- Он говорит, что в нашем институте проводятся эксперименты над психикой людей, без их согласия!
      Доктора Минеева лишили премии, прогрессивки и матпомощи.
      - Он говорит, что мы тут занимаемся "черт знает чем, похоже, учимся управлять эмоциями людей"!
      Доктору Минееву отложили на неопределенный срок защиту кандидатской диссертации.
      - Он говорит, что "наш академик готовит черную лошадку к президентским выборам, - это ведь готовая программа управления электоратом".
      Доктору Минееву вынесли первое порицание: поставили на вид.
      - Он говорит, что в институте стали появляться какие-то криминальные элементы.
      Доктору Минееву объявили первый выговор.
      - Он говорит...
      Профессору Морову это надоело.
      "Какого черта? Кто владеет институтом, он или я? Почему я должен терпеть это талантливое ничтожество? Только потому, что он неплохо соображает? Да я таких дюжину найду. И неужели я должен объявить ему три выговора, чтобы уволить? Уволить? Зачем уволить? После всего того, что доктор Минеев наговорил, его мало уволить. Его просто надо убить".
      Огромным усилием воли профессор Моров удержал себя от того, чтобы не совершить убийство самому.
      Ненужный риск. Совершенно ненужный и неоправданный. У него десяток высокопрофессиональных киллеров. Вот хотя бы взять его командира спецотряда, бывшего спецназовца Юрия Князева. На первый взгляд, вполне интеллигентный человек. А может такое! И кажется, ему можно доверять.
      Люди Морова проверили Князева многократно.
      И все равно он не поручит ему убийство Минеева. Почему? Потому что это было бы слишком просто. А у Морова была склонность к садизму - изысканному, интеллектуальному.
      И не поручит он Князеву это задание еще и потому, что есть у него такое чувство, - именно это задание будет ему неприятно.
      Дело в том, что при всей своей жестокости и деспотизме он научился беречь и ценить дорогой человеческий материал.
      Князев был материалом со знаком "экстра".
      Совсем ни к чему заставлять его убивать детей, старушек или интеллектуалов, что причинит ему наверняка эмоциональную травму.
      Пусть убивает бандитов! Он же не урка. Он из законопослушных офицеров. И не надо ломать менталитет офицеров, когда они вынуждены приходить на службу к олигархам: пусть видят перед собой привычного врага.
      Привычным врагом для офицера-спецназовца Юрия Князева были враги его Родины. С определенным допуском - уголовники, новый криминалитет, отмороженные из банд беспредельщиков.
      Вот пусть их и убивает. От них и защищает. Каждый человеческий материал надо использовать с учетом его специфики.
      А Минеева пусть убьет киллер, нанятый на одно убийство, ну, на два...
      Тут и экономия - денег не придется самому киллеру платить, а чистильщику, который уберет этого киллера после акции, и гонорар пониже. А что, он не жадный, но копейка рубль бережет, как говорят в России: копейка к копеечке, глядишь, и миллион набрался. Баксов...
      Он усмехнулся, еще раз прицелился и выстрелил.
      Мысленно... В полусне... Но так явственно видно было сквозь оптический прицел, как слетела шапка с ненавистной яйцеголовой макушки Минеева, как расплылось красное пятно у него на лбу, точно над переносицей, как в глазах его мелькнул страх, а потом глаза закрылись, и он, всей своей тощей, мешковатой фигурой стал клониться на бок, сложился, как кузнечик, и упал, некрасиво распластавшись по грязной мостовой.
      Зик транзит глория мунди - так проходит мирская слава... Ну, был такой ученый-биолог Минеев, и кто его вспомнит через день, месяц, год, век? А его, профессора Морова, будут помнить... Он усмехнулся, тоже мысленно, в полусне... Хотя бы в очень узком кругу... Потому что, честно говоря, он обожал власть. Но власть тайную, не броскую, и тем более могучую, что о ней мало кто знал... Власть "серого кардинала"...
      Он открыл глаза. Веки были такими большими и массивными, что ему самому казалось, он слышит, как они закрываются...
      Не глядя нащупал стакан с оставшимся на дне глотком виски. Ему нравился этот плесневелый привкус перебродившего ячменя.
      Он вообще любил - рыбу чуть с душком, напитки с запахом и вкусом плесени, как, например, некоторые сорта старого испанского хереса, и цвета разложившейся плоти - оранжево-бордовый, зелено-серый.
      А убьет Минеева Игорь Вячеславлев, уволенный в запас из ГРУ. Очень хороший киллер. После сокращения спецназовского полка в Варшеевске у него опять будет выбор. Когда Вячеславлев пришел к нему? Полгода назад. С отличным послужным списком. И хорошими рекомендациями.
      Он уже успел выполнить задания некоторых крупных банкиров, пожелавших устранить конкурентов, незадачливых кредиторов и необязательных должников. Шесть трупов за ним.
      Собственно, переквалифицироваться Вячеславлеву не пришлось. В спецотряде он был исполнителем.
      В некой структуре принималось решение об устранении того или иного врага. Враг мог быть талантливым инженером, сделавшим важное открытие и приносящим чрезмерно большую пользу потенциальному противнику. Враг мог быть носителем наших военных секретов, бежавшим за рубеж и готовившимся передать эти секреты иностранным спецслужбам. Да мало ли кто мог быть назначен врагом. Идеологических противников, так называемых диссидентов, среди них не было. Или занимались такие же узкие специалисты, как Вячеславлев, но в другом ведомстве.
      А у него совесть была чиста. Вячеславлев был палачом. Он просто приводил приговоры в исполнение.
      И когда убивал должников, кредиторов, "министров-капиталистов", - тоже совесть дремала. Он их ненавидел, ненавидел всех, кто paзвалил вначале Советский Союз, потом обороноспособность России...
      Какую страну угрохали, разбазарили, распродали! Какую армию, суки, уничтожили!
      У прапорщика запаса Игоря Ивановича Вячеславлева было достаточно времени, чтобы подготовить акцию. Задание казалось простым, - выезд на место, изучить все входы-отходы, обстановку, прикинуть возможные нештатные обстоятельства, выбрать наиболее удобную точку для выстрела.
      Обычная профессиональная работа.
      Он знал, что его ценили. И был уверен, что за ним никогда не пойдет чистильщик, чтобы убрать его самого. Только - чтобы зачистить место, если того потребуют обстоятельства.
      Перед тем как идти на задание, Игорь Иванович отдохнул - попил пива, часок подремал - как обычно под звуки сонаты ре минор № 23 композитора Вавилова.
      Он засыпал при первых же тактах кантеле и просыпался, когда в ходе сонаты гулко бил барабан и гремели литавры.
      Вячеславлев любил классическую музыку по-своему.
      Проснувшись, он принял пилюлю, - на всякий случай, если остановит гаишник и привяжется к запаху пива изо рта.
      Надел черное кожаное пальто, черную кожаную кепку, закрыл квартиру. Во дворе проверил специальным прибором свой "джип-чероки" "на мину". Убедившись, что машину никто не трогал, открыл дверцу, сел, вставил ключ зажигания и плавно взял с места.
      На улицу генерала Пивоваркина он приехал в назначенный час (назначенный самому себе): было еще достаточно светло и не час пик.
      Припарковавшись во дворе, между "вольво" и старым, поставленным на зиму под брезентовое покрытие "Москвичом", он вышел из машины и с беспечным видом направился к подъезду.
      Железную дверь чердака он легко открыл универсальной отмычкой, подошел к окну и стал внимательно изучать дом на противоположной стороне улицы. Там находился магазин эксклюзивных ювелирных изделий "Ля Рошель". Шикарный вход в магазин контрастировал с единственным подъездом для жильцов, выходящим на улицу, - убогим, без запирающего кодового устройства, естественного для домов, в которых живут относительно состоятельные граждане.
      Вячеславлев выяснил все, что хотел, и поехал домой - пить пиво и смотреть по телевизору чемпионат Европы по футболу.
      Через несколько минут после его отъезда в дом на улице генерала Пивоваркина вошел Минеев.
      В это самое время, когда большинство сотрудников Института проблем мозга уже покинули свои кабинеты, ординаторские и лаборатории, Аркадий Борисович Моров продвигался по коридору аналитического корпуса.
      Охранники, увидав его, вытягивались по стойке "смирно" и ели глазами начальство, демонстрируя сразу и преданность, и готовность послужить.
      Это было естественно. Он мог передоверить наем врачей своему заместителю по научной или медицинской части, набор ассистентов, лаборантов и сестер и того ниже начальнику, но в бригады охранников, группы разведки и контрразведки он набирал людей сам. То есть отбирали профессионалы, но набирал, лично беседовал всегда сам профессор.
      - Узнал... - удовлетворенно хихикнул Моров, шаркая по коридору дальше. - Служит, - хихикнул он снова, подойдя к кабинету №12, и оглянулся. Охранник службу знал четко. Он стоял на углу коридора и смотрел в далекую даль. Не его собачье дело, куда на ночь глядя направился хозяин.
      Моров открыл дверь своим ключом. Естественно, он не таскал с собой ключи от всех кабинетов. Но у него был универсальный ключ, открывавший все двери института.
      Войдя в кабинет № 12, он включил свет и направился к столу доктора Минеева. Разумеется, Морова не интересовали результаты проведенного на кроликах эксперимента по воздействию на гипофиз слабых и сильных магнитных полей мощным пучком и дозированным пунктирным облучением.
      Его интересовало, не собирается ли доктор "стучать" на него. Одно дело раздраженные разговоры в курилке. Подчиненные всегда недолюбливают своих начальников. Кто-то обижен, кто-то завидует, кто-то просто ненавидит. Их личное дело. Пока эта неприязнь не перешла границы дозволенного.
      Он вообще имел привычку обыскивать столы и личные вещи своих сотрудников и часто этим занимался поздними вечерами. Вещи могут многое рассказать о человеке - его вкусах, пристрастиях, даже политических взглядах.
      Моров открыл своим универсальным ключом верхний ящик, выдвинул его, взял маленький ключик и открыл остальные ящики стола. Вытащил на треть все пять ящиков и поворошил бумаги, пошуровал вещицы, непритязательные, простенькие - дешевая зажигалка, грязный носовой платок, пакетик мятной карамели, раскрытая пачка крекеров, чернильница и рядом - поршневая ручка, несколько шариковых ручек, карандашей, стирательные резинки, а вот потертая медаль "За спасение на водах"... Неужели субтильный и робкий на вид Минеев мог кого-то спасти, кроме себя?
      - Maло, мало мы знаем свои кадры, - проворчал профессор Моров, перебирая бумажки в прозрачной папке с надписью "Банк "Логотип". - Ишь ты, интересно, как к нему попала эта прозрачная папочка, - скорее всего, сам Моров сунул в нее какое-нибудь институтское предписание.
      Ага, вот и бумага, которую он не хотел бы найти, но найти предполагал.
      - Ну, вот и славненько. Значит, не зря на душу грех великий беру. Не зря. За такое деяние и приговор - к высшей мере, - хихикнул Моров.
      "Генеральному прокурору Российской Федерации
      Действительному государственному советнику юстиции
      Раскутову Илье Юрьевичу.
      Сим довожу до Вашего сведения, что в нашем институте творятся чудовищные безобразия".
      - Так, это можно пропустить, это эмоции, дальше.
      "В нашем Институте проводятся бесчеловечные эксперименты по воздействию на мозг человека. Обуреваемый страстью добиться Нобелевской премии, директор, а фактически владелец института профессор и академик самозванной Академии медико-психологических наук Моров Аркадий Борисович фактически повторяет изуверские методы фашистских "убийц в белых халатах", которые проводили эксперименты над заключенными в концлагерях. Правдами и неправдами в институт на лечение шизофрении, неврозов, "белой горячки" и т.д. заманиваются одинокие люди. Под видом лечения над ними совершаются издевательства, сводимые к использованию психотропных средств для оказания воздействия на человеческое поведение".
      - Ну, этому серьезные люди в Генпрокуратуре просто не поверят.
      А... Вот это тоже интересно - про то, как он, профессор Моров, в течение последних восьми лет фактически приватизировал все здания и всю "материальную часть" института, завладел зданиями соседних учреждений Института патологии акушерства и гинекологии и Института злокачественных новообразований, поменял там весь кадровый состав и создал на Каширском шоссе целый медицинский городок с огромным штатом медперсонала, мощным научным потенциалом, новейшей техникой, современным электронным оборудованием...
      - Так, ну-тис, ну-тис. Интересно... А это - о том, как с помощью новейших достижений науки сотрудники лабораторий, руководимых лично Моровым, превращают вполне здоровых людей в марионеток, зомби... Ишь, все раскопал, - с каким-то даже удовлетворением пробормотал Моров.
      Он аккуратно собрал все странички и засунул во внутренний карман просторного пиджака.
      Пожевал тонкими мокрыми губами, скривился:
      - Ищь, сучонок, падаль, тля... Ничтожество... Ему у параши место, а его - в научные сотрудники, зарплату дали хорошую, - так ты работай и ежечасно руководителя своего хвали, благодари, ручку ему целуй... Потрох сучий, фуфлогон. Вместо того, чтоб работать, гусю шею тут точит, падла гнилая...
      Как ни странно, Моров забыл многие слова из лексикона молодых лет, когда был он вором в законе и держал зону в ИТК строгого режима № 3546 в Карелии. Поднапрягся, но, кроме "горбатого лепит", ничего не вспомнил.
      - Склероз... Чтоб ему...
      Он с трудом встал, авторучкой поворошил личные вещи приговоренного к смертной казни доктора Минеева.
      - Ишь ты, и платки у него грязные, и ручки надкусанные. Ничтожество. Хорошо, что я вовремя на него глаз положил. Ишь, притаился. А мне сверху видно все, видно... Не спрячешься. Бац сверху, и кровушка пошла.
      Эту ночь профессор Моров спал сладко и без снов.
      Без снов спал эту ночь и Игорь Иванович Вячеславлев, бывший прапорщик отряда спецназначения Главного разведуправления Генштаба Вооруженных сил.
      Вернее, какие-то обрывки воспоминаний в его голове проносились. Это были, так сказать, итоговые фрагменты выполненных им в разных концах мира заданий.
      Вот он лежит на крыше Театра оперы и балета в Гаване. Вокруг грязь, пыль, экскременты голубей. Внизу, в сквере, этих самых голубей кормит вальяжный господин, белый, американец. Про него известно, что он агент ЦРУ. Но почему-то ни нашим, ни кубинцам не выгодно его раскрывать, а выгодно его устранить. Игорь Вячеславлев прицеливается, в оптическом прицеле явственно видны серые, прикрытые густыми ресницами глаза господина в элегантном костюме, черные с проседью брови, между бровями - бородавка величиной с рубашечную пуговицу. Он прицеливается в эту пуговицу и плавно нажимает на курок.
      Такое впечатление, что кровью забрызгало ему оптику, он даже невольно протянул руку, чтобы стереть кровь. Но этого, конечно же, произойти не могло. До убитого сотня метров. Надо уходить. Это вопрос жизни смерти. На выходе ждет чистильщик. Если он попадется в руки кубинских спецслужб, они дадут возможность чистильщику убрать его. Такая вот тонкая комбинация. Все всё знают, но надо соблюдать правила игры. Стреляй и сматывайся. Он бросает винтовку с оптическим прицелом, бежит, пригнувшись, к большому чердачному окну, соскальзывает в сухую, пахнущую мышиными и голубиными экскрементами темноту театрального чердака и...
      Потом обрывок другого воспоминания... Он подъезжает на джипе по лесной дороге к озеру. По дороге предъявляет несколько раз служебное удостоверение с массой "допусков" выскакивающим из леса охранникам. Выходит из машины на опушке леса. Ему озеро видно, его с озера - нет. Он достает из багажника джипа водолазное снаряжение. Оно легкое, резиновый костюм имеет кевларовую прокладку, пуленепробиваем. Головное покрытие - тоже. На боку пистолет для бесшумной стрельбы из воды. На щиколотке специальные десантные подводные широкие ножи. К бедру пристегнута кобура еще с одним стволом - автомат для подводного плавания. Всякое может случиться: тут на охране другая "структура". Как-никак охраняет президента страны.
      Удостоверившись, что с озера прогалина на опушке, где он оставил машину, не видна, он входит в густой ивняк и сползает в воду среди кустов. С воды его по-прежнему не видно.
      Сегодня задание у него особой сложности. То есть технически штатная ситуация. Но, учитывая, что его цель - президент, надо было быть на сто процентов готовым, что у джипа, или под водой, сразу после акта, или на выезде из лесного массива, - его будут ждать чистильщики.
      Но у него нет выбора. Он получил приказ. И дело даже не в том, что он с приказам согласен и считает, что нынешний президент завел страну в тупик и заслуживает высшей меры наказания. Дело в том, что он, Вячеславлев, человек военный. Ему дали приказ. Приказ не обсуждается. Ты его должен выполнить, а потом можешь заявить, что был с ним не согласен. Но он-то, Вячеславлев, согласен. Так что и проблем нет. Если не считать проблемы чистильщиков.
      Ему дан карт-бланш, руки развязаны. Одна задача - привести приговор в исполнение, вторая - уйти целым с места акции. Как он это сделает, начальство не волнует.
      Он плывет через густые водоросли, острые листы осоки могли бы распороть любой другой костюм, но только не этот. Но вот окончилась прибрежная "роща" осоки и тростника, чуть прикрытое мелкими камешками дно понижается к середине озерца - там главный клев, на который помощники, сотрудничающие с соответствующими кругами в силовых структурах, уговорили президента приехать порыбачить.
      Вот и они, аквалангисты. На боку у каждого корзина с живой рыбой, одной рукой они вытаскивают сига, или крупного окуня, или скользкого налима, другой подгребают к тому месту, где упала мормышка, и подставляет рыбий рот под крючок. Рыба заглатывает крючок, аквалангист ослабляет зажим, рыба закрывает пасть, аквалангист выпускает ее из рук. Секунду-другую мощный озерный окунь или серебристый сиг, почувствовав свободу, резвится, несмотря на инородное тело во рту, но рыбак уже почувствовал его телодвижения, умело подсек и рванул вверх.
      Два выстрела подряд оставляют Вячеславлева в одиночестве на глубине нескольких метров пресной чистой воды карельского озера. Конч-озеро. Крош-озеро? Он не помнил его названия. Да и какая разница? Приехал, выполнил, уехал - делов-то...
      Он нырнул, проверил, навечно ли прилегли на дно озера два старательных рыбоснабженца. Навечно. С такого расстояния он не промахивался никогда.
      Он нырнул, снял с бедра одного из аквалангистов сетку с двумя крупными окунями. Закрепил сетку у себя на бедре. Сделав пару мощных движений ластами, поднялся на пару метров вверх. На эту глубину проникало скупое, но страстное карельское солнце, игриво скользнуло по золотистым в черно-зеленую полоску бокам окуней. Однако недолго им греться под водой в лучах солнца. Увы, им суждена необычная, странная смерть от яда, проникшего сквозь кожу.
      Вячеславлев достал одного из окуней, взял металлическую бутылочку со спецсредством и как из пульверизатора, почти прижав головку флакона к телу рыбы, обрызгал ее из флакона. Жидкость не имела ни цвета, ни запаха, не растворялась в воде. Но оказавшись на воздухе, смешавшись с частицами кислорода, коих в воздухе больше, чем в воде, она давала мгновенную реакцию, быстро проникала сквозь кожу рук в кровь, достигала сердца и приводила к мучительной смерти от сердечной недостаточности.
      Вот и президентский крючок. Одним движением он насадил рыбу на крючок, и она рванулась наверх, к своей смерти.
      А Вячеславлев рванулся в сторону, к своей дальнейшей жизни.
      И пока он плыл под водой, пока достиг зарослей тростника, осоки и ивовых кустов метрах в ста от того места, где оставил машину, пока, оказавшись в густой чаще ивняка, снимал с себя костюм, под водой, не высовываясь, связывал костюм, оружие, снаряжение в сверток, сверток прятал в мешок из тонкой ткани и все это засовывал под могучий корень старой березы, росшей у самой воды, все это время он представлял себе, как президент выхватывает крупного окуня из воды, умело подсекает, тянет удочку к себе, перехватывает окуня сачком или рукой, держит мощное, бьющееся в руках тело рыбины, с удовлетворением констатирует, что рыба-то, пожалуй, самая крупная из пойманных... Он видел, как президент бросает рыбину в ивовую черную корзину, протягивает удочку или спиннинг помощнику, чтобы тот насадил новую приманку, червя, мормышку, хрен знает, что там рыбаки насаживают, и вдруг, взмахнув руками, начинает терять равновесие, хватается ладонями за левую сторону груди, за горло и падает в воду, чуть не перевернув лодку.
      Все. "Кайки лоппе", как говорят местные рыбаки.
      У него все получилось! Он выполнил задание! Он ушел от подводных преследователей. Он не стал возвращаться в свою машину, которая взлетела на воздух через десять минут после того, как он вышел на берег. Он не стал идти по дороге, предъявляя охране совершенно настоящие документы, позволявшие ему находиться в этой зоне. Приученный к выживанию в любых условиях, питаясь рыбой, грибами и ягодами, он неделю бродил по лесам южной Карелии, вышел на трассу в районе Кондопоги, когда уже было снято оцепление и закончились поверки. В сапогах, брезентовой "ветровке", обросший короткой щетиной, с полным лукошком великолепных "бровичков", поймал попутку и вскоре был в Петрозаводске. Здесь на явочной квартире помылся, побрился, переоделся и в тот же вечер уехал в Москву скорым фирменным № 17/18.
      Уехал, так и не узнав, что задание он сорвал.
      Рыбу принял помощник президента. Президент в тот момент снял трубку мобильного телефона правительственной связи, защищенного от просушивания, и в ответ на слова своего собеседника, в чем-то его страстно убеждавшего, наконец раздраженно бросил в трубку:
      - Ну ладно. Ладно. Не надо подробностей. Ну, хорошо. Не буду я брать в руки рыбу, будь она неладна. Вы там у себя в Генеральной прокуратуре вообразили, что знаете больше всех, даже больше моей личной спецслужбы.
      Он обернулся к своему давнему и любимому помощнику, которому безгранично доверял, чтобы посетовать, что вот, генеральный прокурор вообразил невесть что, будто бы на него готовится покушение. И где? На озере, окруженном тремя кордонами спецподразделения, подчиняющегося лично ему, помощнику президента.
      Но помощник уже хватал ртом воздух, махал руками, словно пытался взлететь с катера.
      - Ты что, лететь куда-то собрался? - спросил президент.
      Но ответа не дождался.
      Помощник, сжимавший в руках вялое тело уснувшего крупного окуня, рухнул в воду.
      Через минуту его тело подняли со дна прибывшие на место происшествия другие аквалангисты. Он был мертв.
      Вячеславлев об этом узнал только в Москве.
      Ему крепко пожали руку и сказали:
      - Ваше счастье: ваш рапорт об увольнении в запас удовлетворен. Будете получать большую пенсию. Можем помочь с работой. Но пенсии вам должно хватить, с учетом зарубежных командировок, вам набежала прямо-таки генеральская пенсия. Ловите рыбку...
      Но сама мысль о таком времяпрепровождении вызвала у Вячеславлева изжогу.
      Через неделю он уже работал в "частном секторе". Во ВНИИ проблем мозга. Зарплата - как у академика. А работа по специальности.
      Потом Вячеславлев какое-то время спал без сновидений.
      И проснулся лишь от кошмара. Ему опять приснилось озеро, рыба, он вытаскивает окуня, пропитанного страшным ядом, вместо помощника президента, и чувствует, как яд проникает в тело, несется со страшной скоростью по рукам, достигает сердца, сердце сжимается, дышать становится невыносимо, он ловит ртом воздух и... просыпается.
      Первая мысль - не надо было есть на ночь так много макарон с острым чесночно-томатным соусом.
      Вторая мысль была еще более правильной.
      - Кузя, сколько раз я тебе говорил, не ложись ночью мне на грудь!
      Он силой сбросил кота с груди и только тогда вдохнул спертый воздух спальни полной грудью.
      Кот Кузьма с диким воем пересек комнату по воздуху и, больно ударившись боком о шифоньер, удачно приземлился на ковровую дорожку. Встав на лапы, он брезгливо чихнул и гордой независимой походкой направился на кухню взглянуть, не осталось ли вчерашней рыбы в миске.
      В отличие от его хозяина, Кузя рыбу любил. Даже вчерашнюю.
      Через два часа Вячеславлев уже лежал на чердаке здания напротив ювелирного магазина "Ля Рошель" на улице генерала Пивоваркина.
      Он притащил старый стол-парту на вполне еще крепких ногах к окну, лег на него и примерился к стрельбе в положении лежа.
      Положение его устраивало - выход из "жилого" подъезда был как на ладони.
      Он тщательно собрал винтарь, протер оптику, проверил пульку: пулька была со смещенным центром тяжести. С такого расстояния, с таким винтарем, с таким опытом и такой пулей объект был приговорен окончательно.
      Пока Игорь Иванович Вячеславлев готовится совершить свое черное дело и лишать жизни скромного ученого и добропорядочного гражданина Минеева, научного сотрудника НИИ проблем мозга, другой господин, по кличке Кречет, также готовился к проведению своей акции.
      Он в последний раз собрал своих кентов перед выездом с блат-хаты!
      - Брюликов и рыжевья там навалом. Все берем, что успеем, и сдадим в катран. Нам бабки чистые пойдут. В гринах.
      - Болонь на хвосте? - спросил один из членов банды.
      - Болоней там - ментов в штатском - наверняка есть.
      - Мочить будем?
      - Если придется.
      - Стволы, или на мессар сажать?
      - Лучше по-тихому. Стволы и маслята у всех есть. Но лучше - по-тихому, кто умеет мессары метать, - перо в горло, и все дела.
      - Ювелирный, это тебе сачок влепить, не квартира, я говорю, тут отход трудно по-тихому сделать. Стрельба, звонки.
      - Все вылащено. Сигнализацию до нашего прихода отключат. Но восьмерить не буду, - менты гарантированы, а вот гадиловки не поспеют. Уйдем, пока канарейки не прилетели.
      - Гляди, Кречет, если что не так, сам же по ушам получишь.
      - Что я, дикий фраер? С понятием. Я в авторитете, мне западло фуфло вам толкать. Может, очко слиплось? Так я никого не неволю. У нас все воры, все равны. А пахан далеко.
      - Кто суфлер?
      - А пахан и суфлер, и масть держит над всеми бригадами, с ним на шальную не пойдешь, он и рыжевье с брюликами примет, и бабки чистые даст.
      - Ну, что, кенты, идем? 3авалить ментов нам дело привычное, а в крутом ювелирном брюликов до конца жизни набрать.
      - Идем. Как его название-то?
      - "Ля Ровель".
      - Француз держит?
      - Еврей. Но нам-то один хрен.
      - Еврея жалче. Все ж, как пел Высоцкий, на две трети наш человек.
      - Хватит поганку крутить. Жив быть захочешь, да на зону не тянет, всех храплишь - и евреев, и французов.
      - Это точно. Значит, так: на тачках пилим до улицы Пивоваркина, там разворачиваемся к трассе, чтоб после дела сразу атканать. Завалим дело глухой фармак. Потому - влепил масленка в лоб, посадил на мессар, собрал брюлики и - мочи рога.
      - А карась нарисуется?
      - Начистить крюкало, не поймет - он шнур. Ясно? Сбор на флет-хате через три часа. Все - в разные стороны, сбросил хвост - на флет-хату.
      Все вышло путем. На улицу имени генерала Пивоваркина прибыли, когда чуть темнеть стало. Еще для покупателей, по вечерам в дорогие магазины мотающихся, время не наступило, а вот жены богатых людей уже по бутикам проехались, что надо купили.
      Конечно, и в это время в магазине "Ля Рошель" посетители свои были. Один иностранец, судя по выговору, пара молодоженов, одна бабулька, которая не столько хотела купить, сколько примериться к нынешним ценам, прежде чем нести свой дореволюционный антиквариат в комиссионный.
      Бандиты не стали врываться в магазин чохом. Они просочились в "Ля Рошель" в течение пяти минут и умело рассредоточились по залу.
      Нож, умело брошенный одним из бандитов, разрезал сонную артерию господина Магазинера и вонзился в красного дерева дорогой шкаф, стоявший за спиной владельца "Ля Рошели".
      Рафаил Магазинер умер раньше, чем сумел сообразить, что произошло.
      У остальных - двух продавцов, двух охранников, одного штатного сотрудника соседнего райотделения милиции и небольшой группы посетителей было минуты две на размышление. Все они, за исключением старушки, сразу поняли, что ограбление крутое и грозит им крупными неприятностями.
      Поэтому ни милиционер, ни охранники даже не пытались оказать сопротивление и умерли тихо и безропотно, пристреленные из пистолетов с глушителями. Посетители же, наблюдавшие их агонию, в последние мгновения жизни испытали дикий ужас.
      На все про все ушли считанные минуты. В полной тишине бандиты собрали в спортивные черные сумки золото, часы, ювелирные изделия. Тишину нарушил лишь окрик вора в законе Кречета: "Крупные вещи не брать, оставь самурайский меч, кому говорю!", и звук ножа, вонзившегося в твердое красное древо шкафа. Кречет с раздражением вытащил нож и сунул его в карман. Он терпеть не мог посторонние звуки во время работы.
      Кречет глянул на часы.
      - Всем атканать! Атмас!
      Он прислушался. Снаружи не раздавалось ни звука - ни криков ментов, ни завывания канареек, ни сигналов стоявшего на стреме "шестерика".
      Однако Кречет был неумолим. Надо было уложиться в пять минут. Почему время выхода из магазина паханом было обозначено так точно - без пятнадцати минут шесть вечера, Кречет не знал. Не его это было дело.
      Ровно в 17.45 бандиты рванулись к выходу. Выскочили они почти одновременно и уже собрались бежать к ждавшим их метрах в двадцати машинам, как вдруг шестеро стоявших на противоположной стороне улицы граждан, занятых кто чем (кто читал газету, кто торговал орехами, кто выгуливал собачонку, а кто качал "младенца" в коляске), вытащили из-под длинных кожаных пальто автоматы "Калашникова" с подствольными гранатометами и стали стрелять.
      Стреляли они прицельно и кучно, так что через несколько секунд от банды Кречета не осталось ничего.
      Покончив с ней, молодые, спортивного вида люди перевели стволы своих "Калашниковых" в сторону трех машин, дожидавшихся банду неподалеку, и из подствольных гранатометов расстреляли машины так, что они друг за другом вспыхнули и взорвались вместе с водителями.