28

Морис не сводил ошеломленного взгляда с Люси, которая продолжала нервно вздрагивать.

После припадка истерики ее охватил озноб, и она натянула на плечи одеяло, зябко поеживаясь. Она готова была закутаться в него с головой, только чтобы не слышать выстрелов «Аргонавта», следующих один за другим с небольшими промежутками. Сегодня все происходило с невероятной быстротой, не давая ей времени опомниться.

Неуверенно улыбнувшись, она проговорила:

– Оказывается, у нас с Кевином больше общего, чем мы думали. Мы с ним оба незаконнорожденные дети.

– Ты узнала об этом из дневника своей матери?

– Да, она довольно подробно пишет об этом. – Люси потерла лоб. – Понимаешь, больше всего меня поразило то, что, оказывается, она так же слепо и преданно обожала адмирала, как и я. Так же ждала его ласки, одобрения, улыбки… и не получала их. Как я, долго мечтала и надеялась, что когда-нибудь он полюбит ее. Бедная моя мамочка… Она сидела в своей спальне и прислушивалась к его шагам, когда он возвращался перед самым рассветом, и молилась, чтобы он зашел к ней и хотя бы пожелал спокойной ночи… А он не приходил! И так долгие месяцы. Одиночество, тоска, чувство полной покинутости в чужой стране! Она очень страдала… но поразительно, что никогда его не проклинала. Она долго не могла понять, зачем он женился на ней, поддавшись мимолетному увлечению. И какое-то время даже кичился тем, что одержал еще одну победу над французами.

Когда она наконец поняла, что совершенно ему не нужна, то, чтобы не сойти с ума в нашем холодном доме, она с головой окунулась в светскую жизнь, стала принимать ухаживания других мужчин. Ведь она была очень красива, очень… Я знаю, мне рассказывал Смит. – Люси с напускным безразличием пожала плечами. – Но она не пишет, кто был моим отцом. Решила унести эту тайну с собой. Но неважно. Главное, что я – не дочь твоего заклятого врага, правда? Это стоило бы отпраздновать, как ты думаешь?

И Люси храбро улыбнулась сквозь набежавшие слезы.

Морис крепко прижал ее к своей груди, словно желая принять на себя ее невысказанную боль.

– И он… адмирал знает об этом?

Она кивнула, уткнувшись лицом в его рубашку.

– Конечно. Он знал, что я не могла быть его дочерью. Наверное, поэтому он и не любил меня.

Очередной мощный взрыв потряс корпус шхуны.

– Господи, что же я наделал! – воскликнул с ужасом Морис. – Оставайся здесь, Люси. Мне надо идти.

Схватив рубашку, он умчался. А Люси накинула на плечи покрывало и подошла к иллюминатору. Вот он, грозный корабль, ощетинившийся жерлами своих бортовых орудий. Люси представила внушительную фигуру адмирала, расхаживающего по окутанной пороховым дымом палубе и хладнокровно отдающего приказ стрелять и стрелять в легкую шхуну, зная, что на ее борту находится девушка, которой он дал свое имя и которую вырастил в своем доме. Стрелять, пока на поверхности волн останутся плавать только щепки, безмолвные свидетели страшной трагедии.

Только теперь, перед лицом смертельной опасности, Люси с пугающей ясностью осознала, что человек, чью любовь она безуспешно пыталась заслужить, был просто бездушным самовлюбленным тираном, готовым на любую подлость.

Стоило Люси вспомнить обо всех унижениях, которым он с безнаказанным сладострастием подвергал ее на протяжении всей жизни, как от гнева кровь в ней взбурлила. Она даже сбросила одеяло, чувствуя, что вся пылает, и только сейчас осознала, что пальба прекратилась.

Люси пристально всматривалась в мрачную громаду «Аргонавта», освещаемую рассеянным лунным светом, но его пушки молчали, а сам он замер, напоминая хищника перед последним прыжком. «Что, черт возьми, может означать эта тишина?» – тревожно соображала Люси. И вдруг страшная догадка молнией пронеслась в ее мозгу.

– Нет! – воскликнула она. – Боже мой, только не это!

Отыскав брюки и рубашку Тэма, она впопыхах кое-как натянула их на себя и сломя голову выбежала из каюты.

Большинство ламп в коридорах погасли во время первого удара, от которого содрогнулся весь корабль. Она мчалась по сложному лабиринту, сворачивая то налево, то направо, пока не очутилась перед зеркалом, закрывающим выход на потайной трап. Люси ударила по нему кулаком, но стекло даже не дрогнуло, равнодушно отразив ее искаженное отчаянием лицо. Очевидно, сложный механизм заклинило после одного из взрывов.

В следующую минуту Люси уже лихорадочно шарила в потемках по полу, пока не нащупала рухнувшую с потолка балку. Слава Богу, у нее хватило сил, чтобы поднять ее и протаранить зеркало, которое со звоном разлетелось на тысячу осколков.

Стараясь не порезаться об острые куски стекла, торчащие из рамы, она пролезла в открывшийся проем и быстро вскарабкалась по трапу. Крышка люка легко уступила ее нажиму. Но, еще не успев выбраться наружу, Люси задохнулась от плотного облака жгучего дыма. Она судорожно закашлялась, отчаянно размахивая руками, чтобы отогнать дым, и, потеряв равновесие, только чудом не упала в разверстую пасть люка. С трудом, цепляясь руками за едко тлеющую груду старых парусов, она вылезла наверх и встала на ноги, протирая слезящиеся от дыма глаза.

Слишком поздно!

Белый флаг – знак позорной капитуляции – уже трепетал в мертвенном свете луны на самом верху топ-мачты, возвышающейся над разоренной и обуглившейся палубой, где в две шеренги выстроились угрюмо молчащие матросы.

Люси брела между ними, с отчаянием и надеждой вглядываясь в их замкнутые лица, поражаясь безграничной преданности этих людей своему капитану. Преданности, которая заставляла их смириться с его решением. Наконец она остановилась перед Морисом.

– Ты не должен этого делать! – От волнения ее голос прерывался. – Ты слышишь меня? Не смей ему сдаваться!

Морис стоял неподвижно, как статуя. Казалось, он ничего не видит и ничего не слышит. Тогда Люси повернулась к Тэму.

– Вы должны помешать ему, слышите? Этого нельзя делать! – взмолилась она.

Молодой ирландец отвел взгляд и стал молча перебирать четки.

Люси поискала глазами Паджа.

– Ну, пожалуйста, Падж! Попробуйте вы поговорить с капитаном. Объясните ему, что он делает страшную ошибку!

Падж только покачал головой.

– Стоило для этого сбегать в море от вашей проклятой жены?! Хотите, чтобы она злорадствовала, когда вас повесят в Ньюгейте?

Смахнув слезы отчаяния, она обернулась к Аполло, который зажимал окровавленным лоскутом ткани рану на плече.

– Аполло, дорогой Аполло! Если кто-нибудь и сможет его остановить, только вы. Поймите, мой отец не допустит, чтобы Мориса судили, ему это не выгодно. Он просто убьет его! Этой же ночью убьет, только сначала заставит его смотреть, как вас всех повесят или закуют в кандалы. Вы этого хотите? Всю оставшуюся жизнь провести в неволе?

Ни одна черточка не дрогнула на его застывшем лице.

Чувствуя, что сейчас разрыдается, Люси беспомощно огляделась и заметила у поручней одинокую фигуру. В отчаянии она бросилась туда.

– Кевин! Вы его брат! Вы должны его убедить. Даже если мы сдадимся, адмирал найдет способ заставить меня молчать. Он понимает, что мне уже все известно об этой истории с каперским свидетельством, понимает, что я могу выдать его и тогда он погибнет вместе со своей драгоценной репутацией. Поэтому он сделает все, что угодно, но не даст мне говорить!

По светлым волосам Кевина стекала струйка крови, Люси потянулась и осторожно отерла его лоб. Кевин молча убрал ее руку и посмотрел искоса взглядом, поразительно похожим на взгляд своего брата.

Люси обернулась, с молчаливой мольбой глядя в суровые лица матросов. Когда-то на этом самом месте она требовала, чтобы они предали своего капитана. Сейчас она готова была упасть перед ними на колени, умоляя спасти его жизнь, но они закрыли свои сердца и уши.

– Господи, да что с вами происходит? Вы ничего не выиграете своей капитуляцией, он заставит всех вас умолкнуть навеки. Вы подумали, почему он пришел сюда один? Потому что ему не нужны свидетели! Он смертельно боится огласки, понимаете вы или нет?!

Чьи-то сильные руки обняли ее сзади за плечи. Наконец-то, с облегчением перевела она дух, хоть кто-то поможет ей убедить капитана. Но скорбный голос, который раздался рядом, принадлежал именно ему.

– Я не могу принять бой, когда ты на борту. Предпочитаю сдаться, чтобы спасти тебя. Если адмирал потопит шхуну, ты погибнешь вместе с нами, а этого я не могу допустить. Мы сами выбрали свою дорогу, и рано или поздно нас ожидала именно такая смерть. Дигби… он уже сделал шаг навстречу своей судьбе.

Он повернул ее к левому борту, указывая на страшный парусиновый сверток, одиноко лежащий на полубаке.

От ужаса и боли, охвативших ее, у Люси невольно подогнулись колени, но Морис не дал ей упасть, крепко прижав к себе.

Голосом, глухим от горечи, он продолжал ее уговаривать:

– Ты не должна разделить нашу судьбу. Если бы не я, ты бы по-прежнему вела привычную жизнь в Лондоне. Но у тебя не было выбора, когда я насильно выдернул тебя из той жизни.

Люси высвободилась из его объятий и прямо посмотрела ему в лицо. Когда она заговорила, в ее голосе уже не было отчаяния, он звучал спокойно и твердо.

– Что ж, согласна, тогда у меня не было выбора. Я делаю его сейчас! Ты слышишь? Я принимаю решение свободно, без всякого принуждения. А вы все, – Люси возвысила голос и обвела взглядом напряженно глядевших на нее матросов, – будете моими свидетелями. Сегодня я решила испытать свою судьбу. Я не могу позволить, чтобы из-за меня вы все упустили свой шанс спастись, даже не приняв сражения! Я не стою такой жертвы.

В оживших карих глазах Мориса блеснуло восхищение ее отвагой.

– Как не стоишь, счастье мое? Ты даже представить себе не можешь, какое ты для меня бесценное сокровище!

С вновь пробудившейся надеждой она отчаянно затрясла его, вцепившись в рубашку.

– Тогда не давай ему победить, Морис! Сражайся! Борись за меня! – кричала Люси, перекрывая шум ветра.

29

Морис пытливо смотрел в пылающие возбуждением глаза Люси. Эта поразительная женщина, кажется, сумела сбросить с себя тяготившее ее всю жизнь ярмо деспотичного эгоиста, которого она считала своим отцом. Она больше не желала быть его жалкой марионеткой, с возмущением отреклась от него ради самого Мориса. Теперь адмирал стал и ее врагом. И она была готова бороться за свою любовь и, если придется, умереть за нее. Так мог ли Морис не оценить благородства ее души!

Он поднял голову, и знакомый решительный блеск его глаз пробудил надежду в сердцах матросов.

– Что скажете, джентльмены? Позволим мы этой смелой леди считать нас жалкими трусами?

Возмущенный ропот матросов был ему ответом.

– Ни за что, капитан! – воинственно воскликнул Тэм. – Если уж леди готова сражаться, то мы и подавно!

Люси обвела взглядом воодушевленные лица матросов.

Падж, который со своим разбитым стеклом в очках и довольной ухмылкой напоминал теперь опереточного разбойника, сделал шаг вперед и отдал честь.

– Позвольте спустить этот флаг, сэр?

Морис взглянул на трепещущий на ветру символ их капитуляции, и его губы искривились в недоброй усмешке.

– Нет… пожалуй, пока не стоит.

Люси взглянула на него с недоумением.

– Но, мистер Клермонт, вы же обещали!

Карие глаза капитана сверкнули.

– Не забывайте, мисс, я отъявленный негодяй и мне просто положено быть очень коварным.

Он стал серьезным, когда снова подумал о риске, которому подвергал свой экипаж. Невозможно было одним словом определить связывающие его с этими простыми и искренними людьми чувства, но это были поистине драгоценные узы. И он мысленно поклялся оправдать их безоглядное доверие и преданность.

Люси обратила к нему свое нежное лицо, и он очнулся от печальных мыслей.

Осыпав ласковыми поцелуями ее лоб, щеки и губы, он прошептал:

– Ты пойдешь вниз и останешься там, хорошо? И не поднимайся наверх, что бы ты ни услышала, пока я не приду за тобой.

– Это приказ, капитан?

– Черт возьми, именно приказ. И я ожидаю полного повиновения.

Люси отступила на шаг и так лихо отдала честь, что, будь здесь Смит, он не удержался бы от похвалы.

– Есть, сэр. Позвольте доложить, буду счастлива доставить вам удовольствие своим поведением.

Морис засмеялся, окинув восхищенным взглядом ее тоненькую фигурку.

– Вам это и так отлично удается, матрос Люси.

Она прильнула к нему, чтобы обнять на прощание.

Поцелуй ее был таким неистовым, как будто она хотела передать Морису всю силу своего духа, который помог бы ему одолеть ненавистного противника. Ему не хотелось разжимать объятий, но медлить было нельзя. Морис прервал поцелуй и мягко подтолкнул ее к трапу. Как только Люси скрылась внизу, он круто обернулся к матросам, готовый возглавить бой.

Люси легко нашла дорогу на орудийную палубу, где застала четырех канониров, старательно протиравших свои пушки, и пятерых подростков, ожесточенно спорящих друг с другом. Она вслушалась и поняла, что предметом спора послужило освободившееся после смерти Дигби место канонира. До сих пор во время сражения все пятеро подносили порох старшим товарищам, и неожиданная вакансия возбудила их тщеславие.

Худой паренек с лицом, изрытым оспой, приставил черный от пороха палец к груди светловолосого подростка.

– Через месяц мне уже стукнет восемнадцать, понял? А эта работа для мужчин, а не для таких прыщавых молокососов, как ты. – Подросток с гладким, как у девушки, лицом, рассвирепел от незаслуженного оскорбления. Первого поддержал еще один паренек, и спор мгновенно перерос в крикливую ругань.

– Джентльмены! – не выдержала Люси. Мальчуганы растерянно замолчали, увидев перед собой женщину капитана. – У нас очень мало времени. Неужели нельзя обойтись без перебранки? Я уверена, что мистер Дигби предпочел бы, чтобы вы решили этот вопрос без крика, спокойно его обсудив.

Подростки озадаченно переглянулись. Спокойное обсуждение как-то не вязалось в их представлении с взрывным характером Дигби, каждое слово пересыпавшим замысловатыми ругательствами.

– Ну, хорошо, – вздохнула Люси и, оглядев их, остановила взгляд на парнишке с широкими плечами и добродушным лицом, который во время ссоры невозмутимо стоял в стороне. – Тогда, сэр, канониром назначаетесь вы.

Юнцы робко запротестовали, а паренек расправил плечи, с достоинством принимая оказанную честь.

– Есть, мэм! Но только тогда не хватает еще одного помощника, чтобы подносить ядра и порох. Кто же будет мне помогать?

Поглядев на пузатые бочонки с порохом и тяжелые металлические ядра, похожие на кладку яиц чудовищного дракона, Люси слабо улыбнулась.

Судя по всему, Джеремия Дигби, который относился к миру в целом с брезгливым презрением, всю свою любовь сосредоточил на пушках. Их черные, дула, любовно отполированные его корявыми пальцами, блестели в лунном свете, проникавшем сквозь амбразуры. И это при том, что, по словам Тэма, капитан отдавал команду стрелять только в самом крайнем случае, когда уже не оставалось никакой надежды ускользнуть без боя.

Когда Люси склонилась к амбразуре и увидела, как неумолимо приближается к ним «Аргонавт», прокладывая серебристую дорожку на чернильно-черном море, ее сковал ужас. Их положение представилось ей совершенно безвыходным.

– Какого черта он ждет? – процедил сквозь стиснутые зубы ближний к девушке канонир, напряженно вглядываясь в противника. – Приглашения, что ли?

В считанные минуты оказавшись рядом, громадный корпус корабля закрыл собою небо, прекратив доступ лунного света. Орудийную палубу накрыла глухая темнота, опасно раскачивающиеся керосиновые лампы мигали, бросая чудовищные тени.

– Ну, давай, – умоляюще прошептала Люси. – Давай же, делай что-нибудь!

Словно откликаясь на ее мольбу, шхуна пришла в движение, отчего пол в узкой деревянной галерее резко накренился набок и все попадали. Люси обеими руками ухватилась за дуло пушки, стараясь удержаться на месте. На ощупь найдя поручни, судорожно цепляясь за них, она кое-как пробралась назад к амбразуре с правого борта, не вставая с колен, чтобы снова не потерять равновесие.

Видимо, Морис развернул все паруса, потому что шхуна буквально летела наперерез «Аргонавту».

– Боже, капитан, наверное, сошел с ума! – совсем детским от страха голосом воскликнул парень, который недавно доказывал свое старшинство.

Люси уперлась руками в соседнюю пушку, чтобы устоять в момент, казалось, неминуемого столкновения. Ей ужасно хотелось зажмуриться, но она изо всех сил сопротивлялась панике. И вдруг странное возбуждение овладело ею, как только она подумала, что даже если им суждено погибнуть, то это будет достойная смерть в сражении. Смерть, которую Морис примет полным хозяином своей судьбы на борту собственного корабля.

Она ощутила, что ее лицо стало мокрым от внезапно пролившихся горячих слез. Слез гордости.

А тем временем они уже скользили так близко от высящейся над водой туши «Аргонавта», что можно было различить темные фигурки людей, которые в панике метались по палубе. Стремительная атака «Возмездия» поставила их в затруднительное положение, ибо громоздкое судно с его слишком сложной системой парусов не могло быстро совершить необходимый маневр, чтобы уклониться от столкновения. Сама мощь флагмана королевского флота делала его уязвимым.

На это и рассчитывал Клермонт, зная отличные мореходные качества своего судна. За мгновение перед, казалось, уже неминуемым столкновением проворная шхуна совершила стремительный поворот, задев корпус «Аргонавта» с таким жутким треском, что Люси, содрогнувшись, зажала уши. Рискованный маневр не прошел без потерь. Где-то над палубой с ужасным звуком треснула мачта.

Из трубы, по которой передавались вниз команды с капитанского мостика, где стоял Морис, послышался мощный рев:

– Огонь!!!

В первую минуту Люси и канониры изумленно уставились друг на друга. И только потом поняли смысл маневра капитана, который поставил шхуну под пушки превосходящего их по размерам корабля. Таким образом вооруженный до зубов флагман, гордость королевского флота, оказался не опаснее, чем мирный торговый фрегат. Стреляя со столь близкой дистанции, Морис рисковал повредить свою шхуну, но это был тщательно рассчитанный риск.

Вероятно, они так и стояли бы с разинутыми ртами, если бы не гул пушки на корме и не раздраженный окрик капитана:

– Эй! Что вы там, внизу, заснули, что ли?!

Все сразу пришли в движение, лихорадочно готовя свои орудия к одновременному залпу.

Один из канониров поднес зажженную спичку к фитилю и яростно завопил:

– Это тебе за нашего Дигби, ты, грязный ублюдок!

В ответ пушки хором изрыгнули мощный взрыв.

Люси успела подумать, что старику Дигби пришлось бы по душе такое воздание его памяти.

Казалось, время почти остановилось в узкой галерее, заполненной запахом горящего пороха, оглушительным грохотом пушек и протестующими вздрагиваниями корпуса «Возмездия», который слишком близко подошел к «Аргонавту». Люси потеряла счет, сколько раз она пробиралась то взад, то вперед по кренящемуся под ногами полу, усыпанному песком. Ее спина и руки нестерпимо ныли от тяжести чугунных ядер и бочонков с порохом.

Дым ел глаза, жар обжигал пальцы, лицо и руки почернели от пороха. После жизни, полной уступок и самоуничижения, она чувствовала себя нужной и знала, за что сражается.

Залп за залпом они палили в нависающую над ними тушу «Аргонавта», отважно противостоя ему, как Давид Голиафу. Люси с трудом оторвала от пола еще одно ядро и, прижав к груди, спотыкаясь, тащила его к пушке, когда один из канониров схватил ее за локоть.

Он наклонился к ней, и его почерневшие губы задвигались с безумной быстротой. Оглушенная и ослепленная, Люси только озадаченно хмурилась. В ушах гудел назойливый вой, но она не могла понять ни единого слова. Догадавшись, в чем дело, он взял ядро из ее онемевших рук и подвел к амбразуре.

«Аргонавт» с позором удалялся, так ни разу и не выстрелив из своих мощных пушек. Канониры и их помощники от радости прыгали, как жеребята, сталкивались в узкой галерее, хлопали друг друга по спинам, обнимались. Люси слабо улыбнулась, только теперь обнаружив, что едва держится на ногах от усталости. Кое-как она добрела до переборки, где и свалилась без сил на пол, положив руки под щеку.

Именно там и нашел ее Морис спустя шесть часов.

До самого рассвета он был поглощен трудной задачей. Ему предстояло довести свой покалеченный корабль, с трудом слушающийся руля, в тихий заливчик у не отмеченного на карте острова, удаленного от берегов Тенерифе. Передав командование Аполло, он потащил свое измученное тело в каюту. По мере приближения к ней усталость оставляла его, когда он представлял себе уютно свернувшуюся на кровати Люси, ожидающую его победного возвращения.

Каково же было его удивление, а секундой позже испуг, когда он обнаружил каюту пустой! Он обшарил весь корабль от носа до кормы, чувствуя, как с каждой минутой бесплодных поисков растет тревога.

Когда наконец он добрался до орудийной палубы и увидел лежащую без движения Люси, сердце Мориса остановилось.

Встревоженный его внезапной бледностью, один из ребят выскочил вперед, не выпуская из рук бутылки с ромом.

– Она просто устала, сэр, очень уж устала, вот мы и не стали ее будить. Еще бы! Этой ночью она здорово потрудилась! Мы и не думали, что такая маленькая леди может так работать.

Морис почувствовал, как его сердце ожило. Подумать только, человек, которого Аюси девятнадцать лет боготворила, считала своим отцом, откровенно пытался ее погубить. А она, вместо того чтобы предаваться отчаянию, страстно бросилась в бой, сражаясь за него, Мориса Клермонта, отверженного пирата.

Он опустился рядом на колени, ловя каждый вздох ее груди. Морис откинул назад ее спутанные волосы. При виде блаженно спокойного личика Люси, испачканного пороховой копотью, его охватила пронзительная нежность и чувство бесконечной вины за то, что из-за своего эгоистичного стремления к мести он вовлек ее в эту жестокую и опасную игру.

Это Люси пробудила его склонность к добродушному юмору, которую вызывала в нем смесь надменного достоинства с детской наивностью. Своей отчаянной храбростью она доказала ему, что в этом продажном мире есть вещи, более существенные, чем мечта об осуществлении мести.

И чем же он отплатил ей за все? Отказался от нее, предал. Против ее воли притащил к себе на корабль. И, когда наступил решающий момент схватки, отослал прочь, как будто видел в ней только одно предназначение – согревать его постель своим нежным податливым телом, не признавая в ней друга и единомышленницу.

Кончиком пальца он осторожно дотронулся до ее испачканной щеки. «Нет, ей не место в грязном трюме пиратского корабля, – с безнадежным отчаянием подумал он. – Она должна украшать собой изысканные гостиные Лондона». Он перевел взгляд на ободранные руки Люси, черные от копоти пальцы. До того как Морис бесцеремонно вторгся в ее жизнь, ее ручки защищали безупречно чистые лайковые перчатки, нежное лицо – кружевной зонтик, ее щеки покрывала пудра, а не пороховая гарь.

Господи, что же он сделал с этой девушкой!

Веки Люси дрогнули, глаза широко раскрылись и тут же просияли от радости при виде Мориса.

Порывисто прижав ее к своей груди, Морис зарылся лицом в ее пропахшие дымом, покрытые копотью волосы.

– Глупышка! Как только тебе пришло в голову забраться сюда?!

Еще не совсем проснувшись, Люси уютно устроилась на груди Мориса, никак не реагируя на его замечания.

Он немного отклонил ее от себя, чтобы взглянуть ей в лицо.

– Когда я велел тебе спускаться вниз, я вовсе не имел в виду орудийную палубу.

Люси только сонно моргнула.

– А?

– Пожалуйста, не разыгрывай полную невинность. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

– Что?

– И перестань переспрашивать! Не воображай, что сумеешь заморочить мне голову.

И в полном несоответствии со своим строгим тоном Морис с каким-то безумным отчаянием стал покрывать поцелуями ее милое чумазое личико.

Она только умиротворенно вздохнула, когда Морис поднял ее с палубы, держа на руках, как ребенка. Сдерживая улыбки, матросы тактично отвернулись.

Губы Мориса все еще не могли оторваться от ее лица, когда он вошел с ней в мелкую воду залива. Он нес Люси на руках, пока не достиг маленькой бухточки, чьи берега, поросшие широколистыми пальмами, полностью скрывали их от корабля. Только тогда он поставил ее на ноги.

Стоя по колено в воде, Люси растерянно смотрела на его шевелящиеся губы. Казалось, он без конца повторял одни и те же слова.

Она покачала головой в знак того, что ничего не слышит, в голове у нее еще шумела канонада, и вдруг у нее в ушах словно лопнула какая-то преграда.

– …люблю тебя! – услышала она слова, от которых у нее перехватило дыхание.

– Ты правда… любишь меня?

Слух Люси восстановился до такой степени, что теперь она слышала мягкое шуршание волн по песку, переливистые трели незнакомых птиц, взволнованное дыхание Мориса.

– Знаешь, что мне нужно сейчас больше всего? – улыбнувшись, спросила она.

– Немного здравого смысла? – подсказал Морис.

Пылкий взгляд Мориса не оставлял в этом сомнений. Люси вглядывалась в лицо любимого мужчины, пытаясь свыкнуться с этой мыслью. Она расстегнула пуговицу на рубашке.

– Нет, просто искупаться.

Морис подавил страстный стон, когда рубашка соскользнула у нее с плеч, обнажив нежную грудь.

Он шагнул к ней, преодолевая вспыхнувшее желание, зачерпнул полные пригоршни воды и выплеснул ее на нежно округленные плечи. Она потекла по груди прозрачными ручейками, скатываясь бусинками к упругим бутонам сосков. Морис не устоял перед искушением и слизнул солоноватые капли. Люси обхватила его за шею и откинула голову назад, всем телом отдаваясь в его власть. Он помог ей освободиться от одежды.

Под этим бескрайним благодатным небом, которое незаметно для молодых людей меняло свой нежно-розовый цвет на золотистый и затем на ослепительно синий, они купали друг друга в каскадах теплых брызг, вздрагивая от желания каждый раз, когда их тела соприкасались.

Морис обещал Люси, что там, куда они держат курс, будут жаркие ночи. И хотя сейчас было утро, она вся пылала от его волнующих прикосновений.

Вода стекала с них ручьями, когда Морис вынес девушку на берег и опустил на ложе из мельчайшего песка. Нетерпеливо поглядывая на ее обнаженное тело, напоминающее своей нежностью внутренний изгиб морских раковин, Морис стянул с себя мокрую одежду.

Дыхание Люси прервалось, когда она впервые увидела скульптурную мощь тела Мориса, освещенного солнцем.

Ее взгляд упал на лодыжки его мускулистых ног, изуродованные толстыми кольцеобразными рубцами, и острая жалость кольнула ее сердце. Встретив его вызывающий взгляд, она поняла, что, в то время как Аполло может с гордостью показывать свои шрамы, для Мориса они были знаком его позора. Хотя кандалы были разбиты, но над ним все еще витала мрачная тень его заключения.