На боевом курсе

      - Живой кит! Нигде не увидите!
      Невольно вспомнились слова поэта: " От касатки без оглядки убегает даже кит". Напомню: касатка - это разновидность зубатых китов, которую природа снабдила острым роговым плавником метровой высоты на спине. Иногда они нападают на своих собратьев - снизу режет по брюху своим грозным плавником. Кит, спасаясь от атак стаи касаток, выплывает на мелководье, и бывает, что выбрасывается на отмель.
      Свидетелями такой кровавой драмы, разыгравшейся неподалеку от аэродрома, мы и стали. Крупный кит, еще живой, шевелящий своими плавниками, лежал на песчаной отмели. А человек десять местных жителей уже разделывали его громадную тушу. У каждого из них в руках была специальная секира, похожая на мотыгу или кетмень, только с более широкой и остро отточенной режущей частью. Со всего размаха эта секира вонзалась в китовую тушу, и от нее отрубался большой кусок жирного мяса.
      В настоящей работе в частях, в инспекторских полетах, учениях стремительно летели будни дальневосточной жизни. Наступила осень, а вместе с ней пришла неожиданная и потому тем более радостная весть: меня зачислили слушателем Военной академии Генерального штаба имени К.Е. Ворошилова.
      Сборы, как всегда, были недолгими. Как положено, я рассчитался со штабом, тылом, доложил начальству и убыл, как у нас говорили, на Большую землю. До отправки в Москву оставалось уже несколько часов. Вдруг в гостиницу, где нас разместили с женой, подъезжает порученец маршала Малиновского и передает приказание утром следующего дня явиться к командующему округом.
      Этот разговор слышала жена и, несмотря на ее большую выдержку и многолетний опыт боевой подруги командира, летчика, заволновалась, запереживала. Да и меня, откровенно говоря, закрадывались сомнения: неужели снова вернут, неужели снова сорвалась учеба?..
      Утром являюсь к Маршалу Советского Союза Р.Я. Малиновскому рапортую по всей форме. . В кабинете, кроме маршала, еще человек пять, среди которых узнаю члена Военного совета округа генерала С.П. Васягина. И вот Малиновский говорит:
      -Вы, Иван Иванович, свое слово сдержали. По оценке Подольского, поработали хорошо. И я свое слово сдержал - вас зачислили слушателем Военной академии Генерального штаба. - И, обращаясь уже ко всем присутствующим, Родион Яковлевич продолжает: - Вот уезжает от нас хороший человек, дельный работник, оставивший здесь, на Дальнем Востоке, глубокий след своими делами. А мы что? Пожмем ему руку, пожелаем успехов и все? Наверное он большего заслуживает.
      Маршал берет со стола небольшую коробочку и со словами: -"Прими, Иван Иванович, на добрую память от всех нас, от Военного совета войск Дальнего Востока. Успехов тебе в учебе и службе!" - вручает мне именные часы. Меня, признаюсь это сильно растрогало.
      С Дальнего Востока, как и туда - в 1947 году, мы ехали поездом. В дороге много времени, есть о чем поразмышлять, и мои думы невольно возвращались к суровому краю, который стал дорог и снится до сих пор...
      С чем я приехал на Дальний Восток? С мизерным знанием его. К изучению Дальнего Востока мы относились, да и сейчас, пожалуй, относимся на всех уровнях равнодушно - знаем лишь то, что написано в школьных учебниках. А край этот заслуживает того, чтобы его знать глубже. Дальний Восток поистине велик и неповторим. Какие просторы! Какие интересные люди, их труд, обычаи...
      А история? Она столь же героическая, сколь и мало освещенная. Известно, что земли от Урала практически до Байкала присоединили дружины под водительством Ермака. И вот надо же, с трудом удалось мне найти и прочитать о Ермаке только маленькую книжку, едва ли не брошюру. Если бы не Рылеев, написавший известную песню, мало бы осталось памяти об этом самородке, совершенно выдающемся человеке. Ведь будучи неграмотным, Ермак сумел подняться до уровня государственного организатора!
      А Поярков, Баранов, Атласов, Дежнев?.. Все ли знают, что стоит за ними? Герои России - труженики, землепроходцы, чьими неустанными делами, ценой чьих жизней открыт для нас и безбрежный по просторам, и необъятный по богатству Дальний Восток, - как же не знать о них!
      Очень неприятно писать об этом, но кому-то, какому-то врагу России понадобилось и удалось так накрепко замолчать, так предать забвению эти подлинно героические страницы нашей нелегкой истории, что невольно чувствуешь себя Иваном, не помнящим родства.
      Пусть простит меня за откровенность читатель, и мой ровесник, и совсем юный, но, ей-богу, во сто крат дороже мне судьба моего отечества, песни, сказки и былины русского народа, нежели разные там мифы о чужеземных фараонах. Молодежь уже ныне не поет о Ермаке. Кафешантанные на новый лад песенки Пугачевой, Леонтьева забили эстрадные подмостки. Да что подмостки - души молодых людей! И забывается русская история. Какой-то злой дух, злой рок поднимается на пути ее к своим сыновьям.
      Доколе?..
      В академии Генерального штаба я учился вместе со многими хорошо известными среди авиаторов командирами, прославленными героями минувшей войны. В нашей учебной группе было двенадцать человек: А.И. Покрышкин, П.С. Кутахов, В.Г. Карякин, В.А. Луцкий, С.Я. Жуковский, М.И. Безух, В.Ф. Хахлачев, Г.П. Скориков, П.И. Друзенков, Е.М. Кунгурцев, И.А. Зуб и я. В соседних группах обучались А.Н. Ефимов, А.П. Силантьев, В.И. Семенов, В.И. Семенчиков, В.А. Барковский.
      Распорядок дня был достаточно уплотненный. С утра - занятия на кафедрах, где крупные ученые, видные военные специалисты передавали нам наиболее эффективные методы и приемы ведения военных дел, знакомили с новейшими достижениями в различных областях знаний. Например, начальник кафедры авиатехники профессор Н.А. Соколов-Соколенок и его заместитель доктор технических наук профессор И.И. Ануреев не только раскрывали перед слушателями тайны сверхзвукового полета, но и вторгались в область ракетно-космической техники. Со знанием дела преподавали тактику и оперативное искусство А.С. Ковалев, В.В. Поварков. Вторая половина дня у слушателей академии планировалась обычно на самостоятельную работу в лабораториях, а затем, вплоть до ночи - это уже в зависимости от прилежания и ответственности за порученное дело, - дома.
      Учиться я любил с детства. Познание нового меня всегда увлекало. Так что, получив возможность пополнять свои знания в столь благоприятных условиях, я целиком отдался учебе. А постоянные так называемые выезды "на местность", где мы решали практические задачи, посещение частей и кораблей не только обогащали знаниями, но и не давали слушателям академии отрываться от жизни войск.
      На выпускном курсе мы участвовали в двух крупных армейских учениях. Тогда министром обороны был Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, и учения проводились под его общим руководством. Много лет минуло с тех пор, но я и сейчас помню все подробности разборов учений - прекрасная школа нашего выдающегося полководца!
      Кроме солидного теоретического багажа новых знаний, систематизирования имевшихся академия Генерального штаба значительно расширила наш кругозор, привила навыки масштабного мышления. По итогам учебы меня удостоили диплома с отличием. И вот, незадолго до выпускных торжеств, нас пригласили к начальнику академии Маршалу Советского Союза И.Х. Баграмяну.
      - Дорогие товарищи, - обратился ко всем Иван Христофорович. - Мне предоставлена почетная обязанность объявить, что наше правительство наградило каждого из вас высокой наградой. Эти награды догнали вас здесь, в академии, и мне поручено вручить их.
      В тот памятный день мне вручили сразу два ордена: за выслугу лет в Вооруженных силах и за налет в сложных метеорологических условиях. Запомнились добрые слова напутствия Баграмяна:
      - Вот какие у нас теперь генералы: сами летают на современных самолетах, да еще и в сложных метеоусловиях!..
      Назначение после окончания академии Генштаба я получил в Ленинградский военный округ - заместителем командующего ВВС по боевой подготовке и 3 января 1958 года представлялся командующему генерал-лейтенанту авиации Д.Т. Никишину. Знакомясь с воинскими частями округа, одновременно восстанавливал свои летные навыки, несколько утраченные за два года учебы. Много летал на МиГ-17, на Ил-28.
      Как раз в то время в частях наших ВВС происходило освоение системы слепой посадки "Плот". Система эта состояла из наземного оборудования, комплекта приборов на борту самолета и обеспечивала летчику заход на посадку в сложных метеоусловиях: "выводила" его на взлетно-посадочную полосу, помогала совершить посадку при низкой облачности и ограниченной видимости. Такая посадка получила у летчиков название "посадка по стрелкам" - имеются в виду стрелки приборов в кабине самолета.
      Еще раньше, будучи ознакомлен с теорией "слепой посадки", я полагал увидеть ее в действии в полках нового места службы. Но был разочарован. Действительно, несколько частей ВВС округа имели комплекты системы "Плот", а лежали они почему то на складах в нераспакованных ящиках.
      Интересуюсь причинами такого безразличного отношения к новой техники и слышу слова в ответ: " Руки не доходят". Оказывается, уже дважды составлялся план мероприятий по освоению "Плота" и дважды инспекторские проверки отмечали в своих актах невыполнение своих планов.
      Уяснив обстановку, я направился к начальнику штаба ВВС Ленинградского военного округа генералу Ф.П. Иванову. Состоялся приблизительно такой разговор.
      - Разрешите узнать: как и когда планируется начать освоение новой, очень нужной нашим авиаполкам техники под названием " Плот"? - с места в карьер приступил я к делу.
      - Удивительное совпадение мыслей, - отвечает Иванов. - Я только что хотел просить вас, Иван Иванович, разработать план мероприятий по освоению " Плота". Вот и начинайте это дело.
      - Делом я займусь безотлагательно, только от составления третьего плана мероприятий прошу меня уволить.
      - А что же вы намереваетесь делать в таком случае? - не скрывая удивления, поинтересовался начальник штаба.
      - Поеду в часть Соколова и постараюсь " обрубить канаты", которые удерживают "Плот" о вольного плавания. Надеюсь и на вашу поддержку, товарищ генерал, - на столь серьезной ноте мы закончили разговор.
      А через несколько дней группа специалистов, направленная в одну из авиачастей, совместно и инженерами развернули работы по монтажу и настройке оборудования. Параллельно шел монтаж наземной части системы, установка аппаратуры " Плота" на самолетах Ил-28у - так называемых спарках. Как же, помню, активно включились летчики управления и первого подразделения части! Они с энтузиазмом изучали эту технику, настойчиво готовились к ее практическому освоению. Я тоже упорно и детально изучал систему, стараясь не отстать от других.
      Как только закончили монтаж наземной части системы и комплекта аппаратуры на первом двухместном самолете, произвели облет "Плота". Небольшие настроечные работы пришлось выполнить на аппаратуре, и вот с инспектором подполковником Гульбадашвили, попеременно меняясь местами в самолете, начинаем осваивать систему "слепой посадки" на практике.
      Позже полеты продолжил с командиром части, а на втором экземпляре самолета с " Плотом" стал летать инспектор с командиром подразделения Новиковым. Дело продвигалось успешно. Вскоре все командиры и летчики первого подразделения и части Соколова успешно освоили и теорию и практику полетов по системе " Плот". Казалось бы, задача была решена. Однако мы прекрасно понимали разницу между полетами на учебных и боевых машинах. Я добивался, чтобы " Плот" использовался во всех полетах, и по докладам командиров частей получалось, что это требование вроде бы исправно выполнялось. Но как проверить?
      Генеральную проверку, как всегда, устроила сама жизнь. В очередной полет на полигон пошла группа из восемнадцати самолетов во главе с Соколовым. Я летел замыкающим. Поднялись мы при отличной погоде, но, уже заканчивая упражнение над полигоном, получили тревожное сообщение: на аэродроме быстро ухудшается видимость. Соколов по радио передает мне:
      - "Небосвод"! Предлагаю лететь на запасной аэродром, подальше от моря.
      - Никаких изменений, - отвечаю. - Будем садиться " по стрелкам".
      Наши переговоры слышат все летчики группы. Экипажи последовательно подходят к своему аэродрому, где видимость порядка трех километров, и последовательно совершают посадку. Первая группа самолетов села нормально, вторая - тоже. Но обстановка на земле непрерывно ухудшается. Соколов вторично обращается ко мне:
      - Предлагаю посадку здесь прекратить. Уйти на запасной аэродром.
      - Садиться здесь! - отвечаю и обращаюсь к летчикам: - На ваших машинах аппаратура, которой вы умеете пользоваться. Спокойно заходите и садитесь по стрелкам...
      Я последним заходил на посадку. Видимость была уже около двух километров.
      На разборе полетов, помню, спросил летчиков:
      - Что, товарищи, поверили в " Плот"? Или есть еще сомневающиеся?
      - Дружное "Поверили, товарищ генерал!" было лучшей наградой всем - и летчикам, и командованию - за труд и волнения.
      Узнав об успешном полете в сложных метеоусловиях, за подготовку к работе по этой системе принялись и остальные подразделения. А с генералом Ивановым мы еще долго потом вспоминали, как приступали к освоению " Плота"...
      Не долго пришлось мне потрудиться в Ленинградском военном округе. В апреле 1958 года вызвали в Москву, в Управление кадров ВВС, где предложили готовится к работе в Германской Демократической Республике в качестве первого заместителя командующего ВВС Группы советских войск в Германии. В то время авиацией Группы командовал генерал Г.В. Зимин.
      О Георгии Васильевиче Зимине я могу рассказывать долго. На мой взгляд, это человек во многих отношениях выдающийся. Он в совершенстве знал тайны летного мастерства, обладал великолепной памятью и способностью, что называется, схватывать на лету всякое новое дело. Его эрудиция поражала нас, познания в специальных областях отличались глубиной, систематичностью. Например, в сложных радиолокационных системах он разбирался не хуже специалистов-инженеров. Были случаи, когда генерал Зимин находил неполадки в аппаратуре быстрее специалистов и подсказывал им метод устранения той или иной неисправности. Для меня да и для других заместителей командующего Зимин являлся образцом исключительной организованности. Начиная то или иное мероприятие, он всесторонне его обдумывал, изучал, составлял план действий и расстановку людей. Зимин сам проводил занятия по тактике, аэродинамике и другим предметам командирской подготовки, обстоятельно учил руководящий состав.
      В качестве еще одной весьма существенной его характеристики должна быть названа высочайшая оценка его, как военного летчика-истребителя, летчика экстра-класса.
      Суровый, резкий, даже крутой с нерадивыми подчиненными, Зимин " прятал в стол" эти свои качества, когда имел дело с добросовестными тружениками.
      Моя служба в Группе советских войск в Германии началась с того, что командующий, приняв рапорт, сразу перешел к делу:
      - Для начала, генерал, вы должны досконально изучить все, что относится к противовоздушной обороне ГДР, ответственность за которую возложена на нас с вами. Хорошо изучить обстановку на границе республики - теперь это и наша граница. Я лично буду принимать от вас зачет по названным мною очень важным элементам службы. Не обижайтесь, но вы - мой первый заместитель, и я должен иметь четкий ответ на вопрос: решит ли Пстыго ту или иную задачу, если ему придется быть старшим на КП? Ведь я нередко отрываюсь от штаба, выезжаю в части...
      И действительно, уж экзаменовал меня Георгий Васильевич без каких-либо скидок и поблажек. Но как будто остался доволен.
      В дальнейшем, когда ему докладывали о какой-либо угрозе нарушения воздушной границы, он спрашивал:
      - А где Пстыго? - Если я был на КП, Зимин спрашивал: - Обойдетесь без меня? - и услышав утвердительный ответ, успокаивался.
      Командующий мне поверил.
      Процесс становления ГДР, как одного из социалистических государств, в конце пятидесятых - начале шестидесятых происходил довольно сложно. Достаточно сказать, что по ту сторону западной границы республики размещались иностранные войска, в частности авиация США, Англии и ФРГ. И всему миру известно, что руководители этих стран ориентировали своих подчиненных на активное на признание ГДР и ее границ. Наше государство стремилось помочь молодой социалистической стране утвердиться не только на границе, но и в сознании тех, кто находился по ту ее сторону.
      Советская авиации в ГДР постоянно находилась в высокой степени боеготовности. На некоторых участках летчики временами дежурили, сидя в кабинах самолетов. Им полагалось взлетать мгновенно после сигнала. За эти секунды летчик должен был "выскочить" на ВПП, быстро взлететь, вместе с командиром полка разобраться в обстановке и пресечь нарушение границы, а если она нарушена - "наказать" виновника во что бы то не стало. При этом, конечно, существовали какие-то критерии, очерчивавшие области допустимого, возможного на границе.
      Скажем так, летит с той стороны самолет - похоже рвется к границе. На сколько его можно подпустить? Когда он уже станет действительным нарушителем?.. А нарушитель обычно приближается к границе ГДР до тех пор, пока на локаторах западной стороны не появятся изображения двух советских истребителей, встречающих его.
      Следует заметить, что западная граница ГДР - это не прямая, а довольно извилистая линия с выступами-"сапожками". Самолет, летящий вдоль границы и пересекающий эти "сапожки", периодически ведь тоже становится нарушителем.
      Словом, дежурство авиации на приграничных аэродромах, когда счет времени идет не только на минуты, но и на секунды, - это исключительно напряженная и очень тонкая работа. И в большинстве случаев самолеты - нарушители ретировались на свою сторону, едва завидев своими радиолокаторами советских истребителей. Но в отдельных случаях, по особо ретивым, приходилось открывать огонь...
      Так, в непрерывных заботах сложных хлопотах, я освоился с новым, довольно трудным, районом полетов, держал себя в хорошей летной форме - без этого не мыслил своей работы, и вдруг в апреле 1959 года в штаб Группы советских войск в Германии пришло указание из Москвы: меня назначали председателем Государственной комиссии по летным испытаниям самолета МиГ-21.
      Распоряжение было не только крайне неожиданным, но и тревожным для меня. За все предыдущие годы жизни и службы в армии мне никогда не приходилось руководить такими делами, да еще столь высокого, государственного уровня сложности и ответственности, и я, естественно задумался, разволновался...
      - Не смущайся, Иван Иванович, - успокоил меня Зимин. - Во-первых, там, в Москве, наверное, взвесили все "за" и "против" прежде чем тебя назначить председателем. Во-вторых, ты ведь не просто боевой генерал, но и действующий летчик, что в данном случае немаловажно. Так что желаю успехов тебе в новом большом деле. Пусть на вооружение ВВС придет отличный самолет-истребитель!..
      Конечно, такая моральная поддержка много значила. А если забежать несколько вперед, то можно сказать, что слова Зимина оказались пророческими. В результате творческой деятельности многих конструкторских и научных организаций во главе с замечательным коллективом ОКБ А.И. Микояна, при непосредственном участии специалистов ВВС и Государственной комиссии, был создан, отработан и всесторонне испытан хороший самолет-истребитель МиГ-21. Этот самолет и его модификации в течение долгих лет стояли, да и сейчас стоят на вооружении ВВС Советского Союза и стран Варшавского Договора.
      Но все это еще будет потом. А в апреле 1959 года, приехав в Москву, я был принят Главнокомандующим ВВС - Главным маршалом авиации К.А. Вершининым.
      Константин Андреевич оказался осведомленным в основных этапах моей жизни и работы - видимо, Главком не стоял в стороне при выборе кандидатуры председателя Госкомиссии. Он обстоятельно проинструктировал меня об особенностях нового служебного поручения и пригласил заходить при любой необходимости.
      На следующий день состоялась и встреча с Генеральным конструктором ОКБ Артемом Ивановичем Микояном. ОН созвал основных своих заместителей и помощников, представил меня и поручил каждому познакомить председателя Госкомиссии с собственным участком работы по новому самолету. Понимая некоторые мои затруднения, Артем Иванович постарался ненавязчиво ввести меня в курс дела. Он сказал:
      - Иван Иванович, мы делали самолет для ВВС, а вы, как мне говорили, хороший летчик. По тому я очень прошу - требуйте все, что посчитаете нужным для ВВС, а я постараюсь поддерживать вас, хотя и не бесспорно.
      Микоян являлся одним из наиболее деятельных и дисциплинированных членов Госкомиссии, никогда не опаздывал на ее заседания, все поручения выполнял в срок. Как я потом убедился, такая пунктуальность и ответственность в делах была характерна для него и прививалась им своему коллективу.
      Рабочими органами государственных испытаний самолета МиГ-21 стали институты ВВС и авиационной промышленности. Программу испытательных полетов, разработанную специалистами институтов и опытно-конструкторского бюро, выполняли как военные летчики М.С. Твеленев и С.В. Петров, так и летчики-испытатели ОКБ А.И. Микояна - Г.А. Седов, Г.К. Мосолов, К.К. Коккинаки, А.В. Федотов, П.М. Остапенко.
      Не давая увлечь себя заседательской суетой, распределив работу между членами комиссии, все оставшееся от испытательных дел время и посвятил изучению конструкции МиГ-21, его двигателя, спецоборудования и вооружения, а так же особенностей его наземной и летной эксплуатации. В качестве постоянного консультанта, по моей просьбе, Микоян прикрепил ко мне летчика-испытателя Г.А. Седова. Григорию Александровичу после краткого знакомства я откровенно признался, что по характеру я совсем не кабинетный работник.
      - Знаю. В Отечественную войну воевали на Ил-2, вся послевоенная служба в строевых авиачастях... - заметил он.
      - В общем-то все верно, но мне хочется уточнить одно обстоятельство, издалека начал я .- Видите ли, с годами установилось одно из основных правил моей службы, которому я неизменно следую, - это личное владение той авиатехникой, которой вооружены подчиненные мне воинские части. Ему я намереваюсь последовать и теперь. Короче в моем личном плане работы на ближайшее время значится пункт: " Освоение МиГ-21 под руководством Седова". Что вы на это скажете?..
      Явно не ожидавший такого поворота, Седов молчал: профессия летчика-испытателя приучила его не спешить с решениями в сложных ситуациях. Я не торопил его с ответом. Наконец он проговорил, взвешивая каждое слово:
      - Если отбросить оговорку " как решит начальство", то я - за то, чтобы председатель Госкомиссии составил свое мнение о машине не с чужих, хотя и высококвалифицированных слов.
      Я поблагодарил Григория Александровича. Признаться, иного ответа и не ожидал. А разрешение Главкома и согласие Артема Ивановича на освоение нового самолета я получил. Позднее, правда, стало известно, что мое желание летать на МиГ-21 вызвало у Микояна скептическую усмешку. Когда ему доложили, что для полета Пстыго готовят один из самолетов, он добродушно ответил: "Вот и хорошо, самолет будет вовремя подготовлен..."
      Затем Артему Ивановичу сообщили, что я прошел медицинскую комиссию, всерьез готовлюсь в полет. И снова недоверие: "Посидит в кабине и вылезет".
      Наконец Микояну сообщают: " Пстыго выруливает на взлет". Вот здесь он кажется, поверил. Крикнул в телефон: " Выезжаю на аэродром..."
      Я полетал полчаса и запросился на посадку. Руководил полетом Седов.
      - Ветерок усиливается "Небосвод", - передает мне по радио.
      Отвечаю:
      - Мне кажется, что ветер по направлению второй полосы.
      - Правильно, - соглашается Седов, - но она короткая.
      - Захожу на вторую полосу...
      Зашел я на посадку. На выдерживании "задрал" вверх нос самолета - на большие углы атаки. Сажусь. Чувствую, что самолет катится на основных колесах. Одновременно вижу, как нос самолета опускается далеко вниз. " наверное, не выпустилась передняя нога шасси..." - обожгла тревожная мысль. Но вот вижу, что машина бежит устойчиво на всех колесах, торможение снижает скорость движения, и она останавливается далеко от конца полосы.
      Весь этот скупо описанный эпизод первого полета на опытном истребителе МиГ-21 происходил не где-то на глухом аэродроме, а на глазах у самых строгих судей - летчиков и инженерно-технического персонала летно-испытательного центра. А.И. Микоян прибыл на аэродром, когда я, зарулив на стоянку, вылезал из кабины самолета. Он поздравил меня с успешным вылетом и - сразу в "атаку":
      - Ну, как?
      - Взлетел.
      - А дальше? - торопит Генеральный конструктор.
      - Полетал полчасика, на первый раз без пилотажа.
      - А потом?
      - Потом сел...
      Тут он окончательно убедился, что сейчас я по существу интересующих его вопросов ничего не скажу, никакими впечатлениями делиться не стану. Сейчас я не летчик, а председатель Госкомиссии, и напрасно ждать от меня каких-либо скороспелых личных заключений о самолете.
      Испытания МиГ-21 проходили успешно. Но вот однажды на самолете обнаружилась тряска во время полета. Задание - а его выполнял летчик-испытатель Герой Советского Союза Твеленев - пришлось прекратить.
      - Я думал, еще немного - и самолет развалится, - докладывал он на заседании Государственной комиссии.
      А я смотрел на Артема Ивановича и удивлялся его выдержке. Случилось подлинное ЧП, испытания прекращены, а он, генеральный конструктор, не только не удручен, но вроде бы даже доволен и выступает перед Государственной комиссией с такой речью:
      - Товарищи, а ведь это хорошо, что самолет затрясло сейчас, на испытаниях, что на борту самолета находился опытный летчик, что самолет цел и есть, где искать дефект. Мы его обязательно найдем. А найденный дефект - это уже не страшно. Значительно хуже было бы, когда машина пошла в серийное производство и дефект обнаружился бы в строевой части...
      На поиски причин опасной тряски, разработку и реализацию мер по устранению потрачено было более месяца. На это время я возвратился к своей основной работе. Затем меня вновь вызвали в Москву. Испытания МиГ-21 приближались, и уже без происшествий. Закончились они в конце 1959 года, и Госкомиссия подписала акт по результатам испытаний нового истребителя с рекомендацией принять машину на вооружение и запустить в серийное производство.
      А весной меня опять затребовали в Москву - на сей раз возглавить Госкомиссию по летным испытаниям самолета МиГ-21 в варианте перехватчика - с радиолокационной станцией на борту.
      Явившись к Вершинину на инструктаж по испытаниям новой машины, к своему удивлению, услышал от него:
      Наши службисты совместно с промышленниками поторопились вызвать вас, не зная о моем мнении. Несогласие у меня не с вашей кандидатурой - вы успешно возглавляли предыдущую Госкомиссию. Ноя считаю ненужным в дальнейшем такое постоянное совместительство, как первый заместитель командующего ВВС ГСВГ и председатель Госкомиссии по испытаниям нового самолета. Поэтому, - продолжал Вершинин, - вопрос о председателе пересмотрен. Назначен генерал Кутахов. А вас я прошу обстоятельно побеседовать с ним, поделиться своим опытом. Кстати, Военный совет ВВС и руководство авиапрома, отмечая ваши заслуги на посту председателя, поручил мне вручить вам ценный памятный подарок, -- торжественно заключил главнокомандующий, передавая объемистую коробку.
      Читатель, вероятно, помнит, что с П.С. Кутаховым мы учились в одной группе в академии Генштаба, понятно, хорошо знали друг друга, и разговор по испытаниям "мига" получился обстоятельный.
      Вскоре в Группу советских войск в Германии начали прибывать первые серийные истребители МиГ-21.
      - А ведь нам повезло: мой заместитель потрудился, чтобы принять на вооружение новый истребитель, - сказал как-то Зимин в полушутливом тоне. - И этот счастливчик, кстати шестой летчик и первый генерал, освоивший новинку в полете, теперь, пожалуй, может возглавить переучивание наших полков.
      - Я, Георгий Васильевич, и сам собирался предложить свою кандидатуру: готов лететь в полк именно с этой целью.
      - Вот и замечательно, Иван Иванович, что и в данном случае наши с вами мысли и желания совпали.
      Хорошо зная новую машину, имея опыт неоднократного перевооружения авиачастей, я принялся за организацию в одном из полков этого довольно сложного процесса.
      Трудности перехода полка на значительно более скоростной истребитель другого класса усугублялись отсутствуем двухместных учебных спарок. Выпуск их по какой-то злосчастной традиции, бытовавшей в нашей авиации, задерживался. И все-таки освоение новой машины через довольно непродолжительное время увенчалось успехом - полк перевооружился на МиГ-21, чем существенно повысил свои боевые возможности. В то время этот самолет не имел равных себе в строевых частях ВВС западных стран.
      А весной 1960 года у нас с командующим ВВС Группы произошло еще одно приятное событие. Постановлением Совета Министров СССР от 7 мая Г.В. Зимину присвоили воинское звание генерал-полковник авиации, а мне - генерал-лейтенант авиации.
      В конце ноября нас вместе вызвали в Москву в секретариат ЦК КПСС. Заседание секретариата ЦК, на котором решался вопрос о назначении Зимина первым заместителем Главкома ПВО, а меня командующим ВВС ГСВГ, вел Фрол Романович Козлов. Через три дня мне и Зимину сообщили об утверждении нашего нового назначения, и мы приступили к сдаче-премке дел.
      Хотя на меня, как на первого заместителя, и прежде ложилось значительное количество забот командующего, временами и мне приходилось исполнять его обязанности, все же только теперь я почувствовал нелегкое бремя этой должности. Вот когда полностью осознались в круговерти дел роль и значение Зимина, когда захотелось чуда, чтобы Георгий Васильевич вдруг оказался в своем кабинете, а в селекторе раздался его голос: "Иван Иванович, зайди ко мне...".
      Я собрал своих заместителей и помощников. Разговор повел о перевооружении частей более современной авиационной техникой, о переучивании всего летно-технического состава. Провести это следовало, не снижая уровня боеготовности, не снимая с авиаполков ежедневных штатных заданий. Так что для начала я предложил ознакомиться с проектом плана реализации предстоящих работ, попросил каждого внести, по необходимости, корректировку.