Сарданапал встретил ребят в своей новой мантии, которую подарила ему Медузия. Мантия была морковного цвета с вышитым на ней гербом Тибидохса. Шаловливые усы академика, по своему обыкновению, дразнили волшебную бороду, которая относилась к ним довольно равнодушно. В конце концов усы оставили ее в покое и от огорчения стали завязываться в узел.
      – А ну прекратите! На замок посажу! – пригрозил академик. – Это я не вам. Заходите, присаживайтесь.
      Ягун и Ванька переглянулись. Академик, всегда пышущий энергией, сейчас казался очень усталым.
      – Зачем вы нас позвали? – нарушил тишину Валялкин.
      Академик Черноморов глубоко вздохнул.
      – Вы прекрасно знаете, что не далее как на прошлой неделе я отослал учеников 1—3 курсов в мир лопухоидов, – начал Сарданапал.
      Ванька кивнул. Действительно, в прошлый вторник половину учеников отправили по домам. Старшие курсы хмуро наблюдали за их отлетом, по опыту зная, что это не сулит ничего хорошего. В Тибидохсе опять что-то случилось. Иначе почему усилены патрули циклопов, а Поклеп иногда во время урока выходит из класса?
      – Так вот тому есть причина. Дело в том, что в мире увеличивается процент негативной магии. Это заметили во всем мире. Хранители Весов Равновесия Сил забили тревогу. Чашечка зла намного перевесила чашечку добра. Все магические артефакты показывали, что источником негативной магии является Тибидохс. Мы с Поклепом обошли всю школу и выяснили, что источник магии находится в комнате с Черными Шторами, где живет ученица темного отделения Гробыня Склепова. Это старинное зеркало. Оно является проходом в Потусторонний Мир. Проход открыли примерно год назад, и все это время сквозь него просачивались потусторонние силы. Поклеп Поклепыч грешным делом подумал на Склепову, но тесты показали, что Гробыня ни при чем. Пока проход слишком узкий и языческие боги не могут проникнуть в наш мир, но он расширяется с каждым днем. Когда это случится, Жуткие Ворота откроются, и воцарится хаос.
      – И есть какой-нибудь способ предотвратить катастрофу? – спросил Ягун.
      – Когда я подошел к зеркалу, на его поверхности появились слова: «Проход, открытый Огненным Браслетом, им же и закрывается. Разгадка хранится в глыбе льда».
      Глыба льда… Эти слова пробудили что-то в Ванькиной памяти. Какие-то обрывки сна, который снился ему очень часто. Комната с переливчатыми стенами, глыба льда и фигурка девушки в ней. Во сне Валялкин замечал, что девушка очень красива, а наутро, проснувшись, никак не мог вспомнить ее лица.
      – И что вы от нас хотите? – спросил Ягун. Он доверял своей интуиции, и она ему подсказывала, что сейчас на их плечи свалят ответственность за спасение мира.
      Предчувствие не обмануло внука Ягге – Сарданапал ответил:
      – Я хочу, чтобы вы отправились в Потусторонний Мир.

      – Он что, действительно хочет, чтоб мы туда пошли?! – ошеломленно спросил Ягун, когда ребята уже вышли из кабинета и направились к Жилому Этажу.
      – Судя по всему, он именно это имел в виду, – ответил Ванька.
      – Ну, я зверею! Маечник, ты так спокойно об этом говоришь, будто это простая прогулочка по парку с собачкой. МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ В ПОТУСТОРОННИЙ МИР! До тебя дошло? Интересно, что об этом думает моя бабуся?
      Валялкин хотел было что-то сказать в ответ, но тут парни вошли в общую гостиную, где сейчас шла битва всех времен и народов: Пенелопа Дурнева против Верки Попугаевой. Причем победу одерживала явно Пипа – ее интуитивная магия буквально сметала с ног бедную Верку, которая отстреливалась заковыристыми сглазами, иногда достигавшими цели. Сейчас все прыщи дочки самого доброго депутата позеленели, а сама она непрерывно икала.
      – НЕ СМЕЙ… ТАК… ГОВОРИТЬ О ГУРОЧКЕ!!! – кричала Дурнева.
      Внук Ягге сразу куда-то смылся. Ванька пожал плечами и пошел в свою комнату. Какое ему дело до Пуппера и прыщавой Пипенции? С Пипой он как-то не пересекался, а к Пупперу ощущал стойкую неприязнь, непонятно откуда взявшуюся.
      В комнате, конечно, не царил идеальный порядок, но и такого кавардака, как у Ягуна, тут не было. Жар-птиц пискнул, приветствуя его. Затем птиц перелетел к нему на плечо и призывно пощелкал клювом. Ванька вздрогнул от боли, когда острые когти птица сжали ему плечо.
      – Проголодался? Сейчас, сейчас… – Ванька полез в шкаф, где у него стояла банка с червями, которых он накопал вместе с Тарарахом месяц назад. Скормив червей жар-птицу, Валялкин еще подлил воды в поилку, за что получил благодарный клекот. Парень лег на кровать и закрыл глаза. Освободиться от всяких ненужных мыслей: о Пуппере, о Пипе, о поручении Сарданапала. Позволить мыслям течь в свободном направлении…
      Он снова в этой странной комнате с переливающимися стенами. Сколько раз он уже был здесь? Посередине комнаты виднелась глыба льда. Сквозь лед угадывался неясный силуэт. Шаг, еще шаг. Он уже знает, что во льду – девушка. Кто она? Еще один шаг. Почему так важно узнать, кто она? Почему так важно увидеть ее лицо? Почему при мыслях о ней его охватывает трепет? Шаг. Уже можно различить, что девушка одета в джинсы и кофточку. На указательном пальце правой руки у нее блестит перстень, а запястье левой руки охватывает браслет с непонятными рунами. Глаза легко подмечают детали, но не видят главного – лица девушки. Кажется, еще шаг, и он сможет увидеть ее…
 
      – …Эй, Ванька, вставай! Маечник, подъем! Труба зовет!
      Нет, нет, не сейчас, когда он уже так близко… Кто-то трясет его за плечо. Очертания девушки размываются, а комната вертится перед глазами. Приоткрыв один глаз, Ванька заметил Баб-Ягуна.
      – Ну, Ванька, ты даешь! Еле-еле тебя разбудил. Как ты вообще смог заснуть? – изумился внук Ягге.
      – Не знаю… Устал, наверно, – с утра с этим грифоном возился.
      – Да, маечник, ты просто феномен! Заснуть под крики Дурневой не каждый сможет, особенно если они сопровождаются выбросами интуитивной магии.
      – Да ладно тебе. Заснул и заснул. А из-за чего этот сыр-бор был?
      – Ты же знаешь, что Пипенция сдвинута на своем Пуппере, особенно сейчас, когда до матча с невидимками остался всего месяц. Матч должен был состояться 15 июля, а Магщество передвинуло его на целых две недели. Соловей рвет и мечет – теперь команда не сможет подготовиться к игре и выступить достойно. Правда, с горечью признаю, что эти англичане размажут нас по стенке, тренируйся мы хоть всю весну без остановки. Так вот, оказывается, Верка выступила с заявлением, что Пуппер – это тупой очкарик, у которого есть только какая-то жалкая метла. Тут Дурнева взорвалась. Дальше ты видел, но не все. Счетчики засекли большой выброс интуитивной магии, и на тревогу прибежал Поклеп в сопровождении циклопов, и ты бы только видел – Пипа как зыркнула на них, так циклопов припечатало к стене, а Поклеп имел прекрасную возможность рассмотреть Тибидохс с высоты птичьего полета.
      – И чем все закончилось?
      – Пипенция потеряла сознание. Сейчас она у бабуси, та говорит, что Пипа израсходовала слишком много сил. В течение ближайших трех дней она должна прийти в себя. Бабуся сказала, что у Пипы огромный магический потенциал.
      Часы пробили десять часов вечера.
      – Ладно, разболтался я тут. Нам пора идти, – сказал Ягун.
 
      – Ребята, помните, от вас зависит судьба не только Тибидохса, но и всего магического и лопухоидного мира. – Сарданапал внимательно глядел друзьям в глаза. – Вы должны найти Браслет Огня. Лишь он сможет закрыть проход между мирами.
      Ягун заметно нервничал. Он стоял рядом со своей бабусей, которая тоже наставляла его.
      Академик передал Ваньке какой-то свиток.
      – Это может вам понадобиться.
      Валялкин молча положил свиток за пазуху.
      – Ну что, готовы?
      – Готовы! – уверенно ответили парни и шагнули в неизвестность…

      Потусторонний Мир – это серость и унылость. Куда ни глянь, не видно ни одного цветного пятна. Ребята стояли в нерешительности, не зная, в каком направлении двигаться.
      – Ну, и куда нам идти? – спросил Ягун.
      – Не знаю. А ты посмотри вокруг, нигде нет указателей? – пошутил Ванька.
      Вдруг Валялкин услышал какой-то голос. Как будто неведомая сила призывала его, манила из глубины бесконечности. Этому нельзя было сопротивляться, можно только подчиняться.
      – Нам в ту сторону, – сказал Ванька.
      – Откуда ты знаешь? – выпучил глаза Баб-Ягун.
      – Знаю, и все. Это… как тебе объяснить… я слышу голос, который зовет меня. Он говорит, что нам нужно идти туда.
      – Маечник, очнись! Позволю себе напомнить тебе, что мы находимся в Потустороннем Мире! Мало ли какие голоса ты тут слышишь. Сейчас мы пойдем на этот дурацкий зов, а там нас поджидает какой-нибудь излишне злобный и коварный дух, жаждущий вселиться в юное тело, который только и ждет, что дураки вроде тебя сами приплывут к нему в руки.
      – Нет, я точно знаю, что ничего плохого не случится. Нам нужно идти.
      Ванька уверенно зашагал вперед, и внуку Ягге ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Ягуну все время казалось, что он слышит чей-то тихий шепот или видит неясную тень, но Валялкин упрямо продолжал идти вперед, подчиняясь одному ему известному зову. Вскоре Ванька заметил, что пространство деформируется, принимая очертания комнаты, стены которой переливались странным светом. Этот свет не освещал комнату, не грел, не создавал теней. У Ваньки перехватило дыхание: все это было ему знакомо – и стены, и видневшаяся невдалеке глыба льда. Сон повторялся, но сейчас все было наяву. Теперь он сможет дойти до конца, он увидит лицо этой девушки. Несколько шагов, и она предстала его взору. Ванька взглянул на нее и пропал. У девушки были чудесные рыжие волосы, спадавшие ей на плечи и великолепно обрамлявшие лицо. Ее изумительные глаза были изумрудного цвета, смотрели куда-то вдаль, будто стремясь увидеть то, что недоступно обычному взору. Ванька почувствовал, что та часть его души, которой он когда-то лишился, вернулась, словно заполнилась какая-то пустота…
      – Ванька, смотри, вот он! – внезапно воскликнул Ягун, про которого Валялкин совсем забыл.
      – Что?
      – То самое, за чем нас сюда послали, – Браслет Огня. Я видел его изображение у бабуси, в одной старинной книге. Он на руке этой девушки.
      – Значит, нам придется как-то доставать его. Нужно разморозить лед. Ты помнишь какое-нибудь подходящее заклинание?
      – Мне в голову ничего не лезет. Есть идеи?
      Следующие полчаса друзья занимались тем, что пытались добраться до браслета всеми возможными способами. Но глыба льда была равнодушна ко всем заклинаниям, даже к заклинанию повышения температуры Пустынус Сахарус. Когда парни уже совсем отчаялись, Валялкин вспомнил про свиток, что дал ему Сарданапал. Развернув его, Ванька прочитал:
      –  Тигранум экс заволис феррот либерус айсум,– и тотчас по глыбе потекли капельки воды, и вскоре лед полностью растаял.
      – Готов поспорить, Сарданапал знал, что мы сюда попадем и найдем эту девушку, иначе зачем он дал нам этот свиток? – заметил Ягун.

      Что случилось? Что с ней? Почему все тело болит так, как будто она только что упала с тридцатиметровой высоты? Странно, она не чувствует больше сковывающего холода, к которому уже успела привыкнуть, скорее ей тепло. Она сделала еще одно открытие – она может дышать. Какое это удовольствие – ощущать, как твои легкие заполняет чистый воздух. Пробует пошевелить рукой, с трудом, но шевелится. Тогда она открывает глаза. Белые стены, белый потолок – все, что доступно взору в этом положении. Она пытается перевернуться на бок, но тело ее не слушается, зато ей удалось привлечь к себе внимание.
      – Очнулась?
      Знакомый голос, чистый, звонкий. Где она могла слышать его?
      – Пить… – только и могла прохрипеть девушка.
      – На, держи, – парень протягивает ей стакан с водой и помогает сесть. Еще одна радость жизни – ощущать, как по засохшему горлу течет холодная вода. Только человек, бывавший в пустыне, понимает это. Девушка смогла теперь рассмотреть лицо парня. Это была ушастая физиономия ее лучшего друга Баб-Ягуна. За ним виднелись стены магпункта, где она и находилась. Но как она сюда попала? Девушка точно помнила, что была замурована в лед, сама же на это согласилась, чтобы спасти Ваньку.
      – А как тебя зовут? – видя, что она напилась, спросил Ягун.
      – Таня, – сказала она удивленно. – Ягун, ты что, не помнишь?
      – А мы разве знакомы?
      Что он несет? Таня не только знакома с ним, но они уже пять лет как друзья. Может, это шутка? Тогда он явно переборщил, ей сейчас не до шуток. Но внук Ягге продолжал изучать девушку любопытным взглядом, и Таня всерьез обиделась.
      – Ладно, пошутили, и хватит. Лучше скажи мне, где Ванька?
      Ягун не успел ответить, так как заскрипела дверь и в магпункт вошла Ягге. Увидев, что девушка очнулась, старушка выгнала своего внука и стала натирать Таню всякими мазями, а потом дала ей какое-то варево, наказав выпить все до дна. Не успела ее голова коснуться подушки, как она погрузилась в сон.
 
      Первым, кого увидела Таня, когда проснулась, был академик Сарданапал. Он сидел в кресле напротив нее и читал какую-то старинную книгу. Судя по надписи на корешке, эта книга называлась «Древнейшие артефакты огненной стихии». Академик поднял глаза и, увидев, что девушка проснулась, отложил книгу и внимательно посмотрел на нее.
      – Здравствуй, я Сарданапал Черноморов, директор школы магии Тибидохс, в стенах которой ты сейчас находишься. Как тебя зовут? – начал он.
      «Ну вот, снова здорово. Они что, сговорились, что ли?» – подумала Гротти, но ответила:
      – Я Татьяна Гроттер.
      Глаза Сарданапала, до этого добрые, посуровели.
      – Этого не может быть. Татьяна Гроттер умерла в младенчестве.
      Таня впала в ступор. Такого ответа она явно не ожидала.
      – Но это правда я! Академик, неужели вы меня не узнаете? Я ведь учусь в этой школе уже пять лет. В детстве я жила у Дурневых, потому что мои родители погибли, их убила Чума-дель-Торт, а я не умерла, потому что меня спас Талисман Четырех Стихий, который сделал мой отец, Леопольд Гроттер…
      – Погоди, откуда ты знаешь про талисман? – удивленно спросил Сарданапал.
      – Потому что я действительно Таня Гроттер, – ответила девушка.
      Видимо, академик поверил, потому что из его глаз ушло настороженное выражение.
      – Я верю тебе, хоть это и трудно, так как Таня Гроттер, дочь моего друга Леопольда, умерла.
      – Как это случилось? – спросила Таня.
      Сарданапал задумчиво посмотрел на нее, будто не зная, стоит ли говорить об этом Тане или нет.
      – Ты знаешь, что в последние годы своей жизни твой отец работал над созданием очень мощного артефакта, который объединял бы силы всех стихий. Он так и назвал его – Талисман Четырех Стихий. В то время шла война, и талисман дал бы существенный перевес той стороне, у которой он был. Именно поэтому Чума-дель-Торт следила за твоим отцом. Когда талисман был уже почти готов, она напала на дом Гроттеров. Леопольд только и успел, что поставить дочь под охрану талисмана, видоизменив его в родинку. Благодаря ему Таня смогла выжить после укуса скорпиона Той-Кого-Нет. Но когда Чума применила заклятье полного уничтожения, защиты талисмана хватило лишь на то, чтобы отразить заклинание в нападавшего, но сама девочка умерла.
      Таня слушала рассказ академика, и слезы катились у нее по лицу. Ей было невыносимо жаль ту себя, которая никогда не вырастет, не заведет друзей, не узнает, что такое любовь.
      – Ну-ну, не плачь. Ничего уже не изменишь и прошлого не воротишь, – утешал ее академик. – А теперь перейдем к главному: ты знаешь, что за браслет у тебя на руке?
      – Что? – не поняла Таня. Переведя взгляд на руку, девушка обнаружила там Браслет Огня. Теперь он не жег руку, как раньше, но на ощупь был теплым. – Надо же, а я и забыла про него.
      – Откуда он у тебя? – спросил академик.
      – Я видела его во сне. Словно я была в Потустороннем Мире и во сне надела его, а когда проснулась, обнаружила его на своей руке.
      – Он обжигал?
      – Да, было очень больно.
      – Отодвинь, пожалуйста, браслет.
      – Хорошо. – Таня слегка удивилась странной просьбе Сарданапала, но все же выполнила ее.
      Гротти вскрикнула от удивления. На ее смуглой коже отпечатался рисунок в форме огненной птицы – феникса.
      – Так я и знал, Браслет выбрал себе хозяйку, – скорее себе, чем Тане, сказал академик.
      – Что вы имеете в виду?
      – Браслет Огня – один из четырех основных артефактов стихий. Он входит в комплект с Небесным Кулоном, Водной Чашей и Клинком Теней. По легенде, если объединить все четыре артефакта, то можно получить огромную силу, во много раз превосходящую силы древних языческих богов. Используя идею четырех артефактов, твой отец создавал Талисман, который мог иметь лишь тысячную долю силы объединенных артефактов. Но, увы, Талисман уничтожен, а секрет его изготовления Леопольд унес с собой в могилу. Известно, что Водная Чаша находится где-то у Бабаев, Небесный Кулон в Верхнем Мире, Браслет Огня до недавних пор был в Потустороннем Мире. Клинок Теней считается утерянным, никто не знает, в каком из миров находится сильнейший из этой четверки артефакт. Каждый из них имеет свою силу. Основное свойство Браслета Огня – возможность открывать проходы между мирами. Но кроме этого, существует много других свойств, неизвестных или не изученных ранее. Причем эти артефакты не даются в руки кому попало. Только Избранный может надеть Браслет или Кулон и остаться при этом в живых.
      – Я Избранная?
      – Получается, так. Ты будешь Хранительницей Браслета, пока не погибнешь или пока он не изберет себе нового хозяина. Этот Браслет дает огромную силу его Хранителю, и только ты вольна решать, как ее использовать: в пользу добра или в пользу зла. Ты уже пользовалась его силой?
      – Да, когда открывала проход в Потусторонний Мир.
      – Проблема в том, что ты не закрыла его сразу, и теперь вся негативная магия стекается в наш мир. Можешь назвать точную дату и время, когда это произошло?
      – Кажется, это было первое июля, полночь.
      – Портал такой величины можно закрыть точно в такой же день и час. До первого июля еще около месяца. Когда придет время, ты закроешь проход. Будем надеяться, что до этого ничего не произойдет.

      Таня стояла на пороге своей комнаты. Комната выглядела точно так же, как и раньше. Словно Гротти никуда и не пропадала. Черные Шторы все так же висели на окне, изредка шелестя тяжелыми серебристыми кисточками. Только та часть комнаты, что раньше принадлежала Тане, выглядела нежилой.
      «И все-таки я вернулась домой», – подумала девушка. Она легла на кровать и старалась не думать о том, о чем сегодня утром ей поведал академик. Когда Таня уже стала погружаться в сон, ее покой нарушили – открылась дверь, и вошла мадемуазель Склепофф.
      – Чтоб я еще когда-нибудь согласилась пойти на свидание с Жикиным… – бормотала она себе под нос. При виде Тани ее тщательно выщипанные брови поднялись вверх: – Эй, что ты делаешь в моей комнате?
      – Живу, – спокойно ответила Гротти.
      – Блин, подселяют всяких новеньких… – пробурчала Гробби и сканирующим взглядом окинула Таню. При виде старых потертых джинсов на ее губах появилась ядовитая усмешка. – Эй, как тебя звать?
      – Таня Гроттер.
      – Гроттерша, значит, – удовлетворенно кивнула Гробыня. – Небось светленькая? Да ладно, можешь не отвечать, по тебе видно. Но учти, я с тобой церемониться не буду. У меня знаешь сколько соседок было? Всех выжила. До сих пор ходят заикаются.
      – Ладно, лежи в гробике, сопи в две дырочки и не выступай. – Таня зевнула. Она уже поняла, что Гробыня не изменилась за этот год и в их отношениях все по-прежнему.
      – О-о! – во взгляде Склеповой появилась капелька уважения. – А ты бойкая. Посмотрим, сколько ты тут протянешь…
      – Посмотрим, – тихо повторила Таня и погрузилась в объятия Морфея.
 
      Солнечный лучик скользнул в комнату и осветил лицо Тани. Что-то недовольно буркнув, она перевернулась на другой бок, и тут раздался стук в дверь. Немного подождав – может, незваный гость уйдет, но стук повторился, – Таня неохотно встала с постели, пригладила одежду и пошла открывать. На пороге стоял, улыбаясь во все тридцать два зуба, ее лучший друг Баб-Ягун.
      – Привет! Я тут подумал, ты же новенькая, не знаешь наших порядков, расписания уроков. К тому же ты чуть не проспала завтрак. Пошли, я попросил Ваньку раздобыть нам скатерть получше, но не уверен, что он это сможет, – ведь он так занят своей Зализиной.
      – Кем?! – Таня, до этого спокойно следующая за Ягуном, остановилась.
      – Ах да, ты же не знаешь, у нашего Ромео в желтой майке есть девушка – Лиза Зализина. – Внук Ягге скривился. – Она с нашего курса. Внешне обычная девчонка, а внутри настоящая змеюга. Не понимаю, что Ванька в ней нашел. Вот Катя Лоткова, она совсем другая…
      Под рассказы Ягуна о Лотковой они дошли до Зала Двух Стихий. Завтрак уже подходил к концу. За учительским столом важно восседал Сарданапал. Заметив Таню, он кивнул ей и вернулся к разговору с Медузией. За тем же столом Великая Зуби что-то выговаривала своему мужу – Готфриду Бульонскому, Тарарах глодал баранью ногу, Поклеп следил за детьми, изредка делая пометки в своей записной книжке, а Клоппик пулялся котлетами.
      «Все как обычно, – подумала Таня, но тут ее сердце сжалось: – Нет, не все…»
      На Танином месте за столом теперь сидела Зализина и обнимала Ваньку за плечи. Ее Ваньку. Тане стало горько. А Ванька держит Лизку за руку так, как раньше держал ее, Таню. Ехидный внутренний голос зашептал:
      «А разве это не ты хотела, чтоб он забыл тебя? Он забыл, теперь он счастлив».
      «Он не может быть счастлив с ней так, как был счастлив со мной», – попробовала возразить Гротти.
      «А откуда ты знаешь, что это так, а не наоборот?» – продолжал ехидно спрашивать голос.
      «Просто знаю…» – откликнулась девушка и, приказав уже надоевшему голосу молчать, подошла к столу и поздоровалась, ощутив на себе две пары глаз. Холодные серые глаза смотрели настороженно, а такие родные васильковые – с интересом и с чем-то еще, чего Таня не смогла определить.
      – Итак, знакомьтесь, это Танька. А это Ванька и Лиза, я тебе про них рассказывал, – представил их Баб-Ягун.
      – Привет! – отозвался Ванька, Лиза лишь кивнула.
      Сегодня им досталась булочная скатерть, которая готовила всевозможные булки, баранки, пряники и печенье.
      Таня принялась за булочки с маком и не замечала, что Ванька не сводит с нее глаз…

      Пошли-поехали школьные будни: завтрак, занятия, обед, занятия, домашняя работа, ужин, сон. Таня и не заметила, как пролетела неделя. Все это время она, как обычно, пререкалась с Гробби, слушала рассказы Ваньки о животных и болтовню Ягуна о новых прибамбасах к его любимому пылесосику… Только одна деталь не вписывалась в привычную Танину жизнь – Зализина. Лиза с первого взгляда невзлюбила Гротти и теперь всегда и везде сопровождала Ваньку, при каждом удобном случае (а случай был удобным, когда появлялась Гроттерша) обнимала и целовала его. Горько было видеть, как Валялкин принимал эти знаки внимания и отвечал на них, хотя, будь Таня повнимательнее, она бы заметила, что выражение лица у него при этом отсутствующее. Но Гротти этого не замечала и страдала, в душе клянясь забыть Ваньку, выкинуть его из сердца раз и навсегда.
      «Он счастлив с ней», – с тоской думала она. Ситуация усугублялась тем, что иногда девушка ловила на себе быстрый взгляд голубых глаз. Это вселяло надежду, а надежда, пусть даже малейшая, не давала просто так взять и забыть Ваньку.
      К концу недели, измученная душевными переживаниями, Таня была как выжатый лимон. Ей срочно нужно было развеяться. Ягун предложил для этой цели верное средство – полеты.
      Полеты… Они всегда служили девушке психологической разрядкой, и сейчас она сильно скучала по ним. Тане не хватало этого незабываемого ощущения безграничной свободы, восторга, охватывающего ее в воздухе…
      Ягун в ответ на то, что у Тани нет летательного инструмента, усмехнулся и сказал, что это всего лишь отговорки и что девушка просто боится летать с ним, лучшим игроком сборной Тибидохса. Взвинченная таким заявлением, Таня сказала, что будет на драконбольном поле завтра в десять часов и она еще посмотрит, кто с кем побоится летать. Таня Гроттер с утра отправилась к Сарданапалу. Она беспрепятственно миновала сфинкса и зашла в кабинет. Сарданапал сидел за столом, писал что-то и даже не заметил девушку. Пытаясь привлечь к себе внимание, Таня негромко кашлянула. Академик вскинул глаза и, увидев Гротти, поприветствовал ее:
      – Здравствуй, Таня. Зачем пожаловала в мой скромный кабинет?
      – Извините, что отнимаю ваше время… – запинаясь, начала девушка. – Понимаете, в моем мире, ну в том, в котором я жила до того, как попала в Потусторонний, у меня был контрабас, который достался мне от папы…
      – Контрабас Феофила Гроттера? Как же, как же, знаю такой. После смерти твоих родителей я взял его себе на хранение – все-таки это уникальный артефакт, твой прадед знал в них толк. – Услышав комплимент в свой адрес, Танин перстень оживился и что-то важно проскрипел по-латыни.
      В это время Сарданапал достал из одного из своих многочисленных шкафов знакомый Тане футляр. Девушка взяла его и почувствовала волнение. Открыв крышку футляра, Таня увидела контрабас работы великого Феофила Гроттера и смычок рядом с ним. Таня осторожно, будто боясь чего-то, провела рукой по струне. Контрабас отозвался долгим дребезжащим звуком.
      – Огромное спасибо вам за то, что сохранили его, – дрогнувшим голосом сказала Гротти, ей уже не терпелось испытать инструмент.
 
      …Ягун опаздывал. Таня решила сделать пробный полет, все-таки прошло много времени с тех пор, как она летала в последний раз. Когда же это было? Кажется, на матче с Лысегорскими ведьмами. Но мастерство на то и мастерство, что его нельзя ни продать, ни обменять, ни потерять. Медленно, будто пытаясь вспомнить что-то забытое, она села на контрабас и взяла смычок так, чтобы он удобно лег в ладонь.
      Гротти тряхнула головой, уверенно подняла руку и произнесла:
      –  Торопыгус угорелус. – Яркая зеленая искра слетела с Таниного перстня, и контрабас взмыл в небо. Когда девушка ощутила упругое сопротивление воздуха, ей показалось, что все проблемы и тревоги остались там, на земле, а в груди переливается и сверкает лишь восторг от полета. Навыки не теряются. Петли, бочки, восьмерки сменяли друг друга, а под конец, раззадорившись, Таня решилась на исполнение мгновенного перевертона.
      Взглянув вниз, девушка заметила одиноко торчавшую посреди поля фигурку лучшего друга – Ягуна. Гротти снизилась, чтобы поприветствовать его, а тот смотрел на нее ошалело. Таня смутилась.
      – Что-то не так? – спросила она.
      Ягун очнулся и внимательно посмотрел ей в глаза:
      – Слушай, а ты когда-нибудь думала об игре в драконбол?
      – Ну не то чтобы… – начала Гротти, но внук Ягге перебил ее:
      – Ты потрясающе летаешь! Если ты будешь у нас в команде, то мы наверняка обыграем этих невидимок и оставим Пуппера с носом. Сегодня в пять тренировка – приходи, Соловей просто обязан взять тебя в команду!
      – А вы что, играете против невидимок?
      – Ага, первая игра сезона, и у нас, если честно, нет никаких шансов – невидимки раздавят нас, как тараканов.
      «Интересно, а помнит ли меня Гурий? И как он будет относиться ко мне сейчас… Стоп, Гроттерша, о чем ты думаешь? Тебе что, нужен Пуппер? Если нет, то молчи в тряпочку».
      – Эй, Танька, о чем ты думаешь?
      – Да, так…
      – Странный ты человек… – заметил Ягун, и при этом взгляд у него был какой-то раздосадованный. Он внимательно смотрел на Таню, будто видел в ней разгадку какой-то тайны.
      – Ну так что, ты все еще хочешь полетать со мной? – осведомилась Гротти.
      – А то!

      Таня шла на свою первую после возвращения из Потустороннего Мира тренировку. Рядом, беспечно что-то насвистывая и держа в руках свой любимый пылесосик, шагал Ягун. Ваньки с ними не было, он пошел к Тарараху – нужно было лечить гидру, заболевшую воспалением легких. Гидра, крайне недружелюбная, всегда была готова сомкнуть свои ядовитые челюсти на чьей-нибудь руке или другой части тела, попавшейся на глаза злобной рептилии. За Ванькой увязалась Зализина, она не могла отпустить Ванечку одного к такому монстру. На замечание Ягуна о том, что рядом все время будет находиться Тарарах, гораздо более опытный, чем она, в обращении с опасными животными, Зализина лишь что-то сердито прошипела и одарила парня испепеляющим взглядом.
      Таня за все это время не сказала ни слова. Ей было тяжело от воспоминай. От того, что она помнила, каким был Ванька… Она помнила все его взгляды, неожиданные и милые сердцу подарки, робкие и нежные поцелуи. И так было больно, помня все это, помня своего Ваньку, любить этого, в целом точно такого же, но чем-то неуловимо отличавшегося.