Наконец он заговорил, с трудом разлепив разбитые губы:

– Доволен ли я? Нет! Тебе повезло, рыжебородый, тебе подсказали, где меня искать, и я просто опоздал… Я буду доволен, когда придет мое время! А оно придет, будь уверен.

По рядам общинников пробежал ропот и даже смешок. О чем говорит он, обреченный? Видимо, все же бывший первый охотник детей Мамонта и впрямь лишился рассудка!..

Но Мал не понимал и сам, откуда пришли вдруг на его язык эти слова, да еще произнесенные с такой неколебимой уверенностью?! В своей судьбе он нисколько не сомневался: смерть – и смерть мучительная! И осталось только одно – собрать все силы, чтобы умереть мужчиной … Так зачем же было нужно пустое бахвальство? Впрочем, похоже, кое-кого оно смутило, и этому он действительно рад. Последняя радость – других уже не будет.

Заговорил Арго. Голос его был спокоен, бесстрастен – урок приемному сыну.

– Ты был гордостью нашего Рода. Еще день назад лучшие девушки наших соседей мечтали войти в твое жилище, стать хозяйкой твоего очага. Ты мог бы стать вождем детей Мамонта. Ты был всеми уважаем и любим. Ты все попрал, всех предал. Всех, с кем жил бок о бок, делил пищу и кров, выслеживал добычу. Ты нарушил Закон крови, хотя знал: нарушивший этот Закон несет несчастье не только себе и своей жертве – всему Роду! Теперь ты – никто; тебя лишили имени, и ты знаешь: приговор будет суров. Но если тебе есть что сказать своим бывшим сородичам – детям Мамонта и их друзьям, детям Серой Совы, – говори сейчас. Тебя выслушают.

Лишенный имени какое-то время смотрел в землю. Затем поднял голову и взглянул прямо в лицо Арго. В его взгляде не было ни страха, ни смущения, ни сожаления. Не дрогнул и голос.

– Бывший мой вождь! Едва ли ты услышишь мои слова, а услышав – поймешь. Не дойдут они и до других. Но я все же скажу.

Он медленно обвел глазами общинников. И вновь по их рядам пробежал тихий ропот: «Что это? Кажется, обреченный – усмехается?!»

– Так вот, бывший мой вождь! Мал… – он действительно усмехнулся, – теперь лишенный имени, а тогда Мал – понял: ваш Закон – ложь! Брат не может взять в жены свою сестру!.. Моя кровная сестра давным-давно ушла по ледяной тропе. А твоя дочь Айрис – чем, каким родством была она связана со мной, кроме колдовской болтовни? А вот если бы я взял в жены Серую Сову, Айому, все сочли бы этот брак самым правильным, самым законным, хотя Айома – дочь родного брата моей матери.

Арго сцепил пальцы рук до боли в костяшках… не сломать бы! Он должен слушать все это – и оставаться спокойным!

– А Мал полюбил Айрис. – Теперь в голосе охотника звучала искренняя печаль. – Полюбил больше всего на свете. И все же… Помнит ли мой бывший вождь, почему Мал отказался идти с ним за дарами Великого Мамонта?

(Да! Вспомнил! «После заката Мал хочет навестить Колдуна. Мал должен подготовиться».)

– Да, да, Мал пошел просить Колдуна, чтобы тот уговорил духов и Первопредков хоть однажды изменить Закон, ради Мала и Айрис, ведь тот, кто Закон установил, властен и изменить его, не так ли?.. Или – если это невозможно – Мал просил Колдуна о лекарстве от любви к Айрис! Если моя любовь преступна, уж эта-то просьба не преступна! Исцели меня Колдун, все были бы довольны: и Айрис, и Нава, и я… и Первопредки, установившие Закон крови … если верить колдунам! Так почему же мне было отказано? И знает ли мой бывший вождь о нашем разговоре?

Удар попал в цель. До сих пор Арго не знал ничего (спросил бы, но совсем забыл о том, что Мал ходил к Колдуну… и прямо сказал об этом! А вот почему промолчал Безымянный? ). В памяти всплыло:«Доверяет ли твой собрат, Арго, своему Колдуну?»

– Я вижу: великий вождь детей Мамонта до сих пор в неведении! Почему?

Молчание.

– Вот я и подумал: если Колдун не хочет дать мне снадобье, то по какому праву? Мой дар был щедр. Если не может, то почему? Неужели духи и Первопредки не хотят спасти того, кто стремится лишь исполнить установленный ими Закон? Может быть, и не они вовсе, а колдуны этот Закон придумали, чтобы морочить головы нам, простым охотникам? Чтобы жить не охотясь?

Лишенный имени вновь обвел взглядом общинников. Да, они были возбуждены, переговаривались почти открыто. Но совсем не о духах, не о Первопредках, не о колдунах… Колдовские дела их не касаются. И не о Законе крови: Закон есть Закон. Не понимали главного: из-за чего все началось? Из-за того, что первый охотник детей Мамонта полюбил дочь своего вождя, свою сестру? Но… мало ли кто кому нравится; хозяйка очага нужна для другого, для того, чтобы охотнику было хорошо в своем доме, чтобы у него были дети – на то она и хозяйка очага! Он же был не лентяй, не неумеха, от которого девушки шарахаются! Мало ли хороших хозяек, красавиц (Айрис-то не так уж была и красива! Он же к Наве сватался!)… Нет, все же обезумел, и все! Вот только кто его околдовал? Кто навел порчу?!

А тот продолжал:

– Я хотел спасти Айрис. Мы бы ушли далеко-далеко, и она была бы счастлива со мной. Но она меня не услышала, не поняла. Я хотел спасти вас всех от той лжи, в которой вы живете, избавить вас от тех, кто ест не охотясь, сделать свободными! Но вы меня слушаете – и не слышите, как не слышала Айрис. Что ж, первый охотник, лишили его имени или нет, умрет первым охотником!

Заговорил Колдун, до сих пор молчавший:

– Лишенный имени говорит: «Закон крови – выдумка колдунов. Колдуны – лжецы». Сам ли он до этого додумался, или ему кто-то подсказал? Есть ли у него помощник и покровитель?

– Я не собираюсь отвечать старому, вонючему, лживому лису!

– Хорошо. Тогда скажу я – «старый, вонючий, лживый лис!» Я думал: у охотника – своя тропа! Я верил: первый охотник детей Мамонта действительно любит Айрис и не причинит ей зла… ВЗГЛЯНИ! Посмотри, что ты сделал с той, о которой говорил Колдуну: «Никто не любит Айрис сильнее, чем Мал, победитель тигрольва». Лучше бы ты ее ненавидел, тогда ты хотя бы о себе подумал! Но я, старый Колдун детей Мамонта, знаю, кто научил тебя лжи!

– Мои слова не лживы!

– Нет, лживы, ты и сам это знаешь! Да, сейчас я жалею о том, что ничего не сказал вождю детей Мамонта о твоей просьбе. А почему? Старый Колдун тебя пожалел! Старый Колдун думал: ты опомнишься! И вчера, на свадьбах, старый Колдун поверил: так оно и есть! Но ты ли обманул старого Колдуна?

– Я не собираюсь отвечать старому, вонючему, лживому лису!

– Хорошо. И вновь я отвечу: не ты! За тобой стоит другой. И этот другой обманул не только старого Колдуна. Тебя – тоже!

– Меня?!

– Да, тебя! Посмотри, кем ты был и кем стал? И помог ли тебе тот, другой? Он – далеко, а ты – здесь, перед нами!

– Больше Мал не скажет ни слова!

– Твое право. Но на мой вопрос ты ответил!

Вмешался Арго:

– О ком говорит великий Колдун?

– О ВРАГЕ! О подлинном враге!

– Так что же, не лишенный имени сделал все это?!

Йом вновь не выдержал, вмешался:

– Колдун! Старый! Что ты говоришь?! Что же теперь, отпустить врага?! Да ты посмотри на тела этих мальчишек!..

– Нет. Я говорю не об этом. Но вы должны понять, кто истинный враг!.. Чтобы наш дом не превратился в Проклятую ложбину! А тут… конечно, лишенный имени виновен! Никто не заставлял его сделать то, что он сделал, ему только помогали. У него был выбор – и он выбрал Зло.

Внезапно заговорил Куница:

– Позволят ли великие вожди сказать свое слово приглашенному?

Арго посмотрел на Гарта. Тот молча склонил голову в знак согласия:

– Хорошо. Пусть скажет Куница.

– Великий Колдун детей Мамонта! Прости меня, я в тебе усомнился! Но теперь знаю: ты не предал, ты – истинный! Пусть это знают и вожди!

– Прав ли я в главном?

– Прав!

Арго и Гарт переглянулись.

– Быть может, мудрые колдуны пояснят свои слова? Они темны для нас!

Ответил Колдун детей Мамонта:

– Мы говорим о Враге, который существует вне этого Мира, но стремится в него прорваться. И прорывается – через людей, с их помощью! Он могуч, коварен и опасен. И лжив. Взгляните, подумайте! Охотник (даже первый охотник!) никогда не сумел бы так ловко и так быстро провести нас всех, действуй он сам по себе, в одиночку. Ведь я за ним пытался следить, но Враг поставил защиту. Его жертвы – не только Киику и Айрис, не только два молодых охотника. Тот, кого мы судим, – тоже обманут и погублен Врагом. И любой из нас, все мы можем стать его жертвами. Вспомните: еще на празднестве он – через свою жертву (Колдун кивнул на лишенного имени ) – посылал в наши сердца рознь и недоверие… И сегодня, сейчас, делает то же самое! А из недоверия и розни растет вражда, из вражды – гибель!

– Да кто он такой, этот Враг?! – воскликнул Йом. – Если колдуны его знают, пусть скажут, как его выследить, как одолеть! Пусть дадут нам, охотникам, самые сильные амулеты, пусть призовут на помощь духов-покровителей, Первобратьев… Самого Великого Мамонта!..

Колдуны – молодой и старый – переглянулись, и печальные улыбки тронули их губы.

– Храбрый Йом! Все наши амулеты, все наши знания здесь бессильны. Мы можем лишь сдерживать Врага – любой это может, но одолеть его, изгнать из Мира нам не под силу. Даже Великий Мамонт здесь не поможет! – сказал старый Колдун.

Общинники поежились. Холодом смерти повеяло от этих слов! Если Колдун не темнит, если это правда, то… как жить дальше?

А Колдун продолжал:

– Но пусть это не пугает охотников. Враг могуч, но не всесилен. Смотрите, он не смог спасти даже того, кто по своей воле отдался ему во власть, стал его прислужником! Он ничего не может сделать тем, кто его избегает, кто не поддается…

Пробежал шепоток. Темнит старый! Несет невесть что!

Поднялся Гор:

– Да будет позволено сказать мне, старому! Я прожил в этом Мире не меньше нашего Колдуна, но ничего не знаю о том Враге! Это – колдовские дела, не наши. Наш враг – вот он! Нашептывал ли ему кто-то неведомый, нет ли, – это его рука направила дротик в спину Алема… Мальчишки, вестника Рода, который не сделал ему ничего плохого! Вот с ним-то и нужно разобраться!.. Но я хочу спросить нашего Колдуна…

Кряжистый старик – старый, а почти не седой! – угрюмо смотрел из-под густых насупленных бровей на своего худого седовласого ровесника.

– Хочу спросить вот о чем. Для меня болтовня этого, – кивок в сторону связанного Мала, – то же, что комариный писк. Мне нет никакого дела до того, как сильно чесалась его поганая болталка! Мужчина с этим справляется. Но все же – почему Колдун отказал ему в снадобье, если, конечно, он и впрямь просил снадобья?

– Я не мог исцелить охотника от такой болезни потому, что такого снадобья нет! Я не всемогущ. И старый Гор прав: с такой болезнью должен справляться сам охотник – без колдовства! Кто не может – губит других и гибнет сам.

На этот раз среди общинников пробежал не только ропот, но и явные смешки. Что-то не то говорит он, старый! Явно темнит, а почему – непонятно! Неужели думает, кто-то ему поверит? «Нет снадобья!» А любовный корень?

Старый Гор тоже хмыкнул в бороду, но, не сказав больше ни слова, сел. Не его это забота – распутывать колдовские хитросплетения. Это дело Арго, на то он и вождь!

Поднялся Айон, сын Гарта, высокий, чернобородый, похожий на своего отца:

– Великий вождь детей Серой Совы и мой отец! Ты прав: судить нашего общего врага должны прежде всего те, чей Род он осквернил. Но это касается и нас, сыновей Серой Совы, потерявших двух отважных охотников. До сих пор мы молчали, теперь – я скажу: если сыновья Мамонта собираются гнаться за кем-то неведомым – их дело, пусть гонятся! Но тогда – пусть передадут своего бывшего сородича нам. Мы не можем хоронить своих, пока жив их убийца!

Немедленно вмешался Узун:

– Если мой могучий собрат откажется проводить врага, я сделаю это и сам. А его сердце и печень должны съесть посланные. Это их законное право!

Но Гарт – не из тех, кто произносит поспешные слова, не торопыга.

– Мой сын! Наш могучий колдун! Не слишком ли мы спешим? Арго, великий вождь детей Мамонта, еще не сказал свое слово. Но в одном вы правы: слова могучего Колдуна детей Мамонта для меня темны, как и прежде. Что скажет он об этом враге, который стоит сейчас перед нами?

Колдун вздохнул.

(Действительно, зачем он все это затеял? Никто ничего не понял… Да и не мог понять!)

– Лишенный имени должен быть окончательно изгнан из Рода и казнен. Умереть он должен без одежды и Родовых знаков. Но его сердце и печень трогать нельзя; они отравлены. Они не дадут новой силы нашим охотникам; они принесут Зло.

Теперь, Узун, мой мудрый собрат, похоже, мы окончательные враги! Ты ведь думаешь: я сказал это лишь наперекор тебе!

Лишенный имени действительно не сказал больше ни слова. В своей участи он не сомневался, но сейчас его грызли не сожаления, не мысль о предстоящей пытке, не неизбежная смерть, – иное: старый лис прав! Тот, другой, обещавший помощь, надул его и предал!.. Видимо, лишь для того, чтобы посмеяться!

Арго смотрел на неподвижное тело своей дочери. Сейчас он вынесет приговор, и наконец-то ее унесут, чтобы собрать в последний путь. Но отправиться по этому пути она и ее муж смогут только на закате… Он встал:

– Лишенный имени! Ты осквернил наш Род, ты нарушил Закон крови. Ты отнял четыре жизни. Ты был первым охотником нашего Рода – ты стал вместилищем падали. Твои слова гнилы и лживы, как гнил и лжив ты сам. Я не знаю и не хочу знать того, кто помог тебе стать тем, кем ты стал. Но и он тебя не спас: ты умрешь.

На ледяную тропу ты вступишь прежде тех, кого раньше срока направила туда твоя рука. Ты вступишь на нее без одежды, без оружия, без амулетов и без Родовых знаков – живым!

Мал невольно вздрогнул. Он знал, что смерть его будет страшной, но такого … такого еще не было ни разу! (Проклятый обманщик! Помоги мне хотя бы умереть у тотемного столба!)

Арго обратился к Гарту:

– Великий вождь детей Серой Совы! Ты и твои люди правы: враг – общий, и его казнь – не только наше дело. Позволят ли ваши предки и духи-покровители лишить нашего общего врага знаков Рода детей Мамонта у тотемного столба детей Серой Совы?

– Наши предки и духи-покровители будут рады. Они жаждут возмездия.

Вопрос, как и ответ, предрешены обычаем. Преступника казнят там, где было совершено преступление. Нарушитель Закона крови нанес удар своему Роду, но преступление совершено на стойбище детей Серой Совы. Здесь он и примет смерть.

– И пусть сыновья Серой Совы приготовят для врага могилу.

Гарт склонил голову в знак согласия. И благодарности: их Роду оказана честь. Затем с сомнением посмотрел на Арго:

– Великий вождь детей Мамонта! Будут ли Айрис провожать в твоем стойбище?

(Конечно, она стала хозяйкой очага сына Серой Совы, но…)

– Нет. Пусть Айрис уйдет по ледяной тропе вместе со своим мужем. Ее мать придет к детям Серой Совы позднее. Дочери Мамонта оплачут ее и помянут, когда будут хоронить Алема.

По знаку Гарта три тела унесли в заранее подготовленное жилище, к старым женщинам. Там их будут обряжать в последний путь. У очага осталось тело горевестника.

– Гор! Старый! Проводишь ли ты сам своего правнука?

Тот покачал головой:

– Нет, вождь Арго! Это сделают мой сын и внук. А у старого Гора… – Он мрачно посмотрел на лишенного имени. – У старого Гора есть работа! Ведь это моя рука наносила на его проклятую грудь Родовые знаки! Ведь это я гордился его терпением!

Арго кивнул в знак согласия. Это – его право!

Двое мужчин вновь положили тело Алема на носилки, прикрыли лошадиной шкурой и двинулись в путь. Арго проводил их до тропы, откуда были видны дымки стойбища детей Мамонта. Острие копья очертило в воздухе новый, разрешающий знак.

– Срок настал!

Временное табу с жилища отступника снято. Оно будет сожжено в то самое время, когда с его тела будут срезать Родовые знаки.

У тотемного столба шли последние приготовления к пытке. Колдун уже разжег костер, разложил свои снадобья и рядом завернутые в листья белены когти тигрольва. На камне, в специальном углублении, дымилась смола, по соседству стояла миска с укрепляющим питьем. Срезать Родовые знаки будут долго, шаг за шагом. При этом нельзя дать врагу истечь кровью, умереть раньше срока, избежав уготованной участи.

По знаку Арго Йом и остальные участники погони сорвали с лишенного имени одежду и бросили ее у костра, где уже лежало оружие врага и его сумки с припасами. Мал почувствовал, как резьба тотемного столба вдавилась в его спину; заломленные назад, за столб, запястья онемели, стиснутые ремнем. Ремни до крови врезались в кожу у щиколоток и бедер.

Костер задымился. Колдун бросил в него какие-то травы, толченые кости, что-то еще и затянул нараспев предпоследнее заклинание-проклятье.

Гор ждал. Арго молча достал знакомый нож из розового кремня и подал его старику. Тот встал и, не говоря ни слова, все такой же мрачный, насупленный, медленно приблизился к привязанному телу обреченного…

Пытка длилась долго. Мир стал одной непрерывной болью, смешанной с красным маревом (что это? Солнце? ) и едким, вонючим дымом. Он до крови искусал свои разбитые губы и не издал ни крика, ни стона, хотя несколько раз терял сознание. Но от боли было невозможно уйти: его приводили в чувство – и все продолжалось.

Самым страшным было то, что, помимо воли, помимо желания, в мозг, который, казалось бы, ничего уже не должен воспринимать, проникали, врезались слова Колдуна:

– Лишенный имени! Тебя не спасли твоя хитрость и твое коварство; тебе не помог и тот, кого ты просил о помощи. Наши охотники выследили тебя и взяли живым.

Осквернитель Рода, ты отвергнут своими бывшими сородичами и нашими предками. У тебя нет нашей одежды, нет нашего оружия, нет наших амулетов. На ледяную тропу ты вступишь голым и без Родовых знаков!..

И вновь – милосердное забытье, которое ничему не помогает, ни от чего не спасает… Вяжущий привкус, холодные капли – и все начинается снова, снова этот черно-красный туман, наполненный болью, снова этот зудящий голос:

– Нарушитель Закона крови! Ты не возродишься снова в чреве дочери Мамонта; наши предки – не твои предки, наши духи тебе чужды, Великий Мамонт – не твой тотем. Наши Миры – Средний, Верхний и Нижний – закрыты для тебя навсегда!

И казалось, даже в этом кровавом мареве он различает запах сгорающих когтей тигрольва, которые он столько лет носил с гордостью и надеждой! И казалось, он видит другой дым – от сгорающего жилища, в котором прошла вся его жизнь!

Проклятый, проклятый обманщик! Ты меня надул! Ты меня предал, и даже не хочешь послать мне смерть!

Был краткий отдых. Мягкая трава ласкала истерзанное, горящее тело, и не впивался в мозг колдовской голос, и было почти забытье, почти сон, – так, что мерещилось: несмышленыш Тииту сейчас очнется от дремы и вновь примется за мальчишеские игры, а потом побежит домой, где его ждут мать и сестра…

И снова пришли они. Вновь – вяжущий вкус жидкости, возвращающий из блаженного забытья для последних мук. Его тело согнули так, что кулаки и колени оказались тесно прижаты к подбородку, и в таком виде перехватили ремнями. Потом куда-то понесли и бросили на кучу свежевскопанной земли. Пахло сыростью и смертью.

– В яму! —Голос Арго.

Его втиснули в тесную дыру. Спину обожгло: похоже, с нее сорвало кусок кожи. (Мучители! Ненавистные! Должно быть, специально вырыли ее такой узкой!) И вновь ненавистный голос старого Колдуна затянул свой последний речитатив:

– Кровосмеситель, убийца, лишенный имени, лишенный родни, жилища, одежды, оружия, амулетов и Родовых знаков! Ты вступаешь на ледяную тропу живым, чтобы проложить по ней путь своим жертвам. Но те, кого ты направил по этой тропе раньше срока, вернутся назад. Ты же, проклятый своим Родом, – никогда!

В голове казнимого билось: «Так будь же и ты проклят, обманщик, обещавший мне помощь и поддержку! Будь проклят…»

И тут – он от неожиданности даже прикусил до крови средний палец правой руки, благо, руки связаны у самого рта! – тут ПРИШЕЛ ХОРОШО ЗНАКОМЫЙ ГОЛОС!

– Отважный Мал напрасно ругает своего друга! В моих словах не было лжи. Я предупреждал, я давал советы, но ты сам пренебрег моими советами и моей помощью. И оказался не таким уж сильным.

Голос вливался в левое ухо откуда-то из глубины земли, из неведомой бездны. Липкий, холодный, осклизлый, он заполнял голову:

– Да, ты не так уж и силен, отважный Мал! А я люблю сильных!

(Ответить? Но как? Услышат, да и зубов не разжать!)

– Не беспокойся, друг мой, о словах! Я понимаю мысли.

(Конечно понимает! Он и раньше это знал. Догадывался…)

На ноги, на нижнюю часть туловища уже посыпалась земля. Ее крупицы касались тела – мягко, осторожно, почти ласково.

– И все же я и сейчас могу тебе помочь. Так и быть, раз уж мы друзья!

ПОМОЧЬ?! Заметались дикие, невероятные мысли, вновь угаданные тем, вторым. Их стер скребучий смешок:

– Нет, нет! Я не вынесу тебя из этой ямы на крыльях, не разгоню, не перебью твою бывшую родню. Ничего этого не будет. Тебя засыпят. Но если ты в этот раз послушаешься меня и согласишься принять помощь, на четвертую ночь ты эту могилу покинешь. А потом – сможешь сквитаться со своими обидчиками.

Его как будто накрывали плотной, тяжелой шкурой. Комья земли уже достигали лица. Лишенный имени прикрыл глаза.

– Но как я смогу отсюда выбраться? Да еще на четвертую ночь?

– Отдав мне свое Тайное имя. Но, быть может, твой друг ошибся и отважный Мал не нуждается в его помощи? Быть может, он всем доволен? Пусть ответит, я не обидчив и сразу оставлю храброго охотника в покое.

Земля забивалась в нос, в уши, проникала в рот…

– Что я должен сделать?

– Только одно – пожелать изо всех сил и четырежды повторить: «ДУХ ТЬМЫ РАКАЯС! Я, МАЛ, ОХОТНИК, ОТДАЮ ТЕБЕ СВОЕ ТАЙНОЕ ИМЯ И ПРИЗЫВАЮ ТЕБЯ В МОЕ ТЕЛО!»

Какое-то время пряди всклокоченных черных волос виднелись из-под земли. Вскоре скрылись и они.

Оранжево-багровый диск опускался за лес, бросая кровавые отблески на волны Большой воды. Небо было еще светлым, но уже потеряло голубизну, и с востока подступала тьма. Дети Серой Совы собрались на берегу, чтобы проводить к предкам погибших мужчин и жену одного из них, молодую дочь Мамонта. Убитые не могут лежать рядом со своим убийцей, да и живые покинут это место, переберутся на другой мыс, ближе к устью лога. Из детей Мамонта здесь были только Арго и Айя, провожающие свою дочь. Остальные – у себя, оплакивают и хоронят Алема. В иные времена и Айрис должны были бы хоронить сородичи, но сейчас, после всего, что случилось, Арго и Айя не решились разлучить ее с мужем.

– Надеюсь, Великий Мамонт и братья-Первопредки нас простят, – сказал Арго, бережно отсыпая из Священной кости часть сухой крови Рода в белый замшевый мешочек.

– Надеюсь и я, – промолвил Колдун, покидающий вместе с другими сыновьями Мамонта стойбище детей Серой Совы.

Старый Гор, принявший сухую кровь из рук своего вождя, не сказал ничего.

Вот и получилось, что впервые Арго и Айя делили горе не с сородичами в родном стойбище, а здесь, на берегу Большой воды, с детьми Серой Совы. В этот раз погибших в землю не закапывали: на двух легких, обтянутых кожей челнах должны будут они отправиться вниз по Большой воде, в страну сновидений, в Мир Предков.

В челн побольше положили рядом мужа и жену, погибших в ночь своей свадьбы. Их облачили в новые одежды – свадебного покроя, но с траурной раскраской. Киику – при оружии, с запасом кремня. Айрис было дано все самое необходимое хозяйке очага: запасы сухожилий, иглы и шилья, куски кожи. В берестяном туесе – костяные бусы: быть может, на долгом пути придется подправить одежду. Ледяная тропа смерти сурова и холодна – не забыли и об огневом сверле, а в ноги положили вязанку хвороста. И еще одно приношение сделали плачущие дочери Серой Совы – весенние цветы. Их рассыпали по белоснежной шкуре оленя, покрывающей тела. На дно меньшего челна лег Анук – в одежде воина, с боевой раскраской и со всем тем оружием, что было при нем в его первом и последнем боевом походе.

Церемония почти закончилась. Уже разжигали прощальный костер, уже готовили тризну. Гарт сказал последние напутственные слова:

– Киику и Анук, вы достойные сыны Серой Совы, вы уходите по ледяной тропе раньше срока! Киику, враг убил тебя как трус и предатель, но твой брат Анук выследил врага. Он заплатил своей жизнью, но ты отомщен! Плывите же вместе к нашим предкам, охраняйте друг друга в пути и возвращайтесь к нам! Скажите Великой Сове: «Мы мало пожили в Среднем Мире среди наших сородичей-людей, но мы жили достойно! Пошли же нас поскорее обратно; все сородичи-люди просят тебя об этом!»

Киику, враг не только тебя убил, он твой очаг разрушил. Но твоя молодая хозяйка осталась тебе верна, она идет вместе с тобой! Найдите же там то, чего вас лишили здесь, и возвращайтесь к нам вместе!

Арго молчал. За него и за себя сказала Айя – прорыдала:

– Лебедушка наша, мы отпускаем тебя с твоим мужем в стойбище Серой Совы Нижнего Мира! Вам не дали пожить здесь, среди нас, – будь же ему хорошей хозяйкой там, чтобы вас не разлучили, чтобы вы вернулись вместе!..

Она зарыдала в голос, упав лицом на грудь своего мужа. Арго молча погладил ее распущенные, поседевшие, но все еще густые волосы. А от костра уже несли в челны свежие куски мяса, поставили по чаше с хмельным питьем. Челны скрепили ремнем, и по знаку Гарта четверо лучших пловцов Рода Серой Совы, раздевшись, вошли в воду и направили их ближе к середине Большой воды, на течение. Течение подхватило оба печальных челна и понесло их вниз, туда, где Большая вода уже погружалась во мрак.

На тризне детей Серой Совы Арго и Айя не задержались: съели и отпили положенное, сказали нужные слова – и стали прощаться: нужно спешить в свой Род. Вечер уже переходил в ночь, и Гарт спросил:

– Быть может, Арго, великий вождь детей Мамонта, и его хозяйка очага пожелают, чтобы четверо сыновей Серой Совы их проводили? Хотя бы до прямой тропы…

– Арго благодарит своего собрата, великого вождя детей Серой Совы, но это ни к чему. Путь близок, и опасности нет. Хотел бы я встретить сейчас опасность! – прибавил он, подкинув и перехватив на лету свое бесполезное копье.

В родном стойбище тризна по Алему подходила к концу, ждали только вождя. Подростка похоронили в жилище его родителей, а тризну совершали в центре стойбища, у общих очагов. Старый Гор с поклоном подал Арго деревянную чашу, накрытую куском жареной лопатки. Отблески пламени плясали на его суровом лице.

– Прими, великий вождь! Раздели с хозяйкой своего очага! Мы помянули и Айрис… Дни тяжелы, но все сделано как надо и в срок. Род детей Мамонта не пошатнется!

Колдун молча подвинулся, освобождая места для Арго и Айи. («Не пошатнется! Если бы и он мог быть в этом уверен.)

В постели, прижимаясь к мужу, к его такому знакомому, такому сильному телу, Айя прошептала:

– Муж мой, как бы я хотела еще родить!.. Быть может, тогда…

Он понял.

– Ты ведь знаешь, она все равно не смогла бы к нам вернуться!

Конечно знает. Умерший может возродиться только через поколение – не раньше: в том, Нижнем Мире он обязательно должен встретиться со своими родителями. Ну а вдруг?..

Миновало три дня. Дети Серой Совы уже перебрались на новое место и прочно его обживали. Старухи, конечно, ворчали, но, в сущности, этот приустьевой мыс был даже удобнее, – недаром его уже давно облюбовала молодежь, селилась здесь все чаще, а возвращалась в основное стойбище все реже. В общем-то, было ясно: стойбище все равно сюда переместится; казнь лишь ускорила неизбежное.

Странная погода стояла все эти дни, – Колдун детей Мамонта только головой качал. Вроде бы и не помнил такого: то жара, как в разгар лета, – и вдруг, откуда ни возьмись, пронизывающий ветер, да еще с дождем! К вечеру прояснеет, и вновь тепло, и ночь, кажется по всему, должна быть чистой и тихой, ан нет! Ни Одноглазой, ни звезд – все затянуто, и вой в сосняке… Только ли от ветра этот вой?

На третий день погода, кажется, устоялась. С раннего утра не было ни облаков, ни ветра. К полудню припекло, как никогда в это время года. Люди скинули одежды и все равно обливались потом, и тень не спасала – только у ручья и можно было отдышаться. Не принес облегчения даже закат. В полном безветрии, в звенящей тишине багровое пыльное солнце уходило в низкую, невесть откуда пришедшую тучу, а на юге небо, хотя и казалось чистым, пылало каким-то нездоровым фиолетовым оттенком.

Колдун сидел на траве, под двойной вечерней тенью – от своего жилища и от сосен, снова и снова перебирая в памяти длинный разговор со своим собратом-Куницей. В тот день, сразу после казни, колдун-Куница отозвал старика в сторону.

– Не согласится ли мой мудрый собрат уделить немного времени молодому колдуну и той, кого он лечит?

– Если моя помощь нужна…

– Нужна – и очень! Мой старший собрат знает: внутренние раны легче всего залечивает тот, кто их нанес… Если, конечно, он хочет этого.

– ?!

Даже сейчас, после всего того, что произошло, для Колдуна было полной неожиданностью услышать: Нава – скрытая сила! Так вот чьи попытки добраться до него изнутри он отразил тогда, во время свадебного обряда!.. О, старый ползунчик! Она наверняка что-то почувствовала, хотела дать знак, сама того не понимая, а он… Ну да что теперь сожалеть! Поздно. Все поздно!