Ругая себя и его на чем свет стоит, Каталина положила тончайший слой пудры на щеки и приготовилась спуститься вниз. Прежде чем выйти, она осмотрелась: столик, за которым она вела дела салуна; огромная кровать, место для отдыха, с прелестными стульями. Каталина вынуждена была признать, что комнатка стала выглядеть теплее и уютнее, чем обычно, когда здесь появились причудливые подушечки и яркая скатерть. Наконец-то она выяснила, что Молли умеет делать хорошо — шить, и Каталина втайне решила устроить будущее девушки. Это удастся, если Тедди сможет превозмочь свою застенчивость, а сама Молли — страх перед мужчинами. Эти двое явно симпатизировали друг другу. Молли казалась более спокойной, когда рядом был Тедди, а он… лицо его так и светилось обожанием.
По поводу других девушек, три из которых занимали две комнаты непосредственно над салуном, а еще четыре жили «на стороне», Каталина тоже испытывала чувство удовлетворения. Одна из девушек объявила, что через месяц выйдет замуж и оставит заведение. Еще за двумя, включая Вильгельмину, которая проработала в заведении три года, ухаживали завсегдатаи салуна. Девушки у Каталины были как на подбор — прелестны и обаятельны. Она не принимала на работу тех, кто, по ее мнению, стал бы подрабатывать «на стороне». Притягательность «Серебряной леди» для посетителей заключалась в том числе и в респектабельности заведения, в той степени, конечно, в какой можно употребить это понятие по отношению к салуну. «Серебряную леди» посещали политики и бизнесмены, когда им надо было обсудить дела в укромном месте и заодно выпить и сыграть партию в покер. От девушек не требовалось ничего, кроме хорошенького личика и приветливого обхождения.
Интересно, как намеревается привлекать публику ее сосед? Его темные глаза были безжалостны. Между тем Молли, которой был учинен допрос наедине, сняла с него все подозрения в нелюбезном обхождении. Девушка созналась, что ее напугало оружие и чугунная тяжесть взгляда.
То же напугало и Кэт, но напугало по-другому. Впервые в жизни она почувствовала себя женщиной. Женщиной, обуреваемой страстями. Она думала, что все чувства были вырваны из нее с корнем много лет назад, когда сначала родная мать продала ее, а потом муж сделал то же самое. Еще сильнее насторожило и напугало Каталину то, что ей доставила наслаждение словесная болтовня между нею и Кантоном, она была возбуждена вызывающим блеском его глаз, была оживлена, каждая клеточка ее тела реагировала на присутствие мужчины. Каталина не опасалась Кантона в физическом смысле, ее самое так и тянуло к нему. Подобное притягивает подобное. Боже, помоги ей, если это правда. Даже если она не верит в Небеса. Только в ад.
И в падших ангелов.
* * *
Хью О'Коннелл был пятым по счету из тех, кто решил попробовать себя в роли бармена-менеджера у Марша Кантона, и проходил предварительное собеседование в офисе Дэйвида Скотта. Вопросы задавал адвокат.
Марш потратил целый день, выслушивая планы на будущее кандидатов в служащие. Самому Маршу только изредка удавалось вставить слово или задать вопрос. Кроме О'Коннелла, ему никто не понравился. Четверо первых опасливо поглядывали на Кантона и начинали ерзать на стульях, когда до них доходило, что их боссом будет Марш. И не обращая внимания на вопросы, бросались к двери.
С О'Коннеллом было все иначе. Он был некрупным мужчиной, но вел себя с большим достоинством. Он не смутился и тогда, когда ему сообщили, что его хозяином будет суровый человек с холодными глазами.
— Мне нужна работа, — сказал О'Коннелл.
— Почему? — поинтересовался Скотт.
— У меня есть жена, которая ждет ребенка, и пятеро уже готовых ребятишек, — объяснил мужчина. — Я был главным барменом в «Каире» на Побережье Барбары. Месяц назад заведение сгорело, и я не подыскал еще себе постоянного места работы.
— Работа будет отнимать у вас много времени, — мрачно предупредил Марш.
О'Коннелл кивнул:
— Я привык к этому.
Дэйвид взглянул сначала на Марша, потом на соискателя:
— У вас могут быть неприятности. На мистера Кантона уже было совершено нападение, и мы уверены, что это связано со «Славной дырой».
О'Коннелл ответил, глядя Дэйвиду прямо в глаза:
— Я привык к неприятностям. Я работал на Побережье.
Марш сделал следующий шаг.
— Я собираюсь вести дела по-честному. Без крапленых карт и проституток.
О'Коннелл вздохнул с облегчением.
— Очень хорошо. Я ненавидел «Каир» за обман. Я буду счастлив работать в честном заведении.
— Вы будете работать на меня.
О'Коннелл не сморгнул. Тогда Марш задал ему первый вопрос по работе:
— Можете ли вы набрать людей?
О'Коннелл усмехнулся.
— Я знаком с чертовски хорошими людьми.
— Вы можете приступить к работе завтра же?
— Сегодня днем, — был ответ.
Марш взглянул на Скотта. Тот беспомощно пожал плечами: он знал, что Кантон уже сделал выбор.
— Я должен изучить ваши рекомендации, — единственное, что оставалось сказать адвокату.
О'Коннелл понимающе кивнул.
— А вы тем временем приступайте, — распорядился Марш, обращаясь к О'Коннеллу.
Он не любил суеты, особенно когда выбор сделан.
— Когда вы собираетесь открыть заведение? — спросил Хью.
— Через три недели, считая с сегодняшнего дня, — улыбаясь, ответил Кантон. — Я надеялся сделать это раньше, но помешали непредвиденные обстоятельства. — Он медленно поднялся. — Вы знаете, где находится «Славная дыра»?
— Где находится «Славная дыра», известно всем, — в тон ему ответил Хью. — У нее… интересная история.
О'Коннелл не сказал «несчастливая», но именно это слово эхом отозвалось в кабинете.
— А будет еще интереснее, — сухо предрек Марш. — Ах да… Там, в салуне, собака. Не обращайте на нее внимания, и она вас не тронет.
— Я люблю животных. Как ее зовут?
— Винчестер, — придумал Марш. — Коротко — Вин, — и он улыбнулся своей шутке, которую больше никто не понял.
* * *
В субботу вечером мисс Лотта Крэбтри, одна из самых популярных звезд Сан-Франциско, выступит с сольным концертом на открытии салуна «Славная дыра», нового увеселительного заведения города.
Мисс Крэбтри с успехом дебютировала в Нью-Йорке, Филадельфии и Бостоне и вернулась в Сан-Франциско, где будет выступать в течение месяца с новой программой в Оперном театре. Но до начала официальных гастролей она согласилась дать премьерное выступление во вновь открываемом салуне «Славная дыра». Многие наши читатели, должно быть, помнят, что салун закрылся два года назад. Новый владелец салуна, Тэплор Кантон, предприимчивый бизнесмен из Техаса, пообещал, что возрожденное заведение займет достойное место среди самых блестящих увеселительных и культурных центров города.
То обстоятельство, что первое выступление эстрадной звезды Лотты Крэбтри пройдет именно в этом салуне, свидетельствует об истинности намерений бизнесмена. Мы рады приветствовать мистера Кантона в Сан-Франциско!
* * *
Каталина скомкала газету. Похожие объявления она уже прочитала в других изданиях. Будь он проклят! Как, черт возьми, ему удалось заманить Лотту Крэбтри?
И впрямь «предприимчивый бизнесмен»! Правда… больше на бандита похож. Чума! Интересно, сколько ему пришлось выложить за эти объявления?!
Каталина зло выругалась про себя. Лотта Крэбтри была живой легендой Сан-Франциско. Дочь бедного шахтера, она начала свое восхождение с деревянных подмостков, на которых выступала перед рабочими, еще будучи ребенком. Снискав славу звезды мюзик-холлов, она перебралась на Восток, где, как говорит молва, и стала самой высокооплачиваемой актрисой Америки.
Иногда она заезжала в Сан-Франциско, хотя выступала здесь редко — и, конечно, не в салунах. Отсюда новый вопрос. Чем удалось Кантону соблазнить Лотту Крэбтри, чтобы она согласилась выступить даже не в обыкновенном салуне, а в скандально известной «Славной дыре»?
И почему она, Каталина Хилльярд, не узнала новость первой через кузена Тедди, а прочитала это, как все, в газетах?
Каталина в гневе швырнула газету. Выступление Лотты Крэбтри привлечет огромную толпу в «Славную дыру», в заведение с подмоченной репутацией. Это знаменательное событие сотрет из памяти людей все дурное, что было известно о салуне.
Как ему удалось это сделать?
Кантон не производит впечатления человека, имеющего много друзей. Он был всегда один, и Каталина подозревала, что, когда он с людьми, он все равно одинок. Она сама такая, и она распознала в нем свое подобие себе.
Каталина знала об адвокате Дэйвиде Скотте — Тедди сообщил ей о собеседовании, которое выдержал его брат. Она порасспросила кое-кого из завсегдатаев об этом юристе и не узнала почти ничего, кроме того, что он, кажется, честный человек, а этого качества ее посетители не хотели видеть в своих адвокатах.
Источником удачи мог быть Квинн Девро, имя которого как-то упомянул Кантон, но зачем он станет помогать этому беспринципному и безжалостному мужлану? В этом не было смысла. А Кэт не понимала бессмысленных поступков. Но ей не хотелось быть раздавленной. Означает ли объявление, что Кантон собирается и после открытия потчевать своих посетителей чем-то особенным? Если да, то ей придется делать то же.
Но кто в целом мире может превзойти Лотту Крэбтри? Нужно что-то придумать, иначе ее заведение потеряет лицо, а она — доход. Все в городе знали, что Ледяная Королева была если не прямо, то косвенно замешана в несчастьях, свалившихся на «Славную дыру». Это было на руку Каталине, так как охраняло ее от домогательств. Когда-то она пустила слух о большой любви к человеку, убитому на войне, о вечной любви, которую она всегда будет чтить. Каталина даже разыскала в лавке и купила портрет приятного молодого человека в военной форме, который и повесила на видном месте. Но она знала, что даже намек на слабость разрушит ту стену, которую она воздвигла между собой и своими клиентами.
Проклятый Кантон.
Каталина подняла с полу газету и расправила ее. Она не обращала больше внимания на объявление Кантона. Теперь она искала нечто, способное потрясти мир.
И на шестой странице она это нашла.
* * *
Тедди сопровождал Молли во время прогулок. Молли взирала на мир из-под широкополой шляпы. Только присутствие несокрушимого, надежного Тедди позволяло ей держаться прямо, без провожатого она бы умерла от страха. Впервые за шесть недель, которые она провела в «Серебряной леди», девушка отважилась отойти от дома дальше, чем на расстояние брошенного камня.
Ее ручка, затянутая в перчатку, дрожала. Тедди вовремя заметил это и взял ее под руку.
А что если она заметит его?
От этой мысли Молли кинуло в дрожь, несмотря на теплое утро. Она и так рисковала, время от времени выполняя в «Серебряной леди» функции «хозяйки». Она знала, что в салуне он ее не найдет. Он почитал тягу к алкогольным напиткам за дьявольское искушение. Если бы Молли сохранила способность смеяться, она бы от души расхохоталась над этим лицемерным утверждением. Но в ней жил только сдавливающий душу страх, который не отпускал ее ни на минуту.
Приехав в Сан-Франциско, Молли совершила поступок куда более отчаянный, чем совместные прогулки с мужчиной по многолюдным улицам города.
Девушка покинула родной дом без гроша в кармане. В простом шерстяном платье. Ей пришлось схорониться в перевозившем сено вагоне, направляющемся в Сан-Франциско. И когда она очутилась в чужом городе, то перед ней со всей неотвратимостью встал вопрос: что делать дальше. Голодная и испуганная, она провела ночь в каком-то темном углу, а на следующее утро отправилась искать работу.
Едва взглянув на нее и выслушав дрожащий лепет, владельцы магазинов отсылали ее прочь. Она не знала, как ответить на вопрос, что она умеет делать. Молли и помыслить не могла, чтобы рассказать, что она занималась шитьем с тех самых пор, когда смогла держать в руках иголку: она ненавидела это занятие и ни словом не обмолвилась о своем умении и золотых руках.
Все следующие дни были полны ужаса и голода. Девушка боялась, что ее разыщут, боялась шумных улиц и темных ночей. Как-то она краем уха услышала, что из салуна «Серебряная леди» уволился повар. Махнув на свое полное неумение готовить, в отчаянной попытке обрести надежный кров и хоть какую-то пищу, Молли рискнула. Приготовление пищи, решила она, не может быть сложным делом. Она не раз наблюдала, как готовит Инее, пока в один прекрасный день та не исчезла, а на ее месте не воцарилась другая кухарка, которая никого не пускала в свои владения.
Войдя с черного хода в «Серебряную леди», Молли старалась держаться гордо и независимо. Первым ее встретил и оглядел с жалостливым любопытством Тедди. Потом появилась и сама мисс Каталина. Присутствие элегантной женщины, изумрудные глаза которой освещали, казалось, все тайники души, заставило девушку онеметь от робости.
Каталина сразила Молли первым же вопросом. Где она работала раньше? Много ли ей приходилось готовить? Молли солгала, что уже поработала в нескольких местах, и прочитала недоверие в глазах владелицы салуна. Но зеленые глаза смягчились, и девушка была принята с испытательным сроком. Мисс Каталина предложила ей комнату и после короткого раздумья сказала, что перед тем как приступить к работе, девушка должна несколько дней отдохнуть. Кроме того, ей нужно подобрать одежду. И Молли преисполнилась чувством благодарности.
К несчастью, в первый же день своей трудовой деятельности Молли сожгла хлеб, который намеревалась испечь, и посетители салуна едва не задохнулись от дыма.
Тогда Молли поднялась наверх, в свою комнату, сняла платье, подаренное ей мисс Каталиной, и переоделась в свое старенькое. Глядя с сожалением на платье, она разложила его на кровати. Это было прелестное ситцевое платье ярко-голубого цвета. Несмотря на то, что дорогим его нельзя было назвать, красивее у нее никогда не было. Но сейчас рукав был обезображен прожженным пятном. Если бы платье принадлежало ей, она бы все равно его сохранила. Но платье было чужое, а украсть у человека, который был добр к ней, девушка не могла.
Как раз в тот момент, когда Молли закрывала за собой дверь, ее окликнула мисс Каталина. Рука Молли прилипла к дверной ручке, и мурашки страха побежали по спине. Молли привыкла к расправам над собой — словесным и физическим.
Выражение лица мисс Каталины было, как всегда, бесстрастным, но в глазах светилось нечто, похожее на понимание, что позволило Молли успокоиться. Ее хозяйка была такой красивой. Иногда Молли казалось, что Каталина сошла с полотна какого-то замечательного художника. Ледяная Королева вопросительно взирала на Молли:
— Ты куда-то собралась?
— Я думала… мне так стыдно…
— Из-за того, что ты солгала, что умеешь готовить, или из-за того, что ты чуть не спалила салун?
— Мне стыдно и за то, и за другое.
— Куда ты собираешься идти?
Молли безнадежно пожала плечами. Мисс Каталина вздохнула:
— А это платье?.. — и она покачала головой.
— Я не хотела обманывать. Я на самом деле думала, что умею готовить.
— Но ведь тебе не приходилось этого делать раньше, не так ли?
— Нет, мадам.
Мисс Каталина улыбнулась.
— Ну, а что же ты умеешь делать?
Молли устала от вранья. Она опустила голову и прошептала:
— Боюсь, ничего.
Каталина внимательно рассматривала девушку.
— У тебя правильное произношение… Если ты распустишь волосы, то будешь просто красавицей. Не хочешь ли попробовать себя в качестве «хозяйки» заведения?
Молли застыла. Шанс. Еще один шанс. Шанс затаиться, подкопить денег и, может быть, податься куда-нибудь на Восток, достаточно далеко, чтобы он не разыскал ее. Но что она скажет посетителям? Сможет ли она выжать из себя хоть слово? Тедди говорил ей, что дурное обращение с девушками в «Серебряной леди» запрещено и что от них не требуются ничего, кроме того, чтобы быть любезными, очаровательными хозяйками и развлекать гостей. Она и сама имела возможность убедиться в правоте его слов вчера, когда одного грубо-навязчивого посетителя попросту выставили за дверь. Но тем не менее…
Она не могла забыть эти руки, ползущие, жадно шарящие, и Молли не была уверена, что сможет запросто беседовать с мужчинами, как другие девушки.
Но идти ей некуда. Спрятаться негде. Здесь по крайней мере ей гарантирована хоть какая-то защита. Она попробует. Она должна использовать свой шанс.
Молли крепко вцепилась в руку Тедди и ускорила шаг. Подняв глаза, она встретилась взглядом со своим телохранителем. Друга она потеряла давно, защитника — недавно. Хорошо бы иметь обоих.
Как бы она хотела чувствовать себя в безопасности!
Глава седьмая
Улица, где располагалась «Славная дыра», была запружена народом. Респектабельные леди, которым никогда бы не пришло в голову заглянуть в салун, пришли послушать Лотту Крэбтри.
В этот вечер Каталина даже не пыталась состязаться с Маршем. Что бы она ни предложила — все бы померкло в сравнении со зрелищем в салуне Кантона. Но ничего. Скоро пробьет ее час. Очень скоро.
Собираясь на открытие «Славной дыры», Каталина не могла сдержать чувства восхищения перед гениальной расторопностью соседа. Вечером ей предстоит не самое приятное времяпрепровождение. Тем не менее, получив от Mapша Кантона официальное приглашение, она не могла не принять его, чтобы не позволить ему думать, что она, Каталина Хилльярд, струсила или побеждена. Нет, она наденет свое самое нарядное платье — из черного бархата, которое удивительно подчеркивает красоту ее роскошных волос, — и будет очаровательно улыбаться.
Каталина оделась. Старательно расчесала волосы, уложила их французским узлом и заколола перламутровыми заколками. Затем она подкрасила щеки и губы, слегка, только чтобы придать им розовый блеск.
Отступив назад, Каталина оглядела себя в зеркале с ног до головы. Выглядела она замечательно. Лучше не бывает. Женщина взглянула на часы и сделала первый шаг в логово зверя.
* * *
Каталина Хилльярд обязательно придет. Марш знал это так же точно, как то, что после жизни наступает смерть. Она придет, чтобы не доставить ему удовольствие своим «неприходом».
Самый лучший стол Марш зарезервировал для нее. Для них. Второй по удобству столик был оставлен для Кристофера Бакли, «Слепого Христа», как его называли. Бакли был владельцем уютного кафе, расположенного в деловой части города, и, по слухам, был «серым кардиналом», делающим большую политику за спиной официальных политических деятелей. Кантону сообщили, что, если он хочет остаться на плаву, с этим человеком следует поддерживать добрые отношения. Бакли обмолвился как-то о своем желании послушать Лотту Крэбтри, и Марша тут же предупредили, что надо оставить лучший столик для Бакли. Но лучший Кантон оставил для себя и Каталины.
Марш из кожи лез вон, чтобы казаться любезным. Боже! Как это было трудно после того, как он долгие годы отрабатывал леденящий взгляд и угрожающие жесты. Хью О'Коннелл дал ему несколько советов, и в конце концов Марш обреченно проворчал:
— Раз нужно, значит нужно.
Впервые после войны Марш облачился в приличный костюм, и сразу же на него нахлынули воспоминания, от которых он старательно отгораживался. Признаться, он и сам устал от черного. Из года в год он носил черные одежды, и цвет был частью образа, который Марш создавал десятилетиями. Черный цвет был постоянным напоминанием о профессии: о перестрелках, стычках, схватках.
Посмотрев в зеркало, он не узнал себя. Утром Марш побывал у парикмахера, подстригся и сделал прическу. Легкая седина, пробивающаяся сквозь иссиня-черную щетку густых волос, делала его невероятно элегантным. Черты лица Кантона стали если не мягче, то благороднее.
Марш смотрел в зеркало и не видел привычного лица убийцы. Неужели это одежда изменила его? Или что-то другое? А может, ему почудилось? Может, он выдает желаемое за действительное?
Кантон с отвращением отвернулся от зеркала, мечтая о том, чтобы все поскорее осталось позади, чтобы он остался в одиночестве или по крайней мере наедине с собакой. Пес был в салуне еще утром, но к вечеру количество барменов и официантов стремительно увеличилось, и животное как сквозь землю провалилось. Маршу хотелось последовать за ним.
Бросив последний, недовольный взгляд в зеркало, Марш Кантон направился к лестнице, а может быть, — в новую жизнь.
А может, ему придется убедиться, что новой жизни не бывает.
* * *
Каталина Хилльярд обставила свое появление в салуне Кантона со всею торжественностью. Впрочем, возможно, любое ее появление вызывало у публики шок.
Марш уже давно не реагировал на женщин, но и у него перехватило дыхание, когда Каталина внесла себя в «Славную дыру». Он всегда восхищался красотой этой женщины, но сегодня она была выше всяких похвал. На Каталине было черное бархатное платье, обтягивающее восхитительные формы и складками ниспадающее на пол. Оно не было модным, без турнюра, без лишних украшений и бантов. Точнее, платье было вне моды и своей изысканной простотой подчеркивало жгучую красоту Каталины. Руки женщины были затянуты в длинные черные шелковые перчатки. Единственным украшением было золотое ожерелье с небольшим изумрудом, подчеркивающее насыщенный цвет прекрасных глаз, и перламутровые заколки, оттеняющие темную тяжесть волос. Скромная элегантность Каталины делала остальных женщин в зале расфуфыренными наседками.
Марш был потрясен, даже несмотря на то, что он ни на секунду не забывал, что по вине этой женщины его избили, бросили в тюрьму и чуть было не «шанхаировали».
Словно по мановению волшебной палочки, публика оторвала взгляд от него, хозяина салуна, от сцены, на которой разыгрывались музыканты в ожидании выхода Лотты Крэбтри, от дверей, за которыми скрывались другие приглашенные, — все с напряженным вниманием следили за величественной женщиной, с уверенным и вызывающим видом приближавшейся к Кантону.
Марш встретил ее на середине зала. О вражде между ними уже перешептывались. Честно говоря, Марш немало потрудился для появления этих слухов, зная по прошлому опыту, что «жареное» возбуждает интерес и увеличивает число клиентов. Он вежливо поклонился:
— Добро пожаловать в «Славную дыру». Вы — моя самая долгожданная гостья.
— Ну, что вы, — сладко улыбаясь, ответила Каталина, — «долгожданная» — не совсем верное слово. Я бы сказала «любопытствующая»: я люблю открытия салунов почти так же сильно, как и их закрытия.
— Неужели я чем-то вызвал ваше раздражение, мисс Каталина?
— О нет конечно, мистер Кантон. Я должна вас поздравить с Лоттой Крэбтри. Кроме того, не желая оставаться в долгу, я приглашаю вас в «Серебряную леди». Я надеюсь, вы найдете время посетить меня и оценить… маленький презент, который я делаю… Сан-Франциско.
Марш вопросительно выгнул бровь:
— Когда же это будет?
В ответ он получил ослепительную улыбку.
— Об этом вы прочтете в завтрашних газетах.
Марш расплылся до ушей, и ему не пришлось совершать над собой усилие.
Марш пришел в возбуждение. Дикое и непредсказуемое. Это было совершенно новым чувством для него самого.
Кантон заметил победный блеск в ее глазах, глубоких и влекущих, и вновь поклонился. От Каталины исходил бодрящий аромат диких цветов и душистых трав.
— Я весь во власти предвкушения, мисс Каталина, — шепнул он, беря ее под руку. — Я надеюсь, вы разделите со мной столик.
Каталина кивнула, будучи не в силах высвободиться из цепких рук Марша, не вызвав скандала. Нет, она не доставит ему этого удовольствия.
Она была удивлена тем, что, как только его рука в белой перчатке дотронулась до ее в черной, все ее существо начала бить дрожь. Казалось бы, ткань должна служить надежной защитой, но этого не случилось.
Сам же Марш почувствовал такое жжение по всему телу и особенно в паху, как будто его подпаливали изнутри.
Их взгляды снова встретились, скрестились, и Каталина опустила глаза. Марш понял, что она не сдалась, просто не захотела привлекать внимания, и был вынужден вновь отдать ей должное. Она с блеском выиграла и этот раунд.
Бурное крещендо оборвалось, и глаза зрителей устремились на сцену, на Лотту Крэбтри.
Марш подвел свою гостью к столику и с почестями усадил ее. Ни один человек в зале не обращал больше внимания на них, и Кантон понял, почему Дэйвид Скотт настоятельно советовал ему не жалеть денег на Лотту Крэбтри.
Она покорила зал с первой секунды появления на сцене. Когда Лотта была еще девочкой, ее заметила и выучила Лола Монтес, эстрадная звезда, гордость Калифорнии. У Лотты была обворожительная улыбка и заразительный смех. Рыжеволосая, с блестящими черными глазами, она танцевала и шутила, приглашая всех принять участие в веселье. «Славная дыра» надрывалась от хохота, и Марш почувствовал сильный прилив гордости за то удивительное превращение, которое произошло с недавней развалюхой-салуном. Марш завершил дело, которое не имело ничего общего с его прежними занятиями, и это доставляло ему удовольствие. К тому же напротив него сидела красивая женщина, которая, глядя на представление, была не в силах скрыть радостной улыбки, такой же редкой — он это чувствовал инстинктивно — как и его собственная. Один раз она даже захотела поделиться с ним своими впечатлениями от представления, но вовремя опомнилась и замерла. И тогда Марш почувствовал себя обделенным.
Когда первая часть представления, закончилась, Каталина поинтересовалась:
— А что вы будете делать со «Славной дырой» дальше?
— Что-нибудь придумаем, — ответил Кантон. — «Славная дыра» вновь стала респектабельным заведением.
— Надолго ли? — сладким голосом уязвила его Каталина.
— Ну… я собираюсь сделать из «Славной дыры» образцовое заведение, — сухо ответил Кантон. — Я привык чтить закон.
— Никогда бы не подумала, мистер Кантон.
— Тэйлор, — поправил ее Марш.
Он так чуть было и не сказал — Марш, но вспомнил, что ему следует дистанцироваться от Марша Кантона, наемного убийцы. Казалось, что прежняя жизнь навсегда осталась в прошлом. Но Кантон слишком хорошо понимал, что тени прошлого всегда с ним.
Каталина лукаво склонила голову на плечо.
— Вы не слишком похожи на человека по имени Тэйлор.
Марш подумал, что произнес имя неубедительно. Надо быть осторожным. Если за спиной тех, кто напал на него, стояла эта женщина, ей будет смертельно интересно узнать его настоящее имя. И если это случится, он загремит в тартарары вместе со своим респектабельным заведением.
Кантон хмыкнул.
— Вы тоже не выглядите как Каталина.
— А что бы вы предложили?
— Ну, наверное, Кэт.
— У кошечек есть коготки.
— Именно поэтому вам так идет это имя.
Кантон улыбнулся, объясняя ей взглядом, что он слишком хорошо понимает, что она пыталась от него избавиться.
— Я всегда восхищался этими животными, — продолжал Марш. — Их… умом. Интересно, можно ли выдрессировать кошку, конечно, если она попадет в хорошие, твердые руки?
— В отношении кошек не существует такого понятия — «хорошие руки».
— А исключения?
— Не бывает.
— Вы так уверены? — развлекался Кантон. — Исключения бывают всегда.
— Не ожидала от такого мужчины, как вы, такой гибкости суждений.
— А какой я?
— Прямолинейный. Бескомпромиссный. Опасный.
— В ваших устах это звучит как комплимент. Как это говорится… свояк свояка видит издалека?
— Правильно, мистер Кантон.
В ее словах звучал вызов, и Марш услышал его. Раньше он никогда не вступал в словесные баталии с женщинами, а оказалось, что это восхитительно. Это возбуждало. Не отрывая глаз от Каталины, Марш потянулся за бокалом шампанского. За ним неотрывно следили ее кошачьи глаза, зеленые, ленивые, властные и чувственные.
У Марша ныло в паху. Он испытывал болезненное желание прикоснуться к мраморной коже под полночной чернотой бархатного платья, притронуться кончиком языка к ямочке у нее на шее, провести рукой по эбеновым волосам, которые казались мягкими, как шелк.
Черт! Раскатал губу! У него разве что слюна не висела, как у собаки.
И все это по отношению к женщине, которая была его врагом… Но именно это и подогревало Кантона. Он и мысли не допускал, что в его желании было нечто большее, чем специфическая месть.
Увлекшись Каталиной, Марш едва расслышал взрыв аплодисментов. На сцену снова вышла Лотта Крэбтри. Зал рукоплескал, а он чувствовал только жар, который волнами перекатывался от него к Каталине и обратно. Марш был уверен, что женщина тоже ощутила это тепло: щечки ее порозовели, глаза возбужденно блестели.
Итак, Ледяная Королева подвластна чувствам! Кантон накрыл своей рукой ее ладошку. Щеки ее из розовых стали пунцовыми. Словно обжегшись, Каталина отдернула руку.
— Может быть, шампанского? — хрипло поинтересовался Кантон.
— Мне бы не хотелось разорить вас слишком быстро, — в голосе Каталины звучала неведомая ей самой чувственность. Она хотела ответить Кантону язвительно, а получилось чуть ли не распутно.
Они сидели за столом, слушая Лотту Крэбтри, Кантон не отрывал глаз от лица Каталины. Их язвительные мысли скрестились в немом диалоге. Возбуждение нарастало с каждой секундой. Кантон не хотел упускать этих мгновений: безмолвный обмен чувствами доставлял ему странное наслаждение.
Марш едва расслышал взрыв аплодисментов, когда Лотта Крэбтри завершила свою программу, и Хью О'Коннелл поднялся на сцену и оповестил уважаемую публику, что отныне каждый вечер в «Славной дыре» посетителей ждет увлекательное зрелище.
Зал наполнился гулом голосов — люди обменивались впечатлениями. Многие бросились к столику Марша, чтобы поздравить его с невиданным успехом. Мимолетное чувство гордости улетучилось, когда Марш осознал, что единственное, чего он желает в этот момент, в чем действительно нуждается, — это женщина, сидящая напротив. Принимая поздравления, он краешком глаза заметил, как она поднялась из-за стола, направилась к двери и… исчезла. И он ничего не мог поделать! По крайней мере, сейчас. Приличия обязывали.