Осенью 1577 г. задача, которую поставил себе Иван Грозный, была, казалось, выполненной. Вся Ливония по Двине (т.е. Лифляндия и Эстляндия), за исключением двух городов-крепостей Ревеля и Риги, была в русских руках. Москва широким фронтом вышла на Балтику, овладев побережьем Финского и Рижского заливов. В 1578 г. в ливонскую войну вступила Польша. Она оказывала и до этого времени помощь Литве, воевавшей за Ливонию, но впервые Польша, возглавляемая энергичным, хорошо знавшим,
      122 См.: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 135.
      [238/239]
      чего он хочет, королем, начала войну с московским государством. В этой борьбе Ливония была первым полем сражения.
      Ведя предвыборную кампанию, Стефан Баторий обещал «защищать христианство». Он не имел в виду турок, культурой которых восхищался, и власть над своим Семиградским княжеством признавал. В его глазах «врагом христианства» была Москва. Польский историк К. Валишевский, который, надеясь, что он никого не оскорбит этим утверждением, называл Польшу «высшим историческим выражением славянской расы»123, видит в Стефане Баторий «истинного представителя этой страны». Ибо, пишет К. Валишевский, «он понял, что Польша, какой Баторий ее видел, цивилизованная, гражданская, либеральная, буйная, католическая, должна поглотить свою великую соседку и навязать ей свою культуру, свой политический строй и свою религию. В противном случае ей угрожала опасность самой быть поглощенной и подчиниться чужим порядкам»124.
      Появление Стефана Батория было случайным фактором. Генрих Валуа мог оставаться на польском троне. Эрцгерцог Максимилиан имел, при желании, шансы стать польским королем. В этих случаях Иван мог сохранить балтийское побережье для московского государства. Случилось иначе, мадьяр, не знавший польского и разговаривавший со своими подданными по латыни, вассал турецкого султана, понял нужды Польши лучше, чем подавляющее большинство поляков того времени. Норман Девис, современный английский историк, автор истории Польши, чрезвычайно увлеченный предметом своих исследований, пишет: «Москва Ивана жила в собственной патологической системе ценностей, в собственном замкнутом мире… Сопротивление (Польши) Москве было в то время вопросом принципов и вопросом жизни и смерти»125. Справедливое наблюдение относительно системы «собственных ценностей», «собственного замкнутого мира» сопровождается странным эпитетом - патологические. С точки зрения Москвы патологией была польская система «либерум вето», монархическая республика. Несомненным анахронизмом звучит заявление о войне Стефана Батория как вопрос жизни или смерти для Польши. Иван Польше не угрожал, ей будут угрожать его преемники. Стефан Баторий, случайно явившийся на историческую сцену, задержал продвижение Москвы на одно столетие. Польский король умер (или был отравлен) в отчаянии от неблагодарности своих подданных. Кроме военных
      123 Валишевский К. Иван Грозный. С. 320-321.
      124 Там же. С. 321.
      125 Davies N. Op. cit. P. 565.
      [239/240]
      побед он оставил знаменитую формулу: для поляков можно сделать все, с поляками ничего.
      Заняв трон, Стефан Баторий приступил к реорганизации польской армии. Он утроил численность королевской пехоты, вооружив ее мушкетами, саблями, топорами (до этого пехотинцы имели только пики), кавалерия была усилена «крылатыми» гусарами, которые вскоре прославятся во всей Европе (их изобразил очень живописно Гоголь в «Тарасе Бульбе»), пригласил наемников, продававших свой военный опыт тем, кто его хотел приобрести. По выражению Ивана, польский король «поднял на Русь всю Италию» (т.е. католическую Европу). Московская армия была более многочисленной, ее артиллерия была лучше польской, в ее рядах также были наемники, не говоря о татарах. Когда возникла нехватка боеприпасов, Иван выхлопотал у английской королевы присылку трех кораблей, нагруженных свинцом, медью, селитрой, порохом. В целом русские войска были снаряжены и обучены хуже польских.
      Война, которую в 1577-1583 гг. Стефан Баторий вел против московских войск, принесла ему победу. После первых удач польского короля (захвата Полоцка, Великих Лук) активные боевые действия против Москвы начали шведы. Польско-литовские войска осадили Псков. За два года были потеряны завоевания многих лет. Твердая уверенность царя, что «кто бьет - тот лутче, а ково бьют и вяжут - тот хуже», подверглась тяжелому испытанию. Иван, терпя поражения на поле битвы, переходит в дипломатическое наступление. Он обращается в августе 1580 г. за содействием к новому германскому императору Рудольфу II, объясняя, что является жертвой «мусульманских государей и посаженника султана Стефана Батория». Впервые посол русского царя привозит послание римскому папе, в котором содержится то же обвинение против польского короля. Московский царь обещает, в случае оказания ему помощи, выступить против бусурман. В письме Стефану Баторию (1581) Иван настаивает на своем праве владеть Ливонией, всегда принадлежавшей его предкам, угрожает Польско-Литовскому государству в случае отказа подписать мир, войной на 40-50 лет, главное же - отвергает королевский аргумент относительно прав на Ливонию, поскольку это католическая страна. Совершенно неожиданно Иван Грозный ссылается на Флорентийский собор 1439 г., на котором в присутствии митрополита Исидора была достигнута уния между католической и православной церковью. Решения «латынского собора» были решительно осуждены русской церковью, Исидор дезавуирован. Упоминания Иваном постановления собора о том, что «греческая
      [240/241]
      вера и римская должны быть едины»126, были адресованы польскому королю в твердой уверенности, что они дойдут до Ватикана. Так и случилось. Рим отправил в Москву посредником иезуита Антония Поссевино. Надежда на воссоединение церкви была неотразимой приманкой.
      В январе 1582 г., при активном посредничестве Поссевино, было подписано Запольское перемирие на 10 лет. Москва уступила Польше все свои завоевания в Ливонии, Баторий возвратил завоеванные им русские города Великие Луки, Холм и несколько других, удержав Полоцк. Единственным утешением была победа под Псковом: несмотря на долгие усилия польских войск, крепость выдержала осаду и осталась в русских руках. В августе 1583 г. было подписано трехлетнее перемирие со Швецией, которое оставляло в шведских руках всю завоеванную ими территорию - Эстляндию и несколько коренных русских городов. Москва бьиа, в результате, совершенно отрезана от Финского залива, за исключением небольшого участка в устье Невы.
      25-летняя война за Балтику закончилась поражением Москвы. Это было поражение политики царя, потребовавшей огромного количества жертв, разорившей страну. Иван отказывался сдаться. Едва было подписано Запольское перемирие, царь начинает искать союзников для продолжения войны. Он обращается к английской королеве, противнице Габсбургов. В письме, отправленном в октябре 1570 г., Иван, рассерженный на Елизавету, выговаривал ей за слишком сильное влияние на государственные дела Англии «торговых мужиков», добавляя при этом: «А ты пребываешь в своем девическом чину, как есть пошлая девица». Вынужденный обстоятельствами, царь меняет гнев на милость. Разговор с английским послом происходил в феврале 1584 г., за месяц до смерти Грозного.
      Поражение в Ливонской войне задержало на сто лет продвижение России на запад. Некоторым возмещением было приобретение бескрайних территорий на востоке. В 1583 г. в Москву прибыли послы казачьего атамана Ермака, привезшие в подарок царю Сибирь. 840 казаков, отправившихся 1 сентября 1581 г. по реке Каме, присоединили к России владения татарских ханов, дойдя до реки Иртыш. Были открыты для завоевания земли, границей которых было побережье Тихого океана.
      В январе 1581 г. умер старший сын царя Иван. Обстоятельства его смерти - результат избиения Иваном Грозным - остались невыясненными. Современники, в том числе англичанин Джером Горсей, живший в Москве, Антонио Поссевино, приехавший ко
      126 Послания Ивана Грозного. С. 406.
      [241/242]
      двору через несколько дней после смерти царевича, приводят различные версии, которые затем выбирались по вкусу историками, писателями, художниками. Картина Ильи Репина, одно из украшений московской Третьяковской галереи, представляет обезумевшего от горя царя, который держит в своих руках обливающегося кровью сына, на виске царевича рана, которую нанес ему Иван Грозный лежащим неподалеку жезлом. Французский историк Ален Безансон заметил, что в первом послании Курбскому Иван напоминал: «Вспомни величайшего из царей, Константина: как он, ради царства, убил собственного сына». И добавлял, что Константин «причислен к святым»127. Через 13 лет после письма царь Иван убил своего сына.
      Каковы бы ни были обстоятельства гибели наследника московского трона, катастрофические последствия его смерти ощущались десятилетия спустя.
      После смерти Ивана Ивановича наследником стал второй сын Анастасии Федор. Английский посол Джиль Флетчер характеризовал будущего царя Федора лаконично и выразительно: «Прост и слабоумен…, мало способен к политическим делам и крайне суеверен»128. Был еще один царский сын - Дмитрий, родившийся от последней - седьмой жены царя Марии Нагой, с которой Иван вступил в брак в 1580 г. Сомнения в законности этого брака бросали тень на законность наследника. Пройдет десять лет, и судьба царевича Дмитрия потрясет Московскую Русь.
      19 марта 1584 г., 54 лет от роду, успев на смертном одре принять монашеский сан, Иван IV Грозный умер. Первый царь всея Руси оставил своему наследнику, слабоумному Федору, страну, разоренную многолетней войной и разрушительной внутренней политикой. Начиная с 60-х годов царь сознательно и неуклонно преследовал две цели: строительство абсолютной самодержавной власти и выход к Балтийскому морю. Он потерпел поражение, не достигнув второй цели. Он добился успеха, став самодержавным государем. Движение на Запад будет продолжено преемниками первого московского царя. Самодержавная власть Ивана станет образцом для всех будущих русских царей.
      Прибирая к рукам всю власть в государстве, Иван способствовал ее централизации. Но централизованное государство было результатом концентрации власти в руках царя, а не наоборот. Выражением твердого убеждения Ивана Грозного в том, что он воплощает божественную власть на земле, было настойчивое отрицание им своего русского происхождения. Он не переставал
      127 Besan?on A. Le Tsar?vitch immol?. Paris, 1991. P. 96-102.
      128 Флетчер Д. О государстве Русском. СПб., 1906. С. 152-153.
      [242/243]
      повторять: я - не русский, я - немец. Речь шла не о литовском происхождении его матери или о греческой крови его бабки. Иван видел себя «немцем», иностранным принцем, управляющим страной, населенной чужим ему народом. В этом смысле он был настоящим потомком Рюрика.
      Еще не было произнесено это слово, его скажет Петр I, но при Иване Московское государство становится империей. Историки, русские и иностранные, искали и ищут ответа на вопрос: почему русский народ терпел террор опричнины, капризы и своеволие Ивана? Василий Ключевский дает ответ, с которым соглашается большинство русских исследователей прошлого. Высший интерес, пишет автор курса русской истории, «парил над обществом, над счетами и дрязгами враждовавших общественных сил, не позволяя им окончательного разрыва, заставляя их против воли действовать дружно». Этот высший интерес - оборона государства от внешнего врага. «Московское государство, - резюмирует Ключевский, - зарождалось в XIV в. под гнетом внешнего ига, строилось и расширялось в XV и XVI вв. среди упорной борьбы за свое существование на западе, юге и юго-востоке»129.
      Василий Ключевский настаивает: «за свое существование», конкретизируя: на юго-востоке - за христианскую цивилизацию, на западе - за национальное единство. Иначе говоря, в одном направлении шла борьба с мусульманами, которые либо уничтожались, либо обращались в истинную веру, в другом направлении велись войны за включение в границы русского государства православных, живших в Литве и Польше. История свидетельствует, что эти две цели были всегда основными аргументами строителей империй. Была и третья. Историки, дающие материалистическое обоснование событиям прошлого, указывают на то, что московские государи имели единственную возможность платить служилому классу - награждать за службу землей. Отсюда необходимость завоевания пустых плодородных территорий.
      Быть может, еще более важное значение, чем перечисленные три цели, имела четвертая - идеологическое обоснование строительства империи. Идеи православного царства и Москвы - третьего Рима, сформулированные в самом конце XV-в начале XVI вв., были кодифицированы в 60-е годы XVI в. по благословению митрополита Макария, влиятельнейшего духовного учителя Ивана и при ближайшем участии царского духовника Андрея (Афанасия). Была составлена «Книга степенная царского
      129 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 2. С. 514.
      [243/244]
      родословия, иже в русской земли в благочестии просиявших богоутвержденных скипетродсржателей». Эта фантастическая генеалогия русских государей (Иван использовал ее в своих посланиях, в частности к Стефану Баторию, как убедительнейшее подтверждение его прав на Ливонию) составляет, по выражению Г. Вернадского, философскую историю России. Степенная книга представляет историю Руси как историю установления православного царства. Русский народ, утверждают авторы Степенной книги, является народом исключительным, единственным: Русь - Новый Израиль. История русского народа имеет вселенское значение.
      Для Ивана Грозного, человека неистово верующего, не было никаких сомнений в подлинности идеологии Степенной книги, следовательно в необходимости и справедливости его действий.
      Сталин, самый убедительный из комментаторов политики Ивана, подчеркивает ценнейшую сторону царской идеологии. «Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая свою страну от проникновения иностранного влияния»130. Сталин, начинавший в тот момент решительную борьбу с «преклонением перед иностранщиной», хотел иметь царственного предшественника, которого он противопоставлял другим царям, в том числе Петру I и Екатерине. Но Сталин не ошибался в недоверии Ивана к иностранцам, которое сочеталось у царя с интересом и симпатией, которое он проявлял по отношению к некоторым гостям с Запада, посещавшим по разным поводам Москву. Всю жизнь Иван мечтал об отъезде в Англию, но въезд для иностранцев в Россию был ограничен (полностью запрещен евреям). Царь мог в дипломатической игре делать вид, что он благожелательно относится к Риму или Вене, но был беспощаден и неистов, защищая православную веру в спорах с лютеранами и католиками.
      Почти четыре десятилетия царствования Ивана Грозного были временем, когда сложилась в основных чертах московская цивилизация. Московскую Русь сравнивают с азиатскими тираниями, обнаруживают аналогию с западноевропейскими государствами, которые в XIII-XIV вв. строили, не пренебрегая никакими средствами, централизованные государства. Значительное сходство можно обнаружить между московской цивилизацией, сложившейся в основных чертах в эпоху Ивана IV, и испанской имперской цивилизацией. Московская Русь, как Испания, пережила гнет иноземных захватчиков и в борьбе с ними выработала свои
      130 Герасимов Ю., Скверчинская Ж. Указ. соч. С. 275.
      [244/245]
      национальные черты. Как в Испании, так и на Руси, война с неверными стала религиозной целью. Хосе Ортега Гассет в «Безвольной Испании» (1921) видит странное сходство России и Испании, противоположных концов великой европейской диагонали, прежде всего в том, что это две крестьянские расы, где простой народ доминирует, а культурное меньшинство дрожит перед народом131. Страстное отношение к вере, к религиозным вопросам характерно для обеих цивилизаций, не знающих снисхождения при защите своей «подлинной веры». Наполеон, увидев купола множества московских церквей, заметил, что это знак отсталости в эпоху, когда «все уже перестали быть христианами». Спутник императора возразил, русские и испанцы остались христианами. Расстроенный неприятным напоминанием о двух врагах империи, Наполеон записал в дневнике: «Русские никогда не будут христианами, испанцы никогда ими не были»132. Спорный вывод императора французов содержит признание в особом характере, как русской, так и испанской цивилизации. В пользу этого наблюдения говорит и тот факт, что никто из европейских монархов не был так похож на Ивана Грозного, как Филипп II.
      Московские идеологи XIV в. настаивали на сходстве русского царства с древним Израилем, преемником которого стала столица Ивана IV. Старый завет, прежде всего «Книга царей», был главным источником аргументации Ивана в его посланиях противникам. Непоколебимой была его уверенность, что Библия говорит о нем и его устами.
      По многим, частично перечисленным выше, причинам Иван Грозный сыграл ключевую роль в истории российской империи. Одна из важнейших причин - его внешняя политика. Василий Ключевский, давший всестороннюю оценку деятельности и личности первого русского царя, заключает главу о его правлении размышлениями о месте Московского государства среди других государств Европы. «Наш народ, - пишет историк о назначении русского народа, - был поставлен судьбой у восточных ворот Европы, на страже ломившейся в них хищной Азии. Целые века истощал он свои силы, сдерживая этот напор азиатов… Повернувшись лицом к Западу, к своим колониальным богатствам, к своей корице и гвоздике, эта Европа чувствовала, что сзади, со стороны урало-алтайского востока ей ничто не угрожает…
      131 Американский историк Джеймс Биллингтон подробно анализирует русско-испанские связи на протяжении веков. См.: Billington J.H. The Icon and the Axe: An Interpetative History of Russian Culture. New York, 1966. P. 71.
      132 Там же. Р. 652-653.
      [245/246]
      «Спокойная и неблагодарная Европа» не заметила, по мнению Ключевского, что «переменив две главные боевые квартиры на Днепре и Клязьме, штаб этой борьбы переместился на берега Москвы, и что здесь в XVI в. образовался центр государства, которое, наконец, перешло от обороны в наступление на азиатские гнезда, спасая европейскую культуру от татарских ударов. Так мы очутились в арьергарде Европы, оберегали тыл европейской цивилизации»133.
      Василий Ключевский изложил традиционный взгляд на историю Древней Руси. Необходимость - географическое положение - превращается в добродетель - защиту христианской цивилизации. Такая интерпретация прошлого присуща не только русским историкам. Польша называла и называет себя предмостным укреплением христианства. Сербы гордятся битвой на Косовом поле (1389): потерпев поражение, они пожертвовали собой и задержали турок. Веками Европа сдерживала натиск монголов, арабов, турок. Пуатье, Лепант, Варна, Вена и множество других битв отмечают противоборство народов и цивилизаций.
      Василий Ключевский совершенно прав, говоря о длившейся веками борьбе Руси с востоком. Спорно его утверждение, что Русь воевала, защищая Европу. Он не прав, умалчивая о том, что главной целью внешней политики Ивана было наступление на Запад. Первым из русских государей он сознательно повернул Русь на Запад. Перефразируя Ключевского, можно сказать, что Иван IV «перешел от обороны в наступление», но, прежде всего, не на «азиатские», а на «европейские гнезда». Ливония и выход на Балтику не могли быть ничем иным - и не были, это покажет будущее, - как началом продвижения Руси в Европу. Первым шагом в политике создания евразийской империи.
      133 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 2. С. 516.
      [246/247]
      Смутные времена
      Умер законный царь, престол остался пустым и - началась смута…
      Николай Костомаров
 
      Смута, как объясняет «Толковый словарь» Владимира Даля, - это возмущение, восстание, мятеж, крамола, общее неповиновение, раздор между властью. В Русской истории этим словом обозначают период между концом династии Рюриковичей и началом династии Романовых. О «смутном времени» по отношению к современности говорили после захвата власти большевиками в 1917 г., когда был убит последний Романов. Термин этот появился в политическом словаре во второй половине 80-х годов XX в., когда стала разваливаться советская империя.
      При всем различии трех периодов есть у них сходная черта. Костомаров называет ее «престол остался пустым». В 1917 г. Николай II отрекся от трона за себя и за сына. В середине 80-х годов смерть трех генеральных секретарей, последовавшая одна за другой, расшатали фундамент советской легитимности. Формула автора «Хронографа», написанного в первой половине XVII в.: «Земля без царя - вдова», оказалась верной для истории русского государства, подчеркивала очень важную его черту.
      Русские историки спорят относительно датировки начала Смуты. Н. Костомаров считает, что «первое русское лихолетье началось 15 мая 1591 г.»134, когда в Угличе погиб семилетний мальчик - царевич Дмитрий, последний сын Ивана Грозного. Ключевский называет началом смуты 1598 год, дату смерти Федора Ивановича135. Есть исследователи, полагающие, что несчастья начались, когда Иван убил своего старшего сына. Наконец, есть все основания отсчитывать смутные времена со дня смерти Ивана Грозного 19 марта 1584 г. Смерть монарха нередко нарушает жизнь государства. Исчезновение короля вызывало каждый раз потрясения в Польше. Можно объяснять это необходимостью каждый раз выбирать монарха. Но и Франция, где трон передавался по наследству, переживала в XVI в. смутные времена, которые закончились только после коронования Генриха IV в 1589 г.
      134 Костомаров Н.И. Герои Смутного времени. Берлин, 1922. С. 3.
      135 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 3. С. 17.
      [247/248]
      Естественные трудности перехода власти осложнялись особым характером московского государства и особым характером умершего царя. Самодержавная монархия требует самодержавного царя. В особенности, когда государство стоит перед лицом кризиса. Монархист Василий Шульгин определил причину русского кризиса накануне февральской революции 1917 г.: Россия была в этот момент «самодержавием без самодержца». После смерти модельного самодержца Ивана Грозного его наследники - слабоумный Федор и младенец Дмитрий - пугали неспособностью выполнять обязанности царя, что предвещало безудержное своеволие бояр, которое казалось тяжелее и страшнее законного своеволия царя.
      Все согласны считать датой окончания смуты 1613 год, когда царем был выбран первый Романов - Михаил. Следовательно, смутные времена длились два, а то и три десятилетия. Продолжительность и трагичность событий, всколыхнувших все слои населения Руси, свидетельствуют о том, что корни кризиса уходили глубоко в государственный организм, в его прошлое. История конца XVI-начала XVII вв. известна сравнительно хорошо (имеются белые пятна), но смысл смуты остается неясным. Это не была политическая революция, ибо никто из действующих лиц не выдвигал новой политической программы, но несомненно наличие политических элементов (в особенности - внешнеполитических). Это не был социальный переворот, ибо никто не выдвигал требования радикальных изменений социальной системы, но совершенно бесспорно наличие социальных мотивов.
      Каждое из многочисленных объяснений причин Смутного времени (объяснений много, ибо историки очень интересовались трагической, полной бури и грома, эпохой, выделяя одну из граней) содержит долю истины. Объединяя все мотивы, вес очевидные или не совсем ясные импульсы, можно сказать, что главным мотором смутного времени были поиски царя.
      Иван Грозный оставил нерешенными два главных противоречия, возникших в процессе строительства московского централизованного государства, Первое - политическое. Здесь следует отдать Ивану должное: это противоречие между самодержавной властью государя и аристократической (боярской) администрацией он пытался решить, в частности, с помощью опричнины. Но действовал недостаточно последовательно (по мнению историков), недостаточно решительно и энергично (по мнению Сталина), и после смерти царя княжата (потомки удельных князей) пробуют взять реванш.
      Социальное противоречие возникло в результате внешнеполитической программы московского царя: военные усилия для обороны
      [248/249]
      и для экспансии вынуждали к все более тяжкой эксплуатации тяглого населения, а это влекло за собой бегство жителей на окраины и опустение центральных районов. Земля была главным источником доходов московского царя, продвижение на юг увеличивало размеры плодородных земель, которые оставались пустыми, ибо земледельцы бежали от налогов и притеснений. Вторым важнейшим мотором смутного времени были поиски рабочих рук, процесс закрепощения крестьян.
      Третье противоречие - нравственное. Николай Карамзин в стихотворении «Тацит», говоря о Риме, описанном знаменитым историком, в котором нет никого, кроме убийц и жертв, выносит приговор: «Жалеть об нем не должно: он стоил лютых бед несчастья своего, терпя, чего терпеть без подлости не можно!»136. Русский историк, беспощадно осуждавший Ивана Грозного, сравнивал его с римскими тиранами. Через полвека после Карамзина Николай Костомаров писал: «Исчезло уважение к правде и нравственности после того, как царь, который, по народному идеалу, должен быть блюстителем того и другого, устраивал в виду своих поданных такие зрелища, как травля невинных людей медведями или всенародные истязания обнаженных девушек, и в то же время соблюдал самые строгие правила монашествующего благочестия». В результате, подводит итог историк, «должно было вырасти поколение своекорыстных и жестокосердных себялюбцев, у которых все помыслы, все стремления клонились только к собственной охране, поколение, для которого, при наружном соблюдении обычных форм благочестия, законности и нравственности, не оставалось никакой правды»137. Именно это поколение было актером Смутного времени: люди, воспитанные в эпоху Ивана Грозного, искали царя, стремились закрепостить крестьян или воевали за свободу. Ужасы Смутного времени, резюмирует Н. Костомаров, «были выступлением наружу испорченных соков, накопившихся в страшную эпоху Ивановых мучительств»138.
      Примечательная особенность Смуты - в неразрывной связи внутренних и внешних проблем. За три десятилетия со дня смерти Ивана Грозного до избрания Михаила Романова на московском троне переменилось пять царей. Это само по себе было необычно: долгие царствования были одной из причин возвышения Москвы. Династические споры - причина кремлевского калейдоскопа - втянули в московскую политику иностранные державы в масштабах, не виданных до сих пор. Достаточно сказать, что
      136 Карамзин Н.М. Избр. произв. М., 1966. С. 163,
      137 Костомаров Н.И. Герои Смутного времени. С. 7.
      138 Там же. С. 8.
      [249/250]
      в числе пяти царей был польский королевич Владислав. Обязательная глава всех советских учебников по истории России «Борьба русского народа против польско-шведских интервентов», как правило, не содержит упоминания, что иностранцы являлись на Русь по приглашению русских участников гражданской войны.
      Социальное движение - бегство крестьян и горожан на юг, в плодородные заокские земли - также было чревато внешнеполитическими конфликтами. Незаселенная территория, Дикое поле, неотразимо привлекавшая землей и волей, практически была ничейной, но формально принадлежала Литве, а после заключения в 1569 г. Люблинской унии значительная часть бывшей Киевской Руси стала польской. Впервые возникает проблема Украины, которая сыграет важнейшее значение в истории русской империи. Для русских южные степи, раскинувшиеся до Черного моря, были окраиной (откуда и возникло название страны - Украина), с этим были согласны и поляки, называвшие эти земли кресами, окраиной. Население Украины исповедовало православие и во времена, когда не национальность, понятие неясное, а религия определяла место человека в пространстве, чувствовало себя связанным с православными русскими.
      Украинские историки видят начало своей государственности в Киевской Руси. Падение Киева, нашествие татар прерывают самостоятельную историю народа, территория становится частью монгольской империи, Литовского княжества, польского королевства. Украину вписывают на историческую карту казаки. Как в бесконечных других случаях, историки спорят об их происхождении, о происхождении самого слова. В XVII в. некоторые находчивые филологи, сближая слова козак и коза, объясняли, что казаками называли людей, которые на своих лошадях были быстры и легки, как козы. В казаках видели остатки половцев, Вольтер в «Истории Карла XII» называет их потомками татар; Карамзин, Соловьев и некоторые другие историки считали их потомками тюркского племени черных клобуков, союзников киевских князей.
      Известия о казаках появляются в конце XV в. Польский летописец Мартин Вельский, дядя которого был первым старшиной казацкого войска в XVI в., говорит о происхождении казачества из местного населения. Так же считают и украинские историки, объясняя возникновение казачества условиями жизни, которые вынуждали для защиты жизни и имущества вооружаться и вести вооруженный образ жизни. В начале XVI в. число казаков значительно увеличилось, они не только обороняются от набегов крымских татар, но и сами начинают нападать на владения крымских ханов и даже турецкого султана. В половине XVI в.
      [250/251]
      Дмитрий Вишневецкий создает на днепровских островах (Хортице, Томаковском) под защитой непроходимых порогов Запорожскую сечь, которая была крепостью и сообществом вольных воинов, живших грабежом «неверных». Люблинская уния - важный момент в истории казачества и Украины. Польша не знала свободного сельского населения, а в Литве 9/10 крестьян были свободными. Когда польские порядки пришли на Украину, началось закрепощение крестьян. Посягательство на свободу казаков вызвало отпор. Стефан Баторий находит решение: не имея возможности уничтожить казачество, он берет его на службу. Создается реестр, в который записываются «королевские казаки». Баторий создал шесть полков, по тысяче всадников в каждом. Нереестровые казаки объявлялись незаконными, воровскими. Впрочем, польский Сейм не утвердил программу короля, но идея использования казаков на службе польской короны была принята.