"Поздоровавшись и внимательно посмотрев мне в лицо, Сталин неожиданно для меня сказал:
      - Мы решили назначить вас народным комиссаром связи. Как вы к этому относитесь?
      Трудно передать состояние, в котором я находился в тот момент. Все, что угодно, я ожидал от этой встречи, но только не этого. Волнуясь, я ответил примерно следующее: я не так давно окончил академию и работаю менее двух лет. До поступления в академию командовал всего лишь эскадроном связи дивизии. Я совершенно не знаком с предлагаемой мне работой и не в силах справиться с таким огромным масштабом.
      - Не справлюсь с этой должностью, товарищ Сталин, - сказал я, - и потому прошу не назначать меня на этот высокоответственный пост...
      - Что касается масштаба работы, который вас пугает, то это ничего. Мы вам поможем.
      Я пытался что-то сказать, шел за ним следом, но Сталин снял трубку телефона и, набрав номер, сказал кому-то: "Наркомом связи назначаем Пересыпкина. Завтра опубликовать в печати". Он повернулся ко мне.
      - Поезжайте сейчас же в ЦК, там подготовьте предложения о составе коллегии Народного комиссариата связи. Если хотите взять с собой кого-либо из военных, хорошо знающих связь, включайте и их в проект решения".
      В ЦК проработали почти всю ночь - подготовили необходимые документы, подробно проинформировали о Наркомате связи, состоянии его работы. Прощаясь, кто-то из работников ЦК сказал:
      - В наркомат в форме не ходите. Там привыкли иметь дело с военными более высоких званий.
      Сказано было в шутку, а Пересыпкин всерьез обеспокоился. Начав военную службу с самых ранних лет, он никогда не носил гражданской одежды, и у него ее попросту не было.
      Вернулся домой поздно. Жена не спала, хоть и привыкла к его вечерней, подчас за полночь, работе. Он рассказал ей о необычном назначении и без какой-либо надежды спросил:
      - Штатского у меня ничего нет? Костю; чик какой-нибудь... Впрочем, знаю - нет. Как же быть?
      - Эх ты. Связью всей страны собираешься руководить, а тут растерялся. Сейчас я из тебя такого наркома сделаю - заглядение! - ответила жена, которая, впрочем, тоже не сразу догадалась, что нужно сделать.
      Она спорола с гимнастерки петлицы, загладила их следы утюгом. Получилась распространенная в то время "наркомовка".
      - Ну вот, теперь я и член правительства! - воскликнул довольный нашедшимся выходом Иван Терентьевич. - А костюм все же приобрести надо.
      - Приобретем. Только не представляю тебя штатским. - Я тоже. Нужно как-то отметить это дело.
      - От первомайских праздников осталось шампанское.
      Выпили по бокалу шампанского, поговорили, дождались утренних газет. На последней полосе "Правды" в разделе "Хроника" было напечатано: "Президиум Верховного Совета Союза ССР назначил т. Пересыпкина И. Т. народным комиссаром связи СССР".
      Крутым оказался поворот. Теперь вот опять.
      Взволнованный происшедшим, Иван Терентьевич уснул не сразу и спал недолго. Когда проснулся, было раннее утро. Он вызвал машину.
      - В наркомат? - спросил водитель.
      - В другой. В Наркомат обороны.
      Так отныне и повелось: то в один наркомат, то в другой. Впрочем, чаще в "другой" - в Наркомат обороны.
      По представлению Пересыпкина было принято решение о создании вместо управления более мощного аппарата - Главного управления связи Красной Армии. В начале августа Иван Терентьевич доложил проект положения о новом главке начальнику Генерального штаба Б. М. Шапошникову.
      Внося поправки и дополнения, Шапошников подробно мотивировал их. Он продолжал говорить и после того, как завизировал проект. Теперь речь уже шла о роли связи в современной войне. Пересыпкин с удовлетворением отмечал, что его взгляды совпадают с тем, что говорил Шапошников. Но тот шел дальше - увязывал задачи связи с высшими ступенями военного искусства, со стратегией войны в целом. А это было для Пересыпкина во многом откровением. Вопросы стратегии в электротехнической академии с такой глубиной не изучались. К тому же Шапошников связывал свои рассуждения с конкретными условиями шедшей войны. "С таким рядом работать, что в академии Генштаба учиться", - думал Пересыпкин. Он чувствовал, что обычно вежливый, но не очень-то многословный Шапошников избрал такую тактичную форму, чтобы именно поучить его - помочь ему освоить то, без чего невозможно эффективно, творчески организовывать связь в войсках в тех масштабах, в каких предстояло это делать ему, Пересыпкину.
      Свои рассуждения Шапошников закончил неожиданным вопросом:
      - Вы завидно молоды. Сколько вам лет?
      - Тридцать семь, - ответил Пересыпкин, почему-то смутившись.
      - Это же замечательно, голубчик вы мой! Сколько же вы еще сделать-то сможете!.. А ноша на ваши плечи легла тяжелейшая. Вся связь страны теперь в ваших руках. Впрочем, в этом есть свои резоны. И то, что вы замнаркома обороны, тоже резонно: с командиров любого ранга за организацию связи спросить можете.
      Шапошников подробно разобрал суть резонов и опять же неожиданно спросил:
      - А почему вы не в форме?
      Пересыпкин рассказал, как в свое время спорол петлицы с гимнастерки, чтобы явиться в Наркомат связи.
      - И у вас прежнее звание?
      - Да, я полковник.
      - Нонсенс! Невероятнейший нонсенс! Замнаркома обороны, начальник связи Вооруженных Сил - и полковник! Ну ничего, голубчик вы мой, когда-нибудь это будет казаться вам забавным эпизодом в вашей биографии.
      Прощаясь, Шапошников сказал:
      - Двери в Генштаб для вас всегда открыты. Заходите чаще. Это не только пожелание. Связь - кровное дело Генштаба.
      С Шапошниковым в дальнейшем Пересыпкин встречался часто и всегда уходил от него обогащенным. Выдающийся теоретик и практик военного дела, Борис Михайлович умел репликой, двумя-тремя фразами дать глубокое обоснование тому или иному мероприятию, показать его место и назначение в цепи происходящих событий.
      После беседы с Шапошниковым Пересыпкин уже не повторял себе то, что подумал у Сталина: "Как может один человек исполнять две такие высокоответственные должности!" В его мемуарах можно прочитать: "...объединение и централизация руководства военной и гражданской связью было подсказано самой жизнью. Во время войны пришлось решать многие сложные задачи бесперебойной связи как на фронте, так и в тылу, нужно было ликвидировать пресловутые ведомственные барьеры, мобилизовать все имевшиеся в стране силы и материально-технические ресурсы связи, которых, к слову говоря, было не так уж много".
      И далее: "Многие задания правительства и Верховного Главнокомандования носили сверхсрочный характер. Как правило, их можно было осуществлять только совместными усилиями частей связи Красной Армии и предприятий Народного комиссариата связи".
      5 августа Главное управление связи Красной Армии (ГУСКА) было сформировано. На него было возложено руководство всей деятельностью войск связи, снабжение их специальным имуществом, подготовка и пополнение частей командными кадрами, организация связи Ставки Верховного Главнокомандования. Последняя задача осуществлялась при активном участии Наркомата связи.
      Состояние войск связи в это время было крайне тяжелым. Они понесли большие потери. Призванные же из запаса воины, в том числе и командиры, не обладали достаточными знаниями и опытом. Формировались новые части связи, а они в основном состояли из призывников.
      Довольно распространенным явлением на фронте в начале войны была радиобоязнь. Многие командиры, особенно общевойсковые, недооценивали радиосвязь, отдавали явное предпочтение телефону. Большинство из них попросту боялось пользоваться радиосвязью, считая, что противник может подслушать радиопереговоры или запеленговать рации и определить место нахождения пунктов управления войсками. Были случаи, когда радиостанции располагались вдали от штабов, что само по себе затрудняло пользование ими, да и, чего греха таить, в этих случаях вообще старались не пользоваться рациями. Отдельные командиры даже запрещали автомобильным радиостанциям находиться в общих колоннах при передвижении штабов.
      Преодолению этих недостатков положил начало приказ наркома обороны "Об улучшении связи в Красной Армии". Пересыпкин строго следил за его выполнением, требовал этого и от начальников связи фронтов и армий.
      Чрезвычайно трудной задачей явилось обеспечение действующих и формируемых соединений средствами связи. Большинство предприятий, производивших радиостанции, телеграфные и телефонные аппараты, полевой кабель, эвакуировались. Пересыпкин с работниками ГУСКА считал, пересчитывал - итог оказался удручающим: по существовавшим табельным нормам можно было обеспечить средствами связи лишь около пятой части потребности войск. Оставалось одно - резко сократить нормы.
      - Да, тяжелейшее время переживаем, - вздохнул Шапошников, когда Пересыпкин доложил ему сложившееся положение и проект сокращенных норм отпуска войскам средств связи. - Снаряды чуть ли не поштучно считаем. Теперь вот связь... Что ж, иного выхода нет. Придется вводить "голодный паек".
      "Паек" действительно был весьма скудным - в 3-5 раз меньше, чем предусматривалось табелями. Так, стрелковой дивизии вместо положенных по табелю 327 телефонных аппаратов отпускалось 100, вместо 54 телефонных коммутаторов - 4, вместо 1556 километров полевого кабеля - 300 километров, в том числе 150 километров голого эмалированного провода, пригодного для одноразового использования. Резко был сокращен отпуск радиоимущества: вместо положенных стрелковой дивизии по табелю 63 радиостанций отпускалось 10-12.
      Это была вынужденная мера. Она позволяла, хоть и в крайне недостаточной мере, все же обеспечивать войска средствами связи, равномерно, но с учетом специфики распределять их по частям и соединениям. Но новые нормы также не всегда соблюдались. И Пересыпкин, что говорится, под метлу забирал средства связи в тыловых частях и военно-учебных заведениях, на предприятиях Наркомата связи, оставляя там самое необходимое. На местах был организован сбор неисправного имущества связи, различных деталей. Все это приводилось в порядок и направлялось на фронт.
      Широкая работа по сбережению имущества была развернута в армии и на флоте. ГУСКА подготовил материалы для Главного политического управления, которое разослало в войска "Памятку красноармейцу-связисту". Она требовала от каждого связиста беречь как зеницу ока технику, всегда держать аппаратуру в полной боевой готовности, добиваться, чтобы ни на секунду не выходили из строя линии связи.
      Обеспечение войск имуществом связи еще длительное время было делом очень трудным. "Я считаю эту проблему, - писал после войны Пересыпкин, одной из наиболее трудных проблем, которые пришлось решать войскам связи в годы Великой Отечественной войны".
      Из множества задач, которые в первые месяцы войны приходилось одновременно решать Пересыпкину, трудно было выделить главную. Но всегда в центре его внимания была связь Ставки Верховного Главнокомандования, Генштаба, штабов видов Вооруженных Сил с фронтами и флотами.
      Прежде всего нужно было обеспечить абсолютно надежную связь между высшими штабами военного руководства. Для решения этой задачи особняк в Кремле, где работал Сталин, узлы связи Генштаба в здании Наркомата обороны и на станции метро "Кировская", штабы ВВС и ПВО страны, главный штаб ВМФ и Центральный телеграф были связаны мощными соединительными кабельными линиями. Связь между высшими органами военного руководства практически приобрела абсолютную надежность. Кроме того, соединительные линии давали возможность в случае необходимости маневрировать телеграфными и телефонными каналами в интересах того или иного штаба.
      Гораздо труднее было обеспечить бесперебойность связи высших органов военного руководства с фронтами. Уже действовал запасной узел связи, в боевой готовности было кольцо связи вокруг Москвы. Но война есть война всякое могло случиться. Поэтому Пересыпкин стремился максимально перестраховать связь Ставки с фронтами. В августе по его указанию Наркомат связи оборудовал подвижной запасной узел в железнодорожном поезде. Он был оснащен лучшей аппаратурой и укомплектован высококвалифицированными специалистами. В случае необходимости с помощью этого поезда можно было иметь радио- и телеграфную связь со штабами фронтов. Несколько позже был смонтирован мощный узел связи на автомашинах. Непосредственно Ставке он не потребовался, но успешно использовался ее представителями, выезжавшими на фронт.
      Словом, сделано было все возможное и необходимое, чтобы Ставка, Генштаб, штабы видов Вооруженных Сил могли беспрепятственно связываться с фронтами и флотами. Иначе дело обстояло на другом конце этой связи - в штабах фронтов. Слабым звеном здесь была связь: штаб фронта - штаб армии. Она нередко прерывалась, и штабы фронтов не могли своевременно дать нужную информацию Генштабу. Бывало и так: необходимы срочные переговоры с командующим войсками фронта, а он выехал в какую-нибудь подчиненную армию.
      Но это была одна сторона дела. Другая состояла в том, что сама схема связи: Генштаб - штаб фронта - штаб армии - не удовлетворяла потребностей руководства боевыми действиями со стороны Ставки. Нередко возникала необходимость непосредственных переговоров Генштаба со штабами армий.
      Этот вопрос не раз затрагивался на совещаниях у Шапошникова, и однажды Пересыпкин пришел к нему с предложением: установить непосредственную связь Генштаба со штабами армий.
      - А аппаратура? Вы же докладывали, что аппаратов Бодо не хватает.
      - Занял сам у себя - начальник ГУСКА у наркома связи.
      - С собой вы, полагаю, поладите, - улыбнулся Шапошников. - А идея превосходна. Готовьте представление.
      "Самому с собой поладить" Пересыпкину было совсем не легко. Наркомат связи немало потрудился, чтобы без существенного ущерба для дела выделить необходимое количество аппаратов Бодо.
      6 сентября по представлению Пересыпкина был издан приказ Ставки Верховного Главнокомандования "Об установлении непосредственной связи ГУСКА со штабами армий". Но это был лишь первый шаг в осуществлении принципа организации связи в войсках, названного впоследствии "связью на ступень ниже". В дальнейшем по мере увеличения средств связи этот принцип распространялся все шире - вплоть до дивизий и отдельных полков.
      Впрочем, в дальнейшем было много нового, в том числе и в организации связи в высшем звене военного руководства. В частности, основным средством связи Ставки с командующими войсками фронтов и армий стала высокочастотная телефонная связь - ВЧ-связь.
      Маршал Советского Союза И. С. Конев писал после войны: "Надо вообще сказать, что эта связь ВЧ, как говорится, нам была богом послана. Она так выручала нас, была настолько устойчива в самых сложных условиях, что надо воздать должное и нашей технике, и нашим связистам, специально обеспечивавшим эту связь ВЧ и в любой обстановке буквально по пятам сопровождавшим при передвижениях всех, кому было положено пользоваться этой связью".
      Но то было потом. Тогда же, в грозном 1941 году, основным средством связи Ставки со штабами фронтов и армий был телеграф с использованием аппаратов Бодо. Громоздкие, сложные в эксплуатации, эти аппараты доставляли немало хлопот при перемещениях штабов. Однако Сталин категорически требовал, чтобы для прямых переговоров в высшем звене военного руководства использовались главным образом телеграфные аппараты Бодо.
      Иван Терентьевич писал по этому поводу: "И. В. Сталин очень верил в аппарат Бодо и в невозможность перехвата его работы. Возможно, кто-то из специалистов убедил его в этом. Работу буквопечатающих аппаратов Бодо перехватывать было значительно труднее, чем простейших аппаратов Морзе, но возможно. Это было доказано еще в период первой мировой войны, во время специальной проверки, которая была организована русским морским генеральным штабом".
      Были случаи, когда категорическое требование пользоваться только аппаратом Бодо приносило большие хлопоты связистам. Один из них на всю жизнь запомнился Пересыпкину.
      Произошло это в начале октября. Ночью на узел связи Генштаба пришел Шапошников и попросил связать его с Г. К. Жуковым, находившимся в Ленинграде. Все довоенные линии связи к городу были уже перекрыты противником. С большим трудом связисты проложили через Ладожское озеро телефонные кабели, но они быстро промокали и выходили из строя. Тем не менее связь по аппаратам Морзе проходила, а как только связисты переключались на аппараты Бодо, для которых требовался более сильный ток, она прекращалась. Так длилось несколько часов. Несмотря на шум работавших аппаратов, Шапошников уснул. Через несколько часов позвонил Сталин и, узнав, что разговор с Ленинградом еще не состоялся, отругал Пересыпкина и пригрозил привлечь его к строгой ответственности, если Шапошников не свяжется с Жуковым.
      Наконец разговор состоялся. Занял он не более двух-трех минут. Но какого нервного напряжения он стоил связистам и Пересыпкину! Да и обидно было: содержание и продолжительность разговора были такими, что его свободно, не опасаясь перехвата, можно было передать по радио. Однако, уходя, Шапошников сказал Пересыпкину, что Сталин предупредил его, чтобы переговоры состоялись только по Бодо.
      Под впечатлением разговора со Сталиным остаток ночи Пересыпкин провел без сна. Утром позвонил Сталин и спокойным голосом спросил:
      - Вам сегодня попало?
      - Так точно.
      -Вам кто-то мешает. Разберитесь.
      Никто Пересыпкину, разумеется, не мешал. Но гнев Сталина был понятен: связь с Ленинградом должна быть устойчивой. Пересыпкин поручил ленинградским связистам - войсковым и гражданским - найти специальный подводный кабель. Именно "найти", так как в учтенном имуществе его не было. В Ленинграде до войны такой кабель производился и не мог быть весь израсходован. Действительно, в конце концов связисты нашли необходимое количество подводного кабеля в торговом порту.
      Потребовался бы специальный рассказ, чтобы описать, как и в каких невероятно тяжелых условиях готовился и транспортировался кабель, как 29 октября при шторме в 8-9 баллов и непрерывных налетах вражеской авиации за 8 часов он был проложен по дну Ладожского озера. Длина его составила 40 километров. Вскоре на обоих концах кабеля - на западном и восточном берегах Ладоги вступили в строй мощные узлы связи. Надежность связи Ставки со штабами Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота многократно повысилась.
      Дела военные перемежались с делами гражданскими. Систематические налеты авиации противника поставили под угрозу разрушения радиовещательные станции Москвы. Кроме того, вражеские летчики могли использовать работу длинноволновых станций в качестве радиомаяков. В связи с этим по представлению Пересыпкина правительство приняло решение об эвакуации всех мощных московских радиовещательных станций, В исключительно короткие сроки они были смонтированы и введены в действие в тыловых районах.
      Радиовещание в Москве было переведено на короткие и средние волны, а в ночное время только на короткие. Но коротковолновых передатчиков не хватало. И тут впервые послужил москвичам еще неизвестный им телевизор. Накануне войны в Москве был сооружен телевизионный центр, имевший около двухсот небольших приемников. По ночам и во время налетов вражеской авиации программа Центрального радиовещания передавалась в эфир ультракоротковолновым передатчиком телецентра, а принималась установленными на узлах радиотрансляционной сети телевизионными приемниками. Качество передач не ухудшилось, а возможность использования противником работы московских радиостанций для наведения своих самолетов полностью исключалась.
      На все же это не решало проблемы - в Москве действовало около 630 тысяч радиоточек. Тогда было решено организовать трансляцию передач Центрального радио через эвакуированные радиостанции. И когда известные всей стране станции имени Коминтерна, имени ВЦСПС, РВ-96 начинали свои передачи словами "Внимание, говорит Москва...", то это вполне соответствовало действительности. Дело в том, что программы Центрального радиовещания из Москвы передавались по проводам междугородной телефонной связи на эвакуированные радиостанции и оттуда шли в эфир. В Москве их принимали радиоприемники и передавали в трансляционную сеть. Москвичи даже не подозревали, что ежедневные передачи Центрального радио проходили такой сложный путь.
      Между тем обстановка под Москвой становилась все более напряженной. В начале октября Пересыпкин побывал в войсках Западного фронта. От здания Центрального телеграфа на улице Горького до района Перхушково, где располагался штаб фронта, машина домчала его за 45 минут.
      - Так близко! - почему-то шепотом отметил шофер.
      Не по себе было и Пересыпкину: одно дело знать, что враг у ворот столицы, и другое - так вот непосредственно ощутить это.
      Организацией связи на Западном фронте Пересыпкин в целом был удовлетворен. Возглавлял ее однокашник Ивана Терентьевича по академии, опытный и волевой генерал Н. Д. Псурцев. Он сумел на базе того минимума средств связи, которым располагал фронт, создать довольно мобильную и устойчивую систему управления войсками.
      Псурцев привел примеры изумительной находчивости связистов, которые, как он выразился, "каждый кусок проволоки к делу пристраивают". Понравилось Пересыпкину и отношение командиров и штабов некоторых соединений к связи. Однако в ответ на похвалу Псурцев сказал:
      - Не везде так. Приходится и суровые меры принимать. Иной командир жалуется: нет связи. А у него целехонькая рация. Ему же подавай только проводную связь. Живуча эта радиобоязнь! Бывает и так: все рассчитают потребное количество войск, боеприпасов, транспорта, а связистам два слова: "Обеспечить связь!" На такие случаи Жуков крут. И я не из ласковых. Пробьемся, как говорят бойцы.
      То, что увидел Пересыпкин на Западном фронте и услышал от Псурцева, лишь подтвердило доклады с других фронтов. Положение со связью в войсках улучшалось. Слабым звеном продолжала оставаться радиосвязь. Но что-нибудь новое, эффективное для ускорения наметившегося перелома Пересыпкин пока сделать не мог. Не хватало главного - средств связи. Оставалось одно настойчивее добиваться безусловного выполнения командирами и штабами приказа "Об улучшении связи в Красной Армии".
      На обратном пути, взволнованный столь ощутимой близостью фронта, Иван Терентьевич по-особому смотрел на построенные москвичами баррикады, противотанковые заграждения и доты, заложенные мешками с песком витрины магазинов. Сознанием его с еще большей остротой овладела тревожившая за последние недели мысль: фронт может подойти вплотную к важнейшим объектам связи. Как быть со связью Ставки в таком вполне вероятном случае?
      По указанию Пересыпкина Наркомат связи и ГУСКА оборудовали несколько узлов восточнее Волги. Но нужен был стационарный, отвечающий всем требованиям войны узел. Для его сооружения требовалось согласие Верховного Главнокомандующего. И Пересыпкин мучился: как вообще воспримет Сталин само такое предложение? Но медлить было нельзя, и Пересыпкин отважился. Добившись приема у Сталина, он без каких-либо предисловий сразу сказал:
      - Прибыл для доклада о запасном узле связи.
      Вопреки ожиданиям Сталин, как о само собой разумеющемся, спросил:
      - Где вы предполагаете его расположить?
      Он отверг несколько предложений Пересыпкина и, долго рассматривая разложенную на столе карту, наконец показал пальцем небольшой населенный пункт:
      - Давайте здесь.
      Пересыпкин ужаснулся: указанное Сталином место находилось вдали от магистральных линий связи. Предстояли большие работы, чтобы соединить будущий узел с этими линиями.
      Возвратившись к себе, Пересыпкин сразу же принялся за дело. По телефону он перехватил в пути эвакуированные на восток два поезда связи, смонтированные военными и гражданскими связистами, и направил их в район будущей стройки, дал указание в спешном порядке отгрузить туда же из Москвы и соседних областей телеграфно-телефонное оборудование, радиостанции, монтажные и линейные материалы, о выделении для строительно-монтажных работ ремонтно-восстановительных подразделений.
      Руководителем сооружения узла решено было назначить заместителя наркома связи Г. А. Омельченко. Однако вечером Пересыпкину позвонил Сталин и приказал лично возглавить строительство. И хотя Иван Терентьевич несколько часов назад сам докладывал Сталину о необходимости сооружения запасного узла связи, приказ неприятным холодком отозвался на сердце: "Неужели так плохо обстоят дела?"
      Работы велись круглосуточно, с невероятным напряжением сил, и уже через пять суток Пересыпкин доложил прибывшему на место Шапошникову, что запасной узел связи Ставки, получивший позывной "Виктория", что значит "победа", в основном смонтирован. После войны Маршал Советского Союза А. М. Василевский отмечал, что для этого в обычное фронтовое (опять же фронтовое!) время потребовалось бы не меньше пятнадцати-двадцати суток. "На связистов, в том числе и на самого И. Т. Пересыпкина, - писал А. М. Василевский, - налагалась величайшая ответственность за судьбу управления страной и Вооруженными Силами в самый критический момент истории. Во имя этой задачи нельзя было жалеть ни себя, ни других. Так и поступали связисты".
      В начале ноября состоялось решение о проведении в Москве традиционного торжественного собрания, посвященного 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, и выступлении на нем Сталина. Наркомату связи было поручено радиофицировать вестибюль станции метро "Маяковская", где должно было состояться заседание, и организовать его трансляцию всеми радиостанциями страны.
      После окончания монтажных работ была проведена проба: из установленных на станции громкоговорителей послышались свист, гул, голос диктора едва различался. Пересыпкин приказал остановить пробу и оборудовать все так, как должно быть во время торжественного собрания. Установили трибуну с микрофонами, кресла, в которых разместили солдат, вдоль платформ поставили вагоны.
      Дальнейшая отладка звучания, теперь уже в условиях, приближенных к действительным, также не сразу удалась. Наконец хрипы, свист и гул в репродукторах были устранены.
      Вечером 6 ноября выступление Сталина на торжественном совещании и праздничный концерт слушала вся страна - фронт и тыл. А утром 7 ноября Москва транслировала передачу о традиционном военном параде на Красной площади и речь Сталина на нем.
      После парада Пересыпкин почувствовал себя настолько расслабленным, что, как ни противился, уснул прямо в кресле за рабочим столом. Позже он признался близким друзьям:
      - Шестого и седьмого я жил на одних нервах. Все думал: вдруг сбой какой-нибудь, что-то откажет.
      Впрочем, в то время Пересыпкин вообще работал, что говорится, на втором дыхании. Советские войска вели ожесточенные оборонительные бои. Враг еще остервенело наседал. А Ставка развернула подготовку к широкому контрнаступлению под Москвой. Перед связью встали неимоверно сложные задачи. Позже Пересыпкин сформулировал их в одной скупой фразе: "Нельзя не отметить, что подготовка контрнаступления в отношении связи проходила в сложной обстановке, при ограниченных средствах связи и в труднейших условиях суровой зимы".
      Ну а если раскрыть эту фразу? Как, например, применительно к связи понять слова "в трудных условиях суровой зимы"? Это вовсе не значит, что связистам было нелегко работать при лютых морозах, что, впрочем, тоже нельзя сбрасывать со счета. "Холодно" было и технике: из-за сильных холодов рвались провода постоянной телефонной связи отказывали в работе микрофонные капсулы, замерзали элементы телефонных аппаратов. А снежные заносы? Машины с радиостанциями и имуществом связи нередко буксовали или вообще не могли продвигаться по глубокой снежной целине.
      Много трудностей таилось и за словами "в сложной обстановке". Ведь нужно было одновременно поддерживать связь с войсками, сражавшимися на фронте, где обстановка непрерывно менялась, с войсками, производившими перегруппировки, и прибывавшими в исходные районы резервами Ставки, наконец, готовить связь для ее бесперебойной работы в предстоящем контрнаступлении.
      Слова "при ограниченных средствах связи", как говорится, в комментариях не нуждаются: даже "голодный паек" в обеспечении войск средствами связи не всегда соблюдался.
      Все это рождало ежедневно множество сложнейших проблем, разрешение которых так или иначе производилось с участием Пересыпкина, требовало от него огромного напряжения.
      На первом плане, разумеется, было обеспечение мобильности связи Ставки со штабами фронтов и армий. Пересыпкин установил строгий контроль за работами по выполнению приказа об установлении прямой связи Генштаба со штабом армий и вскоре с удовлетворением мог отметить, что в высшем звене руководства войсками принцип "связь на ступень ниже" реализован. Для предстоящих наступательных действий это было очень важно.
      Улучшалось дело со связью и в войсках. Выезжая в короткие командировки на Западный фронт, Пересыпкин подчас с изумлением отмечал то, что потом он называл "уметь создавать устойчивую связь при ограниченных средствах". И каждый раз он испытывал нечто вроде укора совести - будто от него зависела такая низкая обеспеченность войск средствами связи. Но это были подспудные ощущения. Реально же Пересыпкина беспокоило другое: в условиях контрнаступления связь в войсках должна быть еще более мобильной и устойчивой. Он еще раз внимательно изучил возможности государственных линий связи Подмосковья. Все линии Наркомата связи давно уже обслуживали нужды войск. Но были другие линии самой различной ведомственной принадлежности: Наркомата путей сообщения, Аэрофлота, Речфлота и даже метрополитена. "Нужен один хозяин", - подытожил свои раздумья Пересыпкин. 15 октября по его представлению был издан совместный приказ Наркомата обороны и Наркомата связи о назначении специального уполномоченного, которому подчинялись все линии гражданской связи Подмосковья. Он был ответствен за немедленное выделение каналов связи для нужд военного командования.
      В результате сражавшиеся под Москвой войска получили весьма солидную базу для организации разветвленной связи на всех уровнях. Особенно эффективно использовал это нововведение начальник связи Западного фронта Псурцев. После войны Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал: "Близость столицы, использование всех линий правительственной и гражданской сети связи позволило нам благодаря неутомимости начальника связи фронта Н. Д. Псурцева и его подчиненных иметь надежную связь со Ставкой, Генеральным штабом и всеми входившими во фронт армиями. При необходимости штаб или командный пункт фронта мог непосредственно связаться с той или иной дивизией".