ГЛАВА 8 ИСТОРИЯ ОЛАФА
      Некоторое время мы сидели молча. Я с любопытством поглядывал на ирландца: он был совершенно серьезен. Психология гэллов[Гэллы - потомки древних кельтов, проживающие на территориях Ирландии и Шотландии. (Прим. пер.) ] всегда казалась мне крайне любопытной; я знаю, что древние поверья и легенды глубоко укоренились в сердцах этих людей.
      Слушать Ларри было смешно и трогательно.
      Передо мной сидел прошедший войну солдат, бесстрашно, не закрывая глаз, смотревший на все ее уродливые проявления; избравший для себя самую опасную и наисовременнейшую из всех возможных военную профессию; понявший и полюбивший Бродвей при всей его прозаичности, и все-таки, в трезвом уме и здравой памяти, он засвидетельствовал мне сейчас свою веру в баньши, в сказочный лесной народ и в призрачных арфистов. Интересно, подумал я, что бы он сказал, увидев Двеллера... и тут же меня больно кольнула мысль, что, пожалуй, с такой склонностью к суевериям он мог бы стать для него легкой добычей.
      С легкой досадой ирландец встряхнул головой и провел рукой по глазам, потом, усмехаясь, повернулся ко мне.
      - Вы, должно быть, решили, что у меня мозги набекрень, профессор, сказал он. - Нет, я в порядке. Но время от времени со мной такое случается: во мне вдруг начинает говорить Ирландия. Короче, хотите верьте, хотите нет, но я рассказал вам чистую правду.
      Я поглядел на восток, где поднималась луна: после полнолуния не прошло еще и недели.
      - Вы, конечно, не можете показать мне того, что сами видели, лейтенант, - улыбнулся я. - А как насчет услышать? Меня всегда поражало, как это бестелесные духи умудряются наделать столько шума, не имея ни голосовых связок, ни каких-либо иных природных звуковоспроизводящих механизмов. Как выглядит крик баньши?
      О'Киф серьезно поглядел на меня.
      - Ну ладно, - сказал он, - я покажу вам.
      Сначала где-то в глубине его горла возникло тихое, не похожее ни на какие земные звуки рыдание, постепенно нарастая, оно перешло в причитание, столь невыразимо скорбное и трагическое, что у меня мурашки по коже побежала О'Киф резко выбросил руку и схватил меня за плечо. Я застыл на стуле, похолодев от ужаса... ибо позади нас, сначала отголоском эха, потом, перерастая в крик, прокатился вопль, который, казалось, вобрал в себя всю вековечную скорбь мира. О'Киф отпустил мое плечо и быстро вскочил на ноги.
      - Спокойно, профессор, - сказал он. - Это за мной. Меня нашли, это пришли за мной из Ирландии.
      Снова тишину нарушил душераздирающий вой. Но теперь я понял, откуда он раздается. Вопль звучал из моей каюты и мог означать только одно: проснулся Олаф Халдриксон.
      - Оставьте ваши глупости, лейтенант, - произнес я, с трудом переводя дыхание, и прыжком кинулся вниз, в мою каюту.
      Краем глаза я отметил несколько глуповатый взгляд, которым О'Киф, облегченно вздохнув, проводил меня; затем он присоединился ко мне. Да Коста уже что-то кричал помощнику, кантонец, живо примчавшийся на зов, перехватил у него штурвал, и маленький капитан, громко топая ногами, бежал нам навcтрeчу.
      В последнее мгновение, уже положив ладонь на дверь, я остановился. Что, если там внутри Двеллер, что, если мы заблуждались, и его появление происходит независимо от того, находится ли луна в стадии полнолуния или мет - факт, который Трокмартин считал основополагающим для вовможности зарождения Двеллера в голубей заводи.
      Внутри каюты вновь начал нарастать рыдающий вопль. Оттолкнув меня, О'Киф толчком раепахнул дверь и, прижимаясь к стенке, прокрался в каюту.
      Я увидел, как в его руке тускло влеснуло дуло пистолета; видел, как, быстро ошираясь но сторонам, ирландец cбвел каюту пистолетом из угла в угол.
      Затем он распрямился, и его лице, обращенное к койке, преисполнилось изумлением и состраданием.
      Сквозь открытое окно потоком струился лунный свет. Он падал на широко раскрытые, неподвижные глаза Халдриксона, в которых медленно накапливались, стекая по щекам, крупные слезы; из раскрытого рта лилcя протяжный воющий рев. Я подбежал к окну и задернул занавески. Да Коста включил свет в каюте.
      И в ту же секунду леденящий душу вопль резко оборвался. Взгляд норвежца упал на нас. Одним рывком он разорвал ремш!, которыми я обвязал его, и вскочил с кровати, повернувшись к нам лицом.
      Глаза Олафа злобно сверкали; светлые волосы встали дыбом, наглядно свидетельствуя о ярости, бушевавшей у него в душе. Да Коста, стушевавшись, отступил назад. О'Киф, хладнокровно оценив обстановку, быстрым шагом пересек каюту, загородив меня от норвежца.
      - Где вы меня подобрали? - прорычал Халдриксоы голосом, напоминавшим громовые раскаты. - Где моя ледка?
      Я вежливо отстранил О'Кифа и предстал перед гигантом.
      - Послушайте меня, Олаф Халдриксон, - сказал я. - Мы подобрали вас там, где сверкающий дьявол забрал вашу Хельму и вашу Фриду. Мы идем по следам дьявола, который спустился с луны. Вы слииште меня?
      Я говорил медленно и членораздельно, прилагая все уеилия, чтобы пробиться через туман, в котором (как я отлично пoнимал!) пребывал сейчас иетещеяный переживаниями мозг гиганта. И мои слова возымели действие.
      Норвежец протянул мне трясущуюся руку.
      - Вы говорите, что идете по его следу? - спросил он, запинаясь. - Вы знаете, куда нада идти? Вы знаете, где тот, кто забрал мою Хельму и мою маленькую Фриду?
      - Вот именно, Олаф Халдриксон, - ответил я. - Вот именно! И я ручаюсь вам своей жизнью, что знаю, куда надо идти.
      Да Коcта выступил вперед.
      - Он знай правда, Олафа. Ты ехай быстро-быстро на "Суварна", не на "Брю-у-унги-ильда", да-да!
      Огромный северянин, все еще cжимая мою руку, посмотрел на него.
      - Я знаю тебя, да Коста, - прошептал он. - Ты честный человек. Тебе можно верить. Где "Брунгильда"?
      - Она ехай на большой веревка за нами, Олафа, - утешил его португалец. - Скоро ты ее поглядишь. А теперь ложись вниз и рассказывай, если способнай, почему ты вязать себя на свой штурвал и что случилася, Олафа.
      - Если вы расскажете нам, как появился сверкающий дьявол, Халдриксон, то нам легче будет справиться с ним, когда мы прибудем на место, - сказал я.
      На изумленное лицо О'Кифа нельзя было смотреть без смеха: он недоумевающе переводил глаза то на меня, то на норвежца. Гигант, оторвав от меня напряженный взгляд, посмотрел на ирландца, и одобрительный огонек засветился в его глазах. Он отпустил мою ладонь и пожал руку О'Кифу.
      - Staerk! Ja, сильный парень, смелое сердце... Мужчина. Ja! Он пойдет с нами, он нам поможет. Ja!
      - Я расскажу, - прошептал он, усаживаясь на край койки. - Это случилось четыре ночи назад. Моя Фрида.. - голос его дрогнул, - mine Yndling! Она любила смотреть на луну. Я стоял за штурвалом, а моя Фрида и моя Хельма были у меня за спиной. Сзади светила луна, и "Брунгильда" неслась, как лебедь по воде, распустив паруса, как будто ее подгонял не ветер, а лунный свет, Ja!
      - Я услышал, как моя Фрида сказала: "Я вижу, что nisse идет по следу луны". И я услышал, как засмеялась ее мать - тихо-тихо, как смеется мать сонным грезам своего Yndling. Я был так счастлив... этой ночью." со своей Хельмой и со своей Фридой, и "Брунгильдой", что неслась под распущенными парусами, словно лебедь. Я услышал, как ребенок сказал: "Nisse бежит очень быстро". А потом я услышал, как закричала моя Хельма - дико и отчаяние, так кричит кобыла, когда от нее забирают жеребенка. Я быстро обернулся, Ja! Я бросил штурвал и быстро обернулся... Я увидел," - Халдриксон прикрыл глаза руками.
      Португалец прижался ко мне поближе, и я услышал, как он тяжело и шумно дышит, словно перепуганная собака.
      - Я увидел, что белый огонь перепрыгнул через поручни, - прошептал Олаф Халдриксон. - Он крутился волчком по кругу; и светился, как светятся звезды сквозь пылевой смерч. И тут я услышал какой-то шум. Он напоминал звон колокольчиков, Ja! Звон маленьких колокольчиков. Мелодичный звук... вроде как звенит бокал, когда по нему пробегают пальцами. У меня закружилась голова, и я почувствовал себя совсем больным, когда услышал звон этих колокольчиков. Моя Хельма стояла... - indehole - как это вы говорите? В середине белого огня. Она повернула лицо ко мне, и она повернула лицо к ребенку, и лицо моей Хельмы пронзило мне сердце. Потому что оно было полно страха и было полно счастья... glyaede. Я скажу вам, что от страха, который я увидел на лице Хелъмы, у меня появился лед здесь... - и он ударил себя в грудь сжатым кулаком... - но счастье на ее лице жгло меня, как огонь. И я не мог пошевелиться, я совсем не мог двигаться.
      - Я сказал себе вот здесь, - он дотронулся до головы, - я сказал себе: "Это Локи[Локи - тоже принадлежит к богам-асам, но часто вступает с ними во враждебные отношения, проявляя при этом причудливо-злокозненный характер, хитрость и коварство] вышел из Хельведе[Хелъ - в скандинавской мифологии царство мертвых, хозяйкой которого является чудовище, рожденное великаншей Ангрбордой от Локи. Специфически скандинавским является противопоставление Хельведе как подземного царства для мертвых небесному царству для избранных - Вальхалле. Перед концом мира корабль мертвецов, ведомый Локи, плывет к месту последней битвы, в которой мертвецы из Хельведе выступают на стороне хтонических сил, а павшие воины - эйнхерии из Вальхаллы - на стороне богов. ]. Но он не может забрать мою Хельму, потому что в мир пришел Христос и у Локи нет силы, чтобы повредить моей Хельме или моей Фриде. Христос жив! Христос жив!" - сказал я себе. Но сверкающий дьявол не отпускал мою Хельму. Он тянул ее к поручням, и уже наполовину вытащил за борт. Я видел ее глаза, обращенные на ребенка, и немножко ей удалось вырваться и потянуться к девочке. И моя Фрида прыгнула прямо в руки к матери. Затем огонь окутал их обоих, и они ушли. Еще немного я видел, как они, кружась, уходят от "Брунгильды" по лунному следу на воде, и они исчезли!
      Сверкающий дьявол забрал их! Локи вырвался на свободу, и он взял власть на миром! Я повернул "Брунгильду" и направил ее по следам Хельмы и Фриды в ту сторону, куда они ушли. Мои слуги вылезли на палубу и стали просить меня повернуть обратно. Но я не согласился. Тогда они спустили лодку и бросили меня. Я вел яхту прямо по полосе лунного света. Я привязал руки к штурвалу, чтобы во сне не выпустить его из рук. Я вел судно вперед, и вперед, и вперед.
      - Где был Бог, которому я молился, когда забирали мою жену и мою дочь? - крикнул Олаф Халдриксон.
      И я как будто услышал слова Трокмартина, с горечью вопрошавшего о том же самом.
      - И я оставил Бога, как он оставил меня, Ja! Я теперь молюсь Тору[Тор в германо-скандинавской мифологии бог-громовержец, богатырь, защищающий богов и людей от великанов и страшных чудовищ. ] и Одину[Один - в скандинавской мифологии верховный бог, дарователь побед и поражений, покровитель героев, сеятель военных раздоров], которые могут обуздать Локи.
      Норвежец откинулся на спину, снова закрыв глаза.
      - Олаф, - сказал я, - то существо, которое вы называете сверкающим дьяволом, забрало дорогих мне людей. Я, как и вы, шел по его следу, когда мы встретили вас. Вы пойдете со мной туда, где живет этот дьявол, и мы попытаемся отобрать у него и вашу жену, и вашего ребенка и, кроме того, моих друзей. Но сейчас вам нужно снова уснуть, иначе у вас не будет сил, чтобы справиться с предстоящим делом.
      Олаф Халдриксон поднял на меня глаза, и то, что я прочитал в них, должно быть, видели души усопших в глазах того, кого древние египтяне называли Исследователем сердец[Исследователь сердец - имеется в виду божество, которое взвешивало сердца и грехи умерших египтян, чтобы определить их место в загробной жизни. Первоначально эти функции исполнял Анубис, постепенно они переходили к другим богам. ] в Судилище Озириса.
      - Да, все правильно, - наконец промолвил он. - Я сделаю так, как вы сказали!
      По моему требованию норвежец вытянул руку; я сделал ему еще один укол. Халдриксон лег на спину и вскоре уже спал глубоким сном. Я повернулся к да Косте. Вид у него был самый жалкий: мертвенно-бледное лицо покрывала испарина, тело била мелкая дрожь.
      О'Киф, вздохнув, пошевелился
      - Классно вы все это провернули, доктор Гудвин, - так классно, что я чуть было и сам не поверил вам.
      - Что вы скажете по поводу его истории, мистер О'Киф? - спросил я.
      Ответ прозвучал предельно кратко и нелитературно.
      - Фигня! - сказал ирландец.
      Признаться, я был слегка шокирован.
      - Я думаю, что он чокнулся, доктор Гудвин, - быстро поправился О'Киф. А что я еще могу подумать?
      Не задавая ему больше никаких вопросов, я повернулся к маленькому португальцу.
      - Сегодняшней ночью у вас больше не будет причин для беспокойства, капитан, - сказал я. - Поверьте моему слову. Вам самому необходимо немного отдохнуть. Хотите, я приготовлю вам снотворное?
      - Я делай то, что вы хотеть, доктор Гудвин, сайр, - ответил он с благодарностью. - Завтра, когда я лучше себя почувствовай... я бы хотеть разговаривай с вами.
      Я кивнул в знак согласия. Он действительно чтото знает! Я приготовил португальцу изрядной крепости настойку опиума. Он выпил снотворное и удалился к себе в каюту.
      Прикрыв дверь за капитаном, я сел рядом со спящим норвежцем и поведал О'Кифу свою историю с начала до самого конца. Пока я говорил, он почти не перебивал меня вопросами. Но потом, когда я закончил рассказ, он самым подробнейшим образом допросил меня, выуживая из моей памяти до мелочей все, что касалось изменения фаз свечения при каждом появлении Двеллера, и сравнивая их с наблюдениями Трокмартина этого же феномена в зале, где находилась Лунная Заводь.
      - Ну, и что вы теперь думаете обо всем этом? - спросил я.
      О'Киф молчал, разглядывая спящего Халдриксона.
      - Совсем не то, что вам кажется, доктор Гудвин, - наконец серьезно ответил он. - Давайте-ка лучше спать. Во всей этой истории лишь одно не вызывает сомнений; вы, ваш друг Трокмартин и лежащий здесь человек в самом деле что-то видели. Но... - Он снова замолчал, а затем, с несколько уязвившей мое самолюбие игривостью, добавил: - Но я уже давно заметил, что, когда ученый имеет склонность к религиозным предрассудкам, о, это тяжелый случай!
      - Но кое-что, пожалуй, я хотел бы вам сказать прямо сейчас, - продолжал О'Киф, пока я, открыв рот, судорожно искал подходящие слова. - Я всем сердцем молю Вога, чтобы нам не встретился ни "Дельфин", ни любое другое судно, у которого есть радиосвязь. Потому что, доктор Гудвин, мне до чертиков хочется прищучить вашего Двеллера.
      - И еще одно, - сказал О'Киф. - В самом деле, док, не пора ли вам отбросить условности и называть меня просто Ларри. Знаете, профессор, пусть вы даже не вполне в своем уме, но вы мужественный человек и нравитесь мне.
      - Спокойной ночи! - добавил он и, прихватив под мышку гамак, полез устраивать себе ночлег на палубе, хотя наш капитан настойчиво уговаривал Ларри воспользоваться его каютой.
      Все еще не опомнившись от полученного комплимента, я проводил ирландца взглядом, выражающим довольно сложную гамму чувств. Суеверный! Это я то... всю жизнь ГОРДИВШЕЙСЯ тем, что моя научная деятельность посвящена служению фактам, и только фактам. Подумать только: суеверный... услышать такое, да от кого? От человека, который верит в баньши и слышит, как духи играют на арфе, видит лесных ирландских нимф и ничуть не сомневается в существовании лепрекоунов и прочей дребедени.
      Я рассмеялся, отчасти раздосадованный, а в сущности совершенно счастливый от того, что Ларри пообещал поддержать затеянное мной рискованное предприятие. Составив вместе пару стульев и постелив на них подушки, я с наслаждением вытянул ноги, приготовившись к ночному бдению подле нашего больного.
      ГЛАВА 9 ЗАТЕРЯННАЯ СТРАНИЦА ЗЕМНОЙ ИСТОРИИ
      Когда я проснулся, солнце уже вовсю светило в иллюминатор каюты. Где-то рядом бодрым голосом напевали песенку. Я лежал на стульях и слушал.
      Песня оказывала на меня такое же благотворное воздействие, как солнечное сияние и сильный напористый ветер, треплющий занавески.
      Это Ларри щебетал, как утренняя пташка:
      Жаворонок-крошка крылья расправляет,
      От груди подруги в небо воспаряет.
      Крылышки и перья как заря красны.
      Голос его воспарил еще выше:
      Песней славит солнце и приход весны...
      Просыпайтесь, док! Уж хватит видеть сны!
      Последняя фраза, как я хорошо понял, представляла собой вольную и не совсем почтительную импровизацию. Открыв дверь, я обнаружил за ней смеющегося Ларри.
      "Суварна" с выключенными двигателями лихо неслась, подняв все паруса, а следом за ней, весело подпрыгивая на волнах, - "Брунгильда".
      От ветра море покрылось барашками волн и мелкой рябью. Весь мир, насколько хватал глаз, казался голубым и белым. По обеим сторонам от нашей яхты мелькали маленькие стайки летучих рыб: прорезав серебром голубовато-зеленую воду и вспыхнув на мгновение в воздухе, они снова уходили под воду.
      Над волнами, с криком ныряя в воду, носились чайки. Даже легкая тень мистического наваждения прошлой ночи не омрачала этот прекрасный и совершенно проснувшийся мир; и хотя где-то в глубине души я помнил о том, что подстерегает нас впереди, но сейчас, пусть даже на очень краткий миг, сознание мое освободилось от тягостных предчувствий.
      - Ну, как наш пациент? - спросил О'Киф.
      Он получил ответ от самого Халдриксона, который, должно быть, вышел из каюты сразу вслед за мною. Облаченный в пижамные штаны, блестя на солнце могучим торсом, норвежец размашистым шагом пересек палубу, представ перед нами. Все с некоторой тревогой посмотрели на него. Но беспокойство наше было напрасным: безумие оставило Олафа, и хотя в глазах у него по-прежнему стояла печаль, ничто уже в нем больше не напоминало разгневанного берсека[Берcек древнескандинавский воин. (Прим. пер.)].
      Халдриксон обратился прямо ко мне:
      - Прошлой ночью вы сказали, что идете по следу?
      Кивнув, я подтвердил его слова.
      - Куда? - снова спросил он.
      - Мы пойдем сначала на Понапе, а потом к бухте Металанима к Нан-Маталу. Вы знаете это место?
      Халдриксон наклонил голову, и я увидел, как его глаза холодно сверкнули, словно осколки льда.
      - Это там? - спросил он.
      - Это то место, откуда мы начнем поиски, - ответил я.
      - Отлично, - сказал норвежец, - просто замечательно.
      Он испытующе посмотрел на да Косту, и маленький португалец, сразу поняв, что от него требуется, ответил на невысказанный вопрос норвежца: - Мы прибывай на Понапе завтра рано утром, Олафа.
      - Отлично, - повторил норвежец.
      Он смотрел вдаль глазами, полными слез.
      Наше веселое настроение моментально испарилось.
      Замешательство, которое сейчас охватило нас, довольно часто возникает в тех случаях, когда люди, испытывая сильную симпатию или сочувствие, не знают, как выразить свои чувства. По молчаливому согласию мы обсуждали за столом только самые обыденные предметы.
      Когда с едой было покончено, Халдриксон выразил желание перейти на борт "Брунгильды".
      Наша яхта немного сбавила ход, чтобы да Каста и он могли спустить шлюпку. Они поднялись на палубу "Брунгильды". Я увидел, как Олаф взялся -за штурвал и двое моряков углубились в серьезный разговор.
      Я поманил к себе О'Кифа, и мы растянулись на решетке носового люка в тени фок-мачты. Закурив сигарету, Ларри выпустил несколько легкомысленных колечек и выжидательно посмотрел на меня.
      - Ну? - спросил я.
      - Ну, - сказал О'Киф, - давайте вы будете рассказывать мне, что вы думаете, а я возьму на себя труд выявлять ваши научные ошибки.
      И плутовато подмигнул.
      - Ларри, - строго ответил я, не принимая шутки, - вы, наверное, не знаете, и, отбросив ложную скромность, я вам скажу, что моей научной репутации многие могут позавидовать. Прошлой ночью вы сделали мне комплимент, который я никак не могу принять. Вы более чем намекнули, что я подвержен суевериям и религиозным предрассудкам. Позвольте поставить вас в известность, Ларри О'Киф, что я считаю себя исключительно собирателем, наблюдателем, аналитиком и систематиком фактов - и только! Во всяком случае, - и я постарался, чтобы по силе сарказма мой тон не уступал словам, - во всяком случае, я не верю в духов и привидений, лепрекоунов, баныпи или призраков, играющих на арфе.
      О'Киф откинулся на спину и разразился хохотом.
      - Простите меня, Гудвин, - задыхаясь от смеха, проговорил он. - Но если бы вы только видели себя самого, с обалдевшим видом слушающего крик баньши, - и снова у него в глазах промелькнул лукавый огонек. - Знаете ли, вот сейчас, при ярком солнечном свете, когда мир вокруг нас распахнут настежь... - он пожал плечами, - как-то очень трудно вообразить что-нибудь в том духе, как описываете вы с Халдриксоном.
      - Я понимаю, что трудно, Ларри, - ответил я. - Но напрасно вы думаете, будто я допускаю участие в этом феномене сверхъестественных сил - в том смысле, как понимают сверхъестественное спиритуалисты и любители вертеть столы. Отнюдь, я назвал бы его аномальным явлением; то есть вызванным действием неизвестных пока науке сил. И я не думаю, что его в принципе нельзя объяснить с научной точки зрения.
      - Изложите мне вашу теорию, доктор Гудвин, - сказал О'Киф.
      Я заколебался... Все-таки мне пока не удалось создать удовлетворяющую полностью меня самого концепцию возникновения Двеллера.
      - Я полагаю, - наконец решился я заговорить, - вполне могло случиться так, что удалось уцелеть отдельным представителям расы, которая населяла в древности континент, предположительно находившийся здесь, в Тихом океане. Нам известно, что многие из этих островков буквально изрешечены пещерами и обширными подземными пустотами; можно предположить, что в отдельных местах глубоко внизу, под океанским дном, раскинулись целые неизведанные страны. Возможно, по каким-то соображениям уцелевшие жители древней расы нашли себе прибежище в этой ужасной бездне, а один выход из нее на поверхность земли находится на островке, где встретила свою кончину экспедиция Трокмартина. Что касается возможности существования в этих пещерах... Мы знаем, что жившие здесь люди обладали высокоразвитой наукой. Не исключено, что они в совершенстве овладели некоторыми универсальными формами энергии - особенно той, которую мы называем светом. Вполне вероятно, что их цивилизация и наука продвинулись вперед значительно дальше, чем наши. И то, что я называю Двеллером, скорее всего, одно из достижений их науки. Ларри". с очень большой вероятностью, можно ожидать, что эта затерявшаяся под землей раса собирается снова выйти на земную поверхность.
      - И поэтому они избрали своим посланником вашего Двеллера; запульнули в нас, так сказать, научным голубком из своих зениток?
      Я предпочел пропустить мимо ушей каверзный вопрос. Ларри явно подтрунивал надо мной.
      - Вы что-нибудь слышали о хаматах? - спросил я.
      Ларри отрицательно покачал головой.
      - На Новой Гвинее, - объяснил я, - издавна и повсеместно распространена старинная легенда, будто существует "заключенная в холмы" раса титанов, которые когда-то управляли этими землями...
      "Когда земля простиралась от солнца до солнца, пока лунное божество не утащило ее под воду", - я дословно процитировал фразу из легенды. Не только на Папуа, но и во всей Малазии вы услышите эту историю. И эти люди... хаматы в один прекрасный день - так повествует предание - выберутся из холмов и возьмут власть над всем миром: "сделают конец света" - так звучит дословный перевод фразы, что проходит рефреном по всему рассказу. Кажется, еще Герберт Спенсер указал на то, что в основе всех созданных человечеством мифов и легенд лежат реальные факты. И можно предположить, что для малазийских преданий фактической основой служат именно те самые пережившие наводнение люди, о которых я вам говорил. Достаточно многое убеждает меня - к примеру, лунная дверь, управление которой несомненно осуще ствляется через воздействие лунных лучей на какието неизвестные элементы или их соединения; кристаллы, проходя через которые лунный свет раскладывается на спектральные составляющие и потом только попадает в заводь - что это устройства, напоминающие земные механизмы. И поскольку они Вильям Бибе, известный американский натуралист и орнитолог, еще недавно сражавшийся во Франции в составе американских воздушных сил, привлек внимание общественности к этому удивительному поверью, опубликовав не так давно статью в "Atlantic Monthy". Еще более интересно, что он упоминает там про настойчивые слухи и кривотолки, будто бы недалек тот день, когда эта заточенная под землей раса выйдет наружу. W. J. В Pres. I. A. of. S. сработаны человеческими руками и поскольку очевиден факт, что Двеллер черпает силу для своей материализации из лунного света, прошедшего через эти устройства, то и сам Двеллер, может быть, не что иное, как продукт умственной деятельности человека или, по крайней мере, от человеческого разума зависит его появление.
      - Подождите минутку, Гудвин, - прервал меня О'Киф. - Вы что, в самом деле думаете, что эта хреновина, сделана из... ну., из лунного сияния.
      - Лунный свет, - отвечал я, - это, как известно, отраженный от поверхности Луны солнечный свет. Но лучи, попадающие на Землю после своего отражения, имеют уже существенно другую структуру. Спектральный анализ показывает, что в них отсутствует практически вся низкочастотная область спектра - та, которую мы называем красной и инфракрасной, в то время как высокочастотная - так называемая фиолетовая и ультрафиолетовая - содержит спектральные линии еще более высоких частот, чем солнечный свет. Многие ученые связывают этот факт с присутствием на Луне некоего неизвестного элемента, существование которого, возможно, могло бы объяснить наблюдаемые на поверхности Луны гигантские светящиеся треки: например, расходящиеся в радиальных направлениях из лунного кратера Тихо. Лунные лучи могут поглощать и распространять дальше энергию излучения этих неизвестных на земле элементов.
      В любом случае, то ли из-за потери красной составляющей спектра, то ли из-за появления какогото таинственного источника энергии, но свет луны становится совершенно иным, нежели просто ослабленный солнечный свет; точно так же, добавляя в соединение или изымая из него какой-нибудь элемент, мы получаем совершенно другое вещество с совершенно иными признаками и свойствами.
      К тому же эти лучи, Ларри, проходя через шары, висящие, по словам Трокмартина, над Лунной Заводью, по-видимому, приобретают еще более загадочные свойства. В результате образуется фактор, необходимый для формирования Двеллера. В таком процессе - если бы он имел место на самом деле - не было бы ничего невероятного с научной точки зрения. Известный русский физик Кубальский, занимавшийся выращиванием кристаллов, демонстрировал, подвергая определенные комбинации химических элементов действию сильно сфокусированных лучей различных цветов, некоторые свойства, которые мы считаем присущими исключительно живой природе.
      Какая-то составляющая светового излучения и ничего более вызывала у них псевдовитальность. Мы еще очень далеки от полного понимания природы электромагнитных колебаний эфира, которые мы называем светом, и использования всех заложенных в нем возможностей.
      - Послушайте, док, - серьезно сказал Ларри. - Я готов принять без доказательства все сказанное вами по поводу этого затерянного континента и людей, живущих там в каких-то пещерах. Но клянусь мечом Бриана Бору[Бриан Бору - (926-1014) - король Ирландии, известен своими военными победами. ], вы никогда не убедите меня, что какой-то пучок лунных лучей может совладать с такой крупной женщиной, какой, по вашим рассказам, была нянька жены Трокмартина, ни с таким энергичным мужчиной, каким, опять же с ваших слов, я представляю себе самого Трокмартина, ни женой Халдриксона - бьюсь об заклад, что она, скорее всего, тоже принадлежала к северному типу рослых, могучих женщин. Нет, вам никогда не заставить меня поверить, что какой-то пучок, пусть даже сильно сфокусированного лунного света мог бы овладеть ими настолько, чтобы, пританцовывая от восторга, они пошли бы за ним в ритме вальса по полосе лунного света. Не-е, доктор, как ни старайтесь, но даже лунный свет Теннеси не способен такое проделать.
      - Ну хорошо, О'Киф, - отвечал я, теперь уже и впрямь сильно рассерженный. - Что же это такое, по-вашему? - и я не смог удержаться, чтобы не прибавить: - Феи?
      - Профессор, - усмехнулся он, - если эта хреновина - фея, она, ясное дело, из Ирландии, и когда она увидит меня, она так обрадуется, что сразу бросит валять дурака. "О Ларри, я потерялась, сбилась с пути и заблудилась, avick[Avick (ирл.) - сынок.], - скажет она, - я так соскучилась по дому, по родным пенатам, я просто в отчаянии, - скажет она, - забери меня быстрей обратно, я больше никогда не буду вреднича-а-а-ть!" - скажет она мне... И это будет правда.
      Я молчал, словно воды в рот набрав.
      - Поймите меня правильно, док. Я верю, что вы все что-то видели. Но я думаю - это был просто какой-то газ. Вся эта местность вулканического происхождения: острова и всякие штучки-дрючки беспрерывно выпукиваются из моря, как чертики из табакерки. Да, скорее всего, это газ вулканической природы., какой-то неизвестный газ, от которого вы сходите с ума: очень многие виды газов так дейcтвуют. Он ударил по мозгам всей экспедиции Трокмартина на том островке; они, по-видимому, все время ходили слегка прибалдевшие, думая, что на самом деле видят все это, все время говорили об этом - и на тебе! - массовая галлюцинация, что-то вроде Ангелов Моны и других диковинок, случавшихся на войне. Как это бывает: некто видит нечто, и это нечто напоминает ему еще что-то. Он показывает на это стоящему рядом с ним. "Вы видите это, сэр?" - спрашивает он. "О да, конечно, я вижу это, сэр!" - отвечает тот. И вот, пожалуйста, - готова массовая галлюцинация. Когда ваши друзья нанюхались газа, они, скорее всего, просто попрыгали за борт, один за другим. Халдриксон тоже вляпался в такое же местечко, где газ ударил в голову его жене. Она схватила в охапку ребенка и сиганула за борт. Может быть, лунные лучи делают газ светящимся. Мне приходилось видеть на фронте газ при лунном свете: это выглядит так, будто тысячи шаманов вертятся в дьявольской пляске. Да-да, и вам ничего не стоит увидеть дьявольские хари в этом кружении. И если газ наполнил вам легкие, больше уже ничего не требуется, чтобы вы думали, будто видите самых настоящих чертей.