Джон отступил назад. Описание этого человека было далеко от образа учтивого образованного человека, которого он надеялся найти на торгах. И к тому же шотландец. Да он сбежит с фермы на следующий день, если Джон не будет неусыпно сторожить его.

Джон отвел взгляд от лица шотландца. Он видел, как напряглись желваки на его челюстях при одном упоминании о приговоре. Непокорность еще жила в его мятежной душе.

Переходя от одного мужчины к другому, Джон видел лишь пустые мутные глаза, унылые лица и тела, изнуренные голодом и бог знает какими болезнями. Его взгляд снова обратился к шотландцу. Мятежник был ужасающе исхудавшим, но в нем угадывалась недюжинная сила. На шотландца поглядывали еще два фермера, один из которых потребовал, чтобы он открыл рот. Но «лорд» в ответ лишь крепче стиснул челюсти.

Еще один удар кнутом строптивый шотландец встретил с упорным молчанием. Но проявление непокорности не отпугнуло покупателя, внимательно оглядывавшего гордеца. Джон знал его: это был Калеб Баерс, известный своей жестокостью.

Джон понимал, что готов совершить безрассудный поступок. Но ведь другие иммигранты были никуда не годны, а ему требовался работник. И решившись, Джон подошел к распорядителю, который уже торговался с Баерсом.

— Я заплачу за него тридцать фунтов, и ни монетой больше, — сказал Баерс.

— Тридцать пять, — заявил Джон.

Баерс смерил Джона угрожающим взглядом.

— Зачем тебе неприятности? Этого каторжника нужно усмирять.

— Я надеюсь, ему известно, что его ждет в случае побега? — поинтересовался Джон, хотя и понимал, что вряд ли боязнь наказания удержит шотландца.

Однако по какой-то неведомой причине — он предпочитал не задумываться о том, что побуждало его, — Джон не мог позволить Баерсу заполучить шотландца.

Он повернулся к продавцу:

— Я даю тридцать пять фунтов, — повторил он.

— Сорок, — настаивал продавец. — За каторжника, осужденного на семь лет, я прошу двадцать пять, а этот сослан на четырнадцать. Я сбавлю цену, только если мне придется везти его дальше, в глубинку.

Джон снова посмотрел на каторжника. Шотландец был выше его самого на несколько дюймов, а Джон считался высоким мужчиной. Их взгляды встретились, и Джон скорее почувствовал, нежели увидел вспышку гнева в зеленых глазах иноземца. Он кожей ощутил исходящие от него ненависть и непокорность. Разум подсказывал Джону, что стоит удержаться от покупки.

Однако он может стать его последней надеждой пережить приближающуюся зиму.

— Хорошо, я плачу сорок фунтов, — кивнул Джон, соглашаясь с распорядителем торгов.

При этих словах губы каторжника сжались в тонкую полоску. Распорядитель жестом попросил Джона подойти к столу, за которым сидел другой человек с кипой бумаг. Джон отсчитал ему сорок фунтов — на пять фунтов меньше, чем он получил за Смельчака, и забрал бумаги шотландца. Он не мог прочесть их, но был рад и тому, что сумел поставить свою подпись. Тем не менее Джон внимательно просмотрел бумаги, изображая понимание; он часто притворялся, что читает, чтобы не дать другим обмануть его.

Джон повернулся к теперь уже своему работнику:

— Как тебя зовут?

Шотландец помедлил, затем произнес глубоким мелодичным голосом:

—Йэн Сазерленд.

Джон кивнул.

— Меня зовут Джон Марш. У меня небольшая ферма в двадцати милях отсюда.

Сазерленд не ответил.

— Я сниму с тебя кандалы, если ты поклянешься, что не убежишь.

— Я не стану этого обещать.

К ним приблизился Баерс, двое работников покорно следовали за ним.

— Я предупреждал тебя, что его нужно еще укрощать, — сказал он с отвратительной улыбкой.

Кровь бросилась Джону в лицо. Ему вдруг стало трудно дышать, как после целого дня тяжелой работы на плантации. Грудь пронзила острая боль. Опершись на стол, он медленно выпрямился и повернулся к распорядителю торгов:

— Снимите с него кандалы.

Торговец неохотно вынул из кармана ключ.

— Я вас предупредил.

Один из стражников расковал шотландца, и он начал разминать окровавленные запястья.

— Пойдем, — приказал Джон.

К его удивлению, Сазерленд молча повиновался.

Сжимая и разжимая кулаки, Йэн следовал за человеком, только что купившим его. Живот еще болел после ударов кнутом, однако он пережил немало таких ударов со времени прибытия в колонии. Когда несколько дней назад его расковали, чтобы переодеть, он выместил свою злость на стражнике. Тот грубо приказал ему снять свою грязную рубаху, рассчитывая на немедленное повиновение. Когда Йэн не послушался, стражник размахнулся, чтобы ударить его кнутом, не ожидая сопротивления от несчастного каторжника, изнуренного долгим плаванием.

Одной рукой Йэн поймал кнут, а другой сбил негодяя с ног. После месяцев унижений, побоев и страданий он испытал истинное наслаждение, дав себе волю и расправившись с обидчиком. Однако его триумф не продлился долго. Его сразу окружили рослые солдаты с кнутами, и после нескольких беспощадных ударов Йэн почувствовал, что проваливается куда-то в темноту.

Придя в себя, Йэн обнаружил, что он вымыт, подстрижен и побрит. Его переодели в одежду из грубого полотна, а кисти и лодыжки были вновь закованы в кандалы. Он лежал один в маленькой темной комнате без окон, а железный воротник, обвивавший его шею, был прикован к кольцу на стене. Все тело нестерпимо болело.

Он не знал, сколько времени провел здесь, в новом заточении, прежде чем в комнату вошел, громыхая засовом, тучный стражник.

— Сегодня продали почти всех, кто приплыл с тобой, — мрачно сказал он. — Я повезу оставшихся, включая тебя, в Честертон. Публика там не так привередлива. Если ты будешь нарываться на неприятности, я тебя убью.

Йэн молча смотрел на него, чувствуя, как в груди клокочет ненависть.

— Может, ты думаешь, что я не сделаю этого? — продолжал мужчина. — Может, ты думаешь, что мне очень нужны сорок фунтов, которые я рассчитываю получить за тебя? Не обольщайся, приятель. Мне гораздо больше понравится проучить шотландского предателя, чтобы это было уроком для остальных. Если ты осмелишься напасть на моих людей, у меня есть право выпороть тебя. Закон не говорит, как долго. Я твой хозяин, пока кто-нибудь не заплатит за тебя достаточно монет.

Йэну захотелось ударить великана, но железный воротник крепко удерживал его.

— Мы отплываем сегодня ночью. Мои люди приведут тебя на корабль через пару часов. А пока посиди-ка в этих браслетах, милорд, и подумай, хочется тебе жить или нет.

За работорговцем закрылась дверь. Йэн знал, каков будет ответ на его вопрос: Кэти. Он заставит себя выжить ради нее.

Железный воротник оставался на его шее еще три дня. Его сняли, только когда корабль прибыл в порт Честертона и Йэна вместе с двадцатью другими каторжниками препроводили в местную тюрьму.

На следующее утро в его камеру пришел тюремщик и побрил его. Йэну было приказано умыться и отвечать на любые вопросы во время торгов. Если ему прикажут открыть рот и показать зубы, он должен немедленно повиноваться.

Йэн знал, что цепи, в которые он был закован, уменьшают его шансы быть проданным, так же как и клеймо на большом пальце руки. Клеймо предателя.

Маркиз Бринер. Он носил этот титул лишь несколько недель, прежде чем его земли были конфискованы, а титул отдан королевскому приспешнику. Но всю жизнь его звали не иначе как «милорд».

Йэн думал о превратностях судьбы, покорно следуя за своим новым хозяином, Джоном Маршем. Но это была показная покорность. Его продали, как лошадь на аукционе. Он больше не был Йэном Сазерлендом, наследником могущественного шотландского клана. Но он не совершит еще одной ошибки. Он был один в чужой стране, а одежда из грубого полотна слишком выделяет его из толпы. Он слушал Смита, распорядителя торгов, гораздо внимательнее, чем тот мог представить, и не собирался становиться чьей-то легкой добычей.

Сколько бы времени ни заняла подготовка к побегу — неделю, месяц или больше, но он обязательно сбежит и найдет корабль, возвращающийся в Шотландию. Он разыщет сестру, чего бы это ему ни стоило. Если только Кэти жива…

Напряженно размышляя, Йэн шел за Джоном Маршем по улицам городка, который, как он слышал, назывался Честертон. Городок был совсем маленьким, большинство домов только построили, но жизнь в нем кипела ключом. Йэн отмечал в памяти расположение улиц, шумный порт с большими кораблями и крохотными суденышками местных торговцев. Он старался запомнить как можно больше, чтобы при случае легко ориентироваться в городе.

В воздухе витала свежесть океана, но Йэн не находил в себе сил радоваться легкому приятному бризу после долгих томительных месяцев в душном корабельном трюме.

Все его чувства остались в прошлом. И все же, освободившись от груза цепей, он ощущал легкость в теле.

Если бы было возможно снять цепи, сковавшие его сердце! Йэну казалось, что эта тяжесть никогда не покинет его. Образы погибших братьев навсегда запечатлелись в его памяти.

Марш остановился у кирпичного здания со скромной вывеской и попросил подождать на улице. Секундное удивление беспечностью фермера, граничившей с глупостью, сменилось горьким осознанием того, что у Марша нет причин волноваться: Йэну здесь некуда деться.

Марш пробыл в здании всего несколько минут. Когда он вышел, Йэн заметил, что в руках его нового хозяина больше нет бумаг. Что ж, Марш не был глупцом. Он не хотел рисковать и подвергаться опасности нападения нового работника. Действительно, мысль выкрасть бумаги по дороге на ферму приходила в голову Йэну с тысячей других мыслей.

— Ты голоден? — спросил фермер.

— Чувствуете себя обманутым? — вопросом на вопрос ответил Йэн. Должно быть, он и в самом деле выглядел плачевно.

Марш пожал плечами.

— Мне самому нужен отдых перед обратной дорогой. Что до тебя, я не думаю, что тебя хорошо кормили во время путешествия.

Йэн промолчал. Он не знал, как ему относиться к этому человеку. Он был англичанином, и он только что купил его, как вещь. Йэн слишком хорошо помнил, как с ним обращались английские стражники во время долгого плавания. Здесь же, в колонии, согласно королевским законам, другой англичанин стал его хозяином, который мог полностью распоряжаться его жизнью и даже лишить ее.

И в то же время голод стал постоянным спутником Йэна в его злоключениях со дня битвы при Каллодене и все сильнее давал о себе знать.

Они направились в полутемную таверну на другой стороне улицы. Сев напротив Марша, Йэн заметил, как тот тяжело откинулся на спинку скамьи. Лицо его было болезненно бледным, но карие глаза оставались ясными и пронзительными. Йэн молча наблюдал, как Марш заказал для обоих эль, отбивные и хлеб. Когда перед ними поставили дымящиеся блюда, источавшие восхитительный аромат, он всеми силами старался не наброситься на свою порцию.

Во время еды Йэн не отрывал глаз от Марша. Йэн ел медленно, тщательно пережевывая каждый кусок. Он понимал, что не сможет насытиться за один раз. Эль был не столь крепок, как шотландский, к которому Йэн привык, но и этот напиток он пил маленькими глотками.

Марш оставил свою порцию почти нетронутой и откинулся на спинку скамьи, изучающе глядя на Йэна. Он подождал, пока Йэн закончит есть, затем вздохнул и подался вперед.

— Я хочу заключить с тобой сделку, — растягивая слова, произнес он.

— Что же я могу вам предложить, чего вы еще не имеете? — горько усмехнулся Йен.

— Твою преданность.

— Вы не можете купить преданность.

— Нет, — устало согласился Марш и добавил: — Но если ты останешься со мной — с моей семьей — на пять лет, я дам тебе свободу. Пять лет — вместо четырнадцати.

Йэн скрыл свое удивление под саркастической гримасой.

— Вы полагаете, что будете в безопасности рядом со мной? С каторжником, осужденным за измену?

— Разве мне угрожает опасность? — переспросил Марш. — А моей жене и детям?

Йэн лишь молча смотрел на него. Пусть этот англичанин теряется в догадках.

— Один из твоих товарищей назвал тебя лордом. Это правда?

Ярость захлестнула шотландца. Этот человек, этот… англичанин купил его тело, но не имеет права лезть к нему в душу.

— Разве я похож на лорда?

— Ты ведешь себя как лорд.

— Тогда мне следует отучить себя от этой привычки, чтобы быть настоящим рабом.

— Я не покупал раба.

— Тогда что же вы купили? — с презрением поинтересовался Йэн. — Я видел, как вы расплатились за меня. У вас бумаги, где написано, что я ваша собственность. Кто же я, если не раб?

— Мне нужна… помощь, добровольная помощь.

— Вы купили мою помощь. — Каждое его слово дышало ненавистью. — Но не думайте, что можете купить что-то еще. Я никогда не буду доверять англичанину. Так что не надейтесь, что сможете заставить меня остаться с вами. Благодарю покорно.

Марш помолчал минуту и проронил:

— Нам предстоит долгий путь домой.

Приятно было снова скакать на отличной лошади. Йэн подумал, что при других обстоятельствах ему бы очень понравилась прогулка верхом по зеленым холмам Мэриленда.

Но Йэн запретил себе испытывать подобные чувства. Год назад у него была семья, был дом, родина, титул. Он учился в Эдинбургском университете и свободно разговаривал на четырех языках.

Теперь же у него не осталось ничего.

Тем не менее он был удивлен, когда Марш привел его к конюшне, из которой вывели двух великолепных лошадей — жеребца и кобылу. Ему редко доводилось видеть столь грациозных животных. В Шотландии выносливость лошади ценилась выше, чем быстрота бега, и у шотландских лошадей не было и следа того изящества и благородной осанки, как у этих скакунов. Йэн переводил восхищенный взгляд с мощного жеребца на кобылу, небольшую, но превосходно сложенную.

— У кобылы спокойный нрав, и она хорошо объезжена, — пояснил Марш, наблюдая за реакцией Йэна. — Хотя мне кажется, что ты хорошо ездишь верхом.

— Я умею ездить верхом, — коротко ответил Йэн.

Марш опять устало вздохнул:

— Уход за лошадьми будет входить в твои обязанности. Я выращиваю их для скачек.

Что ж, это занятие было хорошо знакомо Йэну.

Выражение лица Джона изменилась, нерешительная улыбка исчезла.

— У тебя нет причин доверять мне, но ты и не должен. Мне безразлично, за что тебя отправили сюда и почему ты это сделал, но мне нужен твой труд, и я продал одну из своих лошадей, чтобы заплатить за него. Я буду хорошо с тобой обращаться. И я намерен сдержать свое обещание: пять лет добросовестной работы в обмен на свободу.

Он помолчал, затем продолжал, и в его голосе появились стальные нотки, которых Йэн прежде не слышал.

— Но предупреждаю тебя: если попытаешься сбежать, я поймаю и верну тебя, а потом продам твои бумаги на торгах. К твоему приговору прибавят еще семь лет, а я с легкостью верну свои деньги. — Его тон стал еще жестче. — Я не глупец, Йэн Сазерленд. Твои бумаги в надежном месте, у моего друга, и если что-то случится со мной во время этого путешествия, или с моей семьей в будущем, тебя поймают и накажут.

Йэн сжал кулаки, но промолчал.

— Ты понял меня? — настойчиво спросил Марш.

— Да, понял.

— У меня нет никакого желания запирать тебя по ночам, но, если понадобится, я это сделаю.

— Вы хотите иметь покорного раба, — с сарказмом заметил Йэн. — В таком случае вам следовало купить кого-то другого.

Марш покачал головой, решив закончить разговор:

— Ты поедешь на кобыле.

Йэн вновь промолчал и сел в седло. Несмотря на маленький рост лошади, он чувствовал под собой упругие натренированные мышцы. Судя по всему, Джон Марш хорошо заботился о своих животных.

Йэн подумал, что его незавидное положение теперь ничем не отличается от положения животного. Мысль о том, что с ним будут хорошо обращаться, служила слабым утешением.