Полководцы и военачальники Великой Отечественной (Выпуск 3)

      В Софию Бирюзов вернулся вместе с только что созданным аппаратом председателя Союзной контрольной комиссии (СКК) по Болгарии. Комиссия эта была создана из представителей СССР, США и Англии на период действия соглашения о перемирии союзных держав с Болгарией. Обязанности СКК и ее председателя Маршала Советского Союза Толбухина, которого представлял в стране его заместитель по СКК Бирюзов, были сложны и многообразны. Они охватывали административную, военную и военно-морскую, а также экономическую области, каждая из которых требовала решения десятков проблем.
      Бирюзов хорошо знал, что во всем этом клубке больших и малых проблем надо выбрать главное звено, главное направление, достижение успеха на котором предрешит победу в целом. Такое направление он видел в создании условий для укрепления народной власти, поддержке Отечественного фронта, в его борьбе с реакционно-буржуазными группировками внутри страны и их зарубежными вдохновителями как из не добитого еще фашистского блока, так и с англо-американской стороны.
      Бирюзов и вся советская часть СКК в своей деятельности руководствовались ленинскими принципами советской внешней политики. Поэтому они не позволяли себе вмешиваться во внутренние дела Болгарии и тем более оказывать какое-либо давление на ее правительство. Но когда действия внутренней реакции носили враждебный характер по отношению к законной власти, грозили нарушением соглашения о перемирии, советские представители СКК, строго соблюдая условия соглашения, оказывали всемерную помощь народной Болгарии.
      А контрреволюция не дремала. Профашистские группы в Болгарии, часть местной буржуазии, подстрекаемые агентами иностранных разведок, плели заговоры, чинили всевозможные препятствия участию болгарских войск в войне против Германии, вынашивали планы свержения народной власти. Уже в конце ноября 1944 года, вскоре после того как Бирюзов приступил к исполнению своих новых обязанностей, болгарская реакция во главе с военным министром Д. Велчевым попыталась сорвать суд над фашистскими преступниками в Болгарии. Болгарский народ дал отпор этим проискам реакции. Однако Велчев продолжал свою подрывную деятельность, всячески сопротивляясь оздоровлению болгарской армии. Работая рука об руку с болгарскими коммунистами и патриотами, Бирюзов внес большой вклад в дело укрепления болгарской армии и повышение ее боеспособности. Были укреплены и руководящие кадры вооруженных сил Болгарии. В результате болгарские войска приняли активное участие в боях против вермахта, храбро сражались с врагом в ходе Белградской, Балатонской, Венской операций вместе с Советской Армией и НОАЮ.
      Почти три года пробыл Бирюзов в Болгарии. Здесь он встретил День Победы, стал свидетелем ликования болгарского народа, жителей Софии в связи с безоговорочной капитуляцией фашистской Германии. Под его руководством СКК по Болгарии провела огромную работу. Большую помощь болгарскому народу оказывали и воины 37-й армии, которой он командовал. Советские люди помогали болгарам восстанавливать народное хозяйство, разминировать минные поля, оставленные фашистами, налаживать работу транспорта, убирать урожай. Немало сил и времени отнимала у Бирюзова борьба с попытками американских и английских представителей СКК нарушить условия перемирия, вмешаться во внутренние дела Болгарии. Например, в 1946 году, когда Болгария готовилась к выборам, генерал Робертсон, американский представитель в СКК, требовал, чтобы Бирюзов собрал специально заседание СКК для обсуждения мер, гарантирующих избирателям свободное волеизъявление. "Мы не вправе вмешиваться, - ответил Бирюзов, - Болгария имеет свое правительство, и обеспечение свободных выборов его дело".
      Зато отношения генерал-полковника Бирюзова с руководителями народной Болгарии, особенно с Георгием Димитровым, отличались большой теплотой и сердечностью. Они видели в Бирюзове своего друга, высоко ценили его как представителя великого Советского Союза, всемерно помогавшего становлению народной Болгарии на социалистические рельсы. И когда пришло время покидать Болгарию, грудь Бирюзова украшали два высших болгарских ордена, он был удостоен звания Почетного гражданина Софии. "Его имя будет сиять в неувядающем венке болгаро-советской дружбы" - так оценила деятельность Бирюзова в Болгарии Цола Драгойчева, председатель Всенародного комитета болгаро-советской дружбы.
      Болгарский период на всю жизнь оставил след в сердце Бирюзова. "Болгария - любовь моя" - так назвал он последнюю главу своей книги воспоминаний "Советский солдат на Балканах". "Крепкая любовь к ней, - писал он о Болгарии, - к ее чудесному народу сохранилась в моем сердце навсегда. Меня и ныне глубоко волнует любой успех, любое достижение Болгарии, каждый ее новый шаг вперед".
      Бирюзов служил в Советской Армии до конца своей жизни. По прибытии из Болгарии командовал Приморским военным округом, затем был заместителем главнокомандующего Сухопутных войск, возглавлял Центральную группу войск. Как всегда, он отдавал службе весь свой опыт, несгибаемую волю, огромную энергию, обширные знания.
      Капитан 1-го ранга В. Макеев
      Адмирал Владимир Трибуц
      В береговом флагманском командном пункте Краснознаменного Балтийского флота, оборудованном неподалеку от Таллина в бетонном каземате батареи, сохранившейся со времен первой мировой войны, не умолкая, звенели телефоны. Одна за другой поступали телеграммы.
      "Атакован торпедными катерами, тону", - радировал шедший с грузом леса транспорт "Гайсма".
      "Бомбы упали на военный городок и в районе аэродрома", - сообщал из Либавы командир военно-морской базы капитан 1-го ранга М. С. Клевенский.
      "Сброшено шестнадцать немецких мин при входе на Кронштадтский рейд. Фарватер остался чистым", - доложил начальник штаба Кронштадтской базы капитан 2-го ранга Ф. В. Зозуля.
      Таких сообщений становилось все больше, и командующий флотом Трибуц приказал немедленно соединить его по телефону с Москвой.
      Народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов, выслушав доклад Трибуца, ответил: "Началась война. Германские войска атакуют все наши западные границы".
      Получив от наркома необходимые указания, Владимир Филиппович Трибуц, высокий, сухощавый вице-адмирал, подошел к большому столу с картой и, хмурясь, стал ее рассматривать. Теперь все прояснилось: немецкие силы начали боевые действия - телеграммы и пометки на картах свидетельствовали об их широких масштабах. "Срочно подготовить телеграмму по флоту!" приказал он начальнику штаба контр-адмиралу Ю. А. Пантелееву и через несколько минут подписал ее текст: "Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать противника". Трибуц взглянул на часы. Начинался шестой час новых суток - 22 июня 1941 года.
      Томившая в последние месяцы неясность в обстановке, ожидание грозных событий остались позади. А томиться было отчего. Трибуц знал о сосредоточении фашистских войск Германии у советских границ, о маневрах вблизи от балтийских баз немецких военных кораблей. Знал о зачастивших на Моонзундские острова "гостях" из Германии. Выдавали они себя за родственников погибших здесь когда-то солдат и офицеров, искали будто бы останки родственников, а сами стремились узнать побольше об укреплениях, держались поближе к военным объектам. В финские порты перебазировались немецкие корабли. А фашистские самолеты стали летать в устье Финского залива и к Либаве.
      Начало военных действий Балтийский флот встретил в определенной готовности. Командование, штаб и политуправление флота успели немало сделать: освоены новые места базирования, проведены учения, тщательно разработаны оперативные документы. Первоначальный ход войны подтвердил правильность принятого Трибуцем решения, согласно которому в конце мая крейсеры, эсминцы и большинство подводных лодок были переведены из передовой базы Либавы в более отдаленную и лучше оснащенную средствами противовоздушной обороны Ригу, а из Таллина в тыловой Кронштадт - линкор "Марат" и минный заградитель "Ока".
      С 19 июня руководящие работники флота и соединений разместились на командных пунктах, корабли получили все необходимое для боя. 21 июня в 20 часов позвонил Кузнецов. "Не исключено, что ночью Германия нападет на нас, - сказал нарком. - Приказываю привести флот в боевую готовность". К исходу дня все части флота - корабли, авиация, береговая оборона - изготовились к отпору противнику.
      Теперь флот пришел в движение: подводные лодки вышли на позиции, бомбардировщики вылетели для минных постановок, усилился дозор надводных кораблей.
      В шесть утра из Главного штаба ВМФ поступил приказ поставить мины в устье Финского залива и начать развертывание кораблей для действий на коммуникациях противника. Отдав необходимые распоряжения, Трибуц направился на корабли, чтобы встретиться с командирами, политработниками, краснофлотцами.
      Настроение моряков, доложили командующему на кораблях, боевое, особенно на тех, что должны были уходить в море. Из гавани он заехал на КП флота и вернулся в Таллин, чтобы быть на заседании ЦК Компартии и Совета Народных Комиссаров Эстонии.
      Вечером - снова телеграммы, указания, звонки. Один из них, наверное, в другое время заставил бы порадоваться. Из Ленинграда сообщили, что у него родилась дочь. Он отреагировал на этот звонок, как на другие, обычные, не требующие его вмешательства, коротким "хорошо". Личное уходило на второй план. С женой он встретился только в 1942 году - она прилетела к нему в блокированный Ленинград. Дочку впервые увидел, когда ей исполнилось два годика...
      Многое из того, что намечалось в мирное время по развертыванию флота на случай войны, теперь оказалось неосуществимым: военные действия приняли совсем иной ход, чем предполагалось. Балтийцы готовились к наступательным действиям в устье Финского залива, а вместо этого с первых дней войны кораблям пришлось участвовать в защите побережья и военно-морских баз. И все же флот не только оборонялся, но и наступал. 23 июня балтийские летчики нанесли мощный удар по немецкому порту Мемель, 25-го совершили налеты на 19 аэродромов на территории Финляндии и Норвегии, на которых базировался 5-й воздушный флот Германии. Подводные лодки ставили мины на коммуникациях врага. С-11 потопила вражеский надводный корабль, Щ-307 - подводную лодку, С-4 - военный транспорт. Флотская авиация нанесла ряд мощных ударов по вражеским военно-морским базам.
      Враг, имевший значительное превосходство в силах, наступал. В конце июня позвонил Кузнецов и приказал: "Таллин, Ханко, острова Эзель и Даго удерживать до последней возможности". Трибуц принял решительные меры по усилению этой возможности: спешно достраивались батареи, оборудовалась противодесантная оборона и позиции для сухопутных частей. Первые попытки противника захватить некоторые острова были успешно отражены.
      Командующий флотом много времени проводил в соединениях, особенно там, где усложнялась обстановка. Таким местом в начале июля стал полуостров Ханко (Гангут). Днем и ночью здесь гремела артиллерийская перестрелка, настойчивее становились атаки противника на всем 22-километровом участке перешейка полуострова.
      Вечером 10 июля Трибуц вместе с начальником тыла флота генерал-майором М. И. Москаленко на торпедных катерах прибыли на полуостров. Ознакомившись с обстановкой, Трибуц поставил гарнизону задачу, которая на первый взгляд казалась, пожалуй, необычной - развернуть наступательные действия. (Ото в условиях полуокружения и при ограниченных силах и средствах!)
      - Противник наступает на Карельском перешейке, создает угрозу Ленинграду, - говорил Трибуц командующему обороной Ханко генералу С. И. Кабанову. - Ваша задача: оттянуть на себя как можно больше войск противника. Своей активностью заставьте врага усилить противостоящую Ханко группировку.
      Конечно, такую задачу можно было решить только наступательными действиями. Встречи и беседы с защитниками полуострова убедили Трибуца, что он прав. Гангутцам по плечу более активная борьба. Но нужна была и помощь им. По указанию Трибуца на Ханко доставили боеприпасы, артиллерийскую батарею, продовольствие. Пришли туда и некоторые корабли. Это намного усилило гангутцев - теперь они могли не ждать ударов, а наносить их. Десанты с Ханко захватили свыше десятка островов. Находясь западнее всех фронтов, далеко в тылу врага, герои Ханко наступали.
      Вскоре после возвращения с Ханко командующему флотом доложили о крупном вражеском конвое, шедшем к Ирбенскому проливу. В воздух поднялись бомбардировщики, в море вышли торпедные катера и эскадренные миноносцы. По замыслу командующего, комбинированный удар должен был не только нанести урон кораблям и транспортам врага, но и воспрепятствовать использованию коммуникаций в районе Риги для снабжения немецких войск. С рассветом 13 июля торпедные катера и авиация флота нанесли первые удары по врагу. За два дня они потопили катер, повредили два больших и 23 малых корабля и судна.
      Бой был выигран, что называется, по всем статьям, и все же командующий не полностью удовлетворен. Он считал, что успех мог оказаться большим, если бы четче организовали взаимодействие авиации и кораблей, лучше сработала разведка. Эсминцы же так и не нашли конвоя. Трибуц строго указал командирам соединений на допущенные ошибки, подчеркнул перспективность комбинированных ударов разнородных сил по врагу.
      Уже через несколько дней события подтвердили, что необходимые выводы сделаны. 26 июля оперативный дежурный штаба флота доложил о конвое, в котором было два транспорта и 18 охранявших их кораблей.
      Командующий приказал выслать против конвоя бомбардировщики и отряд торпедных катеров. Большой танкер получил повреждения и загорелся. Конвой сбавил ход. В это время атаковали торпедные катера. Они уничтожили второй транспорт.
      * * *
      "Фашисты хотят быстро захватить Прибалтику, ударить по Ленинграду, лишить флот баз, захватить или уничтожить корабли. На их стороне преимущество на суше, господство в воздухе, финский флот и базы - вся стратегическая обстановка. Трудно началась для нас война, а все-таки врага бьем", - говорил Владимир Филиппович в беседах с командирами.
      Да, балтийцы били врага не только на море, но и на его собственной территории. Контр-адмирал Пантелеев удивился, когда Трибуц, встретив его довольной улыбкой, сказал совсем неожиданно:
      - Будем бомбить Берлин!
      - Берлин? - переспросил Юрий Александрович.
      - Да, да, не удивляйтесь.
      В строгом секрете разрабатывалась операция. Самолеты могли долететь до немецкой столицы лишь с острова Эзель. Туда и перебазировали дальние бомбардировщики, на тральщиках доставили бомбы.
      В ночь на 8 августа 15 тяжело груженных самолетов поднялись в ночное небо. На запад их вел командир полка Е. Н. Преображенский. В ярко освещенном Берлине прогрохотали взрывы, заполыхали пожары. Фашистское руководство заявило, что столицу Германии бомбила английская авиация. Но вскоре из сообщения Совинформбюро весь мир узнал, что первые мощные удары по Берлину с воздуха нанесли советские летчики - балтиец Е. Н. Преображенский и его боевые друзья.
      В последующие дни, вплоть до 4 сентября, были нанесены новые удары по фашистской столице. За девять налетов летчики КБФ сбросили на Берлин более трехсот бомб.
      Но война была континентальная, и действия флота исходили из задач, решаемых на сухопутье. В Советской Прибалтике сложилось трудное положение. Оставлены были Либава и Клайпеда, Рига и Виндава. Балтийцы и воины сухопутных подразделений мужественно сражались под Таллином. Немецко-фашистское командование было вынуждено снять с Ленинградского направления три дивизии и перебросить их в Эстонию.
      Положение города все больше осложнялось. С рассказа об этом и началась беседа командующего с новым, назначенным в середине августа членом Военного совета флота корпусным комиссаром Н. К. Смирновым.
      Оба они знали друг друга несколько лет - со времени, когда Владимир Филиппович возглавлял штаб Балтийского флота, а Смирнов работая в Главном политическом управлении Народного комиссариата Военно-Морского Флота.
      - Дела, понимаете, невеселые, - говорил командующий. - Смотри, что получается: противник явно стремится выйти к южному берегу Финского залива на участке Кунда - Нарва и таким образом окружить Таллин, отрезать его от Ленинграда. Другая группа его войск рвется к Таллину с юга. Наши воины не могут остановить противника: корпус генерала Николаева измотан, отступает с боями от самой границы. А больше тут и войск нет.
      - А держаться надо! - ответил Смирнов.
      Он передал слова А. А. Жданова, с которым разговаривал перед приездом в Кронштадт: "Гитлер рвется к Ленинграду и с потерями считаться не будет. Вот и делайте отсюда выводы. Флот должен сейчас удерживать Таллин во что бы то ни стало. Он должен оттянуть на себя часть вражеских войск с сухопутного фронта и преградить доступ противнику к Ленинграду с моря. Так полагает Ставка".
      - Подобные указания получены и по линии наркомата, - ответил Трибуц. Положение очень сложное. Таллин - в тылу у вражеских аэродромов и баз. Но оборонять его будем до последней возможности. А возможности наши небеспредельны. - Командующий помолчал, а затем переключился на другую мысль: - Флот продолжает действовать. Для кораблей минная и воздушная опасность сейчас главное. Противник не вводит в бой крупные корабли, минирует наши фарватеры. А у нас мало современных тральщиков.
      Смирнов молча кивнул. Он ясно понимал недосказанное. Да, при прорыве флота из Таллина и длительном переходе тральщиков понадобится много. Оба они думали о том, о чем пока не принято было говорить ни в штабе, ни в политуправлении: о возможности оставления столицы Эстонии. Как провести флот через минные поля, когда на счету каждый тральщик!..
      К руководившему обороной Таллина Трибуцу стекались доклады о героизме защитников города - о подвигах пехотинцев и моряков, авиаторов и эстонских рабочих. И все же превосходство врага сказывалось. Когда ему доложили, что противник перерезал дорогу на Ленинград, он понял, что теперь Таллин долго не удержать. Правда, дальнейшим сопротивлением еще можно было отвлечь побольше вражеских сил от Ленинграда. А это в сложившихся условиях было важной задачей.
      Матросы, солдаты, отряды эстонских рабочих дрались с врагом ожесточенно, мужественно. В последние дни обороны столицы Эстонии по решению Военного совета с кораблей было снято двести коммунистов заместителей политруков, партгрупоргов, комсоргов боевых частей и других партийных активистов, которые были распределены по частям и подразделениям как политбойцы. Их приход укрепил оборонявшие Таллин войска.
      Проводив очередную группу моряков на передовую, Трибуц ехал по опустевшим улицам, мимо закрытых магазинов и заваленных мусором панелей. Над домами висел густой дым - горели пригороды. Слышались взрывы вражеских снарядов и ответные залпы кораблей. В Минной гавани выстроилась группа курсантов училища имени М. В. Фрунзе.
      - Не скрою - на горячее дело идете, - обратился к курсантам Трибуц. Бейте врага, как били ваши отцы и деды. В боях под Таллином помните о Ленинграде! За землю советскую, за родное Балтийское море - ура!
      Дружное "ура!" курсантов, чеканный шаг их колонны взволновали адмирала. "Под пули приходится посылать цвет флота, завтрашних командиров кораблей и боевых частей, - с грустью думал он. - Эти курсанты могли бы и сейчас, по крайней мере, повести в бой отделения и взводы". Навстречу этой мысли шла другая: "В бой брошены наиболее стойкие, подготовленные подразделения. Такие люди не отойдут. Это нужно сейчас".
      Позже адмирал приказал доложить, как бьются курсанты. Фрунзевцы сражались стойко, геройски. У памятника "Русалка" два вооруженных пулеметами отделения девять часов отражали вражеские атаки.
      Все же сказалось превосходство противника в силах. Ему удалось прорваться в город. Уже под артиллерийским огнем маневрировали в бухте корабли. Рушились и горели дома, гибли жители. В те дни Трибуц побывал на командном пункте батарей, заехал в полевой лазарет. На траве лежали и сидели раненые. Когда адмирал подошел к ним, красноармейцы и краснофлотцы встали.
      - Сидите, товарищи! - сказал Трибуц и обратился к краснофлотцу с забинтованной головой: - Где вас ранило?
      - Недалеко отсюда. Минами фашист забрасывает. Пьяные идут, гады. Мы их бьем, а они лезут... Как атаку отобьем, мины точно град сыплются.
      Адмирал подозвал медсестру. Девушка-эстонка плохо говорила по-русски, но командующий понял, что ждут транспорт для отправки раненых в госпиталь. Трибуц приказал своей охране освободить грузовик и отвезти раненых.
      Крейсер "Киров", лидер "Минск", эскадренные миноносцы мощным огнем поддерживали контратаки и оборону. Там, где рвались их снаряды, крепче держались бойцы. Враг понимал, что главная сила защитников базы - флот, и стремился уничтожить корабли. По "Кирову" в один из дней было выпущено 600 снарядов, на другой день его атаковали 18 "юнкерсов", но крейсер остался в строю, как и другие корабли, нанося ответные удары по врагу.
      И все же от боя к бою таяли силы защитников города. 25 августа Трибуц доложил главнокомандующему Северо-Западного направления К. Е. Ворошилову и наркому Н. Г. Кузнецову, что все оружие брошено на боевые участки, с кораблей сняты все люди, без которых можно обойтись, но под давлением превосходящих сил противника кольцо вокруг Таллина сжимается. Оборона в нескольких местах прорвана. Резервов для ликвидации противника нет. Корабли на рейде находятся под обстрелом.
      26-го поступил приказ Ставки эвакуировать главную базу флота. Теперь на плечи Трибуца легла новая, более тяжелая, чем прежде, боевая задача: организация прорыва Балтийского флота в Кронштадт. Кораблям и судам предстояло пройти свыше трехсот километров по узкому, усеянному минами заливу, который простреливался противником с обоих берегов. Им угрожали также торпедные катера, подводные лодки, армады вражеских бомбардировщиков.
      Авиация флота, перебазировавшаяся под Ленинград, не могла прикрыть корабли на самом опасном участке прорыва - от Таллина до острова Гогланд: ограничивал радиус действия истребителей.
      Каким же путем уходить, прорываться к Ленинграду? Трибуц остановился на наиболее реальном плане: двигаться мимо мыса Юминда за тральщиками, чтобы уменьшить минную опасность, от береговой артиллерии врага и атак торпедных катеров отбиваться артиллерией кораблей, от авиации прикрываться огнем, активным маневром. "Положение русских безнадежное. Они закупорены в Таллине, как в горле бутылки, и единственное, что им оставалось, - это затопить свои корабли и пробиваться по суше в Ленинград", - вещал английский радиообозреватель.
      Шли бои, и одновременно велась погрузка на корабли и суда войск, артиллерии, боеприпасов, имущества, выставлялось минное заграждение, уничтожалось то, что не должно было достаться врагу. Взлетали в воздух арсенал и нефтебаки, башни батарей и склады. По специально проложенной ветке к морю подводились и сбрасывались в воду паровозы и вагоны.
      С болью в сердце Трибуц отдавал приказ о взрывах. Вместе с тем он распорядился вывезти запасные части для механизмов кораблей, сталь, цветные металлы, электрооборудование, провода, другое флотское имущество. (Во время блокады это позволило почти два года ремонтировать корабли без завоза технического имущества в Ленинград из тыла страны.)
      Руководство флота перешло с берегового командного пункта на крейсер "Кирова. По решению Трибуца из боевых кораблей были созданы три отряда: главные силы, отряд прикрытия и арьергард. Корабли не просто уходили в тыловую базу, но и охраняли транспорты.
      Густо заминированный противником район надо было обязательно пройти засветло, когда легче обнаруживать мины и уклоняться от них. Бои шли уже в черте города, разрывы вражеских снарядов все больше приближались к причалам, а редкий для августа шторм не утихал, не выпускал корабли в море.
      Временами налетал мелкий дождь. Кажется, он и сделал волну пониже, помягче. И тогда 28 августа командующий передал приказ: "Флоту в 12.00 начать движение". С якоря снялся первый конвой, за ним второй. В 16 часов рейд покинули главные силы флота. Они вышли впереди всех конвоев. Флагман "Киров" двигался в охранении эскадренных миноносцев. Впереди шел ледокол "Суртыль", за ним эсминец "Гордый", позади подводная лодка С-5.
      Предвестником бед пролетел в стороне вражеский самолет-разведчик. И вскоре появились немецкие бомбардировщики. "Юнкерсы" кружили над кораблями и, замыкая круг, пикировали. Корабли отстреливались и маневрировали. Артиллерия "Кирова" заставила замолчать вражескую батарею на мысе Юминданина. Но не снаряды были страшны. Как и предвидел командующий, главной была минная опасность. Тральщики подсекали мины, и они плыли навстречу кораблям.
      Грохот взрывов, лай зениток, завывание пикирующих бомбардировщиков, фонтаны воды и огня от тяжелых снарядов береговой немецкой артиллерии - в таком сопровождении шли корабли. С командирского мостика "Кирова" Трибуц увидел чудовищный фонтан из воды, пара, вздыбившегося металла над тем местом, где только что плыл корабль, которым он сравнительно недавно командовал, - взорвался флагманский миноносец "Свердлов", прикрывавший флагман слева.
      Налетела на мину подводная лодка, шедшая следом за "Кировым", - ее сразу же поглотило море. Взрыв выбросил на поверхность лишь несколько человек. Их подобрали. На эсминце "Гордом" группа моряков билась с заливавшей его водой. Боролся с пожаром "Казахстан", на борту которого было пять тысяч человек. Но растянувшийся на 15 миль караван продолжал пробиваться на восток.
      Доклады наблюдателей и сигнальщиков "Кирова" следовали один за другим:
      - Мина справа по курсу! Мина слева по борту!
      Правый параван (устройство для защиты корабля от якорных мин) не смог перебить трос, на котором крепилась мина, и темный шар потянуло к борту. Корабль застопорил ход. Трибуц спустился с мостика, чтобы поближе увидеть, насколько велика опасность для крейсера. Круглый шар вздымался на волнах, то приближаясь к кораблю, то отдаляясь от него. К борту с шестами бросились краснофлотцы и стали осторожно отводить мину.
      - Отрезать параван! - приказал командир корабля капитан 2-го ранга М. Г. Сухоруков.
      Краснофлотец, спустившись за борт, обрезал стальной ус. Мина, покачиваясь, проплыла вдоль борта и скрылась. Корабль пошел вперед, и снова мина, на этот раз в левом параване. Командир распорядился отрезать и его.
      - Самолеты справа!
      - Торпедные катера по носу!
      Уклоняться было трудно, корабль шел по минному полю. Трибуц то и дело посматривал в бинокль. Он видел происходившее или узнавал по докладам. А они были безрадостными. За три часа подорвалось на минах три миноносца. Тяжелее всего транспортам: скорость небольшая, слабые вооружение и маневренность.
      Все внимание экипажей находившихся в пределах видимости других кораблей на флагман, на высокого, подвижного, чуть горбившегося адмирала, что вел по грозному, рвущемуся минному полю флот. А он видел происходившее, понимал, что путь дальше в наступающей темноте, когда не станет видно главного врага - плавающих мин, принесет новые потери. Но если встать на якорь, дождаться наступления утра, чтобы обходить мины, снова закружат над караваном фашистские бомбардировщики. А когда корабли стоят, не приближается и цель похода...
      Гибли корабли, оказывались в воде люди. Кто ухватился за спасательный круг, кто за обломок мачты, а кто и за плавающую мину. Может быть, это и повлияло на окончательное решение адмирала, хотя согласно Корабельному уставу выполняющие боевые задачи корабли спасением людей не занимаются.
      Разные измерения у одного и того же слова - "мужество". Матрос или старшина, стреляющий из пулемета, орудия в пикирующий самолет или отталкивающий шестом мину, любой, кто с честью выполнял свой долг под бомбежкой или артиллерийским обстрелом, проявлял мужество. Тут речь идет об одной, своей жизни. В этом отношении командующий в период перехода находился практически в равных с подчиненными условиях. Но это было лишь одной стороной его дела. Другой, более важной, были тысячи и тысячи жизней людей, судьба кораблей и флота. В таких условиях для принятия решения нужно мужество рядового бойца, помноженное на мужество военачальника. Они проявились в простом и единственно верном решении командующего флотом: остановиться, встать на якорь, привести корабли в порядок, спасать людей.
      Двенадцать тысяч человек подняли из воды и перевезли на остров Гогланд корабли только спасательного отряда, которому в первую очередь поручалось оказывать помощь терпящим бедствие.
      С мостика адмирал осмотрел ночной горизонт. Блестела черная в темноте вода. Кораблей не было видно. Вокруг - ни огонька. Безукоризненная светомаскировка, а на кораблях кипела работа. Что готовил грядущий день?
      С рассветом флот двинулся вперед. И снова все повторилось: пикирующие самолеты, мины, вздымающиеся столбы воды. К счастью, минное поле оказалось пройденным. "Шестьдесят миль, которые мы шли до того места, где нас встретили флотские истребители, были самыми трудными в моей жизни", рассказывал позже Трибуц, К 17 часам главные силы флота прибыли в "морскую столицу" - Кронштадт. В штабе флота командующий сказал члену Военного совета:
      - Утром поедем к Ворошилову и Жданову. Доложим обстановку на флоте.
      - Невеселый доклад получится, - ответил тот.
      - Доложим всю правду. Что заслужили, то и получим.
      Перед докладом в Смольном Трибуц решил выспаться. Но, видимо, сказалось нервное перенапряжение во время похода, и он никак не мог уснуть. В памяти всплывали картины пережитого, но вскоре они сменились более отдаленным прошлым. Почему-то вспомнилось детство...
      * * *
      Родился Владимир Филиппович в Петербурге в июле 1900 года. Его предки - крепостные крестьяне из Минской губернии. (По капризу барина многие в деревне носили: немецкую фамилию Трибуц.) После отмены крепостного права из нищей деревни они перебрались в Петербург. Но и здесь они жили бедно.
      Когда сын окончил трехклассную школу, родители, с трудом насобирав денег, отдали его учиться в Петровское высшее начальное четырехклассное училище. Позанимавшись в нем три года, юный Трибуц поступил в военно-фельдшерскую школу, где были бесплатными питание и обмундирование.