— Хотел бы я знать; как идут дела у мабденов, — сказал Корум своему другу.
      Ильбрик ничего не сказал ему в ответ. Долго молчал он, пока, наконец, покачав головой, проговорил:
      — Гоффанон был прав. Мы глупцы. Нам не следовало появляться здесь.
      — Считайте, что об одном мы уже договорились, — послышался из тени голос Сэктрика, — на какое-то время я сохраню вам жизнь. Более того, вы сможете свободно передвигаться по острову, называемому вами Инис-Скайтом. — Через какое-то время голос малибана послышался вновь: — Вы знаете Гоффанона?
      — Да, знаем, — ответил Ильбрик, — он был против того, чтобы мы отправились на твой остров.
      — Я смотрю, ваш Гоффанон мудрый человек.
      — Да. Выходит, что так, — сказал Корум. Гнев в его душе еще не унялся, он все еще думал напасть на Сэктрика, хотя и понимал, что меч не страшен мертвому телу малибана. — Ты что, тоже знаком с ним?
      — Некогда он побывал здесь. Ну а теперь займемся вашим конем.
      Ильбрик с криком бросился к своему скакуну, но глаза Тонкой Гривы тут же померкли, сам же он обратился в глыбу льда.
      — С ним ничего не случится, — сказал Сэктрик, — конь этот еще пригодится нам. Он оживет после вашей смерти.
      — Тебя-то он точно слушаться не станет, — пробурчал Ильбрик и насупился.
      Малибан отступил еще дальше в тень и исчез. Друзья выбрались из замка через провал в стене и стали осматривать остров. Теперь они видели остров таким, каким он и был на деле. Они стояли у подножия холма, на вершине которого стояла одинокая сосна. Весь остров был засыпан падалью, обломками кораблей, костями, истлевшими растеньицами и растрескавшимися камнями. Здесь покоились останки всех кораблей, когда-либо подплывавших к Инис-Скайту, здесь же лежали их грузы и их экипажи. Повсюду были разбросаны ржавые доспехи и оружие, пожелтевшие кости людей и животных. Корум и Ильбрик набрели на кучу черепов, рядом с которой возвышалась и другая куча, сложенная из ребер. Истлевшие хлопчатые и шелковые ткани былых одеяний трепетали на холодном ветру, который нес с собою слабый запах тлена. Кожаные камзолы, ремни, башмаки и рукавицы окаменели и растрескались. Железные и бронзовые орудия были собраны в ржавые кучи; драгоценные каменья, которыми были расцвечены их рукояти, потемнели и потускнели так, словно и они были подвержены тлению. Повсюду кружили облачка пепла. Едва опав наземь, пепел вновь вздымался вверх, повинуясь порывам ветра. Остров был напрочь лишен какой бы то ни было живности — здесь не было ни ворон, ни шакалов, всех тех, кто мог бы вдоволь насладиться гниющей плотью,
      — Миражи малибанов мне нравились больше, — проворчал Ильбрик, — пусть они едва не доканали нас.
      — Реальность оказалась страшнее, — ответил Корум, поплотнее закутавшись в плащ. Близилась ночь, друзья перебирались с кучи на кучу, пытаясь отыскать место для ночлега.
      Взгляд Ильбрика остановился на каком-то предмете. На земле лежала перевернутая боевая колесница, рядом с которой валялся скелет лошади. Перебравшись через зловонную кучу, Ильбрик коснулся колесницы рукой, и из нее с сухим треском выпал скелет возничего. Сидхи склонился над колесницей и достал из нее запыленный бесформенный предмет. Он нахмурился.
      — Что ты там нашел, Ильбрик? — спросил Корум, пробираясь к своему товарищу.
      — Сам не знаю, дружище.
      Корум стал рассматривать находку Ильбрика. Это было старое рассохшееся седло, с ремнями, истертыми настолько, что, казалось, их можно было порвать рукой. Половина заклепок выпала, остальные насквозь проржавели. Корум счел эту находку совершенно никчемной.
      — Старое седло.
      — Седло как седло — ничего особенного.
      — Тонкой Гриве такое седло не подойдет. Оно сшито для смертных животных. Ильбрик кивнул.
      — Конечно не подойдет.
      Тем не менее, он взял седло с собой.
      Друзья вышли на берег и нашли сравнительно чистое место, на котором и решили заночевать.
      Ильбрик долго не ложился. Он сидел, скрестив ноги, и вращал старое седло то так, то эдак. Корум слышал его бормотание:
      — Неужели остались только мы? Неужели теперь нас только двое?
      Наступило утро.
      Бледные воды заалели, словно их напитала кровь гигантского морского зверя. Солнце поднималось из-за горизонта, расцвечивая златом облака и волны.
      Великолепие восхода и красота морской шири делали островок особенно жалким. Он представал эдакой отстойной ямой, в которую обращали мир великие цивилизации, движимые непомерными притязаниями. Остров этот и был подлинной Империей Малибанов.
      Вставать не хотелось. Голова была тяжелой, все члены ныли. Корум стал разминать пальцы, онемевшие настолько, что живая рука казалась ничем не отличимой от протеза. Он потянулся и благодарно вдохнул воздух, напитанный чистотой и прохладой моря. Пустая глазница его воспалилась. Он снял повязку, обнажив молочно-белый рубец и повернулся лицом к ветерку. Обычно Принц скрывал от чужих глаз свою рану, но теперь это казалось ему смешным. Ильбрик расчесал свои золотистые волосы и, собрав их в косы, обвязал голову шнуром, сплетенным из золотых нитей. Голову сидхи защищал разве что этот шнур. Шлема Ильбрик не носил, ибо считал это чем-то зазорным.
      Друзья подошли к воде и омыли свои тела соленой морской водою. Море было неожиданно холодным. Коруму вдруг подумалось, что в скором времени может замерзнуть и оно. Похоже, Фой Мьёр празднуют победу за победой. Быть может, Бро-ан-Мабден уже обратился в ледяную пустыню.
      — Смотри, — сказал Ильбрик, — ты видишь его, Корум?
      Вадагский Принц поднял голову, но ничего не заметил.
      — Что же ты там увидел, Ильбрик?
      — Со стороны Бро-ан-Мабдена к нам плывет корабль.
      — Надеюсь, что это не наши друзья, — печально сказал Корум, — не хотел бы я, чтобы и они попались в эту ловушку.
      — Как знать, может быть, мабдены и взяли Кэр-Ллюд, — сказал Ильбрик, — а за этим кораблем последуют и другие.
      Слова Ильбрика звучали неискренне; Корум сделал вид, что не слышит их. «Если это действительно корабль, то ничего, кроме новых бед, он нам не принесет.» Теперь и он видел на горизонте темный парус.
      — Смотри, — воскликнул Ильбрик, — там еще один корабль!
      На мгновение Коруму показалось, что рядом с первым кораблем плывет и другое суденышко, но образ этот тут же померк, и Корум счел его игрою света.
      С. нетерпением они ждали того момента, когда корабль пристанет к берегу. На носу корабля красовалась резная голова льва, сверкавшая серебром, золотом и жемчугами. Весла были подняты, судно двигалось только силою ветра, огромный черно-красный парус был туго натянут. Сомнений не оставалось — судно шло к Инис-Скайту. Друзья стали кричать, пытаясь привлечь к себе внимание команды, предупредить людей о грозящей им опасности; однако корабль ничуть не сбавлял хода. Корабль скрылся за мысом. Без лишних церемоний Ильбрик усадил Корума себе на плечи и понесся к тому месту, где должно было пристать судно. К тому времени, когда Ильбрик добежал до бухты, парусник уже стал на якорь. От него плыла к берегу маленькая лодочка.
      В лодке сидело трое; греб только один. И гребец, и его товарищи были одеты в тяжелые меховые шубы.
      Крича без устали, Ильбрик и Корум вошли в воду по пояс.
      — Вернитесь! Вернитесь! Это земля кошмаров! — кричал Ильбрик.
      — Это — Инис-Скайт, остров теней. Все смертные, ступившие на него, обречены на ужасную гибель! — предупреждал Корум.
      Рослый детина продолжал грести как ни в чем не бывало, спутники его оставались недвижными, казалось, что они уже подпали под власть чар Малибана.
      Лодка подошла к берегу. Корум стоял у ее борта, Ильбрик же возвышался над ней подобно повелителю морей.
      — Здесь опасно, — прокричал Ильбрик, — вы слышите меня?
      — Боюсь, они уже ничего не слышат, — сказал Корум, — остров околдовал их.
      Человек, который сидел на носу, сбросил с головы капюшон, прикрывавший его лицо, и улыбнулся.
      — Ты ошибаешься, Корум Джайлин Ирси. Мы ведомы собственной волей. Разве ты не узнаешь нас?
      Корум хорошо знал этого человека. Он помнил тонкие черты его лица, голубые глаза, изящно очерченные губы, седые пряди длинных волос и седую бороду, золотой ворот, украшенный самоцветами, многочисленные перстни на длинных тонких пальцах. Он помнил его вкрадчивый голос, исполненный мудрости, что была взращена в многолетних упорных трудах. Это был волшебник Калатин, встреченный им в лесу Лаара во время похода за копьем Брионак.
      Корум не мог не узнать своего старого недруга. В тот же миг раздался крик Ильбрика:
      — Гоффанон! Гоффанон!
      За веслами сидел никто иной, как кузнец Гоффанон из Хи-Брисэйла. Глаза его были недвижны, а лицо мертво. Карлик неожиданно заговорил:
      — Гоффанон вновь служит Калатину. Корум продолжал настаивать на своем:
      — Даже ты, Калатин, не сможешь выжить на Инис-Скайте. Здешние обитатели чрезвычайно искусны в прядении химер. И вы, и мы должны покинуть этот остров пусть наш спор продолжится в более достойном месте.
      Калатин обернулся назад. Третий человек так и не поднимал головы, скрытой под капюшоном плаща.
      — Не понимаю, чем тебе не нравится этот остров? — спросил волшебник.
      — Ты просто не знаешь о том, что здесь происходит, — не унимался Корум. Калатин, давай договоримся так. Если ты отвезешь нас на свой корабль, мы…
      Калатин покачал головой и принялся поглаживать свою седую бороду.
      — Ничего мне от тебя не надо. Мне надоело болтаться по волнам. Хочешь ты того или не хочешь, но мы высадимся на этом острове.
      — Предупреждаю тебя, волшебник, — проревел Ильбрик, — если вы ступите на эту землю, вы разделите судьбу тех, кто попал сюда до вас.
      — Посмотрим. Гоффанон, вытащи лодку на берег — я не хочу мочить свои одежды.
      Гоффанон послушно выбрался из лодки и потащил ее на берег. Корум и Ильбрик беспомощно наблюдали за происходящим.
      Калатин изящно вышел из лодки и, посмотрев вокруг, широко развел руками. Под шубою у него была мантия, покрытая магическими знаками. Явно блаженствуя, он набрал полные легкие зловонного воздуха и, щелкнув пальцами, призвал к себе третьего седока. Этот, скрывавший свое лицо человек послушно покинул лодку и встал рядом с Калатином и Гоффаноном.
      Какое-то время они молча стояли друг против друга.
      — Полагаю, вы — беженцы, — нарушил молчание Ильбрик. — После того, как мабдены победили Фой Мьёр, вам пришлось покинуть большую землю.
      Калатин улыбнулся и прикрыл рот рукою.
      — Если твои господа, — я говорю о Фой Мьёр, — погибли, то
      — Фой Мьёр никогда не были моими господами, Корум, — с мягким упреком в голосе ответил Калатин. — Иногда, когда наши цели совпадают, они становятся моими союзниками. Союзниками, Корум, но никак не господами.
      — Ты говоришь так, словно они еще живы.
      — Так оно и есть, Корум. Они живы, — последние слова Калатин произнес подчеркнуто громко, — они торжествуют. Они побеждают. Они отстояли Кэр-Ллюд и теперь преследуют остатки армии мабденов. Боюсь, что скоро мабденов в этом мире не останется.
      — Так значит, битва при Кэр-Ллюде была проиграна?
      — А вы ожидали победы? Хочешь, я назову тебе имена павших?
      Корум затряс головой и отвернулся, но тут же, справившись с охватившим его ужасом, он выдавил из себя:
      — Назови.
      — В этой битве пал король Маннах. Он был пронзен древком собственного боевого знамени. Мне кажется, ты должен был знать его.
      — Я знал его. Вечная ему память.
      — А знал ли ты его друга, короля Файахэда?
      — Что с Файахэдом?
      — Он попал в руки к Гоим.
      — Гоим? — Корум внутренне содрогнулся. Ему вспомнились рассказы о страшных повадках этой женщины. — Жив ли Юный Фин, сын Файахэда?
      — Он разделил участь отца.
      — Что же стало с остальными? — прошептал потрясенный Корум.
      — О, их слишком много для того, чтобы говорить о каждом в отдельности. Раздался голос Гоффанона:
      — Друг Аяна Волосатого Дуболом был растерзан Псами Кереноса. Это же произошло и с воительницами Файоной и Калин.
      — Из Пяти Рыцарей Эралски в живых остался только самый юный. Впрочем, он мог и замерзнуть на пустоши. Он бежал на коне; его преследовали Принц Гейнор и Братья Елей, — с явным удовольствием Калатин продолжил рассказ кузнеца. Король Даффин лишился ног и замерз в миле от Кэр-Ллюда. Я сам видел его тело. Король Кхонун из Страны Тухана-Ану был убит прямо на дереве, куда он влез, спасаясь от гулегов. Может быть, ты знаешь и Кернина Оборванца, этого нечистоплотного человечишку?
      — Да, Кернина я знаю, — ответил Корум.
      — На отряд Кернина был направлен взор Балахра. Воины обратились в лед, не успев сделать ни одного выстрела.
      — Рассказывай дальше.
      — Были убиты король Гачбес, Гринион Бык, Клэр Западник, Рыжий Лис Мейан, оба Шамейна — Длинный и Короткий, Узер из Долины Печалей и многие-многие другие. Пвилл Костоправ был тяжело ранен. Ранены были Старик Дилан, Шеонан и Моркан Две Улыбки…
      — Стоп, — сказал Корум, — теперь скажи мне, остался ли в живых хоть кто-то?
      — Думаю, к настоящему времени мабденов как расы больше не существует. Остатки их армии направились к Крэг-Дону. Это убежище может считаться лишь временным — запасов продовольствия им надолго не хватит. Они сдохнут на своем святилище. Теперь они вряд ли могут рассчитывать на что-то большее. Кончилось их время.
      — Разве ты не мабден? — вмешался в разговор Ильбрик. — Ты говоришь об этой расе так, словно сам не принадлежишь к ней.
      — Я — Калатин, — волшебник говорил с Ильбриком, будто тот был ребенком, я не принадлежу ни к одной расе. Некогда у меня была семья. Но теперь нет и ее.
      — Помнится, ты сам послал своих сыновей на верную гибель, — возмутился Корум.
      — Я воспитал послушных детей, — засмеялся волшебник, — но у меня нет и не может быть наследников.
      — И поэтому судьба твоего народа тебе безразлична?
      — С этим я спорить не стану, — охотно согласился волшебник. — Подумай сам, зачем бессмертному смертные?
      — Разве ты бессмертен?
      — Видимо, да.
      — Как же ты достиг этого? — спросил Корум.
      — Мои средства тебе известны. Я должным образом подбираю союзников и мудро использую свои познания.
      — Ты прибыл на Инис-Скайт для того, чтобы найти новых, еще более презренных союзников? — мрачно спросил Ильбрик, взявшись за рукоять своего меча. — Должен предупредить тебя — для малибанов ты такой же, как мы, они обойдутся с тобой так же, как они обошлись с нами. Мы тоже хотели пригласить их в союзники.
      — Это меня не удивляет, — бесстрастно заметил Калатин.
      — Сначала они уничтожат нас, а затем возьмутся за тебя, — сказал Корум.
      — Не думаю.
      — Почему же? — Ильбрик зло посмотрел на волшебника, поработившего его старого друга.
      — Потому что я уже бывал на Инис-Скайте. — Он указал на фигуру, стоявшую справа от него. — Среди людей у меня нет преемников. Но здесь, на Инис-Скайте, мне помогли сотворить сына. Мне нравится думать о нем, как о сыне. Кроме того, здесь я смог многому научиться.
      — Так значит Малибан говорил именно о тебе! — воскликнул Ильбрик.
      — По всей видимости, да.
      Улыбка Калатина была исполнена такого самодовольства, что Корум, не сдержавшись, выхватил меч и бросился на него. Гоффанон ткнул его топором в грудь, и Корум полетел в грязь. Калатин насмешливо покачал головой и сказал:
      — Направь свой гнев на себя, Корум Серебряная Рука. Ты послушался дурного совета. Если бы ты был в Кэр-Ллюде, битва могла бы закончиться иначе…
      Корум потянулся за мечом, что лежал возле него, но чернобородый Гоффанон, взмахнув топором, отбросил его в сторону.
      — Принц Корум, — сказал Калатин, — должен предупредить тебя о том, что оставшиеся в живых мабдены во всем винят только тебя. Они называют тебя оборотнем. Мабдены считают, что ты принял сторону Фой Мьёр и воюешь теперь против них.
      — Да кто же поверит этому? Ты оказывается еще и лжец, Калатин! Все это время я был здесь. У них нет никаких оснований для того, чтобы подозревать меня.
      Калатин захихикал:
      — Есть у них основания, принц Корум, — и еще какие!
      — Выходит, ты околдовал их? Ты смог явить им то, чего нет в действительности?
      — Ты льстишь мне, принц Корум.
      — Скажи, а где Джерри-а-Конель?
      — Поняв, чем закончится битва, Джерри-а-Конель пришел ко мне. Впрочем, у меня он был недолго — он счел за лучшее исчезнуть, и в этом он прав.
      Корум зарыдал, даже не пытаясь скрыть своего горя от Калатина.
      И тут послышался полный нетерпения голос Сэктрика:
      — Калатин. Веди своих людей к Главному Дворцу. Нам не терпится узнать, выполнил ли ты свое обещание.

      Главный Дворец зданием не был, он был местом, на котором некогда стояло здание. Огромная сосна на вершине единственного на Инис-Скайте холма прежде росла в центре огромного зала, о существовании которого теперь можно было только догадываться.
      Смертные и сидхи расселись на поросших травой каменных плитах. Сэктрик стоял перед ними на том месте, где, по его словам, некогда находился его трон, выточенный из цельного рубина (последние слова были встречены с явным недоверием).
      — Император Сэктрик, — начал Калатин, — как видишь, я выполнил и последнее условие нашей сделки — я привел к тебе Гоффанона.
      Сэктрик пристально посмотрел на безмятежное лицо кузнеца.
      — Да, это существо напоминает того сидхи, с которым я хотел встретиться. Насколько же ты властен над ним?
      — Я полностью определяю все его действия. — Калатин извлек маленький кожаный мешочек, хорошо знакомый Коруму. Именно в него Гоффанон и плюнул. Корум собственноручно отдал его Калатину, тем самым подчинив Гоффанона волшебнику. Как ненавидел Корум Калатина, как ненавистен он был самому себе! Застонав, он уронил голову на руки. Ильбрик кашлянул и попытался как-то утешить его, но Корум даже не услышал его слов.
      — Так отдай же этот мешочек мне. — Ссохшаяся рука протянулась к Калатину, но тот, хитро улыбнувшись, спрятал мешочек во внутренний карман своих одеяний. — Силу нельзя забрать силой, разве ты забыл об этом? Прежде я хочу увериться в том, что и ты выполнил обещанное.
      Сэктрик говорил совершенно бесстрастно.
      — Мы, малибаны, редко даем обещания. Мы не можем не исполнить обещанного. Ты просил нас уничтожить расу мабденов и пленить Фой Мьёр иллюзией, из которой они не смогут выйти. Ты хотел стать полноправным правителем этого мира. В обмен на это ты должен был привести к нам! Гоффанона и помочь нам навсегда покинуть это Измерение. Ты привел Гоффанона, но это лишь часть обещанного тобой. Мы должны быть уверены в том, что ты в силах помочь нам оставить этот мир и найти для нас другое, более сносное место. Если ты не исполнишь обещанного, мы накажем тебя. И ты об этом знаешь.
      — Да, император, знаю.
      — Тогда отдай мне свой мешочек.
      Калатин было задумался, однако, помешкав минуту, он извлек кожаный мешочек и передал его Сэктрику. От удовольствия император заурчал.
      — Гоффанон, слушай хозяина своего Калатина! Друзья кузнеца с ужасом взирали на происходящее.
      — Теперь у тебя будет другой хозяин — великий император Сэктрик. — Сделав шаг вперед, Калатин взял Гоффанона за руку и повернул его лицом к Сэктрику. Сэктрик — твой новый хозяин. Ты должен повиноваться ему так же, как ты повиновался мне.
      Гоффанон говорил крайне неразборчиво, однако друзья умудрились понять сказанное им.
      — Сэктрик — мой новый хозяин. Я буду подчиняться ему так же, как я подчинялся Калатину.
      — Хорошо! — Калатин важно отступил назад. — Теперь скажи мне, император Сэктрик, что ты собираешься сделать с моими врагами? — Он указал на Корума и Ильбрика. — Позволь мне самому определить.
      — Определять буду я, — сказал Сэктрик, — жаркое хорошо к обеду.
      Корум заметил, что Ильбрик побледнел; слова, сказанные Сэктриком, крайне смутили и его. Он стал думать о том, что тот может входить в свое тело и покидать его по желанию, может производить смертельные иллюзии в мгновение ока. Оставалось надеяться на то, что пока Сэктрик не тронет их.
      Калатин пожал плечами.
      — Рано или поздно им все равно придется умереть, так почему же.
      — Давай сначала испытаем Гоффанона. — Сэктрик повернулся к кузнецу. Гоффанон, ты меня помнишь?
      — Я помню тебя. Ты — Сэктрик. Ты — мой новый хозяин, — послушно ответил Гоффанон.
      Корум застонал, чувствуя собственное бессилие.
      — А помнишь ли ты о том, что ты уже бывал на Инис-Скайте?
      — Я уже был на Инис-Скайте. — Сидхи закрыл глаза и с болью в голосе сказал: — Я помню. Как это было ужасно-.
      — Но ведь тебе удалось уйти. Ты сумел преодолеть все сотворенные нами иллюзии. Ты сумел уйти.
      — Я бежал.
      — Но ты не просто бежал. Кое-что ты прихватил с собой. С помощью этой вещи ты защищал себя. Что стало с нею?
      — Я ее спрятал, — ответил Гоффанон, — я не хотел на нее смотреть.
      — Где ты спрятал эту вещь, карлик?
      — Я спрятал ее. — На лице Гоффанона появилась идиотская улыбка. — Я спрятал ее, Сэктрик.
      — Ты ведь знаешь, что эта вещь принадлежала мне. Ты должен вернуть ее мне. Я должен получить ее прежде, чем мы покинем это Измерение. Без нее я не смогу уйти. Где ты спрятал ее, Гоффанон?
      — Хозяин, я не помню!
      Теперь в голосе Сэктрика звучали гнев и, как показалось Коруму, отчаяние.
      — Ты должен это помнить! — Сэктрик резко повернулся к Калатину и ткнул в него пальцем, с пальца посыпалась труха. — Калатин! Ты солгал мне?
      Калатин встревожился. Благодушие его как рукой сняло.
      — Клянусь тебе, о, великий! Он должен это знать. В каких бы глубинах памяти ни таилось это знание, оно может быть раскрыто!
      Сэктрик положил свою костлявую руку на широкое плечо Гоффанона и принялся трясти кузнеца.
      — Где оно, Гоффанон? Где то, что ты украл у нас?
      — Захоронено. Оно где-то захоронено, — еле слышно сказал Гоффанон, — я хорошо спрятал эту вещь. Были наложены особые чары, чтобы никто, кроме меня, не мог найти этой вещи.
      — Чары? Какие чары?
      — Чары…
      — Говори точнее, раб! — завизжал Сэктрик. — Что ты сделал с… Что ты сделал с украденной вещью?
      Было очевидно, что император Малибана не хочет, чтобы кто-то узнал о том, что же именно было взято Гоффаноном. И тут вадагский Принц понял, что и этот внешне неуязвимый колдун подвержен определенным слабостям.
      Ответ Гоффанона вновь был туманен.
      — Я унес ее, хозяин. Она…
      — Замолчи! — Сэктрик вновь повернулся к Калатину. Волшебник побледнел. Калатин, поверив в то, что ты приведешь ко мне Гоффанона, я помог тебе сотворить Караха и вдохнуть в него жизнь. Теперь же я вижу, что ты обманул меня…
      — Клянусь тебе, Сэктрик, я тебя не обманывал! Я и сам не понимаю, почему сидхи не может ответить на твои вопросы. Он должен беспрекословно выполнять все команды…
      — Значит ты обманул меня и, тем самым, обманулся сам. Твое волшебство оказалось несовершенным — сидхи не помнит всего. Без этой тайны мы не сможем покинуть это Измерение, не захотим покидать его. И потому наш договор утрачивает силу.
      — Нет! — закричал Калатин, вскочив на ноги, — в сверкавших холодом глазах Сэктрика он увидел собственную смерть. — Клянусь тебе — Гоффанону известна тайна. Дай мне поговорить с ним- Гоффанон, слушай меня, Калатина. Открой Сэктрику свою тайну.
      Гоффанон бесстрастно ответил:
      — Теперь ты мне не хозяин, Калатин.
      — Ну что ж, — сказал Сэктрик, — ты будешь наказан, волшебник.
      Отпрянув назад, Калатин закричал.
      — Карах! Карах! Убей Сэктрика!
      Человек, чье лицо до этой поры было сокрыто, вскочил на ноги и сбросил с себя плащ; на поясе его висел огромный меч.
      Ужаснувшись увиденному, Корум закричал.
      У Караха было лицо вадага. Он был слеп на один глаз, пустую глазницу его прикрывала расшитая повязка. Левая рука его сверкала серебром. Доспехи Караха были как две капли воды похожи на доспехи Корума. На шлеме изящными вадагскими буквами было написано — «Корум Джайлин Ирси».
      На плечах Караха развевалась Алая Мантия, родовая мантия Корума.
      Теперь Корум понимал, почему его вид так испугал Артека и его воинов. Он понимал и то, почему мабдены стали считать его предателем. Калатин, забравший у него в свое время Алую Мантию, был прекрасным стратегом. Вид собственного двойника наполнил сердце Корума смертельным холодом.
      Сэктрик не спешил прилагать к Караху свое мистическое искусство. Возможно, что чары его были бессильны против того, кто был их порождением. Он приказал своему новому слуге:
      — Гоффанон! Защищай меня! Кузнец встал на пути Караха и закрутил топором. Потрясенный, Корум немо взирал на сражающихся; ему вдруг вспомнилось пророчество старухи. Калатин закричал ему:
      — Смотри, Корум! Это — Карах! Он убьет тебя и займет твое место. Это мой сын! Это мой наследник! Это бессмертный Карах!
      Корум не слушал Калатина, он следил за боем. Бесстрашный, неутомимый Карах обрушивал на Гоффанона удар за ударом, кузнец едва успевал отражать их своим огромным топором. Гоффанон уже качался от усталости. Еще минута, и он должен был пасть от меча Караха. Выхватив меч, Корум бросился к своему двойнику. Он услышал смех Сэктрика:
      — Корум, ты спешишь защитить меня? Вадагский принц бросил на малибанского императора взгляд, полный ненависти, и, коснувшись клинком плеча Караха, заставил того повернуться к себе.
      — Сразись со мной! — закричал Корум. — Именно для этого ты и был создан!
      Он сделал мощный выпад, целя мечом в сердце двойника, но тот неожиданно отступил в сторону, и Корум, продолжая двигаться по инерции, вонзил свой клинок совсем в другое тело.
      Удар пришелся в плечо Гоффанона. Корум нечаянно поразил собственного друга. Кузнец рухнул наземь, увлекши за собой и меч Корума, засевший у него в кости. Страшная улыбка заиграла на устах Караха, бездушный глаз его засверкал жаждою крови.
      Ильбрик достал свой славный Мститель и поспешил на помощь Коруму. В тот же миг Калатин понесся вниз, в надежде на то, что он успеет добежать до берега прежде, чем Малибан заметит его исчезновение.
      Гоффанон выдернул меч из раны и, привстав, заметил удалявшегося Калатина. Не раздумывая ни минуты, он метнул клинок вослед ему.
      Серебристый клинок со свистом рассек воздух и вонзился волшебнику в спину.
      Тот сделал еще несколько шагов, зашатался и, наконец; рухнул.
      — Карах! Карах! Отомсти за меня! Отомсти за меня, сын мой!
      Карах повернулся и стал искать взглядом волшебника; меч едва не выпал из его руки. Наконец, он увидел Калатина, который пытался ползти к берегу, где его ждала лодка, столь победно покинутая им недавно. Лицо его исказилось страданием.
      — Карах! Отомсти за меня!
      Ошеломленный Карах побрел по кровавому следу своего хозяина. Он остановился над его телом. Тонкие, расшитые оккультными символами одеяния были перепачканы кровью. Коруму казалось, что он видит живую картину, пришедшую из прошлого или будущего, в которой он сам был главным исполнителем; происходившее представлялось ему сном, — боясь шелохнуться, Принц наблюдал за тем, как Карах, склонившись над своим хозяином, удивленно рассматривает его корчащееся тело. Он коснулся меча, торчавшего из спины Калатина, но тут же отдернул руку, словцо меч был раскален. Он был явно растерян. Калатин что-то говорил Караху; тот, склонив голову набок, внимательно слушал его.
      Трясущимися руками Калатин нащупал скалу. Опершись на нее, волшебник на мгновение приподнял свое тело и вновь свалился наземь. Карах вложил в ножны собственный меч и взял хозяина на руки.
      Послышался голос Сэктрика, что так и стоял на вершине холма:
      — Гоффанон, я твой хозяин. Я приказываю тебе убить двойника.
      Голос Гоффанона теперь звучал иначе. Казалось, к кузнецу вернулась былая уверенность.
      — Еще не время убивать Караха. К тому же, убить его должен не я.
      — Гоффанон! Я приказываю тебе сделать это! — закричал Сэктрик, подняв над головой мешочек со слюной сидхи.