Дрю вышел из-за деревьев к краю лужайки. Позади он слышал крики людей, продолжавших углубляться в лес в надежде поймать его. Впереди были освещенные изнутри санаторий, семинария и приют. Перед зданиями еще толпились люди.

Конечно, они увидят его, если он начнет пересекать лужайку прямо отсюда, поэтому он решил идти по краю леса. Трава не шуршала под ногами, а чернота леса позади него скрывала его силуэт. Он решил обогнуть здания и выйти к тыльной части семинарии. Конечно, в этом был определенный риск, но, к счастью, пока его никто не заметил.

Его предположения оказались верными. Позади семинарии — освещение здесь было намного слабее — он обнаружил какое-то строение с пятью гаражами. Двери первых двух оказались запертыми. Но дверь третьего гаража поддалась, когда он надавил на ручку вверх.

Он медленно поднимал ручку, стараясь как можно меньше шуметь. В свете луны он увидел черный “кадиллак” епископа. Дрю подумал, что Хол нарочно оставил дверь незапертой, чтобы при необходимости быстрее исчезнуть. Когда он открыл переднюю дверь, в машине зажглось внутреннее освещение. Конечно, следовало бы выключить его, чтобы не привлекать внимания. Но теперь ему этот свет был весьма кстати, поэтому он оставил дверь открытой, лег на спину и пытался отыскать под щитком приборов нужные ему провода. Найдя и соединив их, он обошелся без ключа зажигания и завел двигатель.

Сев в водительское кресло и захлопнув дверь, он снова, как и тогда, когда вел машину из Вермонта, испытывал затруднение, глядя на щиток приборов. Он не знал, как включить фары. Правда, теперь это не имело значения. Они не нужны были ему сейчас. Он нажал на педаль газа и выкатил “кадиллак” из гаража.

Машина так резко набрала скорость, что, не успев свернуть, он съехал с проезжей части дороги и врезался в бетонный бордюрный камень; голова его резко откинулась назад. Когда он повернул руль, машину занесло в сторону и она заскользила по траве. По стуку сзади Дрю понял, что поврежден глушитель. Он продолжал резко сворачивать влево, чувствуя, что машина оставляет глубокие борозды на лужайке. Затем он выровнял машину, выбрался снова на проезжую часть и поехал вдоль семинарской стены. Он помнил, что дорога поворачивает налево перед зданием семинарии, затем проходит мимо приюта и снова сворачивает, только теперь направо, ведя через рощу к металлическим воротам и шоссе.

Но он не хотел проезжать мимо людей, столпившихся у этих зданий. Поэтому у семинарии не повернул, а устремился вперед. Он опять ударился о бордюр и, затормозив, оставил борозды на траве.

Он пересек газон. Боковое стекло машины было опущено, и ему хорошо были слышны крики. Люди бежали к нему. Впереди ничего не было видно. В темноте он не знал, где ему лучше выскочить к дороге. Он в любую минуту мог врезаться в лес. Он хотел притормозить, но подумал, что загорятся задние фонари и машина станет хорошей мишенью.

О, черт, все равно пропадать.

Может, попробовать?

Он перебирал кнопки и рычаги и через несколько секунд все же сумел включить фары, как раз вовремя, чтобы увидеть, что перед ним встала черная стена леса. Резко повернув руль влево, Дрю задел дерево и услышал скрежет правого заднего крыла машины. Затем он увидел дорогу, окруженную с обеих сторон лесом, и рванул к ней. Наконец-то он мог свободно вздохнуть. Но только на миг. И тут же он замер от ужаса — впереди он увидел священника, того, с темными волосами, усами и славянской внешностью. Того, у которого в церкви был автоматический пистолет.

Священник стоял, широко расставив ноги, и, глядя прямо на несущийся автомобиль, загораживал ему дорогу. Фары машины на минуту осветили белый воротник и красное кольцо на левой руке, в которой он держал пистолет.

Дрю в ярости нажал на педаль газа, направляя машину прямо на священника. Деревья тесно обступали дорогу с обеих сторон.

Вместо того чтобы стрелять, священник неистово размахивал руками, призывая Дрю остановиться.

Ну уж дудки, подумал Дрю. Он крепче сжал руль и еще глубже утопил педаль газа.

Священник продолжал все настойчивее махать руками, а его фигура, видимая через ветровое стекло, с каждой секундой казалась все выше.

Еще несколько секунд — и столкновение станет неизбежным.

Но в последний миг священник отбежал в сторону и прицелился. Дрю был почти оглушен грохотом выстрелов. Но священник стрелял не по машине. Он брал выше, пули пролетали над “кадиллаком”.

Неожиданно из леса справа раздался треск автоматной очереди. Стреляли по машине. Осколки стекол посыпались на Дрю.

Он пытался управлять машиной, защищая глаза от осколков. Он видел, как священник упал на спину. Дорога петляла, сужаясь. Ветви деревьев задевали машину. Внезапный удар сзади означал, что он за что-то задел. Когда дорога стала ровной, “кадиллак” понесся, как реактивный снаряд. В свете ярких фар Дрю увидел по обеим сторонам дороги высокие каменные стены. Перед ним были металлические ворота.

Только они были закрыты! За его спиной раздалась еще одна автоматная очередь. Дрю изо всей силы сжал руль.

Тридцать футов.

Двадцать.

Десять.

Удар бросил его на рулевое колесо. От боли в ребрах Дрю застонал; услышав резкий звук автомобильного гудка, он снова отклонился назад.

Передняя часть машины была сильно покорежена. Фара разбилась вдребезги. Дрю с трудом управлял деформированным рулевым колесом. Обе створки металлических ворот широко распахнулись при столкновении, ударив по каменным стенам, обступившим дорогу справа и слева.

Хотя Дрю что есть силы жал на тормоза, “кадиллак” стремительно пересек дорогу и легко перепрыгнул через ров, оказавшийся на его пути. Машина резко ударилась о землю, заросшую травой, сделала вираж и внезапно остановилась. Дрю неподвижно смотрел прямо перед собой. Еще десять футов, и машина врезалась бы в беспорядочное нагромождение из деревьев и скал. Грудь ныла, при дыхании он морщился от боли.

Дрю несколько раз тряхнул головой, стараясь прийти в себя. Нужно уходить. Левая фара все еще светилась, хотя из-за ее смещения во время удара световой пучок отклонялся вправо. Из радиатора валил пар. Двигатель работал, хотя в нем что-то громыхало.

Он нажал на педаль газа. Машина среагировала довольно-таки слабо.

Она начала медленно двигаться по траве. Подвеска была разбита, и на каждой неровности он ощущал удар. Путь ему преградила небольшая речка. Надеясь обойти ее, он повернул налево и, найдя мелкое место, которое могла преодолеть машина, выехал на дорогу. Там он прибавил скорость.

Правое колесо вихляло, спидометр не работал. Мотор хрипел, из радиатора валил пар. Он сомневался, что сможет далеко уехать. Какую скорость может развить такая машина? Если мотор перегреется, то ей вообще конец.

Внезапно ему стало смешно. “Кадиллаку” епископа пришел конец.

И все-таки машина восхищала его. Несмотря ни на что, она продолжала двигаться. И это тоже показалось ему забавным. Вот уж поистине, бьешь, бьешь, а ей все нипочем?

Он взглянул на зеркало заднего вида, чтобы проверить, не преследует ли его кто-нибудь. Но зеркала не было. Нагнувшись, он нашел его на полу.

Это было уже не смешно.

У первого же перекрестка он свернул налево, затем, через пять миль, у следующего — направо, надеясь ускользнуть от своих преследователей в лабиринте горных дорог. Боль в груди причиняла страдания. Сжимать сломанное рулевое колесо было страшно неудобно. После очередного поворота направо, когда вокруг него в ночном тумане смутно проглядывали горы, он увидел дорожный указатель, сообщивший, что в двенадцати милях отсюда находится город Ленокс.

Ленокс? Это название пробудило его память. Небольшой красный дом. Дрю никогда не был там, но знал, что этот город и этот дом знамениты на всю страну.

Там жил когда-то Готорн. Хол не соврал, сказав, что они в Западном Массачусетсе. Я сейчас в Беркшир-Хиллсе.

И недалеко отсюда Питсфилд, где жил Мелвилл; оттуда он часто ездил к Готорну. Он так стремился стать его другом, что написал для него Моби Дика.

Кашель, вызванный болью в груди, прервал его грезы. Двигатель перегрелся. Чувствовалось, что он работает из последних сил. Из радиатора уже даже не шел пар.

Потому что он был пуст.

Машина стала замедлять ход. Отвалился, упав на землю, кусок декоративной металлической решетки. “Кадиллак”, пыхтя, проехал мимо неосвещенного деревенского магазина и еле дотянул до окраины спящего городка; когда двигатель закашлялся, умирая, Дрю сумел с неработающим мотором доехать до невзрачного домика с неухоженным газоном.

В нем не было света, но на углу улицы горел фонарь, в свете которого Дрю разглядел несколько мотоциклов, прислоненных к накренившемуся крыльцу дома. Выйдя из машины, он обнаружил, что мотоциклы ни к чему не прикреплены.

Вот это доверчивость! По-видимому, здесь думают, что никто не осмелится сыграть с ними злую шутку. Ну что ж, я как раз в таком настроении.

Он выбрал самый большой мотоцикл фирмы “Харли” и оттащил его к деревьям. Там он освободил сумку, которая, очевидно, принадлежала дровосеку, от инструментов и старой кожаной куртки. Затем соединил провода в системе зажигания так же, как сделал это у “кадиллака”. Потом, сев в седло, запустил двигатель.

Он не ездил на мотоцикле почти десять лет, с тех пор, как участвовал в операции, когда надо было…

Нет. Он покачал головой. Он не хочет вспоминать.

Холодный осенний ветер обжигал лицо; рев мотора нарушал тишину ночи. Дрю подумал о том, как мотоциклисты воспримут утром пропажу. Рассердятся ли они настолько, что разберут “кадиллак” дочиста и продадут все, что можно? Он вытер рукой слезы, выступившие из-за ветра. “Кадиллак” епископа. Четыре колеса и приборная панель. Он знал, что, может быть, грешно над этим смеяться. Но все равно он не мог не думать об этом с усмешкой, когда в состоянии, близком к восторгу, сидел на мощно ревущем “харли”, уносящем его обратно в Бостон.

В Бостон, где он задаст кое-кому несколько вопросов.

— Будьте добры, отца Хафера, — Дрю, скрывая свой гнев, старался говорить спокойным ровным голосом, стоя в расположенной неподалеку от станции обслуживания телефонной будке. Было начало девятого утра. Его руки окоченели. Он дрожал от холодного ветра, бившего всю ночь ему в лицо. К счастью, утреннее солнце, как бы намекая на приход бабьего лета, уже успело нагреть будку.

Мужской голос из Святого Евхаристского ректората, ответивший на телефонный звонок, теперь не был слышен.

— Вы меня слышите? — Несмотря на все усилия, Дрю не мог сдержать гнева. Он жаждал объяснений. Кто выдал его? Почему на него напали в семинарии? — Я сказал, что хочу говорить с отцом Хафером.

Он с беспокойством поглядывал через пыльное стекло будки за дорогой, не проявляет ли кто повышенного интереса к его мотоциклу. Вначале он хотел проехать на мотоцикле весь путь до Бостона, но здорово замерз и поэтому остановился в Конкорде, не доехав до цели 19 километров.

Телефон все еще молчал.

Выигрывает время? — подумал Дрю. Выясняет, не прослушивается ли линия?

Неожиданно человек сказал:

— Минуту.

Дрю услышал, как телефонную трубку положили на стол. Слышно было неясное бормотанье. Я дам ему двадцать секунд, подумал Дрю. Потом повешу трубку.

— Алло? — произнес уже другой голос. — Высказали, что хотите поговорить с?..

— Отцом Хафером. В чем проблема?

— Кто звонит?

Дрю охватило дурное предчувствие.

— Его друг.

— Тогда вы, очевидно, не слышали.

— Не слышал о чем?

— Простите, что мне приходится сообщить это вам вот так, по телефону. Понимаете, он умер.

Будка словно качнулась.

— Но это… — Слово “невозможно” застряло у него в горле. — Я видел его вчера рано утром.

— Это произошло ночью.

— Но как? — хрипло спросил Дрю. — Он умирал. Я знаю это. Но он говорил мне, врачи обещали, что он проживет до конца года.

— Да, но он умер не от болезни.

Оглушенный горем, Дрю повесил трубку. Он понял, что должен уехать из Конкорда как можно быстрее — ведь его разговор могли действительно прослушать. Ему необходимо место, где он будет чувствовать себя в безопасности.

Где он может позволить себе роскошь предаться горю.

Где он попытается все осмыслить.

До Лексингтона, расположенного в 11 милях к западу от Бостона, он ехал, ничего не замечая вокруг. Пелена боли застилала его глаза. Он оставил мотоцикл на одной из спокойных боковых улиц, надеясь, что сообщение о краже еще не получено местной полицией.

Как бы в насмешку над его горем светило яркое солнце. Он бродил, сжав кулаки, по зеленому городку, проявляя притворный интерес к тому месту, где началась война за независимость.

Он почти не замечал золотой осенней листвы деревьев, шуршанья опавших листьев под ногами, запаха дыма тлеющих костров. Его переполняла печаль и захлестывал гнев.

Вчера вечером отцу Хаферу кто-то позвонил в дом священника. Он сказал находящимся рядом с ним священникам, что должен выйти из дома. Когда он вышел, перед церковью его сразу же сбила машина. Прямо на тротуаре. Удар был таким сильным, что его отбросило вверх по ступеням прямо к дверям церкви.

— Он, по-видимому, недолго страдал.

— Но… как можно это знать?

— Было очень много крови. Водитель не остановился. Наверное, был пьян. Надо же так потерять контроль… Полиция еще не нашла его, но когда найдет… Закон, к сожалению, недостаточно строг. Бедняге и так оставалось мало времени, а тут такой нелепый случай.

Дрю еще сильнее сжал кулаки и шагал, не обращая внимания на шелест листьев.

Кто-то позвонил? Сбит машиной прямо на тротуаре? Не может быть, чтобы не было связи между моей прежней жизнью и священником, убитым пьянчугой!

Дрю потрогал выпуклость на кармане куртки. Полиэтиленовый мешочек. Крошка Стюарт. Он подумал о мертвых монахах. Об отце Хафере. Теперь он заставит кое-кого заплатить за все сполна.

— Соедините меня с епископом. — Дрю стоял в телефонной будке, поглядывая на свой мотоцикл на боковой улице и на туристов на лужайке.

— Мне очень жаль…

Дрю узнал этот голос. Он принадлежал Полю, человеку, с которым два дня тому назад по селектору разговаривал епископ.

— Но Его Высокопреосвященство сейчас занят. Если хотите, оставьте ваше имя и номер телефона.

— Ничего. Он будет говорить со мной.

— Кто вы?..

— Просто скажите ему — человек с мышью.

— Да, вы правы. Он желает говорить с вами.

Дрю услышал щелчок, посмотрел на часы и засек время. Через пятнадцать секунд он услышит его. Но епископ подошел еще быстрее, через двенадцать.

— Где вы? Я ждал вашего звонка. Что случилось в…

— Семинарии. Странные события. Я надеялся получить объяснения у вас.

— Образумьтесь. У меня с пяти часов утра надрывается телефон. Я вас спрашиваю, что…

— Два священника пытались меня убить, вот что! — Дрю с трудом сдерживался, чтобы не ударить кулаком по стеклу телефонной будки. — Они убили Хола. И еще один священник прятался в исповедальне!

— Вы сошли с ума?

Дрю замер от неожиданности.

— Вас пытались убить два священника? О чем вы говорите? Хол мертв? Ноя только что получил от него донесение. Я хотел бы знать, зачем вы стреляли в семинаристов? Для чего вы ворвались в санаторий, напугали до смерти священников и угнали мой автомобиль?

У Дрю перехватило дыхание.

— И еще — эта ваша выдумка, — сказал епископ.

— Выдумка?

— О монастыре. Слава Богу, я из предосторожности послал вначале иезуитов проверить, что там произошло. Если бы кардинал и я решили обратиться в полицию, хороши бы мы были. В том монастыре нет никаких тел.

— Что?

— Вообще там нет никаких монахов. Там пусто. Я не понимаю, куда они делись, но пока не выясню все, я не намерен превращать церковь в предмет насмешек.

Голос Дрю дрожал от негодования.

— Итак, вы выбрали первый вариант, решили скрыть все. А меня предоставили самому себе.

— Я не собираюсь лишать вас помощи. Поверьте мне, я хочу знать все. Слушайте внимательно. Вам не стоит приходить ко мне в офис, это неразумно. Я дам вам адрес, куда вы сможете написать.

— Об этом не может быть и речи.

— Не разговаривайте со мной так. Вы напишете по адресу, который я вам сейчас дам.

— Нет.

— Я предупреждаю вас. Не ухудшайте еще больше свое положение. Вы дали обет послушания. Ваш епископ приказывает вам.

— Яне подчинюсь этому приказу. Я пытался следовать вашим указаниям. Ничего хорошего из этого не вышло.

— Я очень недоволен вашим поведением.

— То ли еще будет, когда увидите свою машину, — произнес Дрю.

В крайнем раздражении Дрю снова сел на мотоцикл. Его грудь болела сейчас не столько от удара, сколько от боли и гнева. Он нажал на педаль стартера. Двигатель взревел.

Но куда сейчас ехать? Что делать?

Ему было ясно, что он не может больше рассчитывать на церковь. Кому-то в той цепочке, по которой передаются команды, нельзя доверять. Может быть, это сам епископ, хотя необязательно он — вполне вероятно, что он искренен и также, как Дрю, не вполне понимает, что происходит.

Тогда, может быть, это Поль, помощник епископа? Но епископ ему полностью доверяет.

Тогда кто же? И, что еще важнее, почему?

А, может быть, это похожий на славянина священник с красным странно мерцающим кольцом и пистолетом 0,45 мм, прятавшийся в церковной исповедальне?

Хорошо. Дрю закусил губу. Больше на церковь он не может рассчитывать. Остался один только Бог. Только Бог может спасти его душу.

Он должен забыть, что жил в монастыре. Он должен забыть про свой уход из прежней жизни.

Допустим, ты все еще работаешь в шпионской сети, сказал он себе. Что бы ты сделал, если бы знал, что в ее рядах враг?

Ответ был очевиден. Но в этом ответе присутствовала и гордыня, за которую он просил Бога простить его. Когда-то он был лучшим. Он все еще может быть лучшим. Шесть лет ничего не значат.

Он знал теперь, что делать. Прибавив газу, он помчался вперед. Но не в Бостон. Не на восток, а на юг.

В Нью-Йорк. К единственным людям, на которых он мог положиться. К своей прежней возлюбленной и прежнему другу. К Арлен и Джеймсу.

Часть четвертая

«ВОСКРЕШЕНИЕ»