Изгнанники в плиоцен (№4) - Враг

Элизабет кивнула.

— Создавая программу, подходящую для лечения детей, я, естественно, исходила из закономерностей, свойственных человеческому разуму. Я ориентировалась на метапсихические образцы Галактического Содружества и пыталась вживить их местным — вашим в том числе — детям. В любом поколении людей есть личности — их не много, всего несколько процентов — с уже врожденной потенцией к метаоперациям. Но этот дар необходимо развивать, иначе он зачахнет. Сам процесс чем-то напоминает обучение речи. В каждом из нас заложена возможность овладеть устной речью. Для этого необходимо выполнение двух условий: мозг должен созреть для овладения подобным видом общения и, кроме того, нужна звуковая среда, постоянно побуждающая к разговору. И еще желательно начинать обучение в самом раннем возрасте, когда свежо восприятие, когда мозг жаден до нового. Так и развитие всех метафункций немыслимо без надлежащего обучения, хотя в некоторых особых условиях процесс может стать самопроизвольным. В этой области еще много темного, особенно в вопросе внешнего силового давления, которое сдерживает развитие скрытых возможностей.

— Как случилось с Фелицией.

— И с Эйкеном, — согласилась она. — Обоим стали доступны вершины метапсихического искусства, однако пришли они к этому разными путями. Например, Фелиция стала оперантом через сильнейшее душевное потрясение, через нестерпимую боль — все это похоже на то, что я испытала, общаясь с Супругой Корабля Бредой. А вот Эйкен… Это действительно загадка! Я уже говорила, что порой встречаются личности с исключительно высоким скрытым потенциалом, способные сами по себе, без всякой посторонней помощи, сбросить путы обыденности и вознестись в метапсихические выси. Ясно, что до вторжения галактических рас все люди, ярко проявившие себя в области телепатии и телекинеза, были самоучками. Как только мы оказались вовлеченными в Галактическое Содружество, мы стали зависеть от специальных программ, методик, которые пришельцы привезли на Землю. Стали меняться подходы к обучению — конечно, они стали эффективнее, но это были не наши подходы. Например, в основу воспитания детей и овладения ими метафункциями было положено телепатическое взаимодействие между матерью и заключенным в ее чреве плодом. Подобная связь характерна для одной из галактических цивилизаций, у нас же она куда менее заметна, однако все инструкции исходили только из этого положения.

Минанан коротко рассмеялся:

— Обладание золотым торквесом значительно упрощает ход всего процесса.

— Проще не значит лучше, — резко возразила Элизабет. — Если детям удалить ноги и вживить их тела в самые расчудесные автомобили, то детям не надо будет учиться ходить.

— Ты, конечно, права, — произнес тану, опустив голову, — я никогда не задумывался над этим. — Тыльной стороной ладони он смахнул пот с бровей. — Однако как я устал. Боюсь, ты не очень-то довольна мной. Силенок у меня не хватает, сам чувствую. Мы вовремя закончили с этим сегментом, иначе я бы мог сорваться.

— Ты просто молодец! — похвалила Элизабет Минанана. В то же время она осторожно проверила узким метазондом его разум. То, что она увидела, ошеломило ее. Она сама испытывала крайнюю усталость, но рыцарь, не умевший экономить энергию, постепенно расходовать психосилу, находился, что называется, при последнем издыхании. Цифры на часах, висевших в детской, показывали, что они уже восьмой час занимались ребенком.

— Тебе действительно пора отдохнуть, — предложила Элизабет. — Мы и так многого добились.

— Не стоит напоминать мне, мужчине, об отдыхе! — Минанан резко поднялся с кушетки и поглядел на спящего ребенка. — Откровенно говоря, я чувствую себя так, будто мне пришлось в одиночку вступить в великое сражение. А ведь мой маленький противник тоже был один.

— Разум у детей куда менее уязвим, чем у взрослых. Это необходимое условие для их выживания.

— Ладно, я готов продолжить, пусть нам даже еще сутки не придется сомкнуть глаз, — заявил Минанан с кривой усмешкой.

— Минанан… — Элизабет поколебалась, потом положила ладонь на его руку. — Лучше всего, если мы немного подождем. Хотя бы три дня.

Его белесые брови поползли вверх, в глазах сверкнула тревога.

— Что-то не так?

— Да, но твоей вины здесь нет, — ответила Элизабет. — Ты один из самых лучших целителей, которых я знаю. Но работа дьявольски трудна. Сконцентрировать на такой долгий срок всю волю, внедриться в чужой разум таким узким лучом…

— Ах ты, маленький разбойник! Взял и одолел такого опытного вояку, как я, — обратился к спящему ребенку Минанан. Потом он спросил, кинув в сторону двери: — Может, позвать Мэри-Дедру?

— Рано. Я хочу еще раз проверить те отделы мозга Брендана, с которых мы начали лечение. Спокойной ночи, Минанан. Спасибо.

Когда он ушел, Элизабет вернулась к маленькой кроватке, где спал малыш, и мысленно обозрела цепи, передающие возбуждение из центра сбора и перекодирования информации. Боль временно прекратилась, но можно ли было считать мальчика здоровым? Температура еще очень высока, вот и на шее около торквеса появились новые волдыри. Слава Богу, что Брендан родился таким крепким, выносливым, но нависшая над ним смертельная опасность еще не миновала. Средство, которое она использовала, было подобно дубине — она перекраивала функциональные цепи, невзирая на частности. Встроенная ею новая конфигурация каналов, проводящих возбуждение, являлась не более чем схемой. Молодой мозг еще должен свыкнуться с ней, освоить — процесс трудный и длительный.

Жаль, что у Минанана силенок не хватило, посетовала Элизабет. Можно было действовать смелее, решительнее…

Ребенок спал. Крепкий малыш! Как упорно он борется с ненавистным торквесом! Нет чтобы освоиться с ним, подпасть под его власть… Мы упрямые, своевольные… Где ты видела других детей? Видела! Сколько их было, не выдержавших, уступивших якобы полезному действию торквеса. Полезно-то оно полезно — здесь спора нет — но во благо ли? Не прерывает ли искусственное вмешательство развитие естественных метапсихических способностей? Возьмем Эйкена Драма. На первый взгляд — невинный юнец, однако хватка у него оказалась мужская. Как резко он отказался от торквеса, помнишь? Как быстро освоил все секреты мастерства! Как ему это удалось? Эйкен тогда даже не догадывался о своей скрытой силе, а когда потребовали обстоятельства, он очень быстро стал самым могучим оперантом в Европе. К сожалению, его нельзя было привлечь к лечению Брендана — даже для короля это было бы трудное испытание. Он до сих пор не может оправиться от поединка с Ноданном.

Элизабет опустилась в кресло, посидела, подумала. Легкий прохладный ветерок обдувал ее обнаженные плечи. Скорей бы кончалась надоевшая жара, все вокруг ждало очистительной грозы. На мгновение она отвлеклась от ребенка, обвела мысленным взглядом окрестности — точно, на перевалах сгущаются облака, в наэлектризованном воздухе чувствуется запах озона. Гроза вряд ли поможет Брендану, но позволит ей самой обрести долгожданное вдохновение. Тогда будет легче продолжить борьбу с черным торквесом, разобраться в себе, поразмышлять о наследстве, оставленном Бредой.

Ветерок усилился, пошевелил волосы, от удовольствия она закрыла глаза.

— Чудесно, — прошептала Элизабет.

— Очень рад. Я с большой радостью устроил здесь небольшую грозу в твою честь, однако расстояние слишком велико.

Вздрогнув от неожиданности, Элизабет резко обернулась, посмотрела по сторонам и замерла. В распахнутое настежь окно она увидела Марка Ремиларда, с ласковой улыбкой наблюдавшего за ней. На этот раз голографический эффект, создаваемый церебральным генератором, был потрясающим. Человек за окном казался совершенно реальным, вплоть до игры мускулов под черным трико. Правую руку он поднял ладонью вперед — характерное приветствие, распространенное в Галактическом Содружестве.

— Нет! — с нескрываемым отвращением выкрикнула она, вскочила со стула и спряталась за его спинкой.

Свежий ветерок веял со стороны фантома. Улыбка Марка стала печальной, он медленно опустил руку.

— Это ты? — скорее утверждая, чем спрашивая, произнесла она.

— Как видишь, Великий Магистр.

— Невероятно! Какой замечательный эффект присутствия! Или ты осуществил гиперпространственный переход, используя только силу мысли?

— Церебральный генератор помог мне в создании ипсилон-поля, но я действительно совершил d-переход и обратный переход с помощью собственных ментальных усилий.

— Уж не Фелиция ли тебя надоумила? Кажется, она нанесла тебе серьезный ущерб? — поинтересовалась Элизабет.

— Где она? Даже включив церебральный генератор на полную мощность, я не могу найти следов ее ауры, — требовательно спросил Марк, не ответив на ее вопросы.

Элизабет показала ему место на берегу Рио-Дженил, где находилась могила Фелиции. Дева-оперант была погребена в непроницаемой сферической камере без дверей, скрытой глубоко под оползнем.

— Теперь тебе не достать ее. Придется поискать другого партнера.

— Ты считаешь себя неуязвимой, Великий Магистр?

— Что ж, попробуй проникнуть в комнату и причинить мне зло, — предложила Элизабет, встав с кресла. — За то время, которое прошло с чертова восстания, мы там — в Галактическом Содружестве — тоже кое-чему научились и освоили технику защиты от ваших гнусных психокинетических поползновений. На крайний случай для Великих Магистров всегда найдется надежное убежище. Ты уже познакомился с ним. Если будет нужно, я охотно им воспользуюсь.

— Лучше я останусь здесь, где нахожусь. Ради нашей взаимной безопасности. Церебральный генератор может функционировать только в определенном положении. Переброшенный через гиперпространство, я не опаснее новорожденного ягненка. Тем более что стены вашего дома армированы, и, оказавшись внутри, я могу стать очень опасным гостем.

— Ты имеешь в виду, что генератор способен действовать только по программе и для проникновения внутрь тебе придется заранее вводить поправки? — спросила Элизабет, не в силах отвести взгляд от фантома.

— Да, она создает эту оболочку. И одежду тоже. Так что появиться в доме я могу только полностью обнаженным. Мне бы хотелось пощадить твою чувствительную душу от лицезрения моих шрамов.

— Чего же ты хочешь? — спросила она.

Марк кивнул в сторону спящего ребенка.

— Меня заинтересовала его болезнь. Какой-то необычный, ни на что не похожий случай. Необходимо тщательно изучить его.

— Уверена, что брат Анатолий согласится с твоим мнением.

— Между нами есть какое-то сходство? — рассмеялся он.

— Да. Еще один кандидат в члены клуба Франкенштейна. Конечно, куда мне до вас — теологов, схоластов, агитаторов, бунтарей — в деле переустройства общества на разумных — кажущихся вам разумными! — основах. В этой области я — совершенный дилетант. Нет у меня ни вашей самоуверенности, ни профессиональных качеств, во мне нет задатков главаря, вдохновенного оратора. Возьмем, например, случай с Бренданом. Да, я работаю грубо, топорно, возможно — не дай Бог! — ребенок погибнет, но я уверена, что даже такая помощь лучше полного бездействия. Если я найду способ спасти мальчика и его сверстников, какое будущее ждет их в этой проклятой стране? Здесь не требуется обладать ясновидением Бреды, чтобы понять, что случится, когда ты прибудешь в Европу. Нам не избежать войны за «врата времени».

— Войны не будет, если Эйкен, вместо того, чтобы заигрывать за моей спиной с беглецами, постарается найти со мной общий язык. Ты бы подсказала ему, в чем заключаются его же интересы.

— Ты глуп, если думаешь, что я могу каким-то образом повлиять на него, — с невеселой улыбкой ответила Элизабет. — Эйкен поступает так, как считает нужным. Если он решит помочь детям спастись от тебя, что бы я ни говорила, что бы ни делала — все будет бесполезно.

Мерцающая, висящая в ночной мгле фигура подплыла поближе. Опять пахнуло освежающим ветерком, в комнате запахло озоном. Элизабет поспешно закрыла ребенка.

— Твоему возмущению не хватает убежденности, — тихо произнес Марк. — Может быть, у тебя есть личные мотивы, чтобы поддерживать создание в плиоцене «врат времени»?

— А как насчет твоих личных мотивов? — поинтересовалась Элизабет. — Ты что, действительно боишься, что из Содружества пришлют за тобой людей? Или ты считаешь, — пусть лучше дети умрут, чем вернутся в Галактическое Содружество, куда тебе нет пути?

— Ты несправедлива ко мне, — возразил Марк. — Я их люблю. Все, что я делаю, — только ради них. Ради всех наших детей. Ради «ментального человека», который уже стучится в наши двери.

— Оставь нас в покое, Марк! — воскликнула Элизабет. — Все в прошлом! Все уже было двадцать семь лет назад! Человечество выбрало другой путь. Не тот, на который ты толкаешь наших детей!

Силы почти оставили ее. Мощный защитный экран, который она поставила между собой и неожиданно явившимся недругом, заколебался, истончился. Элизабет так устала, что с трудом удерживала эту уязвимую стену. Однако Марк не стал пользоваться моментом. Он терпеливо ждал.

— Оставь детей в покое, — повторила Элизабет. — Пусть они уйдут в свое время — их там ждут. Вернись в Северную Америку. Обещаю приложить все силы, чтобы «врата времени» со стороны плиоцена после их отбытия были закрыты навсегда. Никто не тронет тебя и твоих сообщников.

— Как ты это выполнишь? — спросил Марк. — Сама вернешься в Галактическое Содружество?

Элизабет отвернулась.

— Оставь нас, Марк. Не пытайся разрушить наш маленький мир.

— Бедный Великий Магистр, ты выбрала очень тяжелую ношу. Всегда одна, всегда и тревоге; впрочем, как и я. — Голос его вдруг зазвучал громче. Она обернулась, вздрогнула — незваный гость стоял на широком подоконнике. Слабое свечение, окружавшее его фигуру, когда он парил снаружи, исчезло. Элизабет, оцепенев, следила, как он спрыгнул на пол, направился к детской кроватке. На паркетном полу появились влажные следы. Холодный воздух больше не исходил от Марка — он материализовался полностью, вышел из той точки пространства, куда доставил его генератор. Подошел, рукой в перчатке взялся за сетку. Все время он не спускал с женщины глаз. Зрачки у него были зеленые, травянистого оттенка, глаза глубоко запали, брови лохматые, с проблесками седины.

— Покажи мне программу, которую ты используешь для лечения ребенка! Быстро! Я могу оставаться в таком положении всего несколько минут.

Элизабет оледенела от страха. Наконец она собралась с духом и прокрутила программу в памяти.

— Очень остроумно, — одобрил Ремилард. — Ты сама ее придумала?

— Нет. Основные принципы и целые куски я взяла из наставления, которым пользовалась, когда учила детей в Институте метапсихики на Денали.

— До момента моего появления медицина прошла долгий путь развития. Должен отдать справедливость создателям программы — очень эффективный метод лечения.

— Только действует она слишком медленно. Если мы будем работать с Минананом с той же скоростью, каждый сеанс займет не менее двенадцати часов. Ребенок определенно не выдержит и умрет раньше, чем мы закончим курс лечения, а ему еще конца не видно.

— Понятно, ты нуждаешься в повышении интенсивности воздействия. Все то же самое, только быстрее, энергичнее, целенаправленнее. Действия надо спрессовать до нескольких минут — ребенок сможет вынести и десятикратную нагрузку. — Ремилард проник в разум Брендана пристальным, изучающим взглядом. Ребенок пошевелился, почмокал и улыбнулся во сне.

— Беда в том, что в помощниках у меня всего один оперант, — объяснила Элизабет. — Мы просто не успеваем перекрывать все каналы, по которым вытекает метапсихическая энергия.

— Это дело поправимое. Меня сейчас другое волнует. Время! — Марк оставил разум ребенка и сделал два шага к окну. — Придется подождать, пока наша троица — Манион, Крамер и я — не разрешит проблему стабилизации объекта в конечной точке d-перехода. Рисковать в середине курса лечения мы не имеем права. Даже с максимально интенсивным принудительным воздействием весь курс займет не менее сотни часов. Малышу действительно надо помочь.

— Помочь малышу? — дрожащим голосом прошептала Элизабет.

Марк перешел на внутреннюю связь:

«Общими усилиями мы быстро поставим его на ноги. Кое-что добавим, заменим в схеме некоторые детали. Возможно, нам удастся быстро поднять его до высшего уровня оперантского мастерства».

«Общими усилиями? Но я никогда…»

«Ты никогда не сможешь доверять мне, не так ли? — Та же кривая усмешка опять появилась на его лице. Он постучал себя по виску, и, к удивлению женщины, из его мокрых, стоящих дыбом волос на фрамугу брызнули зеленоватые капли. — Я не более чем мозг, перенесенный в другую точку пространства. В этом, Элизабет, для тебя нет никакой опасности, мы можем только более полно и эффективно использовать программу. Ты будешь в совершенной безопасности от… э-э… моих дьявольских флюидов».

Казалось, Марк Ремилард прямо с подоконника шагнул в ночь. Полупрозрачная, едва заметная искусственная цереброэнергетическая оболочка в один миг преобразовала его тело. Он вновь, обдав ее холодным ветерком, повис в воздухе. Ремилард быстро начал удаляться куда-то вверх и чуть в сторону, однако его мысленный голос звучал в ее сознании по-прежнему громко и отчетливо.

«Я бы хотел помочь тебе. Не отвергай мою просьбу».

«Сколько времени, по-твоему, займут ваши исследования по стабилизации объекта в конечной точке?» — спросила Элизабет.

Ее вдруг охватило сумбурное, истеричное негодование.

«Ты с ума сошла, — обратилась она к самой себе. — Ты действительно считаешь возможным воспользоваться его помощью? Ты способна ему довериться?!»

После небольшой паузы до нее донесся мысленный голос Марка:

«Думаю, около недели. Может, чуть больше. Можно поддержать ребенка в течение нескольких дней?»

«Минанан и я продолжим сеансы. Надежда есть, если нам не помешают непредвиденные обстоятельства…»

«В случае чего пусть брат Анатолий призовет на помощь небесную силу»,

— донесся до Элизабет затихающий ироничный смешок.

Небо совсем прояснилось — в окно заглядывали крупные яркие звезды. Ребенок шевельнулся, захныкал — видно, проголодался или замерз. А может, во время сна улучшилось его состояние.

10

Каноэ, спрятанное в зарослях камыша, чуть качнулось. Человек, сидевший в нем, бывший судья Бурке, торопливо скинул мокасины, потом лохмотья, которые с большой натяжкой можно было назвать штанами. Бурке встал на колени — ноги расставил пошире, поустойчивее, — натянул тетиву. Пусть олень подойдет поближе — ну же, шаг, еще один. На этот раз ему нельзя промахнуться.

Низкое огромное солнце, стоящее над болотистой низиной, напоминало начищенную бронзовую крышку люка, через который можно проникнуть в преисподнюю. Пот струился по лицу Бурке, вытекал из-под охватившей волосы повязки, заливал глаза. Антилопу охотник видел смутно — сказывался бурно проведенный вчерашний вечер. С похмелья голова гудела как колокол. Затаив дыхание, он постарался забыть об острой боли в желудке, о молоточках, стучавших в висках. Повел луком так, чтобы острие, сделанное из рога, было направлено под левую лопатку. Лишь в самый последний момент, уже спустив тетиву, Бурке заметил, что древко кривое и выстрел будет неточный. Со злобным криком «Гевальт!», скривившись, он изменил прицел и пустил вдогонку еще одну стрелу.

Стрела вонзилась в холку антилопы. Заметив охотника, она отскочила в сторону и теперь барахталась в глубокой воде. Изо рта животного текла густая жеваная масса. Пеопео Моксмокс Бурке, вождь племени уалла-уалла, пустил еще одну стрелу и опять промахнулся. Антилопа обдала его фонтаном грязи. Перепуганные дикие утки, громко хлопая по воде крыльями, устремились в небо. Затрубил пестрый лебедь и всколыхнул лужайку, поросшую острой как бритва осокой. Потом наступила тишина, в которой особенно сочно прозвучали ругательства незадачливого охотника.

Бурке наклонился, и его вырвало на дно каноэ. Смыв рвотную массу, он взял короткое широкое весло и, с силой загребая воду, вывел каноэ на чистую протоку, потом направил нос в сторону старых высоких кипарисов. Причалив к полузатопленному изогнутому толстому корню, он достал бурдюк с водой и глотнул оттуда. Глаза его были полны невыразимой боли. После еще одного глотка сознание немного прояснилось. Бурке что-то проворчал, устроился поудобнее и начал рассматривать оставшиеся стрелы. Все они были кривые.

Он вытащил лук. Тисовая дуга была покрыта частыми мелкими трещинами, подгнили жилы, скрепляющие дерево. Тетива, сплетенная из сухожилий, ослабела, кое-где замахрилась. На колчане заметны пятна плесени. Горе, а не оружие! Неудивительно, что он ни одной антилопы не смог завалить.

Кто виноват в том, что его боевой лук остался дома? Кто виноват, что охотничий лук несколько месяцев провалялся на полке в его вигваме? Вернувшись из опасного путешествия на юг, длившегося несколько месяцев, он ни разу не удосужился взять его в руки. Правда, когда Бурке вернулся в Скрытые Ручьи, у него минутки свободной не было — фирвулаги наступали по всем направлениям. Необходимо было срочно принимать контрмеры.

Ладно, с этим можно согласиться, а вот в своем ли уме вы, Пеопео Моксмокс, были утром, когда давали такую безрассудную клятву?

…Что-то толкнуло его, и, мгновенно проснувшись, он едва смог открыть глаза. Выскользнул из постели Мериалены Тореджон. Мысль о том, что скоро начнется праздничный пир по случаю объявления невероятного известия, окончательно прогнала сон. Все-таки он, Пеопео, — вождь всех свободных людей, живущих в верховьях Мозеля, и кому, как не ему, добыть жертвенное мясо для великой трапезы.

— Может, останешься? — едва слышно спросила Мериалена, пытаясь выбраться из спутанных полотняных простыней. — Куда ты пойдешь? У меня после этой вечеринки на плечах не голова, а проснувшийся вулкан.

Мужчина сморщился — видно, хотел улыбнуться. Вся деревня пришла в невероятное возбуждение, когда вчера он объявил, что Ноданн повержен, а Бэзил и Бастарды живы-здоровы и находятся в безопасности.

— Я тебе, моя радость, — прочистив горло, наконец смог выговорить Пеопео, — не все рассказал. Главную новость приберег на сегодня. Вечером мы устроим грандиозный пир на весь мир. Слышишь? И я добуду мясо антилопы. Шесть жирных вкусных антилоп! У нас будет жареное мясо. Потом я объявлю тебе и всем остальным самое потрясающее известие со времен потопа!

— Не уходи! — страстно прошептала она и потянулась к нему. — Посмотри, как здесь чудесно! Зачем тебе самому идти на охоту? Люсьен и другие парни добудут пищу.

Мериалена попыталась удержать его, но он уже был возле дверей — так обнаженным и скользнул в наступивший рассвет. Голова все еще была во хмелю.

Теперь им овладел более сильный зов, чем половое влечение, — инстинкт добытчика. Пошатываясь, он направился в свой вигвам, там оделся — не в плотные грубые брюки и крепкие башмаки, в которых ходил после возвращения из Мюрии, а в лохмотья. Натянул мокасины. Пеопео с раскаянием, сидя в каноэ, оглядел себя, потом порылся на полке в поисках охотничьего снаряжения. Сдуру отбросил в сторону боевой, сделанный из пластика, армированный металлом лук — смертоносный и надежный. Стрелы для лука были сделаны из композитного материала, наконечники — из специальной закаленной стали. Сколько экзотиков испытали на себе их убойную силу! Нет, взял охотничий! Не проверив, не осмотрев! Сделан он был уже в плиоцене — стрелы кривые, на колчан стыдно смотреть.

Пеопео Моксмокс — вождь дикарей, в прошлом член Верховного суда в Вашингтоне, соблазненный мечтой о возвращении в мир своих индейских предков, в золотой век, как всерьез утверждал он, — поерзал в каноэ и расхохотался. Каноэ-то не из коры сделано, а из декамола — удивительного материала, созданного в Галактическом Содружестве. Когда придет срок, он выпустит из него воздух, свернет и сунет в мешок, притороченный у пояса. Вот бы с такой же легкостью превратить в былое, в пищу для воспоминаний всю первобытную комедию! Бурке припомнился добрый старый Сол Мермелстейн, с которым ему довелось вместе работать в Солт-Лейк-Сити. Был тогда он начинающим судьей, самоуверенным и дерзким. Недаром старина Сол частенько подтрунивал над ним: «Послушай, глупый индеец, чья душа горда умением никогда не ошибаться…» То были его последние слова перед отъездом. Он их хорошо запомнил. Сол оказался прав… Бурке сплюнул в воду. Черт его занес в плиоцен, будь он трижды проклят!

Зов предков!

С ума можно сойти! Каких предков? Где они? Как и зачем он оказался здесь? Вопросы, вопросы, обращенные в никуда, в белый свет. Какой смысл причитать! Теперь надо действовать.

Где-то хлестнул хвостом крокодил, запела птица. Две бабочки в брачном вдохновении порхали над самой водой. Тончайший аромат ванили разлился в воздухе, аромат наполнил его сердце радостью. Жуткий и одновременно прекрасный мир — к сожалению, они чужды друг другу. Охотник обернулся и долго любовался орхидеей, проросшей из трещины в коре кипариса. Бурке подобрался поближе, чтобы понюхать цветок. Хорошо, что сегодня он никого не убил.

Воздух был неподвижен и горяч. Что же дальше? Он взглянул на наручный хронометр — еще одна замечательная вещица, кстати, не местного происхождения. Вот золотой торквес — здешнее, век бы его не видать. Ладно, срок, указанный в записке, оставленной Дени Джонсону, приближался. Пеопео просил его подогнать к реке халика с кожаными сумами для туш антилоп… Все не так, как надо. Антилоп не добыл, настроение отвратительное.

Оскалившись, Бурке отвязал носовой фалинь и сильными гребками погнал каноэ на стрежень. Все тот же лебедь проскользнул над головой и, хлопая крыльями, сел на воду. Бурке через плечо наблюдал за ним. Какой красавец! Черно-белый хохолок на голове. Рябь замерла, лебедь оказался как бы в центре вышитой гладью картины, его образ повторился в темной, окрашенной торфом воде. Густая высокая трава, более светлая, чем окружающие джунгли, служила естественной рамой живого пейзажа. Охотник затаил дыхание — он должен все хорошенько запомнить. Все, до последнего лебединого перышка, плывущего по воде.

Каноэ коснулось дном ила. Работая веслом, Бурке снял его с мели и начал часто и сильно грести против течения. Дени, наверное, уже ждет его. Пора возвращаться в Скрытые Ручьи. Надо объявить, что скоро появится возможность желающим вернуться в свое время. Кроме того, надо обсудить план захвата Надвратного Замка.

Шестьдесят или семьдесят первобытных из Айрон-Мейден и Хот-Форневилла были вооружены и заперты в огромной деревянной клетке. Здесь, на вершине холма, впавшие в дикость люди и должны были бороться. Позиция казалась удачной — с тыла их прикрывали выходы гранитных пластов, с той стороны подобраться к ним было невозможно. По фронту располагался открытый и довольно крутой подъем, так что ни военные хитрости, ни внезапные удары не могли помочь нападавшим. Фирвулагам оставалось только применить обычные для них атаки с привлечением крупных войсковых соединений и уже привычную тактику запугивания. Чем можно было запугать шахтеров, ветеранов многочисленных схваток, в которых они участвовали, защищая свои дома в Айрон-Виллидж? Их и одолели только с помощью психокинетических ударов.

Король Шарн, устроивший свой наблюдательный пункт на соседней высотке, встал, пожевал нижнюю губу и махнул рукой.

Маневры начались. Первыми на штурм двинулись отряды самых верных короне карликов, которыми командовал Пингол Гусиная Кожа. В стане осажденных раздавались отборные ругательства и дикий вой, потом крики стихли, но повторились с удвоенной силой, когда второй, более малочисленный отряд великанш-людоедок, ведомый Фулетот Черная Грудь, двинулась по лощине в атаку на правый фланг заключенных. Здесь склон был более крутым, поэтому направление было более безопасным для нападавших.

Из королевской ставки два наступавших отряда казались похожими на два черных как смоль роя жучков, наползавших на гигантскую корзину для пикника. Над шевелящейся массой, подобно усикам, вздымались зазубренные пики и развевающиеся штандарты.

— Все-таки зря мы вооружили первобытных железным оружием, — посетовал король. — Любая царапина — и нашему воину крышка.

— Ничего, будут решительнее действовать, с азартом, — жестко усмехнувшись, возразила королева Айфа. — Ты думаешь, Ронию будут оборонять с помощью стеклянных мечей и бронзовых боевых топоров? Если честно, то этим людишкам в клетке надо было раздать винтовки и лазерные карабины, а впридачу — стрелы с наконечниками из кровавого металла. Когда придет время настоящих битв, наши войска неминуемо столкнутся с таким вооружением. Вспомни, что случилось с Мими в Барделаске.

— Черт побери, разве мы там не одержали победу?

— Только потому, что защитников города было слишком мало, и их удалось перебить из луков. Что бы случилось, если бы посланный Эйкеном Драмом транспорт с оружием из Галактического Содружества прибыл вовремя? Что тогда?! Великая-Богиня-благослови-мой-последний-час?! — Королева нахмурилась. В этот момент оба отряда фирвулагов вползли на вершину холма.

— Наши ребята должны наконец понять, что единственный путь к победе — согласованный удар множества разумов, а не сумасбродные индивидуальные попытки. Вот почему Бетуларн Белая Рука, организовывая маневры, решил дать первобытным тактическое преимущество. Он и командование поручил молодым — Фулетот и Пинголу. У них мозги посвежее.

— Что ж, будем надеяться, что заключенные окажут достойное сопротивление, — сказал Шарн, внимательно наблюдая за притихшим холмом. — Жаль, если они струсят.

Айфа неожиданно хихикнула.

— Бетуларн дал им честное слово: если они сумеют продержаться до ночи, то получат свободу.

Король грубо захохотал — видимо, по достоинству оценил шутку.

— Вот дурни! Кажется, они так и не поняли, что фирвулаги держат клятву только в том случае, если дали ее фирвулагу или тану, а не этим паршивым низкорожденным.

— Посмотри, они клюнули на приманку! — закричала Айфа и встряхнула своим черным шлемом. — Даже самые опытные из них!

Король, нахмурившись, наклонился в кресле.

— Куда смотрит Пингол! Зачем они к самой клетке лезут! Почему не выставили защитный экран? Эти дьяволы в любую минуту… Великая Тэ! Тьфу!

Криком ярости король встретил град стрел, выпущенных защитниками клетки и дождем осыпавшихся на плотную толпу карликов. В ответ фирвулаги дико завыли, тут же раздалась телепатическая команда поставить защитный экран. Мерцающие, разбрасывающие искры, едва различимые пятна метапсихической энергии заиграли над склоном. Они были редки и разбросаны