Она почувствовала приступ мгновенной жалости ко всем тем, кто сегодняшним утром пытался попасть в Пасадену. И она зло выругалась по адресу трейлера и его хозяина. Попутным машинам трейлер мешал тоже, они еле ползли, и, чтобы проехать сто ярдов до ответвления на Бурбанк, пришлось затратить не менее пяти минут. Потом, бешено промчавшись по улицам, Эйлин въехала на парковочную стоянку, на участок, где на табличке была обозначена ее фамилия. (Корриган, обещавший ей персональный участок, сдержал свое слово.) Ее охватило чувство облегчения: всюду, куда ни посмотри, виднелись фигуры полицейских Бурбанка.
Контора Корригана располагалась вблизи супермаркета. Она казалась маленькой, но такой вывод был бы неверным: склады располагались в другом месте, в переулке по ту сторону здания. Приемная была декорирована голубым нейлоном, коричневым деревом и хромом. Хром вечно нужно было полировать. Его вечно и полировали. Эйлин верила, что оптовые покупатели от такого зрелища должны проникнуться убеждением, что они имеют дело с надежным партнером, способным выполнять взятые на себя обязательства. И в то же время обстановка не настолько богата, чтобы у покупателя появилось искушение настаивать на чрезмерном снижении цен. Входная дверь была уже отперта.
— Кто здесь? — крикнула Эйлин.
— Я, — переваливающейся походкой из своего кабинета вышел Корриган. За ним следовал запах кофе. Эйлин давным-давно установила в конторе автоматическую систему «Силекс»с таймером. И последнее, что по вечерам перед уходом с работы делала Эйлин, это устанавливала «Силекс» на определенное время — на начало рабочего дня. Простенький, казалось бы, фокус, но от этого утреннее настроение Корригана волшебным образом улучшалось. Улучшалось — но только не сегодняшним утром.
— Почему опоздали? — грозно спросил он.
— Из-за затора. На Восточной Вентура произошло крушение.
— Гм-м.
— Вы тоже ощутили, что с уличным движением сегодня не все в порядке? — сказала Эйлин.
Корриган нахмурился, затем глуповато заулыбался.
— Да-а. Наверное, так. Я боялся, что вы вообще не явитесь. В конторе никого нет, а на складах — только три человека. Радио утверждает, что в доброй половине предприятий на работу вышла лишь половина служащих.
— Да и те, кто вышел, включая нас, боятся. — Обогнув Корригана, Эйлин прошла в свой кабинет. Стеклянная поверхность ее письменного стола сияла, словно зеркало. Эйлин поставила на стол диктофон, вытащила ключи… но раздумала открывать стол. Вместо этого она вернулась в приемную.
— Сегодня мое рабочее место — здесь.
Корриган пожал плечами. Посмотрел в окно:
— Сегодня все равно никто не придет.
— К десяти должен явиться Сабрини, — сказала Эйлин. — Сорок ванных комнат и кухонь, если мы сможем оформить их декор так, как он хочет, и за ту цену, которую он хочет.
Корриган кивнул. Казалось, он не слышал того, что говорила Эйлин.
— Что это, черт побери? — Корриган ткнул пальцем в окно.
По улице шла цепочка людей, одетых в белые балахоны, поющих гимны. Люди шагали в ногу. Эйлин вгляделась и поняла, почему они так идут: одетые в балахоны были скованы общей цепью. Она пожала плечами. В нескольких кварталах отсюда киностудия Диснея, а еще чуть подальше — НБС. Кино — и телекомпании часто использовали Бурбанк как место для съемок.
— Вероятно, проводится проба для «Сделаем дело». Репетируют. Групповая съемка.
— Слишком рано, — сказал Корриган.
— Тогда это Дисней. Глупо таким способом зарабатывать себе на жизнь.
— Не видно машин с кинокамерами, — без особого интереса сказал Корриган. Понаблюдал еще несколько секунд. — А что говорит на этот счет ваш богатый приятель? Сегодня, можно сказать, его день.
На мгновение Эйлин почувствовала себя ужасно одинокой.
— Давно с ним не виделась.
И принялась доставать папки с цветными фотографиями. Разложила фотографии так, чтобы каждому стала ясна привлекательность дополнительно устанавливаемого оборудования: именно такая ванная комната снится по ночам вашим клиентам.
Движение на Аламеде было быстрое. Тим Хамнер попытался припомнить, каков рельеф местности к северу от Пасадены. Как раз впереди высокие холмы. Это холмы Вердуго, которые перерезают долину Сан-Фернандо и у подножия которых расположены города, лежащие за Бурбанком. Тим знал, что где-то там проходит новое шоссе, но понятия не имел, как отыскать его.
— Будь оно все проклято! — заорал он. Месяцы подготовки, месяцы ожидания своей — именно своей! — кометы, и вот сейчас комета приближается со скоростью пятьдесят миль в секунду, а он еще проезжает где-то в районе студии Уолта Диснея. Какой-то частью своего разума Тим понимал, что все это просто забавно, но вообще в данной ситуации ему было не до юмора.
По Аламеде и Голден Стейт, подумал Тим. Если там нет заторов, я проеду там, а потом вернусь обратно на Вентура. А если там затор, я просто буду ехать где можно, и плевать мне на штрафы… а что это впереди?
Это не просто обычная пробка на перекрестке, где машины неподвижно застывают перед зелеными огнями светофоров. Нет, здесь нечто большее.
Водители пытались перехитрить друг друга, чтобы выбраться на свободное пространство. Автомобили выезжали на тротуары и ехали по ним. Большинство машин просто стояло, и водители, выйдя из них, шли пешком. Тесная сутолока автомашин и людей. Надо вырулить, пока не поздно, вправо. Тим, не задумываясь, повернул и поехал через автостоянку, надеясь, что вслед за движущимися еще автомобилями он прорвется на следующую улицу.
А вот теперь — все! Оказавшись на стоянке, Тим обнаружил, что выезд с нее полностью перекрыт громадным грузовиком. Тим злобно дал по тормозам и перекинул рычаг на «стоянку». Медленно повернул ключ зажигания. А затем остервенело выругался, используя выражения, которые не употреблял на протяжении многих лет. Выехать обратно было уже невозможно: дорогу преградило множество машин. Вся стоянка была забита.
«Что же мне делать?»— подумал Тим. Вылез из машины, решив пешком идти к Аламеде. Магазины, где продаются телевизоры, мелькнула мысль. А если телевизоры переключены на другую программу, если там нельзя будет увидеть комету, что ж, я просто куплю себе тут же один из них.
Аламеда была забита автомашинами. Машины не двигались, стояли — бампер к бамперу. Где-то впереди кричали; похоже, центр крика приходился как раз на перекресток. Ограбление? Убийство? Тиму не хотелось быть замешанным во всем этом. Но нет, там кричали не в страхе, кричали в ярости. И кроме того, перекресток так и кишит одетыми в голубую форму полицейскими. Там происходило что-то иное. Кто там — в белых балахонах?
Один из белобалахонщиков как раз шел по направлению к Тиму. Хамнер попытался отойти в сторону, но человек в белом заступил ему дорогу.
Одеждой этот балахон назвать было бы трудно. Вероятно, человек просто завернулся в простыню. Из-под простыни виднелось обыкновеннейшего вида белье. Перед Тимом стоял юнец с пушистой бородой. Юнец улыбался, но улыбался настойчиво.
— Сэр! Молитесь! Молитесь, чтобы спастись от Молота Люцифера! Осталось совсем мало времени!
— Сам знаю, — ответил Тим, пытаясь удрать, но парень пошел рядом.
— Молитесь! На нас пал гнев Божий. Час приближается, он уже настал, но Бог спасет город, если в нем сыщется хотя бы десять праведников. Покайтесь, и вы спасете себя и спасете наш город.
— Сколько вас здесь? — спросил Тим.
— Здесь сто детей, — сказал парень.
— Уже больше, чем десять. А теперь дайте мне пройти.
— Но вы не понимаете. Мы спасем город, мы, дети кометы. Мы месяцами молились. Мы обещали Богу, что раскаются тысячи. — Карие глаза юнца настойчиво всматривались в лицо Тима. Затем глаза вспыхнули: парень узнал. — Так вот вы кто! Вы Тимоти Хамнер! Я видел вас по телевизору. Молитесь, брат. Слейтесь с нами в молитве, и об этом узнает весь мир!
— Наверняка узнает. Там дальше по дороге — НБС. — Тим нахмурился. За спиной кометного дитяти выросли фигуры двух полицейских. И полицейские отнюдь не улыбались.
— Этот человек пристает к вам, сэр? — спросил тот полицейский, что повыше.
— Да, — сказал Тим.
Полисмен ухмыльнулся.
— Вот как! — и схватил одетого в балахон юнца за руку. — Вы должны соблюдать тишину. Если вы сдаетесь без сопротивления…
— Ох, как знакомо мне все это! — сказало дитя кометы. — Но посмотрите на него! Ведь это тот человек, который изобрел комету!
— Никто не может изобрести комету, идиот, — сказал Тим. — Офицер, вы не знаете, где здесь телевизионный магазин? Я хочу увидеть, как выглядит комета из космического пространства.
— Вот в этом направлении. Вы можете сообщить нам свою фамилию и адрес?
Тим вытащил визитную карточку и сунул ее полицейскому. И заспешил в указанном направлении — к следующему перекрестку.
Вид из окна открывался великолепный. Эйлин сидела рядом с Джо Корриганом и мелкими глотками потягивала кофе. Было несомненно, что архитекторы не предусмотрели подобных уличных заторов. Эйлин и Корриган подтащили к окну большие, отделанные хромом кресла и стеклянный кофейный столик. И развлекались, наблюдая, как внизу бушует разъяренная толпа.
Тех, кто вызвал этот взрыв ярости, было хорошо видно — как раз по диагонали напротив. Двадцать-тридцать мужчин и женщин, одетых в белые балахоны (и далеко не у всех балахон — обычная простыня), перегородили Аламеду. Скованные воедино цепями, они выстроились от фонарного столба до столба телефонной связи. Одетые в балахоны пели гимны. Сперва качество пения было довольно сносным, но вскоре полицейские увели седобородого предводителя балахонщиков, и петь стали кто в лес, кто по дрова.
Задержанное этой преградой, улицу запрудило превеликое множество машин. Их набилось — словно сардин в банке. Старенькие продовольственные фургоны — «форды». «Мерседесы»— за рулем шофер, эти машины принадлежат теле — и кинозвездам или руководителям студий. Вездеходы, грузовики, новехонькие, импортированные из Японии машины «шеви»и «плимут дастер»… Автомобили сгрудились, лишившись возможности стронуться с места. Некоторые водители еще пытались вырваться из затора, но большинство уже оставило безнадежные попытки. Цепочка одетых в балахоны молящихся двигалась сквозь плотную сумятицу автомобилей. Они прекратили завязывать беседы с водителями — только молились. Большинство водителей яростно орало на балахонщиков. Некоторые молчали: слушали молитву. А один или два вылезли из своих машин и, встав на колени, тоже начали молиться.
— Хорошее зрелище, а? — сказал Корриган. — Почему они, черт бы их драл, не нашли для себя другого места?
— Это когда НБС совсем рядом? Если комета пройдет мимо, никого не размазав по стенам, они припишут себе заслугу спасения мира. Разве нам из года в год не показывают по телевизору кого-нибудь из этих пустоголовых?
Корриган кивнул:
— Похоже, что сегодняшнее мероприятие у них надолго. Вон и телевизионные камеры появились.
Молящиеся, увидев телевизионщиков, удвоили свои старания. На мгновение прекратили пение и сразу затянули снова: «Приближаюсь к Господу моему». Выговаривать слова им приходилось быстрее, чем положено, а иногда и останавливаться на полуфразе — чтобы уклониться от рук полиции. Одетые в голубую форму полицейские, протискиваясь сквозь сумятицу машин и орущих водителей, устроили настоящую охоту на одетых в белое балахонщиков.
— День, который не забудешь, — сказал Корриган.
— Они полностью перекрыли движение.
— Ага.
Несомненно, затор образовался надолго. Очень многие машины уже были покинуты их водителями. Корриган видел все больше людей, пешком пробирающихся среди автомобилей. Промеж белого (балахоны) и голубого (униформы) появились новые цвета — спортивные рубашки и серые фланелевые костюмы. Улица заполнилась водителями. Многие дошли до такого состояния, что были готовы на убийство. Многие, заперев свои машины, просто брели прочь в поисках кофейной. Супермаркет поблизости сделал неплохой бизнес на продаже пива. Но и в этом случае тротуары были заполнены людьми. Люди молились.
В контору вошли двое полицейских. Эйлин и Корриган поздоровались с ними. Оба полицейских регулярно дежурили по соседству, и тот, который помоложе, Эрик Ларсен, часто сопровождал Эйлин, когда она ходила пить кофе в местный «Оранжевый Джулиус». Эрик напоминал Эйлин ее младшего брата.
— У вас есть ножовки? — у детектива Гарриса вид был деловой чрезвычайно. — Нам сегодня нелегко приходится. Работы много.
— Наверное, есть, — сказал Корриган. Снял телефонную трубку и нажал кнопку. Подождал. Ответа не было. — Эти чертовы служащие склада все на улице: любуются зрелищем. Ну, я им покажу, — и он пошел к двери.
— А ключей нет? — спросила Эйлин.
— Нет. — Ларсен улыбнулся, глядя на Эйлин. — Прежде чем явиться сюда, они выбросили ключи. — Он печально покачал головой. — Если мы вскоре же не уберем отсюда этих сумасшедших, начнется мятеж. Мы не сможем защитить их.
Второй полицейский фыркнул:
— Можете извиниться перед Джо за то, что я отнимаю у него время. Они — глупцы. Иногда мне кажется, что глупцы унаследуют Землю.
— Весьма возможно. — Эрик Ларсен стоял у окна, наблюдал за детьми, лениво насвистывая сквозь зубы: «Вперед, солдаты Христа».
Эйлин хихикнула:
— О чем вы задумались, Эрик?
— А? — Вид у Эрика был глуповатый.
— Профессор размышляет над своим киносценарием, — сказал Гаррис.
Эрик пожал плечами:
— Тогда уж над телесценарием. Представьте: там появляется Джеймс Гарнер. Он разыскивает убийцу. Один из выведенных из себя водителей совершает убийство. Затем он срывает с одного из молящихся простыню и цепь, надевает на себя, и мы уводим его раньше, чем Гарнер успевает обнаружить его…
— Иисусе, — сказал Гаррис.
— Мне кажется, это очень хороший сюжет, — сказала Эйлин. — А кого он убил?
— О, разумеется, вас.
— Ого!
— Прошлой ночью я видел столько убитых красивых девушек, что состарился на двадцать лет, — пробормотал Гаррис. Вид у Эрика мгновенно стал совершенно кроличьим.
Вернулся Джо Корриган, неся восемь пил с длинными ручками. Полисмены поблагодарили его. Гаррис торопливо нацарапал на расписке свое имя и номер удостоверения. Четыре пилы он отдал Эрику Ларсену. И оба поспешили к выходу, чтобы раздать ножовки остальным полицейским. Люди в голубой униформе двинулись вдоль шеренги молящихся, освобождая их от цепей и тут же заковывая снова — в наручники. Полицейские отталкивали детей к обочине. Некоторые балахонщики сопротивлялись, но большая часть безвольно подчинялась.
Корриган в недоумении поднял взгляд:
— Что это?..
— А? — Эйлин рассеянно оглядела кабинет.
— Не могу понять. — Корриган нахмурился, пытаясь припомнить, но то, что он только что ощутил, было слишком смутным. Словно на мгновение, открывая солнце, раздвинулись тучи. И тут же сомкнулись снова. Но в небе не было никаких туч. На улице стоял ясный безоблачный летний день.
Дом был красивый, и расположен он был красиво. Спальни — словно руки, протянувшиеся от туловища огромной, расположенной в центре гостиной. Алиму Нассору всегда хотелось иметь камин. Он представил, как устраивает в этом доме вечеринки, братья и сестры плещутся в плавательном бассейне, гул голосов. Густой запах марихуаны — такой густой, что воображаешь себя на седьмом небе, и много, очень много пиццы… Когда-нибудь у него будет такой дом. А сейчас он этот дом грабит.
Гарольд и Ганнибал заворачивали в простыню столовое серебро. Джей пытался обнаружить сейф — искал по своему, характерному для него методу. Встав в центре комнаты, он медленно осматривал все вокруг. Затем заглядывал за картины, срывал ковры. Переходил в другую комнату, вставал посредине, осматривался, открывал шкафы… и так до тех пор, пока не находил сейф. В данном случае он обнаружил сейф, вмонтированный в бетонную стену за ковром в туалете. Он вытащил из чемоданчика дрель.
— Подключай.
Алим воткнул вилку в розетку. Даже он — он! — повиновался приказам, когда это необходимо. И распорядился:
— Если мы ничего не найдем и на этот раз, никаких больше сейфов.
Джей кивнул. Они уже вскрыли четыре сейфа в четырех подряд домах и ничего не обнаружили. Похоже, что все в Бел-Эйре поместили свои драгоценности в банк. А может, прихватили их с собой.
Алим вернулся в гостиную. Глянул сквозь газовые занавески. Ясный, безоблачный летний день, очень тихо, никого не видно. Половина местных обитателей удрала в горы, а те, что остались, заняты своими домашними делами (какими бы ни были дела у владельцев домов, подобных этому). И вообще, все, кто остался дома, должно быть, смотрят сейчас телевизоры, чтобы понять, не совершили ли они ошибку. Они — как те, из этого дома, они тоже боятся кометы. А люди, подобные Алиму или матери Алима, которая всю жизнь работала, отскребая чужие полы, его матери, с ее изуродованными коленями… или даже люди, подобные лавочнику, которого он застрелил, этим людям приходится бояться слишком многого, бояться реального, чтобы их тревожили какие-то чертовы всполохи на небе.
Итак: улица пуста. Никаких затруднений, и предыдущие ограбления прошли что надо. Мать их так, эти драгоценности. Уже набрали серебра, картин, телевизоров — от крошечных до громадных, телевизоров было по два, по три, по четыре на каждый дом. За сиденьями автомобиля лежат домашний компьютер, большой телескоп (странная штука, ее нелегко будет сбыть) и с дюжину пишущих машинок. Обычно при ограблениях удавалось добыть и какое-то количество ружей, но на этот раз — нет. Ружья прихватили с собой их бежавшие владельцы.
— Ни хрена себе! Эй, братья…
Алим кинулся на голос. Столкнулся в дверях с Гарольдом — чуть не застряли.
Джей вскрыл сейф и уже вытаскивал оттуда двойные пластиковые пакеты. А в них то, что не сдашь в подвалы ни одного банка. Три пакета славного, милого сердцу снадобья. О, мистер Белый, а ваши соседи знают о том, что вы храните в своем сейфе? Небольшие, но увесистые мешочки: кокаин, темного цвета гашиш. И еще маленькая бутылка с чем-то, что может оказаться гашишевым маслом, но лишь псих, не взглянув на этикетку, испробует из этой бутылки. Джей, Гарольд и Ганнибал захмыкали. Загомонили. Джей кинулся искать бумагу, нашел. Начал сворачивать самокрутку.
— Мать вашу этак! — Алим ударил Джея по рукам. Снадобье высыпалось из выпавшей самокрутки. — С ума сошел? Это когда работа еще не окончена и у нас впереди четыре дома?! Отдай мне это! Отдай все! Вам хочется повеселиться? Отлично, мы прекрасно повеселимся, когда кончим работу и вернемся домой!
Братьям все это не понравилось, но они подчинились — отдали пакеты Алиму, и он рассовал их по карманам своей мешковатой военной куртки. Потом он хлопнул парней пониже спины, и они ушли, таща на себе тяжелые, свернутые из простыней узлы.
Никакого веселья Алим устраивать не собирался. Да и не в этом дело. Но по крайней мере, они сохранят ясные головы до тех пор, пока работа не будет закончена.
Алим забрал еще радиоаппарат и тостер и направился вслед за братьями к выходу. Замигал, оказавшись в свете ясного солнечного дня. Джей на заднем сиденье укрывал брезентом награбленные шмотки. Гарольд заводил двигатель. Все хорошо. Стоя у открытой дверцы машины, Алим оглядел улицу.
И увидел, что высокое дерево, растущее посреди лужайки, отбрасывает две четко очерченные тени.
И вот то дерево, поменьше: тоже две тени. Он глянул себе под ноги и увидел, что и у него две тени. Алим поднял взгляд вверх и увидел его — второе Солнце. Это второе Солнце падало с неба, падало куда-то за горы. Он замигал, он крепко, изо всех сил зажмурился. Все застлала ярко-фиолетовая пелена.
Он влез в грузовичок.
— Поехали. — И пока машина разворачивалась, включил рацию: — На связь, Джаки. На связь, Джаки. Джаки, так твою мать, отвечай!
— Кто это? Алим Нассор?
— Да. Ты видел это?
— Что — «это»?
— Комету! Божий Молот! Я видел ее падение! Я видел, как она горела, падая с неба, горела, пока не упала! Джаки, слушай внимательно… внимательно, потому что через минуту рации окажутся бесполезными. Произошло столкновение. Все эти слухи, выходит, правда. Мы влипли.
— Алим, вы, должно быть, обнаружили что-нибудь стоящее. Настоящее снадобье, без подделок? Кокаин, наверное?
— Джаки, это — правда. Это — столкновение, весь мир полетит вверх тормашками. Теперь жди землетрясений и цунами. Вызови всех, кого только можешь, и скажи им, что мы встречаемся у… в общем, дом поблизости от Грейпвайна. Нам следует держаться вместе. Утонуть мы не утонем, мы высоко над уровнем моря, но мы должны быть вместе.
— Алим, ты свихнулся. Мне еще нужно обойти два дома, у нас неплохая добыча, а ты ведешь себя так, будто наступает конец света…
— Вызови кого-нибудь, Джаки! Ведь кто-то, кроме меня, видел се! Пока еще работают рации, я попробую связаться с остальными. — Алим прервал связь.
Грузовичок ехал по подъездной аллее. Лицо Гарольда было цвета мокрого пепла.
— Я тоже видел ее, — сказал он. — Джордж… Алим, ты считаешь, что тут достаточно высоко, чтобы нас не затопило? Я боюсь утонуть.
— Мы сейчас в самом высоком месте. Чтобы добраться в Грейпвайн, нам придется ехать вниз. Поехали, Гарольд. Нам нужно пересечь низменность до того, как дожди станут чересчур сильными.
Гарольд резко рванул вдоль улицы. Алим потянулся за рацией. На самом ли деле здесь достаточно высоко, чтобы они не утонули? Хоть кто-нибудь где-нибудь может быть сейчас уверенным, что он не утонет?
ВТОРНИК КАТАСТРОФЫ: ОДИН
Пытаясь спастись, я бежал к скале.
Но скала отказала в приюте мне.
Она крикнула: — «Здесь ты не спрячешься!
Нет, нигде не спрячешься ты…»
Вершина горной цепи Санта-Моника — весьма неудобное место, чтобы жить здесь. Торговые центры далеко. Дороги — опасные, кое-где их поверхность лежала чуть ли не в вертикальной плоскости. И тем не менее здесь было много домов. Много, потому что в этих местах селился избыток населения.
Избыток, создаваемый городами.
Вид, который открывался с вершины этой ночью, с понедельника на вторник, был совершенно неправдоподобным. Единственным в своем роде. По одну сторону лежал Лос-Анджелес, по другую — долина Сан-Фернандо. Ночью города кажутся коврами, их многоцветное сияние простирается в бесконечность. Шоссе — реки света, протекающие через моря тьмы. Кажется, что весь мир превратился в единый город, и как это здорово!
Все же на гребне оставались еще не занятые никем места. На закате солнца Марк, Фрэнк и Джоанна свернули с шоссе Мулхолланд и двинулись на мотоциклах вверх по склону. Лагерь разбили в окружении скал, так, чтобы их не могли заметить случайные мотобродяги. И от ближайших домов лагерь отделяло приличное расстояние.
Фрэнк Стонер обошел кругом вершину горы, поглядел на склоны — и с той и с другой стороны, кивнул, соглашаясь сам с собой. Не добраться. Слишком опасны покрытые грязью откосы. В общем-то ничуть не важно, почему никто не построил себе здесь дом, но Фрэнку Стонеру не нравилось, когда на возникший у него вопрос не находилось ответа. Он повернул обратно, туда, где Марк и Джоанна устанавливали походную кухонную плиту.
— Возможно, у нас нервные соседи, — сказал Фрэнк. — Давайте приготовим обед, пока еще светло. После наступления темноты никаких фонарей или огней.
— Я не понимаю… — начал Марк. Но Джоанна нетерпеливо его оборвала.
— Пойми, вблизи этих домов нет ни одного полицейского участка. Люди, переселившиеся сюда, становятся подозрительными. Не нужно, чтобы мы провели ночь перед днем падения порции мороженого у шерифа Малиби. — И отошла, чтобы прочесть инструкцию, как следует приготовить обед из взятых ими с собой обезвоженно-замороженных продуктов. Джоанна не умела хорошо готовить, но, если предоставить это дело Марку, он сготовит обед по своему усмотрению — и, может быть, это окажется очень вкусным, а может быть, и совсем наоборот. Коли следовать инструкции, наверняка получится нечто съедобное, а Джоанна была голодна.
Она сравнила взглядом обоих мужчин. Фрэнк Стонер башней возвышался над Марком. Высокий, сильный, физически привлекательный. Это чувство охватывало Джоанну и прежде. Должно быть, он чертовски хорош в постели.
Хотя это чувство охватывало Джоанну и прежде, она никогда не ловила себя на мысли, что может сойтись с другим мужчиной. И она удивилась, что у нее могла возникнуть эта мысль. Она живет с Марком, но кажется, что они живут вместе чуть не шутки ради. Джоанна не знала, любят ли они с Марком друг друга — просто потому, что не знала, что такое любовь. Но в постели им хорошо, и они не часто занимались взаимной трепкой нервов. Так откуда эта внезапная тяга к Фрэнку Стонеру?
Она вывалила бефстроганов в кастрюлю и, наклонив голову, чтобы другие не могли этого увидеть, улыбнулась. Они захотят узнать, чему она улыбается, а причину ей объяснять было бы неохота. Если б она сама понимала, почему ее потянуло к Фрэнку Стонеру…
Но это внезапное влечение обеспокоило ее. Родители Джоанны принадлежали к верхней прослойке среднего класса, и они дали ей очень хорошее образование. Пользы эта образованность приносила ей немного, но в Джоанне развилась любознательность. Особенно интересовали ее люди, в том числе и собственная персона.
— Здесь просто великолепно, — сказал Марк.
Фрэнк хмыкнул неодобрительно.
— Нет? А почему нет? Где было бы лучше? — спросил Марк. Данное место подобрал он и гордился этим.
— В Можави лучше, — рассеянно сказал Фрэнк. Он разложил свой спальный мешок и сел на него. — Но туда бы пришлось далеко добираться… неизвестно зачем. А все же… плита под нами плохая.
— Плита? — спросила Джоанна.
— Тектоническая плита, — объяснил Марк. — Ты ведь знаешь, что континенты плывут по поверхности расплавленного горного вещества, скрытого в недрах Земли.
Фрэнк с рассеянным видом слушал это объяснение. Нет смысла поправлять Марка. В Можави наверняка было бы лучше. Можави расположен на североамериканской плите. Лос-Анджелес и Байя-Калифорния — на другой. Плиты соединяются вблизи Сан-Андреаса. Если Молот ударит, все наверняка придет в движение. Закачаются обе плиты, но Северная Америка — в меньшей степени.
Однако все это — пустое умствование. Фрэнк связался с ИРД, и там заверили, что вероятность столкновения Молота с Землей чрезвычайно мала. Опасность невелика: ехать по шоссе и то более опасно. Вся эта затея с вылазкой в горы — просто тренировочный турпоход, но Стонер привык, чтобы все, что он делает, делалось основательно и правильно. Он настоял, чтобы Джоанна поехала в поход на собственном мотоцикле, хотя сама она предпочла бы ехать на заднем сиденье мотоцикла Марка. Взяли три мотоцикла, поскольку одного могли лишиться.
— Это все — тренировка, — сказал Фрэнк. — Но может быть, тренировка не без пользы.
— А? — отозвалась как раз включающая кухонную плиту Джоанна. Плита загудела. День клонился к вечеру.
— Нет ничего глупого в том, чтобы быть готовым к тому, что цивилизация рухнет, — сказал Фрэнк. — В следующий раз это будет не Молот, а что-либо другое. Но что-нибудь будет. В общем, читайте газеты.
Вот оно что, подумала Джоанна. Я почувствовала настрой его мыслей. Вот оно почему… Если действительно цивилизация рухнет, то прямой смысл оказаться с Фрэнком Стонером, а не с Марком Ческу.
Фрэнк убеждал отправиться в Можави. Марк отговорил его от этого. Марк не полностью проникся страхом Молота — и, похоже, это с его стороны глупо.
Поели они в более раннее время, чем обычно. Когда покончили с едой, света оставалось как раз достаточно, чтобы вымыть посуду. Когда почти стемнело, они улеглись в спальные мешки. Лежали и смотрели, как гаснет свет над Тихим океаном. Смотрели до той поры, пока не стало слишком прохладно и не пришлось забраться в мешки с головой. Джоанна взяла с собой персональный спальный мешок и не стала спать вместе с Марком, хотя обычно на лагерных привалах они спасти вместе.
Свет дня умирал на западе. Одна за другой появлялись звезды. И сперва были только звезды. А потом в восточной стороне неба вспыхнуло свечение. Ослепительное свечение. Огни разгорались над Лос-Анджелесом, они делались все ярче. И наконец ночь вспыхнула ярче, чем огни Лос-Анджелеса, — небо сверкало, словно вспыхнуло самое ослепительное северное сияние. Зарево делалось все ярче, и уже лишь немногие звезды проглядывали сквозь окутавший Землю хвост кометы.
Они не спали, переговаривались. Вокруг стрекотали сверчки. Днем — хотя Марк и Фрэнк не сговаривались — они выспались. Дневной сон — как признание того, что им уже за тридцать. Фрэнк рассказывал байки о том, каким образом может настать конец света. Марк прерывал его, чтобы высказать собственную точку зрения или что-нибудь добавить. Он пытался угадать, что намерен сказать Фрэнк, и высказать это первым.
Джоанна слушала все это с нарастающим нетерпением. Она лежала молча, размышляла, Марк всегда так. Но никогда прежде это ее не тревожило. Так почему сейчас его поведение — как ножом по горлу? Все то же. О-хо-хо, думала Джоанна, может, это — женский инстинкт? Стремление иметь возле себя более сильного мужчину? Как глупо. Такие мысли противоречат ее образу мышления. Она — Джоанна, полностью раскрепощенная, свободная и самостоятельная, сама определяющая то, как сложится ее жизнь…
Этот конфликт в мыслях натолкнул ее на другую тему. Ей еще нет тридцати, так зачем ей все это, зачем она это делает? Делала и делает? Так дальше продолжаться не может. Подзашибить где-нибудь несколько долларов, когда Марк оказывается без работы, с ревом носиться по всей стране на мотоциклах… Все это весьма забавно, но, черт побери, ей уже пора заняться чем-либо серьезным, иметь за спиной что-то постоянное…
— Спорим, я могу так заслонить плиту, что огня никто не увидит, — сказал Марк. — Джо, хочешь кофе? Джо?
Совсем рассвело. Фрэнк и Джоанна еще спали. Марк улыбался, словно выиграл в драке. Он наслаждался, наблюдая, как гаснет зарево рассвета. Нечасто случалось в последнее время, чтобы он видел рассвет. А сегодняшний рассвет еще и сиял каким-то колдовским светом. Лучи солнца чуть меркли, приобретали несколько иной оттенок, пройдя сквозь пыль и газы, принесенные к Земле из далей космического пространства.