Рекрутф удачи - Тигр в камуфляже

      – Все, все – ухожу! – торопливо пробормотал Адольф Мирзоевич, опасливо пятясь к выходу. – Только вот телефончик. – Он извлек из кармана визитку и бросил ее на шезлонг, не осмеливаясь сокращать дистанцию. – Ежели тебя того – опять на этот… эмм… на сходняк потащат – позвони. Может, пригожусь! – И гордо удалился, проскользнув мимо застывших у входа здоровенных дегенератов, бросив им на прощание:
      – Отомри…
      В этом месте, если кино показывают, обычно начинается этакий заводной музон типа: ииииийэхты! Бац-бац-бац!!! – 120 ударов в минуту, на фоне полуэротического истошного вопля. Таким образом киношники дают понять непросвещенному зрителю, что ситуация закручивается в штопор и вот-вот грянет нечто особенно крутое и невероятное. Но это в кино. А в реальности тогда все вышло очень тихо, заурядно и как бы самопроизвольно…

7

      Иван заштриховал небо, удалил альбом на расстояние вытянутой руки и внимательно всмотрелся в только что сработанный пейзаж. Получилось вполне сносно. Речная заводь, кусты, песчаный пляж – не хуже, чем у профессиональных малевщиков с изрядным опытом. Правда, прослеживался небольшой казус – кое-где песок был ничем не отличим от облаков и трудно было определить, где же, собственно, заканчивается твердь земная и начинаются небеса обетованные. И хотя с утра над пляжем действительно зависали пухлые облака, грозившие растолстеть в тучи, а простой карандаш не идет ни в какое сравнение с красками – но факт оставался фактом: ляп имел место.
      – Глазури бы чуток, – огорченно отметил Иван, переворачивая страницу и разглаживая чистый лист. – Ластика нет… Посмотрел бы я на Васнецова, возьмись он пейзаж карандашом выписывать! Еще разок попробовать, что ли?
      В усадьбе Вовца он скучал уже второй день. «Дядя Саша сказал, что первоначально хотел поселить племянника своей даче, но обстановка осложнилась – надо сначала , тщательно прощупать ситуацию, а пока в целях безопасности придется немного пожить у Леши. Чем занимается Леша, он не сказал, но и так было ясно. В усадьбе присутствовали как минимум восемь охранников – все, как и давешние два „шкафчика“, дегенераты без малейшего проблеска. Дегенераты были вооружены и неустанно выписывали круги по обширным владениям Леши-бандита, словно надеялись отловить какого-нибудь вражеского диверсанта. Понятное дело – с такой охраной Ивану можно было ничего не опасаться. Вчера он весь день просидел в отведенной ему спальне, где имелся телевизор и санузел, как в гостинице. „Дядя“ выдал ему комплект новой спортивной одежды – на первое время (из дома Ивана увезли в стареньких трениках) и сказал, что они за сутки полноценно разведают обстановку, а пока на улицу выходить не стоит – мало ли…
      А сегодня Иван, воспользовавшись отсутствием хозяина и попечительства дяди, нарушил запрет и с утра пошел бродить по дому. В гостиной он обнаружил на полке запыленный альбом с детскими каракулями, в котором было мною неиспользованных страниц, нашел огрызок простого карандаша и отправился в дальний угол двора, выходивший на песчаный берег реки. Дегенераты его перемещениям не препятствовали, однако четверо тут же пристроились в хвост и расположились на некотором удалении. Изредка оборачиваясь, Иван мог лицезреть торчавшие в кустах бритые макушки. И хотя никто не говорил ему, что усадьбу нельзя покидать самостоятельно, он почему-то был уверен: если бы ему взбрело вдруг в голову переплыть речку, они обязательно воспрепятствовали бы этому необдуманному деянию. И возможно, с применением силы…
      – А ты не из братвы, – раздался над самым ухом звонкий девичий голос. Иван от неожиданности вздрогнул и черканул карандашом жирный штрих по наполовину сработанному пейзажу. Рядом стояла очень молоденькая дамочка, облаченная в экономный купальник ядовито-желтого цвета. И была эта дамочка того… именно из той породы что так нравилась Ивану: длинноногая, большеглазая, упругая во всех положенных местах и вся из себя такая холеная – короче, чудо как хороша! Вот только цветную повязку натянула на правую ногу – это несколько портило впечатление.
      – Бандиты не рисуют, – продолжила она свою мысль. – Папка сказал, что у нас гость, племянник дяди Саши… Но кто ты конкретно – не сказал.
      – «Конкретно» я никто, – усмехнулся Иван. «Дядя» предупредил его, что у Леши имеется взбалмошная и непредсказуемая дочка, к которой категорически не рекомендуется подходить на пушечный выстрел. Якобы у нее какой-то там физический недостаток и Леша бережет ее пуще глаза. Может, в общем, моментом голову оторвать. Голова в принципе Ивану была нужна, но дамочка дюже понравилась…
      – Сразу видно, что бандитская дочь, – пошутил Иван. – «Конкретно»!
      Барышням совсем необязательно заимствовать словечки из донного лексикона.
      Барышням приличествует вести себя чопорно и томно, дабы не прослыть ветреной натурой и не уронить достоинство… И почему это ты решила, что я не из братвы?
      Может, я просто бандит, который любит рисовать?
      – У них на это нет времени, – мудро заметила барышня, глядя на Ивана с явным любопытством. – Так что… А ты всегда так выражовываешься или это передо мной копытом бьешь?
      – Бью, – честно признался Иван. – Вообще-то я из деревни – грубый и неотесанный. Нахватался вершков – вот и пытаюсь блеснуть перед прекрасной дамой…
      – Познакомимся? – Барышня взяла в руки альбом и перелистнула страницу. – О! Неплохо, неплохо… Так что – насчет познакомиться?
      – Боюсь, – откровенно признался Иван, тыча большим пальцем за спину. – Там в кустах сидят четыре дегенерата – они моментом настучат твоему папашке. А меня дядя предупредил, – но, уловив в глазах собеседницы плохо скрытое разочарование, он тут же дал задний ход:
      – Да шутка, что ты, прям…
      Иван Андреев. Офицер спецназа. Heудавшийся, правда, дальше капитана не вылез. А также неудавшийся художник. И вообще – неудачник. Довольна?
      – Ага, довольна. – Барышня вернула альбом и представилась в свою очередь ему в тон:
      – Аленка. Бандитская дочка. Студентка. Будущее светило психиатрии. Инвалид. – Умственного труда? – подхватил Иван, лукаво прищурившись. – Понятное дело в принципе. Сам в свое время грыз гранит науки… От сессии к сессии спишь, а потом две недели забиваешь голову всякой казуистикой… У меня была одна знакомая курсистка – так свихнулась, бедолага, аккурат после сессии.
      В общем, сочувствую… Третий курс, полагаю – не так ли?
      – Уже четвертый. И сессию я сдала, вчера был последний экзамен.
      Теперь вот каникулы. – Она сделала неопределенный жест рукой в сторону реки и тихо добавила:
      – И вот что… Я не умственного труда инвалид. Я просто инвалид.
      Разницу улавливаешь?
      – Улавливаю, – кивнул обалдевший Иван. – Но не вижу… В чем инвалидность? Наблюдаю перед собой наисимпатичнейшую дивчину… Или у меня со зрением нелады…
      – У меня коленный протез, – слегка зарделась девушка, указав на правую ногу с повязкой. – Чашечки нет. Хромаю безбожно. Да и шрамы там. Папка все собирается свезти меня в Европу, пластику сделать – да все как-то недосуг…
      – И только-то? – почему-то с облегчением усмехнулся Иван. – Я-то думал, действительно что серьезное…
      – А это что – несерьезное?! – гневно сверкнула глазами Аленка. – Да ты понимаешь, что это такое – жить хромоножкой?!
      – У меня одному приятелю обе ноги оторвало, – сказал Иван, бросая в воду камешек, обнаруженный в песке. – Так ничего – живет себе, в ус не дует.
      Днем работает в фирме, вечером любит жену, да еще умудряется налево хаживать – скандалы как по расписанию, минимум раз в месяц…
      – Твой приятель – мужик, – тяжело вздохнула Аленка. – Мужикам без разницы. А я женщина. Женщинам должны быть присущи грация, легкость, воздушность, если хочешь – чтобы понравиться привлекшему ее внимание мужчине.
      Женщину ведь с первого взгляда оценивают по походке – от того, как она движется, зависит очень многое, если вообще не все. А как быть хромоножке?
      Тьфу! Да что там – посмотри сам. – Она вдруг закусила губу и рванула с места – заковыляла по пляжу, приволакивая правую ногу, которая практически не гнулась.
      Описав круг, с вызовом остановилась против Ивана и язвительно потребовала:
      – А ну, художник, оцени! Легкость, грация, воздушность… Ну? Только не ври, не надо… Что ты испытываешь, глядя, как ковыляет хромоножка?
      – Испытываю, испытываю… – Неожиданно для себя он растерялся.
      Господи, ну что тут можно испытывать! Сострадание и жалость. Такая симпатичная девчонка – и такая чудовищная несправедливость! Ладно, была бы выходцем из трущоб – там на это дело никто не обращает внимания. А тут – можно сказать, сливки общества. Каково ей будет где-нибудь на званом балу, в потрясном наряде за пару сотен штук баксов – скорбно ковылять меж блестящих кавалеров и изнеженных капризных дам?..
      – Не обидишься? – Он скорчил страдальческую гримасу. – Если действительно правду скажу?
      – Говори. – Она презрительно фыркнула. – Чего обижаться – я и так знаю…
      Иван поманил барышню пальчиком. Она склонилась к нему, и он, слегка приподнявшись, прошептал ей прямо в розовое ушко:
      – Испытываю… непреодолимое желание разорвать в клочья твои желтые плавки, завалить прямо здесь, на пляжу, и засадить так, чтобы ноги судорогой свело. А потом драть тебя до вечера – пока не посинеешь…
      Ух-х-х-х!!!
      Шлеп! Аленка залепила ему звонкую пощечину, покраснела, как пожарный щит, и растерянно произнесла в нос:
      – Дурак! Ты че… совсем дурак?
      – Не совсем, – блаженно улыбнулся Иван, потирая мгновенно загоревшуюся щеку. – Так – местами… Но ты же обещала не обижаться. Почему-то все девушки, которые мне нравятся, страшные вруньи. Вот и ты тоже…
      – Чудной ты! – Аленка уселась перед ним на песок, бережно отставляя в сторону правую ногу и глядя на собеседника с возрастающим интересом. – Я таких еще не встречала. Художники что – все такие странные?
      – В чем странность? – искренне удивился Иван. – Стоит сказать человеку правду, как он тут же начинает к тебе относиться по-другому… И вот что: ты так не сиди. Я же ничего не сочиняю – ты мне действительно нравишься все больше с каждой секундой. Села тут в откровенной позе и издевается над мужиком! Я, между прочим, в таком состоянии вполне могу глупость совершить. Вот пойду сейчас в кустики – якобы пописать, завалю поочередно дебилов, а потом изнасилую тебя прямо не пляже… Тебя такой вариант устраивает?
      Сделав круглые глаза, девушка поспешно поменяла позу и, повернувшись к Ивану боком, задорно попросила:
      – Скажи еще что-нибудь?! Честное слово, со мной так никто никогда в жизни не разговаривал. Скажи?
      – Я думаю! – усмехнулся Иван. – Попробовал бы кто так с тобой поговорить! Папка моментом головенку открутит… А вообще – на сегодня глупостей хватит. Давай лучше пока разойдемся – как-нибудь потом поболтаем. Мы с тобой и так превысили лимит приличия. – Он снова потыкал пальцем за плечо:
      – Эти папке настучат – будет нам на орехи. А я не желаю, чтобы кто-то прервал наши отношения в самом начале… Хотелось бы еще маленько пообщаться – в более непринужденной обстановке.
      – Точно, – неожиданно озаботилась Аленка, неловко вставая и отряхивая песок. – Давай встретимся в более непринужденной обстановке… Часов в пять папка приедет обедать, потом укатит до ночи. Ты, как стемнеет, приходи в подвал. Только так, чтобы дебилы не заметили. Придешь?
      – В подвал? – Иван удивился. – У тебя что, в этих хоромах своей комнаты нет?
      – Я живу в другой половине, – объяснила она. – Тебе придется спуститься из спальни в зал, пройти по коридору и подняться ко мне. А эти следят – двое всегда дежурят в коридоре. Они заметят любого, кто выйдет из дома или захочет перейти из половины в половину. И во дворе следят три пары. Муха не пролетит! А из твоей спальни можно тихонько спуститься в кухню – там есть второй вход в подвал. Правда, дверь заперта, но у меня есть ключ – как стемнеет, я ее открою. Придешь?
      – А первый вход, стало быть, на твоей половине, – заключил Иван.
      Аленка кивнула. – Однако в подвалах с прекрасными дамами я еще ни разу не встречался…
      – У нас там маленький спортзал и сауна, – сообщила Аленка. – Зимой папка с корешами там в бильярд гоняют. А сейчас бильярд на веранде, так что никто лишний туда не припрется… Или боишься?
      – Если мне назначает свидание такая леди и я заведомо уверен, что после оного свидания меня непременно кастрируют, – я все равно пойду, – зловещим шепотом произнес Иван. – Как стемнеет, буду на месте, сударыня, не сомневайтесь! А сейчас – уматывайте-ка отсюда, пока дегенераты не переполошились. – Он расположил на коленях альбом и углубился в эскиз, стараясь не смотреть, как «леди» ковыляет с пляжа…
      После полудня облака, как и ожидалось, превратились в тучи, ветер утих, и в воздухе ощутимо зависла перспектива надвигающейся грозы. Часам к четырем приехал Вовец и позвал Ивана обедать. «Дяди Саши» не было, Вовец лаконично сообщил, что он занят – решает Ивановы проблемы. Аленка к обеду не вышла, а поскольку стол накрыли на две персоны, Иван сделал вывод, что отец и дочь живут обособленной жизнью, стараясь не задевать друг друга…
      Темнеть начало часов в восемь – сгустившиеся тучи приблизили сумерки. К девяти во дворе усадьбы царил уже вполне приличный полумрак, начал потихоньку накрапывать дождь и заметно похолодало. Выглянув в окно, Иван заметил, что дегенераты попрятались от дождя кто куда, оценил это как добрый знак и потихоньку выскользнул из комнаты.
      Крадучись, как нашкодивший котяра, наш парень спустился в кухню, быстренько нашел дверь в подвал и с сильно бьющимся сердцем оную толкнул.
      Вообще-то имелось вполне справедливое опасение, что дверь окажется запертой – Аленка могла трактовать понятие «как стемнеет» буквально. И оно подтвердилось: дверь не открылась.
      «Как стемнеет – будем брать», – решил Иван, нервно усмехнувшись.
      Вообще-то до сего момента он воспринимал женщин исключительно в утилитарном аспекте. Не более чем удобный объект для снятия физиологического и эмоционального напряжения, – хотя подчас попадались такие лапочки, что можно было без оглядки жениться и томно прозябать всю жизнь под каблуком. К слову сказать, эти лапочки потом оказывались такими стервами, что хоть стой хоть падай…
      Но вот сейчас он страшно волновался. И вовсе не потому, что дегенераты могли застукать в любой момент. Эта хромоножка понравилась суровому воину не только как агрегат для плотских утех. Когда она ковыляла с пляжа, он не выдержал и бросил вслед короткий взгляд. И пропал. Безысходно щемящее чувство охватило его, ничем не объяснимая тревога и непреодолимое желание схватить это существо в охапку, никогда не отпускать и защитить от всех превратностей сурового мира. Знаете, такое, наверно, бывает с каждым здоровым самцом, стремительно галопирующим по жизни и без оглядки оставляющим позади без боя сдавшиеся бастионы. Посмотрел разок в спину – и влип по самые уши…
      – Как стемнеет, будем брать, – с каким-то разочарованием повторил он вслух, отступая от двери и прислушиваясь – нужно было по-быстрому возвращаться наверх.
      В этот момент в замке щелкнул проворачиваемый ключ – дверь медленно приотворилась, и в образовавшемся пространстве показалось Аленкино личико.
      – А… гхм-кхм, – смутился Иван. – А я уже тут – вот… Биополя, значит, того, – совпадают…
      – Пошли, – тихо приказала девушка, пропуская его вниз, заперла дверь и, ухватив за локоть, потащила за собой.
      В этом подвале было очень даже недурственно. Из окон, на три четверти утопленных в землю и забранных в бетонные короба, струился призрачный свет уходящего вечера, пока еще позволявший рассмотреть детали интерьера.
      Половину помещения занимал спортзал: поролоновые маты в углу, кожаные груши, несколько фирменных тренажеров, железо… И довольно просторная площадка для бильярдного стола. Во второй половине подвала, отгороженной от спортзала кирпичной стеной, была оборудована сауна.
      – Все у вас на замке, – выдал Иван, только чтобы нарушить неловкое молчание. Аленка достала из кармана шелкового халатика связку ключей и принялась отпирать массивную дубовую дверь сауны. – Прячете чего-то?
      – Там напитки – в холодильнике, – пояснила хозяйка. – Если не запирать – дегенераты заберутся и выпьют. У нас два места, где спиртное есть: сауна и погреб. Папка всегда запирает. А ключи – у меня…
      Холл сауны был похож на гостиную: отделанные мореным дубом стены и потолок, толстый ковер на полу, в углу «Хай Блэк тринитрон», двухкамерный холодильник, сервант с посудой, здоровенный стол, а вокруг него – несколько удобных кожаных кушеток и два массивных кресла – видимо, для основных. Короче, жить можно.
      Заперев дверь, Аленка потянулась к выключателю на стене и торопливо затараторила:
      – Сейчас чайку заварим, там в серванте варенье и конфеты есть…
      – Стоять! – грозно шепотнул Иван, хватая ее за руку. – Про маскировку слыхала? Свет включишь – дегенераты во дворе увидят.
      – А как же мы без света? – растерянно спросила она. – Сейчас стемнеет…
      – А мы видели друг друга днем – этого достаточно, – успокоил ее Иван, притягивая к себе и сжимая в объятиях. При этом сердце нашего воина чуть не выскочило наружу от волнения. – Так что уж… как-нибудь без света… Иди ко мне!
      – Погоди! – Аленка напряглась и уперлась руками ему в грудь. – Ты что? Хоть пообщаемся для приличия!
      – Да какие там приличия, – задыхаясь, пробормотал Иван, хватая ее в охапку и силой укладывая на кожаную кушетку. – Сидеть и запинаться языком, ожидая, что вот-вот… Нет, так не пойдет.
      – Я не хочу так! – возмущенно всхлипнула Аленка, деревенея всем телом, но он уже лихорадочно действовал: задрал халатик, потянул вниз трусики, одним рывком приспустил свои штаны до колен и, почувствовав вздыбившейся плотью обжигающее девичье лоно, страстно замычал, впиваясь поцелуем в Аленкины губы.
      – Я… Я боюсь! – нервно вскрикнула Аленка, изо всех сил сжимая ноги. – Я еще не…
      – Тихо! – притворно замер Иван. – Слышишь? – Она тоже замерла, повернула лицо к двери и на секунду выпустила ситуацию из-под контроля.
      Воспользовавшись этим, Иван одним движением растолкал коленями неподатливые девичьи бедра в стороны, рванул мешавшую резинку трусиков и, счастливо застонав, неукротимо ворвался в желанные недра…
      – Ты меня просто изнасиловал, – беззлобно констатировала Аленка спустя три минуты, когда он отзвучал в пароксизме буйного оргазма и улегся рядом на кушетке, крепко прижимая к груди предмет своего вожделения и счастливо покусывая оному предмету мочку уха. – Ай! Щекотно…
      – Фантастика, – еле слышно прошептал Иван. – Такого со мной никогда еще не случалось…
      – Врешь, наверно, – с придыханием промурлыкала Аленка, нежно поглаживая его щетинистую щеку. – У-у-у, колючий…
      – Фантастика… – расслабленно продолжал Иван, вдыхая аромат девичьих волос. – Вторая целка за неделю… Надо же! Да у меня за всю жизнь…
      – Что-о-о-о?! – взвилась Аленка, вырываясь из его объятий и соскакивая на пол. – Скотина! Да как ты смеешь! Ах ты, кобель тряпошный!
      Скотина… Да я тебя пристрелю, как собаку, гад… – Она с плачем шарила по полу в поисках своих изнасилованных трусиков.
      Только тут он сообразил, что сморозил глупость, бросился к предмету вожделения, схватил в охапку, обцеловал с ног до головы и принялся жарко объяснять, какие суровые условия подвигли его на скоротечную связь с несчастной Аниськой и что впоследствии с этой самой Аниськой стало. Короче, правду рассказал – умолчав лишь про эпизод в бане, посчитав данную подробность ненужной и оглашению не подлежащей.
      Женская отходчивость и доброта были вполне присущи бандитской дочке: буквально через несколько минут Аленка уже жалостливо всхлипывала и, прижимая к груди его голову, по-бабьи причитала:
      – Господи, Ванечка… Горе-то какое…
      Помирившись, приступили к запоздалому соблюдению приличий: поставили ведерный электрический самовар, Аленка достала из холодильника коньяк, извлекла из серванта варенье и конфеты, и сели общаться – как положено было в самом начале, до того, как… А поскольку дистанция оказалась порушена и закономерного смущения не было и в помине, общение получилось весьма доверительным и чрезвычайно приятным.
      Иван коротко поведал историю своей жизни, скупо остановившись на плене, и поделился планами на будущее. А в заключение сурово сообщил, без тени иронии:
      – Я тебе, один умный вещь скажу, только ты не обижайся, ладно?
      – Скажи, – насторожилась Аленка, чуть отодвинувшись в сторону.
      – Я… в общем, я готов умереть за тебя, – выпалил Иван. – У меня были женщины, но вот так – первый раз. Только не смейся, ладно? Я еще днем, на пляже, увидел тебя – и знаешь, будто током ударило… Ты веришь в любовь с первого взгляда? Нет, я прекрасно понимаю, что не ровня тебе. Я нищий, и меня могут замочить в любой момент… Я тебя люблю, Аленка. Черт! Вот угораздило…
      – Дурачок, – облегченно вздохнула Аленка, притягивая его к себе. – Иди ко мне – я вся твоя…
      В этот раз Иван выдал на-гора весь запас нежности, скопившийся в потаенных уголках его очерствевшей души, и, почувствовав какую-то невиданную мужскую силу, думал, что будет бесконечно ласкать желанное тело, – но не тут-то было. Закипел проклятый самовар, собиравшийся с духом минут сорок, да так громко, что пришлось завершать упоительный акт любострастия серией моторных толчков и мчаться к розетке.
      – Сволочь пузатая, – опустошенно попенял Иван самовару, выдернул шнур из розетки и присел на кушетку рядом с Аленкой. – Все испортил…
      Пили чай, и теперь она подробно рассказывала о себе, а Иван, удивляясь невесть откуда взявшемуся терпению, с удовольствием слушал бесхитростную девичью болтовню и ласково поддакивал. При обычном раскладе он на дух не переносил бабьего трепа и безжалостно пресекал расчувствовавшихся подружек ленивым замечанием типа: «Че, самая умная, что ли? Хорош болтать – марш в койку!»
      У Аленки, оказывается, тоже была заветная мечта. Только более приземленная и вполне осуществимая. Если Иван мог лишь тяжело вздыхать о своей несбывшейся судьбе живописца, то бандитская дочка планомерно продвигалась к намеченной цели и не сомневалась, что в скором времени ее достигнет. Она мечтала стать психоаналитиком. И не просто каким попало, а с мировым именем.
      Она училась в мединституте и практически все свободное время проводила в психиатрической клинике, заведующий которой был лучшим другом ее отца.
      – Странно, однако, – заметил Иван, прихлебывая ароматный «Липтон» из хрустального армуда. – Нет, ты не подумай плохого… но врач и бандит? Что за дружба?
      – О, это не просто врач, – внушительно произнесла Аленка. – Это парень еще тот… профессор, доктор наук, академик – светило, в общем! Каждый месяц по заграницам мотается… – Аленка завистливо вздохнула – видимо, мысль о загранице давно не давала ей покоя. – Но самое главное – он в большом авторитете… Понимаешь?
      – Еще бы, – согласился Иван. – Доктор наук – как не в авторитете.
      Доктора просто так не дают…
      – Да нет, я не про то! – досадливо воскликнула Аленка. – Его все наши бандиты боятся. «Доктор сказал – то-то… Значит, так и будет…»
      Врубаешься? Погоняло у него – Доктор.
      – «Погоняло», – передразнил Иван. – «Врубаешься»… Какой-то странный доктор. Что общего у врача с бандитами?
      – Не знаю, – вздохнула Аленка. – Он и правда странноватый тип… К тому же уродец. Хотя это не важно, главное, разрешает мне в клинике заниматься.
      У меня свободный доступ – в любое время могу ходить там везде… Ну, или почти везде…
      Тут же Аленка поведала, чем это она занимается в клинике.
      Оказывается, девчонка в течение длительного времени тщательно изучает природу психических отклонений и пытается составить свою собственную систему, которая в последующем ляжет в основу психологической школы нового типа. Отличной от той, что существует сейчас. Будущая ниспровергательница Фрейда штудирует все имеющиеся в наличии труды по психологии и ведет дневник наблюдений за некоторыми пациентами, представляющими особый интерес.
      – Там есть, например, один дед – тунгус, – азартно рассказывала Аленка. – Очень сложный случай! Очень… Мания какая-то невообразимая – не подпадает ни под один стандарт. Аналогов нет. Я с ним уже два года вожусь – никак не могу разгадать природу заболевания. Его в принципе никто уже не лечит – просто живет, потому что на свободу нельзя отпускать. Да и не хочет он на свободу. Доктор его страшно уважает… Так вот, этот дед – настоящий шаман!
      Представляешь? Он хоть и чокнутый, но все шаманские тайны знает. Один раз я болела гриппом – видел бы ты, как он за мной ухаживал! Вылечил за два дня – какими-то травами поил. Так привязался ко мне – говорит, что я его дочка…
      Если два дня подряд отсутствую, прямо бесится – бегает по клинике, ищет…
      – А почему именно психоаналитиком? – поинтересовался Иван. – Это ведь даже и не врач, а так – какое-то поветрие западное…
      – Я в кино видела, – несколько смутилась Аленка. – Ну, там такой полумрак, уютная обстановка, а психоаналитик за столом сидит – красивый, важный… Клиент в кресле расслабился… Короче – ходить не надо. Не видно, что хромаешь…
      – Господи, солнышко ты мое! – расчувствовался Иван, притягивая к себе свое сокровище. – Да плюнь ты на эту хромоту – я тебя на руках носить буду! Иди ко мне…
      – Может, не будем пока? – робко возразила Аленка и бесхитростно призналась:
      – Знаешь, у меня это… все там болит… немного побаливает…
      – Гхм-кхм… прости, радость моя, – смущенно пробормотал Иван, в очередной раз удивляясь, откуда это у него берутся такие слова – в жизни так никому не говорил! – Это с непривычки… гхм-кхм… кстати, тебе бы надо сразу с марганцовкой… Иди-ка, красавица, быстренько… Знаешь, как правильно разбавлять?
      – Ты что – меня совсем за идиотку принимаешь? – усмехнулась Аленка, вставая и направляясь к туалету. – Я же почти готовый медик…
      Слышишь?!
      Он застыл – снаружи послышалась какая-то возня и торопливые тяжелые шаги нескольких пар ног.
      – Приплыли, – одними губами прошептала Аленка. – Папка бильярд тащит… Господи – вот дура-то? Не додумалась – дождик ведь… Если он нас с тобой здесь застукает – убьет не задумываясь. Он дикий…
      – Уроды! – раздался сердитый голос Вовца. – Че – сами все додумались затащить? С перил брызгает – смотри, сукно сырое. У, уроды! – послышался звук тяжелой оплеухи, кто-то тонко взвизгнул.
      – Не думаю, что он захочет попариться, – не теряя хладнокровия, высказался Иван.
      – Баню греть – это долго. – Аленка с сомнением покачала толовой. – Приплыли, – повторила она. – Сейчас коньяка захочет, за ключами пошлет… Вот дура! – Она звонко шлепнула себя по лбу ладошкой.
      – Тихо! – Иван прижал девчонку к груди и потрепал ее по волосам. – Если что – будем сматываться в темпе… Машина у вас где стоит?
      – В гараж на ночь ставят все машины. Гараж запирают…
      – Все-то у вас запирают, – озабоченно пробормотал Иван. – Тогда отпадает… Значит, если что – будем прорываться как придется. В лесу переночуем – там видно будет.
      – Сыро в лесу. – Она зябко поежилась и жалобно протянула:
      – До-о-о-ождик!
      – Я в любом лесу – дома, – обнадежил ее Иван. – Спички есть, сигареты… Вон, кипа простыней чистых лежит, прихватим, костер разведем… Не боись, красавица, со мной не пропадешь…
      – Глаз! Бегом к Аленке – ключи возьми, – распорядился Вовец, грохоча шарами – видимо, решил-таки поиграть на мокром сукне. – Щас, Жека, мы с тобой коньячка влупим для сугрева и сгоняем пару-десяток партеек… Погода – жуть!
      – Убьет, – потерянно шепнула Аленка, сильнее прижимаясь к Ивану. – Что делать-то, Ванечка?
      – Ключи вторые есть? – деловито поинтересовался Иван.
      – Есть. У папки в кабинете, в шкафу лежат. Шкаф заперт. Ключ от шкафа у меня, – с некоторой надеждой произнесла Аленка. – А что?
      – Очень приятно, – подбодрил ее Иван. – Не боись… Поедешь со мной в Новочеркасск?
      – Я с тобой хоть на край света поеду, Ванечка… А потом, кстати, можно и вернуться – папка тосковать начнет… Но как ты собираешься отсюда выбраться? Ты же не вырубишь их всех – знаешь, какие здоровые эти дегенераты!
      – «Не вырубишь»! – передразнил Иван. – Хм… Конечно, не вырублю.
      Сейчас они тебя искать пойдут – всей кучей по всему подворью. А возможно – и меня заодно. Вовец останется в подвале один или вообще уйдет. Тогда и рванем.
      Быстренько проскочим к речке, перемахнем на ту сторону и – пусть ищут. Ну как?
      – Быстренько не получится, – накуксилась Аленка. – Ты, кажется, забыл… Я калека!
      – Намотаю на пояс простыню, ты в нее вцепишься, и я тебя потащу…
      «калека», тоже мне, – передразнил Иван. – Побежишь как миленькая – только пятки сверкать будут. Давай, кстати, собери-ка в кучу простыни, чтоб под рукой были.
      А то еще замерзнешь…
      В этот момент в спортзале звонко заверещал сотовый телефон.
      Заговорщики замерли и как по команде припали к двери.
      – Вовец, – коротко буркнул хозяин дома. – Здравствуйте, Доктор…
      Нет, уже дома… А, погода хреновая… Все в норме… Да куда он денется – сидит у себя… Проводили? Ну и ладушки… Да что за спешка? Завтра с утреца привезу… Ну ладно – щас так щас… Что? Да на хрена мне этот ваш гробовоз! Че у меня – тачек нет, что ли? Ха! Конспирация… Ладно, присылайте… Конечно, лично отконвоирую, в лучшем виде… Не, нормальный пацан. Трех ваших тормозов завалил – любо-дорого. Я ему мысленно поаплодировал… Да, нормальный – наш парень. Только вот с матерью – того… Жалко пацана, блин. Сашка ваш, оболтус, перестарался маненько. Дядя херов… Ну, не знаю…
      Дальнейшее Иван не слушал – он внезапно окаменел и выдохнул сквозь зубы:
      – От чмо, а… А я-то, я-то…
      – Что такое, Ванечка? – встревожилась Аленка. – Что-то случилось?
      – Случилось, – горестно прошептал Иван. – Случилось так, что я, круглый идиот, на такую залипуху повелся… От идиот! Значит, этот долбаный дядя Саша – вовсе не дядя. Значит, это он… Ты фамилию его знаешь?
      – Бабинов, – удивилась Аленка. – Знаю, естественно. Он – правая рука Доктора… Ты что – не знаешь фамилию своего дяди?