- Сюда, сюда! - кричала она, показывая на свободный стул около себя.
      Вихров, не находя, о чем бы больше говорить с невестой, отошел и сел около Катишь.
      Юлия же как бы больше механически подала руку жениху, стала ходить с ним по зале - и при этом весьма нередко повертывала голову в ту сторону, где сидел Вихров. У того между тем сейчас же начался довольно интересный разговор с m-lle Прыхиной.
      - Я только сейчас услыхала, что вы приехали в деревню и будете здесь жить, - говорила она, втягивая в себя воздух носом, - и мне будет еще нужно серьезно об одной вещи поговорить с вами!.. - прибавила она.
      - О какой это? - спросил Вихров.
      - Ну, теперь еще не скажу, а завтра. Будемте лучше говорить об вас; отчего вы на здешней-то госпоже не женились? - прибавила она и явно своим носом указала на Юлию.
      - Это с какой стати? - возразил ей Вихров.
      - А с такой, что, когда она ехала к братьям, так сейчас было видно, что она до сумасшествия была в вас влюблена, - и теперь-то за этого хомяка идет, вероятно, от досады, что не удалось за вас.
      Дальновидную Катишь в этом случае было трудней обмануть, чем кого-либо. Она сразу поняла истинную причину решения Юлии - выйти замуж, и вместе с тем глубоко в душе не одобряла ее выбор: Живин всегда ей казался слишком обыкновенным, слишком прозаическим человеком.
      - Ничего этого никогда не было и быть не могло! - возразил ей Вихров.
      - Ну да, не было, знаю я вас - и знаю, какой вы хитрый в этом случае человек! - отвечала она.
      Беседа их была прервана приездом Кергеля. Сей милый человек был на этот раз какой-то растерянный: коричневый фрак со светлыми пуговицами заменен на нем был черным, поношенным, обдерганным; жилетка тоже была какая-то шелковенькая и вряд ли не худая на карманах, и один только хохолок был по-прежнему завит. Услышав, что на девичнике Вихров, он прямо подошел к нему.
      - Не могу и выразить, как я счастлив, видя вас снова посреди нашей семьи! - говорил он, прижимая руку к сердцу.
      - И я также очень рад, что вижу вас, - отвечал Вихров, тоже дружески пожимая его руку.
      - Здравствуйте! - произнес Кергель и m-lle Прыхиной.
      - Здравствуйте! - отвечала ему и та совершенно покойным голосом.
      Они давно уже помирились, и прежнее чувство пылкой и скоропреходящей любви в них заменилось прочным чувством дружбы.
      Кергель подсел третьим лицом в их беседу.
      - Слышали мы, - продолжал он, обращаясь к Вихрову, - что над вами разразилась гроза; но вы, как дуб могучий, выдержали ее и снова возвратились к нам.
      - Скорей, как лоза, изогнулся и выдержал бурю, - произнес, усмехаясь, Вихров.
      - Ну-с, это я думаю, не в характере вашем, - возразил ему Кергель.
      - А как вы поживаете? - спросил его Вихров, заинтересованный чересчур уж бедным туалетом приятеля.
      - Что, я как поживаю - дурно-с, очень дурно!.. Без места, состояния почти не имею никакого; надобно бы, конечно, ехать в Петербург, но все как-то еще собраться не могу.
      И Кергель при этом горько улыбнулся.
      - Monsieur Кергель занимал такое место, на котором другие тысячи наживали, а у него сотни рублей не осталось, - произнесла m-lle Катишь и махнула при этом носом в сторону.
      Как и всех своих друзей, она и Кергеля в настоящее время хвалила и превозносила до небес.
      - Ста рублей не осталось, - повторил за ней и тот искреннейшим голосом.
      - Но какое же место вы желали бы иметь? - спросил его Вихров.
      - Всякое, какое дало бы мне кусок хлеба, - отвечал Кергель, разводя руками.
      - Вот видите что, - начал Вихров, - губернатором в ту губернию, в которой я служил, назначен мой хороший знакомый, прежний владелец Воздвиженского, - и если я ему напишу, то он послушается, кажется, моей рекомендации.
      Покуда Вихров говорил это, Кергель и m-lle Катишь превратились все во внимание.
      - Вы бы сделали для меня истинное благодеяние, - произнес первый, не зная, кажется, как и выразить овладевшее им чувство благодарности.
      - Павел Михайлыч, вероятно, и сделает это по своей доброте! подхватила и Катишь каким-то уж повелительным голосом.
      - Непременно сделаю, завтра же напишу, - сказал Вихров.
      Кергель поблагодарил его только уже кивком головы.
      К этой группе, наконец, подошла невеста с женихом. Юлия несколько времени стояла перед ними молча. Она явно выказывала желание поговорить с Вихровым. Тот понял это и встал.
      - Я вашего батюшки не вижу, - сказал он, в самом деле заметив, что он до сих пор еще не видал старика.
      - Он так слаб, что уж и не выходит из своей комнаты, - отвечала она. Вот так, одна-одинехонька и выхожу замуж, - прибавила она, и Вихров заметил, что у нее при этом как будто бы навернулись слезы. В это время они шли уже вдвоем по зале.
      - Ну, что ж, зато вы выходите за отличнейшего человека, - сказал ей негромко Вихров.
      - Дай бог, чтобы я-то была достойна его, - сказала Юлия. - Конечно, я уж не могу принести ему ни молодого сердца, ни свежего чувства, но, по крайней мере, буду ему покорна и честно исполню свой долг.
      При этом Юлия так дергала свою жемчужную нитку, что та лопнула у ней, и жемчуг рассыпался. Вихров нагнулся и хотел было поднять.
      - Не трудитесь, человек подберет! Подбери! - сказала она почти с каким-то презрением проходившему лакею. Тот собрал и подал. Она бросила жемчуг в пепельницу и снова обернулась к продолжавшему все еще стоять около нее Вихрову.
      - Я Живина предпочла другим, потому что он все-таки человек одинаких с вами убеждений, - проговорила она.
      - Вы и не ошибетесь в нем, - сказал он на это ей глухим голосом.
      В день свадьбы Вихров чувствовал какую-то тревогу и как бы ожидал чего-то; часа в четыре он поехал к жениху; того застал тоже в тревоге и даже расплаканным; бывшего там Кергеля - тоже серьезным и, по-вчерашнему, в сквернейшем его фрачишке; он был посаженым отцом у Живина и благословлял того.
      Наконец, они отправились в знакомый нам собор; Вихров поехал потом за невестой. Ту вывели какие-то две полные дамы; за ними шла Катишь, расфранченная, но с целыми потоками слез по щекам, которые вряд ли не были немножко и подрумянены.
      Когда невесту привезли в церковь, то ее провели на левую сторону, а жених стоял на правой. Вихрову было тяжело видеть эту церемонию. Он очень хорошо понимал, что приятель его в этом случае сильнейшим образом обманывался, да вряд ли не обманывалась и невеста, думавшая и желавшая честно исполнить свой долг перед мужем. По возвращении свадебного поезда домой, молодые сначала сходили к отцу, потом подали шампанское - и пошли радостные поздравления с поцелуями и со слезами. Поздравил также и Вихров молодую, которая на этот раз обнаружила какой-то стыд перед ним: ей, кажется, по преимуществу, совестно было того, что потом с ней последует.
      - Как к вам идет ваш брачный вуаль! - сказал он ей, чтобы что-нибудь сказать.
      - Да! - отвечала она, краснея и потупляя голову.
      Вихров вскоре после того хотел было и уехать, но за ним зорко следила m-lle Прыхина. Каким-то вороном мрачным ходила она по зале и, как только заметила, что Вихров один, подошла к нему и сказала ему почти строгим голосом:
      - Когда вы поедете домой, то возьмите меня с собой в коляску. Мне надобно вам многое рассказать.
      - Что такое? - спросил Вихров, начинавший уже несколько и пугаться ее слов.
      - Там скажу ужо! - прибавила Катишь еще более мрачным голосом.
      Вихров сейчас же после того собрался, и когда раскланялся с молодыми и вышел в переднюю, то m-lle Катишь, в бурнусе и шляпке, дожидалась уже его там. Без всякого предложения, она села первая в его коляску и, когда они отъехали, начала несколько насмешливым голосом:
      - Вы теперь едете со свадьбы от одной вашей жертвы, - не почувствуете ли, может быть, жалости к другой вашей жертве?
      - К какой моей другой жертве? - спросил ее Вихров.
      - К Фатеевой.
      Вихров посмотрел на нее.
      - Вы, кажется, сами об ней переменили мнение? - спросил он ее.
      - Бог с ней, какое бы об ней ни было мое мнение, но она умирает теперь.
      - Умирает? - спросил Вихров.
      - В страшнейшей чахотке; вчерашний день, как я увидала вас, мне сейчас же пришла в голову мысль, что не подействует ли благодетельно на нее, если она увидит вас, - и сегодня я была у ней. Она в восторге от этого свидания, и вы непременно должны ехать к ней.
      Вихрова точно кинжалом ударило в сердце это известие.
      - Послушайте, я сам теперь измучен и истерзан нравственно и физически; мне очень тяжело будет это сделать.
      - Вы должны ехать к ней - это ваш долг, - повторила Катишь каким-то даже гробовым голосом, - через неделю, много - через две, она умрет.
      Совесть Вихрову говорила, что, в самом деле, он должен был это сделать.
      - Но для чего она, по преимуществу, желает видеть меня? - спросил он.
      - Да чтобы полюбоваться вот на милые черты, - отвечала Катишь и с каким-то озлоблением развела руками.
      - Но ведь для нее не я один представляю милые черты!
      - Тсс, тише! Не смейте этого говорить про умирающую! - перебила его басом Катишь. - То-то и несчастье наше, что ваши-то черты милей, видно, всех были и незаменимы уж ничьими.
      Понятно, что добрая Катишь все уже простила Фатеевой и по-прежнему ее любила.
      - Где же она живет? - спросил Вихров.
      - Я вам покажу; завтра в одиннадцать часов заезжайте ко мне - и поедемте вместе. Теперь еще о Кергеле: написали вы об нем губернатору или нет?
      - Нет еще.
      - Сегодня же извольте, сейчас написать, - приказывала Катишь, - и кроме того: отсюда сестер милосердия вызывают в Севастополь, - попросите губернатора, чтобы он определил меня туда; я желаю идти.
      - С какой же целью?
      - С такой же, что не желаю, во-первых, обременять старика-отца, у которого и службы теперь нет.
      Катишь и никогда почти не обременяла его и жила всегда или своими трудами, или подарками от своих подруг.
      - Наконец это и интересно очень: война, ружья, пальба, может быть, убьют меня. Сегодня же напишите! - заключила она, вылезая, наконец, из экипажа перед своим домом.
      Вихров очутился на этот раз под каким-то обаянием m-lle Катишь. Приехав домой, он сейчас же написал письмо к Абрееву - как об ней, так и об Кергеле, выразившись о последнем, что "если вашему превосходительству желательно иметь честного чиновника, то отвечаю вам за г-на Кергеля, как за самого себя"; а Катишь он рекомендовал так: "Девица эта, при весьма некрасивой наружности, самых высоких нравственных качеств".
      IV
      СВИДАНИЕ С ФАТЕЕВОЙ
      На другой день, как нарочно, стояла мрачная, сырая погода. У Вихрова было очень нехорошо на душе. Главное, его беспокоило то, что о чем будет с ним говорить Фатеева? Не станет ли она ему говорить о прежних его чувствах к ней, укорять его?.. Но, во всяком случае, это свидание будет, вероятно, несколько сентиментальное. Тому, что будто бы m-me Фатеева была очень больна, как говорила m-lle Прыхина, - Вихров не совсем верил; вероятно, сия достойная девица, по пылкости своего воображения, много тут прибавляла. Часу в одиннадцатом, однако, он велел заложить экипаж и поехал в город. Катишь уже ожидала его в небольшой зальце своего дома и была по-прежнему совсем готова - в шляпке и бурнусе. С тем же серьезным лицом, как и вчера, она села в экипаж и начала приказывать кучеру, куда ехать: "Направо, налево!" говорила она повелительным голосом.
      Вихров при этом невольно заметил, что они проехали все большие улицы и на самом почти выезде из города въехали в глухой и грязный переулок и остановились перед небольшим домиком.
      - В каком захолустье она живет! - проговорил он.
      - Да, она немножко нуждается в средствах, - отвечала Катишь. - Хорошо то, по крайней мере, - продолжала она, вводя Вихрова по небольшой лесенке, что Клеопаша приучит меня к званию сестры милосердия.
      - Приучит? - повторил Вихров.
      - Да, я ведь у нее провожу все дни мои и ночи - и только вот на свадьбу Юлии выпорхнула от нее.
      Потом они вошли в крошечное, но чистенькое зальце, повернули затем в наугольную комнату, всю устланную ковром, где увидали Клеопатру Петровну сидящею около постели в креслах; одета она была с явным кокетством: в новеньком платье, с чистенькими воротничками и нарукавничками, с безукоризненно причесанною головою; когда же Вихров взглянул ей в лицо, то чуть не вскрикнул: она - мало того, что была худа, но как бы изглодана болезнью, и, как ему показалось, на лбу у ней выступал уже предсмертный лихорадочный пот.
      - Благодарю вас, что вы приехали ко мне, - говорила m-me Фатеева, привставая немного со своих кресел, и сама при этом несколько покраснела в лице.
      - Еще бы не приехать! - подхватила Катишь. - Однако вы сегодня изволите сидеть, а не лежать! - прибавила она Фатеевой.
      - Это вот я для него встала, - отвечала та, показывая с улыбкою на Вихрова.
      - Зачем же для меня? Бога ради, лягте! - произнес тот.
      - Нет, я не настолько больна, могу еще сидеть, - возразила Фатеева. Ну, садитесь, только поближе ко мне.
      Вихров сел очень близко около нее.
      Катишь держала себя у подруги своей, как в очень знакомом ей пепелище: осмотрела - все ли было в комнате прибрано, переглядела все лекарства, затем ушла в соседнюю заднюю комнату и начала о чем-то продолжительно разговаривать с горничною Фатеевой. Она, конечно, сделала это с целью, чтобы оставить Вихрова с Фатеевой наедине, и полагала, что эти два, некогда обожавшие друг друга, существа непременно пожелают поцеловаться между собой, так как поцелуй m-lle Прыхина считала высшим блаженством, какое только существует для человека на земле; но Вихров и m-me Фатеева и не думали целоваться.
      - Давно ли вы больны? - спросил ее тот.
      - Месяца два или даже больше, - отвечала с какой-то досадой Фатеева, и главное, меня в деревню не пускают; ну, здесь какой уж воздух! Во-первых город, потом - стоит на озере, вредные испарения разные, и я чувствую, что мне дышать здесь нечем!..
      - Но нельзя же вам быть без докторского надзора.
      - Мне решительно не нужно доктора, решительно! - возражала Фатеева. - У меня ничего нет, кроме как лихорадки от этого сырого воздуха - маленький озноб и жар я чувствую, и больше ничего - это на свежем воздухе сейчас пройдет.
      - Но здесь все-таки скорее пройдет при помощи медика, - говорил ей Вихров.
      - Никогда! - возражала Фатеева. - Потому что я душевно здесь гораздо более расстроена: у меня в деревне идет полевая работа, кто же за ней присматривает? Я все ведь сама - и везде одна.
      - Ну, бог с нею, с полевою работою!
      - Как, друг мой, бог с нею? Я только этим и живу. Мне на днях вот надо вносить в опекунский совет.
      - Вы об этом не беспокойтесь. Вы пришлите мне сказать, сколько и когда вам надо заплатить в совет, я и пошлю.
      - Merci за это, но еще, кроме того, - продолжала m-me Фатеева видимо беспокойным голосом, - мне маленькое наследство в Малороссии после дяди досталось; надобно бы было ехать получать его, а меня не пускает ни этот доктор, ни эта несносная Катишь.
      - Чем несносная Катишь, чем? - говорила та, входя в это время в комнату.
      - Тем, что не пускаешь меня в Малороссию.
      - Успеешь еще съездить, когда совсем поправишься, - отвечала та как бы совершенно равнодушным голосом.
      - Да, у вас никогда не выздоровеешь, - все будете вы говорить, что больна.
      - Ей всего недели две осталось жить, а она думает ехать в Малороссию, шепнула Катишь Вихрову; у него, впрочем, уж и без того как ножом резала душу вся эта сцена.
      - А как там, Вихров, в моем новом именьице, что мне досталось, хорошо! - воскликнула Клеопатра Петровна. - Май месяц всегда в Малороссии бывает превосходный; усадьба у меня на крутой горе - и прямо с этой горы в реку; вода в реке чудная - я стану купаться в ней, ах, отлично! Потом буду есть арбузы, вишни; жажда меня эта проклятая не будет мучить там, и как бы мне теперь пить хотелось!
      - Выпей оршаду! - сказала ей Прыхина.
      - Нет, гадок он мне - не хочу!..
      - Расскажите ей что-нибудь интересное; не давайте ей много самой говорить! Ей не велят этого, - шепнула Прыхина Вихрову.
      - Что же ей рассказывать, я, ей-богу, не знаю! - отвечал ей тоже шепотом Вихров.
      - Ну, да что-нибудь, досадный какой! - возразила ему Прыхина. - Павел Михайлович хочет тебе рассказать про свою жизнь и службу, - сказала она вслух Фатеевой.
      - Что же он хочет рассказать? - спросила та.
      - Ну, рассказывайте! - обратилась к нему настойчиво Прыхина.
      Вихров решительно не находил, что ему рассказать.
      - Что же мне такое рассказать вам? - как бы спросил он.
      - Что же, вы побед там много имели? - спросила его сама уже Фатеева.
      Вихров и на это не знал, что отвечать. Он поспешил, впрочем, взглянуть на Прыхину. Та легонько, но отрицательно покачала ему головой.
      - Какие мои победы? Стар я для этого становлюсь, - отвечал он.
      - Ну, не очень еще, я думаю, стар, - возразила с улыбкой Фатеева. - В той губернии, где были вы, и Цапкин, кажется, служит? - прибавила она, нахмуривая уже свои брови.
      - Там же, - отвечал Вихров, потупляясь.
      М-lle Прыхина при этом даже несколько сконфузилась.
      - Что же, вы видали его? - продолжала Фатеева.
      - Видел раз.
      - Переменился он или нет?
      - Мало, бакенбарды только отпустил.
      - Мне сказывали, - продолжала Фатеева с грустной усмешкой, - что жена его поколачивает.
      Понятно, что Клеопатра Петровна о всех своих сердечных отношениях говорила совершенно свободно - и вряд ли в глубине души своей не сознавала, что для нее все уже кончено на свете, и если предавалась иногда материальным заботам, то в этом случае в ней чисто говорил один только животный инстинкт всякого живого существа, желающего и стремящегося сохранить и обеспечить свое существование.
      - При его росте это не мудрено, - отвечал ей Вихров.
      - Да, росту, да и души, пожалуй, он - небольшой, - произнесла как-то протяжно Клеопатра Петровна. - А помните ли, - продолжала она, - как мы в карты играли?.. Давайте теперь в карты играть, а то мне как-то очень скучно!
      - Но тебе не вредно разве это будет? - спросила ее Прыхина.
      - Нисколько, мне скука вреднее всего!.. А вы будете со мной играть? прибавила она, обращаясь к Вихрову.
      - Если вы хотите, - отвечал ей тот.
      - Ну, так вот мы и станем втроем играть, - продолжала Клеопатра Петровна, - только вы выйдите на минутку: я платье распущу немножко, а то я очень уж для вас выфрантилась, - ступайте, я сейчас позову вас.
      Вихров с Катишь вышли в зало - у этой доброй девушки сейчас же слезы показались на глазах.
      - Какова, а? - спросила она, указывая головой на дверь Клеопатры Петровны. - Видеть ее не могу, и все фантазирует: и то-то она сделает, и другое... Уж вы, Вихров, ездите к ней почаще, - прибавила она.
      - Непременно, - отвечал он, исполненный почти рыданий в душе.
      - Потому что доктор мне сказывал, - продолжала Катишь, - что она может еще пожить несколько времени, если окружена будет все приятными впечатлениями, а чего же ей приятнее, как ни видеть вас!
      На этих словах в зало вошла знакомая Вихрову Марья, глаза у которой сделались совсем оловянными и лицо сморщилось.
      - Что, Маша, забыла уж моего Ивана? - не утерпел и пошутил с ней Вихров.
      - Ну его к ляду, судырь, бог с ним! - отвечала она. - Пожалуйте-с, вас просит Клеопатра Петровна.
      - Вы старайтесь ей проигрывать, у ней теперь денег нет - и это будет ее волновать, если она будет проигрывать, - шепнула Вихрову Катишь.
      Когда они возвратились к Клеопатре Петровне, она сидела уж за карточным столом, закутанная в шаль. На первых порах Клеопатра Петровна принялась играть с большим одушевлением: она обдумывала каждый ход, мастерски разыгрывала каждую игру; но Вихров отчасти с умыслом, а частью и от неуменья и рассеянности с самого же начала стал страшно проигрывать. Катишь тоже подбрасывала больше карты, главное же внимание ее было обращено на больную, чтобы та не очень уж агитировалась.
      - Как, однако, вы дурно играете! - воскликнула Клеопатра Петровна Вихрову.
      - Да, я давно уж не играл - и, кроме того, несчастлив очень - ничего не идет.
      - Зато вы в любви счастливы, - произнесла опять с какою-то горькою усмешкою Клеопатра Петровна.
      Вихров на это промолчал и даже немного потупился.
      - А вот я так наоборот: в картах счастлива, зато в любви несчастлива, прибавила с прежнею горькою ирониею Фатеева.
      - Счастлива и ты, - подхватила Прыхина.
      - Кто же меня еще любит? Разве вот он еще немножко любит, - проговорила Клеопатра Петровна, указывая на Вихрова.
      - И он любит, - отвечала Катишь. - Ведь вы любите ее? - отнеслась она к Вихрову.
      - Люблю, - отвечал он, и слезы против воли послышались в его голосе.
      - Нет, уж нынче не любит, - подхватила Фатеева. - Однако будет играть! Мне что-то очень нехорошо!.. - прибавила она, кладя карты и отодвигая от себя стол.
      - Конечно, будет! - подхватила Прыхина уже встревоженным голосом.
      - Будет сегодня! - повторила еще раз Фатеева, протягивая Вихрову руку.
      - Ну, так я уеду, а вы отдохните, - говорил он, пожимая ей руку.
      - Да, я отдохну; только вы смотрите же, приезжайте ко мне скорее!
      - Непременно приеду, - отвечал он.
      - Как можно скорее! - повторила Фатеева.
      - Да поцелуйтесь же, господи, на прощанье-то! Гадко ведь видеть даже вас! - воскликнула Катишь, видя, что Вихров стоит только перед Фатеевой и пожимает ей руку.
      - Ну, поцелуемтесь! - произнесла и та с улыбкою.
      - Поцелуемтесь! - сказал и Вихров.
      Они поцеловались, и оба при этом немного сконфузились.
      Катишь вышла провожать Вихрова на крыльцо.
      - В самом деле, поскорее приезжайте; ей очень недолго осталось жить, проговорила она мрачным голосом и стоя со сложенными на груди руками, пока Вихров садился в экипаж.
      Случалось ли с вами, читатель, чтобы около вас умирало близкое вам существо? Не правда ли, что при этом, кроме мучительнейшего чувства жалости, вас начинает терзать то, что все ваши маленькие вины и проступки, которые вы, может быть, совершили против этого существа, вырастают в вашем воображении до ужасающей величины? Вам кажется, будто вы-то именно и причина, что пропадает и погибает молодая жизнь, и вы (по крайней мере, думается вам так) готовы были бы лучше сами умереть за эту жизнь; но ничто уж тут не поможет: яд смерти разрушает дорогое вам существование и оставляет вашу совесть страдать всю жизнь оттого, что несправедливо, и нечестно, и жестоко поступали вы против этого существа. В такого именно рода чувствованиях возвратился герой мой домой. Его, по обыкновению, встретила улыбающаяся и цветущая счастьем Груша.
      - Где это, барин, так долго вы были? - спросила она.
      - У Фатеевой, - отвечал Вихров без всякой осторожности.
      - Вот у кого! - произнесла Груша протяжно и затем почти сейчас же ушла от него из кабинета.
      Вихров целый вечер после того не видал ее и невольно обратил на это внимание.
      - Груша! - крикнул он.
      Та что-то не показывалась.
      - Груша! - повторил он громче и уж несколько строго.
      - Сейчас! - отвечала та явно неохотным тоном и затем пришла к нему.
      Вихров очень хорошо видел по ее личику, что она дулась на него.
      - Это что такое значит? - спросил он ее.
      - Что такое значит? - спросила Груша, в свою очередь.
      - А то, что вы гневаетесь, кажется, на меня.
      - Нет-с, - отвечала та. - Что вам гнев-то мой?! - прибавила она, немного помолчав.
      - А то, что ты вздор думаешь; я ездил к Клеопатре Петровне чисто по чувству сострадания. Она скоро, вероятно, умрет.
      - Умрет, да, как же!.. Нет еще, поживет!.. - почти воскликнула Груша.
      - Нет, умрет! - прикрикнул на нее с своей стороны Вихров. - А ты не смей так говорить! Ты оскорбляешь во мне самое святое, самое скорбное чувство, - пошла!
      Груша струсила и ушла.
      V
      ПОХОРОНЫ
      Вихрову не удалось в другой раз побывать у Клеопатры Петровны. Не прошло еще и недели, как он получил от Катишь запечатанное черною печатью письмо.
      "Добрый Павел Михайлович, - писала она не столь уже бойким почерком, нашего общего друга в прошедшую ночь совершенно неожиданно не стало на свете. Мы с ней еще не спали, а сидели и разговаривали об вас. Она меня просила, чтобы я поутру послала сказать вам, чтобы вы непременно приезжали играть в карты; вот вы и приедете к ней, но на другого рода карты - карты страшные, тяжелые!.. Вдруг она приподнялась на постели, обняла меня, вскрикнула и лежала уже бездыханная в моих объятиях... Вообразите мой ужас: я сама закричала как сумасшедшая, едва дозвалась людей и положила труп на постель. Все кончено! Упокой, господи, душу усопшей рабы твоей! Пишу это письмо к вам на рассвете; солнце только что еще показалось, но наше дорогое солнце никогда не взойдет для нас..."
      На этом месте видно было, что целый ливень слез упал на бумагу.
      "Снаряжать ее похороны приезжайте завтра же и денег с собой возьмите. У нее всего осталось 5 рублей в бумажнике. Хорошо, что вас, ангела-хранителя, бог послал, а то я уж одна потерялась бы!
      Ваша Катишь".
      Вихров, прочитав это письмо, призвал Грушу и показал ей его.
      - Вот ты говорила, что не умрет; умерла - радуйся! - сказал он ей досадливым голосом.
      Груша только уж молчала и краснела в лице. Вихров все эти дни почти не говорил с нею. На этот раз она, наконец, не вытерпела и бросилась целовать его руку и плечо.
      - Виновата, барин, виновата, - говорила она.
      Вихров поцеловал ее в голову.
      - Ну то-то же, вперед такого вздора не думай! - проговорил он.
      - Не буду, барин, - отвечала Груша; а потом, помолчав несколько, прибавила: - Мне можно, барин, сходить к ним на похороны-то?
      - Зачем же тебе?
      - Да вот я говорила-то про них; ведь это грешно: я хоть помолюсь за них, - отвечала Груня.
      - Если с этою целью, а не из пустого любопытства, то ступай! - разрешил ей Вихров.
      После того он, одевшись в черный фрак и жилет, поехал.
      В маленьком домике Клеопатры Петровны окна были выставлены и горели большие местные свечи. Войдя в зальцо, Вихров увидел, что на большом столе лежала Клеопатра Петровна; она была в белом кисейном платье и с цветами на голове. Сама с закрытыми глазами, бледная и сухая, как бы сделанная из кости. Вид этот показался ему ужасен. Пользуясь тем, что в зале никого не было, он подошел, взял ее за руку, которая едва послушалась его.
      - Клеопатра Петровна, - сказал он вслух, - если я в чем виноват перед вами, то поверьте мне, что мученьями моей совести, по крайней мере, в настоящую минуту я наказан сторицею! - И потом он наклонился и сначала поцеловал ее в голову, лоб, а потом и в губы.
      Катишь, догадавшись по экипажу Вихрова, что он приехал, вышла к нему из соседней комнаты. Выражение лица ее было печально, но торжественно.
      - Клеопаша всегда желала быть похороненною в их приходе рядом с своим мужем. "Если, говорит, мы несогласно жили с ним в жизни, то пусть хоть на страшном суде явимся вместе перед богом!" - проговорила Катишь и, кажется, вряд ли не сама все это придумала, чтобы хоть этим немного помирить Клеопатру Петровну с ее мужем: она не только в здешней, но и в будущей даже жизни желала устроивать счастье своих друзей.
      - Съездите теперь к этим господам, у которых дроги, и скажите, чтобы их отпустили в деревню, и мне тоже дайте денег; здесь надобно сделать кой-какие распоряжения.
      Вихров дал ей денег и съездил как-то механически к господам, у которых дроги, - сказал им, что надо, и возвратился опять в свое Воздвиженское. Лежащая на столе, вся в белом и в цветах, Клеопатра Петровна ни на минуту не оставляла его воображения. На другой день он опять как-то машинально поехал на вынос тела и застал, что священники были уже в домике, а на дворе стояла целая гурьба соборных певчих. Катишь желала как можно параднее похоронить свою подругу. Гроб она также заказала пренарядный.
      - Ничего, растряхайте-ка ваш кармашек! Она стоит, чтобы вы ее с почетом похоронили, - говорила она Вихрову.
      Гроб между тем подняли. Священники запели, запели и певчие, и все это пошло в соседнюю приходскую церковь. Шлепая по страшной грязи, Катишь шла по средине улицы и вела только что не за руку с собой и Вихрова; а потом, когда гроб поставлен был в церковь, она отпустила его и велела приезжать ему на другой день часам к девяти на четверке, чтобы после службы проводить гроб до деревни.
      Вихров снова возвратился домой каким-то окаменелым. Теперь у него в воображении беспрестанно рисовался гроб и положенные на него цветы.
      Поутру он, часу в девятом, приехал в церковь. Кроме Катишь, которая была в глубоком трауре и с плерезами, он увидел там Живина с женою.
      - Умерла, брат, - проговорил тот каким-то глухим голосом.
      - Да, умерла, - повторил Вихров.
      Юлия только внимательно смотрела на Вихрова. Живин, заметивши, что приятель был в мрачном настроении, сейчас же, разумеется, пожелал утешить его, или, лучше сказать, пооблить его холодною водою.
      - Последний-то обожатель ее, господин Ханин, говорят, и не был у нее, пока она была больна, - сказал он.
      Вихрову досадно и неприятно было это слышать.
      - Ну, не время говорить подобные вещи, - сказал он.
      В половине обедни в церковь вошел Кергель. Он не был на этот раз такой растерянный; напротив, взор у него горел радостью, хотя, сообразно печальной церемонии, он и старался иметь печальный вид. Он сначала очень усердно помолился перед гробом и потом, заметив Вихрова, видимо, не удержался и подошел к нему.
      - Спешу пожать вашу руку и поблагодарить вас, - сказал он и, взяв руку Вихрова, с чувством пожал ее.
      - Что такое? За что? - спросил его тот.
      - От его превосходительства Сергея Григорьича (имя Абреева) прислан мне запрос через полицию, чтобы я прислал мой формулярный список для определения меня в полицеймейстеры.
      - Вот как! - произнес Вихров с удовольствием. - Значит, письмо подействовало!