Рекрутф удачи - Тигр в камуфляже

      – Иван, – машинально пробормотал Иван и тут же поправился:
      – Хотя говорил уже, ага… Значит, этот мой «дядя» Саша – главный дыродел. Если б мать моя, царствие небесное, знала, что у нее такой «братец» растет где-то, наверно, все бросила бы, поехала и удавила бы гада в колыбели!
      – Я бы такого «дядю» в унитазе утопил, – живо поддержал его Андрей. – А он тебе точно дядя? Вы с ним и не похожи ни капельки. И потом – я его давно знаю, козла, вроде не было у него на стороне родственников.
      – Да лажа все это, – угрюмо буркнул Иван. – «Дядя»! Как только выберусь отсюда, сразу откручу ему башку. Кстати – насчет «выберусь»… Есть мысли?
      – Есть цветные глюки, – горько усмехнулся Андрей. – Изрядно вонючие притом. В виде нечесаного узкоглазого деда с помойной кастрюлей. И кишкой…
      – Это не глюки. – У Ивана загорелись глаза. – Это шаман! Аленка рассказывала. Я тоже думал – сон, блин… Очень хорошо! Он нам дал какое-то снадобье и сказал, что будем сутки спать как убитые. Еще он сказал, что… ммм… что код вводить после этого будет поздно – получится плохой мункху.
      Зомби, значит, плохой, ага…
      – А две луны зайдет – мункху совсем пройдет, – подхватил Андрей. – Знаешь, хоть это и шарлатанство чистейшей воды, но… некоторым образом обнадеживает. Получается, Аленка о нас позаботилась. Вернее, о тебе.
      – Хорош делиться, братуха! – остановил его Иван. – Мы теперь вместе – ты и я. Давай, пока при памяти, быстренько думать – как рвать будем.
      – Насчет – «пока при памяти» – это ты хорошо сказал, – глубокомысленно заметил Андрей. – Я не думаю, что нам позволят валяться тут и лелеять надежды. Судя по всему, эти ребятки уже озабочены тем, что мы сутки не приходим в сознание – это отклонение от нормы, если верить бреду шамана. Так что – дергаться вряд ли стоит. Но я же сказал, – насчет двух лун – обнадеживает. Надо полагать, скоро нас закодируют. Но через некоторое время мы все самопроизвольно вспомним – «плохой мункху», сам понимаешь…
      – А если не прав шаман? – насторожился Иван. – Вдруг какая-нибудь нестыковка? Нет, давай все же, пока при памяти, попробуем свалить. Где мы находимся – ты в курсе?
      – Поселок Приютное, психушка. Мы сюда на практику ездили, когда я еще студентом был… Я в мединституте некоторое время учился. Гхм-кхм… Ну, натурально – глухомань. До города минут сорок езды, вокруг лесополосы и поля.
      Рядом кладбище, при нем – бюро ритуальных услуг. И – ни души кругом. Сам поселок в паре километров отсюда.
      – Да, веселенькое местечко! Кладбище, бюро ритуальных услуг, катафалк…
      – При чем здесь катафалк? – удивился Андрей.
      – Да так – к слову пришлось, – уклончиво ответил Иван. – Значит, так. Мы хоть и слабенькие после операции, но совсем не хилые ребятишки. Я, например, чувствую себя вполне сносно, чтобы убить между делом какого-нибудь зомбированного гада. А ты?
      – Эйфория, – пояснил Андрей. – Шаман говорил, что некоторое время мы будем чувствовать себя хорошо. Эта его дрянь, по всей видимости, имеет такой эффект… обманчивый несколько.
      – Да и черт с ним, – беспечно отмахнулся Иван. – Короче, как стемнеет, ждем, рубим первого, кто зайдет в палату, – если будут двое, рубим двоих…
      – Если будет трое – троих, и так до роты, – язвительно продолжил Андрей. – Ловкий ты парень – что и говорить. Только ведь против фактов не попрешь, мой юный друг. Если увязать деятельность Пульмана и твоего «дяди» со всеми исчезновениями, проще сразу застрелиться. Стреляться не из чего – стало быть, повеситься. Вот на этих простынях.
      – С какими еще исчезновениями? – снова насторожился Иван. – Я что-то не знаю?
      – Ты многого не знаешь, – хмыкнул Андрей. – Зато хочешь сразу все сделать. Что ж – бывает… Короче, у нас за последний год временно пропадали практически все более-менее значимые фигуры областного масштаба. Недельки на три. Потом возвращались – а где были, не помнят. Думали – секта. Теперь-то мне ясно, что стало с этими товарищами. А тебе?
      – Похоже, у вас в области любят вертеть дыры в черепах, – съехидничал Иван. – И как это влияет на наш план?
      – Допустим, нам удастся отсюда вырваться – в чем я сильно сомневаюсь, – рассуждал Андрей. – Постараемся удрать за пределы области – это тоже та еще авантюра. Ну, хорошо – удрали. Приперлись, даже, допустим, в столицу. И пошли в компетентные органы.
      – Лучше в ФСБ, – вставил Иван. – По-моему, это по их части. И какого-нибудь честного депутата найти – обязательно! Без депутата – никак.
      – Договорились, – согласился Андрей. – Пошли мы в ФСБ, нашли честного депутата, все рассказали. Нам поверили и не посчитали, что мы с тобой безнадежные больные… А дальше через свои каналы эти ребята полезли проверять клинику в целом и Пульмана с Бабиновым в частности. Но ведь в областном масштабе все каналы – дырявые, и в прямом и в переносном смысле. Как только с ними возникнет контакт сверху, мы с тобой приплыли – это я тебе как старший товарищ гарантирую. Поверь мне, я ведь занимаюсь оперативной работой не первый год, и точно так же, как и ты, хочу свалить отсюда. Какой мне смысл сочинять?
      Веришь?
      Иван поразмышлял и сник, не найдя, что возразить. Сыщик был прав – шансы на успех в данном мероприятии практически отсутствовали. И хотя вздорный характер спецназовца не позволял мириться с очевидными фактами, он переживал молча, поскольку разумных доводов против аргументов соседа в настоящий момент не было. А было налицо лишь негодование и скорбь по поводу не правильного и несправедливого мироустройства. Надежда, эта извечная утешительница страждущих, уплывала куда-то налево, судорожно ловя ртом воздух и вяло шевеля дряблыми ногами. Однако по мере того как капитан все более мрачнел и хмурился, его сосед, зацепившись за какую-то мысль, сосредоточенно соображал. И вскоре удовлетворенно крякнул и похлопал себя по коленке, привлекая внимание товарища по несчастью:
      – Мысль есть.
      – Взять заложников и объявиться? – немедленно отреагировал Иван. – Не получается – думал уже. Многих факторов не хватает.
      – Да, это сильно. – Андрей сочувственно поморщился. – Это круто!
      Это от дырки в черепе – не иначе… Но мысль другая. Надо оставить памятку.
      – Какую еще памятку? Для беспамятных? – Уязвленный Иван попытался ехидно скаламбурить.
      – Ага – точно. Ты не кипи – послушай. Памятку для самих себя – то есть для Андрея и Ивана со стерилизованной памятью. Страховку на случай, если шаман оказался не прав. Не понял? Нужно описать, что с нами произошло в этих стенах. Так описать, чтобы потом, прочитав, можно было поверить… Спрятать послание и вынести с собой на волю. Мысль понятна?
      – Чем писать? На чем писать? – деловито ухватился Иван, еще не понимая до конца, куда он клонит.
      – Ты, кроме «Муму» и строевого устава, читал что-нибудь вообще?
      Ну, из художественной литературы? – вкрадчиво поинтересовался Андрей. – Романы исторические, например? Вот-вот, вижу, в твоих не исковерканных борьбой мысли глазах появляется нездоровый проблеск. Уже лучше, уже лучше… Ну чем же писать голым узникам, лишенным всего на свете? Кровью, естественно! Найди здесь какую-нибудь острую штуковину, – хотя бы торчащую шляпку гвоздя, – порежься и хоть обпишись с ног до головы в свое удовольствие. Правда, есть опасность инфицировать ранку – ну да ничего, придется рискнуть. Кто не рискует, тот ходит зомби. Мысль ясна?
      – На чем писать? – повторился Иван. – У нас, кроме бинтов на черепах, ничего нет.
      – Вот на них, родимых, и писать. – Андрей прикрыл глаза. – Сейчас, естественно, не стоит – в любой момент могут впереться…
      – Перевязка, – с сомнением буркнул Иван. – Черт знает, сколько нас здесь продержат. Наверняка будут перевязывать. И – на хер все твои памятки, в мусорное ведро.
      – Палата прохладная, бинты свежие, – не сдавался детектив. – Мы не потеем, не дергаемся – лежим себе. Суток трое точно не будут перевязывать – это же не повязка на руке. Есть вполне реальная надежда, что нас отсюда выкинут в течение этих трех суток и оставят под врачебным надзором дома. Закодированные мы не опасны – сам понимаешь. И вообще – чего это я тебя уговариваю? Не хочешь – лежи себе и просто так жди. А памятка – хоть мизерный, но шанс.
      – Можно попробовать, – согласился Иван. – Если день перележим, ночью вряд ли будут беспокоить – они же не совсем треснутые. Наверно, ночью отдыхают где-нибудь. Давай текст сочинять.
      – Я сейчас тебя научу, как симулировать бессознательное состояние, – оживился Андрей. – Как-никак, несостоявшийся медик. Если до конца дня удачно притворимся, что не пришли в себя, ночью все у нас получится. Во дворе фонари, шторку отодвинем – света будет вполне достаточно. А сочинять – всегда успеется…
      Не прошло и получаса, как палату посетил Бабинов в сопровождении каких-то врачей – судя по разговору, не причастных к его опытам. Речь шла о черепно-мозговых травмах, о буйнопомешанных, которые без должного контроля так и норовят, паразиты, свернуть себе шею или размозжить голову. Вот, пожалуйста, – наглядный пример. Убедившись, что пациенты так и не пришли в себя, их оставили в покое.
      В оставшееся время дня друзья по несчастью успели выспаться.
      Проснулись они почти одновременно, с наступлением сумерек, при этом оба чувствовали себя значительно лучше, чем утром. Немного поболтали, не покидая кроватей, – берегли силы.
      Когда на Приютное опустились сиреневые сумерки и во дворе клиники зажглись галогеновые фонари, дверь в палату бесшумно растворилась. Узники замерли, вполглаза наблюдая за вошедшим. Это был один из стандартных пульмановских «шкафов» – высоченный, с выдающейся антропометрией и мертвыми глазами. Впрочем, рассмотреть в темноте выражение глаз не представлялось возможным – зомби выдавало поведение. Заперев дверь на ключ, он положил его в карман брюк, уселся на табурет возле двери и застыл, как истукан, совершенно не шевелясь, глядя в пространство перед собой. В общем, обосновался надолго.
      «Пи…ец, приплыли, – уныло подумал Андрей. – Эта утварь, по всей видимости, спать не обучена. Написали! Молодец Пульман – все-то ты продумал…»
      «Нехорошо, – лихорадочно соображал Иван. – Больно здоровый пацан.
      Надо, конечно, рубить. Но ежели рубить – тогда обязательно потом сваливать придется. И хватит ли сил? Зомби… Болевые ощущения сведены к нулю. Значит, рубить насмерть. Нехорошо! Вот шуму-то будет, когда сражаться учнем – вся клиника сбежится…»
      В тягостном ожидании протянулись несколько часов. Сумерки переросли в полноценную ночь, за окном утихли вечерние шумы клиники… У пленников уже давно затекли от неподвижного лежания все члены и окончательно иссяк запас терпения. А зомби продолжал пребывать все в той же позе – голову не склонил, не расслабился – робот, да и только!
      «Ну и достал ты меня, башка дырявая, – злобно подумал Иван. – Что ж с тобой делать?.. А ежели упасть на пол и посмотреть, как оно себя вести будет? А ну – раз, два, взяли!»
      Он протяжно замычал, невнятно что-то бормоча, начал переворачиваться на другой бок и неловко упал с кровати. Ударившись о пол, сгруппировался на левом боку и начал слабо и протяжно стонать. Интересно, что у этого дебила заложено в программе? Нажать на кнопку тревожной сигнализации или предпринять какие-то иные действия, адекватные ситуации?
      Охранник молча поднялся со своего места и приблизился купавшему.
      Немного постояв над ним, он нагнулся, по всей видимости, чтобы поднять больного…
      Хрясть! Иван изо всех сил ударил его наотмашь ребром ладони в услужливо подставленное горло и, неуклюже кувыркнувшись, вышел в полуприсед – при этом в голове словно граната разорвалась.
      Зомби булькнул, ухватился руками за горло и со стуком упал на колени. Раздавленное горло, вмятое к шейным позвонкам, не обеспечивало доступа воздуха в легкие, и мощное тело задергалось в судорогах.
      На Ивана накатила волна отчаяния – совсем недавно он, будучи в нормальном состоянии, точно таким же ударом убил одного из зомби наповал, перебив ему горло и сломав шейные позвонки. Медленно прицелившись, как во время тренировки по разбиванию твердых предметов, спецназовец нанес охраннику рубящий удар под основание черепа, перебивая шейные позвонки, которые хрустнули так громко, что, казалось, слышно было на всю клинику.
      Рухнув на пол, гигант в последний раз булькнул, выбил ногами конвульсивную дробь – и затих…
      Победитель, пошатываясь на ватных ногах, подшаркал к окну.
      Распахнул форточку, жадно вдохнул успевший остыть ночной воздух. Нехорошо! Это – один. А сколько их там, снаружи? Нет, в таком состоянии удирать отсюда будет очень проблематично. Чертов шаман! Обещал ведь, сволочь, что ночью они будут чувствовать себя хорошо… Ничего себе – хорошо!
      Андрей едва успел свесить ноги с кровати – батальная сцена заняла едва ли десяток секунд, – подошел к лежащему, ощупал, чисто механически приложил палец к запястью.
      – Пульс отсутствует, – констатировал недоучившийся медик. – Один – ноль… И что теперь?
      – Минус один, – хрипло пробормотал Иван.
      – Не понял? – удивился Андрей. – В смысле – минус один?
      – Я так веду отсчет в бою, – пояснил Иван. – Минус один… обыщи-ка его – на предмет колюще-режущих… Может, кстати, и ручка найдется…
      Ручка не нашлась – зачем зомби ручка? Помимо ключа от входной двери и носового платка в нагрудном кармане тенниски обнаружился миниатюрный уоки-токи и перочинный нож.
      – А если с ним кто-нибудь свяжется? – запоздало встревожился Андрей, с опаской положив передатчик на табурет.
      – Не думаю, – успокоил его Иван, аккуратно отодвигая штору. – Скорее всего это он должен был сообщить, если что… Освещение устраивает?
      Сыщик кивнул – яркие фонари во дворе вполне сносно освещали примерно треть палаты. Усадив Ивана на кровать возле окна, Андрей осторожно размотал повязку на три четверти и, поморщившись, надрезал себе левое плечо.
      – Будет сепсис – убей всех моих врагов, – через силу пошутил он, обмакивая малое лезвие ножа в кровь, сочившуюся из ранки, и аккуратно выводя на бинтах какие-то каракули.
      – Обязательно, – серьезно пообещал Иван и поинтересовался:
      – У тебя почерк разборчивый? А то давай до конца отмотаем…
      – Не стоит… Черт его знает, что там… А почерк у меня прекрасный – глянешь, и все понятно.
      Через несколько минут Андрей закончил писать, дал каракулям просохнуть и сноровисто привел повязку в прежний вид. Туже самую операцию проделал со своими бинтами – теперь Иван писал, под диктовку.
      – Тур наискось, тур по контуру, – ворчливо пробормотал Андрей, когда Иван принялся заматывать его повязку.
      – Не боись, сыщик, – незлобиво огрызнулся капитан. – Я за свою войну столько черепов перевязал – тебе и не снилось… Все, теперь надо сваливать. Ты готов к подвигу?
      Насчет подвига сыщик ответить был не готов, но тут же принялся раздевать убиенного врага, брезгливо морщась в темноте палаты. С грехом пополам экипировались. Опытный Иван, проявив солдатскую смекалку, завладел штанами охранника, которые оказались ему настолько велики, что возникла необходимость проделывать в ремне дыру. Андрею в качестве штанов пришлось использовать тенниску пострадавшего, которую он закрепил на бедрах полоской материи, отрезанной от простыни.
      – Кино про немцев, – мрачно пошутил Иван, обозрев соратника. – Шоу дыроголовое…
      Открыв дверь изъятым у охранника ключом, они выскользнули в залитый светом коридор. Постояли, прислушиваясь, адаптируя зрение. Откуда-то снизу доносились истошные эротические вопли в женском исполнении и настойчивый мужской рев… Крадучись, проскользнули по коридору, спустились по лестнице, ведущей в вестибюль на первом этаже. И едва не напоролись на дюжего вида санитаров, которые удобно расположились в креслах по обе стороны дверей, ведущих в вестибюль с лестницы второго этажа, и молча созерцали по видику тяжелую порнуху. Прямо перед дверью, между креслами, стоял массивный столик, уставленный пивными бутылками. Имел место весьма ощутимый аромат, состоящий из крепчайшего запаха табака и свежего пивного перегара.
      Пленники попятились и распластались за дверью, прилипнув к стене.
      – Хорошо придумали, – еле слышно прошептал Иван. – Даже если уснут, со второго этажа никто не пройдет – налетит на столик, бутылки зазвенят.
      Молодцы… Это не мункху – те на работе не пьют. И не курят. Нам легче – щас рубим…
      – «Рубим»! – испуганно шепотнул Андрей, выглядывая из-за его плеча. – Да они нас в три секунды утопчут! Ты посмотри, какие дяди…
      – А мы не собираемся с ними сражаться – мы ж не в форме, – успокоил его Иван. – Посмотри внимательно: три бутылки на столе – полные.
      Берешь правого. На счет «три» аккуратно – цап бутылку и бьешь его в висок.
      Смотри только – не по кумполу, а в висок! Усек?
      – Усек. – Андрей нервно сглотнул. – А если он не вырубится?
      Удавит, на хер…
      – Я буду рядом, – ободрил Иван. – Ну, давай на три счета: раз, два, три!!!
      В два прыжка спецназовец покрыл расстояние, отделяющее его от левого стража, и, резко крутанув корпусом, перегнулся через стол и саданул его кулаком в висок.
      В этот момент Андрей, как и было ведено, ухватил со стола бутылку пива, но в висок бить не стал, а угостил своего клиента со всего маху сверху по макушке. Бутылка удивительно легко разлетелась вдребезги – противник мощно дернулся из кресла, взревев, как раненый бык, на миг Андрею показалось – сейчас удавит!
      Возможно, так оно бы и случилось, если бы не подоспел Иван. Он прыгнул коленями на стол, сметая бутылки на пол – кулак офицера спецназа, опустившийся на переносицу недобитого, положил конец дальнейшим поползновениям санитара к самостоятельности.
      Слегка отдышавшись, они быстро обследовали поле битвы. Обнаружив у одного из сторожей связку ключей, бросились к входной двери. Около минуты ушло на то, чтобы подобрать нужный ключ. Открыв дверь, выбрались на улицу, стекли с крыльца подобно теням, притаились за ровно подстриженным шпалером декоративного кустарника. Замерли, прислушиваясь… Где-то занудно взлаивала собака, трещали цикады. Сирена не вопила, не бегала поднятая по тревоге охрана – тишина…
      Медленно, озираясь по сторонам, двинулись вдоль стены здания, прижимаясь спинами к шероховатому кирпичу. Обогнув корпус клиники, оказались на широкой аллее, ведущей к воротам. Ворота, массивные, двустворчатые, варенные из листового железа, оказались заперты на огромный амбарный замок, хорошо различимый в свете фонарей с того места, где находились пленники.
      У ворот, в застекленной будке, освещенной лампой дневного света, сидели двое – судя по жестам, играли в карты. Временами доносились бессвязные обрывки разговора и смех.
      – Так, значит, – начал было Иван, но Андрей прервал его:
      – Слышь, светлый и чистый… там, за зданием, гараж. Пошли, прогуляемся. Что-то мне не климатит двигать отсюда без транспорта.
      Прокравшись к гаражу, они затаились у невысокого заборчика. Все двери боксов были наглухо закрыты. Единственным транспортом, попавшим в их поле зрения, оказался… катафалк – старый знакомый, мирно почивавший пол навесом с краю.
      – А чтоб тебе, бля… – Ивана так и разобрало. – Твою мать, а! У них что – других средств передвижения не водится?!
      – Это, по всей видимости, соседей. – Андрей удивленно покосился на соратника. – Хранить негде, что ли… А чем тебе не машина?
      – У меня идиосинкразия на катафалки. – мрачно пробормотал Иван. – С некоторых пор…
      Они подошли к микроавтобусу, внимательно осмотрели его со всех сторон. Андрей открыл крышку бензобака, зачем-то понюхал и неуверенно сообщил:
      – Вроде есть.
      Иван, которому явно не по душе был сей вид транспорта, в нерешительности стоял рядом, соображая, не попробовать ли на всякий случай вскрыть одну из дверей гаража.
      – Чего скучаешь, спец? – с наигранной бодрецой бросил Андрей. – Ты в машинах должен шарить – вас вроде учат…
      – Ага, учат. – Иван решился наконец и подошел к водительскому месту. – Все свободное от службы время рассекаем на катафалках – для прикола…
      Двери оказались запертыми. Хозяева явно не желали поощрять несанкционированных поездок на своем гробовозе.
      – А как же мы без ключа? – озабоченно поинтересовался Андрей, наблюдая за его действиями. – Нет, я в курсе, что там какие-то проводки можно замкнуть… А вообще-то я, честно говоря, в авто ни бум-бум… – признался он, несколько смутившись, – ему представлялось, что настоящий сыщик должен с закрытыми глазами разбираться в любой технике. А как же тогда лихие погони, гонки наперегонки и стрельба на ходу?! Он покосился на напарника – не повредил ли сей досадный фактик его репутации?
      Ивану, однако, было не до того. Сосредоточенно сопя, он выдавливал ветровое стекло. Выдавил. Открыл дверь, шмыгнул за руль, щелкнул блокировкой, впуская Андрея.
      Несколько минут поковырявшись, спецназовец подцепил замок ножом и соединил провода зажигания…
      В ночной тишине звук внезапно заработавшего мотора прозвучал как взрыв. От неожиданности беглецы синхронно втянули головы в плечи.
      – Ну, выноси, родимая, – нежно прошептал Иван обычную шоферскую присказку, трогая машину с места. Вырулили на аллею, медленно подкатили к воротам. Заметив приближение автомобиля, из будки вышли двое – те самые, что в картишки перекидывались. Потягиваясь, вразвалочку приблизились к катафалку.
 

***

 
      – И куда это тебя хрен понес на ночь глядя? Опять, бля… – начал было один и осекся, увидев Ивана.
      – Федь! Ты гля… – Договорить он не успел – спецназовец сшиб его дверью, белоголовой змеей выскользнул наружу и для верности пару раз долбанул сверху ногой в лицо – парень притих и поползновений к двигательной активности не предпринимал.
      Второй против ожидания среагировал весьма быстро и ломанулся к будке. Догоняя, Иван подсек его, с размаху прыгнул коленями на спину и по инерции два раза коротко саданул кулаком в затылок, хотя явно можно было обойтись и без этого – страж ворот с недвусмысленным хрустом угостился грудной клеткой о бордюр и мгновенно отключился. В это время Андрей забрался в будку, стащил висевшую на гвозде связку ключей и заспешил к воротам.
      Еще через пару минут беглецы уговорили тяжелые запоры и выбросили в кусты ненужный уже замок. Вот она, свобода! Радостно зарычав, катафалк рванул на волю…

2

      Он не мог определить, сколько времени прошло с момента катастрофы – внутренние биочасы, пощадив психику, сгладили ясность и отчетливость восприятия временного фактора, и данный вопрос как-то самопроизвольно отодвинулся на второй план. Сама катастрофа с течением времени также стала восприниматься как нечто зыбкое и эфемерное: в сознании навсегда запечатлелись лишь отрывочные воспоминания, более похожие на сон… Яркая вспышка, возникшая при столкновении самолета с вершиной горы, страшный удар, какой-то невероятный жар, на секунду охвативший все тело…
      За пару секунд до того, как самолет врезался в заснеженную вершину горы, внезапно возникшую из косматого облака спереди по курсу, Себастьян предал хозяина и бросил его на произвол судьбы. Нет, не из-за того, что сволочью оказался – всей душой предан был родному дядьке молоденький немчик, едва успевший разменять второй десяток. Тело подвело. Это тело долго учили всячески себя сохранять и выживать в любых условиях. Времени было совсем мало, арийское сознание не успело включиться и приказать телу гордо умереть рядом с великим родственником. За пару секунд до столкновения Себастьян, слепо повинуясь заложенным в его молодой организм устойчивым инстинктам диверсанта, успел рывком распахнуть аварийный люк, у которого сидел, и выбросил свое тело из машины…
      …Придя в себя, он обнаружил, что лежит посреди вогнутого, как чаша, ледника, на склоне горы. Чуть выше – метрах в пятидесяти, почти что у самой вершины, виднелся полностью ушедший в снег обугленный остов самолета.
      Он вяло пошевелился и ощутил, что его хитрое тело, пожелавшее жить в самый неподходящий момент, схватило такую дозу ушибов и переломов, что наглухо заблокировало систему чувственного восприятия. Боли не было. Вообще не было никаких ощущений – снежная пустыня вокруг и клочья косматого жирного тумана.
      Он подумал, что, возможно, уже умер. Вспомнил вдруг, что видел момент катастрофы как будто откуда-то со стороны, сверху: столкновение, яркая вспышка, разлетающиеся в разные стороны горящие обломки… И собственное тело, ударяющееся бессчетное количество раз о наклонную каменистую грань и скользящее по склону во впадину… Затем – черный провал небытия.
      И вот… Значит, он остался жив. Выпал из несущегося со скоростью 200 км в час «Фокке-Вульфа», шмякнулся о слежавшийся до бетонной твердости снег с высоты что-то около двух десятков метров и даже не пострадал от разлетающихся во все стороны горящих обломков самолета…
      – Чудеса! – прохрипел юный диверсант разбитыми губами. Теперь надо встать и провести рекогносцировку на предмет дальнейших действий. Как только он об этом подумал и шевельнул руками, чтобы приподняться, реальность моментально напомнила, что чудес в нашем мире не бывает: включилась система чувственного восприятия.
      Обычно более сильная боль заглушает слабую: если у вас невыносимо болит зуб, попробуйте ради интереса сломать берцовую кость – есть гарантия, что на определенное время про зуб вы забудете. В случае с Себастьяном второстепенной боли не было. Одна общая, непроходящая боль, окутывающая все тело плотным коконом, рвущая на части разбитую голову, вгрызающаяся ненасытной гиеной в воспаленный мозг…
      Диверсант напряг все силы, пытаясь свалиться в транс, спасающий организм от перегрузки, но не вышло – злобная гиена железными челюстями пожирала все его естество, вгрызаясь все глубже и глубже, не желая отпускать…
      Он тонко завыл от отчаяния, понимая, что не в силах справиться с этой прожорливой тварью, задрожал всем телом и вновь провалился в черную пропасть небытия…
 

***

 
      …Многие наши сограждане, доверяясь опыту синематографа и господину Абдуллаеву, воспевшему в своих произведениях невероятные приключения суперагента Интерпола Дронго, рисуют некий обобщенный образ представителя этой организации международного сыска. Примерно так: высокий, атлетически сложенный блондин с пронзительным взглядом холодно-голубых глаз, раскованными манерами салонного льва, который непринужденно ведет себя в обществе, с ходу, без подготовки покоряет женские сердца и между делом способен хладнокровно пристрелить любого, предварительно извинившись за доставленные хлопоты (или убить одним отточенным ударом, а потом пойти докушать лангуста и заодно поцеловать ручку даме убитого).
      Или так: жгучий красавец брюнет под метр девяносто, отменный стрелок извсех положений,онже-мастер-рукопашник, суперэлектронщик-компьютерщик с железными нервами, по ходу повествования лихо разбивающий вдребезги роскошные авто, он же – непревзойденный психолог-аналитик, полиглот и так далее и тому подобное. Но! Как и первый тип, непременно должен страшно нравиться всем подряд нормальным женщинам (которым не нравится – те психопатки и патологические злодейки, и он, естественно, тонко чувствует это!).
      Несомненно, с такими парнями гораздо интереснее совместно переживать невероятные приключения на экране или по ходу чтения понравившейся вам книги. Увы, мне, увы – коль скоро у читателя сложилось столь устойчивое мнение по поводу личности славных агентов Интерпола, придется просить прощения за разочарование и несбывшиеся надежды…
      Около полудня в растекающейся по перрону толпе пассажиров прибывшего в Ложбинск московского скорого неспешно шагал невзрачного вида коренастый мужичонка: метр семьдесят, лет тридцати пяти – сорока, русый, курносый, с начинающей проклевываться плешью, бесцветными глазами и развалистой походкой законченного провинциала. Тип, совершенно ничем не примечательный среди разношерстной публики и похожий примерно на четверть мужепоголовья средней полосы России. Одет этот субъект был также непримечательно, к тому же имел весьма помятое после душной вагонной ночи лицо, единственной особенностью которого было, пожалуй, лишь то, что оно практически не имело морщин, кроме как на лбу, а также ритуальных мешков под глазами. В общем, слесарь-столяр, агроном, не до конца опустившийся служащий заготконторы, какой-нибудь половинчатый алкаш. Совок – полноценный, без скидок.
      Звали его Руслан Владимирович Тюленев, и по легенде он выступал в роли затрапезного слесаря депо станции Москва-Сортировочная Павла Сидоровича Ануфриева. Европейское отделение Интерпола, отправляя его в очередной раз в Россию, не посчитало необходимым соорудить ему красивую «крышу», под которой обычно развлекаются на страницах романов крутые суперагенты, в круговерти опасных похождений подчас позабывшие свое настоящее имя, – личину заурядного слесаря Руслан выбрал сам, руководствуясь рядом обстоятельств.
      Тюленев не был классным рукопашником, способным выписывать замысловатые пируэты ногами над черепами обезумевших от страха врагов. Не был он и снайпером, с завязанными глазами стреляющим на звук из любых положений; о саперном деле также имел самое поверхностное представление – на уровне спецшколы, которую окончил пятнадцать лет назад. Он обладал лишь необходимыми навыками самозащиты без оружия. Впрочем, с какого бока подойти к пистолету – тоже знал. Но пользоваться этими навыками ему не приходилось вот уже более десяти лет, поскольку он работал совсем по другому профилю, требующему безграничного терпения, предельной собранности и всестороннего знания психологии особей определенного разряда.
      Тюленев был одним из лучших специалистов Европейского бюро по русским ОПГ (организованным преступным группировкам), или, говоря проще, по русской мафии, которая в последнее время не давала покоя почтенному ведомству международного сыска. Более десяти лет он всесторонне изучал нравы и обычаи уголовного мира, выплеснувшего из России за бугор далеко не самых тупоголовых своих представителей, разновидности блатной музыки и несколько раз сиживал по делу в различных пенитенциарных учреждениях, как европейских, так и российских, – в общей сложности, если посчитать, получалось что-то около полутора годков.
      Лихие приключения в планы Руслана не входили: ему предстояло заниматься нудной и неблагодарной работой, заключающейся в сборе и анализе информации об интересующем руководство субъекте и своевременной передаче ее по установленному каналу связи – не более того. Да и при необходимости быть готовым к глубокому и длительному внедрению в «среду обитания» клиента.