Было в приказе № 227 беспощадное требование: "Паникеры и трусы должны истребляться на месте". Однако в жизни в те боевые дни было вовсе не так. Задача борьбы с трусами и паникерами решалась по-другому. Им давали возможность загладить свою вину в штрафных подразделениях, на передовой, в огне боя, своей кровью, так сказать, искупить свою вину. Было именно так, как писал Александр Твардовский в своих стихах "Отречение", которые он сегодня принес в "Красную звезду" и которые сразу же были опубликованы:
      И на глазах друзей-бойцов,
      К тебе презренья полных,
      Свой приговор, Иван Кравцов,
      Ты выслушай безмолвно.
      Как честь, прими тот приговор.
      И стой. И будь, как воин,
      Хотя б в тот миг, как залп в упор
      Покончит счет с тобою...
      А может быть, еще тот суд
      Свой приговор отложит.
      И вновь ружье тебе дадут.
      Доверят вновь. Быть может.
      И как правило, уходили штрафники в бой, многие сражались мужественно, восстанавливая доверие народа, боевых товарищей, которое под огнем значило не меньше, чем жизнь...
      * * *
      На первой полосе сегодняшнего номера газеты опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского. О том, что такой Указ будет, я знал. И к этому событию мы готовились. Прежде всего, заказали военным историкам очерки о русских полководцах. Авторы обещали принести их дней через десять. Но вот за два дня до получения Указа позвонил автор очерка об Александре Невском и сказал, что материал он еще не освоил, ему нужно дополнительное время.
      Как раз в эти дни с Северо-Кавказского фронта в Москву вернулся Петр Павленко. Зашел ко мне. Я ему и говорю:
      - Ты киноповесть об Александре Невском писал?
      - Писал!
      - В "Красной звезде" подписывал свои очерки псевдонимом А. Невский?
      - Подписывал! Было дело, а что?
      - Надо тебе Невского отработать.
      - То есть как "отработать"?
      Я рассказал о нашем проколе с очерком об Александре Невском и попросил написать этот очерк в самом срочном порядке. Дня за два, не больше.
      Павленко сел за работу. Ровно через два дня принес очерк, и мы успели напечатать его в сегодняшнем номере "Красной звезды". Жаль, конечно, что пришлось начать не с очерков о Суворове и Кутузове: их мы получили позже. Однако жалеть, что мы заменили автора, не пришлось. Павленко написал такой яркий очерк, с таким знанием материала, что любой историк мог бы ему позавидовать!
      В связи с учреждением орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского вот что хотелось отметить. Обстановка на фронте тяжелейшая. Армия отступает и отступает. И вдруг приказ о полководческих орденах! По статуту орденом Суворова, например, "награждаются командиры Красной Армии за выдающиеся успехи в деле управления войсками, отличную организацию боевых операций и проявленные при этом решительность и настойчивость в их проведении, в результате чего была достигнута победа в боях за Родину в Отечественной войне". То же в отношении орденов Кутузова и Александра Невского.
      И вот законный вопрос: можно ли без несокрушимой веры в победу в дни тяжелейших поражений учреждать такие, можно сказать, победные ордена? В этом Указе - незыблемая уверенность в нашей окончательной победе над врагом! Так это и было тогда воспринято в стране и на фронте.
      Второй фронт! Теперь уже яснее ясного, что США и Великобритания уклоняются от взятых на себя обязательств, затягивают его открытие. Не раз мы порывались сказать об этом на страницах газеты. Особенно "неистовствовал" Илья Эренбург: эта тема была, так сказать, его прерогативой. Но его статьи, где он то прямолинейно, то косвенно подвергал критике наших союзников, неизменно снимались. Нам говорили: "Не будем дразнить гусей, обождем..."
      И вот опять Илья Григорьевич принес статью, где приводит слова немецкого летчика, попавшего в плен: "У нас никто не принимает всерьез разговоров о втором фронте. Не потому, что второй фронт не опасен для Германии, напротив, он очень опасен, но потому, что никто больше не верит, что англичане действительно хотят помочь своему союзнику". "Можно, конечно, - комментирует писатель, - с полным равнодушием отнестись к рассуждениям немецкого летчика. Однако последние события показывают, что германское командование рассуждает, как этот пленный: продолжается переброска немецких дивизий из Франции в Россию".
      Это - на той стороне, а как у нас, на фронте? "Где же второй фронт?" спрашивают бойцы Красной Армии. Они видят перед собой одно: немецкие дивизии, переброшенные из Франции..." Кстати, немецкие пропагандисты засыпают наши войска листовками, в которых вещают: "Союзники вас обманут".
      Особенно резкой критике писатель подверг объяснение американцев и англичан о затяжке второго фронта: мы, мол, не хотим предпринимать ничего необдуманного; нам надо все подсчитать, все взвесить. Эренбург напоминает, что война без жертв не бывает: "Не теряя ничего, нельзя все обрести..."
      Хорошая, важная, считали мы, статья. Послали ее наркому иностранных дел В. М. Молотову. Буквально через час нарком позвонил и сказал:
      - Печатать обождите. Еще не пришло время. Сами вам скажем...
      Но статья не "погибла". Эренбург через Совинформбюро послал ее в Англию и там ее опубликовали...
      Август
      5 августа
      В сводках Совинформбюро ничего утешительного: бои идут в районе Клетской, Цимлянской, Сальска и Кущевской. Сообщения наших корреспондентов и того хуже: оставлено Котельниково, прямая угроза нависла над Армавиром. Почти в каждом репортаже тревожные сигналы: "Противник все время подбрасывает резервы", "Численное превосходство на стороне врага". И даже рассказывая об успешных контратаках в районе Сальска, наш спецкор Черных указывает: "Однако положение на юге тяжелое..."
      Более подробно обстановку на фронте я узнавал из "частных" писем корреспондентов. Вот что писал, например, Высокоостровский:
      "Южнее Клетской бои идут недалеко от Дона. Но немцы пока не могут овладеть берегом. Серьезным стало вчера положение восточней Цимлянской. Немцы захватили Котельниково и распространяются на северо-восток... Думаю, что о Сталинграде могут заговорить во весь голос..."
      В другом письме, полученном сегодня, он сообщает:
      "Вчера произошел крупный танковый встречный бой в 70 км юго-западнее Сталинграда. Даю корреспонденцию, описывающую этот бой. Район, в котором произошел бой и где он еще продолжается. Информбюро называет районом Котельниково. Однако это уже на полпути от Котельникова до Сталинграда. Сообщаю для того, чтобы редакция смогла сориентироваться в случае смены названия района Информбюро..."
      На этом же листке Высокоостровский нарисовал схему района боев.
      Кстати, отвечая на мои упреки, почему запаздывает материал, корреспондент объяснил: "Каждый день даем информацию, но очень плохо со связью. Телеграф работает редко. Часто информация и даже оперативные документы штаба идут самолетом. Многие ваши телеграммы из Москвы тоже получаем самолетом в оригинале".
      Теперь все понятно. Наши войска отступают, и вместе с ними передвигаются штаб фронта, управления, узел связи...
      Исчез со страниц газеты Юго-Западный фронт. Мы-то знаем, в чем дело. 12 июля, после Харьковского сражения, он был расформирован. В связи с угрозой Сталинграду Ставка образовала Сталинградский фронт, но об этом в открытой печати сообщений нет. Все материалы, поступающие с нового фронта, пока обозначаем "Действующая армия" - так, как это было в первые месяцы войны. Вскоре, однако, в газете появится и название нового фронта.
      Горькие, тревожные дни! Я покривил бы душой, если бы сказал, что никто не испытывал чувства растерянности. И все же в стране и армии ни на минуту не угасала вера, что мы выстоим. Широкие массы не знали и не могли знать все, что предпринимается Ставкой Верховного Главнокомандования, чтобы задержать, остановить врага. А в сообщениях Совинформбюро - только удручающие вести. "Красная звезда", считали мы, обязана была во весь голос сказать, что нельзя вешать голову, причем сказать честно, правдиво, не скрывая трудностей и опасностей, что надо крепить веру в наши силы, в мудрость и волю партии, в окончательную победу над врагом.
      Здесь уместно привести слова Виктора Гюго: "Отчаяться - все равно что бежать с поля боя". Выло горько, тревожно, но отчаяния не было! Было желание во что бы то ни стало устоять перед натиском врага, нанести ему такой удар, который подорвет его наступательные действия.
      Илья Эренбург сказал об этом с огромной эмоциональной силой в статье "Помни!": "Если кто-нибудь тебе скажет, что немец победит, плюнь ему в глаза: это трус, это человек, рожденный для рабства, это не человек - это немецкая пешка..."
      * * *
      Немецко-фашистские войска наступают, продвигаясь вперед к Сталинграду и Кавказу. Но каждый шаг стоит им больших потерь. В этих сражениях наши войска перемалывают живую силу и технику врага. Нет почти ни одного репортажа спецкоров, где бы об этом не шла речь. Вот, к примеру, сообщение Коротеева из Воронежа о разгроме 75-й немецкой дивизии. Он назвал цифры убитых немецких солдат и офицеров - свыше шести тысяч! Быть может, это число преувеличено. Но потери враг несет немалые.
      А вот через день мы получили корреспонденцию спецкора Лильина, в которой даны подробности разгрома 75-й дивизии противника. Умелый маневр, мощная контратака, геройство и самоотверженность - вот что принесло успех нашим частям. О доблести советских воинов говорит хотя бы такой факт. Командир полка был дважды ранен, но не ушел с поля боя. Остался в строю и дважды раненный комиссар полка...
      Да, каждый день сражений рождал героев. И не одиночек! Героизм был поистине массовым. Далеко не обо всех газета была в силах рассказать. Сообщали лишь о самом значительном и ярком.
      В этой связи упомяну корреспонденцию Высокоостровского о подвиге воинов 33-й гвардейской дивизии, которой командует полковник А. Утвенко. Это имя уже было нам хорошо знакомо: оно не раз появлялось на страницах газеты. Полк, которым командовал Утвенко, отличился в августе 1941 года в Смоленском сражении. Отличился он и при разгроме войсками Жукова ельнинской группировки противника в том же году. Жуков заметил этого широкоплечего, круглолицего, с украинским говорком боевого офицера. Сразу же после Ельнинского сражения ему, тогда майору, было - через ступеньку - присвоено звание полковника, такое в армии бывало очень редко. А вскоре он был назначен командиром дивизии. С Утвенко мы с Симоновым вскоре встретимся в Сталинграде. А Симонов с ним подружится, впечатления от встреч с Утвенко он использует, работая над книгой "Дни и ночи". "...В последнее время я работал над романом о войне, писал Симонов ему позже. - Должен тебе сказать, что в романе, хотя и нет прямых фотографий, но в значительной степени участвуешь ты и некоторые из твоей части, как прообразы героев романа..." А теперь Утвенко воюет в районе разъезда "74", на пути от Котельникова до Сталинграда. Воюет хорошо, инициативно, как говорится, с умом. Можно сказать, что эти бои тоже были немеркнущей страницей Сталинградской битвы.
      * * *
      В последние дни все чаще появляются сообщения о боевых действиях донских и кубанских казаков, об их стойкости, упорстве, отваге. Об этом, решили мы, надо рассказать подробнее. Срочно вызвали из Тулы Павла Трояновского, где он работал в 50-й армии Западного фронта. Разговор был короткий:
      - Павел, вы долго еще собираетесь сидеть в Туле?
      - Согласно приказу, - лукаво ответил он, сообразив сразу, к чему вопрос. - Сижу в Туле, а сам гляжу на юг.
      - Вот как раз там вы нужны. Там хорошо воюют казаки. Поезжайте к ним и напишите. Через три дня жду первый материал.
      Точно в назначенный срок пришла его корреспонденция о боевых действиях, правильнее сказать - о подвиге казачьей дивизии Тутаринова. Но мы напечатали не корреспонденцию, а передовую, в которую почти полностью вошел материал Трояновского. А сделано это было для того, чтобы придать большее значение тому примеру стойкости и упорства, которые являли собой боевые действия дивизии. Передовую мы так и назвали: "Пример упорной и стойкой борьбы". В ней говорилось:
      "Дивизия, которой командует Тугаринов, оборонялась так, что временами трудно было понять, кто же наступает на этом участке фронта - казаки или немцы".
      Заключалась передовица фразой:
      "Боевой опыт наших передовых соединений учит: стойкость, порядок, железная дисциплина - вот подлинно непреодолимая преграда для врага".
      Именно этого и требовал от армии приказ № 227. И действия казаков были впечатляющим примером того, как надо его выполнять.
      * * *
      Очерки, которые привез Симонов, и были написаны о тех воинах, которые в дни наших неудач и поражений, в труднейшей обстановке показывали образец воинского умения, самоотверженности и, что особенно важно, стойкости. Писатель видел героев в деле на Дону. Правда, он скромно назвал привезенные материалы корреспонденциями, но это были глубокие, психологически точные очерки. Точные! В те дни это было особенно важно.
      Первый из них, уже упоминавшийся, назывался "В Башкирской дивизии". Второй - "Воля командира" - опубликован в сегодняшнем номере. Это рассказ о подвиге лейтенанта Василия Козлова. Оказавшись в тылу врага со своим спешенным эскадроном в почти безвыходном положении, он пристроился позади немецкой цепи и бесшумно двигался за ней в высокой ржи. А когда приблизился к нашей передовой, Козлов скосил немецкую цепь пулеметом и почти без потерь вышел к своим.
      В третьем очерке - "Единоборство", который он сегодня положил на мой стол, тоже необычайная история. В одном из полков Симонов встретил молодого алтайского парня из Ойрот-Туры, командира батареи 76-миллиметровых пушек лейтенанта Илью Шуклина. Сидел с ним за котелком супа из молодой картошки и подробно расспрашивал о том, как его батарея подбила во вчерашнем бою 14 немецких танков. Свои пушки он поставил на прямую наводку, а сам, сидя верхом на коне, корректировал огонь; писателю он объяснил, что выбрал такой "наблюдательный пункт" потому, что здесь, в степи, "сверху видней танки".
      Прочел я очерк и хотел отправить в набор. Но Симонов придержал меня:
      - Слушай! Шуклин молодой, замечательный и скромный парень. Беседовали мы с ним долго, и не только о бое, товарищах, но и вообще о жизни. Он попросил, если возможно, передать от него солдатский привет отцу и матери, а также девушке... Не возражаешь, если я вставлю это в корреспонденцию?
      - А чего возражать? Ведь ты это делаешь не впервые...
      Такой случай с Симоновым действительно был - в осажденной Одессе, куда он выезжал в командировку вместе с фоторепортером Яковом Халипом в августе прошлого года. Там они встретились с командиром батареи капитаном А. Деннинбургом. Во время беседы комбат сказал:
      - Воюют три моих брата и сестра. Вся семья, можно сказать, на фронте.
      И шутки ради обронил такую фразу:
      - Вы, газетчики, все можете. Вот написали бы в газете: мол, так и так, воюет под Одессой командир Деннинбург и передает боевой привет родным и друзьям, особенно жене Таисии Федоровне и сыну Алексею...
      Симонов выполнил эту просьбу - привел слова Деннинбурга в корреспонденции, добавив от себя: "И на его обветренном лице появляется застенчивая, грустная улыбка человека, давно не видевшего свою семью". У какого редактора поднялась бы рука вычеркнуть этот абзац? Не вычеркнул его я, хотя он как будто прямого отношения к обороне Одессы не имел. Много лет спустя мы узнали, что привет, посланный через газету из осажденной Одессы, все-таки дошел до жены артиллериста и доставил ей, а также сыну несказанную радость...
      А теперь Симонов дописал и в этом донском очерке такие строки:
      "А потом, задумавшись, он (Шуклин. - Д. О.) вдруг начинает вспоминать о событиях совсем недавних, не имеющих отношения к войне, - о матери и отце, живущих в далеком городе Ойрот-Тура, о товарищах-комсомольцах из города Ойрот-Тура, где он был членом бюро райкома комсомола, и о девушке Вале Некрасовой, которая уехала на Дальний Восток в военно-морской флот и последнее письмо прислала с дороги, из Новосибирска.
      И мне хочется, чтобы, прочитав этот номер газеты, отец и мать Шуклина были горды своим сыном, чтобы комсомольцы Ойрот-Туры вспомнили своего товарища, на которого им нужно быть похожими, и чтобы девушка Валя Некрасова знала, что ее любит настоящий, хороший человек с верным глазом и крепкой рукой солдата".
      Хорошо поработал Темин. К очерку "Единоборство" дано его фото. Подпись: "На Дону. Артиллеристы, уничтожившие 14 немецких танков. В первом ряду (слева направо): командир батареи лейтенант И. Шуклин, красноармейцы Ю. Каюмов, Н. Лончаков. Второй ряд: М. Панин, В. Шлонов и К. Вяткин". Очень симпатичные, совсем молодые ребята во главе со своим командиром с озорными мальчишескими глазами.
      Через некоторое время редакция получила письмо начальника политотдела дивизии, в котором он с печалью сообщал, что герой симоновского очерка погиб... Горько было читать эту печальную весть.
      А позже в газете появился Указ о присвоении гвардии старшему лейтенанту Шуклину Илье Захаровичу звания Героя Советского Союза. Сейчас я ознакомился с наградным листом на Шуклина. Читаю и вижу, что текст его взят из очерка Симонова. И, чтобы не было никаких сомнений в этом листе, так прямо и написано: "Подвиг тов. Шуклина описан в статье Симонова "Единоборство" ("Красная звезда" от 9.8.1942 г.)".
      Вот только не удалось узнать, почему все было сделано с опозданием на год. Впрочем, какое это имеет значение? Известно, что награды приходили к своим героям и через десятки лет...
      * * *
      С очерками в газете наступило прямо-таки половодье. Вот и Алексей Сурков с берегов Дона прислал очерк "Лицом к лицу" - об истребителе танков бронебойщике Иване Твердохлебове. Впрочем, это, пожалуй, необычная новелла о встрече нашего пехотинца с немецкими танками. Есть в тексте и красочно выписанный пейзаж, и колоритные диалоги, и суровая правда войны. Сурков смог так строго и взволнованно написать потому, что единоборство наших бронебойщиков с немецкими танками проходило у него на глазах. Именно в тот день поэт был в мотострелковом батальоне, сидел в окопе рядом с героями своего будущего сочинения. При нем происходил этот бой, писатель видел все от начала до конца. И талантливое, суровое в обнажении трудной истины перо поэта Алексея Суркова сработало и в этом случае великолепно.
      * * *
      Новый взрыв ненависти к фашистским извергам вызвали две публикации в нашей газете. Из Ленинграда Николай Тихонов прислал короткую корреспонденцию в сорок строк, которая была опубликована на первой полосе под заголовком "Рынок невольников". Что в ней?
      "В Германию угоняют русских девушек, - пишет Тихонов. - Их продают там на невольничьих рынках. Ужасна судьба этих дочерей советского народа, попавших в немецкий полон.
      Вот письмо, найденное у убитого под Ленинградом обер-ефрейтора 405-го пехотного полка 121-й дивизии Рудольфа Ламмерсмайера. Это письмо написано его матерью из местечка Лютте близ Эйнкерннрута: "Ты пишешь, что войной сыт по горло. Но мы питаем надежду, что когда-нибудь случится особенное. Ведь может же быть чудо. Вчера днем к нам прибежала Анна Лиза Ростерт. Она была сильно озлоблена. У них в свинарнике повесилась русская девка. Хотя Анна Лиза обрезала веревку, пульс у русской уже не бился. Она была мертва. Наши работницы-польки говорили, что фрау Ростерт все била и ругала русскую. Она прибыла сюда в апреле и все время ходила в слезах. Покончила с собой, вероятно, в минуту отчаяния. Мы успокоили фрау Ростерт. Можно ведь за недорогую цену приобрести новую русскую работницу".
      И текст писателя: "Не нужно слов! Шапки долой перед трупом русской девушки, которая предпочла смерть рабству..."
      А вчера утром мы получили от наших фронтовых корреспондентов письма из Германии, тоже найденные у убитых немецких солдат и офицеров. И тоже поражающие своим цинизмом.
      "Кто бы подумал, Вилли, - писали на фронт жены гитлеровцев, - что такое животное, как наша украинка, умеет прекрасно шить". Или: "Удрали три литовца, но они уже заменены белорусами. Мы ничего не потеряем. Это даже дешевле. Прокормить этих белорусов можно очень дешево. Русские получают только хлеб из свеклы... К 1 марта нам дадут трех украинских девок для работы на огороде и двух девок для работы на дому. Будь спокоен, уж они поработают! Все, у кого уже работают русские, говорят, что в общем это недорогое удовольствие..."
      Эти письма мы послали Алексею Толстому с сопроводительным письмом: "К Вам внеочередная просьба - сказать свое слово по поводу писем, выдержки из которых я Вам посылаю. Нужны всего лишь две-три страницы на машинке. Если можно - обязательно сегодня". Просьба внеочередная потому, что именно в эти дни Алексей Николаевич заканчивал знаменитые "Рассказы Ивана Сударева" для "Красной звезды" и отвлекать его, наверное, не следовало.
      В тот же вечер Алексей Толстой прислал в редакцию две страницы, а сегодня их читают вся армия и страна. На второй день заметку перепечатала "Правда". Толстой писал:
      "Прочтите эти письма, товарищи. Они найдены в карманах убитых немцев. Эти документы потрясают своим цинизмом. В них вы увидите страшную судьбу советских людей, насильно увезенных в подлую и темную Германию. От вас, от вашей стойкости, от вашего мужества и решимости разгромить врага зависит будут ли бесноватые немки хлестать по щекам русских, украинских и белорусских женщин да кормить их одним хлебом из свеклы, как скотину"...
      И заключительный абзац:
      "Воин Красной Армии, закрой на минуту лицо своей рукой. Больно русскому читать эти немецкие строки. Штыком своим, омоченным в немецкой крови, зачеркни их.
      Смерть рабовладельцам!"
      Такой заголовок мы и дали статье Алексея Толстого.
      9 августа
      Вот уже две недели, как действует приказ Сталина № 227. Он был зачитан перед строем и в окопах - во всех взводах, ротах, полках. Не ошибусь, если скажу, что ни один приказ Верховного Главнокомандующего за все время войны не вызывал таких глубоких чувств! Сила его воздействия была в том, что нашим воинам без прикрас сказали нелегкую, но истинную правду, суровую и горькую, о той пропасти, над которой мы очутились. Общепризнано, что приказ № 227 сыграл исключительную роль в создании духовного морально-политического перелома в умах воинов.
      Но как бы ни был важен этот приказ, просто призывами "Ни шагу назад!" не решить исхода битвы с врагом. Не буду перечислять всего, что было сделано для усиления отпора врагу. Мы же тогда видели свою главную задачу в том, чтобы довести до фронтовиков главное требование приказа - установить порядок и железную воинскую дисциплину в войсках, снизу доверху. Этому и служат многие материалы, опубликованные в газете. Для примера укажу лишь на передовую статью "Умело организовать встречный бой", посвященную нашим оборонительным сражениям на Юге. Жирным шрифтом выделены в ней самые важные строки, которые можно назвать наставлениями воинам: "Развернуться в боевой порядок раньше врага, неожиданно напасть на него в то время, когда он находится на походе и не изготовился в бою". Или: "Бить врага по частям, уничтожать каждую вражескую колонну порознь до того, как успеет подойти к ней подкрепление". Или: "Вернейший залог упреждения неприятеля в развертывании - это неизменная готовность каждого подразделения, каждой части в любую минуту и на любом рубеже организованно встретить наземного и воздушного врага". Хлесткая, прямо-таки афористичная фраза: "Боевой опыт учит, что лучше плохое решение, но своевременное, чем хорошее, но опоздавшее "...
      Прямым откликом на приказ № 227 была трехколонная статья генерала В. Матвеева "Порядок и дисциплина в бою". В ней рассказывалось, как стрелковый полк майора Лебедева действовал на опаснейших участках фронта. Он подвергался самым жестоким испытаниям, и не было в этом полку ни одного случая самовольного оставления окопа, блиндажа, дзота. Просто "под давлением неприятеля" здесь никто не отходил, каким бы сильным это давление ни было. Быть может, в особо острые моменты у некоторых менее выдержанных людей и затушевывалось сознание долга. Нет сомнений, что и эти люди держались в силу железного порядка, которого командир добивался любой ценой. В первых же боях майор Лебедев послал несколько красноармейцев, проявивших малодушие, на самый опасный участок, чтобы они искупили свою вину. Этот справедливый акт и другие, более жесткие, с удовлетворением воспринимались в ротах. Войска любят порядок. Масса бойцов отлично понимает значение дисциплины. Все меры, направленные на поддержание порядка, особенно в те напряженные минуты, когда враг стремится нарушить этот порядок, только поднимают авторитет командира, вселяют веру в силу его приказа.
      * * *
      Некоторое время тому назад, в связи с обострившейся обстановкой на фронте, Центральный Комитет партии принял специальное решение об улучшении политической работы в войсках. В этом постановлении говорилось о такой форме мобилизации масс, забытой многими, как красноармейские митинги. Теперь они стали проводиться повсеместно - перед боем, в короткие часы передышки в дивизиях, полках. На этих митингах выступали командующие фронтами и армиями, члены Военных советов, комиссары. Выходили на трибуны митингов видные деятели партии и государства - М. И. Калинин, Е. М. Ярославский, Д. З. Мануильский, многие ответственные работники Центрального Комитета партии. Митинги оставляли в умах и сердцах бойцов огромный след, служили воспитанию стойкости и дисциплины, укрепляли веру в нашу победу.
      Первый отчет о первом митинге публикуется в сегодняшнем номере газеты. Дело нам казалось столь важным, что на митинг в дивизию был командирован Павленко: в репортерскую работу Петр Андреевич вкладывал свой писательский талант.
      Митинг состоялся в дубовой роще, на склоне оврага. С докладом выступил начальник Управления пропаганды и агитации ЦК партии Александров. После него слово берут офицеры, солдаты. Одно из выступлений - автоматчика старшего сержанта Антошина - воспроизведено писателем:
      - Воюю 13 месяцев, видал их, вижу я - слабже он, чем был. Ей-богу, слабже. Самый раз его бить...
      Пусть читателю не покажется, что это недооценка врага. Сила его не убавилась, но немецкий солдат уже не тот, каким он был в начале войны.
      А вот как кончил свой отчет Павленко:
      "День уже в разгаре. Зной повис над сияющими полями. Скоро над головами, шелестя, проносятся снаряды наших тяжелых орудий. Видно, немец попробовал где-нибудь размять ноги. Сейчас ему дадут, как говорят бойцы, "витамина". Маленькими группками растекается митинг... Это митинг всех, кто готовится к тяжелой борьбе для того, чтобы победить. Душа словно расправила крылья, мысль каждого выросла и окрепла на миру, среди родных товарищей".
      Многое рассказал Павленко. Вот только не упомянул, что и он на этом митинге выступал с горячей речью. Все успевал Петр Андреевич: писал много, пожалуй, больше других наших писателей. Успевал и выступать перед бойцами на "передке" и среди раненых и нередко просто читал им свои очерки, порои и до того, как их отсылал в редакцию...
      * * *
      Илья Эренбург напечатал статью "Стой и победи!". Во время своей поездки в войска Илья Григорьевич подслушал разговор двух фронтовиков и теперь вспомнил о них: "Лейтенант Аросев, небритый, с глазами, красными от бессонных ночей, повторял: "Убьют, так убьют - я смерти не боюсь..." Скрипели жалостно телеги беженцев, и в золоте заката бледнел пожар села. Политрук Савченко внимательно поглядел на Аросева, покачал головой и ответил: "Умереть легко, нам другое нужно - победить".
      Какие страстные слова нашел писатель, чтобы сказать о самом главном: "Ты должен быть готов к смерти - на то война. Но ты должен думать не о смерти - о победе... Если герой погиб, преградив путь врагу, мы не скажем "он умер", мы скажем "он победил": он многих спас от смерти. Есть смерть обидная, ненужная и есть смерть, которая и не смерть, а победа: когда человек своей смертью попирает смерть... Россия говорит каждому из своих солдат: "Я хочу, чтобы ты жил. Стой и победи!"
      12 августа
      В сводках Совинформбюро появились новые районы боев - Черкесск, Майкоп, Краснодар... Однако на карте в Генштабе я увидел, что эти города уже остались за линией фронта. О том, что они оставлены нашими войсками, будет сообщено позже.
      Общую обстановку на фронте и задачи войск объясняет сегодняшняя передовая статья "На Дону и Кубани". Такого рода передовицы мы печатали и ранее - например, "На Юге". Они как бы ориентируют читателя и говорят о главном.
      "Подобно отчаявшемуся игроку, который в азарте бросает все на карту, немцы пошли теперь на крайнее напряжение своих сил, ибо они знают: сейчас или никогда. На это мы должны и можем ответить врагу только одно: никогда!..
      Немцы торопятся - надо торопиться и нам! Враг должен быть остановлен теперь же, на тех рубежах, где идут сейчас бои... Бои на Юге переместились сейчас на такой театр военных действий, где наши части, начиная от дивизий и кончая подразделением, цепляясь за каждый населенный пункт, за каждую складку горной местности, могут задержать численно превосходящие силы врага, остановить его и обескровить".
      Ход сражений на каждом из фронтов находит отражение в репортажах и корреспонденциях, занимающих теперь всю первую и вторую полосы газеты. И вновь рассказ о том, что наши части отбивают бешеные атаки неприятеля. Это хорошо, но плохо, очень плохо, что "враг продолжает продвигаться"...
      Есть сообщения и о том, что наши части берут в плен группы немцев. Есть даже снимки об этом. Наш фоторепортер Александр Капустянский напечатал на второй полосе фотографию - колонна пленных, конвоируемых в наш тыл. Такой же снимок Темина опубликован на первой полосе. Пленных столько, что голова и хвост колонны даже не уместились в кадре. Кроме того, Темин прислал один снимок, можно сказать сюжетный, на нем изображены гитлеровцы, выскочившие из окопа с поднятыми руками. Зная храбрость нашего фоторепортера, не считавшегося ни с какой опасностью, чтобы сделать "мировой кадр", можно поверить, что это фото действительно сделано на "передке".
      Читателю, конечно, было приятно увидеть такие снимки. Но сейчас, разглядывая их, я подумал, стоило ли давать так широко, да еще на первой полосе? Не рождали ли они иллюзию, что на фронте дела идут лучше, чем было в действительности?