Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

      Шамсали-мирза хрипло запротестовал:
      – Инспектор! Это нарушение неприкосновенности жилища и посягательство на частную собственность! Вы понимаете, что вы делаете?!
      – Молчать! Когда ваш брат посягал на неприкосновенность личности несчастного, безвинно убиенного, он об этом не думал? Молчать!
      Асадолла-мирза крикнул:
      – Моменто, моменто! Он же вполне серьезно приписывает мне убийство этого ишака, провались тот пропадом вместе со своей неприкосновенностью!
      И снова последовал окрик:
      – Молчать!
      Практикант Гиясабади, который, не обращая внимания на протесты присутствующих, отправился на поиски мотыги, вернулся и щелкнул каблуками:
      – Докладываю: дверь сарая заперта!
      Сыщик протянул руку к Маш-Касему:
      – Ключ!
      – Ей-богу, зачем мне врать… Ключ от этого сарая…
      – Может, в ключе тоже пробки перегорели и его тоже отдали в починку?
      – Нет, господин сыщик, нет! Зачем мне врать?! Этот ключ… то есть, доложу я вам, ключ этот… упал в бассейн… Как я ни старался багром его оттуда вытащить, не получилось.
      Инспектор Теймур-хан с перекошенным лицом сверлил глазами Маш-Касема, а тот так же невозмутимо продолжал:
      – Сами же знаете, ключ, он ведь махонький, его багром не подцепишь… Если хотите, я принесу лонг , пусть господин Гиясабади слазает в бассейн и его выудит… День нынче, как я погляжу, не больно жаркий, может, земляку моему…
      – Молчать!… Убийство, сокрытие трупа, оскорбление должностного лица и нанесение ему телесных повреждений при… – Внезапно сыщик замолк, а потом на цыпочках, подкрадываясь к самшиту, продолжил: – …при исполнении служебных обязанностей… насмешки и издевательство над служителем закона… Так, так! А вы что тут делаете?
      Притаившийся за ветвями самшита отец был застигнут врасплох.
      – Молчать!… Что вы здесь делаете? Отвечайте! Быстро, немедленно, срочно, точно!
      Дядюшка вздрогнул и с круглыми от удивления глазами наблюдал за этой сценой. Я невольно шагнул от Лейли к отцу.
      Сыщик обошел самшит кругом и остановился лицом к лицу с отцом. Придвинувшись к отцу вплотную, он спросил:
      – Почему за самшитом спрятались? Почему не подошли к нам? А? Отвечайте! Быстро, немедленно, срочно, точно!
      – Потому что по эту сторону дерева я нахожусь на своей территории, а по ту сторону – владения людей, которые из-за пустякового имущественного спора с полным хладнокровием безжалостно убили ни в чем не повинного молодого человека! Да еще и разрубили его труп на куски, а потом закопали!
      Дядюшка от ярости лишился дара речи, но я, даже стоя на внушительном расстоянии от него, слышал его учащенное дыхание.
      Вдруг Азиз ос-Салтане оглушительно разрыдалась и заголосила:
      – Видит бог, глаза выплачу, убиваясь по муженьку моему ненаглядному, по телу его несчастному, на куски разрубленному, в сырую землю закопанному!
      Асадолла-мирза, передразнивая ее, тоже слезливо запричитал:
      – Видит бог, глаза выплачу, убиваясь по животу его толстому да жирному! За какие ж грехи не дали ему, несчастному, попировать на празднике по случаю его обрезания!
      Сыщик заорал так, что все вздрогнули:
      – Молчать! Это еще что за комедия!
      Отец воспользовался общей паузой:
      – Инспектор, как я уже вам говорил, у меня имеются важные и достоверные сведения об этом происшествии. Если вы позволите, я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.
      – Молчать! С глазу на глаз запрещено!
      – Но, инспектор, ваша система мгновенного ошарашивания знаменита на весь город, и вы сами должны знать, что, если я дам показания в присутствии убийцы и соучастников преступления, это может помешать раскрытию истины.
      Лесть сделала свое дело. Оглядев кучку людей, столпившихся возле шиповника и ожидающих авторитетного решения, сыщик приказал:
      – До моего возвращения никто не имеет права уходить отсюда. Молчать! Практикант, карауль их здесь, пока я не приду!
      Дядюшка, стараясь сохранять присутствие духа, сказал:
      – Надеюсь, вы разрешите моей дочери вернуться в дом и пообедать?
      – Пусть идет. Но из дому – ни шагу! Возможно, мне понадобится ее допросить.
      По знаку дядюшки Лейли вернулась в дом. Я был рад, что она ушла, потому что мне не хотелось, чтобы ее невинные уши слышали все эти дурацкие истории.
      Асадолла-мирза подбежал к моему отцу и закричал:
      – Братец, всяким шуткам есть предел! Этот осел Дустали кутит у каких-нибудь своих подонков-приятелей, а тут не в шутку, а всерьез меня обвиняют в его убийстве! Жена у него сумасшедшая, а дочка и того хуже. Сделай же что-нибудь! Если у тебя спор с твоим шурином, то я-то тут при чем? Если ты или кто-то другой прервал рассказ аги непотребным звуком, то мне до этого какое дело?! Ханум хотела сделать своему мужу обрезание, но мне что до того?! Ты же знаешь, что я тут ни в чем не виноват!
      Не глядя ему в глаза, отец покачал головой.
      – Я ничего не знаю… Где Дустали и кто его убил – мне не известно. Все, что знаю, сообщу господину инспектору Теймур-хану. Он в этой области специалист, сам выводы и сделает. Справедливость должна восторжествовать. Разве не так, господин инспектор? – И отец двинулся вслед за сыщиком.
      Азиз ос-Салтане, чтобы придать своей истории пущую убедительность, присела на корточки возле куста шиповника и, воткнув палец в то место, где, по ее утверждениям, закопали тело ее мужа, читала заупокойную молитву. Сыщик окликнул ее:
      – Ханум, вы тоже идите со мной!
      Я увязался следом, но у гостиной сыщик прогнал меня прочь.
      Собираясь вернуться к кусту шиповника, я заметил, что дядюшка и Асадолла-мирза сидят в беседке и о чем-то тихонько разговаривают. Неподалеку от них Маш-Касем беседовал с помощником сыщика. Шамсали-мирза в одиночестве расхаживал перед дядюшкиным домом.
      Меня охватило искушение подслушать разговор дядюшки и Асадолла-мирзы – уж больно таинственные у них были лица. Я бесшумно подкрался к беседке сзади.
      – Да вы понимаете, что вы говорите?! Как это я…
      – Дослушай же до конца, Асадолла! Я почти наверняка знаю, где спрятался Дустали. А этот мерзавец подучил Азиз ос-Салтане, чтоб она сказала, что нужно копать под моим шиповником. Негодяй знает, как я люблю этот куст. Если в это время года повредить корни, то он, конечно же, засохнет. Надеюсь, ты обратил внимание, что землю под кустом кто-то уже слегка разворошил лопатой…
      – Моменто! Значит, из-за того, что могут повредить корни вашему любимому шиповнику, я должен заявить, что убил Дустали?
      – Мне нужно всего два-три часа, и я доставлю Дустали домой целого и невредимого. Тебе достаточно будет сознаться в убийстве и под предлогом, что ты собираешься показать, где спрятан труп, увести отсюда этого идиота сыщика, а я тем временем найду Дустали… Дело в том, что я должен непременно сам разыскать Дустали и успеть с ним переговорить.
      – А предположим, вы его не разыщете. Или даже если разыщете… Теймур-хан арестует меня по обвинению в обмане должностного лица! Вы ведь и не подумали, какой это будет для меня позор на службе!
      – Как бы то ни было, ты сейчас находишься под следствием, Асадолла! И, возможно, тебя и так арестуют!
      – Моменто, моменто! Нельзя же арестовать человека только на основании заявлений сумасшедшей бабы! Если это произойдет, будет скандал!
      – И тем не менее, если это произойдет, ты ничего не сможешь поделать. Пока дойдет до суда, ты будешь оставаться под арестом!… Я даю тебе слово, что найду Дустали еще до вечера, а об остальном не беспокойся – у меня в полиции много друзей, и тебе вряд ли придется ночевать в тюрьме.
      Асадолла-мирза вскипел:
      – Не понимаю, как вы с вашим умом и порядочностью вообще можете предлагать мне подобные вещи! Уж лучше бы я сломал ногу и не появлялся здесь!
      – Послушайся меня, Асадолла! Я тебя очень прошу! Это же так просто. Когда сыщик вернется сюда, сделай вид, что тебя замучили угрызения совести, и немедленно заяви, что это ты убил Дустали, а труп закопал у себя во дворе. А я тем временем найду Дустали, поскольку почти наверняка знаю, где он. Потом я пришлю к тебе Маш-Касема с сообщением, что Дустали найден, и, даю тебе слово, я не допущу, чтобы у тебя были неприятности.
      – Нет уж, увольте!… Пусть лучше меня арестует Теймур-хан!… Безвинного человека не повесят! Я не собираюсь ради того, чтобы ваш шиповник цвел пышным цветом, становиться убийцей! – И Асадолла-мирза поднялся, намереваясь уйти.
      – Сядь! Я еще не все сказал. Дустали оставил мне записку.
      – Записку?! Тогда почему же вы об этом молчали? Почему не сказали, чтобы меня, несчастного…
      – Слушай! Наутро после того, как он у меня ночевал, я пошел в его комнату. Постель была пуста, но там лежала записка на мое имя. Дустали написал, что некоторое время будет скрываться, а мы, члены семьи, должны в его отсутствие утихомирить его жену и замять историю, связанную с мясником Ширали.
      – Моменто, моменто! Этот ишак где-то развратничает, а его несчастные родственники должны еще покрывать его распутство!
      – Не спеши, Асадолла! Члены нашей семьи, как выяснилось, не такие уж святые. Если у Дустали будут неприятности, пострадают очень многие из нас!
      – А я тут при чем? Я за поступки своей родни не отвечаю!
      – Думаю, будет лучше, если я прочту тебе его записку. – Дядюшка полез под свою абу и достал из кармана рейтузов сложенный вдвое листок бумаги, по всей видимости вырванный из ученической тетрадки.
      – До чего же красивый почерк у Дустали! Вот умница!
      Дядюшка отдернул руку и поднес листок к глазам так, чтобы Асадолла не мог ничего прочитать, а затем тихо сказал:
      – Слушай внимательно. Он пишет: «Если в течение двух дней скандал не будет замят, мне придется предать известности имена тех, кто водил шашни с Тахирой…»
      Асадолла-мирза вздрогнул:
      – Тахира – это жена мясника Ширали?
      Дядюшка многозначительно посмотрел на него:
      – Совершенно верно. Слушай… Дальше Дустали перечисляет имена нескольких мужчин, которые он лично слышал от этой женщины…
      Асадолла-мирза, прикрыв рот рукой, расхохотался:
      – Моменто! Вот потеха!
      – Нечего сказать, потеха! Тебе будет особенно приятно узнать, что твое имя тоже есть в этом списке!
      – Что?! Как это? Не понимаю!… Мое имя?… Я? Да я клянусь хлебом-солью, которые мы вместе съели… Да чтоб я умер, да чтоб вы умерли…
      – Ты еще памятью отца своего поклянись!… Нахал бесстыжий! Дустали видел на пальце у Тахиры кольцо, которое ты сделал из сердоликовой печатки покойного отца, а ты ведь говорил, что потерял это кольцо! Может, ты ослеп?! На, возьми, читай сам!
      Асадолла-мирза совершенно растерялся:
      – Я… да чтоб я… бог свидетель… вы сами подумайте… – и забыв закрыть рот, замолчал. Было ясно, что страшный призрак Ширали лишил беднягу присутствия Духа. Дядюшка по-прежнему испытующе глядел на него. Побледнев, Асадолла-мирза сказал дрожащим голосом: – Вы же сами знаете, что подобные обвинения против меня не имеют оснований.
      – Уж против тебя-то они выдвинуты с полным основанием, наглец!
      Помолчав, Асадолла взволнованно спросил:
      – А кто там еще назван?
      – Это тебя не касается!
      – Моменто! Как так не касается?!
      И, словно вернув себе былую уверенность, Асадолла-мирза категорически заявил:
      – Либо я прочту эту записку, либо раз и навсегда выхожу из игры!
      Дядюшка заколебался, но потом, вероятно, снова скользнув взглядом по любимому кусту шиповника, резко протянул записку Асадолла-мирзе. Тот начал внимательно читать. В изумлении он то кусал себя за палец, то хлопал ладонью по колену, то принимался хохотать.
      – Ого! Ну и дела! Господин Полковник?! Ты скажи! Вот ведь молодец – и виду не подает! Удивительно!… Как?! И Мамад Хосейн-хан?!
      Внезапно Асадолла-мирза зажал себе рот ладонью, и уж если бы его смех вырвался на свободу, то наверняка был бы слышен в другом конце сада. От хохота по щекам его катились слезы. Он еле выговорил:
      – Ну уж это… это невероятно!… Братец Шамсали!… Моменто… моменто…
      Дядюшка одной рукой прикрыл ему рот, а другой – вырвал записку:
      – Тихо! Если Шамсали догадается, все вверх дном перевернет!… Теперь ты понимаешь, почему я не показал записку сыщику? Теперь понимаешь, что дело тут не только в шиповнике?! Представь себе, что будет, если эти сведения попадут в руки тому негодяю! Думаешь, он пожалеет тебя или остальных, и особенно моего брата?
      С трудом подавив смех, Асадолла-мирза спросил:
      – А кстати, ага, где же Полковник?
      – Поскольку я сказал ему обо всем, он со стыда и не показывается.
      Асадолла-мирза, решив, что если уж пропадать, то с музыкой, смеясь воскликнул:
      – Черт побери! А я-то в списке стою первым!
      Дядюшка схватил его за руку:
      – Асадолла, пораскинь умом как следует! Возможно, Ширали и не поверит про других, но ты-то известный бабник! Ты человек развязный, нахальный, пролаза! И к тому же недурен собой. Первым делом он со своим секачом за тобой погонится. Так что, как знаешь!…
      Асадолла-мирза, мигом посерьезнев, задумался, потом сказал:
      – Сделаю, как вы решили… Рад стараться! С этой минуты я – убийца. Да, это я отрезал голову Дустали! Кстати, ну и собака же он был! Честно говоря, окажись он сейчас здесь, я бы с удовольствием на самом деле отрезал ему голову. Вот ведь досада, что такая красотка, как Тахира, досталась этому шакалу… вернее, стае шакалов!
      – Даю слово, у тебя не будет никаких неприятностей. Но мы не должны допустить, чтобы тот мерзавец и здесь одержал над нами верх. Подожди, пусть только скандал уляжется, и тогда, если моя сестра не бросит этого негодяя, я до конца своих дней имени ее вслух не произнесу! Как говорил Наполеон, иногда отступление и бегство с поля боя – лучшая стратегия… Но в чем же дело? Почему инспектор так долго разговаривает с этим пакостником? Боюсь, не готовит ли он новый подвох. Как бы то ни было, Асадолла, сейчас я делаю ставку на тебя! И моя победа в этой битве зависит теперь только от тебя!
      – Не волнуйтесь, я хорошо сыграю свою роль, потому что, если хотите знать правду, кабы я не боялся, то не только Дустали, но и эту ведьму Азиз ос-Салтане собственными руками задушил бы!… Да, но если сыщик спросит, почему я его убил, что мне говорить?
      – Это неважно. Во-первых, я уверен, что тот негодяй рассказал сыщику про историю с Алиабадской усадьбой, половину которой когда-то купил Дустали, – споры о ней тянутся до сих пор. Во-вторых, тебя все равно подозревают, так что в случае чего можешь повторить то же, что говорила Азиз ос-Салтане.
      – Моменто! То есть вы хотите, чтобы я признал, что у меня были виды на эту ведьму?!
      Дядюшка не успел ему ответить, так как в ворота постучали, и в сад вошел проповедник Сеид-Абулькасем. С расстроенным и озабоченным видом он, тяжело дыша, приблизился к дядюшке и начал:
      – Ага, спасите, помогите!… После того, как я рассказал в мечети насчет аптеки вашего зятя, его управляющий прикрыл торговлю. Но сегодня аптекарь явился ко мне и пригрозил, что, если я до завтра не возьму свои слова обратно, он, мол, расскажет всему кварталу, что мой сын вступил в греховную связь с женой мясника Ширали!
      Асадолла-мирза подскочил:
      – Моменто, моменто! Значит, и ваш сын?! Прекрасно! Да здравствует Тахира-ханум!
      – Господи, сохрани и помилуй!… Ничего подобного! Это ложь, клевета, злостные измышления!
      Внезапно Асадолла-мирза, подражая инспектору Теймур-хану, вплотную приблизил свое лицо к лицу проповедника и заорал:
      – Покайтесь! Сознайтесь! Повинитесь! Говорите правду! Только правду! Быстро, немедленно, срочно, точно!
      Напуганный Сеид-Абулькасем замотал головой:
      – Ложь! Клевета… Может, когда по малолетству, по глупости…
      Асадолла-мирза, продолжая успешно применять знаменитую систему мгновенного ошарашивания, наскакивал на проповедника:
      – Что по малолетству? Что по глупости? Быстро, немедленно, срочно, точно! В Сан-Франциско ездили?… Быстро, немедленно, срочно!…
      – Асадолла, погоди, дай выслушать…
      Но Асадолла перебил дядюшку:
      – Моменто! Быстро, немедленно, срочно! Отвечать!
      Оторопевший Сеид-Абулькасем забормотал:
      – Я своего негодника допросил с пристрастием. Он говорит, что, ежели Ширали разведется с женой, он, мол, не прочь на ней жениться, но что до непотребной связи, то сохрани господи!
      Асадолла-мирза победно задрал нос и, смеясь, заявил:
      – А у инспектора неплохая система… И прекрасно, мой дорогой! Дай бог ему счастья! Всячески вашего сынка в этом настроении поддерживайте! Жалко, когда такая добродетельная женщина, такая прекрасная хозяйка прозябает замужем за ишаком и бандитом Ширали, мимо дома которого человеку-то и пройти страшно. Нет, такой женщине нужен муж ласковый, обходительный. Как ваш сынок, к примеру. Чтоб людей не отпугивал. Даст бог, так оно и будет!… А что же это вашего сыночка совсем и не видать?… Пусть к нам почаще заходит, особенно после того, как на этой ханум женится.
      Дядюшка Наполеон сердито оборвал его:
      – Асадолла, ты когда-нибудь закроешь рот?! Вы, уважаемый, возвращайтесь к себе домой, я до вечера сам к вам загляну, поговорим. Не волнуйтесь, мы найдем какой-нибудь выход из положения… Идите же домой. Побыстрее! У нас тут своих хлопот хватает, сначала надо с ними разобраться… До свидания, до свидания…
      Боясь, что вернется сыщик и, увидев Абулькасема, заварит новую кашу, дядюшка вытолкал проповедника за ворота. Но сам не успел ничего сказать князю, потому что, едва подошел к беседке, как по саду раскатился зычный голос инспектора Теймур-хана:
      – Эй! Где этот кладезь тупости?… Практикант Гиясабади! Идиот! Вместо того, чтобы сторожить подследственных, пошел чесать язык про свой Гиясабад?!
      Практикант со всей прытью, на которую были способны его тощие ноги, примчался на зов сыщика, щелкнул каблуками и, вытянувшись по стойке «смирно», отдал честь:
      – Докладываю: все подследственные на месте!
      Сыщик и Азиз ос-Салтане приблизились к дядюшке и Асадолла-мирзе. Азиз ос-Салтане по-прежнему изображала глубокую скорбь. Внезапно сыщик сунул указательный палец под нос князю и рявкнул:
      – Господин Асадолла-мирза! Против вас имеются столь веские улики и доказательства, что, будь я на вашем месте, я бы немедленно во всем сознался!… Сознавайтесь! Быстро, немедленно, срочно, точно!
      Асадолла-мирза опустил голову и тихо сказал:
      – Да, господин инспектор, вы, вероятно, правы. Я сознаюсь: это я убил Дустали-хана.

Глава седьмая

      Услышав неожиданное признание Асадолла-мирзы, инспектор Теймур-хан на мгновенье оторопел, потом беззвучно засмеялся.
      – Молчать!… Еще одна победа всемирно известной системы мгновенного ошарашивания!… Еще один убийца попался в руки правосудия!… Практикант Гиясабади, наручники!
      Все вокруг оцепенели. Я неслышно подошел поближе. Тишину нарушил глухой, будто идущий из колодца, голос Шамсали-мирзы:
      – Асадолла… Асадолла, что я слышу?
      Дядюшка, не успевший предупредить Шамсали-мирзу о своем сговоре с его братом и потому, вероятно, чувствовавший себя неловко, сказал:
      – Князь… Ваше сиятельство… Не волнуйтесь. Наверняка это какое-то недоразумение.
      Внезапно все сбились в кучу, стараясь удержать Азиз ос-Салтане, которая пыталась наброситься на Асадолла-мирзу:
      – Так, значит, ты и вправду убил Дустали?! Подлец! Убийца!
      Шамсали-мирза без чувств упал на скамейку. Все говорили одновременно. Даже дядюшка, чтобы придать событию правдоподобность, поносил князя на чем свет стоит. Наконец голос инспектора Теймур-хана перекрыл общий шум:
      – Молчать! Кому говорю! Молчать!
      Но Азиз ос-Салтане не прекращала отчаянных попыток атаковать Асадолла-мирзу, который молча стоял с опущенной головой.
      – Я тебе глаза выцарапаю!… Господи, дай мне дожить до того дня, когда этого негодяя обмывать понесут!… Я не я буду, если собственными руками тебя не убью!… Господин сыщик! Господин сыщик! Разрешите мне вот этими самыми руками задушить подлого убийцу!… Да чтоб ты от чумы подох! Что тебе сделал мой несчастный муж?! Чем он, чистая душа, тебе не угодил?!
      По знаку инспектора практикант Гиясабади подскочил сзади к Азиз ос-Салтане и обеими руками зажал ей рот. Но прошло еще несколько минут, пока она наконец успокоилась. Утирая пот со лба, инспектор сказал:
      – Ханум! Люди не должны вершить расправу собственноручно… Богиня правосудия сама обо всем позаботится! Убийца понесет заслуженную кару за свое злодейское преступление. Я даю вам слово, что меньше, чем через месяц его труп будет болтаться на виселице! – Затем, повернувшись к своему заместителю, спросил: – Практикант, где наручники?
      – Докладываю! Когда я пришел в управление, мне передали, что вы приказывали, чтоб я явился по этому адресу… Я хотел по дороге забежать за наручниками, но не успел… К тому же, если помните, у них замок сломался, и мы их отдали в починку.
      – Болван! Кладезь тупости!…
      Маш-Касем предложил:
      – Ежели хотите, я принесу бельевую веревку, и мы его свяжем.
      Вмешался дядюшка:
      – Господин инспектор… Я все еще не могу в это поверить… Но настоятельно прошу вас, не надо ни наручников, ни веревки! Ручаюсь вам за Асадолла-мирзу – он не сбежит… Сами подумайте, может ли сбежать человек, который послушался голоса совести и так чистосердечно во всем признался?! Вы только посмотрите на его лицо!
      Асадолла-мирза напустил на себя такой покаянный и пристыженный вид, что, не знай я всей подоплеки, тоже наверняка бы поверил, что он действительно убил Дустали-хана. Инспектор притворился, будто его убедили слова дядюшки, хотя на самом деле у него и так не было иного выхода, поскольку практикант Гиясабади не принес наручники.
      – Если я не надену на тебя наручники, даешь слово, что смиришься со своей судьбой, как подобает мужчине, и не вздумаешь бежать?
      – Да, даю слово.
      Маш-Касем предложил сходить за водой, чтобы привести в чувство Шамсали-мирзу, но сыщик воспротивился:
      – Молчать! Этот господин слишком горяч. Пусть лучше так полежит, пока мы не закончим расследование.
      Затем он встал напротив Асадолла-мирзы и, протирая пенсне мятым носовым платком, победно заявил:
      – При использовании системы мгновенного ошарашивания преступник не может не сознаться… Как бы то ни было, поскольку ты быстро понял, что надо последовать голосу разума, видно, ты человек неглупый. А сейчас я хочу, чтобы ты со всей откровенностью ответил на несколько моих вопросов. Естественно, правдивость показаний повлияет на твою дальнейшую судьбу.
      Азиз ос-Салтане снова бросилась на Асадолла-мирзу, но практикант Гиясабади вовремя оттащил ее и усадил на каменную скамейку, а сам навалился на ханум всем телом, чтобы она не попыталась начать все сначала.
      Инспектор продолжил следствие:
      – Молчать!… Когда ты убил этого беднягу?
      Асадолла-мирза, не подымая головы, ответил:
      – В ту самую ночь, когда он сбежал из своего дома.
      – Так, так. А почему покойный сбежал из своего дома? Отвечай! Быстро, немедленно, срочно, точно!
      – Моменто! Во-первых, раз я уже сознался, то зачем теперь быстро, немедленно, срочно? Во-вторых, сколько надо вам это повторять?… Я уже говорил, что ханум собиралась кое-что ему отрезать…
      – Кое-что?… Что именно? Кому? Отвечай! Быстро, немедленно, срочно!
      – Я ведь говорю о жертве, об убиенном… Мне совесть не позволяет произносить его имя.
      – Ладно. Что дальше?
      – Когда он, пришел сюда, то боялся возвращаться домой. Боялся, что ханум снова захочет сделать ему обрезание…
      – Снова?! А разве она уже ему его сделала?
      – Нет, инспектор, я хотел сказать, он боялся, что ему это сделают. Он сказал, что домой не пойдет. Ага настоял, чтобы он остался ночевать здесь. Когда я увидел, что ему и здесь неспокойно, то тайком предложил ему подождать, пока все лягут спать, а потом прийти ночевать ко мне домой.
      – Так. И он пришел к тебе или нет?
      – Моменто, инспектор! Ну что за вопрос! Если бы не пришел, ничего бы и не случилось.
      – Ладно, что дальше?… Пришел… и что же?
      – Было уже три часа ночи, когда он ко мне заявился. Брат мой давно спал. Я понял, что это самый подходящий момент, и отрезал ему голову…
      Мощным рывком Азиз ос-Салтане сбросила практиканта на землю и кинулась на Асадолла-мирзу:
      – Глаза тебе выцарапаю!… Чтоб у тебя руки отсохли!… С большим трудом ее водворили на место.
      – Значит, голову ему отрезал?
      – Так точно. Отрезал.
      – А что потом сделал? Быстро, срочно, немедленно!
      – А потом быстро, срочно, немедленно выкинул эту голову.
      Маш-Касем хлопнул себя по ляжке:
      – Вай! Господи помилуй!… Вот что бывает, когда человек вино да водку пьет!
      Дядюшка нетерпеливо приказал:
      – А ты заткнись, Касем!
      – Молчать!… Вы что собрались тут все надо мной издеваться?! Выкинул, говоришь, голову? Это что тебе, гнилой помидор или что?
      – Я хотел сказать, что отделил голову от туловища.
      – Чем?… Ножом?… Тесаком?… Стилетом?… Кинжалом?… Молчать! А в чем причина? Почему ты его убил?
      – Ей-богу…
      – Быстро, немедленно, срочно! Отвечай!
      Асадолла-мирза снова опустил голову:
      – Я все вам сказал, а это сказать не могу.
      Сыщик прищурился и придвинул свою огромную физиономию вплотную к лицу Асадолла-мирзы:
      – Так, так!… Не можешь сказать!… Удивительно!… Именно это они, видите ли, сказать не могут!…
      Когда Азиз ос-Салтане, глаза которой от гнева горели, как две раскаленные головешки, снова водворили на место, инспектор продолжил:
      – Значит, не можешь сказать причину?… Посмотрим… Вероятно, это убийство лишь одно из целой серии подобных? А?… Отвечай! Быстро, немедленно, срочно!
      – Моменто! Не делайте из меня второго Асгар-Али!
      – Молчать! Ты еще хуже, чем Асгар-Али! Асгар головы людям не отрезал!… Почему ты его убил? Отвечай! Быстро, немедленно, срочно!
      – Мне очень жаль, инспектор, но я не могу ответить на этот вопрос.
      – Молчать!… Удивительно!… Не можешь ответить?… Ну это мы еще посмотрим!… Гиясабади!
      – Моменто, моменто!… Хорошо, скажу. Раз вы решили применить силу, я лучше скажу. Я… я… убил… Дустали… потому что…
      – Потому что… что? Быстро, немедленно, срочно!
      Асадолла-мирза опустил голову еще ниже и стыдливым тоном нашкодившего ребенка сказал:
      – Потому что я любил его жену… Потому что Дустали украл у меня мою единственную любовь… Потому что он нанес мне страшную рану в самое сердце.
      Все притихли. Инспектор от изумления онемел. Я невольно покосился на Азиз ос-Салтане. Она застыла на месте с разинутым ртом и круглыми от удивления глазами… Инспектор тихо спросил:
      – Ты про эту ханум говоришь?… Это ты ее любил?
      Асадолла-мирза тяжело вздохнул:
      – Да, господин инспектор… Теперь, когда мне жить недолго осталось, пусть уж все знают…
      Азиз ос-Салтане, по-прежнему с открытым ртом, во все глаза смотрела на Асадолла-мирзу. Наконец она с трудом проглотила слюну и простонала:
      – Асадолла!… Асадолла!
      Князь, вероятно, вошедший в роль несколько больше, чем требовалось, с надрывом продекламировал:
      – Не раз терзался Саади от тайной боли, На этот раз он тайну сохранить не волен!
      Все замерли в молчании под впечатлением этой сцены. Взволнованная Азиз ос-Салтане растроганно и грустно пролепетала:
      – О Асадолла! Горе мое горькое… О Асадолла! Что же ты наделал?! Почему же ты мне не сказал?
      Князь тоном пылкого влюбленного ответил:
      – Азиз, не надо! Не береди мои раны!
      – О аллах, пусть лучше Азиз умрет! Асадолла!… Не горюй! Я обязана простить тебе это убийство, и я его прощаю!… Это был несчастный случай!
      Нервы инспектора не выдержали. Он завопил:
      – Молчать!… Ханум, убийца должен понести наказание! Простили вы его или нет – не имеет значения!
      – Как это молчать?! Что за глупости!… Чьего мужа убили? Моего или вашего?… Мой был муж, захочу и прощу его убийство!
      – Молчать! Что значит – простите?
      – А вот так мне захотелось, и все тут!… И вообще, покойный свое уже прожил. Он говорил, ему пятьдесят, а ему шестьдесят с гаком было!…
      Инспектор надвинулся на Азиз ос-Салтане и заорал:
      – Молчать!… В таком случае вполне возможно, что вы и Асадолла-мирза действовали заодно. Вы сговорились извести этого несчастного! Молчать… Вы… сколько времени между вами… Ай!
      Инспектор не успел договорить, потому что Азиз ос-Салтане вцепилась ногтями в его бычью шею.
      – Я и тебя на тот свет отправлю! Ишь чего выдумал!
      – Убийцы! Головорезы!… Молчать! Вы что, решили и меня прикончить, как того святого, безвинно убиенного?!
      – Сам ты убийца! Покойный-то не больше тебя святым был. С женой мясника Ширали…
      Дядюшка и Асадолла-мирза дружно загалдели, чтобы сыщик не услышал имени Ширали. Инспектор сделал вид, что и впрямь ничего не расслышал, но когда вновь воцарилась тишина, резко повернулся к Асадолла-мирзе:
      – Кто такой Ширали? Отвечай! Быстро, немедленно, срочно, точно!
      Дядюшка и Асадолла-мирза, не сговариваясь, снова начали что-то бессвязно кричать, но потом дядюшка сказал:
      – Инспектор, это не имеет отношения к делу. Ширали держал в нашем квартале мясную лавку. Несколько лет назад бедняга скончался…
      Асадолла-мирза со скорбной миной добавил:
      – Прекрасный был человек, да будет ему земля пухом… Два года назад заболел тифом и умер.
      – Молчать! Откуда известно, что и этого несчастного не ты убил?
      – Моменто, моменто! Вы что же думаете, мне нечем больше заниматься, как только людей убивать?! С меня одного убийства Дустали с избытком хватит!
      – Удивительно! Поразительно!… Ты до сих пор не сказал, куда спрятал труп.
      – Отнес его в свой огород и там закопал.
      Сыщик опять подскочил к нему:
      – Кто тебе помогал? Быстро, немедленно, срочно! Отвечай!
      – Никто, инспектор. Я сам его до огорода дотащил. – И, приложив руку к пояснице, Асадолла-мирза сморщился: – Ох… поясница!… До сих пор болит. Вы и представить не можете, какой он был тяжелый!