Боевые, особенно оборонительные, возможности самолета-штурмовика значительно возросли, когда на нем оборудовали вторую кабину. В модификации "ила" активное участие принял главный инженер 6 ВА В. Н. Кобликов.
      Вот что писал 9 сентября 1942 года начальник отдела Управления опытного строительства ВВС Красной Армии командующему 6-й воздушной армии и командиру 243-й штурмовой авиадивизии подполковнику И. В. Дельнову, который первым у нас высказал идею установки на штурмовике второй кабины:
      "В течение 7-8 сентября сего года на Центральном аэродроме имени М. В. Фрунзе был осмотрен представленный вами самолет Ил-2 с дополнительной задней огневой точкой под пулемет ШКАС калибра 7,62 мм. Осмотр производили: заместитель командующего ВВС Красной Армии по инженерно-авиационной службе генерал-лейтенант инженерно-авиационной службы А. К. Репин, от ЦК ВКП(б) бригадный комиссар Н. С. Шиманов, заместители наркома авиационной промышленности А. С. Яковлев и П. В. Дементьев, главный конструктор самолета С. В. Ильюшин и другие представители ВВС Красной Армии и авиационной промышленности.
      Все присутствующие оценили инициативу 243-й штурмовой авиадивизии по установке огневой точки и считают возможным самолеты Ил-2, находящиеся в частях, оборудовать установкой. Конструкторскому бюро тов. Ильюшина поставлена задача - учесть опыт вашей дивизии и разработать более усовершенствованную заднюю кабину".
      Вскоре все самолеты Ил-2 стали выпускаться со второй кабиной, в которой устанавливался крупнокалиберный пулемет. Много сотен вражеских самолетов сбили потом воздушные стрелки. Более уверенно стали действовать над полем боя и летчики, поскольку задняя полусфера была теперь надежно защищена. Если раньше истребители противника безбоязненно подходили к штурмовику на 50-100 метров, то сейчас вынуждены были увеличить дистанцию открытия огня до 600-800 метров. Вопрос о прикрытии "илов" стал менее острым.
      * * *
      На нашем фронте сражалась большая группа опытных немецких летчиков-истребителей, вооруженных самолетами Ме-109ф и Ме-109. Действовали они дерзко, даже нагло. Поэтому некоторые наши командиры пришли к выводу, что против них можно сражаться только "большой кучей", становиться в круг и обороняться. Теперь, когда у врага появились скоростные истребители, такая тактика оказалась для нас явно невыгодной. Следовало решительно отказаться от нее, перейти от обороны к наступлению. Опыт учил, что победы можно добиться только активными действиями.
      Практика войны подтвердила, что основной боевой единицей в истребительной авиации является пара. Она должна быть слаженной, слетанной. Подбор ведущих и ведомых производился с учетом не только подготовки летчиков, но и их характеров, а также личных взаимоотношений между ними. Без особой на то необходимости состав пары мы старались не менять.
      Из наиболее опытных и храбрых летчиков была создана группа истребителей-асов. Им ставилась задача - дерзкой наступательной тактикой сбить спесь с врага, показать другим, как нужно истреблять захватчиков.
      В группу вошли Н. Шаров, Б. Ковзан, Коротков, И. Мо-туз, Деркач, Чубуков, Пучков и Чулаев.
      Первой образец мужества и мастерства показала четверка истребителей под командованием старшего лейтенанта Шарова. Встретившись с восьмеркой "мессершмиттов", она не отступила, а смело атаковала врага. Сбив три фашистских самолета, наши асы без потерь вернулись домой.
      Блестяще провела воздушный бой с двумя "мессер-шмиттами" пара лейтенанта Пучкова. Оба вражеских самолета были сбиты. Одним из выбросившихся с парашютом фашистских летчиков оказался обер-лейтенант Вернер, инструктор высшего пилотажа.
      Пара Чулаева дралась против тройки "мессершмиттов". И опять победа оказалась на нашей стороне. Советские истребители сбили два фашистских самолета.
      Успехи наших асов подняли дух у всех летчиков. Они увидели, что враг боится дерзких, решительных атак, теряется, когда против него применяют новые тактические приемы.
      Теперь советские летчики-истребители не боялись проникать в глубокий тыл противника, сами нападали на вражеские самолеты. Фашисты вынуждены были отказаться от полетов парами, потому что нередко становились легкой добычей наших асов. Они стали летать группами по 6-8 самолетов. Теперь уже мы врагу навязывали свою волю, заставляли менять тактику.
      Однажды против восьмерки "яков", возглавляемой командиром 744 иап майором С. Найденовым (она патрулировала над своими наземными войсками), гитлеровцы выслали 18 самолетов. Находясь на вспомогательном пункте управления, я сразу же узнал об этом и хотел было вызывать подкрепление, но Найденов по радио заверил меня, что они управятся сами.
      Бой начался на небольшом удалении от пункта управления, и мы хорошо видели, как он протекал. По команде майора Найденова наши летчики устремились навстречу противнику. Завязалась такая карусель, что определить, где свои, где чужие, временами было невозможно. В небе стоял надрывный гул моторов, глуховатый перестук авиационных пушек и трескотня пулеметов.
      Видим, на один из наших "яков" набросилась четверка "мессеров". С разных сторон к нему потянулись огненные трассы.
      - Эх, пропал парень! - обронил кто-то из стоявших рядом работников пункта управления.
      - Как это пропал? - возразил ему другой. - Смотри, как он сам их чехвостит.
      Удивляться было чему. Отколотый от группы, советский истребитель не только искусно оборонялся, но и смело атаковал.
      - Смотри какой молодец! - не удержался от восклицания майор Н. Ф. Щепанков из оперативного отдела, - Поджег-таки одного. Горишь, проклятый фашист!
      Потом мы узнали фамилию героя. Им оказался старший лейтенант И. Мотуз, уже не раз отличавшийся в воздушных схватках. В том бою летчик получил тяжелое ранение, но, истекая кровью, сражался до тех пор, пока фашисты, израсходовав боеприпасы, не повернули домой. Пять сбитых вражеских самолетов и один потерянный свой - таков итог неравного поединка. Как тут было не вспомнить крылатое суворовское изречение: "Воюют не числом, а умением".
      Война явилась для нас суровой школой. В ходе ее многое пришлось пересмотреть, решительно отказаться от старых тактических схем и приемов.
      Вначале, например, мы летали, как правило, плотным строем. И в этом была необходимость. Ведь радиостанции на большинстве самолетов отсутствовали. Управлять ими в воздухе приходилось лишь с помощью различных эволюции, покачиванием крыльев. Рассредоточить машины по высоте и по фронту, вдохновить людей в нужный момент словом командир группы не мог. Абсолютно глухой и немой, он напоминал собой наседку, которая боится далеко отпустить от себя цыплят. А воздушные бои на скоростных машинах потребовали прежде всего большого пространства. Успех сопутствовал тому, кто искусно маневрировал, умело использовал облака и атаки со стороны солнца, уверенно и оперативно управлял группой.
      Тем не менее радио внедрялось в авиации с большими потугами. Сказывалась привычка летать по старинке. Приходилось не только убеждать людей, но принимать самые решительные меры к тому, чтобы новый вид связи занял в авиационных частях подобающее место. Похвальную настойчивость в этом проявили Даниил Гаврилович Денисенко и его помощник майор Р. С. Терский.
      Большую роль в обеспечения четкого управления авиацией, особенно истребительной, сыграли передовые наблюдательные и командные пункты. Создавались они в районах боевых действий наземных войск.
      Ведь как было раньше? Командир стрелковой дивизии просит: "Товарищи! Сделайте так, чтобы авиация висела над войсками непрерывно. Она морально вдохновляет бойцов".
      Согласен. Моральный фактор имел немаловажное значение. Но у нас не хватало сил для того, чтобы обеспечить непрерывное пребывание самолетов над войсками, да и эффективность такого "висения" была незначительной. Когда же появились вспомогательные пункты управления (ВПУ), все стало выглядеть совершенно иначе.
      Находившиеся в войсках представители ВВС непрерывно информировали авиационных командиров об изменениях в боевой обстановке, в любой момент могли вызвать самолеты, нацелить и перенацелить их на те объекты, которые в данный момент представляют особую важность. Они также своевременно предупреждали летчиков об опасности.
      На передовые вспомогательные пункты управления выезжали не только командиры соединений и частей, но и рядовые летчики. Находясь там, они воочию убеждались, как внимательно следят за их действиями с земли, какую неоценимую помощь им нередко оказывают. Это заметно повысило ответственность летного состава за каждый боевой вылет, заставило их внимательно прислушиваться к голосу земли.
      В глухой деревушке, вплотную примыкавшей к Рамушевскому коридору, стояла полуразрушенная церковь. Из всех строений она только и уцелела. Одно время здесь размещался артиллерийский наблюдательный пункт, а потом сюда перебрались наши люди. Капитан И. В. Маргорский разместился на чердаке церкви, откуда открывался широкий обзор. Вступая в связь с вылетающими на задания самолетами, он информировал их о воздушной обстановке, предупреждал о появлении вражеских истребителей, словом, был глазами и ушами вспомогательного пункта управления.
      Вражеские бомбардировщики не раз совершали налеты на церковь. Видимо, противник знал, что она используется нами для управления авиацией. Однако Маргорский даже во время самых сильных бомбежек добивался бесперебойной и устойчивой связи с экипажами. Его смелость и находчивость во многом способствовали успеху в боевой работе авиачастей.
      Авиация, как и другие виды Вооруженных Сил, имеет свой тыл. Выше мы уже говорили о героизме и самоотверженности его многочисленных тружеников.
      Теперь хочется доброе слово сказать об инженерах и техниках П. Г. Коврижникове, Корчагине, Зубареве, В. И. Шурыгине, Ф. А. Шалине, П. С. Беликове, А. М. Григоряне, А. И. Субботине и других, которые делали все возможное и невозможное для поддержания самолетов в постоянной боевой готовности.
      Исключительно четко работали, несмотря на тяжелые фронтовые условия, специалисты 16-го авиаремпоезда, которыми руководил инженер-майор В. И. Кривко, 57-я стационарная авиационная мастерская, возглавляемая инженер-подполковником А. М. Прусовым, авиационные мастерские, руководимые инженер-полковником И. Г. Ивановым и Красницким.
      Авиация не может жить без аэродромов. Наши строители творили буквально чудеса, нередко подготавливая взлетно-посадочные полосы за считанные часы.
      Отдел авиационного строительства армии был укомплектован опытными инженерами, техниками, другими специалистами. Вначале этот коллектив возглавлял полковник В. А. Мясков, затем инженер-майор А. Б. Рабинович. Много сил и старания вкладывали в работу командир 14-го инженерно-аэродромного батальона майор Г. Т. Ворона и его заместитель по политической части М. Л. Парецкий, командиры батальонов Богновец, Чибисов, Иваненков, заместитель командира инженерно-аэродромного батальона инженер-капитан П. М. Юрин и другие.
      5-й отдельный инженерно-аэродромный батальон, например, в течение 1941 года создал в указанном районе целую аэродромную сеть. С этих аэродромов долго и активно действовала вся авиация Северо-Западного фронта. Другие четыре батальона также заблаговременно занялись подготовкой взлетно-посадочных полос. В помощь им мы направили два вновь сформированных подразделения.
      Кроме действующих строители создавали немало ложных аэродромов. При этом они проявляли немало выдумки и изобретательности. На местных деревообрабатывающих предприятиях из фанеры и досок сооружались макеты самолетов, автомашин и другой техники. С помощью хитроумных устройств вся эта бутафория приводилась в движение. Специально выделяемые экипажи имитировали взлеты и посадки.
      И враг нередко попадался на удочку. Тысячи тонн бомб он сбрасывал на пустыри.
      Охране аэродромов от ударов с воздуха способствовали маскировщики. Они действовали под руководством таких опытных специалистов, как майор Беляев, К. А. Щипин, С. М. Королев.
      Первая фронтовая зима, 1941/42 года, оказалась особенно тяжелой для аэродромщиков. Морозы доходили до 40-42 градусов, часто бушевали метели. Чтобы в этих условиях создавать новые и поддерживать в рабочем состоянии действующие аэродромы, специалистам приходилось проявлять максимум старания и смекалки. Кроме тракторов и автомашин, другой техникой они не располагали. Для уплотнения снега из подручных материалов сооружались деревянные катки, волокуши, всевозможные гладилки, струги, снеготаски.
      Как известно, до войны наши самолеты зимой летали на лыжах. Требования к аэродромам предъявлялись не такие уж жесткие. Но когда постановлением Государственного Комитета Обороны всю боевую авиацию поставили на колеса, работы у аэродромщиков заметно прибавилось.
      Но и здесь выход был найден. Там, где возможно, аэродромы стали строить на замерзших озерах.
      В январе 1942 года было приказано срочно подготовить аэродром в районе станции Лычково. Выехав на место, инженеры-изыскатели поначалу схватились за голову: кругом болота, причем они не промерзали даже в сильные холода, так как торф является хорошей теплоизоляционной прокладкой. Что делать? Пришлось подобрать более-менее ровный участок пахотной земли, разровнять его, утрамбовать, засыпать дренажные канавы.
      Аэродром был построен за двое суток. Там трудились сотни скромных воинов-героев. Распорядительностью и смекалкой блеснули тогда командир 14-го инженерно-аэродромного батальона Г. Т. Ворона, политработник М. Л. Парецкий, специалисты Чибисов, Коноплев, Мыс-ляков, Тараканов, Гуринов, Багновец, Раков, Дюбенко и многие другие. Во время бомбежки погиб опытный инже-нер-аэродромщик Петр Сидорович Минаев.
      Когда строили аэродром в Андреаполе, враг находился в трех километрах от города. Фашистские бомбардировщики по нескольку раз в день бомбили строителей. И все-таки задание было выполнено в рекордно короткий срок.
      На озере Пено строительством аэродрома руководил заместитель командира инженерно-аэродромного батальона инженер-капитан Павел Тюрин. В самый разгар работ туда прибыл начальник аэродромного строительства Рабинович.
      - Не успели к сроку, - пожаловался ему Тюрин. - Волокуш не хватает для вывозки снега.
      - А что, если мобилизовать бойцов с плащ-палатками? - подал мысль Рабинович. - Да и местное население охотно поможет.
      Выход нашелся. Общими усилиями за одни сутки была очищена от снега полоса длиной около километра и шириной 12-15 метров. Вскоре на ней приземлились самолеты и сразу же зарулили в капониры, вырытые в снегу. А через час, заправившись горючим и боеприпасами, они ушли на боевое задание.
      Зима для аэродромщиков была не только врагом, но и союзником: промерзший грунт по крепости напоминал бетон. А что делать весной, когда земля раскисает и вскрываются болота?
      Работники отдела аэродромного строительства заранее готовились к распутице, составляя всевозможные проекты. После консультаций с московской научно-исследовательской станцией было принято такое решение. С наступлением теплых дней одну часть аэродрома тщательно утрамбовать, а затем покрыть снегом и соломой, чтобы как можно дольше задержать снеготаяние. Другую же, наоборот, очистить от снега, посыпать сажей, золой и мелкой крошкой торфа, проделать канавы для стока воды. Пока будут проходить полеты со снежной полосы, вторая за это время подсохнет и тоже станет готовой к приему самолетов. Ведь полеты ни на один день не должны прекращаться.
      До войны существовала теория укрепления грунтов. Смысл ее сводился к тому, что по мере оттаивания земли надо вдавливать в нее щебенку и гравий. Но боевая практика, в частности в условиях северо-запада, эту теорию начисто отвергла. Из-за нее мы "погорели", например, весной 1943 года, когда попробовали таким способом укрепить взлетно-посадочную полосу в Крестцах. Мобилизовав весь наличный автотранспорт, за одну ночь завезли туда 15 тысяч кубометров гравия. Разровняли, начали уплотнять. И что же? Верхний слой земли тракторы, и автомобили так разрушили, что полоса превратилась в месиво. И сколько туда ни сыпали гравия, он исчезал в грязи, словно в бездне.
      Перед утром Рабинович звонит мне и докладывает:
      - Беда, все труды пропали...
      - Что думаете дальше делать? С рассветом начнется боевая работа, надо принимать самолеты, - говорю ему.
      - Бросаем эту полосу, начнем укатывать другую, рядом.
      Это нас и выручило. С укатанной полосы самолеты совершили несколько боевых вылетов в район Демянска.
      Особенно большой размах строительство получило летом 1942 года, когда по решению Государственного Комитета Обороны начала создаваться аэродромная сеть в оперативной и стратегической глубине. Наши инженерные батальоны за короткий срок соорудили более ста грунтовых аэродромов. Мастера-умельцы с помощью только топора и пилы построили прекрасные капониры для самолетов, складские помещения, командные пункты, укрытия для личного состава. Правда, нашим авиачастям не пришлось воспользоваться этими аэродромами, но они наверняка пригодились для других.
      * * *
      По вечерам или в ненастную погоду, когда в боевых действиях авиации наступало затишье, я любил завернуть на огонек в политотдел. Люди там подобрались толковые, и с ними интересно было беседовать.
      Но чаще всего политотдел пустовал. В таких случаях дежурный в шутку говорил: "Все ушли на фронт". И действительно, работники политотдела дневали и ночевали на аэродромах, помогая командирам, политработникам, партийным и комсомольским организациям в воспитании людей, в подъеме их боевой активности. Пример им подавал их начальник полковник Я. И. Драйчук. Политотдельцы хорошо знали положение дел на местах, снабжали меня и штаб объективной и исчерпывающей информацией.
      В частях работники политотдела пользовались уважением и авторитетом. Взять, к примеру, лектора майора Жаркова, которого многие авиаторы попросту звали Сашей.
      - Пришлите Сашу, - просили летчики или ремонтники. - Он хорошо читает лекции о международном положении.
      Не только Александр Жарков, но и другие работники политотдела армии майоры С. Козлов, А. Юшко, Н. Батин, А. Севидов, капитаны Ольховатов и Кузнецов - всегда были желанными людьми в авиационных частях и тыловых подразделениях. А помощник начальника политотдела по работе среди комсомольцев капитан А.Славинский вообще никогда не сидел в политотделе. Он находился в гуще молодежи, которой в армии было довольно много, проводил комсомольские собрания, организовывал тематические вечера и встречи с отличившимися в боях, был душой различных культурных мероприятий в часы досуга.
      Как тут не вспомнить проникновенные ленинские слова о важности и значимости политической работы: "Где наиболее заботливо проводится политработа в войсках и работа комиссаров, там нет расхлябанности в армии, там лучше ее строй и ее дух, там больше побед".
      В армии выходила газета "Сокол Родины". Редактировал ее опытный журналист майор А. Рутман, Сотрудниками редакции были П. Прошин, С. Красильщик, М. Рогов, П. Горшков, В. Кучин и другие товарищи. Они неплохо знали летное дело и были, как и работники политотдела, тесно связаны с частями. Все наиболее важные события находили оперативное и яркое отражение в армейской печати.
      Хорошую помощь редакции армейской газеты оказывали писатели и маститые журналисты, навещавшие Северо-Западный фронт.
      В 1942 году в Выползово, где находился штаб нашей воздушной армии, приехал из Москвы поэт Сергей Михалков. Его, видимо, так захватила боевая жизнь авиаторов, что он надолго остался у нас. "Приписали" мы его к редакции.
      Внимание писателя сразу же привлекла колоритная фигура бесстрашного истребителя Алексея Смирнова, слава о котором гремела по всему фронту. Ему посвящались статьи в нашей и во фронтовой газетах. Да и сам летчик в свободные от боев часы кое-что пописывал. Его статьи вначале печатались в "Соколе Родины". Потом мы объединили их и издали отдельной книжкой под названием "Слагаемые победы". На основе личной практики и опыта товарищей А. Смирнов просто и убедительно рассказывал, как лучше уничтожать вражеские самолеты, как использовать в воздушных боях внезапность, хитрость и смекалку, чтобы побеждать даже численно превосходящего противника. К тому времени отважный истребитель имел на своем счету уже 16 сбитых самолетов врага, был представлен к званию Героя Советского Союза.
      Писатель познакомился с Алексеем, а потом узнал, что в другой части служит его однофамилец Василий Смирнов. Молоденький, подстриженный под ежика, летчик ничем не выделялся среди товарищей. Но слава о нем, о его мужестве и мастерстве, вышла уже далеко за пределы части. Василий Смирнов особенно проявил себя как мастер воздушной разведки.
      Сергея Владимировича Михалкова заинтересовали эти легендарно смелые бойцы-однофамильцы, и он посвятил им стихотворение, так и озаглавленное "Смирновы". Когда черновой вариант был готов, писатель пришел к Якову Ивановичу Драйчуку и дал ему прочитать.
      - Все хорошо, Сергей Владимирович, - сказал ему начальник политотдела. Только деревня у вас выглядит какой-то лубочной. Я сам родился в глухой белорусской деревушке, знаю ее.
      - Возможно, возможно, - охотно согласился Михалков. - Я ведь городской житель.
      Драйчук посоветовал, что и как следовало бы поправить. Через день Михалков принес на просмотр новый вариант стихотворения. В таком виде оно и было опубликовано в армейской газете.
      Если полистать фронтовые страницы "Сокола Родины", то там можно встретить немало стихотворений Сергея Михалкова. Они воспитывали у авиаторов жгучую ненависть к врагу, прославляли героизм и мужество советских воздушных бойцов.
      В ноябре 1942 года 288-му штурмовому авиационному полку присвоили звание "Гвардейский". С. В. Михалков тут же откликнулся на это событие и посвятил героям полка марш. Поэма С. Михалкова "Мать солдатская" печаталась в нескольких номерах нашей газеты. Поэтому я, не раздумывая, подписал представление к награждению поэта орденом Красной Звезды и через некоторое время с удовлетворением вручил ему заслуженную награду.
      В газете кроме стихов, рассказов и корреспонденции часто печатались письма воинам от родных. Вспоминается такой эпизод. Как-то вечером зашел ко мне Яков Иванович, вынул из папки исписанный карандашом треугольничек и говорит:
      - Прочтите, Федор Петрович. Меня это письмо до глубины сердца тронуло.
      - Что за письмо? - спрашиваю его.
      - Пишет мать нашего солдата Дарья Макарова из деревни Матосово, которую недавно освободили наши войска. Мне его переслал замполит полка.
      Я начал читать и с первых же строк понял, какая душевная боль водила рукой старой крестьянки.
      "Дорогой сыночек Ванюша, - писала женщина, - чернил не хватит на то, чтобы описать, какие мучения мы приняли от немцев. Забрали у меня всю птицу, поросенка, а потом и лошадь. Дом, конюшню, баню немцы разобрали окопы свои покрывать. Жили мы в лесу. Ели мох, лепешки из опилок. От голода умерли братья твои Миша и Коля. Алеше все внутренности немцы отбили. Меня тоже били по голове..."
      В заключение письма мать наказывала сыну: "Бей, Ванюша, немцев нещадно за наши мученья, не жалей их, супостатов. Я, твои братья Алеша, Вася, Володя и сестра Нюра целуем тебя".
      О зверствах гитлеровцев на оккупированной ими советской территории я слышал и читал немало, но этот живой человеческий документ взволновал меня необычайно. Я мысленно представил, как старая крестьянка с кучей малых детей, изгнанная из собственного дома, ютилась где-то в лесу, в наспех вырытой норе-землянке, и терпела неимоверные лишения. Двое погибли с голоду, Алеше отбили все внутренности... А сколько таких матерей, которым враг затмил солнце, лишил их всего, что добывалось нелегким трудом.
      Воспитание ненависти к врагу было тогда такой же необходимостью, как обучение владеть автоматом, пулеметом, гранатой. И мы делали все, чтобы разжечь священный гнев бойцов к фашистским убийцам и насильникам, Бесхитростное письмо старой крестьянки было убедительным обличающим документом. Поэтому я посоветовал Якову Ивановичу:
      - Надо его обязательно напечатать в газете. Пусть все знают, что принес на нашу землю фашизм.
      - Мы тоже в политотделе так решили, - поддержал Драйчук. - А политработникам потом дадим указание зачитать письмо в каждом подразделении.
      - Кстати, не забудьте напомнить им и о Вове Николаеве, - сказал я Драйчуку.
      - Да, да, и о Вове тоже, - согласился Яков Иванович.
      Вову Николаева, одиннадцатилетнего мальчонку, наши автомобилисты обнаружили в придорожной канаве. Его мать убило осколком фашистской бомбы, когда она с сыном шла, видимо, в соседнюю деревню. До смерти напуганный парнишка сжался в комочек, когда к нему подошли наши солдаты. Мать похоронили, а мальчонку взяли к себе на воспитание летчики. Девушки-связисты сшили ему гимнастерку, подобрали пилотку. Весь полк заботился о нем, как о родном сыне.
      - А где твой отец? - спросили Вову.
      - На фронте убили.
      Мальчик-сирота прижился в полку, помогал летчикам и техникам чем мог, а они перенесли на него всю свою нерастраченную любовь к детям. Однажды при подготовке к боевому вылету кто-то из техников вытащил из кармана кусок мела и попросил Вову написать на бомбах, подвезенных к самолетам, по два слова: "За папу!", "За маму!"
      Местный фотограф запечатлел эту сцену на фотопленку. Снимок был напечатан в армейской газете. Сергей Михалков сопроводил его взволнованными строками:
      Лишившийся отца
      И материнской ласки,
      Приют нашедший
      В части фронтовой,
      Он на литом боку
      Таящей смерть фугаски
      Как приговор врагу
      Оставил почерк свой.
      И в яростный момент бомбометанья,
      Вселяя страх в немецкие сердца,
      Священным будет мщенье в сочетанье
      Руки ребенка и руки бойца.
      В один из осенних дней на нашем аэродроме приземлился истребительный авиаполк. В боях под Воронежем им командовал Герой Советского Союза С. И. Миронов, а теперь - его бывший заместитель О. М. Родионов, тоже храбрый летчик и умелый организатор. Прежнего командира выдвинули на дивизию.
      Мы встречали полк вместе с командиром дивизии Георгием Ивановым. Прилетели пока только две эскадрильи. Третья задержалась на прежнем месте, чтобы завершить подготовку молодых летчиков.
      Знакомимся с людьми: молодец к молодцу. У каждого на груди по четыре-пять боевых наград. Петр Углянский, Анатолий Кисляков, Федор Мазурин, Николай Пасько, Алексей Быковец - кого ни возьми - каждый мастер воздушного боя. На счету у них по десяти и более сбитых вражеских самолетов.
      В то время на нашем фронте было затишье, и мы решили дать летчикам возможность хорошенько ознакомиться с особенностями местных условий. Им поставили также задачу - изучить наш боевой опыт, который был уже обобщен штабом и политотделом армии.
      На исходе 1942 года началась подготовка к наступательной операции. В декабре на фронт прибыл специальный самолет-разведчик Ту-2. По заданию Верховного Главнокомандования его экипаж должен был разведать и сфотографировать демянский плацдарм противника. Москва предупредила: в полетах охранять самолет с особой тщательностью. Командующий поручил мне лично проследить за этим.
      - Кого пошлем на сопровождение? - спрашиваю у командира полка подполковника Родионова.
      - Эскадрилью капитана Кислякова. Там подобрался отличный летный состав.
      Пригласил я их, проинструктировал, а утром 30 декабря они вместе с экипажем Ту-2 вылетели на задание. А. В. Кислякова предупредил: за разведчика отвечаешь головой.
      Казалось, все было предусмотрено: определены маршрут и профиль полета, указаны зоны наибольшего сосредоточения вражеской зенитной артиллерии и рубежи вероятных встреч с истребителями противника. Но боевая действительность всегда может внести свои коррективы, порой самые неожиданные.
      Так случилось и на этот раз. Не успели самолеты набрать заданную высоту, как к аэродрому приблизилась восьмерка "мессершмиттов". Видимо, они не заметили советских истребителей, зато наши сверху их сразу же обнаружили.
      - Сзади "мессеры"! - послышался голос старшего лейтенанта В. Безродного.
      Командир эскадрильи, забыв на время об основном задании, подал команду атаковать и, развернувшись, первым устремился к ведущей паре. Короткая очередь, и один из вражеских самолетов, вспыхнув, пошел к земле. Искусным маневром Кисляков зашел в хвост другому вражескому истребителю. Огонь открыл с дистанции 50-70 метров. "Мессер", распустив шлейф густого дыма, развернулся и стал уходить. Упустить врага Кисляков не мог. Он нагнал его над городом Валдай, но, увидев, что тот выпустил шасси и собирается сесть на озеро, не стал больше стрелять. Ведь враг подбит и садится на нашей территории. Все равно его возьмут в плен.
      Пока Кисляков дрался с ведущей парой, Николай Пасько и Владислав Лоренц тоже подбили по одному вражескому истребителю. Они сели на льду того же озера, около Валдая. Подоспевшие солдаты захватили всех трех фашистских летчиков в плен.
      Четыре сбитых самолета! Победа блестящая! Но тут командир эскадрильи, разгоряченный боем, вдруг вспомнил о воздушном разведчике. Где он? Набрав высоту, Кисляков устремляется к линии фронта, до рези в глазах всматривается в горизонт, но обнаружить Ту-2 никак не может. Глянул на приборы и ахнул: бензина осталось только на обратный путь до своего аэродрома.
      С тяжелым чувством возвращался Кисляков домой. Если противнику удалось сбить нашего воздушного разведчика - трибунала не миновать. Никто не посмотрит на его прошлые заслуги и не примет во внимание блестящую победу в только что закончившемся поединке с "мессерами". Какова же была радость комэска, когда он увидел над аэродромом Выползово заходившего на посадку Ту2. Позже выяснилось, что воздушный разведчик не стал дожидаться, когда истребители сопровождения закончат бой, один прошел по намеченному маршруту и сделал все, что требовалось.
      Однако удача не смягчила гнева генерала Кондратюка. Он приказал командиру дивизии Иванову строго наказать не только Кислякова, но и всех летчиков его группы.
      Мне тоже тогда было сделано замечание. Но потом, поостыв, командующий смилостивился к истребителям сопровождения. Все-таки задание воздушный разведчик выполнил, а в активе нашей армии появилось еще четыре сбитых вражеских самолета. К тому же три немецких летчика были взяты в плен. Разве плохо?