7

Брат Анатолий, охая и покряхтывая, собирал последние стручки гороха на маленьком огороде возле домика у Черной Скалы. Около стены на скамейке из розового известняка сидела Элизабет и штопала дыру в монашеской нагрудной накидке. Они поджидали Марка, который по неизвестной причине попросил, чтобы его встречали на дворе, и спорили насчет возмутительного всепрощения, с которым монах говорил о Ремиларде.

— Только сентиментальный осел может поверить, что Марк Ремилард раскаивается в содеянном, — заявила целительница. — Он не раздумывая начнет все сначала, даже если надежды на успех будет еще меньше.

— Слушая вас, как-то забываешь, что вы представляете самую гуманную в мире профессию.

— Вы считаете возможным отпустить ему грехи, хотя в его душе нет и тени раскаяния?

— Тогда почему же он настоял на моем присутствии при разговоре с детьми? Вы кого ожидали встретить? Издерганного неврастеника, проливающего слезы слабака, который подползет ко мне на коленях и с дрожью в голосе вымолвит: «Прощения, святой отец!» Так, что ли? Он, в конце концов, сумел переступить через гордыню, хрен моржовый; и если бы вы были хотя бы чуточку проницательнее, вы тотчас почувствовали, что он раскаивается за все эти двадцать семь лет, пусть даже сам не догадывается об этом.

— Полная чушь! — воскликнула Элизабет и от раздражения едва не уколола себе палец. — С помощью такой логики можно оправдать и Адольфа Гитлера, и любого другого подобного монстра.

— Вы только взгляните, кто встал на защиту милосердия! — всплеснул руками брат Анатолий. — Сама мисс Честность, которая всегда была глуха к советам сестры Амери. Которая не доверяет никому на свете, кроме себя самой. — Монах шумно выдохнул, потом расщепил желтоватым ногтем подсохший стручок, ссыпал горошины на ладонь и отправил их в рот. Жевал он долго, тщательно, с его лица не сходило выражение крайнего возмущения. Брови были высоко вздернуты.

— Не надо уходить от темы, — огрызнулась Элизабет. — Я-то вся на виду, уж какая есть. Мы спорили по поводу этого субчика, затеявшего межзвездную бойню, виновного в гибели миллиардов ни в чем не повинных людей. Вот кого следует помянуть недобрым словом. Разве не гордыня, не страсть к самовластию подстегивали его? Он что, изменился, смягчился душой?.. Как вы всерьез можете говорить об этом! Простить все его преступления?..

— Ну-у, вы же сами впадаете в необъяснимое волнение, когда он появляется в доме.

— Это не смешно!

— А разве не смешно, когда какая-то высокопоставленная и могущественная… берет на себя смелость ограничить милосердие Божие!..

— Если вы считаете, — холодно начала Элизабет, — что имеете право обзывать меня разными грязными русскими словами, то хочу напомнить, что любой уважающий себя оперант вполне способен воткнуть то, что вы имеете в виду, вам в глот…

Окончание слова застряло у нее в горле. Брат Анатолий с удивлением оглянулся — на дальнем конце огорода — там, где двор был посыпан мелким гравием, — в воздухе образовалось нечто громоздкое, угловатое, с черным отливом. Тяжесть была так велика, что камешки захрустели под опорными лыжами. Ящиков оказалось два, за ними обрел форму компьютерный блок управления с дисплеем, клавиатурой, широкой, как у рояля, рядом появились аппаратные металлические шкафы. Впечатление было такое, что все это механическое изобилие собиралось атаковать охотничий домик.

— Боже мой! — прошептал пораженный монах.

Неожиданно в правом углу двора, рядом с тяжелыми шкафами, воздух засветился, сияние плавно сгустилось в человеческую фигуру, одетую в темный облегающий комбинезон.

— Доброе утро, Элизабет. Привет, брат Анатолий.

Монах едва смог раздвинуть губы для улыбки. Элизабет хладнокровно кивнула.

— Как вам мой прогресс в телепортации? — спросил Марк. — Есть, правда, кое-какие трудности с силовыми модулями.

— Это демонстрация?.. Она и послужила причиной, по которой мы должны были встретить тебя около дома?

— Конечно, нет, — улыбнулся Марк. — Я привез вам упрощенную программу для лечения «черного торквеса».

Элизабет радостно вскрикнула, уронила шитье и бросилась к облаченному в черное Марку. Потом вдруг, словно споткнувшись, застыла, убрала руки за спину. Марк сразу помрачнел.

Брат Анатолий взял корзину с горохом, поднял с земли свой недоштопанный нагрудник, обернувшись в сторону Элизабет, вздохнул, процедил: «Ну и зануда!» — и отправился на кухню.

Элизабет вспыхнула.

— Прошу простить; я не успела поблагодарить тебя.

— Не беспокойся, я все понимаю. Все из-за этого Анатолия Севериновича, грубого мужлана, не так ли? Если он позволил себе пройтись по твоему адресу, то утешьтесь тем, что мне на голову он, по его же выражению, вылил «ушат дерьма». Создается впечатление, что это его обычная пасторская практика. Поверх толстая корка — кажется, не разжевать, а под ней нечто весьма вкусное и питательное… наводящее на размышления. Он обидел тебя, Элизабет?

Она промолчала, вернулась и села на скамью, расположенную под высокой, начинающей желтеть рябиной. Марк, ни слова не говоря, пристроился рядом. Снял перчатки. Костюм на нем был на удивление сух, возле бровей и на лбу никаких следов крови, даже ссадин от вживляемых электродов не осталось. Он был явно взволнован.

— Когда в течение недели от тебя не было вестей, я решила, что ты на самом деле не придал значения моей просьбе. Я подумала, что тебе действительно некогда заниматься такими пустяками, как исцеление больных детей.

Марк тихо ответил:

— Элизабет, говори спокойнее, я сам почему-то очень волнуюсь. — Он перевел дух и начал объяснять: — Кто знал, что монтаж оборудования и перелицовка программы займет столько времени? Кроме того, у меня были и другие заботы. Знаешь, с программой получилось очень удачно, мне самому понравилось. Участники метаобъединения, квалифицированные целители, быстро разберутся, что к чему. — Он продемонстрировал результаты своей работы.

— Действительно, проще некуда! — заметно успокоившись, воскликнула Элизабет. — Я бы никогда не догадалась, что к цели можно добраться куда короче. Конечно, каждое открытие, если смотреть постфактум, кажется очень простым. Марк, спасибо! Это замечательно!..

Казалось, Элизабет и Марку, как старым друзьям, не нужны слова или мысли, чтобы понять друг друга. Им хорошо и просто вдвоем. Марк посмотрел вдаль — по склонам отцветали луга, буйно, обильно; ниже золотились дубравы, сразу за оградой из последних сил топорщили нарядные головки лютики и васильки.

— Надеюсь, ты обратила внимание, — сказал Ремилард, — что в этом метасогласии тебя нет?

Она тоже взглянула вдаль.

— Наверное, так лучше.

— Ты всерьез настроена вернуться в Галактическое Содружество?

Она почувствовала в вопросе настороженность, страх, и у нее сердце сжалось.

— А ты, значит, решил сражаться до конца? Нашел способ разрушить входной шлюз?

Он усилием мысли повернул женщину лицом к себе.

— Я обязан!

Элизабет невольно мысленно вскрикнула:

«Анатолий, я же говорила тебе!..»

Он взял ее за руку, и Элизабет, не сразу сообразив, что случилось, обнаружила себя идущей в дальний уголок сада, разбитого за огородом.

Марк: «Поверь, ты тоже нуждаешься в перспективе. Сколько можно киснуть на этой дикой Земле. Я мог бы показать тебе иной мир, необъятный, удивительный. Он ждет нас…»

Элизабет: «Нет, Марк!» (Она вырвала руку.) Марк (уже вслух): Я выиграю — не так, так эдак. Ты можешь сказать Анатолию, что я не в силах бороться с искушением.

Элизабет: Я так и знала.

Еще шаг, и Ремилард неожиданно исчез — шагнул вперед и тут же растворился в воздухе.

В прекрасном настроении Джордан Крамер поднялся на мостик, осторожно прикрыл за собой дверь, однако, увидев у стола с разложенными картами Алекса Маниона, чертыхнулся и помрачнел.

— Уолтер, что он здесь делает?

— Мы оба хотели поговорить с тобой, Джорди, — ответил Саастамойнен.

— У меня в аппаратной полно дел. Гэри один не справится. Марк должен скоро вернуться с Черной Скалы.

— Как раз об этом мы и хотели с тобой побеседовать. Время уходит. — Уолтер нажал какие-то кнопки на пульте управления компьютером. — Ветер поднимается, надо бросить якорь. Переждем немного…

Усмиритель по-прежнему находился на голове Маниона, однако взгляд его, к удивлению Крамера, был осмыслен — более того, проницателен. Алекс смотрел на него в упор, потом с трудом выговорил:

— Марк… приказал… максимально… зарядить… солнечные… батареи… он… что-то… задумал…

— Святая Мария, ему и усмиритель нипочем! — воскликнул Крамер.

— Однако он давит на него, — пояснил Уолтер. — Пусть он договорит, Джорди. Сейчас ты поймешь, что к чему.

— Ты что, с ума сошел? — Физик был явно обескуражен.

— Ты… тоже… если… считаешь… что… Марк… решил… оставить… детей… в… покое… — Манион тяжело дышал, обильный пот выступил у него на лице, потом капли начали падать на светлую рубашку с короткими рукавами. — Любишь… ли… ты… Маржи… Бекки… больше… чем… Марка… или… нет…

— При чем здесь мои дети? — Крамер побелел. — Уолтер, что вы задумали?

— Подожди немного, Джорди, — сказал капитан. — Здесь собралась хорошая компания. Мы нуждаемся в тебе и Гэри. У Ван-Вика нет детей, но ты можешь надавить на него, воззвать к чувству профессиональной солидарности. Если не получится — пригрозить! Освободи Алекса — он не будет применять психокинетическую силу.

— Это что, бунт? — тихо спросил Крамер.

— Ты сегодня на удивление проницателен. Только непонятно почему бросился сломя голову выполнять распоряжение Марка — да-да, насчет зарядки батарей под полную завязку. Тебе что, разум отказал? Или крыша поехала окончательно? Ремилард готовится к решительным действиям. Он уже готов пойти на убийство Клу и Хагена, если это будет необходимо, и силой вернуть тех из детей, кто останется жив. Ему надо только семь или восемь человеческих особей, чтобы устроить генетический банк для наследственных клеток, которые он добудет из мертвых тел своих детей. Ты что, хочешь, чтобы Бекки и Марж оказались в числе мертвых? Или живых?..

— Вам-то откуда знать, что он планирует!

— Марк приготовился снять с «Кулликки» весь комплекс, обслуживающий большой церебральный генератор. В целях безопасности он спрячет его где-нибудь в укромном месте. Как ты считаешь, зачем ему генератор? Ну-ка, прояви свою знаменитую проницательность! Ответ, Джорди, может быть только один — он не доверяет нам. Ты думаешь, он слепой и не видит, что творится на шхуне. Только Кастелайн, Варшава и Стейнбреннер поддерживают его… Ну и ваша компашка из аппаратной. Кстати, оставшихся в живых детей он собирается перенести в мир, который он назвал Goal. Там он продолжит опыты…

— Вам не удастся склонить меня к предательству! — взорвался Крамер, потом неожиданно успокоился, посерьезнел и спросил: — Вы намекаете, что и Ранчар Гатен участвует в заговоре?

— Он… был… первый… кто… пришел… к… нам…

— Да, Джорди, Ранчар с нами, ради памяти своего погибшего сына, ради Клу, — сказал Уолтер. — Ты тоже присоединишься к нам ради Бекки и Марж. Марк придумал какой-то новый план, вот что мы хотели сказать тебе. Бум-Бум Ларош застал его в библиотеке — Марк изучал принципиальную схему деформатора Гудериана. Два дня назад он многозначительно обмолвился Ранчару, что побывал в лагере фирвулагов на Золотом поле. По-видимому, он пытается организовать карликов в некоторое подобие метаобъединения. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что бы это могло значить?

— Восемь… десятков… тысяч… фирвулагов…

Крамер посмотрел на Алекса, потом на Уолтера.

— Все это не более чем откровенная чепуха.

Уолтер наклонился к нему, лицо его исказилось от гнева.

— Послушай, Джорди. Как только Марк телепортирует большой церебральный генератор, мы уже будем не в силах остановить его. Нам надо действовать немедленно! Тотчас!.. Нашей психокинетической мощи хватит, чтобы усмирить Кастелайн и тех двоих. Тогда мы сможем повредить генератор.

— Ловушка… Марк… пусть… останется… в… сером… лимбо…

Уолтер и Алекс выжидающе смотрели на инженера. Крамер не торопясь положил руку на ручку двери… Потом, видимо, раздумал бежать, прикусил нижнюю губу, уже более осмысленно взглянул на Уолтера. Вид у него был растерянный, в глазах — немой вопрос.

— Я не могу… так сразу! Я должен подумать. Вы не смеете требовать от меня моментального ответа, так можно и голову потерять.

Он нажал на ручку, но та не поддалась.

Алекс Манион, как всегда не к месту, неожиданно запел:

О чем мы грезим в тишине ночной?

Что день наступит, к нам придет покой.

— Мы в тебе очень нуждаемся, Джорди, — сказал Уолтер. — Ты — сильный оперант. Ты тот необходимый винтик, без которого наше метасогласие не заработает. Мы не можем без тебя спасти детей, а мы добьемся этого, чего бы нам это ни стоило.

Издалека до всех троих долетел вызов, посланный Гэри Ван-Виком с кормы. Тот, как всегда, даже на телепатической волне не мог изъясняться просто — говорил веско, с выражением, не разговаривал, а декламировал.

«Джорди, приятель, тебя ждут внизу. Марк преодолевает суперповерхностный барьер».

— Ну? — спросил Уолтер, глядя Крамеру в глаза. — В следующий раз, когда он подготовится к d-переходу, мы начинаем действовать. Если ты будешь с нами…

Крамер глубоко вздохнул, потом бросил ручку, чертыхнулся и приблизился к Маниону. Послал импульс в усмиритель и отключил его.

— Спасибо, Джорди, — сказал Уолтер.

— Давайте начинать, — буркнул Крамер и торопливо вышел из рубки.

Манион потер виски, вдруг мигнул, потом снова зажмурился, когда же поднял веки, взгляд его, как и прежде, был стеклянистым, пустым, как у идиота.

— Так спокойней, — разумно заметил он. — Когда Марк спланирует следующий d-прыжок, разыщи Джорди. Я пока подготовлю остальных.

Контраст между его речью и выражением лица был столь разителен, что Уолтера, немало, в общем-то, повидавшего на свете, передернуло от отвращения. Вот довели человека!..

В связи с тем, что выход из помещения, где был установлен ионный экстрактор, располагался за пределами сферы действия переносного генератора сигма-поля. Тони Вейланд с двумя коллегами — ревуном Калипином и Алисой Креторекс, инженером-химиком средних лет, — вынуждены были сидеть под силовым колпаком. Выйти наружу они не могли, да и не очень-то хотелось

— за невидимой преградой бродила толпа диких мутантов-великанов, в бессильной ярости скрежетавших клыками, царапавших когтями силовой экран. Орали они что-то явно обидное для пленников. Оно и понятно — великаны принадлежали к племени людоедов. Кровь капала с их шерстистых рыл.

— В конце концов им надоест, и они уберутся отсюда, — успокоил товарищей Калипин. Он повторял эту фразу уже третий час подряд.

— Неужели нам придется сидеть здесь все сто восемьдесят часов? Король же обещал прислать помощь, — вздохнула Алиса.

— Если раньше не откажут батареи генератора сигма-поля, — махнул рукой Тони. — А они непременно откажут, такой уж я невезучий человек.

Загудел таймер, и Тони длинными щипцами вытащил из раскрывшегося маленького люка блестящий металлический цилиндр размером с карандаш. Алиса подставила откупоренную колбу, Вейланд сунул туда слиток очищенного металла, потом закрыл сосуд пробкой и захлопнул люк.

Алиса упаковала колбочку в прозрачный пакет и поместила на полку, где уже лежали четыре таких же пакета.

— Ребята, вы понимаете, что это наш двести пятьдесят восьмой слиток диспрозия! Еще шесть десятков карандашей — и мы сможем покинуть эту замечательную страну Фенноскандию и ее милых и гостеприимных обитателей.

В окно был виден разоренный громадными чудищами шахтерский поселок. Новые толпы звероподобных гигантов неуклюже топали в направлении рудника, присоединялись к орде своих соплеменников, которые кусками гранита испытывали на прочность защитный экран.

— Упорные ребята, — заметил Тони. — Как вы считаете, они в конце концов доберутся до Аматона и других тану? Кто бы мог подумать, что этот подземный туннель окажется настоящей ловушкой!

Калипин скривился.

— Мы — народец упорный и никогда не останавливаемся на полпути, — сказал он и, выкинув отработанный шлак из электролизера, всыпал туда новую порцию сырья. Резкий запах хлора распространился по находящемуся под защитным колпаком помещению. Постепенно зловонный едкий душок исчез, просочившись через поверхность сигма-экрана.