Молот Люцифера

— Потому что я месяцами думал о вас. Потому что я не чувствую за собой вины. Потому что я хочу любить кого-нибудь, и хочу, чтобы меня любили.

— Это… веские причины, — Маурин, встав, потянулась к нему. Ощутила его руки на своих плечах. Он обнял ее, несильно прижимая к себе, любуясь ею. Спине — там, где она раньше промокла — было холодно. Маурин едва не отпрянула: то, что может сейчас произойти, будет не случайным, не будет подобным тому, как бывало в последнее время. То, что может сейчас произойти, будет обязывать. Будет обязывать.

Его ладони касающиеся ее спины, были теплыми, и пахло от него потом и усталостью. Это честный запах — в отличие от тех запахов, которые таятся в пульверизаторах. Когда он нагнулся, чтобы поцеловать ее, ее тело словно пронзил удар тока и она вцепилась в него, прильнула к нему, пряча себя в нем, надеясь забыть себя в нем.

Постелив сверху спальный мешок, они легли на надувной матрац. Он нежно овладел ею, и она знала, что будет хорошо, что еще долго будет хорошо.

Потом она лежала рядом с ним и наблюдала, как молнии рисуют странные узоры на зеленой пленке пластика. И думала о том, что она обязана делать.

Делай свое дело. Все живое делает свое дело. На самом деле Гарви этого не говорил, это Альбер Камю, «Чума», но именно это имел в виду Гарви. Мое дело… оно включает в себя массу всякой всячины, но я не уверена, что оно включает в себя и Гарви Рэнделла. Вот ведь в чем парадокс. Он сказал мне для чего я должна жить, и я очень хорошо понимаю, что одной, без него, мне не справиться. Но что сделает Джордж, если он, предположим, узнает, где я сейчас?

Он выгонит Гарви. Вообще выгонит из долины.

— Что случилось? — спросил Гарви. Голос его будто донесся откуда-то издалека.

Обернувшись к нему, Маурин попыталась улыбнуться:

— Ничего не случилось. Все случилось. Просто я размышляю.

— Ты дрожишь. Тебе холодно?

— Нет. Гарви… как обстоят дела с твоим сыном? И с мальчиком Марии?

— Они где-то там, наверху. И я должен уйти — искать их. Я пытался убедить Харди, чтобы он позволил мне уйти, но он слишком занят, чтобы беседовать со мной. Если нужно будет, я уйду и без разрешения, но я попрошу его еще раз. Попытаюсь это сделать завтра. Нет. Не завтра. На завтра намечены другие дела.

— Ферма Романов.

— Да.

— Ты примешь участие в этом?

— Похоже, что выбор пал на меня и Марка. С нами пойдут мистер Кристофер и его брат. И Эл Харди. И, наверное, еще несколько человек.

— Будет перестрелка? — (Ты понимаешь, что тебя могут убить?)

— Наверное. Они стреляли в Гарри. Они убили того, другого человека, который пошел с ним — с соседнего ранчо.

— Ты не боишься? — спросила Маурин.

— Боюсь до ужаса. Но это должно быть сделано. А когда это будет сделано, я попрошу Харди разрешить мне вместе с Марком отправиться в горы.

Маурин не стала спрашивать Гарви, обязательно ли ему уходить. Она хорошо все понимала. — Ты вернешься?

— Да. Ты хочешь, чтобы я вернулся?

— Да. Но… но я пока не могу сказать, что люблю тебя.

— И это правильно, — сказал Гарви. Хмыкнул.

— В конце концов, мы ведь едва знакомы друг с другом. Когда-нибудь ты полюбишь меня?

— Не знаю, — («Я не смею себе этого позволить») — Не думаю, чтобы я когда-нибудь полюбила кого-либо. — (Будущее любви не предусматривает. Впрочем, будущего вообще не будет).

— Полюбишь, — сказал Гарви.

— Давай не будем говорить на эту тему.

Над Сахарой лил дождь. Озеро Чад, выйдя из берегов, затопило город Нгуигми. Нигер и Вольта оказались залитыми потопом. Те, кого пощадили цунами, были поглощены потопом — их было несколько миллионов. В восточной Нигерии племя Ибо подняло восстание против центральной власти.

Далее к востоку. Палестинцы и израильтяне внезапно осознали, что не существует более великих держав, способных вмешаться в драку. На этот раз война будет вестись до победного конца.

Остатки войск Израиля, Иордании, Сирии и Саудовской Аравии выступили в последнюю битву. Реактивных самолетов более не было; для танков не хватало горючего. Восполнять расход боеприпасов было неоткуда. Но они будут резаться на ножах. И война не закончится, пока одна сторона не вырежет другую.

НЕДЕЛЯ ВТОРАЯ: ГОРЦЫ

Время, как вечно текущий поток,

Уносит детей своих,

И они исчезают в назначенный срок,

И никто не вспомнит о них.

Исаак Уоттс, 1719 г. Английский церковный гимн N 289

С неба потоками лила вода. Гарви Рэнделл едва ли замечал ее, точно так же, как едва ли замечал места, где дорога полностью исчезала. Уже выработалась привычка, и Гарви инстинктивно избегал наиболее глубоких выбоин. Он осторожно шагал через реки грязи, сплошь покрывшие дорогу. Это было хорошо — идти, мерить большими шагами круто поднимающуюся вверх, продуваемую ветрами дорогу. Дорогу, ведущую к Хай Сьерре. Не было ни автомобилей, ни людей — только дорога. Пища у Гарви была, а еще были нож и спортивный пистолет. Еды было не слишком много, и боеприпасов не слишком много, но Гарви был счастлив, что у него вообще что-то есть. — Эй, Гарв, как насчет передохнуть? — крикнул сзади Марк.

Гарви продолжал идти. Марк пожал плечами, пробормотал себе что-то под нос и перекинул ружье с правого плеча на левое. Ружье он нес дулом вниз, спрятав под пончо. Оружие оставалось сухим, зато Марку казалось, что у самого его на теле не осталось ни единого сухого места. Он так вспотел, что, наверное, мог бы обойтись без панчо: все равно весь мокрый. Словно под одеждой устроили баню с парилкой.

Гарви пересек глубокую лужу. Он видел, что как бы ни плоха была дорога, вездеход бы здесь наверняка прошел, и Гарви выругался по адресу сенатора и его жестокосердного помощника. Но выругался он про себя. Если б он высказал это вслух, Марк бы обязательно с ним согласился, а у Марка и так хватало неприятностей с Элом Харди. В один из ближайших дней Марк либо сам бы ушел из «Твердыни» сенатора, либо его оттуда бы выбросили. Это тоже повлияло на решение Гарви Рэнделла: пора в путь.

Напрягая все свои силы, Гарви продолжал идти — все вверх и вверх. Шаг. Остановка на крошечную долю секунды. Дать отдых — на мгновение — подколенным сухожилиям. Перенести вес на переднюю ногу, качнувшись в очередной шаг. Снова мгновение отдыха… Машинально Гарви полез в висящую на ремне сумку и достал оттуда кусок сушеного мяса. Медвежатина. Никогда прежде не приходилось есть медвежатину. А теперь ему было странно, что он когда-то ел совсем другую пищу. Ну, к вечеру они отшагают от «Твердыни» добрых девять миль и любая дичь, которую им удастся подстрелить, будет по праву принадлежать им. И у них будет право съесть ее. Один из законов, введенных сенатором: никакой охоты в районе пяти миль от ранчо.

Умный закон. Дичь может понадобиться позднее, и нет никакого смысла загодя распугивать ее, преждевременной охотой гнать прочь от ранчо. Все законы сенатора — умные законы. Но они законы, которые принимаются без обсуждения. Они приказы, исходящие из Большого дома, а о них заранее не сообщается никому, за исключением Кристоферов, а Кристоферы их не оспаривают. Во всяком случае, пока еще не оспаривают.

Именно Джордж Кристофер дал Гарви разрешение уйти. Харди рисковать не хотелось. Не то, чтобы его заботила судьба Гарви, но оружие и пища, которые должен был забрать с собой Рэнделл, представляли немалую ценность. Но Маурин переговорила с Харди, а потом из дома вышел Джордж Кристофер и передал Гарви еду и оружие. И рассказал о дороге.

Гарви был совершенно уверен, что это не совпадение. У Кристофера не было никаких причин помогать Рэнделлу и, тем не менее, он появился на сцене в тот самый день, когда Маурин повела переговоры со своим отцом и Элом Харди о деле Гарви. В тот самый день, когда она открыто высказала свою приязнь к Гарви Рэнделлу. Пошла на поступок слишком значительный, чтобы его не заметить.

Было не трудно понять, как Джордж Кристофер относится к Маурин. А вот как она относится к нему? И уж затронув эту тему — как Маурин Джеллисон относится к Гарви Рэнделлу?

Гарви присвистнул про себя: кажется я влюбился. Только… Не знаю, на что это похоже. Будучи верным… ладно, почти верным мужем на протяжении восемнадцати лет, я не слишком подготовлен для любовных интриг.

А может и подготовлен. Он всегда считал, что любые мужчина и женщина способны к этому, если представится возможность. Теперь он был в недоумении. Что это такое — любовь? Он был готов жизнь положить за Лоретту — но не пожелал остаться дома потому, что она боялась. Сейчас он, возможно, встретился с любовью, и все же не уверен, что понимает — что оно такое?

Наконец, настал полдень, время устроить привал. Гарви на ходу высматривал хворост. Он чувствовал себя очень одиноким и беззащитным. Раньше, даже отойдя далеко от дороги, можно было встретить немалое количество людей. Но это было до Падения Молота. Может два дня назад, вон с тех гор спустились бандиты, подстерегающие случайного прохожего, и сейчас ждут — а засаду они могут устроить где угодно. Хотя, пока что никто навстречу не попался, и от этой мысли Гарви сделалось радостно.

Дорога шла через сосновый лес, по крутым склонам. Повсюду стояла вода. Такой дождь… нелегко будет найти подходящее место для привала. Лучше всего было бы укрытие, образованное обломками скалы — вроде того, где было устроено место отдыха для часового. Хотя — нужно быть очень осторожным. Все живое разыскивает какое-нибудь сухое место. Медведи, змеи и так далее.

В первом же удобном найденном месте оказался скунс. Гарви с большим сожалением прошел мимо. Здесь хорошо было бы устроить привал: два обломка, соприкасающиеся вершинами, а под ними действительно сухо. Но — бусины глаз и запах, который ни с чем не перепутаешь — с эти врагом не справиться. Кроме того, скунс может быть бешеным. В теперешних условиях укус скунса может оказаться особенно опасным. Некуда бежать, чтобы тебе сделали прививку от бешенства. И долго еще некуда будет бежать за такой прививкой…

В следующем найденном укрытии оказалась лиса, а может одичавшая собака. Гарви и Марк выгнали ее прочь. Под этими обломками, в этом укрытии было мокро и места было мало, но все же Марк и Гарви, сняв свои пончо, устроили из них нечто вроде навеса, так что хоть на голову не лило.

Теперь — костер. Пока еще светло, Гарви принялся собирать дрова. Сухостоя было достаточно, но он был весь насквозь мокрый. Все же, если расщепить его, то дерево в середине сухое. Дров набралось не более, чем на час горения. Хотя, может, хватит и подольше, если быть экономным. Когда стало совсем темно, Гарви разжег костер, для этого пришлось потратить часть драгоценного горючего.

— Вот если бы у нас была железнодорожная ракета, — бережно наливая горючее к основанию маленькой кучки сухих щепок, сказал Гарви. — С помощью ракеты костер можно разжечь даже в буран.

— Харди, мать его, не дал бы ее вам, — ответил Марк.

— Вам лучше бы быть с ним поосторожней, — Гарви зажег спичку. Горючее зажглось, и на мгновение свет пламени ослепил Гарви и Марка. Зажглись щепки, и ощущать даже ту крошечную долю тепла, которую давал их огонь, было очень приятно. — Он вас не любит.

— Сомневаюсь, чтобы он вообще кого-нибудь любил, — сказал Марк.

Начал раскладывать вокруг костерка полешки побольше — чтобы они подсохли.

— Всегда улыбается, но в душе его нет улыбки.

Гарви кивнул. Улыбка Харди осталась все той же — какой она была и до падения Молота. Он по-прежнему оставался помощником политического деятеля — то-есть, человеком, который дружелюбно держится со всеми и каждым. Но теперь его улыбка не означала дружелюбия и приветливости, теперь в ней таилась угроза.

— Господи, — сказал Марк.

— А?

— Просто мне вспомнились эти бедные выродки, — сказал Марк. — Гарв, я кажется, от этого свихнусь.

— Не думайте об этом.

— Когда повешусь — перестану. Не могу забыть этого.

— М-да. — На ферме Романов их было четверо — четверо перепуганных детей — подростков. Два мальчика и две девочки, никому из них не было еще и двадцати. Когда Харди и Кристофер взяли их, наконец, в плен, оказалось, что двое из них в схватке получили ранения. А затем, между Харди и Кристофером разгорелся яростный спор — с криками, чуть не до драки. Джордж Кристофер хотел пристрелить всех четверых прямо на месте. Эл Харди доказывал, что их следует отправить в город. Гарви и Марк приняли сторону Харди, и Кристофер, наконец уступил.

Но когда их доставили в город, сенатор и мэр в тот же день устроили суд. И к вечеру все четверо были повешены перед зданием Городского Совета. Способ смерти, на котором настаивал Джордж Кристофер, был милосерднее.

— Они убили Романов и того другого парня из «Мучос Намбрас», — сказал Гарви.

— Как еще нам оставалось поступить с ними?

— Черт, они получили то, чего заслужили, — сказал Марк. — Но слишком уж это, мать его так… страшно. И больно. А эти девочки — они кричали и плакали… — Марк подбросил еще полешек в огонь. Задумался.

Большая часть горожан была потрясена казнью, подумал Гарви. Но вслух никто ничего не сказал. В городе у Романов было много друзей. Кроме того, протестовать могло оказаться опасным. Эл Харди улыбался, был как всегда спокоен и вел себя, будто ничего особенного не происходит — и за всем этим ясно виднелась угроза. Страшная угроза.

Путь. Для тех, кто не умеет объединяться, для тех, чья жизнь связана с бедами, всегда существует лишь один путь. Путь.

Они находились почти на вершине горы. Добрались до самой верхней точки дороги. И как раз настало время устроить привал. Уже третий день, как они в дороге. Ливень не прекращался, и чем выше взбираешься в горы, тем он делается холоднее. Сегодня ночью без костра не обойтись. Значит его нужно разжечь.

Гарви бережно выложил на землю щепки. Но не успел еще достать из кармана флягу с горючим, как почувствовал этот запах.

— Дым, — сказал Марк. — Дым костра.

— Да. Его разожгли так, чтобы не было видно со стороны, — отозвался Гарви.

— Это где-то поблизости. При таком дожде мы бы никогда не почувствовали запах дыма, если б костер был далеко.

Вероятно, костер так хорошо укрыт, что увидеть его свет не удастся. Гарви, не производя ни малейшего шороха, сел. Жестом показал Марку, что нужно соблюдать абсолютную тишину. С вершины дул сильный ветер, должно быть, он и донес запах дыма. Ливень походил на дымовую завесу, он гасил любой проблеск света. Видимость была не более, чем на несколько ярдов.

— Надо пойти посмотреть, — сказал Марк.

— Да. Пончо оставим здесь. Промокнуть больше, чем мы промокли, уже не возможно.

Они осторожно двинулись вверх по склону, вглядываясь в сумрак.

— Там, — прошептал Марк. — Я кое-что услышал: голос.

— Гарви показалось, что он тоже услышал это, но именно показалось: звук был слишком слабый. Он и Марк двинулись в направлении, откуда донесся голос. Не имело смысла стараться соблюдать тишину. Ветер и дождь заглушали почти все звуки. Заглушали, в том числе и звук шагов — тем более, что под ногами были устилающие подножие леса мокрые листья и грязь.

— Подержи.

Марк и Гарви замерли. Голос был девичий. Голос очень юной девушки, подумал Гарви. Девушка была где-то очень близко, вероятно она скрывалась в зарослях впереди.

— Энди, — крикнула она. — Идут двое.

— Встречу.

Мгновение Гарви не мог пошевелиться. Ведь это…

— Энди! — закричал он. — Энди, это ты?

— Да, сэр, — по тропе спускался его сын.

Гарви кинулся к нему:

— Энди, благодарение Богу, с тобой все в порядке…

— Да, сэр. Со мной все в порядке. А мама…

Гарви ощутил, как это снова мертвой хваткой сграбастало его. В памяти, и от этого уже не избавишься, это стало частью его самого: то жалкое и страшное, что завернуто в одеяло.

— Налетчики, — сказал Гарви. — Твою мать убили бандиты.

— Ох! — Энди отпрянул от отца. Из чащи вышла девушка, в руках у нее ружье. Энди подошел к ней, и они встали рядом. Вместе.

За эти две недели мальчик повзрослел, подумал Гарви. Он видел, как стоит его сын рядом с девушкой. Стоит как защитник, и это выглядит у него как то естественно, и вспомнились слова брачного обряда: «Одна плоть». Так они и стояли — две половины единого целого. Но ведь они так молоды, слишком молоды. Редкие клочки волос покрывали подбородок Энди. Это еще не настоящая борода, просто щетина, и Лоретта всегда заставляла Энди сбривать ее, потому что вид у него — небритого — был ужасный, хотя эту щетину и разглядеть было трудно…

— Мистер Ванс здесь? — спросил Гарви.

— Конечно. Идите вон туда, — ответил Энди. Он повернулся и девушка снова скрылась в чаще. Она не сказала ни слова. Кто она? — подумал Гарви. Она… женщина его сына. А он даже не знает как ее зовут, и мальчик не назвал отцу ее имени. Все это было ужасно, все было не так, как должно было бы быть, но Гарви не знал, что ему теперь следует делать.

Горди Ванс был рад увидеть его. А Гарви был просто счастлив, что видит Горди. Горди выстроил укрытие немалых размеров — бревна и, защищающая от дождя, соломенная крыша. И у него был запас сухих дров, а под потолком были развешаны рыба и птичьи тушки… На огне булькал котелок: тушилось мясо.

— Гарв! Я знал, что вы придете сюда. Я ждал, — сказал Горди.

Гарви поглядел с недоумением:

— Как вы могли рассчитывать, что я разыщу вас?

— Черт побери, но ведь это место привала, не так ли? Здесь мы всегда останавливались.

Света — для полной уверенности — было маловато, но это место ничем не отличалось от любого другого поблизости от дороги, и Гарви четко понимал, что ничего узнать здесь не может.

— Я собирался пойти дальше… мимо…

— Вам бы пришлось повернуть обратно, когда бы вы добрались до сторожки, — сказал Горди. — До того, что осталось от сторожки.

Их в убежище было с дюжину — в основном по парам, спящих вместе в спальных мешках.

Мальчики и девочки. Друг с другом, по парам. Бойскауты и…

— Герлскауты? — спросил Гарви.

Горди кивнул:

— Я расскажу вам об этом позже. На прошлой неделе у нас были… кое-какие неприятности. Сейчас — все хорошо. Вы ведь видели Дженни, не так ли?

— Это девушка, которая была с Энди? — Гарви оглянулся. Энди здесь не было. Он провел Гарви и Марка к убежищу, не сказав не слова.

— Она, конечно, Дженни Саммерс. Она и Энди… — Горди пожал плечами.

— Понимаю, — сказал Гарви. Но на самом деле он ничего не понимал. Энди ведь еще ребенок…

Римский мальчик в четырнадцать лет получал меч и щит и вступал в легион. Закон мог признать его главой семьи и хозяином дома. Но ведь то был Рим, а это…

А это мир, порожденный Падением Молота. И у Энди есть семья, и он — взрослый.

И остальные дети — уже не дети. Они очень внимательно оглядывали Гарви. Дети так на взрослых не смотрят. А эти — в их взглядах читалось подозрение, наверное. Но не было ни злости, ни уважения, ни… Они — дети, которые очень сильно повзрослели.

И в спальном мешке Горди тоже спала девушка. Вряд ли ей было больше шестнадцати.

Было тепло и сухо. Одежда Гарви была развешена возле огня, а сам он сидел в спальном мешке Горди, его всего окутывал мешок, совершенно сухой мешок, это было восхитительно, великолепно. Его ноги были сухие — впервые за столько дней.

Чай был не настоящий, его приготовили из древесной коры, но на вкус но был прекрасен. Как и прекрасно было заранее приготовленное Горди тушеное мясо. Расположившись поближе к костру, Марк спал, по его лицу блуждала улыбка. Остальные тоже спали или занимались любовью, как будто они были одни. Энди и Дженни, крепко обнявшись, спали в своем спальном мешке. Сын Горди, Берт, спал с другой девушкой. Стаси, девушка, с которой спал Горди, прикорнула, положив голову на колени Горди, дремала.

Стародавние времена, когда люди жили в чащобах.

— Да, сначала пришлось туго, — говорил Горди. — Когда мы поняли, что Молот ударил, я повел ребят обратно к содовым источникам. Там можно было укрыться от ливня и ураганов. На четвертый день мы двинулись от источников к дому. Шли четыре дня. Когда мы добрались сюда, здесь были какие-то мотоциклисты. Они обнаружили туристический лагерь девочек и захватили его.

— Захватили его? Вы имеете в виду…

— Господи, Гарви, вы понимаете, что я имею в виду. Одну из девочек они изнасиловали до смерти. Женщину, которая повела девочек в этот турпоход, они убили: она пыталась защитить своих подопечных.

— Господи, — сказал Гарви. — Горди, у вас же не было никакого оружия.

— Был пистолет двадцать второго калибра, — ответил Горди. — Прихватил на всякий случай. Но в том, что потом произошло, он главной роли не играл.

Это был другой Горди. Гарви не мог до конца понять — почему новый, ибо он отпускал те же самые шутки, что раньше, но он не был тем же Горди. Он сильно изменился. Начать с того, что его уже невозможно было представить в роли банкира. Казалось он всегда был в этом убежище — обросший двухнедельной бородой, до предела собранный и хладнокровный. Здесь удобно, сухо, и на него возложена огромная ответственность. Здесь удобно…

— Они были дураками, — сказал Горди. — Не захотели мокнуть под дождем. Устроили здесь свой лагерь, поставили палатки. Купленные в магазинах палатки. То, чем они владели, теперь принадлежит нам, и мы использовали кое-что из этого, когда возводили все это. — Он обвел рукой построенную из камней и дерева хижину: крыша, навес, стены, углубление для костра. — Они все забрались внутрь, даже те, которые должны были стоять на страже. Мы били их в голову.

— Просто вот так: «били в голову»?

— Просто вот так, — сказал Горди. — А затем перерезали им глотки. Энди убил двоих.

Горди помолчал, чтобы дать Гарви осознать сказанное. Гарви сидел, замерев. Потом медленно глянул поверх костра — туда, где его сын спал со своей… со своей женщиной. Женщиной, которую он завоевал в бою, которую спас…

— А потом эти девочки просто взяли и прыгнули в ваши постели? — спросил Гарви.

— Спросите у них сами. И узнаете, как это было, — сказал Горди. — Мы никого не насиловали, если вы это имеете в виду.

— Не насиловали только с формальной точки зрения, — сказал Гарви. И тут же пожалел о сказанном.

Горди не рассердился. Он рассмеялся:

— Изнасилование, как его определяет закон. Кто теперь следит за соблюдением этого закона? Кого это может заботить, Гарви?

— Не знаю. Может быть сенатора. Со мною была Мария. Она осталась на ранчо сенатора…

— Мария? Я думал, она мертва, — сказал Горди. — Разумеется, она действительно хотела разыскать Берта. Моя судьба ее не беспокоит.

Гарви промолчал. Это, видимо, было правдой.

— Но и о Берте она на самом деле не беспокоилась, — сказал Горди.

— Дерьмо коровье. Она как тигрица. Мы сделали все, чтобы она осталась на ранчо, когда вместе с Марком отправились на поиски.

— Да? Может быть. Узнав, что он жив и невредим, она перестанет беспокоится. — Горди уставился в огонь. — Так что теперь будет?

— Мы возьмем вас с собой и поедем обратно…

— Чтобы сенатор глянул на меня странным взглядом и, возможно, проследит, чтобы закон об изнасиловании соблюдался? И чтобы он, разлучил Энди с его девушкой?

— Этого не может быть.

— Да? Идите спать, Гарв. А я пойду сменю охрану. Моя очередь нести охрану.

— Я тоже…

— Нет.

— Но…

— Не заставляйте меня высказывать все откровенно, Гарви. Спите.

Гарви кивнул, и не вылезая из спального мешка, улегся. Не заставляйте его высказывать все откровенно. Не заставляйте его говорить мне, что я не один из них, что они не доверяют мне охранять их…

На завтрак были жареная рыба и какие-то незнакомые Гарви овощи. Завтрак оказался вкусным. Гарви как раз заканчивал, когда вошел Горди и сел рядом с ним.

— Мы обсудили все, Гарви. Мы не пойдем с вами.

— Никто не пойдет? — спросил Гарви.

— Совершенно верно. Мы останемся вместе.

— Горди, вы с ума сошли. Скоро здесь сильно похолодает. Через пару недель пойдет снег…

— Справимся, — ответил Горди.

— Энди! — крикнул Гарви.

— Да, сэр?

— Ты пойдешь со мной.

— Нет, сэр, — Энди не спросил. Он не отстаивал свои позиции. Он просто констатировал то, что произойдет. Потом он встал и вышел в дождь. Сразу за ним вышла Дженни. С того времени, как она встретила Гарви Рэнделла, она так и не сказала ему ни слова.

— Вы можете остаться с нами, — сказал Горди. Мне бы хотелось этого. Но еще больше хотелось бы, чтобы об этом мне сказал Энди.

— А чего вы ожидали? — спросил Горди. — Видите ли, вы сделали свой выбор. Вы остались в городе. У вас была работа и вы из-за нее остались, а Энди услали в горы…

— Где он оказался в безопасности!

— И в одиночестве.

— Он не оказался в одиночестве, — настаивал Гарви, — он…

— Не надо спорить со мной, — сказал Горди. — Докажите это Энди. Послушайте, сегодня утром мы проголосовали. Никто не возражал. Вы можете остаться с нами.

— Это глупо. Что у вас здесь есть?

— А что есть там, внизу?

— Безопасность.

Горди пожал плечами:

— Ну и что в ней хорошего? Послушайте-ка, — Горди отнюдь не оправдывался — потому, что ему не за что было оправдываться. Он просто старался, чтобы Гарви понял его, хотя и знал, что Гарви этого никогда не поймет. Впрочем, сие Горди по-настоящему и не заботило. Вот только все же старый приятель, которому он многим обязан. — Послушайте, Гарв. Если он уйдет с вами, он снова сделается ребенком. А здесь — он второй по значению в группе.

— Из кого состоящей группе?

— В группе, состоящей из тех, кем мы являемся. Он здесь мужчина, Гарв. А там, внизу он перестанет быть мужчиной. Я видел как вы смотрели на него и Дженни. Для вас они еще дети. Спустившись вниз, вы снова превратите их в детей. Вашими стараниями они снова почувствуют себя детьми. Детьми, от которых нет никакой пользы. Ну а здесь — здесь Энди знает, что приносит окружающим пользу. Мы все зависим от него и полагаемся на него. И, делая здесь что-то необходимое для остальных, он не просто винтик в машине выживания.

— Машина выживания, — верно сказано, подумал Гарви. Вот что у нас там, в «твердыне» сенатора: машина выживания. Очень плохо налаженная машина. — По крайней мере, эта машина дает хорошие шансы на выживание.

— Конечно, — сказал Горди. — Обдумайте это, Гарви. Конец света. Падение Молота. Разве положение дел после этого не должно изменится?

— Оно уже изменилось. Господи Боже, каких еще перемен вы хотите? Недавно мы захватили четырех детей и повесили их перед зданием городского совета… У нас вся промежность в мыле — так мы стараемся подготовиться к грядущей зиме. Мы хотим пережить эту зиму. Здесь многое зависит от того, что заранее предусмотреть невозможно, но с этим мы примирились, мы справимся…

— И что мы будем делать внизу? — спросил Горди.

Гарви подумал. Он не мог точно ответить. Не знал, пропустит ли Харди в «твердыню» такую многочисленную группу. Отряд бойскаутов — да. Но отряд бойцов? Может быть, им лучше оставаться здесь, они уже принадлежат этим местам. Новая порода горцев.

— Черт побери, но это мой сын, и он пойдет со мной.

— Нет, не пойдет, Гарв. Он больше не ваш. Он — свой собственный, и у вас нет способа принудить его пойти с вами. Мы не намерены возвращаться, Гарв. Никто из нас не вернется. Но вы можете с нами остаться.

— Остаться. И кем стать?

— Тем, чем вы захотите.

Предложение не искушало. Что он будет делать здесь? И кем он станет здесь? Гарви встал и поднял с пола свой рюкзак.

— Нет. Марк?

— Что, босс?

— Вы уходите или остаетесь?

С тех пор, как они пришли сюда, Марк вел себя неестественно тихо.

— Пойду назад, Гарв. Там Джоанна. Не думаю, чтобы ей очень понравилось здесь. Да и мне тоже вряд ли. Это может надоесть — всю жизнь провести в туристическом лагере. Как вы?

— Пошли, — сказал Гарв. Печально огляделся. Здесь никто и ничто не принадлежит Гарви Рэнделлу. Он здесь чужой.

Цунами продолжали начатое ими. По берегам всего Атлантического океана не осталось и следа от деятельности людей. Очертания береговых линий сильно изменились. Мексиканский залив стал втрое больше, чем был прежде. Флорида превратилась в цепь островов. Чизпик Бей стал заливом. Западное побережье Африки покрылось зазубринами глубоко вдавившихся в сушу бухт и заливов.

Кратеры в тех местах, куда ударил Молот, уже более не светились. По крайней мере, их свечение нельзя было различить невооруженным глазом. Но они продолжали оказывать влияние на погоду. Вулканы извергали лаву и дым. Ураганы бичами хлестали воду морей.

По всему миру шли ливни. Молот еще не закончил свою разрушительную деятельность.

НЕДЕЛЯ ТРЕТЬЯ: БРОДЯГИ

Одно обстоятельство может послужить утешением для

значительной части выпивших: проблемы, с которыми они

столкнутся, по крайней мере, будут полностью отличаться от

тех, которые казались им подлинной мукой в минувшее время.

Проблемы высокоцивилизованного общества сменятся

проблемами, присущими примитивным цивилизациям. Вероятно,

большинство выживших окажется состоящим из людей, заранее

в определенной мере подготовленных к быстрому переходу от

сложного и утонченного образа жизни к примитивному типу

существования.

Роберто Вакка. «Наступление темной эры».

Лес был прекрасен — дремучий и темный, вот только сверху все время капало. Дан Форрестер вздыхал, вспоминая об утерянном мире, где было тепло и сухо, и продолжал идти все дальше. По всем пяти слоям надетой на нем одежды в такт движениям сочилась вода. Под деревьями суше не было. Хотя и более мокро тоже не было. И ненамного темнее, зато здесь можно укрыться от падающего редкими хлопьями снега. Дан не считал, что он проживет достаточно долго, чтобы снова увидеть Солнце.

На ходу он жевал кусок еще не до конца сгнившей рыбы. В одной из его книг рассказывалось, как ловить рыбу, скрывающуюся в омутах. К удивлению Дана, описанный способ оказался верным. Кроме того, он неустанно расставлял ловушки для кроликов. Дан ни разу не поел досыта с того момента, как ушел из Туджунги. Но и от голода он не умирал, и это, понимал Дан, отличало его от многих и многих из тех, кому удалось пережить катастрофу.