Закон крови

Обход завершился быстро. Йом задержался, пытаясь всмотреться во мрак, там, где они видели красные точки. Ничего! Он уже повернулся, чтобы вернуться к костру и разбудить Дрого, как вдруг…

Из темноты, издалека, от озера послышался знакомый голос:

– Йом! ЙОМ!

Что это? ОТКУДА?! Нага зовет!.. Но почему? Что случилось?! Как оказалась она там, в ночи, далеко от стоянки?!

– Йом! ЙО-О-ОМ!

– Нага? Ты где, Нага? Что стряслось?!

(Ах ты!.. Ну конечно, это его непутевый сынишка отправился ночью за улитками! Как тогда – к деду! И пока они спали, Нага обнаружила пропажу и теперь бежит за ним. А там, в ночи…)

Голос – все дальше и дальше…

– ЙО-О-ОМ!

Не думая больше ни о чем, забыв все наставления Колдуна, даже не подняв тревогу, так и не разбудив своего брата, Йом переступил черту Огненного круга, разорвав его Защиту, и бросился туда, в густую тьму, на родной призыв.

Он бежал на голос, не замечая ничего вокруг: ни сгущающейся тьмы, ни того, что их стоянка теперь – все дальше и дальше… Случилось что-то ужасное, чудовищное!.. Как уже было однажды!..

– Нага! Н-А-А-АГА!

Ее голос не приближается – отдаляется! Почему?!

– ЙО-О-ОМ! ПОМОГИ!!

Рвется сердце, стучит кровь в висках… Быть может, ее кто-то схватил?! Сейчас, сейчас!.. СКОРЕЕ!

– ОТ-Е-Е-ЕЦ! ПОМОГИ!!

ОЙМИ?! Великие предки, духи-покровители, да что же такое делается?!

Йому казалось, он уже видит, различает фигуру своей жены… Только почему она ускользает от него, несмотря на зовы? Сама зовет и ускользает…

– НАГА! ОЙМИ! Где вы?!

Поскользнулся на палой листве, скатился в овражек… Вскочил – и дальше, на голос, на голос!

– ЙО-О-ОМ!

…Как долго длится эта безумная гонка?! Йом не знает, он уже не понимает ничего… Только голос, только зов… И ОНА, его жена… Вот снова мелькнула… Чтобы тут же скрыться!..

– Н-А-А-АГА!

…Наконец-то! Спит Одноглазая, темно… Но жена – вот она, совсем рядом… ЧТО ЖЕ СЛУЧИЛОСЬ?!

– ЙО-О-ОМ!

Вот она, в двух шагах… Остановилась, ждет… А где Ойми?!

– Йом! Наконец-то! Только сними ЭТО!

Ее палец указывает на стебли чеснока, сплетенные с ремешком оберега… И сейчас, когда наконец-то он нашел жену, и Ойми, конечно, где-то здесь, рядом, и Аймила… Йом не колеблясь сорвал и отбросил в сторону то, что раздражает Нагу, чтобы скорее, скорее обнять ее…

– НУ ВОТ И ХОРОШО!

Руки, сомкнувшиеся на его шее… Глаза… Хищная улыбка, оскал… ЭТО НЕ НАГА!!!

– ВОТ МЫ И ВСТРЕТИЛИСЬ! СНОВА ВСТРЕТИЛИСЬ! Я ДАВНО ЖДАЛ, ДАВНО…

Черты на миг расплылись – и преобразились в иные, хорошо знакомые… Йом рванулся, попытался извернуться, сдавить, скрутить врага. Но этой силе невозможно противостоять, она все сломит, все сокрушит…

– ТЫ СТАНЕШЬ МОИМ ДРУГОМ! СОВСЕМ СКОРО, А ТАМ И ДРУГИЕ!..

Последний отчаянный рывок! Бесполезно… Красные огненные глаза – у самого лица; они втягивают, всасывают в себя, и там, за ними, не ледяная тропа – нет! – бездна! Йом почувствовал, как в горло вонзаются длинные, необычайно острые зубы…

Дрого вырвался из сна, из какой-то глубокой норы, куда он падал и падал – навстречу двум огненным точкам. (Или это две светящиеся капли крови?) Словно кто-то рванул за волосы, – так быстро очутился он на ногах.. КАКОЙ ПОЗОР!.. А ЙОМ?!

– Йом! – Дрого позвал вполголоса, чтобы не разбудить спящих. Он вспомнил непонятную, непреодолимую дрему. Должно быть, и Йома сморило! Ничего! До конца их стражи – Дрого, наморщив лоб, стал всматриваться в небо, пытаясь сообразить, – да! до конца их стражи время есть, сейчас он найдет и разбудит Йома… Ну что за напасть с ними приключилась?!

– Йом! Йом! – продолжал окликать он, напряженно всматриваясь в землю… (Не мог же в самом деле его брат уйти к Наге! Ах да! Они ведь еще раз собирались обойти Круг! Наверное, Йом проснулся первым и сейчас где-то там, неподалеку…)

Так случилось, что Дрого начал обход Круга с того самого места, где Йом закончил его. (Что-то не так… Или это только кажется? ) Отбежав к костру, он зажег один из подготовленных факелов и поспешно вернулся… Так и есть! Молодой охотник похолодел, увидев здесь, на самом Круге, заметный даже при свете звезд четкий отпечаток человеческой ноги, ведущий прочь от стоянки…

(Йом ушел? Йом разорвал Защиту?)

– ЙО-О-М! – закричал он в ночь, уже не заботясь о том, разбудит людей или нет.

Далеко, видимо у самого озера, вновь загорелись две точки. Теперь они безошибочно и мощно впились прямо в него, в Дрого, в саму его душу, вытаскивая наружу, заставляя идти…

НЕЛЬЗЯ СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА НЕЖИТИ!

Резко отпрянув назад, закрыв рукавом глаза, Дрого срывающимся голосом подал сигнал – тот самый, что несколько дней назад:

– Й-о-го-го-го-го! Й-я-а-а-а! (Опасность! Враг – рядом!)

– Как же так? Как ты мог заснуть на страже?!

Отец еще ни разу не говорил с Дрого таким голосом. Взгляд его, исходящий презрением, почти ощутимо отталкивал сына, – даже ночная тьма не могла этого скрыть. И жалко, безнадежно убого звучал его ответный лепет:

– Не знаю… Нас обоих сморило…

– ОБОИХ?! И где же твой брат? Его нет! Дрого опустил голову под взглядами охотников. Они стояли около прохода сквозь Огненный круг. Позади в темноте слышались рыдания Наги.

– Факелы! – командовал Арго. – Уходим на поиск. Колдун! Старый! Что еще нужно для защиты?

– Вас много. Чеснок, обереги у всех? Будет огонь… Тогда – ничего больше; ОН не посмеет напасть. Только держитесь все вместе. А это – на случай. – Колдун протянул вождю свой осиновый посох. – В случае чего – бей этим : ваши дротики бесполезны.

Арго недоверчиво хмыкнул, но посох взял.

– Когда уйдем – замкни Круг и жди нас. Остается четвертая стража… А ты, – он так посмотрел на сына, что лучше бы Дрого ослеп! – ты иди к матери. Досыпай.

Из группы охотников послышался смешок… Каймо!

Ни на кого не глядя, Дрого двинулся во тьму. Вернувшиеся не застанут его в живых, – это понимали все. И отец тоже.

Спас Колдун.

– Великий вождь, не спеши! Твой сын не виноват, не слабость его одолела – сила, которой простой охотник противостоять не может. И Йома – тоже. Не их вина; не всякий колдун может с этим сладить… Ты должен гордиться своим Дрого. Смотри: его не увело туда, вслед за Йомом. Он даже тревогу поднял. А это непросто, ты уж поверь старому!

Арго помолчал. Затем кивнул сыну:

– Хорошо. Пойдешь с нами. Но может, тебе и впрямь лучше остаться? Не спать, сторожить.

Сейчас в его словах не было ни презрения, ни даже укора. Но Дрого решительно замотал головой и едва смог выговорить:

– Нет. Я туда. Брата искать.

След на влажной земле был хорошо виден при свете факелов.

– Он бежал! – бормотали охотники. – Куда, зачем?

Руки стискивали древки копий – неужели их оружие и впрямь бесполезно?! – глаза озирались вокруг. Опасность мерещилась всюду: в каждом кусте, каждой кочке… Неведомая опасность, и от того еще более страшная.

Берег озера. Здесь светлее, да и ночь – Арго взглянул на звезды – на исходе. В камышах заухала какая-то неведомая птица, и кое-кто из бывалых охотников вздрогнул.

Здесь следы еще яснее: Йом бежал, увязая в песке, бежал изо всех сил… К кому-то или к чему-то! Они обогнули низкорослый кустарник, – видно, Йом прорывался сквозь него, не разбирая тропы, – открылась широкая песчаная отмель. И здесь… Сыновья Мамонта не только остановились, но и невольно попятились.

Там, впереди, куда уводила цепочка следов, вырвавшихся из кустарника, лежало распростертое тело. А на нем…

На нем сидела огромная крылатая тварь, бесстрашно и зло взирая на охотников кроваво-красными глазами…

КРЫЛАН!

(«Так вот ты каков, наводивший ужас на детей Мамонта, сгубивший моего племянника, а теперь еще и брата… Тварь, из-за которой я, охотник, опозорился, заснув на страже!..»)

Перебросив копье в левую руку, Дрого выхватил из колчана дротик и метнулся вперед.

– Дрого! ПОДОЖДИ!

Арго, сжимая колдовское оружие, бросился вслед за сыном. И тут…

Тварь, сидящая на теле Йома, расправила свои перепончатые крылья, разинула пасть (какие белые, какие длинные зубы!)… И охотников ударило нечто – в самую голову, в самый мозг…

Когда открыли глаза, на песке осталось лишь неподвижное тело. Крылан исчез.

Мертвого Йома внесли в лагерь уже на рассвете. Дрого не уходил, терпеливо вынес рыдания и причитания Наги, но когда маленький Ойми посмотрел на него своими круглыми, еще не осознающими случившееся глазенками, когда задрожали его пухлые губы, – молодой охотник не выдержал. Ушел, убежал, упал на лежанку, до тошноты закусил край вонючей лошадиной шкуры… Лишь бы не разреветься!

Мать неслышно выскользнула из шалаша, а через какое-то время появился отец. Посидел рядом, помолчал. Потом твердой ладонью хлопнул сына по спине:

– Все, хватит, идем! Ты – мужчина!

Вначале мужчины, а потом и женщины, обмывавшие тело Йома, диву давались: ни одной раны! Отчего же он умер?

И еще странность: тело обмывали на солнце, и оно казалось давно, безнадежно мертвым. Но когда Йома обрядили и уложили в им же построенном шалаше – хоть и временный, а дом! – у каждого, кто подходил проститься с сородичем, невольно возникала мысль: «Да полно! Мёртв ли он?!» Казалось, Йом спит. Необычайно бледен, быть может, болен, но спит. Колдун, осмотревший мертвого охотника особенно внимательно и расспросивший обо всех подробностях, сосредоточенно о чем-то думал, но молчал.

По обычаю детей Мамонта, хоронить следовало на другой день, после ночи, проведенной под родным кровом. Решили не нарушать обычай: все равно раньше, чем назавтра, на тропу не встать. Тяжело будет без Йома. Все любили этого веселого храбреца (лишь в последний год, после случившегося, веселье его заметно поубавилось), многие женщины завидовали Наге…

А Колдун чем ближе вечер, тем все больше мрачнел. Наконец, видимо приняв решение, пошел к Арго.

– Великий вождь! Твой погибший сын лежит сейчас в своем доме. Где проведет эту ночь его семья, Нага и дети?

Арго изумленно посмотрел на старика:

– Разве изменились наши обычаи? И неужели мудрый Колдун не заметил?..

Колдун взглянул туда, куда показал Арго. Действительно не заметил, старый дурень! Из-за мыслей своих не заметил. Они расширили свое временное пристанище так, чтобы принять на ночь вдову и сирот.

– Пусть Колдун не сомневается: семью своего погибшего сына я не оставлю! И Дрого не оставит семью погибшего брата.

– Это хорошо… Нет, я не о том. Хорошо, что в эту ночь вы будете все вместе. – И Колдун, наклонившись к самому уху вождя, что-то зашептал.

Арго смотрел на Колдуна недоуменно и недоверчиво. Конечно, о нежити он тоже многое слышал. Но чтобы Йом?!

– Да, великий вождь! Это так. Придется в эту ночь быть сильными! Предупреди и Нагу, и своих и особенно следи за Ойми.

День простоял ясным, но солнце садилось в тучу. Подул ветер, постепенно усиливаясь к ночи. Удрученные общинники торопились покончить с едой, чтобы поскорее отойти ко сну, завернуться в шкуры, потеснее прижавшись друг к другу, а то и с головой укрыться, лишь бы не видеть и не слышать ничего.

Колдун не знал, как широко распространился слух о его разговоре с вождем, но видел: напуганы все! Конечно, Арго предупредил кого нужно, и понятен расширенный от ужаса взгляд Наги. Знали и Дрого, и Айя, и, должно быть Вуул и Донго… Кто-то еще, быть может. Но и все другие, даже те, кто наверняка ничего не слышал, подавлены. Не только внезапной и загадочной смертью одного из лучших… Сама надвигающаяся ночь давит.

Началось на закате – с птиц. Опять, как тогда, в незапамятные времена, серая мелюзга, слетевшаяся невесть откуда и заполнившая окрестности. И какое-то ритмичное, почти осмысленное чириканье…

Птицы смолкли разом, как только село солнце и надвинулась ночь, – словно их вожак отдал приказ. Тьма распространялась удивительно быстро, – быть может, еще и потому, что усиливающийся ветер нагнал облака, сквозь которые даже просыпающаяся Одноглазая не могла увидеть то, что происходит на их стоянке. И в порывах ветра вновь зазвучали голоса. Неприкаянные? Да, конечно, и они тоже. Но только ли они? Вслушиваясь в изменившиеся напевы – теперь в них явственно ощущалась злобная радость, – Колдун не был в этом уверен.

Смолкал людской говор (и говорили-то как будто робко, вполголоса), одни за другими, семья за семьей уходили общинники от костров к лежанкам, к теплым шкурам… Простившись с Колдуном, ушел и Арго. Айя увела Нагу и детей заранее, почти сразу, как только начало темнеть. У костров, кроме Колдуна, осталась только первая стража: Гор и Морт.

(Они долго решали с вождем, кто из охотников будет бодрствовать в эту ночь? И когда? Колдун не ведал, в какую стражу должно произойти то, что он предвидел. Думал, в первую или вторую, но кто знает? Нежить-то напала только в третью стражу!)

Гор и Морт с удивлением посматривали на старика, обычно уходящего к себе одним из первых, сразу после наведения Огненного круга, а сейчас почему-то оставшегося коротать ночь вместе с ними. Арго, вероятно, или не захотел ничего объяснять, или не успел. В нескольких словах Колдун изложил то, чего он опасается. И ждет. Гор молча кивнул. Морт поежился.

– Кто во вторую стражу? – спросил Гор. Услышав имена, сказал: – Подходяще! А в третью? За четвертую, наверное, бояться нечего. Рассвет.

– Вождь сам хотел, но я воспротивился. Там, под его кровом, – самое опасное. Решили: Вуул и Донго.

– Ну что ж. А сам могучий Колдун не боится устать? Вся ночь, да после такого дня!

– У меня есть снадобье.

Стража ушла в обход Круга. Колдун предупредил:

– В случае чего, не смотрите в глаза, не откликайтесь на зов. Что бы ни померещилось, не бегите через Круг. Меня зовите, тревогу поднимайте, но не нарушьте Защиту!

Он сидел так, чтобы видеть оба шалаша: и тот, что стал теперь обиталищем мертвого, и тот, где спят Арго, Айя и Нага с детьми… Дрого, кажется, устроился с Вуулом и Донго, – видимо, хочет выйти с ними на стражу. Переживает…

Вслушиваясь в ветер (теперь в нем явно слышались всплески злобного хохота), Колдун все свое внимание сосредоточил на обиталище мертвого, ожидая того, что непременно должно случиться…

ВОТ ОНО! Воздух словно качнулся от ледяного порыва, а оттуда послышался шорох… Еще и еще… Шум упавшей шкуры, возня… И во входе в обиталище мертвого появился он сам. Мертвый Йом.

Колдун слышал, как сзади него засопел Гор и тихо ахнул Морт, но не обернулся. Он завороженно смотрел, как темная фигура, постояв, как бы привыкая к новым ощущениям, двинулась неуклюжей, переваливающейся походкой, так не похожей на прежнюю легкую поступь Йома, в сторону шалаша, где спали Нага и дети.

Колдун ждал этого, и все же, чтобы двинуться с места, ему пришлось сделать над собой настоящее усилие. Он извлек из-за пазухи свой знаменитый оберег, так чтобы тот лег поверх одежды, и, опираясь на осиновый посох, направился туда же.

– Нага! Нага! Я здесь. Твой муж здесь. ПУСТИ!

Голос глухой, низкий, но в нем еще можно узнать прежнего Йома!

В шалаше завозились; послышался детский плач… Прерывистый, захлебывающийся от сдерживаемых рыдания голос Наги:

– Нет, Йом, нет, муж мой! Ты теперь не можешь быть с нами. Вспомни: ты любил нас, меня, сына… Ты так радовался нашей дочери! Уходи! Ради Ойми, ради Аймилы… Ради меня – уходи на ледяную тропу!

– НАГА!

Глухо, безнадежно…

Колдун выступил вперед и, стискивая правой рукой свой посох, словно оружие, а левой – выставив вперед o6epeг, позвал негромко:

– Йом!

Мертвец повернулся на зов не как живые – медленно, всем телом…

– Колдун!.. Старый!..

– Йом! Твое место не здесь!

Тот, кто был Йомом, заговорил вновь, но не так, как с Нагой. Медленно. Так, будто каждое слово дается ему теперь с великим трудом, с мучением!

– Старый… я… не… могу. Ледяная… нет пути… Старый… помоги… Йом не хочет… помоги…

Низкий утробный вой донесся из тьмы. Длинная судорога сотрясла тело Йома, и он замолчал.

Какое-то время молчал и потрясенный Колдун. Потом заговорил – мягко, дружелюбно, но со всей внутренней силой, на которую только был способен:

– Я понял тебя, Йом. Ты – настоящий мужчина, настоящий охотник. Я помогу тебе уйти по ледяной тропе к предкам, чтобы ты мог вернуться потом к своим сородичам. Помогу обязательно. Завтра. Но сейчас – иди в свое последнее пристанище, ложись на свою постель и не вставай больше. Не тревожь свою семью. Они тебя любят. Уходи же.

Опираясь на посох, но не опуская оберег, Колдун наступал на мертвеца, а тот – медленно, с трудом, но отходил к своему обиталищу… Уже изнутри до Колдуна донеслись последние слова:

– Отдыха… нет… помоги!

Всю ночь, все четыре стражи Колдун не сомкнул глаз. Но больше ничего не случилось, только вой звучал снова и снова. Бессильный вой. Враг заманил в ловушку одного из лучших сыновей Мамонта, враг торжествовал победу и все же проиграл!

– Йом был воистину лучшим охотником детей Мамонта! – говорил Колдун перед притихшими общинниками. – Он и сейчас – лучший! Он сопротивляется Врагу даже теперь. И мы должны спасти Йома, вырвать его из-под власти Врага, помочь уйти по ледяной тропе. Колдун верит: такой охотник возродится очень скоро!

Арго задал вопрос, который был на языке у всех:

– Помочь? Но как?

– Убитого нежитью нельзя хоронить как убитого человеком, хонкой или иными духами. Со мной останутся вождь и… (Колдун обвел глазами мужчин) и Донго. Остальные пусть отойдут подальше. Покинут стоянку. Потом, когда скажу, вернетесь, а мы втроем унесем тело. Хоронить нужно не здесь. У воды.

У воды?! Среди общинников пробежал сдержанный ропот. Не осквернят ли они тем самым Большую воду? Ведь здесь – ее Исток!

Колдун успокаивающе поднял руку:

– Вода очищает, как и огонь. Здесь – лучше вода: очистить нужно не убитого врага, а погибшего друга.

– Колдун! Старый! – робко заговорила Нага. – Скажи, я могу проститься с мужем?

Какое-то мгновение он колебался.

– Сможешь. После обряда. Остальным лучше этого не делать.

Люди ждали на ветру – здесь не найти укрытия поблизости от стоянки, чтобы можно было услышать зов Колдуна. Плакали женщины, угрюмо молчали мужчины. Такого погребения еще не знал никто из них. Правда, и того, что случилось этой ночью, до сих пор не переживал никто. Почти никто.

– Колдуну виднее! – сказал старый Гор, и с ним молча согласились.

Дождя нет, но солнце играет с белыми облаками. Ветер гонит их от озера, может, и собьет в большую стаю.» Не слишком ли далеко ушли? Услышат ли зов Колдуна? Ветер-то с другой стороны!..

Что это? Крик? Колдун зовет, быть может?

Люди тревожно переглядывались, всматривались в сторону своей стоянки. Конечно, сейчас утро, солнце… Ну а что, если не нежить, а чужаки?

– У кого глаза поострее? Что там? – проворчал Гор.

– Ничего вроде, – пожал плечами Каймо.

Но вот наконец у крайнего шалаша появилась фигурка, призывно машущая руками… Донго!

– …а-айтесь! – долетел отголосок.

Трое совершавших обряд стояли у входа в обиталище мертвого. Дрого заметил, что на Колдуне – другая рубаха У Донго трясутся губы и лицо – белое, как первый снег. Да и отец…

Колдун казался спокойным.

– Нага, ты можешь проститься с мужем.

Нага вошла в шалаш с Аймилой на руках, Ойми цеплялся за край ее рубахи. Колдун покосился на Ойми, но промолчал. Вернулись быстро. Ойми плакал, а Нага, хотя и бледная, казалась… успокоенной.

– Теперь… – начал было Колдун, но его прервала Айя:

– Я мать. И я прощусь с сыном. Дрого тоже выступил вперед:

– А я – брат!

– Хорошо, – вздохнул старик, – идите. Вначале Айя. Недолго.

Дрого вошел в полумрак обиталища мертвого и приблизился к ложу. Йом лежал прикрытый лошадиной шкурой от ног до подбородка. Лицо совершенно белое и уже не такое, как вчера. Мертвое. Пахло чесноком.

– Прощай, брат! – прошептал Дрого. – Прощай и прости мне мой сон!

Он хотел коснуться рукой груди Йома, но ладонь на что-то наткнулась… Приподняв край шкуры, Дрого с ужасом увидел, что из груди его брата торчит конец палки, вогнанной в самое сердце, прямо сквозь рубаху, в которую был обряжен покойный! Сама рубаха вся забрызгана кровью! Дрого поспешно прикрыл тело шкурой и вышел наружу – к свежему ветру, к солнцу, играющему с тучами в прятки.

Глава 19

ДОЛОГ ПУТЬ ДО ЗИМОВКИ…

Вот и зима – самая настоящая зима: и снега кое-где уже по колено, и вода встала, а кажется, все случилось только вчера. Впрочем, иногда наоборот: мерещится, что Йома потеряли давным-давно, а родину свою покинули и вовсе в незапамятные времена! Столько всего стряслось…

Дрого, спустившийся к ручью за водой, не спешил возвращаться на зимовье. Смахнув снег ладонью, он осторожно присел на пенек, вытянув вперед больную ногу. Перед подъемом нужно дать ей роздых. Перелом да еще эта проклятая коряга, пропоровшая бедро… И когда наконец болеть перестанет? Надоело!

По старой привычке он ловил языком снежинки, снова и снова оглядывал окрестности. Какая унылая, безрадостная земля! Может, это еще и погода действует? Низкое серое небо, под которым даже первый снег кажется изжелта-серым… Нет, не только. Такие дни – обычное начало зимы, и дома она так начиналась…

Место, где дети Мамонта, вконец измученные, бессильные двигаться дальше, остановились наконец-то на зимовку, чем-то неуловимо напоминало их старое покинутое стойбище: широкий мыс, зажатый соснами (они, пожалуй, еще выше, чем там !), открытый к ручью, что совсем неподалеку впадает в Большую воду. Жилища располагались на этом мысу, полого спускающемся к ручью и реке, на самой опушке леса. Но это отдаленное сходство делает новые места еще более чуждыми, даже враждебными… Ручей здесь пошире, а течет медленнее, чего доброго, застынет на зиму, долби тогда ледяную корку! Зато Большая вода – смех один в сравнении с их Большой водой! Узкая, наверное, неглубокая… Она встала буквально на следующий день после того, как они здесь разбили лагерь. Должно быть, неспроста, только кто теперь поведает об этом? Колдун потерял Силу и с духами больше не общается…

Все было другим. И дали, и окрестности холмисты, но, казалось, их загладила чья-то гигантская рука: здесь нет больших, глубоких логов, которые так хорошо защищали от осенних ветров и зимних буранов. Открытых мест больше, а леса – глуше, мрачнее, лиственных деревьев очень мало; сейчас, зимой, это не так заметно, а вот если доживут до весны… Как, где устроить загон для Большой охоты? Впрочем, сейчас не до этого…

Увязав как следует наполненные водой кожаные мешки, Дрого задумался. Скучно здесь. Тоскливо. Пора возвращаться назад, в их новое жилье… Но не хочется и этого. Он снова и снова вспоминал путь, приведший в конце концов сюда, в эти безрадостные, чужие края…

Тогда, после погребения Йома (ни отец, ни Донго так и не обмолвились ни единым словом о том, ЧТО это был за обряд. Впрочем, кое-что Дрого знал по слухам, кое о чем догадывался, а главное – увидел своими глазами там, в обиталище мертвого), они не шли, бежали, спасались! Двигались по-прежнему на север. Колдун все время повторял: «Нежить не может пересечь текучую воду. Только в обход. Или если кто-то переправит ее на себе». И вот, все – от мала до велика, даже совсем не умеющие плавать, – как спасения ждали переправы, чтобы сбить Врага со следа. Но, как на зло, вначале попадались только ручьи да неширокие мелкие речушки. Их пересекали без труда, но, видимо, и Враг находил путь…

Нет, он не преодолел Защиту и никого больше не выманил за пределы Огненного круга. Сторожили вновь по трое, и Колдун предупреждал снова и снова: «От страха – крепитесь, на зовы – не откликайтесь. Ни в коем случае не поддавайтесь Врагу! Любая странность произойдет – сон ли навалится, близкий голос ли позовет, – поднимайте тревогу, но только не разорвите Круг!» Об этом помнили все; никто больше не совершил оплошки… И Враг действовал иначе: спать не давал! Страже мешал голосами, – похоже, все неприкаянные стеклись на его зов, но если бы только они! Чего только не переслушали мужчины в эти страшные ночи! Дрого и сам едва не бросился через Круг на голос Айрис… Не только голоса, были и видения, кому что. А в первую ночь после похорон Йома и спящим не было покоя – ни женщинам, ни детям. В сны Враг ухитрялся проникать и через Круг. Правда, с этим Колдун быстро справился: заговорил налобники, научил заклинаниям. Сам раз за разом обходил спящих, отгонял мару…

Вот почему все труднее и труднее давалась тропа, вот почему первую по-настоящему БОЛЬШУЮ воду встретили как счастье, как спасение. Она открылась нежданно, с одного из высоких холмов, на которые столь щедры были те места. Переливалась вдали на солнце (тогда еще было солнце, а снега еще не было, нои листвы на деревьях не было). И текла она подходяще: с запада на восток… Все равно бы пересекать пришлось!..

Дрого скрепил оба бурдюка ремнем и взвалил на шею – по одному на каждом плече. Тяжело поднялся опираясь на посох. (Колдовской! Прежде был приострен с обоих концов, но после похорон Йома стал покороче, и верхний конец больше не заострен – скруглен. Для руки так даже удобнее.) Не тяжело – какая это тяжесть? Больная нога мешает. И грустно. Ну да ладно! Что уж теперь!

В тот день они так и не переправились, хотя и могли бы. Нужно было подготовиться. Ведь плыть предстояло и тем, кто совсем не умел плавать, а таких – большинство: почти все женщины и дети, многие мужчины… Это умение не входило в число достоинств детей Мамонта, как, впрочем, и их бывших соседей. А тут еще в обрыве высокого берега обнаружился толстый слой темных желваков. Кремень! И как раз тогда, когда охотники, в очередной раз осматривая остающиеся запасы сырья, взятого с родины, только головой качали: слишком большой расход! С чем на зиму останутся? Быть может, это – подарок предков, знак того, что дети Мамонта не покинуты своими родоначальниками и покровителями? Решили: те, кто посильнее и помоложе, займутся кремнем – соберут, выковыряют из белой земли как можно больше желваков; а остальные займутся подготовкой переправы – осмотрят и проверят кожаные челны, постараются найти и связать подходящие стволы деревьев.

В тот раз лагерь разбили на самом берегу, под защитой склона и так, чтобы и посланные за кремнем, и готовившие переправу могли работать как можно дольше. И те и другие вернулись на закате. Те, кто работал на берегу, сказали, что увязаны три надежных плота, а вернувшиеся от обрыва принесли очередные три мешка с начерно оббитыми желваками кремня. Потом, при закатном солнце, а после ужина – при свете костров, мужчины дружно кололи этот непривычный коричневато-красный кремень. Кое-кто ворчал: «На вид – хороший, а колется – хуже некуда! Каверз много!» Другие возражали: спасибо и за такой! Да и не так уж он плох, этот странный кремень, совсем не плох! Непривычен немного, это так. И потом, всякий знает: свое, старое – всегда милее, всегда надежнее…

И еще кое-что принесли сборщики кремня: чужие сколы, а среди них – довольно длинную, но толстую приостренную пластину. Не похожа на те, что скалывают дети Куницы, и края иначе оббиты… и уж конечно совсем не так, как это делают они, дети Мамонта! Арго оглядел находку со всех сторон, молча передал старикам. Но даже Тор только плечами пожал: незнакомо! Ясно одно: люди здесь бывают, и люди эти – совсем чужие; изгнанники и не встречались с ними, и даже не слышали о них.

Дрого последний раз обвел взглядом пустые синевато-серые окрестности с черными пятнами дальних и ближних лесов и вздохнул. Ведь с того самого дня, как расстались с Айоном, они так и не видели больше ни разу живых людей, хотя бы и чужаков! Только следы… Конечно, он помнит дымки далеких стойбищ, и, конечно, понимает, почему в таких случаях дети Мамонта круто сворачивали, шли в обход. Все правильно, иначе и невозможно, но… все равно, вопреки всему, чем дальше, тем больше хотелось встретиться с кем-то еще. Или это он один такой дурень?

Пора возвращаться. Не хватало еще, чтобы отец подумал: что-то стряслось! А потом – посмеялся бы над сыном-копушей.

Придерживая левой рукой полные бурдюки, а правой опираясь на свой костыль, Дрого медленно, как бы нехотя захромал наверх, к жилищам, продолжая предаваться своим невеселым воспоминаниям.

Да, следы чужаков встречались, и не раз. Порой – страшные следы. Это было… Да, уже после той, третьей, роковой переправы, на пути сюда… Уже и снег ложился…

Двигались медленно, с остановками – из-за усталости, из-за больных… Из-за его собственной хромоты. На дневных привалах четыре-пять охотников – по уговору, кто устал меньше – отправлялись на разведку окрестностей. Об охоте тоже не забывали, конечно… В тот день их было трое: Донго, Вуул и Морт. Вуул рассказал потом, как все произошло.

Ничто не предвещало опасности, все казалось таким спокойным, таким надежным… В лесу тишина. Первый снег медленно ложится на черную, уже подстывшую землю, закрывает палую листву. И никаких признаков хищного зверя – четвероногого, двуногого ли. Словно их и вовсе нет в этом лесу!

– Уютная балочка! – воскликнул вдруг шедший впереди Морт. – И недалеко от наших. Знать бы, так здесь бы и… – И тут он вскрикнул.

Когда Донго и Вуул подбежали к оцепеневшему охотнику, они сами едва подавили крик.

Внизу, на дне действительно уютной балочки, вокруг давным-давно погасшего костра валялись беспорядочно разбросанные, обглоданные, полуистлевшие останки… – Донго не мог сообразить вначале, потом понял: по головам считать нужно! – …останки по меньшей мере пятерых… Мужчина… Ребенок… остальных уже не понять…