— И впрямь бесстрашный, — повторил он. — Другой бы на твоем месте давно бы в штаны наложил. Люблю таких. Ты откуда?
      — Из старшей дружины, — ответил Леший, растерянно моргая. — Десятник.
      — Это правильно, — похвалил Волх неизвестно кого. — таких, как ты, надо выдвигать. Знаешь что? Иди ко мне в дружину! Я тебя подучу, настоящим человеком у меня станешь!
      Предложение было лестное, но…
      — Я же Владимиру клятву давал, — пробормотал Ратибор. — И теперь не я решаю, а он.
      — Князь — не проблема! — решительно заявил Волх. — Он как раз меня сегодня просил выбрать из его богатырей кого посмышленее, и обучить его военным хитростям и прочей премудрости. Жди!
      После этого знаменитый богатырь куда-то делся, оставив Ратибора в полной растерянности. Так он и пошел домой.
      На следующий же день, явившись к князю по вызову, выслушал Леший распоряжение. Но не то, которого ждал. Отправлял его Владимир, как и обещал в свое время, на дальнюю заставу, охранять рубежи Руси от кочевников. Естественно, ехать Леший должен был не один, а вместе со своим десятком. Туда же отправлялись и остальные новые десятники — Рагдай и Попович.
      Припомнив то, что говорил давеча Хельги, Ратибор поклонился князю и принялся выпрашивать в отряд Подосёна. На вопрос Владимира, зачем ему это надобно, ответил чистую правду: «Друзья мы с ним». И получил согласие.
      Пока десяток готовился к походу, командир поехал в городок.
      Учебный лагерь ничуть не изменился с тех пор, как новоиспеченный кмет Ратибор Леший покинул его, отправляясь в первый в своей жизни военный поход. Вот только наставники были уже другие. Но и они точно так же гоняли новобранцев по снегу босиком, а за неповиновение заставляли отжиматься.
      В этом-то состоянии и застал Ратибор Подосёна. Юный оборотень лежал посередине двора и отжимался. Рядом стоял наставник и громко считал.
      — Пятьдесят! — закончил он как раз в тот момент, когда в ворота въехал всадник. Леший мимолетно подивился — ни за что бы не подумал, что тот вообще способен такое осилить.
      Подосён поднялся, перевел дух, повернулся на стук копыт и увидел Ратибора. А тот изобразил на лице непроницаемое выражение большого начальника и обратился к наставнику:
      — Этого вот парня я забираю в свой отряд. На заставу. По личному распоряжению князя.
      Дядька — кстати, тот самый, хазарин — нахмурился.
      — Так ведь он же еще недоученный!
      — Ничего, ничего, — сказал Ратибор. — На службе доучится. И потом, он смертельный прием знает, «стой там — иди сюда», называется.
      Хазарин просиял, и стало ясно, что приему Подосёна обучал он. После этого возражений ни у кого больше не возникало.
 
      Десяток Ратибора Лешего направлялся на юг. Кони бодро шагали по хорошей дороге. Десятник гордо ехал впереди, и на душе у него было столь же безоблачно, как и во время первого похода. Вот только сейчас был он уже не рядовым воином, а каким-никаким, а начальником.
      Подосён держался чуть сзади, гордо глядя на друга. Время от времени он водил носом туда-сюда: проверял, сохраняется ли у него и в человечьем облике волчий нюх. Видимо, результаты его удовлетворяли, потому что сиял парнишка, словно кольчуга у хорошего воина.
      До заставы была почти неделя пути, и она прошла без приключений. Честно говоря, Ратибор весьма радовался этому обстоятельству — чем меньше приключений, тем легче жить.
      Застава представляла из себя, практически, тот же укрепленный поселок, в каком Лешему не так давно приходилось отсиживаться. Несколько домов, окруженных надежным тыном. Таких застав по всей границе стояло множество. Из каждой дозоры охраняли свой участок.
      Отряд шумно въехал в открытые ворота. Ратибор, поздоровавшись с встретившим пополнение десятником, направился к дверям самой большой избы, дабы представиться сотнику, заправлявшему заставой.
      Сотник сидел за столом и обедал. Перед ним стояла целая череда мисок и пара кувшинов, явно не с водой. При скрипе двери сотник повернулся к вошедшему, шумно проглотил то, что было во рту и заорал:
      — Ратибор! Приятель! И ты вместе с нами!
      — Илья! — только и смог сказать Леший.
      Муромец отодвинул стол, вылез из-за него и заключил друга в костедробильные объятия. Затем хлопнул его по плечу и спросил:
      — Нет, а серьезно, что ты-то здесь делаешь?
      — В подкрепление прислали, — ответил Ратибор, отдышавшись. — Десятник я теперь. А ты-то как сотником заделался? Ведь вроде вместе в дружину пришли?
      — Садись, Ратибор, в ногах правды нет, — в подтверждение своих слов Илья плюхнулся на лавку. — Как положено, сначала я тебя накормлю, напою, в баньке попарю, а потом и разговоры поведем.
      — Я же не один, со мной люди. Их же всех разместить надобно.
      Муромец схватился за голову.
      — Тьфу, забыл! Ладно, займись своими, а потом все равно приходи. Уже год не виделись. Слухи ходят, что там у вас недавно чуть война не началась, с древлянами. И вроде ты там чуть не сам всех оборотней побил. Так что все расскажешь.
      Еще часа два ушло на то, чтобы разместить всех по местам. Окунь, например, все сокрушался, что нигде не видно реки, и просил, чтобы река была. Скоро выяснилось, что он попросту неплохо хлебнул для храбрости, так что взяли его и тихо заперли в сарае — пусть проспится. Только после этого Ратибор смог вернуться к Илье и не спеша побеседовать за кувшином пива.
      Застава существовала замкнуто, столичные новости сюда доходили с большим опозданием или не доходили вовсе, так что рассказ участника знаменитого посольства с интересом слушал не только Илья, но и остальные. Наиболее горячо комментировали описание поединков. А уж когда Леший дошел до партии в шатрандж и до умелых ног Поповича (а расказывал он с детства мастерски), хохот стоял на всю степь. Рассказ про волколака выслушали молча и недоверчиво. Уж слишком все это походило на сказку.
      История Ильи оказалась далеко не столь занимательной. Десятником его сделали сразу же — за Соловья-разбойника. После этого немедленно отослали на заставу, так же точно, как и Лешего теперь. Ну а за год безупречной службы он получил сотника и был сделан начальником заставы. Времена стояли тревожные, на границе требовалось много народу, потому свежеиспеченный сотник ожидал подкрепления. Чего он уж точно не ожидал, так это того, что с добавочным отрядом приедет его приятель.
      С самого первого дня у Лешего появилось множество дел. Так занят он был раньше только во время обучения в городке. Вместо пограничной службы пришлось Ратибору наставлять воинов. Видимо, дядька, натаскивавший тех, на подмогу кому приехал новгородец, сам не сильно понимал в ратном деле, поэтому и ученики у него были — неумеха на неумехе. По сравнению с ними приятели Ратибора да и он сам, закаленные железной выучкой Хельги и Митяя, смотрелись не то что богатырями, а и вовсе былинными героями.
      Правда, и среди служилых пограничников имелся один богатырь. Маторой звали. Матора — это значит дубина, ну он дубиной и вышел. Росту саженного, в плечах — почти столько же, а умом, видать, боги обидели. Сила, как говорится, есть — ума уже не надо. Во всяком случае, был этот верзила первым задирой на заставе. Прочие, зная его силу и вспыльчивый нрав, старались не связываться. А вот новоприбывшие ничего этого не знали.
      Пока кметы устраивались по отведенным местам, Матора слонялся по двору, выискивая, с кем бы подраться. Без драки он жизни не мыслил. И подходящий человек отыскался тут же — Подосён, как раз направлявшийся напоить коней.
      Матора подошел к новенькому и внимательно осмотрел его сверху вниз. Подосён остановился и посмотрел на Матору.
      — И это таких вот задохликов нам нынче присылают? — наконец спросил великан.
      Подосён, сразу потеряв интерес к продолжению разговора, молча направился дальше — к конюшням. Такого Матора стерпеть уже не мог, и, в два шага догнав паренька, ухватил его за плечо.
      На крыльцо, привлеченный шумом, вышел Ратибор. Всмотревшись в происходящее, он сначала хотел вмешаться, но потом решил подождать и посмотреть, что получится. За Подосёна десятник не боялся — знал уже, что тот намного крепче, чем кажется, а причинить ему существенный вред очень сложно.
      Матора тем временем, развернув древлянина к себе лицом, рявкнул: «Ты кто такой, чтобы меня не слушать?» и размахнулся для хорошей оплеухи.
      Нет, на взгляд Ратибора, прием, примененный юным оборотнем, выполнен был коряво и против умелого кмета ни за что бы не сработал. Но Матора не был умелым кметом, а потому спустя секунду уже стоял, согнувшись, почти доставая носом до земли, а Подосён, поместившись сзади с тем расчетом, чтобы его никак нельзя было достать ногой, придерживал забияку за левую руку. Этот прием назывался «как свиньи спят», и если он был проведен как надо, то противник оказывался на земле в непредставительном положении, очень точно описанном в названии приема. Но Подосён решил, видимо, остановиться на полпути, чтобы безопаснее было.
      — Доволен? — спросил Леший у Маторы. — Вперед не будешь лезть. Ладно, Подосён, отпусти его, не целый же день так стоять.
      В тот же день униженный драчун попросился в ученики к Ратибору, видимо, посчитав его самым опытным воином во всей дружине. Вскоре к нему присоединился еще десяток.
      Через неделю такой жизни Ратибор окончательно понял, что учитель и ученик — это две большие разницы, и если учиться — мучение, то учить — мучение вдвойне. А потому пошел Леший к Муромцу и спросил:
      — Почему ни меня, ни моих людей в дозор не посылали ни разу?
      Илья поскреб в бороде, улыбнулся и ответил:
      — Ты, Ратибор, чересчур горяч. Какие тебе дозоры зимой? Степняки ни за что по снегу в набег не пойдут. Сейчас в степи коням еле-еле травы наберется, чтобы только с голоду не помереть, да и ту выкапывать надо. Так что, пока зима, дозоры высылаем по два человека и недалеко. Вот как сойдет снег, как зацветет степь — сразу нам всем заботы прибавится. Тут уж не до сытных обедов. Прошлым летом четыре раза ходили — степняки на нас, а потом мы на них.
      Но настырный новгородец не отставал:
      — Чего же тогда нас сейчас прислали?
      — Надо думать, для того, чтобы вы освоиться успели. Обжиться. Сюда ведь не на год едут и не на два, а на семь годочков или больше — кому как повезет.
      Такой ответ Ратибора вполне устроил. Так что он с легким сердцем продолжал тяжелый труд наставника. Конечно, будь здесь кто-нибудь из его собственных учителей, дело пошло бы не в пример легче, но что поделаешь…
 
      За заботами никто и не заметил, как зима кончилась. Сначала снег потемнел и стал мокрым — Подосён, хоть и считал себя взрослым, затеял было снежками швыряться, но был одернут. Потом и вовсе земля показалась. А там и травка зазеленела. Для всей земли пришла веселая весенняя пора. А для дружины — время настоящего дела. По весне на всех заставах спали вполглаза, а слушали в оба уха — опасались набега. И потому выезжали в степь по десять человек, жили в шатрах да дозор несли.
      Так поехал и Ратибор Леший. В дозоре его отряду предстояло стоять неделю, потом должны были сменить.
      Место для лагеря выбрали самое подходящее — на вершине холма. Там, конечно, их всякий за версту увидит, но и самого этого всякого за ту же версту видно будет.
      С утра пораньше в лагере уже было только два человека — десятник Ратибор, оставшийся на правах начальника, и кашевар, которым был в тот день Желан — парень неизвестно откуда, воин не из первых, зато умевший состряпать из ничего сытную и вкусную еду. За это над ним постоянно подшучивали.
      — Тебе, Желан, от печенегов не мечом, а ложкой отбиваться надо.
      — Да уж! Ты как чего сваришь — все степняки на запах сбегутся. а нам их только собрать останется!
      И в том же духе. Желан уже давно не обижался, тем более, что и шутили-то всегда одними и теми же словами. Кое-кто, правда, пытался говорить ему и что пообиднее, но таких шутников Желан быстро отвадил. Как он это сделал — осталось загадкой, но те, кто к нему относился хорошо, в тот день ели щи и похваливали, а насмешники после тех же щей целый день не вылезали из кустов. Впрочем, Ратибор, всегда ценивший хорошие обеды, никогда не смеялся над теми, кто их готовит. Вот и теперь, лежал десятник возле костерка, выбрав местечко посуше, и вдыхал запахи из походного котла-казана необъятных размеров. Желан сидел рядышком и не торопясь помешивал варево большой ложкой.
      Мысли в голове Лешего текли лениво и размеренно. Жизнь на заставе оказалась не в пример лучше и приятнее, чем представлялось когда-то, но в то же время и скучнее. Хотя что там — ведь как раз для того и заведены на свете воины, чтобы меньше было на земле всяческой несправедливости, а, значит, меньше было этим воинам дела. Хотя, с другой стороны… Но Ратибор решил не додумывать мысль еще и с другой стороны, а то она совсем истреплется, и думать станет больше нечего. Он повернулся:
      — Желан, а Желан! Что сегодня на обед будет?
      — Каша пшенная, — не поворачиваясь, ответил тот. — С мясом.
      — Чьим? — спросил Ратибор.
      — Заячьим, — все так же спокойно ответил Желан. — Налим зайца заполевал.
      Надо сказать, что все три рыбачьих сына, очутившись на степном просторе, к охоте пристрастились невиданно, и все свободное время проводили, гоняясь за разнообразной дичью. Особенных успехов на этом поприще они, впрочем, не добились, но парней интересовал сам процесс.
      Леший снова вдохнул ароматный пар из котла. Есть пока не хотелось. Он встал и отошел от лагеря, всматриваясь в степные дали.
      Степь Ратибор любил. Еще дома, в Новгороде, он часто стоял на берегу Ильмень-озера, пытаясь разглядеть, что там, на горизонте и дальше. Степь была так же неоглядна, как и озеро, и даже опасности в себе таила почти те же. В воде можно утонуть, в степи — попасть в буран зимой, и так же безвестно пропадешь. По воде приходили разбойники-викинги, по степи — печенеги. Да и вообще, когда ветер, так озеро и степь почти одинаковы, и точно так же по ним волны бегут. А сейчас еще солнышко греет, птички поют… Хорошо, ничего не скажешь!
      В этот самый момент размышления Ратибора были грубо прерваны стуком копыт. К лагерю галопом приближались несколько всадников. Леший поглядел на них, прикрыв глаза ладонью от солнца, и опознал дозорных, направлявшихся в западную сторону.
      Сейчас они выглядели не лучшим образом. По всему похоже было, что кметам пришлось выдержать короткий, но жаркий бой. У одного из них правая рука болталась плетью, как бывает, когда из плеча выдернули стрелу. Остальные отделались порванными штанами и царапинами на кольчугах.
      — Что случилось? — крикнул Леший.
      — Степняки, — тяжело дыша, ответил раненый, слезая с коня. — Человек двести, не меньше. Идут сюда. На нас их передовые наскочили, еле ноги унесли, — сказал он так неопределенно, что осталось неизвестным, кто именно еле унес ноги.
      Ратибор подбежал к костру, оттолкнул Желана, схватил котел за ручку, зашипев сквозь зубы от боли, и плеснул в огонь немного варева. В костре затрещало, к небу устремился дым вперемешку с паром. Это был условленный сигнал всем дозорам собраться в лагерь немедленно. Вообще-то, подавать его надлежало несколько иным способом, но у Ратибора не было сейчас ни секунды свободного времени.
      Остальные воины прискакали довольно быстро. И получаса не прошло, как перед палаткой Ратибора собрался весь десяток.
      Леший пересчитал своих и коротко сказал:
      — Значит так. С запада идут степняки, две сотни. Уходим на заставу, там собираем всех людей и идем отражать набег.
      Больше ни у кого вопросов не было. Муромец настоял, чтобы каждый заставщик наизусть помнил, что нужно делать по боевой тревоге.
      Спустя немного времени десяток Ратибора Лешего направился к заставе. На том месте, где только что располагался лагерь, осталось только догорающее кострище и впопыхах опрокинутый котел с пшенной кашей, которую так никто и не попробовал.

Глава восьмая