43 Чичерин Б. Собственность и государство. М., 1882. Ч. 1. С. 24.
      [354/355]
      были поиски новых средств для лучшего решения старой, но ставшей во второй половине XVII в. особенно актуальной задачи: извлечение из населения наибольшего количества средств, необходимых войску.
      Первым средством была централизация. Уложение сделало попытку навести некоторый порядок в необыкновенно сложном аппарате центрального управления, насчитывавшем около 50 приказов и подведомственных им ведомств. Каждый из них старался захватить себе как можно больше функций, что вело к переплетению обязанностей и полной неразберихе. Приказ Большого дворца, объединявший все другие, обеспечивавшие функционирование царского двора, не мог доставлять государю чулок и перчаток, ибо это было обязанностью посольского приказа, ведавшего иностранными делами. Приказ тайных дел, в котором некоторые историки видят зародыш политической полиции, занимался прежде всего соколиной охотой, великим любителем и знатоком которой был Алексей, а также производством гранат; через него царь вел личную переписку, особенно по дипломатическим и военным делам. Наблюдение за порядком в стране входило в функции Разбойного приказа. Уложение включило в систему управления приказ «слова и дела государева», который и был прообразом политической полиции. Достаточно было произнести «слово и дело государево», что означало наличие информации о государственном преступлении, чтобы оказаться перед следователем. Ограничением волны доносительства был принцип «доносчику первый кнут». Несмотря на изъявленное доносчиком добровольное желание поделиться сведениями о преступлении, его подвергали порке кнутом, чтобы проверить подлинность показаний.
      Архаическая приказная система не была изменена, если не считать таковым увеличение числа приказов. Нововведением были перемены в управлении областями. Органом централизации стала должность воеводы. До сих пор воеводами называли командующих войсками, Уложение назвало воеводами представителей центральной администрации, присылаемых в области для управления от имени государя. Воеводы заменили наместников, которых посылали кормиться в награду за службу: он «собирал» «корм» для себя. Теперь воевода действовал как представитель государства. Древняя и архаичная система «кормления» была ликвидирована в 1556 г., но нравы не переменились. Воеводам жалованья от правительства не полагалось, зато они могли получать добровольные приношения, «подарки» от управляемых. Земские учреждения, существовавшие в уездах, ведавшие судебно-полицейскими делами, были
      [355/356]
      подчинены воеводам, ставшим полновластными хозяевами подчиненной им территории, ответственными перед приказами, перед центральной администрацией.
      Уложение 1649 г. стремится улучшить деятельность старой машины путем увеличения контроля, подчинения всех государственных функций надзору. Начинается медленный переход - он будет завершен при сыне Алексея Петре - к новой форме государственного управления, к полицейскому государству. Его главные черты: правительственная опека и полицейское вмешательство во все области жизни, подчинение экономики казне, наличие широко разветвленной бюрократии. Полицейское государство не только устанавливает правовые нормы, но и берет на себя заботу о благополучии подданных. Московское полицейское государство доводило заботу о благе подданных до крайних пределов. Запрещалось (но когда финансовые трудности были очень велики, разрешалось) курить или нюхать табак. В разгар антитабачной кампании (против дьявольского зелья) за курение отрезали нос. Определялись нормы питья водки (при острой фискальной необходимости питье поощрялось). Предписывалось хождение в церковь и число говений в году. Наказания в московском государстве в XVII в. не были более жестокими, чем в европейских государствах того времени. Они только применялись чаще, ибо государство больше заботилось о своих детях. Уложение предусмотрело наказание кнутом в 141 случае. Кроме кнута, короткой, утончавшейся к концу веревки из пеньки или свитых ремешков, часто использовался батог - гибкая палка толщиной в мизинец.
      [356/357]
      Раскол
      Русским церковным расколом называется отделение значительной части русского православного общества от господствующей русской православной церкви.
      В. Ключевский
      …Начиная от бездушных реформ Никона и Петра… началось вытравление и подавление русского национального духа…
      А. Солженицын. 1974
 
      Сдержанное объективное определение понятия «раскол», сделанное русским историком во второй половине XIX в., резко контрастирует со страстным, гневным обвинением патриарха Никона нашим современником во второй половине XX в. Можно бы сказать, что актуальность «раскола» возросла.
      Католическая церковь пережила, начиная с XVI в., реформу и контрреформу. Употребление этих понятий по отношению к православной церкви было бы неверным. Раскольники, которые называют себя старообрядцами или староверами, не расходятся с официальной православной церковью, «никонианцами», ни в одном догмате веры, ни в одном основании вероучения. «Поэтому, - пишет В. Ключевский, - мы и считаем их не еретиками, а только раскольниками».
      Одно из важнейших событий XVII в., последствия которого продолжают жить в конце XX в., было вызвано множеством религиозных, политических, психологических проблем. В нем отразились главные вопросы русской жизни: место и характер веры, отношения между церковью и государством, роль русского православия, борьба старого и нового, отношение к науке и искусству.
      Со времен Максима Грека были замечены расхождения в богослужебных книгах. На протяжении веков переписчики накапливали ошибки переводчиков и свои собственные. Патриарх Филарет приказал собрать по всем городам древние списки и начать сравнение и исправление текстов. Работу
      [357/358]
      продолжил его преемник патриарх Иосиф, собравший в Москве справщиков, которые должны были сверить переводы. Однако сами справщики не вызывали особого доверия. Приглашенный в Москву грек Арсений писал о них: «Иные едва азбуке умеют, а уж наверное не знают, что такое буквы согласные, двоегласные и гласные, а чтоб разуметь восемь частей речи и тому подобное, как-то: род, число, времена, лица, наклонения и залоги, то этого им и на ум не приходило».
      В 1652 г. по настоятельному желанию царя патриархом на освободившееся после смерти Иосифа место был избран Никон. Он заставил долго себя уговаривать и согласился занять патриарший престол только после того как царь, став на колени, стал кланяться ему в ноги, умоляя принять сан. «Будут ли меня почитать как архипастыря и отца верховнейшего, и дадут ли мне устроить церковь?» - спросил Никон. Царь, духовные власти и бояре поклялись подчиняться будущему патриарху во всем.
      Василий Ключевский категоричен: «Из русских людей XVII в. я не знаю человека крупнее и своеобразнее Никона»44. Это поразительная оценка, если учесть, что человеком XVII в. был и Петр I. Николай Костомаров подтверждает оценку: «Патриарх Никон, один из самых крупных, могучих деятелей русской истории»45. Биография шестого русского патриарха по быстроте и неожиданности взлета может быть сравнима только с жизнью первого самозванца. Будущий патриарх родился в 1605 г. в крестьянской семье. Позднейшие враги никогда не забывали напомнить, что его отец был черемис, а мать - татарка. Рано выучившийся читать, увлеченный божественными книгами, он в 20 лет стал священником, его начитанность обращает на себя внимание московских купцов, пригласивших молодого попа в столицу. Потрясенный смертью своих трех детей, он уговаривает жену постричься в монахини и постригается сам, приняв имя Никона. Выбранный настоятелем Кожозерского монастыря, Никон приезжает в 1646 г. в Москву, чтобы, по обычаю, представиться царю. 40-летний монах производит неизгладимое впечатление на Алексея. По настоянию царя Никона посвящают в архимандриты Новоспасского монастыря, где была родовая усыпальница Романовых и куда часто приезжал Алексей. В 1648 г. его возводят в сан митрополита новгородского - он занимает второй по значению пост в русской церковной иерархии. В Новгороде митрополит проявил те черты характера, которые потом - на патриаршем престоле - развернутся во всю ширь:
      44 Ключевский В. О. Указ. соч. С. 320.
      45 Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 120.
      [358/359]
      властолюбие, крутой, не терпящий прекословия нрав. Царь всегда был на его стороне. В 1651 г. Никон продемонстрировал свои взгляды на взаимоотношения между церковью и царем, убедив Алексея перенести мощи св. митрополита Филиппа, убитого по приказу Ивана Грозного, из Соловецкого монастыря в московский Успенский собор. В грамоте, отправленной в Соловецкий монастырь, царь по совету Никона умолял святого простить царю Ивану грех, совершенный «нерассудно завистью и неудержанием ярости». Церемония должна была доказать превосходство церкви, ее правоту, обличить неправду светской власти, посягнувшей на власть церковную.
      Причин раскола, как сказано выше, было много. Форма, которую принял конфликт, разорвавший православную церковь, была результатом характера патриарха и характера отношений между ним и царем. Письма, которые Алексей писал Никону, производят странное впечатление. Царь называет патриарха. «Великое солнце сияющее»; «наставник душ и телес», «возлюбленный мой и содружебник»; «друг собинный». При отце Алексея Михаиле стоял патриарх Филарет, деливший трон с царем. Но Филарет был отцом Михаила. Алексей ставит рядом с собой патриарха, ибо беспредельно верит в него, доверяет ему, любит его. Никон титуловал себя: «… Государь, старейший Никон, архиепископ московский и всея Великия, Малыя и Белыя России и многих епархий, земли же и моря сея патриарх».
      Патриарх Никон принял русскую православную церковь, чтобы навести в ней порядок. Прежде всего укрепить дисциплину. А также завершить начатое уже давно исправление богослужебных текстов.
      Раскол нередко представляют как борьбу старого с новым, недаром противники Никона назвали себя «старообрядцами». Это, однако, совсем не очевидно. Подлинным защитником старины был Никон, который решил обратиться к первоисточникам, древним византийским текстам, чтобы очистить русское богослужение от «нового», от изменений, возникших в результате ошибок переводчиков и переписчиков. На первый взгляд, повод для раскола, для жесточайших преследований и репрессий не был серьезным. Среди поправок были изменения в написании имени Христа: вместо принятого «Исус» реформа возвращала форму «Иисус», вместо крещения двумя пальцами было введено крещение тремя перстами. С точки зрения Никона, эти изменения были возвращением к старому, древнему, с точки зрения многих православных это были новшества, отвергавшие привычное, традиционное, русское.
      [359/360]
      Спор кажется несерьезным только на первый взгляд. Противники Никона стояли на очень прочной почве, на почве традиции. Француз Анатоль Леруа-Болье обнаруживает в этом туманном средневековом споре главную причину раскола: «дословный культ буквы, формализм». Для русского народа, пишет автор «Империи царей и русских», «оставшегося наполовину языческим в христианском облачении, религиозные воззвания были чем-то вроде магических формул, малейшее изменение которых разрушает их силу»46. Французский историк почти дословно повторяет мысль русского историка Н. Костомарова, писавшего: «Благочестие русского человека состояло в возможно точном исполнении внешних приемов, которым приписывалась символическая сила, дающая Божью благодать»47.
      Два источника питали враждебное отношение к поправкам Никона. Первым было подозрительное и надменное отношение к участию разума и научного знания в вопросах науки. Для того, чтобы обнаружить подлинные оригинальные тексты, по приказу Никона были собраны рукописи и древние книги, которые сверялись справщиками. Это ставили в вину патриарху. «Гадливое и боязливое чувство, - пишет В. Ключевский, - овладевало древнерусским человеком при мысли о риторской и философской еллинской мудрости». Историк цитирует древнерусского книжника: «Аще не учен словом, но не разумом, не учен диалектике, риторике и философии, но разум христов в себе имею»48.
      Вторым источником было отношение к византийскому прошлому, к грекам. Царь Алексей питал сильную симпатию по отношению ко всему греческому, считая греческий восток древнейшей частью православного мира. Грекофильство перешло к Алексею от его деда патриарха Филарета, видевшего в московском царе преемника греческих православных царей (византийских императоров). Алексей считал себя не только царем всея Руси, но царем вселенским, всего православного востока. В этом его с энтузиазмом поддерживал Никон, также ярый грекофил. Внесение поправок в богослужебные книги виделось Никону важной мерой устранения разногласий с греческой церковью, возникших в результате ошибок в русских священных книгах. Противники Никона не спорили с концепцией русского царя как царя вселенского. Они отвергали необходимость искать
      46 Leroy-Beaulieu A. L'Empire des Tsars et les Russes. Paris, 1990. P. 1123.
      47 Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях… С. 130.
      48 Ключевский В.О. Указ. соч. С. 318.
      [360/361]
      источники истинного православия у греков. Грекофилии Никона его противники противопоставляли грекофобию. Падение Византии они считали наказанием за согласие (хотя оно было временным) на объединение церквей, данное на Флорентийском соборе; греческую церковь, жившую под игом турок, не хотели рассматривать как авторитет. С точки зрения противников Никона, это греческая церковь должна была принять русские религиозные обряды и тексты, а не наоборот.
      В. Ключевский называет «органическим пороком древнерусского церковного общества» то, что оно считало себя единственным истинно правоверным в мире, свое понимание божества - исключительно правильным, творца вселенной представляло своим собственным русским Богом49. Можно считать, однако, эти убеждения источником силы, связью, державшей русское общество в самые тяжелые, смутные времена. Леруа-Болье полагает, что «привязанность московского народа к своим обрядам и текстам была тем менее оправданной, чем более в них было изменений»50. Но это взгляд французского рационалиста. Убедительнейшим оправданием споров вокруг действий Никона, приобретших неистовый, беспощадный, кровавый характер, было желание обеих сторон видеть Москву Третьим Римом. Патриарх был таким же врагом «латинства», как и главный его противник Аввакум, ставший знаменем раскола. Они расходились в одном: Аввакум довольствовался достигнутым, он хотел только оградить Третий Рим от врагов, угрожавших истинному православию, изолироваться от внешнего мира и жить в своем, московском мире. Патриарх искал пути превращения русской церкви во вселенскую, выходя за пределы Москвы, привлекая в нее все, что может способствовать укреплению, расширению влияния и власти русского православия, русской веры.
      На поверхности спор шел о том, являются ли русские обряды, которые со свойственной ему страстностью отвергал патриарх, - двуперстие, восьмиконечный (вместо четырехконечного греческого) крест, хождение во время совершения обрядов «посолонь», по солнцу, или в другую сторону и ряд других - истинными или возникшими в результате искажения богослужебных книг? В глубине спор шел о том, каким быть русскому государству. Будучи религиозным, он носил несомненный политический характер. Но также - и психологический.
      49 Ключевский В. С. 319.
      50 Leroy-Beaulieu А. Указ. соч. Р. 1124.
      [361/362]
      Советский историк говорит о том, что в 60-80-е годы XVII в. возникает раскол, «новая в русской истории форма массового антифеодального движения». Основанием для такого утверждения является участие старообрядцев в бунтах, восстаниях, в том числе в движении Степана Разина. В действительности раскол не имел антифеодальной направленности. Немало «феодалов» покинуло «никонианскую» церковь, приняв мученическую смерть за веру. Одно из украшений московской Третьяковской галереи - картина В. Сурикова (1848-1916) «Боярыня Морозова». Художник изобразил высылку Федосьи Морозовой: на простых дровнях вывозят из Москвы неистовую противницу Никона, которая, не сдаваясь, поднимает высоко над головой два перста, знак верности старой вере. Федосья Морозова была женой одного из виднейших бояр при дворе Алексея, брата царского воспитателя и любимца Бориса Морозова. По отцу она была родственницей царицы. Федосья и ее сестра княгиня Урусова после страшных пыток, имевших целью вынудить отречение от старой веры, умерли в тюрьме.
      Раскол был бунтом - идеологическим - против нового, чужого, следовательно враждебного. Страх перед новым и чужим оказался у части верующих сильнее чувств к царю. Не к царю вообще, но к Алексею, поддерживавшему патриарха. Вместо Алексея ждали «настоящего царя», «избавителя». Это ожидание приняло форму религиозного экстаза.
      Столкновение между двумя концепциями русского государства было неизбежно. Мученическая казнь Федосьи Морозовой и Евдокии Урусовой, представителей высшей московской аристократии, увещеваемых царем и патриархом, свидетельствовала о готовности сторонников политики «открытости» идти до конца. Это не была только политика Никона, который наводил порядок в церкви (имея, впрочем, и более широкие амбиции), но также царя и его ближайших советников. Они менялись: после Бориса Морозова пришел Афанасий Ордин-Нащокин, канцлер и глава посольского приказа, затем Артамон Матвеев, но каждый из них, имея свои взгляды на внешнюю политику, действовал в пользу расширения внешних связей, активной русской заграничной политики.
      Расширение связей с Малороссией, начавшееся еще при Михаиле, продолжалось, усиливаясь, при Алексее. Николай Костомаров считает, что «перенесение киевской учености в Москву было важнейшим событием в истории русской
      [362/363]
      образованности XVII в.51. Прежде всего, речь шла о перенесении «богословской образованности». Киевский митрополит Петр Могила (1633-1647) привел в порядок православное богослужение в 30-40 годы, опередив Никона на несколько десятилетий и не вызвав на Украине ничего, подобного протестам старообрядцев. Важнейшим делом Петра Могилы было создание в Киеве коллегии, готовившей образованных духовных лиц, каких не было в московской церкви. Осип Ртищев, министр двора, которому очень доверял царь Алексей, пригласил в Москву киевского монаха Епифания Славинецкого, студента, а потом преподавателя киево-могилянской коллегии. Епифаний, вместе с группой приехавших с ним монахов, а также грек-монах Арсений, осуществили работу по введению поправок и изданию в поправленном виде богослужебной литературы. Никон, встретивший приезжих недоверчиво, вскоре переменил отношение к Епифанию Славинецкому, поддерживая его в работе. Тот факт, что внесением поправок занимались киевские монахи, изучавшие в коллегии латинский язык, соприкасавшиеся с польскими католиками, а также грек Арсений, бывший католик, перешедший в православие, вызывали недоверие и прямую вражду к «никонианцам».
      Александр Солженицын через два столетия после «бездушных реформ Никона» убежден, что они начали «вытравление и подавление русского национального духа»52. На церковном соборе 1656 г. Никон изложил свое кредо, объявив: «Я - русский, сын русского, но моя вера - греческая». Патриарх не был менее русским, чем его противники, прежде всего самый знаменитый из них, протопоп Аввакум. Патриарх не меньше противников поправок ненавидел латинскую веру, включая латинский язык. «Ты зачем говоришь со мной на проклятом латинском языке?» - бросил Никон в лицо митрополиту газскому греку Паисию Лигариду, явившемуся увещевать порвавшего с царем патриарха. Упрек Александра Солженицына Никону справедлив только в том случае, если автор «Красного колеса» принимает точку зрения старообрядцев, которые превратили православие в национальную монополию, или, как выразился В. Ключевский, «национализировали вселенскую церковь». Петр I, продолжавший, по мысли А. Солженицына, борьбу с «русским национальным духом», осуществил
      51 Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях… С. 298.
      52 Солженицын А.И. Раскаяние и самоограничение// Из-под глыб: Сб. статей. Париж, 1974. С. 125.
      [363/364]
      «национализацию» православия в современном понимании этого термина - он огосударствил церковь.
      Раскол был спором религиозным, конфликтом, поделившим церковь и верующих. Но в конце патриаршества Никон в разговоре с раскаявшимся бывшим противником Иваном Нероновым о старых и исправленных книгах, соглашался: «И те, и другие добры; все равно, по коим хочешь, по тем и служишь». В значительно большей степени раскол был спором политическим. Старообрядцы выступали, возможно, не сознавая этого, противниками имперской идеи. Начиная с XV в. Москва шла, останавливаясь, но не сбиваясь с курса, к империи. Старообрядцы уводили государство в сторону, отвергая, под предлогом защиты «старины», динамику расширения границ и развития. Никон построил неподалеку от Москвы монастырь - дворец, названный Новый Иерусалим. Плита в зале возвещала: «Здесь центр земли». Столетия спустя Маяковский напишет: «Как известно, от Кремля начинается земля». Для Никона было несомненно, что центр вселенной находится в столице Третьего Рима. Но для Никона было целью превращение Москвы в столицу вселенской православной церкви. Помощь греков была нужна для ее достижения. Старообрядцы защищали, не щадя жизни, свершившееся. Их цель была достигнута, у них не было сомнений: православная вера есть русская вера, не русская вера - не православная вера.
      Николай Бердяев написал в 1937 г.: «Московское православное царство было тоталитарным государством»53. Не придавая еще малопопулярному до начала войны термину позднейшего смысла, философ хотел подчеркнуть неразрывность в московском государстве православия, т.е. веры, и царства, т.е. власти. В качестве примера Н. Бердяев ссылается на «замечательного теоретика самодержавной монархии», который учил, что царь должен не только управлять государством, но и спасать души.
      Истинный царь был хранителем веры. Царь Алексей, посягнувший на древние русские обряды, не мог быть подлинным царем. Властью овладевает антихрист. Происходит разрыв «тотальности», органической связи между властью и верой. Московское государство, видевшее себя Третьим Римом, было одновременно царством Христовым - царством правды - и государственной властью, управлявшей неправдой. Раскол, пишет Николай Бердяев, «нанес первый удар идее Москвы, как
      53 Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. Париж, 1955. С. 10.
      [364/365]
      Третьего Рима»54, идее слитности двух царств в одном. Он добавляет: второй удар был нанесен реформой Петра Великого. Александр Солженицын, говоря о бездушных реформах Никона и Петра, соглашается с Бердяевым, но оценивает по-своему эти удары, считая, что они были направлены против русского национального сознания.
      Старообрядцы усомнились в истинности царя, они заподозрили его в измене. Не менее тяжкий удар по идее Третьего Рима нанес главный борец за исправление книг, за восстановление чистоты обрядов, главный враг старообрядцев патриарх Никон. Он посягнул на вторую часть двухчленной формулы Третьего Рима - вера и власть. По убеждению патриарха, «священство царства преболее есть», иначе говоря, власть церковная, т.е. власть патриарха, выше царской власти. Видный славянофил Юрий Самарин (1819-1876) писал, что Никон хотел «основать в России частный национальный папизм»55.
      Рядом с факторами религиозными, политическими выступили факторы психологические, персональные. В предисловии к исправленному Служебнику 1655 г. о царе Алексее и патриархе Никоне говорится как о «богоизбранной и богомудрой двоице», за которую «вси живущие под державою их… и под единым их государским повелением утешительными песньми славити имут воздвигшего их истинного Бога нашего». Двоевластие в Московском государстве всегда означало смуту. Положение Никона вызывало нараставшее недовольство царского двора. Патриарх делал все, чтобы восстановить против себя всех. Безудержное самовластие, вулканический темперамент, безмерная гордыня пугали и возмущали тех, кто попадал под руку патриарха. Он был строг и неумолим, нередко мелочен в административных делах. Для наблюдения за духовенством он имел свою полицию и стрельцов. Своим высокомерием и властолюбием, своим постоянным вмешательством в мирские дела он восстановил против себя бояр. Наконец началось охлаждение чувств всемогущего покровителя - царя. Николай Костомаров, рисуя портрет Алексея Михайловича, заметил, что царь не мог жить без друзей и всегда подпадал под их влияние, но, спохватившись и увидев свою зависимость, начинал тяготиться дружбой56.
      54 Там же. С. И.
      55 Никон: Биографический очерк// Энциклопедический словарь/ Брокгауз и Эфрон. СПб., 1897. Т. 21. С. 140.
      56 Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях… С. 139.
      [365/366]
      Обнаружив изменение отношения к нему царя, Никон в июле 1658 г. сложил с себя патриарший сан. Нерешительность Алексея, не желавшего слишком строго осудить бывшего друга, споры иерархов о процедуре лишения сана патриарха, привели к тому, что церковь оставалась без главы до ноября 1666 г. Собор в присутствии александрийского и антиохийского патриархов осудил Никона за то, что он назвал царя латиномудренником, т.е. приверженцем латинской веры, и мучителем, за то, что он обвинял русскую церковь в принятии латинских догматов, и постановил лишить его сана и сослать в Белозерский Ферапонтов монастырь. Никон был переведен затем в более тяжкое заключение в Кирилло-Белозерский монастырь, где умер в 1681 г.
      Историки отмечают (на основании свидетельств современников) немало положительных черт в характере Никона. Главную роль в его падении и, что несравненно важнее, в расколе русской церкви сыграли его отрицательные качества. Есть все основания полагать, что исправление богослужебных книг могло произойти без взрыва. Пример киевского митрополита Петра Могилы достаточно убедителен. Можно также предположить, что если бы Никон не покинул патриарший престол, оставив в разгар конфликта церковь без руля, раскол не принял бы характера открытой беспощадной репрессии со стороны официальной церкви. Не было бы отчаянного сопротивления, принявшего форму бегства в леса, пустыни, массовых коллективных самосожжений со стороны старообрядцев.
      Сторонники древних обрядов, проверенных и подтвержденных в их глазах тем, что русские святые, обращавшиеся к Богу «по-старому», были им услышаны, выделили из своей среды талантливых проповедников, пылких распространителей «истинной веры». Одним из первых, самых выдающихся борцов с нововведениями Никона был протопоп Аввакум (1620-1682). Поразительно сходство двух главных деятелей раскола. Аввакум, как и Никон, родился в крестьянской семье, приобрел известность как ревнитель веры, занимавшийся и изгнанием бесов; в 1647 г. входил вместе с будущим патриархом в кружок ревнителей благочестия, хорошо знакомый царю, был включен в число правщиков. Увидев в «новшествах» покушение на православие, начал борьбу с Никоном и «никонианцами», проявляя беспредельную самоуверенность (в рассылаемых по всей Руси проповедях он называл себя «посланником Иисуса Христа»), волю к власти духовной, нетерпимость.
      Его символ веры был прост, не допускал никаких толкований: «Держу до смерти яко приях… до нас положено - лежи оно так
      [366/367]
      во веки веков!». Защищая эти взгляды, Аввакум претерпел чудовищные мучения. Последние 14 лет жизни он просидел в земляной тюрьме в г. Пустозерске на хлебе и воде. Дерзкое письмо, посланное сыну Алексея царю Федору, в котором Аввакум поносил покойного Алексея Михайловича и патриарха Иоакима, решило его участь. 1 апреля 1682 г. он был сожжен вместе с двумя соратниками.
      Идейный противник науки - «понеже ритор и философ не может быть христианин», гордо настаивавший на своем невежестве, «простец человек и зело исполнен неведения», Аввакум оставил после себя более 50 сочинений разного характера: религиозные беседы, полемика по догматическим вопросам, богословские сочинения. Особое место среди них занимает «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» (1672-1675), которое было первым, замечательно удавшимся, опытом использования разговорного русского языка в литературе. В одном из посланий царю Аввакум убеждал его отказаться от греческого языка: «Ты, ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком; не унижай его ни в церкви, ни в дому, ни в простой речи… Любит нас Бог не меньше греков, предал нам и грамоту нашим языком через Кирилла и Мефодия. Чего же нам еще хочется лучше того? Разве языка ангельского? Да нет, ныне не дадут - до общего Воскресения».
      «Житие» не было написано ангельским языком (Аввакум широко употреблял «непристойные» слова, так называемую ненормативную лексику), но, пишет историк русской литературы, «то, что он сделал с русским языком, ставит его в первый ряд русских писателей». И заключает: «Ни один русский писатель еще не превзошел его в силе и аромате, в искусстве призвать все выразительные средства каждодневного разговорного языка для создания максимального литературного эффекта»57.
      «Житие» Аввакума, первая автобиография, написанная русским и по-русски, книга борца, не знающего пощады врагам, до смерти защищающего свои взгляды, отважно бросающего вызов власти, духовной и светской, начинает новую русскую литературу. Типично русским парадоксом было то, что начало новой русской литературе дала книга, неистово защищающая старое, старую веру, старые идеи, проповедующая борьбу с «иностранщиной», с заграницей.
      57 Мирский Д. С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 г. Лондон, 1992. С. 53-54.
      [367/368]
      Важным результатом раскола была потеря церковью политической роли, которую она играла много веков. Она еще сохраняет некоторые привилегии: имущественные, право суда, благодаря нерешительности, колебаниям царя Алексея. Решительный Петр I завершит полное подчинение церкви государству. Причиной ослабления церкви было усиление государственной власти, которое в свою очередь было функцией слабости церкви. Николай Костомаров, рассказав о мятеже Соловецкого монастыря, отказавшегося служить по исправленным книгам и в течение нескольких лет отбивавшего атаки царских войск, посланных силой оружия заставить молиться «правильно», заключает: «Смело можно сказать, что половина Великой Руси отпала тогда от церкви».