Полководцы и военачальники Великой Отечественной (Выпуск 3)

      - Танков стало намного больше. Вроде бы количество должно перейти в качество, - горячился Катуков. - Появились танковые, а теперь вот и механизированные корпуса. Это же увесистые кулаки! А у нас что? Не кулаки, а растопыренные пальцы! Ни разу не было нанесено по противнику массированного удара крупными танковыми силами! А взаимодействие?
      - Правильно! - охладил Катукова Федоренко. - Правильно мыслите. И не вы один.
      - Так в чем же дело?
      - В опыте. Тут что-то вроде болезни роста. Не все из общевойскового командования смогли правильно понять, как нужно использовать крупные танковые силы, организовывать их взаимодействие с другими родами войск. Сейчас по этому поводу готовим проект приказа наркома. Скоро получите.
      И действительно, 16 октября 1942 года был издан специальный приказ народного комиссара обороны, в котором были вскрыты недостатки в боевом использовании танковых сил.
      В приказе подробно излагались все основные вопросы тактики и организации действий танковых частей и соединений, определялись принципы и порядок их взаимодействия с пехотой, артиллерией и авиацией. Много внимания в нем было уделено танковым и механизированным корпусам. Они объявлялись средством армейского и фронтового командования для действий на главном направлении в качестве эшелонов развития успеха. Распыление их сил, выделение им самостоятельных участков обороны воспрещалось. Позже Катуков писал: "Этот приказ сыграл большую роль в дальнейшей судьбе танковых войск. Он, по существу, стал важнейшей теоретической основой их боевого применения".
      Ничто так быстро и прочно не определяет отношения людей, как война. Но она же и неумолимая разлучница. В 1-м танковом корпусе остался Бойко. И, как ни тяжело это было, Катуков понимал: там Бойко, как "старожил", нужнее. Комиссаром 3-го мехкорпуса был назначен опытный политработник, бригадный комиссар Н. К. Попель. Войну он начал комиссаром той самой 15-й танковой дивизии, из бойцов и командиров которой была сформирована 4-я танковая бригада. Видно, потому, что вновь встретился со многими своими боевыми соратниками, а еще более потому, что был он, как говорят, теперь, человеком коммуникабельным, Николай Кириллович быстро нашел подобающее ему место в боевом коллективе, проникся его нуждами и заботами.
      Катуков, ободренный приказом наркома обороны от 16 октября 1942 года и укрепившийся в правоте своих взглядов, многое пересматривал в те дни. В его, если так можно выразиться, "творческой лаборатории" кипела напряженная работа, и он все четче и яснее представлял себе подлинные возможности крупномасштабных действий танковых сил.
      - Твои мысли - это нечто вроде сосредоточения сил, - сказал как-то Попель, с которым Катуков нередко делился своим соображениями. Массированное применение танковых войск для нас дело новое. И тут без работы собственных мозговых извилин никак не обойтись. Придет время многое реализуешь.
      Но были и думы другого рода - личные. Волновало здоровье отца. Писали, что тоскует Ефим Епифанович, беспокоится: удастся ли свидеться с сыном?
      - Сколько раз уже был рядом, а к отцу никак не вырвался! - подосадовал как-то Катуков Попелю, получив еще одно письмо от отца.
      - Да, - раздумчиво ответил тот. - Не очень-то мы часто видим родителей. Да ведь жизнь-то наша...
      Вспомнив, видимо, и свои личные горести, Попель неожиданно рассказал свою биографию.
      - Моя жизнь вроде бы тоже ничем не примечательна. А времени всегда в обрез, всегда все личное на потом откладываю, - вздохнул Катуков.
      "Ничем не примечательная" жизнь Михаила Ефимовича в действительности была весьма примечательной для людей его поколения и судьбы.
      Родился Михаил Ефимович в селе Большое Уварове под Коломной 17 сентября 1900 года в семье крестьянина-бедняка. Клочок плохой земли - песок да суглинок - семью прокормить не мог. Отец, как и многие односельчане, часто уходил на заработки в Петербург, где промышлял разной работой. Возвращался усталый, приносил мало - едва удавалось кое-как сводить концы с концами. Но леденцы для сына никогда не забывал, по-мужски скупо ласкал его. И нелегко ему, наверное, было написать жене из Петербурга, что пора и 12-летнего Михаила к делу приставить, что нашел он для него кое-что стоящее.
      Роняя слезы, мать уложила в корзинку из ивовых прутьев кое-какое бельишко и нехитрую деревенскую снедь. С ней и отправился Михаил к отцу в Петербург на заработки. "Стоящим" делом оказалась работа "мальчиком" в молочном магазине. Пять лет мыл бутылки, драил дверные ручки, протирал кафельные полы, разносил заказчикам молоко.
      Жизнь в столичном городе учила многому. Разница между богатыми и бедными здесь была еще более разительной, чем у них в селе. Да и бедные в городе были совсем иными - они не хотели мириться со своей обездоленностью.
      Огромное впечатление на Михаила произвела Февральская революция. Митинги, демонстрации - многого он тогда наслушался, да и понимать кое-что стал. Видел, как огромные толпы народа спешили к Финляндскому вокзалу встречать Ленина. А когда чуть позже он услышал, что Ленин - немецкий шпион, в смятении пришел к отцу. "За народ он, за фабричных да за нас лапотников, - разъяснил Ефим Епифанович. - Ты хозяев-то не слушай, они свою линию гнут. К фабричным больше присматривайся. Они покрепче нас, деревенской голытьбы, и за себя всем миром стоят".
      В дни Октябрьской революции 17-летний Михаил вместе с красногвардейцами участвовал в разгроме юнкеров, засевших в гостинице "Севастополь". Потом вернулся в родное село - из "мальчиков" вырос и по возрасту и по сознанию. Твердо решил горой стоять за новую власть, за Советы. Как? Этого он еще не знал. Но жизнь сама определяла пути его поколения. Шла гражданская война. В 1919 году Михаил добровольцем вступил в Красную Армию, воевал против белополяков, банд Булак-Булаховича, Савинкова и других врагов Советской власти.
      Тяжело было, а все же полюбилась Катукову военная служба. Стать красным командиром - эта мечта все больше овладевала им. Видимо, взводный, с которым Михаил не раз делился своими думами, доложил о его стремлении по начальству. Однажды он объявил Катукову:
      - Поедешь в Могилев на командирские курсы. Вроде бы по всем статьям подходишь: и в службе справен, и мозговит.
      Учились, не выпуская из рук винтовок. Нередко, поднятые по тревоге, курсанты посылались в отдаленные районы Могилевщины, где еще бродили и терроризировали население бандитские шайки.
      1 марта 1922 года на Могилевских курсах состоялся выпуск молодых краскомов. Катуков был направлен взводным командиром в 27-ю Омскую стрелковую дивизию, входившую в состав Западного военного округа.
      Командовал войсками округа М. Н. Тухачевский. И это сказывалось на всем. В боевую подготовку войск Тухачевский настойчиво внедрял все новое, передовое. В Доме Красной Армии в Смоленске зимой 1923/24 года он еженедельно читал для комначсостава лекции по истории военного искусства. Катукову повезло: в эту зиму 27-я Омская дивизия стояла в Смоленске, и он не пропустил ни одной лекции Тухачевского.
      В лекциях восхищало, заставляло думать многое - и содержание и советы. Катуков для себя вынес из этих советов, как он справедливо решил, главное: военные знания командира должны быть выше его служебного положения и постоянно пополняться, впрочем, не только военные, но и общеобразовательные. Знания же - это только инструмент для мышления. Нужно научиться мыслить самостоятельно, опираясь на знания. От природы наделенный любознательным, аналитическим умом, он превратил самообразование в постоянную норму своей жизни.
      Глубокий след в сознании молодого краскома оставили посещение лагеря дивизии М. В. Фрунзе, его выступление на митинге красноармейцев и беседа с командным и политическим составом. Навсегда запомнились встречи с С. С. Вострецовым, М. И. Фабрициусом. Общение с людьми незаурядными, даже кратковременное, всегда обогащает. А Катукову, что говорить, всегда везло на такое общение. Позже на его командирское формирование большое влияние оказала служба в соединениях, которыми руководили К. К. Рокоссовский и другие, в дальнейшем выдающиеся военачальники. Нет, он не стремился подражать им, но его недюжинные способности, весь его духовный мир получали от таких общений своеобразные мощные импульсы для дальнейшего развития.
      Осенью 1926 года Катуков был направлен учиться на курсы "Выстрел". Многие командиры, ставшие в Великую Отечественную войну крупными военачальниками, в двадцатые и тридцатые годы учились в этом прославленном военно-учебном заведении.
      Созданные в ноябре 1918 года по указанию В. И. Ленина на базе Ораниенбаумской офицерской стрелковой школы старой русской армии, курсы "Выстрел" сыграли выдающуюся роль в подготовке командного состава советских войск. Большинство преподавателей Ораниенбаумской школы добровольно перешло на сторону Советской власти и сумело передать курсам богатый опыт и положительные традиции военно-учебного заведения, которое в старой армии считалось лучшим в стрелковой подготовке офицерских кадров.
      На курсах велась широкая теоретическая и конструкторская работа. При них были созданы уставная подкомиссия и стрелковый комитет, разрабатывавшие вопросы теории стрелкового дела и тактики боевых действий общевойсковых подразделений. Под руководством первого начальника курсов Н. М. Филатова выдающиеся конструкторы В. А. Дегтярев, В. Ф. Токарев, В. Г. Федоров и другие работали над созданием новых систем автоматического стрелкового оружия. Слушатели "Выстрела" были первыми, кто в процессе учебы практически знакомился с образцами этого оружия, осваивал рекомендации уставной подкомиссии и стрелкового комитета.
      В первое десятилетие на курсах обучались неповторимые в своем роде слушатели. Далеко не каждый из них имел сколько-нибудь основательную общеобразовательную подготовку, в лучшем случае она ограничивалась четырехклассной церковноприходской школой. У них был другой "образовательный ценз": еще очень молодые, они уже прошли суровую трудовую школу, имели осознанную активную жизненную позицию, а главное - боевой опыт. Скидок на недостаток знаний не делалось. Строго учили тому, что нужно было знать и уметь. Впрочем, слово "строго" в данном случае следует понимать в смысле глубины, прочности знаний. Самим слушателям строгость была не нужна: они учились с той же страстной, неукротимой волей, с какой сражались на фронтах гражданской войны.
      В то время, когда Катуков прибыл на курсы, они занимались уже переподготовкой командных кадров и назывались "Стрелково-тактическими курсами усовершенствования командного состава РККА". Программа обучения была значительно сложнее, чем раньше. И хотя курсы располагались рядом со столицей, в городе Солнечногорске, побывать в Москве Катукову удалось считанные разы: все время и силы уходили на учебу.
      Природные способности и неимоверный труд сделали свое дело: в дивизию Катуков вернулся значительно обогащенным знаниями. Тут же он был назначен командиром полковой школы младших командиров и оставался на этой должности почти шесть лет. Для самого Катукова эти годы тоже были своеобразной школой. Они позволили ему еще более глубоко понять роль младших командиров в войсках. Позже, занимая высокие командные должности, он постоянно обращал внимание на работу подчиненных командиров по подбору и воспитанию сержантского состава, всегда подчеркивая: "Каковы старшины и сержанты таковы и солдаты".
      В 27-й дивизии было немало способных, талантливых командиров. Дивизионом в артиллерийском полку командовал Н. Н. Воронов - будущий Главный маршал артиллерии. Его сменил В. А. Пеньковский - впоследствии генерал армии. С Валентином Антоновичем Катуков сошелся ближе, так как не раз действовал с ним вместе на маневрах и учениях. Пеньковский выходил в поле со своим дивизионом, а Катуков - с полковой школой, игравшей в таких случаях за стрелковый батальон. Вместе они отрабатывали вопросы взаимодействия, искали и находили способы и методы, обеспечивавшие наиболее эффективное сочетание огня и маневра, тесную связь пехоты и артиллерии на всех этапах боя.
      В начале 1931 года Катукова назначили начальником штаба 80-го стрелкового полка той же дивизии. И вскоре произошел решающий поворот, определивший всю дальнейшую судьбу Михаила Ефимовича. В апреле 1932 года полк передислоцировали из Витебска в Борисов. И вдруг нежданно-негаданно пришел приказ: переформировать полк в 5-ю отдельную легкотанковую бригаду. Весь командный состав полка послали на шестимесячные автобронетанковые курсы. А Катукову пришлось остаться: он замещал командира полка. Вместе с хозяйственниками, младшими командирами и красноармейцами он занимался оборудованием городка для будущего танкового соединения. Вскоре стали прибывать технические специалисты, а затем и боевые машины. С помощью специалистов Катуков, сколько позволяло время, осваивал танки. Порой было грустно: товарищи учатся новому делу, а он вот хозяйственником стал. А что дальше?
      Осенью вернулся с курсов командный состав. Катуков, что говорится, чувствовал себя не в своей тарелке. Специальную переподготовку он не прошел, а к новому делу тянуло неудержимо. Ему был предоставлен выбор: принять стрелковый полк или остаться в штабе бригады начальником разведывательного отдела. Согласился с последним - все же ближе к новому делу.
      Бригада формировалась почти полгода. За это время Катуков изучил танки БТ и Т-26, с помощью специалистов прошел первоначальную практическую школу танкиста и вскоре уже уверенно водил боевые машины, стрелял из танковой пушки.
      В 1932 году Катуков был принят в члены Коммунистической партии. Взволнованный этим событием, он всю ночь обдумывал свою дальнейшую жизнь. А на следующий день пришел к командиру бригады, попросил его послать учиться в Академию механизации и моторизации РККА.
      - В академию пойдете. Только не сейчас. - Комбриг одобрительно взглянул на Катукова. - Попробуйте себя сначала на настоящем деле, покомандуйте учебным танковым батальоном. Верю - справитесь.
      Командуя учебным танковым батальоном, Катуков готовил наводчиков, механиков-водителей, других специалистов. И сам готовился - хорошо освоил каждую специальность танкиста. Затем комбриг поставил его временно начальником артиллерии бригады - помогал ему прийти в академию, как он выразился, не с пустыми руками, а с некоторым опытом.
      Осенью 1934 года поступил приказ, которым Катуков был назначен начальником оперативного отдела 134-й танковой бригады, дислоцировавшейся в Киеве. Этим же приказом ему предписывалось передать временно должность заместителю, а самому прибыть в Москву на Академические курсы тактико-технического усовершенствования при Академии механизации и моторизации РККА.
      Год пробыл Катуков на курсах. Изучал материальную часть танков, радиосвязь, тактику бронетанковых и механизированных войск. Слушатели порой дни и ночи проводили на полигоне и танкодроме.
      В бригаде пришлось снова на ходу учиться осваивать обязанности начальника оперативного отдела. Командовал 134-й бригадой энергичный, широко эрудированный командир-танкист С. И. Богданов - впоследствии маршал бронетанковых войск, дважды Герой Советского Союза. Он построил боевую подготовку так, что каждый день учебы, каждое командно-штабное занятие обязательно отличались от предшествовавших, были сложнее их. Катуков и сам впоследствии именно так строил боевую учебу в соединениях, которыми командовал.
      В 1937 году Катуков был назначен начальником штаба 45-го танкового корпуса. За плечами у него был уже почти семилетний опыт штабной службы. Так что новые обязанности освоил быстро, но тянуло в строй. Хотелось поработать самостоятельно - Катуков чувствовал, что созрел для этого. Командир корпуса Н. Д. Веденеев, человек опытный, волевой и вместе с тем душевный, внял неоднократным просьбам Катукова о переводе на строевую должность. Михаил Ефимович был назначен командиром 34-й танковой бригады той самой, где служил начальником оперативного отдела после окончания академических курсов. В годы Великой Отечественной войны Катуков не раз слышал о Н. Д. Веденееве, ставшем командиром танкового корпуса 2-й гвардейской армии, Героем Советского Союза.
      В сентябре 1939 года вместе с бригадой Катуков участвовал в освободительном походе советских войск, взявших под защиту население Западной Украины и Западной Белоруссии. Пришлось встретиться с частями вермахта. Правда, инцидента не произошло. Гитлеровцы быстро ретировались за установленную демаркационную линию. "Надолго ли?" - подумал Катуков. Время было тревожное, и такие вопросы задавал себе, видимо, не он один. В 1940 году Катуков неожиданно был вызван в Москву. Побывал в Наркомате обороны, затем в ЦК ВКП(б) - там ему предложили принять 20-ю танковую дивизию. С ней он и вступил в Великую Отечественную войну...
      В начале 1943 года Катуков получил приказ: срочно явиться к Верховному Главнокомандующему. Каких-либо понятных для себя причин столь неожиданного вызова и его срочности Катуков найти не мог, и это настраивало на тревожный лад. На ум приходили рассказы и о крутости Верховного.
      Летел на У-2, с интересом рассматривая проносившиеся внизу пейзажи. "Мессер!" - вдруг раздался в наушниках голос пилота. Самолет сразу нырнул вниз, затем летчик стал кидать машину из стороны в сторону. "Мессер" несколько раз мелькнул сверху, видимо, стреляя. Выручило искусство пилота. Маневрируя на малой высоте, прячась в складках местности, он оторвался от "мессера" и посадил самолет на окраине Торжка.
      Дальнейший полет до Москвы прошел без происшествий. Но времени для приведения себя в порядок не было, и Катуков явился в Кремль как был - в солдатской гимнастерке, в ватных брюках и валенках. Поскребышев, видимо, объяснил Сталину причину походного одеяния Катукова. И когда он вошел в кабинет Верховного Главнокомандующего, то тот лишь слегка улыбнулся. В кабинете были А. С. Щербаков, Н. Я. Федоренко, С. К. Тимошенко и еще несколько генералов.
      О том; что произошло дальше, Катуков в своих мемуарах описал так: "Поздоровавшись, Верховный неожиданно спросил:
      - Как, товарищ Катуков, справитесь, если мы вас поставим командовать танковой армией?
      Я опешил, но молчать в его кабинете долго не полагалось. Поблагодарил за доверие и ответил, что надеюсь справиться.
      - Вот почитайте, - сказал Сталин и, взяв со стола два документа, протянул их мне.
      Первый документ - постановление Государственного Комитета Обороны от 4 января 1943 года. В нем говорилось о формировании 1-й танковой армии и о том, что меня назначают командовать ее войсками. Из второго я узнал, что мне присвоено звание генерал-лейтенанта танковых войск".
      Тут же было решено назначить членом Военного совета армии Н. К. Попеля. Когда Сталин отпустил Катукова, Федоренко увез его к себе в Наркомат обороны.
      Для того времени создание танковых армий было делом новым, выдающимся. Один состав будущей армии поражал своей грандиозностью: 3-й механизированный корпус, 6-й танковый корпус, четыре отдельных танковых полка и отдельная танковая дивизия, шесть лыжно-стрелковых бригад, две воздушно-десантные дивизии, два гаубичных полка, два полка реактивной артиллерии, два минометных полка, авиационный полк, артиллерийская противотанковая истребительная бригада, инженерно-саперная бригада, разведывательный армейский полк, зенитная артиллерийская дивизия, два мотоинженерных батальона, полк связи, множество различных тыловых частей и учреждений. Словом, как выразился Катуков, "махина немалая".
      - Вот так, командарм! Справитесь? - спросил Федоренко, закончив перечисление состава будущей 1-й танковой армии.
      - Обязан.
      - Разумеется... Вот как после Сталинградской битвы дела наши пошли! Стратегическая инициатива теперь у нас... Противник, конечно, попытается отнять ее, но и мы теперь не те. Готовьте скорее вашу армию. Наступило время крупномасштабного применения танковых сил.
      Федоренко сообщил, что штаб 1-й танковой армии будет создаваться на базе 29-й общевойсковой армии. Заметив мелькнувшее на лице Катукова неудовольствие, он разъяснил, что, конечно, нужно учитывать и специфику танковых войск; но создаются и другие танковые армии, поэтому командиров-танкистов соответствующих рангов может просто не хватить - не брать же их из только что сформированных или формируемых танковых корпусов. Возможно, в этом был свой резон, и Катуков спорить не стал. Однако, воспользовавшись зашедшим разговором о кадрах, он попросил назначить своим помощником по технической части П. Г. Дынера.
      Ночь Катуков провел почти без сна. Мысли, вызванные новым назначением, будоражили сознание. Конечно, оказанное доверие радовало. Но Катуков ясно видел всю сложность и ответственность своих новых обязанностей. Ведь, по сути, его командирская деятельность приобретала качественно новое содержание. И это не только сложнейшая работа по руководству множеством звеньев огромного объединения танковых войск. Это новая, более высокая ступень искусства боевого применения танковых сил. Теперь ему предстояло решать прежде всего задачи оперативного масштаба, ясно представлять роль и место танковой армии в операциях оперативно-стратегического и стратегического значения. В такого рода операциях танковые армии составляли основную ударную силу сухопутных войск и применялись преимущественно на главных направлениях для нанесения противнику мощных и глубоких ударов. Все это, разумеется, Катуков знал, но, потеряв надежду побороть бессонницу, все же думал об этом и о том, что и ему самому нужно сформироваться как командарму.
      На следующий день самолетом Катуков вернулся "домой" - в штаб 3-го механизированного корпуса. На "раскачку" времени не было. Формирование армии было приказано завершить к 17 февраля в ближайших тылах Северо-Западного фронта.
      Дело это оказалось невероятно мучительным - другие слова подобрать трудно. Бушевала метель, дороги были покрыты огромными сугробами и оказались абсолютно непроходимыми для колесных машин. Пришлось использовать в качестве тягачей и снегоочистителей танки. Прибывший на место представитель бронетанкового управления категорически запретил это как противоречащее инструкции. Потребовалось распоряжение Г. К. Жукова, чтобы отменить запрет. И все же части и соединения по снежному бездорожью двигались крайне медленно.
      Ко всему этому выявилась другая беда: в районе формирования не было ни горючего, ни боеприпасов, ни продовольствия. Ближайшая же база снабжения находилась в 250 километрах. К ней вели лишь проселочные дороги, тоже занесенные снежными сугробами. Пришлось и тут для расчистки дорог пустить в дело танки.
      - Не знаю, как мы будем воевать, но формирование армии я всю жизнь буду помнить, - досадовал Катуков в разговоре с Попелем. - Метель вот только и выручает.
      - Метель? - изумился Попель. - Она же главная наша мучительница.
      - И спасительница. Представь, как выглядела бы сверху местность, если бы следы прохождения войск сразу не заметались и авиация противника могла бы действовать.
      - Да. Живая карта для бомбежек, - встревожился Попель.
      - Все возможное для ускорения движения войск к местам сосредоточения и маскировки этих мест делается, - продолжал Катуков. - Но нужно... невозможное, что ли... Сосредоточь, Николай Кириллович, всю партполитработу на этом. Много пота потребуется, зато не будет крови, Метель - штука коварная. Вдруг прекратится, а там, глядишь, и небо прояснится. Тогда жди бомбежек.
      С Попелем Катуков сошелся быстро и высоко ценил его умение работать с людьми, способность находить действенные способы мобилизации войск на решение сложных конкретных задач. Как и всегда, огромную помощь в эти дни оказывал Катукову Дынер. До войны инженер одного из киевских предприятий, Павел Георгиевич оказался весьма незаурядным военным инженером-организатором. Вместе с Катуковым, будучи его неизменным помощником по технической части, он всегда быстро осваивал новый объем деятельности.
      Оба они - Попель и Дынер, каждый на своем месте, - проделали огромную работу в период формирования армии, взяли на себя решение многих организационных и хозяйственных вопросов, дав Катукову возможность более обстоятельно заниматься знакомством с командными кадрами и прибывающими войсками.
      Включенные в состав армии соединения и их командование производили отрадное впечатление. За 3-й механизированный корпус Катуков был спокоен. Тем более что назначенного вместо него командиром этого корпуса генерал-майора танковых войск С. М. Кривошеина он знал и ранее, часто встречался с ним по служебным делам. До войны Кривошеий командовал механизированным корпусом, а в начале ее принял участие в первых боях с фашистскими захватчиками. С августа 1941 года он был начальником управления боевой подготовки бронетанковых и механизированных войск Красной Армии.
      Мощным соединением был 6-й танковый корпус. Он уже имел некоторый боевой опыт: участвовал в летне-осенних боях в составе войск Западного фронта. Командовал корпусом генерал-майор танковых войск А. Л. Гетман. После окончания в 1937 году Военной академии механизации и моторизации РККА А. Л. Гетман служил в танковых войсках, в должности командира танковой дивизии участвовал в битве за Москву.
      3-й механизированный и 6-й танковый корпуса составляли главную ударную силу 1-й танковой армии, и оба они возглавлялись грамотными, с боевым опытом, решительными, волевыми генералами-танкистами. С удовлетворением знакомился Катуков с командным и политическим составом отдельных частей, прибывавших в армию.
      Правда, первоначально не все ладилось в управленческом аппарате армии. Некоторым ее работникам так и не удалось перестроиться, понять специфику танковых войск. И это все больше тревожило Катукова.
      Вскоре поступил приказ, согласно которому 1-й танковой армии предстояло стать главной ударной силой во фронтовой наступательной операции, имевшей целью разгромить 16-ю немецкую армию и полностью ликвидировать блокаду Ленинграда. И сразу началась неимоверная по напряженности работа: завершалось формирование армии, усилилась боевая учеба в войсках, а штаб и все службы сосредоточились над составлением расчетов и других документов, необходимых для разработки плана будущей операции. Тут-то и сказалась некомпетентность некоторых работников штаба армии в танковых делах. Катуков срочно отозвал из 3-го механизированного корпуса на должность начальника оперативного отдела армии своего старого боевого соратника Никитина. Неувязок стало меньше. Но нужны были кардинальные меры. И Катуков обратился к приехавшему для ознакомления с ходом подготовки операции Г. К. Жукову с просьбой заменить начальника штаба армии. Он порекомендовал на эту должность начальника штаба 22-й армии генерал-майора М. А. Шалина, которого хорошо знал и был уверен, что он быстро освоит специфику танковых войск.
      Г. К. Жуков тут же дал указание произвести замену: через несколько часов Шалин, прилетевший самолетом, доложил Катукову о своей готовности приступить к работе. Человек дела, энергичный и решительный, Шалин быстро вник в замысел предстоящей операции. Все планы, приказы, расчеты были сделаны быстро и как надо.
      Несколько раньше на должность заместителя командующего войсками армии прибыл генерал-майор Е. В. Баранович. За плечами у него был богатейший боевой опыт трех войн - русско-японской, первой мировой и гражданской. Человек немолодой, Ефим Викентьевич с завидной энергией- увлекся разработкой плана операции, оказывал Катукову весьма ощутимую помощь в подготовке войск армии.
      За управленческий аппарат армии Катуков был теперь спокоен: он быстро превращался в слаженный, четко, инициативно работающий коллектив. Таким же оказался и коллектив политотдела армии во главе с начальником генерал-майором А. Г. Журавлевым. Вообще кадры руководящих политработников в армии, по выражению Попеля, были "что надо".
      Завершив формирование, армия прошла по бездорожью до 90 километров и расположилась в исходном районе для наступления. И вдруг неожиданно наступившая здесь ранняя весна спутала все планы советского командования. Снег бурно таял: по полям и оврагам разлилась вода - пущенные для пробы несколько танков погрузились в нее по самые башни.
      Вскоре пришла директива, извещавшая, что намеченная операция отменяется. Вместе с директивой поступил приказ: войскам 1-й танковой армии без воздушно-десантных, лыжно-стрелковых и некоторых других соединений и частей срочно погрузиться в эшелоны для переброски в другое место. Куда - в приказе не говорилось.
      Подготовка к этой несостоявшейся операции имела большое значение для становления 1-й танковой армии. В процессе ее выявлялись и устранялись недостатки, проверялась слаженность в работе всех звеньев ее управления, раскрывались способности командно-политического состава, боеготовность соединений. Этот процесс многое дал и Катукову. Теперь он в какой-то мере знал армию и сам обрел некоторый практический опыт как командарм.
      ...Курская дуга. Сюда - в состав войск Воронежского фронта - задолго до начала грандиозной битвы и была переброшена 1-я танковая армия. Расположенная во втором эшелоне на Обояньском направлении, она должна была прочно прикрывать дорогу Белгород - Курск и быть готовой к нанесению контрударов с целью разгрома прорывающихся группировок противника. Первый эшелон занимала 6-я гвардейская армия.
      К местам расположения войска армии прибыли скрытно от противника. Тщательная маскировка соблюдалась и на рубеже развертывания армии. Танки, орудия, автомашины были поставлены впритык к местным строениям. Вражеские авиаразведчики обнаружить их не могли. Сразу же были развернуты инженерные работы. По всему 60-километровому фронту сооружались траншеи, ходы сообщения, капониры, дзоты, блиндажи, различные искусственные препятствия. На наиболее вероятных направлениях вражеского наступления были отрыты не только настоящие, но и ложные окопы. Позже к Катукову попала трофейная карта. На ней были нанесены ложные позиции 1-й танковой армии.
      Противник активности не проявлял - готовился к "внезапному" удару, давно уже известному советскому командованию. И Катуков стремился всесторонне, с максимальной пользой использовать паузу. Тщательно были разработаны вопросы взаимодействия танковых соединений с пехотой, артиллерией и авиацией. Возможные варианты действий войск при нанесении контрударов были разыграны с командирами и штабами корпусов и бригад путем командно-штабных учений и игр.