Молот Люцифера

Летящих гор. Следовательно, с Землей столкнулась раздробленная на части комета. Было не одно столкновение, а множество. Трудно сказать, сколько их всего было… Тем не менее, когда произошло Падение Молота, в Калифорнии было утро, а комета приближалась со стороны солнца, так что в основном столкновение пришлось на Атлантический океан. Скорее всего так. Если цунами, обрушившееся на восточное побережье, так же велико, как то, которое обрушилось на нас — все к востоку от Кэтс Хилз уничтожено. И большая часть Долины Миссисипи — тоже. Общенационального правительства больше нет. И, может быть, нет больше армии.

— Иисус Христос! Вы хотите сказать, что погибла вся страна?!

— Может быть, и весь мир, — сказал Тим.

Это уже было слишком. Рейнджер сел на землю возле автомобиля. И уставился в пространство. — Моя девушка живет в Лонг Бич…

Тим ничего не сказал.

— И моя мать тоже. Сейчас она была в Бруклине. Навещала мою сестру. А вы говорите, что все уничтожено…

— Скорее всего, — сказал Тим. — Мне б хотелось, чтобы я знал больше. Но — скорее всего.

— Так что же мне делать со всеми этими детьми? Со всеми этими туристами? Со всеми этими людьми?! Чем мне кормить их?

Ты их и не прокормишь, подумал Тим, но вслух не сказал. А сказал:

— Продовольственные склады. Фермы крупного рогатого скота. Ищите любые источники пищи — до тех пор пока не сможете провести сев. Сейчас июнь. Какая-то часть урожая, видимо, не погибнет, ее можно будет собрать.

— Север, — будто сам себе сказал рейнджер. — Там на холмах вокруг Грейпвайна — фермы. Север, — он глянул на Тима. — Куда вы намереваетесь направиться?

— Не знаю. Видимо, на север.

— Сможете вы взять кого-нибудь с собой из этих детей?

— Наверное смогли бы, но у нас нет еды…

— А у кого есть? — спросил рейнджер. — Может быть, вам следовало бы остаться с нами. Мы могли бы отправиться в путь вместе.

— Вероятно, у маленьких групп будут лучшие шансы чем у больших. Мы не хотим оставаться с вами, — сказал Тим. Ему не хотелось брать заботу о детях на себя, но отказаться, видимо — невозможно.

Кроме того, это просто напросто надо сделать. Когда-то Тим где-то прочитал: во всякой этической ситуации то, что вам менее всего хочется делать — есть, вероятно, самое правильное действие. Что-то в этом роде.

Рейнджер отошел и через несколько минут вернулся. Вместе с ним были четверо детей лет шести и младше. Дети были хорошо одеты, чистенькие и очень испуганные. Эйлин усадила их на заднее сиденье «Блейзера»и — чтобы быть поближе к ним — сама села туда. Рейнджер передал Тиму листок, вырванный из блокнота. На листке были написаны имена и адреса.

— Здесь сказано, кто эти дети, — голос рейнджера дрогнул. — Если б вы могли разыскать их родителей…

— Хорошо, сказал Тим. Включил двигатель «Блейзера». Сейчас — в первый раз за все время — машину поведет он. Педаль сцепления ходит туго.

— Меня зовут Эйлин, — донесся голос с заднего сиденья. — А он — Тим.

— Куда едем? — спросила девочка. Она была очень маленькая, и выглядела очень беспомощной — но не плакала. Плакали мальчики. — Вы нас отвезете к моей мамочке?

Тим глянул в листок. Лаурия Малькольм, послана в лагерь своей матерью. Лагерь организован церковью, прихожанкой которой являлась мать Лаурии. Об отце упоминаний не было. Адрес матери: Лонг Бич. Господи, что ответить этой девочке?

— Мы поедем домой? — прежде чем Эйлин смогла что-либо сказать, спросил один из мальчиков.

Как объяснить шестилетнему ребенку, что его дом уничтожен наводнением? Как объяснить маленькой девочке, что ее мамочка…

— И что случилось? — спросил мальчик. — Все так напуганы. Преподобный Тилли не хотел, чтобы мы это знали, но и он боялся.

— Это была комета, — очень серьезно сказала Лаурия. — Эйлин, она упала на Лонг Бич? Можно я буду называть вас Эйлин? Преподобный Тилли говорит, что нельзя звать взрослых по именам. Нельзя, и все тут. — Тим свернул на дорогу, ведущую к обсерватории. Некогда — в тех местах, где эта старая, покрытая грязью дорога пришла в негодность — он организовал ремонт ее. Настилал бревна, засыпал гравием и заливал бетоном. Сейчас дорогу покрывал толстый слой грязи, но «Блейзер» шел без труда. Осталось недолго. Там есть запасы пищи, и можно будет остановить этот бег неизвестно куда. Во всяком случае остановить его на время. Запасы пищи там не бесконечны, но впереди достаточно времени, чтобы обдумать эту проблему. Сперва нужно добраться туда, — в обсерваторию. Сейчас обсерватория — это дом родной, тихая гавань. Единственное место, где хорошо. Там тепло, там есть душ. Там безопасно, там можно укрыться, когда весь мир катится к своему концу.

«Блейзер» уже не выглядел ни новым, ни сияющим. Бока его были сплошь покрыты царапинами, он весь был в грязи. Этот автомобиль смог проехать по покрытым грязью дорогам, его не остановили ни россыпи скатившего по склонам булыжника, ни глубокие лужи. Тиму никогда не приходилось водить подобной машины. Его охватило ощущение, что на «Блейзере» он может доехать куда угодно. «Блейзер» катил к дому. Очередной поворот. Остался еще один, последний, и они с Эйлин окажутся в безопасности.

Построенное из бетона здание выглядело неповрежденным. Так же, как и стоявший рядом с ним деревянный гараж. Крыша гаража, правда, осела, прогнулась под куполом, но не слишком заметно. Створки купола телескопа были закрыты. Ставни на окнах дома тоже.

— Мы дома! — заорал Тим. Ему хотелось орать. На заднем сиденье Эйлин вместе с детьми пела песню: — А из этой бородавки вырос волосок…

— Вот он! Безопасность! Хоть на какое-то время.

Песня оборвалась на полуслове.

— Похоже твой дом в порядке, — сказала Эйлин. В ее голосе звучало удивление. Она никак не ожидала, что дом останется неповрежденным. После Туджунги она потеряла всякую надежду на что-либо хорошее.

— Конечно, Марти знает, что делать, — начал он. — Он закрыл ставни и… — голос Тима увял.

Эйлин проследила за взглядом Тима. Из обсерватории вышли двое мужчин. Старшему — около пятидесяти. В руках у мужчин были винтовки. Они наблюдали, как Тим остановил «Блейзер»у большого, отлитого из бетона крыльца. Винтовки покачивались в их руках, не то, чтобы нацелены прямо на Блейзер, не то, чтобы совсем отведены в сторону.

— Извини, приятель, места нет, — крикнул один из мужчин. — Лучше двигай дальше. Извини.

Тим уставился на чужаков, от ярости у него напряглись все мышцы. Лоб его горел.

— Я — Тим Хамнер. Я — владелец этого дома. А теперь — кто вы?

Мужчины никак не прореагировали на его вопрос. Из дома на крыльцо вышел молодой парень.

— Марти! — завизжал Тим. — Марти, скажи им, кто я такой! («И когда я узнаю, что эти чужаки здесь делают», — добавил он про себя, «я поговорю с тобой, Марти».)

Марти широко улыбнулся:

— Ларри, Фриц, это мистер Тимоти Гарднер Аллингтон Хамнер, плейбой и миллионер… ах да, и астроном-любитель. Он владелец этого дома.

— Подумать только, — сказал Фриц, не отводя дула винтовки.

Один из мальчиков заплакал. Эйлин притянула его к себе, крепко обняла. Остальные дети наблюдали за происходящим громадными глазами.

Тим распахнул дверь «Блейзера». Винтовки вразнобой качнулись. Проигнорировав это, Тим вылез из машины. Постоял. Вокруг было тускло, сумрачно. Одежда от дождя — мокрая, по спине от затылка текли струйки. Тим шагнул к крыльцу.

— Лучше не надо, — предупредил тот мужчина, которого звали Ларри.

— Пошел к черту, — поднимаясь по ступеням, сказал Тим. — Я не собираюсь ругаться с тобой, чтобы криком пугать детей.

Мужчины ничего не предпринимали, и на мгновение Тим ощутил приступ отваги. Может быть… может быть, все это шутка. Он посмотрел на Марти Роббинса:

— Что здесь происходит?

— Не здесь, — ответил Марти, — а везде.

— Я знаю о падении Молота. Что эти люди делают в моем доме? — ошибка, тут же понял Тим. Но уже поздно.

— Это не ваш дом, — сказал Марти Роббинс.

— Тебе это так не пройдет! Там, внизу — рейнджеры. Как только они появятся здесь…

— Никто не появится, — сказал Роббинс. — Ни рейнджеры, ни армия, ни Национальная гвардия, ни полиция. У нас тут хорошая радиоаппаратура, мистер Хамнер, — слово «мистер» он произнес презрительно. — Я слышал последние сообщения «Аполлона», слышал все сообщения. И слышал переговоры рейнджеров между собой. Вы больше не владелец этого дома, поскольку теперь никто ничем вообще больше не владеет. И нам вы не нужны.

— Но… — Тим посмотрел на тех двух мужчин. Они не походили на преступников. А ты знаешь, черт побери, как выглядят преступники? — подумал он. И все же эти двое не походили. Руки у них загрубелые, чисто вымытые. Не то, что руки Марти Роббинса. Или руки Тима. У одного из мужчин сломан ноготь на руке, этот ноготь уже отрастает.

Одеты мужчины в серые брюки и рабочие рубашки. На штанах Фрица — ярлык «Великий кузнец». — Зачем вы это делаете? — спросил он у них. Роббинса он теперь игнорировал.

— А что еще мы могли бы делать? — сказал Ларри. Сказал с извиняющейся интонацией — но винтовку держал он твердо, дуло ее было направлено куда-то между Тимом и «Блейзером». — Здесь есть еда, хотя ни так уж и много. На какое-то время ее хватит. Здесь с нами наши семьи, мистер Хамнер. Что нам остается делать?

— Вы могли бы остаться здесь. Просто разрешите нам…

— Но неужели вы не понимаете, что мы не можем разрешить ВАМ остаться, — сказал Ларри. — Что бы вы здесь делали, мистер Хамнер? Какая от вас польза?

— Откуда, черт возьми, вы знаете, что я умею?

— Мы уже успели обсудить этот вопрос — проворчал Фриц. — Мы не думали, что вы появитесь здесь. Но все же обсудили, что делать, если вы все же появитесь. И мы приняли решение. Уезжайте. Вы здесь не нужны.

Мартин Роббинс отводил глаза. Тим уныло кивнул. Он все понял. Говорить больше не о чем. В аппаратуре — не только радиоаппаратуре, но и в астрономических и метеорологических приборах — Роббинс разбирается не хуже самого Тима. Даже лучше. Кроме того Роббинс прожил здесь более года, и с окрестными горами он опять-таки знаком лучше Тима.

— Что там за цыпленок? — требовательно спросил Тима Роббинс. Он вытащил из кармана большой фонарик и направил луч на «Блейзер». Многого ему рассмотреть не удалось. Луч осветил лишь падающие капли дождя и заляпанную грязью машину. И отливающие блеском волосы Эйлин. — Какая-нибудь ваша родственница? Богатая сучка?

Ах ты, маленький ублюдок. Тим попытался припомнить, что мог о своем помощнике. Когда Марти жил с Тимом в Бел-Эйр, они бывало, ссорились, но не всерьез, а в обсерватории Роббинс был лучше не надо. И месяца еще не прошло, три недели все прошло, как Тим написал Роббинсу рекомендательное письмо — для Лоуэлловской обсерватории, той, что в Флагстаффе. Видимо, я просто не знал, что он такое, я, в сущности не был знаком с ним…

— Она может остаться, — сказал Роббинс. — У нас мало женщин. Она может остаться. Вы — нет. Пойди скажи ей…

— Вы спросите ее, — сказал Ларри. — Спросите. Она может остаться — но лишь если сама того захочет.

— А я нет?

— Мы проследим, чтобы вы уехали отсюда, — сказал Ларри. — И не вздумайте возвращаться.

— А рейнджеры и полиция где-то там все же есть, — сказал Марти Роббинс. — Может быть, наше решение не такое уж правильное. Может быть, нам не следует оставлять ему машину. Это хорошая машина. Лучше, чем те, которые у нас есть…

— Не надо говорить так, — понизив голос перебил Ларри и оглянулся на ведущую в обсерваторию дверь.

Тим нахмурился. Что-то здесь происходит, но он не мог понять что.

Эйлин вылезла из «Блейзера»и подошла к крыльцу. Заговорил — безжизненно и устало:

— Что случилось, Тим?

— Они говорят, что это больше не мой дом. Они прогоняют нас.

— Вы можете остаться, — вставил Марти.

— Вы не смеете поступать так! — закричала Эйлин.

— Заткнись! — рявкнул Ларри.

Из обсерватории вышла дородная женщина. С неодобрением посмотрела на Ларри: — Что здесь происходит?

— Уйди, — сказал Ларри.

— Ларри Келли, чем ты занимаешься? — спросила женщина. — Кто эти люди? Я его знаю. Его показывали в «Ежевечернем обозрении». Это Тимоти Хамнер. Это прежде был ваш дом, да?

— Это и есть мой дом.

— Нет, — сказал Фриц. — Мы договорились. Нет.

— Воры. Воры и убийцы, — сказала Эйлин. — Почему вы просто не пристрелите нас, чтобы раз и навсегда покончить с этим делом?

Тиму захотелось заорать на нее, сказать ей, чтобы она заткнулась. Предположим, возьмут и последуют ее совету. Роббинс — этот может.

— Зря вы такое говорите, — сказала женщина. — Все очень просто. На всех здесь не хватит. И надолго не хватит. Человеком больше — человеком меньше, но нам не нужен раздающий приказы мистер Хамнер. А я не думаю, что он годится на что-либо иное. Нет, не думаю. Вы уж поищите себе другое место, мистер Хамнер. Есть ведь и другие места, — она перевела взгляд на Ларри — чтобы тот подтвердил сказанное. — Очень скоро и нам самим придется уходить отсюда. Вы просто несколько опередите нас.

Она говорила очень спокойно и рассудительно. Вот это и оказалось настоящим кошмаром для Тима: как спокойно и рассудительно она говорила. И по тону ее было ясно: она уверена, что Тим согласится с ее доводами.

— Но девушка может остаться, — снова сказал Роббинс.

— Ты хочешь остаться? — спросил Тим.

Эйлин рассмеялась. Это был горький, полный презрения смех. Она посмотрела на Марти Роббинса и рассмеялась снова.

— Там в машине дети, — сказала женщина.

— Мэри Сью, это не наше дело, — сказал Фриц.

Она никак не прореагировала. Взглянула на Ларри:

— Кто эти дети?

— Они из туристского лагеря, — сказала Эйлин. — Они жили в Лос-Анджелесе. Рейнджерам нечем было кормить их. Мы взяли их с собой. Мы думали…

Женщина спустилась с крыльца и подошла к «Блейзеру».

— Скажи ей, что это делать не надо, — сказал Фриц. — Заставь ее…

— За пятнадцать лет жизни с ней мне еще ни разу не удалось заставить ее ни в чем, — ответил Ларри. — И ты это знаешь.

— Да-а.

— Нам не нужны здесь дети, — закричал Марти Роббинс.

— Не думаю, чтобы они объели нас так, как объела бы эта леди, — сказал Ларри. Обернулся к Тиму и Эйлин. — Послушайте, мистер Хамнер. Вы понимаете, как обстоят дела? Мы ничего не имеем против вас, но…

— Но вы отсюда уберетесь, — сказал Маарти Роббинс. В голосе его звучало удовлетворение. Сказал он это так, чтобы женщина его не могла услышать. Она уже залезла в машину и сидела на заднем сиденье, разговаривая с детьми. — И хочу еще раз сказать: где-то там рейнджеры. Хамнер может разыскать кого-нибудь из них. Вот что я вам скажу: он уберется отсюда, но в моем сопровождении и…

— Нет, — с явным отвращением отрубил Ларри.

— Может быть, вот что он задумал, — сказал Фриц. — Вот что он задумал… Он думает, что, может, мы потом не захотим, чтобы он был с нами. Он сомневается, хотим ли мы его. Может, он решил уйти и не вернуться. А нам без него может прийтись здесь туго.

— Мы заключили договор! — закричал Марти. — Когда вы явились сюда! Я разрешил вам поселиться здесь! Мы заключили договор…

— Заключили, конечно, — сказал Фриц. — Но тебе бы лучше заткнуться насчет убийства, а то мы можем и забыть об этом договоре. Я вижу, Мэри Сью ведет детей. Мистер Хамнер, вы не против если мы возьмем на себя заботу о них?

Как спокойно он рассуждает, подумал Тим. Фриц и Ларри… Кто эти двое? Плотники? Садовники? Они остались в живых и убедили сами себя, что по-прежнему остаются цивилизованными людьми.

— Поскольку в машине почти не осталось горючего, вряд ли Эйлин и мне удастся выбраться живыми из этих гор. Эйлин, может, это была хорошая мысль. Оставшись здесь, ты, возможно, спасешь свою…

Эйлин посмотрела на Роббинса:

— Только не с этим.

Фриц взглянул на Ларри. Мгновение они смотрели друг другу в глаза. — Мне кажется, у нас есть немного бензина, наконец, сказал Фриц. — Во всяком случае, есть десятилигаллоновая канистра. Мы может отдать этот бензин вам. Десять галлонов горючего и пару банок супа. Вы возвращайтесь в машину и ждите там — пока мы обсудим насчет горючего.

Тим залез обратно в машину. Втащил за собой Эйлин — прежде чем она успела нахамить снова. Дети сгрудились вокруг Мэри Сью. Они не отводили взгляд от «Блейзера», и не скоро страх исчезнет из их глаз, с их лиц. Тим выдавил из себя успокаивающую улыбку, помахал рукой. Его пальцы свела судорога: нужно уезжать, быстрее уезжать, подальше от этих ружей. Но он принудил себя ждать.

Ларри заполнил бак бензином. Тим задом вырулил из подъездной аллеи. И поехал — в дождь.

ПОЧТАЛЬОН: ОДИН

Все, что может быть охарактеризовано как долг, есть

предпосылка всякого подлинного закона и сущность всякого

благородного обычая — превращающегося впоследствии, как мы

можем увидеть, в то, что называется честью. Если мы начнем

размышлять над подобными проблемами, нам никак на обойтись

без понятия «честь».

Освальд Шпенглер. Размышления.

Гарри Ньюкомб не видел Падения Молота, и вина за это лежит на Джейсоне Гиллкудди. Гиллкудди (как он говорил) заточил сам себя в глуши: обрек себя на диету и написание романа. За шесть месяцев он потерял двенадцать фунтов (хотя мог бы и больше). А что касается уединения, то ему куда как больше хотелось поболтать с проезжавшим мимо почтальоном, чем писать свой роман.

Лучшую кофейную чашку можно обнаружить в Ранчо Серебряной Долины. Зато Гиллкудди, живущий на противоположном конце долины, умеет приготовить лучший в этих местах кофе.

— Но, — улыбаясь, сказал ему Гарри, — но я расползусь по швам, если позволю всем желающим угощать меня кофе. Я — человек популярный, вот кто я.

— Дитя, лучше не спорь, а пей. Срок моей аренды истекает в четверг, а «Баллада» закончена. К следующему Дню Хлама меня здесь не будет.

— Закончена! Ура, прекрасно! Я в ней описан?

— Нет, Гарри, извини. Понимаешь, это чертово произведение получилось слишком большим. Ведь выходит вот как: то, что тебе самому нравится больше всего, обычно приходится выбрасывать. Но вот кофе: «Голубая гора Ямайки». Когда я праздную приятное событие…

— Ладно, налейте.

— Добавить коньяку?

— Имейте какое-то уважение к моей форме, если вы… Ладно, черт возьми, не могу же я теперь его вылить. Не могу.

— За моего издателя, — Гиллкудди бережно поднял свою чашку. — Он заявил, что этот контракт разорвет. Причем вина будет лежать на мне.

— Тяжелая у вас работа.

— Да, но зато деньги платят хорошие.

Самым краем сознания Гарри заметил далекий раскат грома. Надвигается летняя гроза? Он мелкими глотками потягивал кофе. Кофе у Гиллкудди, действительно — нечто особое.

Но когда Гарри вышел из дома, он не увидел в небе грозовых облаков. (Кстати, встал Гарри до того, как рассвело. Фермеры живущие в долине, придерживаются странного распорядка дня, и почтальону приходится под них подлаживаться). Гарри увидел жемчужное сияние окутавшего Землю хвоста кометы. Частично это сияние еще было заметно, но оно расплывалось в лучах солнца и, белея, растворялось в голубизне неба. Похоже на смог, только чистый смог. Стояла странная тишина, будто все вокруг ожидало чего-то.

Итак, Джейсон Гиллкудди возвращается в Чикаго. До следующего раза, когда он снова приговорит себя к одиночному заточению. Посадит себя на диету и начнет писать очередной роман. Гарри будет не хватать его. Джейсон — самый образованный человек в долине, за исключением, может быть, сенатора… А сенатор-то, оказывается, существует на самом деле. Гарри видел его вчера, хоть и издали. Сенатор прибыл на автомобиле, размером с автобус. Может быть, и сегодня Гарри повстречает сенатора. Гарри на хорошей скорости мчался к усадьбе Адамсов. Грузовичок затрясло, и Гарри затормозил. Выбоина? Что-то случилось с колесом? Дорога тряслась и, похоже, пыталась изогнуться. Грузовичок, в свою очередь, пытался вытряхнуть мозги из Гарри. Гарри остановил машину, но по-прежнему трясло! Он выключил зажигание. Почему трясет?

— С таким лучше встречаться, имея бутылочку бренди. Ха! Землетрясение? — Тряска кончилась. — А никаких выбоин или разломов здесь нет. Мне так кажется.

Гарри поехал дальше, уже более медленно. С такой скоростью до фермы Адамсов добираться долго. Он рассчитывал приехать туда пораньше. Тем более, что он ездил раньше другим маршрутом. Он не осмелится зайти в дом… что ж, это сэкономит ему пару минут. Ни к чему опять вызывать недовольство миссис Адамс. Но с другой стороны, Гарри не видел Донну уже несколько недель.

Гарри снял свои противосолнечные очки. Он и не заметил, как вокруг потемнело. И продолжало темнеть. Словно заснятые замедленной съемкой, по небу неслись облака. Темное брюхо облаков освещали вспышки молний. Никогда прежде ничего подобного Гарри видеть не приходилось. Вероятно, начинается гроза, вот-вот хлынет дождь.

Ветер выл словно целая куча демонов, вырвавшихся из ада. Небо сделалось безобразным и страшным. Ничего подобного этим крутящимся черным тучам, пронизанным молниями, Гарри видеть не приходилось. Погода — как раз подходящая, чтобы оставить почту для миссис Адамс в почтовом ящике, подумал он мстительно. Пусть прогуляется за ворота.

Но, возможно, как раз Донне придется идти под дождем за почтой. Гарри подъехал к дому и остановился под нависающей над землей верандой. Как раз в ту секунду, когда он вылез из машины, пошел дождь. Выступ веранды почти никак не защищал от дождя: ветер разносил его струи во всех возможных направлениях.

А, может быть, как раз Донна откроет ему дверь… Но — увы! Дверь открыла миссис Адамс, и она не выказала ни малейшего знака радости при виде Гарри. Гарри повысил голос, чтобы его можно было услышать сквозь вой ветра: «Ваша почта, миссис Адамс». И голос его был столь же безразличен, как ее лицо.

— Спасибо, — сказала миссис Адамс и твердой рукой закрыла дверь.

Дождь лил, будто разверзлись хляби небесные. С грузовичка хлынули отвратительного вида коричневые струи. Гарри стало стыдно. Он и не подозревал, что его машина настолько грязна. Уже наполовину вымокший, он влез в кабину и поехал от дома Адамсов.

Неужели по всей долине такая погода? Гарри прожил в этих местах чуть больше года, но ничего и отдаленно похожего на то, что творилось вокруг, ему еще видеть не приходилось. Всемирный потоп! Ему очень хотелось порасспросить кого-нибудь, что все это значит?

Хоть кого-нибудь, но только не миссис Адамс.

Сейчас в долине должен быть сухой сезон. Ручей Придара тек, казалось, как обычно. Покрытая рябью вода ручья омывала гладкие белые булыжники, образующие его русло. Но когда Гарри Ньюкомб по деревянному мосту переехал ручей, он увидел, что ручей, переполненный водой бурлит. Дождь лил по-прежнему яростно, не утихая.

Гарри свернул: нужно опустить два письма в почтовый ящик, принадлежащий Джентри.

За всю свою службу здесь почтальоном Гарри лишь раз удалось увидеть Джентри (и фермер тогда нацелил на Гарри дробовик). Джентри вел отшельничий образ жизни, и ему не требовалась немедленная доставка корреспонденции. Гарри он не нравился.

Колеса вращались без толку, потом нашли сцепление с почвой и выволокли автомобиль обратно на дорогу. Раньше или позже, а Гарри надо бы где-то передохнуть. Он оставил надежду закончить разводку всей почты сегодня. Может быть, Миллеры предложат ему кровь и еду.

Дорога круто шла вверх по склону. Видно было плохо: дождь, молнии и темнота в промежутках между вспышками молний. На малой скорости машина ползла вперед. Слева — обрыв, справа — поднимающийся вверх склон холма. И склон и обрыв густо поросли деревьями. Гарри жался поближе к склону. Кабина была насквозь мокрая. Воздух — теплый и перенасыщен влагой.

Гарри резко затормозил.

Склон впереди обрушился. Оползень перегородил дорогу, частично перемахнув дальше в обрыв. Засыпанные землей, торчали деревья — одни сломанные, другие нет.

Недолго думая, Гарри решил вернуться. Но там, если повернешь назад — лишь Джентри и миссис Адамс. Ну и черт с ним. Дождь уже смыл часть оползня. А остаток — ну, эта куча земли и грязи не так уж крута. Решившись Гарри повел машину поверх оползня. Первая скорость и не останавливаться. Если он увязнет, домой придется возвращаться пешком. Причем под дождем.

Грузовичок накренился. Закусив губу, Гарри, изо всех сил работал рулевым колесом и акселератором. Бесполезно. Перемешанная с грязью земля поползла к обрыву, нужно как-то вырываться! Гарри вдавил до отказа педаль акселератора. Колеса вращались, не давая никакого видимого эффекта, грузовичок накренился еще круче. Гарри выключил зажигание, упал на пол и закрыл лицо руками. Грузовичок мягко качало, валило из стороны в сторону — словно подбрасывало на волнах стоящую на якоре лодчонку. Слишком сильный наклон — и грузовичок опрокинулся на бок. Почти сразу же он врезался во что-то большое и неподатливое, по кругу съехал с преграды, врезался еще во что-то, и наконец остановился.

Гарри приподнял голову.

Сразу за ветровым стеклом — ствол дерева. Небьющееся стекло пошло трещинами, прогнулось внутрь. Машину заклинило между этим деревом и соседним. Она лежала на боку, и вытащить ее без посторонней помощи невозможно. Да, чтобы вытащить грузовичок, нужен по крайней мере мощный автомобиль с буксировочным тросом. И люди с пилами.

Гарри не столько лежал, сколько висел в воздухе, удерживаемый ремнем безопасности. Теперь он осторожно расстегнул его, решив, что особого вреда от того не будет.

А что теперь? Конечно, нельзя оставлять почту без присмотра, но не может же он, Гарри, просидеть здесь весь день! «Каким образом мне закончить развоз почты сегодня?»— задал он сам себе вопрос и хихикнул. Хихикнул, ибо совершенно ясно, что он и не собирался закончить развозку сегодня. Придется оставить всю эту груду почты до завтра. Волк будет в ярости… но тут уж Гарри ничем помочь не может.

Он взял заказное письмо, адресованное сенатору Джеллисону и сунул его в карман. В другой карман он сунул две маленькие посылки, о которых Гарри имел основание думать, что внутри их нечто ценное. Большие посылки, бандероли с книгами и прочая почта пусть позаботятся сами о себе.

Он вылез из машины. Дождь, слепя, ударил его в лицо, вымочил мгновенно до нитки. Грязь скользила под подошвами, и через несколько секунд Гарри был вынужден изо всех сил вцепиться в оказавшиеся рядом с ним деревца. Лишь благодаря этому он не сорвался в текущий далеко внизу, быстро набухающий, ручей. Гарри постоял так, цепляясь за деревце — то ли мгновение стоял, то ли очень долго.

Нет, не надо пытаться добраться до телефона. Через такую дикую непогоду ему не добраться. Лучше выждать, пока это кончится. К счастью он сейчас так ехал, что путь совпадал с утвержденным начальством, обозначенным на карте маршрутом. Волк поймет, где искать его… Только он, Гарри и представить себе не может, какой автомобиль сможет добраться до него через то, что творится вокруг.

В небе вспыхивают молнии, обычные и двойные, блинк-блинк. Беспрерывно грохотал гром. Гарри ощутил боль в мокрых насквозь ногах. Да еще какую!

Хватит!

Кое-как он вернулся к своему грузовичку и залез внутрь. Конечно, автомобиль этот — не такая уж и защита, но, похоже, что здесь самое безопасное место, чтобы переждать пронизанную молниями бурю… и, кроме того, он таким образом не оставляет почту без охраны. Ведь это, в сущности, должно заботить его в первую очередь. Лучше доставить почту попозже, чем рисковать тем, что ее могут украсть.

Да уж, определенно лучше, решил Гарри и попытался устроиться покомфортабельнее. Проходили часы, и не было ни малейшего признака того, что буря стихает.

Спал Гарри плохо. В багажном отделении он устроил себе нечто вроде гнезда, для этого пожертвовал рекламные листы различных магазинов и экземпляр утренней газеты. Гарри часто просыпался, и каждый раз слышал бесконечный стук барабанившего по металлу дождя. Через долгое время небо и земля перестали казаться сплошной тьмой, пронизанной вспышками молний. Теперь все стало тускло-серым. Молнии вспыхивали пореже. Гарри извиваясь дотянулся до вчерашней картонки молока. Он как предчувствовал, и не выпил молоко раньше. Но картонка молока — этого мало, Гарри остался голоден. Кроме того, он не пил сегодня, как привык, кофе.

— В ближайшем же доме, — сказал себе Гарри и представил себе большую кружку с дымящимся кофе. Видимо, не просто кофе, а с коньяком (хотя никто, кроме Гиллкудди никогда раньше даже не собирался поить его кофе с коньяком).

Дождь несколько утих. Утих чуть и вой ветра.

— А, может, я просто начал глохнуть, — сказал вслух Гарри. — НАЧАЛ ГЛОХНУТЬ! Ладно, а может и не начал. — Беспечный от природы, Гарри быстро находил светлую сторону, просвет в самой мрачной ситуации. — И то хорошо, что на сегодня День Хлама отменяется, — сказал он себе.

Он выпростал ноги из кожаной почтовой сумки (всю долгую ночь благодаря этой хитрости ноги остались почти сухими). Одел ботинки. Посмотрел на груду почтовых отправлений. Чтобы что-либо рассмотреть света было мало.

— Лишь самое важное, — сказал себе Гарри. — Книги можно оставить. — Сомнения вызывали, пожалуй, лишь «Известия конгресса», адресованные сенатору Джеллисону, а также журналы. Гарри решил взять их со собой. Он набил свою сумку всяческой почтой, оставил лишь самые объемистые пакеты. Встав, с усилием открыл дверь машины — словно открыл люк, и протолкнул почтовую сумку. Дверь находилась сейчас не сбоку, а вверху. Затем Гарри вскарабкался вслед за сумкой сам. Дождь все еще лил, и Гарри прикрыл сверху сумку куском пластиковой пленки.

Грузовичок тяжело покачнулся.

Грязь взметнулась вдоль обращенного вверх борта грузовичка и остановилась вровень с колесами. Гарри перекинул сумку через плечо и пошел вверх по склону. Тут же почувствовал как земля дрогнула под подошвами и сменил шаг на бег.

За его спиной под тяжестью грузовичка и сползающей массы грязи согнулись деревья. Корни вывернулись из земли, и грузовичок покатился, набирая скорость.

Гарри покачал головой. Вероятно, это его последняя развозка почты. Волку потеря машины придется не по нраву. Он начал взбираться по склону. Идти было трудно. Он шел и оглядывался. Ему нужен хоть какой-нибудь посох. Он увидел торчащее из грязи молодое деревце — гибкий ствол длиной футов в пять. Деревце было с корнями вырвано оползнем.