Экодипломат - Подобно войне за веру

Фолсом кивнул.

– Продолжайте.

– Неприятности с аккумуляторами также много чаще приключаются на кораблях, часто делавших короткие прыжки. Единственная физическая деталь, которую мне удалось почерпнуть, такова: некоторые техники говорят, что если пыль начнет попадать на сверхпроводимую линию, жди неприятностей. – Тристин пожал плечами.

– Не худо, – признал Фолсом. – Вы потратили много времени, отслеживая информацию по одной субсистеме корабля. Вам предстоит потратить еще больше, преследуя ревяк и будучи ими преследуемым. Кто знает, а вдруг еще капля усилий по пониманию того, что вы узнали о ревяках, однажды поможет вам остаться невредимым. – Фолсом отвязался от сиденья. – Как вы знаете, маршал Уорлок один из немногих, оставшихся в живых из первой волны на Сафрии. И один из немногих, кто совершил дюжину успешных разведывательных полетов через системы Джеруша и Орума. Он также один из немногих истинных знатоков ревячьей этики и культуры, – Фолсом помедлил. – В любом случае, лейтенант, это был хороший полет, и я вами доволен. В потенциале вы хороший космолетчик, и со временем можете стать действительно хорошим. – Фолсом открыл люк в станционный шлюз. – Воспользуйтесь тем, что осталось от нынешнего дня, какой бы это ни был день, а завтра явитесь за приказом. И за крылышками. В кадры. Мне надо кончить текущие записи и ввод данных. – Тут он расплылся в улыбке. – Техники правы насчет пыли на линии, пусть даже инженеры это отрицают.

Тристин начал отстегиваться. Затем подобрал вещмешок и скафандр, стараясь не корчить гримас, пока Фолсом не вышел из шлюза и не пропал из виду.

Он офицер-пилот. После почти двух лет. Почему он себя таким не чувствует?

Глава 28

В ожидании челнока до орбитальной станции Шевел Альфа Тристин взглянул на приказ. Отличную распечатку, уже запачканную из-за постоянного тыканья пальцем. Затем опустил взгляд на древние крылышки на мундире и жетон со своим именем. Он все еще с трудом верил, что наконец-то получил их. Кое-какие мелочи помогали поверить, особенно – заметно увеличенная выплата. Хотя примечание в платежном документе несколько отрезвляло: «дополнительная плата за риск» Конечно, она недурно округлит его счет пилотской страховки по переходу. Он покачал головой и опять проглядел приказ.

«…15 квинта 791 или около того явиться в Медцентр, Камбрия, для осмотра по фархканской программе… По истечении отпуска, не позднее 30 квинта, явиться на Орбитальную станцию Перльи и ждать прибытия судна флота Коалиции «Уиллис» и назначения офицером-пилотом… Доложить о себе командиру Службы на орбитальной станции и временно поступить в его распоряжение, пока…»

Короче, сперва нужно пройти еще один медицинский осмотр. Сразу же после того, который он проходил по завершении обучения, и ему даже не давали корвет, а отправляли помощником капитана на легкий крейсер. Ничего. Могло выйти и хуже. Его могли назначить помощником на судно по переброске войск, а то и на грузовое. И пока он будет ждать своего корабля, ему придется выполнять любую грязную работу, которую задаст командир станции.

Тристин сложил приказ и убрал в тонкую папку, где лежало письмо отца, просившего, чтобы Тристин, когда учение закончится, дал им знать, получил ли он отпуск для встречи с родными. Элсин добавил загадочную фразу о том, что нет нужды беспокоиться, и это-то обеспокоило сына. Почему люди всегда просят не беспокоиться? Он, конечно, отправил сообщение родителям, спрашивая себя, доберется оно раньше, чем он сам появится. С этой погрешностью перехода никогда нельзя быть уверенным. Суета с откомандированием заняла больше недели, заполненной и хлопотами, и ожиданием. Он прошел очередные медосмотр и калибровку имплантата.

Три мешка стояло у его ног. Два он привез сюда с собой, третий содержал его бронескафандр и прочее положенное пилоту добро. Он поглядел на панель состояния. Но сведения о прибытии челнока пока отсутствовали.

Тристин слышал о многих судах Коалиции, но «Уиллис» к таким не относился. Зато название ему кое-что говорило. Кимберли Уиллис был командующим эскадры корветов во время рейда в Гармонию и едва ли не в одиночку уничтожил линейный крейсер-тройд «Махмет». По мнению некоторых военных аналитиков, гибель «Махмета» обеспечила победу сил Коалиции, если можно назвать победой положение, когда вернулось менее двадцати пяти процентов кораблей Коалиции, а из судов ревяк не уцелело ни одного. Тристин не был уверен, что смог бы с перехода врезаться во вражеский тройд. Нет, вряд ли.

– Куда держим путь? – Ультина Фрейер шла в его сторону по челночному отсеку. Тристина и поныне восхищали ее повадка и ум, пусть даже он неизвестно почему холодел при виде женщины.

– На Перлью. А вы?

– На Аркадию, но я спрашивала о вашем назначении.

– О, «Уиллис». Легкий крейсер. А вы?

– Всё и вся на «Ямамото». Корвет. Впрочем, мне вряд ли досталось бы что-то другое. – Она взглянула на панель состояния, где светящиеся буквы наконец-то указали, что челнок на Шевел Альфа, или, точнее, главную орбитальную станцию самой планеты, прибывает через десять стандартных минут.

– У них не было выбора?

– Все достаточно просто. Я майор, совсем молодой, но майор. Вы лейтенант. Если вы даже сравнительно солидных лет старший лейтенант, вас могут назначить куда угодно, и почти любой пилот обскачет вас при продвижении. Не проблема.

Тристин понял.

– Значит, если вы уцелеете, то в следующий раз получите больший корабль как командир.

– Соображаете.

Он нахмурился.

– А что вы хмуритесь?

– Я думал о майоре Теканауэ.

– Она будет чудесным пилотом транспортов, спокойным и бесстрастным.

– Если не пропадет со своим корветом.

Смех Ультины был короток и резок.

– Поспорю, ей достались патрули Периметра в системе Хелконьи.

– Весьма похоже на правду… – он вновь нахмурился. – Думаю, что да. Но вы-то откуда знаете?

– Я не знаю. Она основательна, без особого воображения, а пилотов такого типа трудно найти. Люди с быстрой мыслью, быстрыми рефлексами и готовностью уйти, не оглядываясь, откуда угодно, предпочтут взлом системы следованию программе до последнего знака. Но пилоту транспортов требуется добросовестно исполнять все указания. И держаться графика. – Ультина непринужденно рассмеялась. – Как бы это вышло у вас?

Он тоже рассмеялся.

– Поняли, к чему я клоню? Вы и впрямь хотите быть пилотом транспортов? Или в пограничный патруль у Хелконьи?

– Нет.

– И я так думаю. – Она бросила взгляд через плечо. – Вот идет Ардит. Увидимся позднее. Берегите себя, Тристин. – Она тепло улыбнулась и повернулась. Тристин поглядел на Ардит, крупную и невозмутимую даму-лейтенанта с такими же крылышками пилота над именем. Два пилота зашагали к третьему офицеру, мужчине, в конце зала ожидания, но Ультина обернулась и одарила Десолла последней теплой улыбкой.

Тристин ответил на улыбку, стараясь не выглядеть озадаченным. Он набрел на слишком много вопросов без ответа, включая и тот, что назывался Ультина Фрейер. Он поджал губы. Только что она держалась тепло, и вдруг превратилась в занудного служаку. И все же она из тех, кто ничего не делает без причины. Недоумевая, он поднял свои пожитки.

Глава 29

Тристин помедлил у первого изгиба дорожки, где на обнесенной камнем клумбе все еще красовался шалфей с пурпурными цветами. Отец настаивал, что это растение обладает чистым генотипом старой Земли. Тристин поставил свои вещи. Склонившись, он вдохнул, стараясь вобрать ноздрями свежий запах. Обонять шалфей так легко, когда крошатся его сухие листья, но труднее, пока он еще растет. Весна почти миновала, и поздняя дневнаяжара, возвещавшая приход лета, пробиралась в сад из-за стен. Впрочем, не всякое лето в Камбрии случается жарким. Почему он всякий раз возвращается домой весной? Совпадение?

Он выпрямился и поглядел на камни, ограждавшие клумбу с шалфеем. Вспомнил, как делалась эта оградка: камни обтесывались и пригонялись так, чтобы стенка не рассыпалась без раствора, и меж двух камней едва входило тонкое лезвие ножа. Ему поручили эту работу в наказание за то, что он дал тумака Салье, потому что сестра дразнила его из-за… Как же ту девчонку звали? Патрис? Что потом случилось с Патрис? Последнее, что он слышал – она вышла замуж за офицера Службы, и они отбыли в систему Аркадии. В ту самую звездную систему, куда направляется Ультина Фрейер. Не иначе как Ультина из семьи техников, поскольку Сафрия не открывалась для колонизации. По крайней мере, так обстояло, когда он проверял в последний раз. Он опять склонился к клумбе. Серые с голубыми прожилками камни, казалось, не изменились. Стыки все еще такие же грубые, несмотря на пятнадцать лет, что прошли с тех пор, как он соорудил оградку. Что же, пятнадцать лет для камня ничто. Или для пилота-переходника, подсказал ему внутренний голос. Он отбросил эту мысль и сосредоточился на оградке. В некоторых местах щели получились малость шире, чем лезвие ножа, который отец использовал как мерку, но ненамного. Элсин просто-напросто улыбнулся, сказав: «Достаточно близко к идеалу. Ты запомнишь, что на некоторых участках не справился с заданием, а это само по себе дополнительное наказание». В тот раз он всего лишь испытал облегчение.

Теперь он поглядел на щели меж камней, недостаточно узкие, и рассмеялся. Но сейчас он понял, что имел в виду отец. Тристин почти жаждал переложить камни. Он беззаботно рассмеялся, прежде чем подобрать три тяжелых мешка и направиться через самшитовый лабиринт к невысокому дому из камня и дерева, поставленному посреди сада. То, что дом крупней и просторней, а такой эффект достигается перспективой, никто бы не догадался, пока не попал внутрь. Тристин задумался, отражает ли это суть всех Десоллов, или подобный образ – лишь пустое тщеславие. И что там происходит, в глубине здания?

Он опять остановился, когда поравнялся с кедром бонсаи. Тем самым и не тем самым. Когда бы Тристин ни являлся домой, кедр был тот же и немножко другой. Еще один образ? Кивнув своим мыслям, Тристин быстро зашагал по мощенной камнем тропе, упиваясь духом сосен и тяжелым, но отдаленным ароматом ранних роз. А не мешкал ли он в саду, любуясь растениями, потому что боялся скрытого смысла послания, полученного от отца?

Обведя сад еще одним коротким взглядом, Тристин постучал в дверь и подождал. Постучал снова. Дубовая дверь открылась. Белокурая женщина в форме Службы улыбнулась Тристину.

– Салья? Это на тебя отец намекал в послании? А я так беспокоился.

– Дурачок! – Сестра обняла его, прежде чем он успел войти, его мешки рассыпались по камням, когда и он стиснул ее в объятиях. Затем она отстранилась и поглядела на его парадную зеленую форму Службы.

– Ты этого и впрямь добился. Офицер, пилот Десолл.

– Я всегда говорил, что так и будет, – заметил Элсин из прихожей.

Тристин насмешливо сверкнул глазами.

– Ну и встревожил же ты меня своим посланием.

– А ты всех нас встревожил своей пилотской подготовкой, – заявила сестра.

– Дайте человеку войти, – предложила Нинка. – Вы разбросали его имущество по всему парадному крыльцу.

Тристин подобрал наплечную и полетную сумки, а Салья подняла вещмешок и последовала за братом в нижнюю спальню, ту, что за кабинетом.

– Не могу поверить, что ты здесь, – сказал он сестре, ставя свои пожитки у дверей чулана.

– А я, что ты здесь. – Ее темно-синие глаза изучали его. – Мой брат. И уже не братец-малыш.

– Я все еще твой младший братишка.

– Спасибо.

Они внимательно глядели друг на друга.

– Думаю, у мамы припасены кое-какие лакомства. И ждут уже день-другой. – Салья вышла из комнаты и поднялась на полмарша по ступеням. Тристин задержал взгляд на обстановке. Узкая кровать, чуть пыльная деревянная модель древнего корвета, висящая над столом, где когда-то стояла его школьная консоль. Наконец он насытился созерцанием прошедшего детства и последовал за Сальей.

Когда они добрались до большой комнаты, мать поставила поднос с пирожными-малютками на стол, где уже красовались дымящиеся чайнички как с зеленым, так и с черным чаем на старых резных деревянных подставках.

– Приятно выглядит, – заметил Тристин.

– Было еще лучше. Твоя мать почти весь прошлый день провела, выпекая, начиняя, поправляя и нарезая.

– Я чуток помогла, – добавила Салья.

– И съела не меньше, чем сделала, – глаза Нинки блеснули.

– Я по себе знаю, как она по такому истосковалась, – вмешался Тристин, взяв чайник с зеленым чаем и наполнив тяжелую зеленую кружку. – Не могу себе представить, чтобы пища на станции Хелконьи шла в какое-то сравнение с той, что готовят у нас на кухне. – Он обернулся к сестре. – Зеленого или черного?

– Зеленого.

Наполнив кружку сестры, он посмотрел на отца.

– А тебе налить?

– Да, черного.

После этого Тристин налил чаю и для матери. Она никогда не любила черный чай и называла его пахучей водицей.

– Пожалуйста.

– Он все еще сперва наливает чай себе, но хотя бы научился наливать всем другим, прежде чем проглотит свой, – ухмыльнулась Салья.

– Я тоже тебя люблю.

Они сидели вчетвером на капитанских стульях вокруг стола светлого дерева. Элсин поглядел на сына.

– Как чувствуешь себя, став дипломированным пилотом?

Тристин дожевал шоколадный кекс с орехами и пригубил чаю, приподняв руку.

– Да пусть он сперва немного поест, дорогой. Он ведь не исчезнет завтра.

– С этой Службой никогда не знаешь. – Салья бросила взгляд на полуоткрытую скользящую дверь в средний сад, вобрав глазами быстро движущиеся за деревьями облака.

– Чувство как чувство, ничего особенного, разве что оглядываешься на прошлое и понимаешь, что делаешь нечто такое, чего раньше себе и представить не мог.

– Например?

– Ставишь две сотни тонн пластика, металла и композита у никелево-железного астероида и паришь там во тьме при нескольких градусах выше абсолютного нуля. – Тристин вновь отпил чаю и задержал чашку у носа, дабы пар обволок лицо. Вдыхая аромат, закрыл на миг глаза.

Салья подняла пирожное с лимонным кремом.

– Вот эти хороши.

– Не ешь слишком много, – предупредил Элсин, – у меня в запасе особенный обед.

– Мы поедим позже. Как всегда.

Элсин тихо поднялся и, подхватив оба чайника, с зеленым чаем и черным, понес их обратно на кухню.

– Как я понимаю, нам нужен еще чай.

– Как твои проекты? – Тристин попивал черный чай.

– Продвигаются, – Салья помедлила и пригубила из кружки. – Воздушные споры превзошли все ожидания, они начинают достигать верхних слоев тропосферы, разве что в действительности ее нельзя так назвать. И мы добиваемся некоторого охлаждения с помощью водяных комет, хотя прямо сейчас все, что остается после их переправки, просто испаряется. И все-таки количество пара иногда превышает абсорбирующую способность поверхности. А высокотемпературные жучки, которых мы распространяем по скалам, начинают выдавать свободный кислород и снижать уровень угарного газа…

– Когда там можно будет жить?

– Эта программа долгосрочная. Буквально долгосрочная. Скажем, через восемьсот лет, если повезет.

Мать покачала головой.

– Не так худо, – заметила дочь. – Прежде всего, Хелконья высоко стерильная планета. То есть, все, что мы делаем, не создает непредвиденных экологических узлов. Вдобавок, есть этические соображения…

Тристин кивнул.

– Ты имеешь в виду старые споры о том, что если бы мы не формировали новую среду, в прежней со временем развилась бы своя разумная жизнь?

– Именно, – сестра потянулась за новым лимонным пирожком, затем вернула руку на колени и другой подняла свою кружку.

– Вот. – Почти совсем седой мужчина поставил оба чайника обратно на подставки. – Я немного отложил обед. Ты имеешь в виду, что мне не предложат развивать там интегрированные биосистемы?

– При твоей жизни до этого не дойдет, отец. Если только ты не бессмертный, который это от нас скрывал.

Элсин пробежал рукой по редким волосам.

– Эта растительность похожа на гриву бессмертного?

Его сын и дочь дружно прыснули.

– Куда ты отправляешься? – Мать поглядела на Тристина.

– Не знаю. – Он на миг взболтнул руками в воздухе. – Меня назначили на легкий крейсер. «Уиллис». И я должен явиться на орбитальную станцию Перльи по истечении отпуска. Не позднее тридцатого этого месяца.

– Тебе дали три недели, – заметил отец.

– Еще мне предстоит медосмотр в главном медцентре пятнадцатого, но это всего на полдня.

– А разве тебя не осматривали при выпуске? – нахмурилась Салья.

– Я вызвался добровольцем по программе наблюдения за молодыми офицерами, – Тристин улыбнулся. – Там платят кое-какой бонус.

– Наш Тристин любит легкие денежки, – и сестра покачала головой.

– Не так уж это и худо. Просто дополнительный осмотр каждые два года или вроде того, а затем собеседование. Вдобавок, папа говорил, что деньги мне пригодятся, если я собираюсь стать офицером-пилотом.

– Психологи! – фыркнула Салья. – Я им сказала: «Нет, спасибочко». Мне совсем ни к чему их заметки в моем послужном списке, даже за их денежки. Будь осторожен, когда им что-то говоришь.

Тристин вспомнил о своих мучениях с этическими составляющими воровства.

– Я пытался быть осторожным. – И взял еще одно пирожное.

– Они большие хитрюги, – Салья воззрилась, затем наконец взяла еще один квадратик с лимоном. – На сегодня – мой последний.

– Да кто считает? – Тристин улыбнулся сестре. – Чувство вины? Или боишься, что кто-то увидит, как у тебя подрос животик? – И с удовольствием наблюдал, как она краснеет. Она всегда легко краснела.

– Ей нечего бояться, – заметила мать.

– А как насчет майора? – спросил сын. – Мама и папа упоминали…

– А, ты о Шинджи? Он просто друг. Но не прочь стать чем-то большим.

– Шинджи? – переспросила Нинка. – Как в легенде о Шинджи Такаяма?

– Как ты узнала, что он Такаяма?

– Угадала.

Тристин ощутил печаль, которую его мать скрыла быстрой улыбкой, хотя он понятия не имел, почему чье-то имя вызывает такое чувство.

– А что о нем?

– Он высокий, но не как ты. Темные волосы, конечно. Наследие парасинто. Но глаза голубые.

– Они должны быть ярко-синими, – предположила Нинка. Салья опять вспыхнула.

– И он просто друг, – с ухмылкой произнес ее брат.

– Тристин… – сестра прочистила горло и опустила взгляд на столешницу, затем подняла, откинув с лица короткие белокурые волосы. – Он глава секции атмосферного транспорта, они собирают образцы верхней атмосферы, запускают беспилотные аппараты, а порой поставляют пилотов для челноков. Впрочем, у них нет пилотов глубокого космоса.

– Откуда он?

– С Перльи, но из Канеохе. И посещал Академию Службы. – Салья повернулась к Тристину. – А как твои сердечные дела?

– Никак. С тех пор, как я покинул Мару.

– Не могу поверить, что ты никого не нашел. И что тебя не нашли.

– Единственный, кто меня нашел, это майор, который дает мне советы и доставляет немало огорчений, да порой улыбается.

– Она для тебя загадка, не так ли?

Тристин нахмурился.

– Вроде того. Но порой она меня просто пугает. Все предугадывает. И даже предусматривает.

– И как свойственно мужчинам, – рассмеялась Салья, – тебя беспокоит, что ты утрачиваешь власть над положением.

– Сомневаюсь, что она у меня вообще была, – признался брат.

– Для мужчин это еще хуже, – сестра покачала головой. – Она, вероятно, даже заставляет тебя глубоко задумываться над вопросами, которых ты всегда избегал. Например, почему ты вообще занимаешься Службой.

– Это несправедливо, – воспротивился брат.

– Возможно, младший братец, – Салья ухмыльнулась. – Несправедливо. Но верно.

– Салья… я мог бы начать о том, как ты пожираешь мужчин…

– Лучше не надо. Поговорим о твоем майоре и о том, почему тебе не нравится теряться в догадках на ее счет.

Отец поднялся.

– Думаю, обед готов. Возьмите ваш чай с собой. – Он подхватил оба чайника и понес их к длинному черному столу в столовой. Нинка встала и последовала за мужем.

Тристин отпил последний глоток из своей кружки и поглядел на Салью, та подняла брови.

– Все очень просто. Она будет где-то там управлять корветом, а я даже не знаю, где действует «Уиллис». С моей удачей я не увижу ее, пока не стану старым и седым.

– В этом я сомневаюсь. Не могу представить тебя старым и седым. А жизнь всегда непроста.

– Пилоты часто не…

– Прости. Мне и намекать не следовало. Не надо ничего говорить. Мы все знаем. – Она коснулась его плеча, и он увидел, что у нее намокли уголки глаз. – Пошли поедим.

Тристин сглотнул комок и последовал за сестрой.

Глава 30

Тристин извлек свою карточку из считывателя электродороги, поправил берет и двинулся к цели. Пройдя под крышей по камням платформы, он поднялся по широким ступеням главного медцентра Службы на Перлье, чуть далее третьего радиального пути с восточной стороны Камбрии. Ступени обрамляли каменные ящики для растений, ризии и трефилы пышно цвели.

Очутившись внутри, он направился к справочной консоли.

– Лейтенант Десолл, явился для текущего осмотра.

Гражданский техник перед консолью учтиво кивнула.

– Какой у вас осмотр, майор?

– Фархканская программа, – он вежливо рассмеялся. – И майором я еще только мечтаю стать. Я пока лейтенант.

– Понятно. Вы из этих. Позвольте, я проверю. Как ваша фамилия?

– Десолл. Д-Е-С-О-Л-Л.

– А, вот. Поднимитесь на третий этаж и до упора по южному крылу к кабинету доктора Кинкара. Кто-нибудь там скажет вам, куда дальше.

– Спасибо.

– Всего доброго, майор.

Тристин подавил желание снова поправить служащую и повернул к широкому пандусу. По дороге наверх он обогнал двух лейтенантов. Один неловко шагал размеренной походкой человека, перенесшего травму позвоночника. Еще один раненый с Мары? Или из другого места? Прежде чем Тристин достиг конца южного крыла, он поравнялся с техником за новой консолью.

– Сэр? – Темноволосая женщина подняла на него глаза, ожидая, чуть раскосые глаза смотрели скептически.

– Лейтенант Десолл. Явился для текущего осмотра по фархканской программе.

– Следуйте за мной, сэр. – Не говоря больше ни слова, она повернула в боковой коридор и еще дважды свернула за угол, пока они добирались до четырех кабинок. Двери трех были открыты. В каждой стояла диагностическая консоль.

– Уверена, вы знакомы с этим устройством. – Она поглядела на него. – Ваша личная карточка, сэр?

Тристин вручил ей документ. Она провела карточку через сканнер, на консоли мигнул зеленый огонек. Техник вернула удостоверение Тристину.

– Разденьтесь до белья и позвольте консоли сделать измерения и взять образцы. Когда держатели вас отпустят, можете одеться. Пойдете отсюда к гамме три. Это в конце коридора. Посидите и подождите у кабинета доктора Кинкара. Вас вызовут.

– Спасибо, – и Тристин кивнул. Но она уже исчезла. Он разделся, содрогнулся, когда холодная консоль обволокла его, и подождал, пока оборудование не справится с измерениями и анализом проб. В положенный миг он освободился, оделся и направился в конец коридора, где четыре пластиковых стула выстроились у стены близ запертой двери с фамилией Кинкара. Указания, которые получил Тристин, оказались не совсем точны, но он все-таки сюда попал. Он сел на стул из серого пластика и стал ждать. Ждать. Потом встал, начал ходить взад-вперед. И ждать.

Судя по имплантату, он прождал почти час, пока доктор, седоволосая женщина, не явилась с фархканом на буксире. Этот фархкан, как и тот первый на Маре, носил мерцающую серую рабочую спецовку. Красные глаза были посажены среди серо-стальных волос на квадратной физиономии, более длинные и темные волосы покрывали макушку. Это тот самый или все они одинаковы?

– Лейтенант Десолл? Просим нас извинить, но доктор Гере задержался. О, я Изабель Кинкара.

– Я понял, – Тристин кивнул, медленно вдыхая и распознавая в смутно знакомом запахе ароматы незнакомого цветка, мускуса и чистоты.

– Полагаю, мы уже встречались с доктором Гере.

– Это верно.

Тристина вновь поразило ощущение от слов, развернувшихся на его ментальном экране.

Изабель Кинкара повозилась с табличкой на своей двери, затем отступила.

– Я буду рядом, если что понадобится. В соседнем кабинете, том, где табличка «Персонал», подожду майора Грешэма и лейтенанта Охири.

– Спасибо. – Тристин подумал: а за что, собственно, он ее благодарит, – но отмахнулся от праздной мысли и жестом предложил фархкану вступить в кабинет первым. Тот прошел, не сказав ни слова. Тристин включил электричество, хотя из окна, выходившего в сад медцентра, света лилось вполне достаточно. Запирая дверь, Тристин ощутил точно такую же оторванность от остального мира, как и при прошлой встрече с фархканом, но своим усиленным имплантатом он теперь отчетливей ощущал полную блокаду средств связи. Как это удается фархканам? И почему это важно, если они ведут только философские беседы?

Гере уселся на стул за столом, Тристин занял пластиковое сиденье перед ним.

– Вы поблагодарили доктора, потому что вам хотелось поддержать ее, пусть это и была форма лжи.

– А вы не позволяете себе такие незначительные отклонения от правды?

– Нет, если отклонения предполагают неправду. Я признаю, что я вор, но я не лжец. – За словами последовал намек на веселье. Тристин кивнул, не особенно удивленный, что беседа опять коснулась воровства. Фархкан казался настойчивым, и это беспокоило Тристина.

– Вы недавно думали о воровстве, лейтенант?

– Не думал, пока не осознал, что буду говорить с вами. По крайней мере, не думал недавно. Я думал об этом после нашей прошлой беседы.

– Каков ваш вывод?

Тристин поджал губы.

– Я подозреваю, что воровство в более широком смысле слова должно иметь место у всех мыслящих видов, по крайней мере, если они стремятся уцелеть.

– Интересная мысль. Возможно… мне следовало бы об этом основательней подумать. А как насчет вас? Вы вор?

Тристин не ответил. Гере тревожил его. В некоторых отношениях он ощущался как чужак, в других слишком по-человечески.

– Я расстроил вас. Почему?

– Вы одновременно чуждый и слишком знакомый.

– Это правда. Вам не нравится лгать, верно?

– Не нравится, – признал Тристин.

– Вы знаете, почему не любите лжи?

– Не вполне. Разве что, при этом чувствуешь неловкость.

– Итак. Вы живете в обществе, которое требует воровства, и отказываетесь признать, что вы вор. Вы живете в обществе, которое поощряет ложь, но избегаете ее. Разве если кто-то живет в обществе, где воровство необходимо, но отказывается признать это, то он не лжет? Вы не лжец?

– Я пытаюсь не быть им.

– Вы вор?

– Я думал, мы согласились, что разум по природе своей требует некоего рода воровства.

– Не помню, чтобы мы согласились, точнее, ваша нынешняя трактовка прозвучала иначе, чем предыдущая формулировка, после которой мы прервали собеседование. Вы вор?

– Я не вполне понимаю, что вы называете воровством, – медленно произнес Тристин.

– Отложим это на миг. Есть старое изречение: Сила творит Благо.

– Не припоминаю, – Тристин промолчал и облизал губы. – Сила это Право?

– Есть разница между благом и правом?

– Не убежден, что люди думают, будто Благо это всегда Право.

– Как вы это объясните?

– Многие люди чувствуют: то, во что они верят, есть благо. Бедный всегда скажет, что все должны быть богаты, но Великая Погибель показала, что у любого мира есть предел. Никому не дано право разрушать экологию любого мира… – Тристин умолк, осознав, что ему неловко говорить о разрушении экологии, когда планетоформирование Хелконьи – разрушение одной экологии для замены ее другой. И даже в его понимании это воровство.

– Вы опять расстроены.

Тристин ничего не сказал. Что бы он ни добавил, будет только хуже.

– Думаю, этого достаточно, лейтенант. И попросил бы, чтобы вы еще подумали о воровстве. И о том, абсолютно ли любое благо. – Гере встал.

– Конечно, нет.

– Тогда почему вы, люди, пытаетесь навязать такие абсолюты другим, даже применяя силу? И почему вы настойчиво отказываетесь идентифицировать себя в понятиях абсолютов, а сами между тем пытаетесь убедить других, чтобы они приняли эти абсолюты.

– Мы люди.

– Это хорошо? – Гере вышел из-за стола.

Тристин почувствовал, как коммуникационный экран, или что там еще было, исчез. Гере кивнул. Наконец Тристин повернулся, чтобы отворить дверь и обратиться к доктору Кинкаре, желая уйти, но зная, что вопросы, которые поднял фархкан, не забудутся. Во всяком случае, еще некоторое время. И это его тоже беспокоило.

Позднее, выходя из медцентра, он пытался избавиться от чувства, будто увяз в паутине из слов. Он все еще не понимал, чего хотят фархканы. Может, так и не поймет. Они могут внешне быть грубым подобием людей, но это не означает, что они думают по-человечески. А они, ясное дело, чего-то хотят. Вопрос, чего. И Тристин даже не знал, как подступиться к поиску ответа. И надо ли. И найдется ли у него время. Он чувствовал, что скоро у него останется одна задача – уцелеть, чего бы это ни стоило.

Ультина говорила что-то о жизни в настоящем, возможно, ему следует попытаться жить в нем хотя бы сейчас, пока Салья, их родители и он снова вместе. Он шагал к станции электродороги, и в голове его клубились мысли.

Глава 31

Тристин стоял у барьера высотой по грудь, подавшись вперед. Его руки покоились на золотых перилах, отшлифованных искусством, временем, стихиями и руками других людей.