – Я ему про командующего временной группировкой в особом районе толкую, а он…
Встречался, нет?
– Не-а, – лениво отказался Иван. – На хер он мне…
– Та-а-ак… А с окружным командованием… встречался?
– Один раз – когда на должность назначали, второй – когда за ростовский кабак хотели уволить… ну, ты помнишь. А что – может, меня в управление округа забирают? На полковничью должность? Так я – прям щас!
Глядишь, опять тобой командовать буду.
– Молчи, несчастный! На пенсию капитаном пойдешь. А может, ты с кем из ГУК ВВ знаком, а?
– Слушай, Игореха, вот ты вопросы задаешь! – грустно усмехнулся Иван. – Если б я имел таких знакомых, неужели шарился бы по горам? Кому я, на хер, нужен, кроме тебя… А что такое?
– Да как тебе сказать… – Командир немного задумался, как бы огорошить поощутимее, – любил сильные эффекты. – В общем, так. Недавно в одном местечке по эту сторону границы супротивные боевики целое село расстреляли. 