Утром Калатин вывел Корума из леса.
      Они оказались на берегу моря. Песчаный берег и синее море дышали теплом, за спиною же лежал скованный морозом лес.
      Корум шел пешком. Он решил не садиться в седло, пока у коня не заживут раны; амуницию свою он закрепил на седле так, чтобы ноша не беспокоила коня.
      Ушибы и ссадины неприятно ныли, но Корум совершенно забыл о них, стоило ему выйти на знакомый берег.
      — Я был в миле или двух от берега, когда варвары напали на меня, — сказал Корум, улыбаясь, — а вот и гора Мойдель. — Он указал на холм, стоявший в море. Холм стал пониже, и все же это был тот самый холм, на котором некогда стоял замок Галины, защищавший маркграфство Лайвм-ан-Эш.
      — Гора Мойдель всех пережила.
      — Это название мне неведомо, — сказал Калатин, разгладив бороду и поправив одежды; казалось, волшебник готовился к приему высокого гостя, — хотя мой дом стоит на вершине этого холма. Я провел здесь всю свою жизнь.
      Корум кивнул и зашагал к берегу.
      — Здесь жил и я, — бросил Принц. Потом добавил. — Здесь я узнал, что такое счастье. Калатин, ускорив шаг, догнал Корума.
      — Ты жил в этом месте, Сидхи? Я ничего не знаю об этом.
      — Это было еще до того, как Лайвм-ан-Эш ушел под воду, — ответил волшебнику Корум. — Еще до того, как история вступила в свой новый цикл. Люди и боги приходят и уходят, мир же остается.
      — Все относительно, — сказал Калатин. В голосе его слышалось раздражение, — вероятно, слова Корума показались ему слишком банальными.
      Подойдя к берегу, Корум увидел на месте прежней насыпи мост. Мост был разрушен и, похоже, разрушен сознательно. Корум спросил об этом Калатина.
      Волшебник утвердительно кивнул.
      — Я сам его и разрушил. Фой Мьёр и все, связанное с ними, боятся западных вод. То же самое относится и к сидхам.
      — Во почему они боятся воды?
      — Мне непонятны их обычаи. Ну а вы, уважаемый Сидхи, осмелитесь ли переправиться на остров?
      — Можете в этом не сомневаться, — ответил Корум. — Ни единожды ходил я по этому броду. Пойми, волшебник, — я не сидхи, и потому слова твои лишены смысла.
      — Когда-то сидхи называли себя вадагами.
      — В легенды могла вкрасться ошибка, — два разных народа были восприняты как один.
      — Может быть. Но ты, что бы ты ни говорил, похож на сидхи, — сухо заметил Калатин. — Начинается отлив. Скоро можно будет переходить. Сначала ми пойдем по мосту, а потом сойдем в воду.
      Корум шел за Калатином, ведя в поводу коня. Уцелевший пролет моста заканчивался грубыми ступенями, спускавшимися прямо в море.
      — Здесь неглубоко, — сказал волшебник. Корум смотрел на зеленый холм. Весна там была в самом разгаре. Он обернулся. От леса веяло зимней стужей. Неужели Фой Мьёр властны над природой?
      Коню было трудно идти. В любую минуту он мог поскользнуться на мокрых камнях. Однако вскоре и седок, и конь были уже по грудь в воде — они шли по ушедшей в воду древней насыпи. Под водой Корум видев истертые временем плиты; возможно, он ходил по ним и за тысячу лет до этого. Вспомнилось, как впервые попал он на гору Мойдель. Тогда он ненавидел всех мабденов. Сколько раз они его предавали!
      Волшебник Калатин шел впереди. Его длинный плащ плыл за ним по волнам.
      Становилось все мельче. Когда они прошли две трети пути, вода едва доходила им до колена. Конь пофыркивал от удовольствия. Купание явно пошло ему на пользу. Он тряс гривой и раздувал ноздри. Его радовал вид пышных зеленых трав, которыми были покрыты склоны холма.
      От замка Ралины не осталось и следа. На его месте у вершины стоял двухэтажный дом из белого камня, сверкавшего на солнце. Кровля была сложена из серого сланца.
      — Приятный домик, — подумал Корум, — трудно представить, что в нем живет оккультист. — Принцу вспомнились стены древнего замка, сожженного мстительным Гландитом.
      Почему он так не доверяет этому Калатину? Уж не похож ли тот на герцога Гландит-а-Края? Глаза, походка, голос, — должно же было хоть что-то остаться? Впрочем, сравнивать их было глупо. Да, в Калатине многое неприятно, но, возможно, побуждения его и благи. В конце концов, он спае Коруму жизнь. Судить о волшебнике только по одним его циничным высказываниям глупо.
      Они пошли по извилистой тропке, ведшей к вершине холма.
      Корум радовался запаху весны, запаху цветов, трав, цветущих деревьев. Благоуханный мох покрывал скалы; на лиственницах и ольхе вили гнезда птицы, сновавшие средь яркой молодой хвои и листвы. Выло за что благодарить Калатина, — угрюмый пейзаж успел крайне утомить Корума.
      Наконец, они подошли к дому. Калатин помог Коруму расседлать коня, затем пригласил Принца в дом, широко распахнув перед ним двери.
      Почти весь нижний этаж занимала одна большая комната со множеством широких застекленных окон. Часть окон выходила на море, часть — на заснеженную мертвую землю. Над землей клубились облака, над морем же небо было совершенно ясным. Казалось, что тучам было заповедано переходить некую незримую черту.
      Стекло было практически неизвестно мабденам, по крайней мере, Корум никогда не встречал его у них. Похоже, Калатин не зря изучал древнюю премудрость.
      Высокие потолки поддерживались каменными перекрытиями. Комнаты были набиты книгами, свитками пергамента, дощечками, испещренными непонятными знаками, странными устройствами и приспособлениями, — не дом, а настоящее логовище мага. В предметах или, точнее, в страсти Калатина Корум не нашел ничего дурного. Человек этот величал себя волшебником, но походил скорее на философа, бьющегося над разгадкой тайн мироздания.
      — Посмотри! — сказал Калатин. — Я успел свезти сюда почти все библиотеки Лайвм-ан-Эша, прежде чем эта великая цивилизация погибла в пучине вод. Многие соплеменники смеялись надо мною, говоря, что я забиваю себе голову чепухой, что книги эти написаны такими же безумцами, как и я, что в них не больше правды, чем в моих писаниях. Историю они считали легендой. Боги и демоны казались им поэтическими образами, эдакой метафорой. Я же думал иначе, и оказался прав. — Калатин мрачно усмехнулся. — Они доказали мою правоту своей смертью. — Улыбка его стала мягче. — Только не подумай, что мне было приятно узнать о том, что заблуждавшаяся сторона была растерзана сворой Кереноса или обращена в камень самими Фой Мьёр.
      — Тебе не жаль их? — Корум сел у окна и стал смотреть на море.
      — Жаль? Нет. Жалость мне неведома. Неведомо мне и чувство вины. Смертные слишком увлечены эмоциями, — это им и мешает.
      — Разве тебя не мучает совесть? Ведь ты отправил двадцать семь сыновей и внука в бессмысленный поход, так и не увенчавшийся успехом.
      — Определенные успехи все же были. Кроме того, поиски пока не закончены.
      — Но ведь именно ты повинен в том, что все твои дети погибли.
      — Погибнуть могли и не все. Некоторые просто не вернулись. Но ты прав большей части моих сынов уже нет. Наверное, меня должна мучить совесть. Конечно, лучше было бы, если бы они остались в живых. Но я никогда не исхожу из подобных соображений — слишком многих они сгубили и продолжают губить. Меня интересует только знание, ничего кроме знания.
      Корум молчал.
      Калатин стал расхаживать по комнате, жалуясь на сырость одежд. Переодеваться он и не думал. К Коруму он обратился только тогда, когда одежды его окончательно высохли.
      — Ты собираешься в Хи-Брисэйл, верно?
      — Да. Ты знаешь, где это?
      — Если остров действительно существует, то да. Но знай, — все смертные, приблизившиеся к острову, тут же подпадают под его чары, — они не видят ничего, кроме рифов и отвесных скал. Лишь сидхи могут видеть истинный образ этого острова. Так говорится в книгах. Ни один из моих сыновей не вернулся из Хи-Брисэйла.
      — Они так и пропали?
      — Мало того, с ними пропали и лодки. Островом правит Гоффанон — ни к смертным, ни к Фой Мьёр он никакого отношения не имеет. Многие считают его последним из сидхов. — Калатин вдруг посмотрел на Корума с крайним подозрением и слегка отшатнулся от него. — Постой, а ты не…
      — Я — Корум. Я уже говорил тебе это. Я не Гоффанон. Я — тот, кто должен найти его, если, конечно, он существует.
      — Гоффанон! Он так могуществен! — Калатин нахмурился. — Если ты говоришь правду, то ты единственный, кто может найти его. Ну что ж, Принц Корум, я хочу предложить тебе сделку.
      — Если она пойдет на пользу нам обоим, я согласен.
      Калатин задумался. Пощипывая бороду, он что-то бормотал себе под нос.
      — Из слуг Фой Мьёр только псы Кереноса не боятся острова — чары его невластны над ними. Кереносу Хи-Брисэйл страшен, его же псам — нет. Ты можешь встретить их и там. — Волшебник поднял глаза и испытующе посмотрел на Корума. — Ты можешь попасть на остров, но можешь и не дожить до встречи с Гоффаноном.
      — Если он существует…
      — Разумеется. Что касается твоего дела, то я, похоже, знаю, о каком копье идет речь. Это копье Брионак, верно?
      — Да, его называют именно так.
      — Это копье — одно из сокровищ Кэр-Ллюда, так?
      — У меня складывается такое впечатление, что об этом знают решительно все.
      — Зачем оно тебе?
      — Оно нужно мне для борьбы с Фой Мьёр. Большего я сказать не могу.
      Калатин кивнул.
      — Больше ничего говорить и не надо. Я помогу тебе, Принц Корум. Тебе нужна лодка, верно? Ты можешь взять ее у меня. Ты хочешь защитить себя от псов Кереноса, — так? Ты можешь взять на время мой рог.
      — Чем же я буду расплачиваться?
      — Дай слово, что ты привезешь мне из Хи-Брисэйла то, о чем я тебя попрошу. Мне это просто необходимо. Лишь кузнец Гоффанон из народа сидхи может дать тебе это.
      — Камень? Амулет?
      — Нет. Нечто большее.
      Калатин стал рыться в бумагах и приборах, валявшихся на столе. Наконец, он нашел то, что искал. Это был мешочек, сшитый из тонкой мягкой кожи.
      — Вот то, что тебе нужно, — сказал волшебник. — Этот мешочек не пропускает воду.
      — Что же я должен набрать в него? Воду из чудесного колодца?
      — Нет, — тихо сказал Калатин. — Ты должен принести в нем слюну Сидхи, слюну кузнеца Гоффанона. Возьми его. — Калатин вынул из складок плаща прекрасный рог, с помощью которого отгонял псов. — Возьми и это. Если ты дунешь в него трижды — псы уйдут. Если дунешь шесть раз — нападут на твоих врагов.
      Корум осторожно взял рог.
      — Должно быть, это замечательная вещица, — пробормотал он, — коль может сравниться с рогом самого Кереноса.
      — Некогда этот рог принадлежал Сидхи, — сказал ему Калатин.
      Через час волшебник уже вел Принца к далекой бухточке, которая была здесь и во времена Ралины.
      На волнах покачивалось маленькое суденышко. Калатин вручил Коруму карту и компас. Рог Корум повесил на пояс, оружие же взял на спину.
      — Подумать только, — пробормотал волшебник, ощупывая трясущимися пальцами свой благородный лик. — Ведь теперь мои надежды могут сбыться. Ты уж сделай все, что от тебя зависит, Принц Корум. Хотя бы ради меня.
      — Ради людей Кэр-Малода, ради тех, кто еще жив, ради того, чтобы зима сменилась весною я сделаю это!
      Парус наполнился ветром, и по блистающим волнам лодка заскользила на запад, туда, где некогда лежала земля Лайвм-ан-Эша с ее прекрасными городами.
      Коруму на миг представилось, что он возвращается в знакомый ему Лайвм-ан-Эш; события последних недель стали казаться ему сном.
      Скоро гора Мойдель и материк остались далеко позади и совершенно скрылись из вида. Повсюду играло волнами бескрайнее море.
      Существуй Лайвм-ан-Эш, Принц уже видел бы его берега. Но не было прекрасного Лайвм-ан-Эша. Легенда о том, что страна эта ушла на дно морское, оказалась былью. Но правдиво ли сказание о Хи-Брисэйле? Действительно ли этот островок — единственное, что осталось от страны? Неужели и он, Корум, окажется во власти чар этого острова?
      Корум углубился в изучение карты. Скоро он получит ответы на все вопросы. Примерно через час он должен подплыть к берегам Хи-Брисэйла.

      — Интересно, не об этой ли красоте говорила старуха? — подумал Корум.
      Остров действительно был странный. Открывшаяся Коруму картина поразила его, — он никак не ожидал, что остров так живо напомнит ему земли Лайвм-ан-Эша. Корум поймал парусом попутный бриз и подплыл поближе к берегу.
      Казалось, ничто здесь не предвещало опасности.
      Волны нежно шептались с белым песком пляжей, легкий ветерок трогал кроны кипарисов, ив, тополей, дубов и земляничных деревьев. Спокойные пологие холмы стояли над тихими долинами. Кусты рододендрона горели алыми, пурпурными и желтыми цветами. Остров был залит мягким теплым светом, одевавшим далекие холмы в золотистую дымку.
      От земли, открывшейся Коруму, веяло покоем. Здесь он нашел бы мир. Он спал бы на берегах прозрачных тихих рек, бродил бы по благоуханным лугам, глядя на оленей, белок и птиц.
      Другой, юный Корум, с радостью принял бы эту землю, — остров удивительно походил на древние поселения вадагов. И все же он был вадагским сном, сон же этот давно ушел в прошлое. Корум жил во сне мабденов или, даже, во сне Фой Мьёр, пришедшем ему на смену. И разве Хи-Брисэйл мог существовать в этих снах?
      Корум осторожно причалил к берегу.
      Он спрятал лодку в кустах рододендрона, росших неподалеку. Оружие он повесил на себя так, чтобы в любой момент суметь воспользоваться им. Покончив с этим, Принц направился в глубь острова, чувствуя некоторую неловкость от того, что нарушает царившую вокруг идиллию своим грозным видом.
      Корум шел через рощи и луга. Олени нисколько не боялись его, прочие звери с любопытством подходили к нему, пытаясь получше разглядеть диковинное двуногое существо.
      Как знать, думал Корум, может быть все это — иллюзия. Впрочем, в это трудно было поверить, — мир начинал казаться тогда страшной фантасмагорией. Однако, ни один мабден не смог вернуться отсюда; многие не нашли и самого острова; вероломные, страшные Фой Мьёр боялись ступить сюда, хотя некогда, если верить легендам, они смогли покорить целую землю, крошечным осколком которой был этот островок. С Хи-Брисэйлом было связано множество тайн, но нельзя было отрицать и того, что для утомленного разума и изнуренного тела не было мира совершеннее этого.
      Принц улыбался, глядя на ярких бабочек, порхающих в теплом воздухе, павлинов и фазанов, безмятежно разгуливающих по зеленым травам. Даже Лайвм-ан-Эщ не мог сравниться с этим местом. Похоже, люди здесь никогда не жили. Не было ни развалин, ни строений, ни пещер. Рай этот тут же стал вызывать у него подозрения. Здесь должен был жить хотя бы один человек, кузнец Гоффанон, охранявший свои владения с помощью чар и кошмаров, что сулили верную смерть каждому, кто осмеливался ступить на эту прекрасную землю.
      — Да, — подумал Корум, — чары эти крайне искусны, кошмары же совершенно неприметны.
      Он загляделся на маленький водопад, что изливался со скал, сложенных из известняка. Высокие рябины росли по берегам кристально-чистой реки, в которой играли мелкая форель и хариусы. Вид рыбы вызвал у Корума острое чувство голода. Со времени прибытия в Кэр-Малод он питался крайне скверно. Корум решил было поймать рыбу при помощи пики, но тут же передумал. Ему вдруг подумалось, — возможно, эта мысль была навеяна старинными суевериями, — что, напади он на любого из здешних обитателей, и весь остров выступит против него. Корум решил не трогать даже мух; достав из сумки кусок вяленого мяса, он зашагал дальше.
      Перед ним высилась гора, на: самой вершине которой лежал гигантский валун.
      Чем ближе Корум подбирался к вершине, тем круче становился подъем. В конце-концов он добрался до валуна и, опершись на него, принялся осматривать окрестности. С этой вершины он ожидал увидеть весь Хи-Брисэйл, поскольку это была самая высокая точка острова: Но, как ни странно, сколько он не смотрел, так и не смог увидеть моря.
      Странная мерцающая дымка окутывала весь горизонт голубым покровом; то здесь, то там поблескивали золотые искорки. Похоже, дымка стояла над морей и повторяла изгиб береговой линии. Но почему же он не замечал ее раньше? Уж не этот ли туман скрывал Хи-Брисэйл от посторонних глаз?
      Корум недоуменно пожал плечами. Он решил немного отдохнуть, благо день был погожим. Корум сел на стоявший в тени камень, достал флягу с вином и стал потихоньку попивать из нее, разглядывая долины, рощи и реки острова. Все они были удивительно похожи друг на друга; казалось, что к ним приложил руку гениальный садовник. Хи-Брисэйл совсем не походил на обычный остров. Скорее он напоминал гигантский парк, наподобие тех, что разбивались вадагами в пору расцвета их культуры. «Поэтому животные и не боятся меня, — решил Корум. — Их защищали, и потому они доверяют людям, двуногие создания не кажутся им чем-то опасным.»
      Но тут Принц вновь вспомнил о мабденах, не вернувшихся с острова, о Фой Мьёр, которые завоевали эту землю, но тут же в страхе покинули ее, чтобы никогда не возвращаться сюда вновь.
      Его стало клонить в сон. Он зевнул и лег на траву. Глаза его закрылись сами собою, и на него снизошел сон.
      Коруму снилось, что он беседует с юношей, чье тело горело золотом; немыслимым образом тело юноши срасталось с огромной арфой. Юноша улыбнулся недобро и заиграл. Музыке внимала Медбх, Принцесса и воительница; лицо ее дышало ненавистью к Коруму. Она привела темную фигуру врага и приказала ему убить Принца.
      Корум проснулся, а странная музыка все не умолкала. Однако прежде чем, он понял, наяву или во сне играет арфа, музыка стихла.
      Сон был страшен, он наполнил сердце страхом. Подобных снов Принц никогда не видел. Остров был действительно опасен, только теперь Корум стал понимать это. Вероятно, людской разум здесь обращался против себя самого, творя кошмары себе под стать, кошмары куда более ужасные, чем все то, что приходит к человеку извне. Корум решил, что здесь, на острове, лучше воздержаться ото сна.
      И тут же ему показалось, что он вновь видит сон — вдали послышался знакомый лай Псов Кереноса. Неужели они плыли за ним по морю? А может быть, уже не первый день они поджидают его на Хи-Брисэйле? Корум взял в руки богато украшенный рог. Лай и вой становились все громче. Корум увидел перепуганное стадо оленей, бежавшее к лесу. Наверное, за ними гнались псы. Но нет. Прошло время, а псов так и не было видно.
      В долине по другую сторону холма также что-то двигалось. Сначала Корум решил, что это — олень, но потом, вглядевшись, понял, что бежит человек, передвигаясь странными прыжками.
      Человек этот был высок и грузен, в руках он сжимал непонятный предмет, сверкавший на солнце.
      Интересно, человек это или нет?
      Беглеца преследовали собаки. Сначала Корум увидел одного зверя, затем другого, третьего… Вскоре из рощи выбежала целая дюжина огромных белоснежных псов с алыми ушами. Похоже, они больше привыкли охотиться на людей, нежели на оленей.
      Человек, если только это был человек, стал карабкаться на скалы, с которых падали потоки воды. Однако псов это не остановило. Склон был почти отвесным, но псы легко взбирались по нему. Корум поразился их проворству. Вновь блеснуло что-то яркое. Корум понял, что человек держит в руках оружие, призванное защитить его от псов. Жить человеку оставалось недолго.
      Лишь тут Принц вспомнил о роге. Корум поднес рог к губам и трижды протрубил в него. Звуки рога наполнили собою долину. Собаки остановились и стали кружить на месте, словно принюхиваясь, хотя жертва была прямо перед ними.
      Псы понеслись в рощу.
      Корум радостно засмеялся. Ему впервые удалось победить этих адских псов.
      Смех привлек к себе внимание человека, стоявшего на дальнем краю лощины. Корум приветственно помахал ему рукой, но тот и не думал отвечать на приветствие.
      Как только Псы Кереноса исчезли, Корум побежал вниз, к человеку, которого он спас от злобных тварей. Он быстро добежал до дна лощины и стал взбираться на противоположную ее сторону. Он нашел водопад и скалу, где на узкой площадке человек собирался встретить псов. Однако самого человека нигде не было. Ни вверх, ни вниз он уйти не мог, ибо все это время водопад оставался в поле зрения Корума.
      — Эге-гей! — закричал Принц, размахивая рогом. — Где ты прячешься, приятель?
      Лишь шум водопада прозвучал ему в ответ. Корум стал осматривать скалы и кусты, но, похоже, человек стал невидимым.
      — Где ты, приятель?
      Плес и рев воды быстро заглушили эхо.
      Корум пожал плечами и зашагал прочь. Странное дело: человек оказался пугливее оленя.
      И тут он почувствовал сильный удар в бок. Расставив руки, чтобы как-то смягчить падение, он повалился наземь.
      — Приятель? — Услышал он грубый низкий голос. — Это ты меня приятелем кличешь?
      Оттолкнувшись от земли, Корум откатился в сторону, одновременно пытаясь достать меч из ножен.
      Человек, ударивший его, был настоящим великаном. В нем было восемь футов роста, плечи же были четыре фута, шириной. Полированная стальная пластина защищала грудь, ножные латы были украшены червонным золотом. На косматую голову был одет стальной шлем, из-под которого торчала густая черная борода. В ручищах великан держал гигантский топор, каких Коруму еще не приходилось видеть.
      Корум вскочил на ноги и выдернул клинок из ножен. Только подумать, и этому-то чудищу он только что спас жизнь. Великану, похоже, чувство благодарности было неведомо.
      Корум с трудом выдавил из себя:
      — С кем имею честь сразиться?
      — Со мной. Ты, будешь иметь дело со мной, с карликом Гоффаноном, — ответив ему великан.

      Корум недоверчиво улыбнулся:
      — Карлик?
      Кузнец из народа сидхи свирепо уставился на него.
      — Что тебя так рассмешило?
      — Не хотел бы я встретиться с людьми, живущими на этом острове.
      — Я тебя не понимаю, — Гоффанон прищурил глаза, взял топор на изготовку и принял боевую стойку.
      Только тут Корум понял, что глаза у Гоффанона вадагские, — миндалевидные глаза желто-багряного цвета. Лицо его тоже можно было бы назвать лицом вадага. Впрочем, во всем остальном Гоффанон ничуть не исходил на представителя того же народа, что и Корум.
      — Есть ли еще в Хи-Брисэйле такие же, как ты? — Корум заговорил на чистом языке вадагов; а не на мабденском его диалекте.
      От удивления Гоффанон едва не разинул рот.
      — Я здесь один, — ответил кузнец на том же языке. — По крайней мере, я так думаю. Слушай, если мы одного роду-племени, то почему ты спустил на меня своих псов?