– Речь идет не о том, чего я от вас хочу, Мосс, а о том, что потребуется Билли. Если вы не в курсе, то я могу сказать: Билли безумно влюблена в вас. Как вы можете заметить, я не спрашиваю о ваших чувствах – они в данный момент не имеют значения. Я хочу – и вправе ожидать от вас, – чтобы вы женились на моей дочери и защитили как ее репутацию, так и свою собственную.
Защитить его репутацию? На что это она намекает? Мало того, что она хочет женить его на Билли, так еще и это. Мосса удивили прямолинейные рассуждения Агнес о сексе и беременности, не прикрытые завуалированными намеками. Что-то здесь не так. Агнес была похожа на кошку, проглотившую канарейку, и у Мосса возникло чувство, что перья из ее хвоста щекочут ей подбородок.
Мосс хотел уже дать ответ, но решил заставить ее попотеть. Еще раньше, корпя над компасом адмирала, он принял решение. Разумеется, он женится на Билли. Помимо того, что Билли Эймс действительно милая девушка и удивительно страстная партнерша в постели, она позволит ему наилучшим образом решить проблему с Сетом. Папа помешан на идее продолжения рода Коулмэнов. Билли и ребенок освободят его от ответственности и обязательств, а он сможет попросить назначения на Тихий океан.
– Сегодня вечером я попрошу Билли стать моей женой, – протянул Мосс, не в силах сдержать широкую улыбку, расползавшуюся до ушей.
На мгновение Агнес оторопела. Она и не предполагала, что это окажется так легко, готовилась к более ожесточенной борьбе с этим высоким техасцем. У нее возникло неприятное чувство, что не она использовала его, а Мосс воспользовался ею в своих собственных целях. Однако дареному коню в зубы не смотрят. Не говоря ни слова, она взяла себя в руки и тронула машину с места. Пока Агнес выезжала со стоянки, Мосс включил приемник и настроился на радиопьесу Елен Трент с ее муками и терзаниями. Он откинулся на спинку сиденья, вытянул длинные ноги и низко надвинул козырек фуражки, так что Агнес не могла видеть в зеркальце глаз лейтенанта. Его отношение к делу вызывало досаду, но она предположила, что у них в Техасе принято заключать сделки именно так.
Небо уже начинало темнеть, когда Агнес высадила Мосса у ворот базы. Не успела она отъехать и мили, как разразилась гроза. Агнес из осторожности остановила машину у обочины. Не стоит рисковать, чтобы не попасть в аварию именно сейчас, когда золотые ворота Техаса приветливо распахиваются перед нею. Потребовалась определенная ловкость, чтобы перенести Агнес Эймс из этого мира самопожертвования и нужды в объятия роскоши. Роскоши Коулмэнов.
Наконец-то она дотянулась до всего, что считала своим с того самого дня, как появилась на свет, уже тогда оглушительно протестуя против такой несправедливости. Разве справедливы были, размышляла она, все обстоятельства ее жизни – от рождения в семье Мод и Мэтью Нейбауэр, богобоязненных, самодовольных родителей, до замужества за Томасом Эймсом, на которое она решилась из духа противоречия и которое терпела с мрачным смирением…
Даже в детстве Агнес задавалась вопросом: а что если бы все оказалось иначе, если бы Нейбауэры не жили на Элм-стрит, в доме, полученном Мод в наследство от матери. Мод вышла замуж за Мэтью, простого рабочего, вопреки воле своей матери, и весь город знал об этом. Они неодобрительно наморщили свои добропорядочные буржуазные носы, когда оказалось, что кто-то из их среды заключил брак с человеком, стоявшим ниже их всех по положению в обществе.
Мод, всегда нервная, легко возбудимая, денно и нощно переживала из-за того, что расценивала как преднамеренное пренебрежение. Глотая слезы, она развешивала для просушки выстиранное белье на рассвете, чтобы соседи не увидели ее и не напомнили, что у нее нет цветной служанки, которая выполняла бы такую работу. Нижнее белье вешалось между простынями, чтобы его не заметили, а в воду во время стирки галлонами выливался отбеливатель. Белоснежное белье было, по мнению Мод, синонимом добродетели. Рабочие комбинезоны водопроводчика Мэтью сушились в подвале. Не стоило наводить соседей на мысль, что он не носит костюмов и галстуков. Жизнь, по глубокому убеждению Мод, представляла собой ряд неодолимых препятствий.
С самых юных лет в обязанности Агнес входило убирать дом по субботам с десяти часов утра на случай, если придут гости. Гости никогда не приходили. В нижней гостиной она стирала пыль с бабушкиной мебели, обтянутой материей из конского волоса, заменяла вязанные крючком салфеточки на ручках кресел и натирала полиролью этажерку. Никто никогда не сидел в гостиной, даже Мод и Мэтью. Агнес скребла крыльцо перед входной дверью и натирала его воском, пока исходившее от белых столбиков сияние не становилось таким ослепительным, что его можно было заметить с подножия холма.
Однажды отец повредил спину и целое лето не мог работать. Они жили тем, что давал сад, и лишь изредка ели бекон. Она никогда не жаловалась, даже если вставала из-за стола голодной, но иногда все же морщилась, вспоминая угрозы родителей, запрещавших ей рассказывать своим друзьям, что они не едят мяса.
Друзья. Как мало их было, когда она росла, а крыльцо оставалось единственным местом, где разрешалось их принимать. Она никогда не могла пригласить их в кухню и угостить печеньем. Линолеум на полу кухни потрескался, стаканы были разномастными, а тарелки старомодными, и Мод боялась, что дети расскажут об этом своим родителям.
Агнес задумывалась, не приемная ли она дочь, и очень надеялась, что так оно и есть. Ей претила мысль, что она одной крови с этими боязливыми людьми, лишенными страстей. Невозможно было представить себе Мод, задирающую рубашку перед Мэтью, а из их спальни никогда не доносилось ни единого звука. Там всегда стояла тишина, как в могиле.
Томас Эймс привлек искорками в темных глазах и улыбкой, всегда готовой появиться на губах. Именно с ним она обрела нежные чувства, одобрение и непринужденность, чего ее так долго лишали. Мод пришла в ужас. Томас, на ее взгляд, был неподходящим женихом. Ленивый, беспутный, безнравственный. Его единственное пристанище – крохотные комнатки на втором этаже салуна на Двенадцатой улице. Какое будущее мог он предложить Агнес Нейбауэр?
Однако Агнес гораздо больше интересовалась животрепещущим и полным страстей настоящим. Улыбка Томаса, мягкость его характера покорили ее. Она задалась целью заполучить его.
Однажды девочка слышала, как ссорились Мод и Мэтью.
– Почему я не послушалась своей матери, ума не приложу! – кричала Мод. – Она была права насчет тебя! Совсем как я сейчас права насчет Агнес и этого парня, Эймса.
Агнес вышла замуж за Томаса в семнадцать лет. Они ограничились гражданской церемонией в мэрии Элктона, штат Мэриленд. Как и следовало ожидать – это случилось после рождения Билли, – она пришла к выводу, что сменила одну жизнь на другую, точно такую же. Стоило померкнуть огню страсти, и она уже всего лишь терпела близость Томаса, заставляя себя отдаваться ему по ночам в пятницу. Когда Мод и Мэтью умерли от инфлюэнцы, они с Томасом взяли Билли, ее немногочисленные игрушки и переехали на Элм-стрит. Ничего не изменилось. Агнес вела такую же жизнь, как и Мод, влачила такое же жалкое существование и ненавидела каждую минуту этой жизни.
Она всегда хотела большего, но как получить больше? Молитва не даст ответа, это любому дураку ясно, а тяжкий труд не сулит чудес. Сила воли и ум – вот что имеет значение наряду со здравой долей воображения.
Томас Эймс, муж, отец, посредственный кормилец, умер от недостатка воображения. О, когда-то оно у него имелось – это-то и привлекло в нем Агнес. Но время, заботы и неоплаченные счета сделали свое дело. Он старался изо всех сил, скрепя сердце вынуждена была признать Агнес, но перестарался в тот день, когда судорожно втянул в себя воздух – последний вдох – и умер в кухне на полу. Все произошло так быстро, что она лишь открыла рот от удивления.
Она не поскупилась на красивый металлический гроб из Спрингфилда. Соседи и все прихожане прикасались к металлу под бронзу, прощаясь с Томасом, и брови их уважительно поднимались. Агнес осталась удовлетворена. Никто не знал, сколько дней они с Билли не ели мяса, пока гроб не был оплачен.
Через два часа после того, как спрингфилдовский гроб опустили в могилу, предметы скудного гардероба Томаса Эймса оказались упакованы и отправлены в церковный ящик для сбора одежды нуждающимся. Матрац на кровати перевернут, и постель застелена свежим бельем, вышитыми простынями из ее сундука с приданым. Потом она упала на колени и поблагодарила Бога за то, что он так быстро призвал к себе Томаса. Ухаживать за ним было бы слишком несправедливо при и без того трудной жизни.
* * *
Гроза кончилась. Агнес открыла дверцу машины и вытерла своим полотняным платком ветровое стекло. Все вокруг стало таким зеленым. Деревья, кусты, даже платье на ней еще более позеленело. Зеленый, цвет денег.
Это был славный день.
Глава 5
Агнес Эймс встретилась с отцом Донованом в тот же вечер, еще до того, как пришел Мосс. Она немного исказила правду, совсем немного, сказав, что Коулмэн мог отбыть к месту новой службы в любое время, нельзя ли поэтому освободить молодую пару от оглашений, которые должны читаться в церкви три воскресенья подряд.
– Освобождение от оглашений получить не так-то легко, миссис Эймс, – вздохнул отец Донован, – но во время войны они становятся не столь обязательными.
Малышка Билли выходит замуж. Как отказать этой крошке в столь важной для нее просьбе? Он ее крестил, принял на конфирмации в лоно церкви, и, кроме того, лейтенант Коулмэн – католик, по крайней мере со стороны матери. Немного необычно для техасца, размышлял священник, но в любом случае это приятно.
– Я все улажу, миссис Эймс. В тех случаях, когда оглашение не может быть сделано три воскресенья подряд, его делают один раз в трех разных церквях. – Он помолчал. – Должна пройти хотя бы одна неделя до свадьбы, не так ли? – сурово спросил отец Донован. В этом вопросе он уступать не собирался.
– О да, – поспешила заверить Агнес. – Сегодня вторник, в это воскресенье будет как раз неделя. А так как свадьба состоится в следующее воскресенье, у нас получится две недели! – Ее мозг работал, словно пощелкивая с неумолимостью метронома. Приглашения. Разумеется, только близкие друзья и отец Донован. Поставщик провизии. Шампанское, что-нибудь легкое и элегантное. Помещение… отель «Латам» в деловом центре города. Простой, но симпатичный. Сначала на ум все время приходило выражение «маленькая свадьба», но потом нашлось более подходящее – «спешная свадьба». Она хотела провернуть дело побыстрее, прежде чем кому-то из Коулмэнов придет в голову мысль нагрянуть из Техаса и «вразумить» Мосса.
Последующие дни были заполнены телефонными разговорами, уборкой дома и приготовлениями. Она объяснила друзьям, что из-за «этой войны» невозможно сделать все как полагается, но Агнес знала: Билли абсолютно все равно, состоится ли официальное венчание с богослужением или просто будут произнесены обеты в доме священника. Единственное, чего она хотела, – это кольцо на пальце, свидетельствующее о том, что она является миссис Коулмэн.
Мосс не высказывал никаких возражений и молча соглашался с измышлениями Агнес, будто он может отправиться с флотом в любой момент. Все, казалось, обрели счастье. Мосс и Билли должны были расположиться на втором этаже, заняв комнату матери с большой двуспальной кроватью. К большому облегчению Агнес, постояльцы съехали. Кухня и ванная комната оставались в общем пользовании, но Агнес переберется вниз, в кабинет-спальню Билли. Мосс примет участие в хозяйственных расходах, и, конечно, Билли станет получать недурственное содержание, когда он уедет.
* * *
Агнес сидела за кухонным столом, наполовину поглощенная лежавшим перед ней неоконченным письмом, наполовину – мыслями о том, что приготовить на обед. Взгляд ее упал на календарь, висевший рядом с холодильником. Два дня тому назад у Билли уже начались бы месячные. Билли беременна. Должна быть беременна. Она выносит наследника Коулмэнам, обеспечив свое будущее и будущее Агнес. Вошла Билли и апатично налила себе стакан лимонаду. Ее мучила жажда, но она побаивалась много пить, потому что последние четыре дня ее желудок явно пошаливал. Билли приписывала недомогание и тошноту предсвадебным волнениям, но когда сказала об этом матери, то с удивлением заметила удовлетворение на ее лице. Не могла же ее собственная мать желать ей такой напасти.
– Чем ты занята, мама?
– Решила написать Коулмэнам. Думаю, пора, не так ли? Я обсуждала вчера вечером с Моссом этот вопрос, и он дал мне адрес. Им пришлось бы так далеко ехать, что я подумала, что неплохо бы написать им кое о каких подробностях, чтобы они не чувствовали себя позабытыми.
– Ты мне ничего не сказала, мама. И Мосс тоже. Почему ты всегда совещаешься с Моссом, а я оказываюсь перед свершившимся фактом? Это я начинаю чувствовать себя позабытой.
Агнес пристально посмотрела на дочь.
– Ты становишься раздражительной и капризной, Билли, а это не очень хорошо для тебя и ребенка.
Билли вздохнула.
– Тебе неизвестно, беременна я или нет. Мне не хотелось бы, чтобы ты так говорила.
– Хорошо. Скажем, у тебя разгулялись нервы – это тебя больше устраивает?
– Нет. Давай просто не будем затрагивать эту тему. Думаю, мне нужно принять душ и полежать. Чувствую, голова начинает болеть.
– Хочешь что-нибудь передать Коулмэнам?
– Как я могу что-то им передавать? Я ведь с ними не знакома, никогда даже словом не перекинулась, да и ты тоже. Раз уж ты так склонна делать все по правилам, мама, то тебе ли уж не знать, что именно семья жениха должна сделать первый шаг.
– Ну, это я знаю, Билли, и ты тоже знаешь, но, может быть, они не в курсе, – едва ли не защищаясь, возразила Агнес. Она прекрасно понимала, что нарушает этикет, и это смутно беспокоило. Разумеется, такая зажиточная и влиятельная семья, как Коулмэны, знает о своих обязанностях и обязательствах. В сущности, это единственная ложка дегтя в бочке меда: Коулмэны могли бы и не одобрить решение Мосса жениться; в таком случае они бы постарались убедить его в поспешности принятого решения и заставить отменить свадьбу или же совершенно игнорировали бы ситуацию и никогда не приняли бы Билли и ребенка в лоно своей семьи.
Билли потерла виски и смягчилась: слишком плохо она себя сегодня чувствовала, чтобы спорить.
– Хорошо, мама, позаботься об этом. Ты всегда знаешь, что делать. Если Мосс одобряет, то все в порядке. – Ей вовсе не казалось, что все в порядке. Почему Мосс ей ничего не сказал? Но даже если бы и сказал, то небрежно заметил бы: «Не обременяй свою хорошенькую головку такими пустяками». Да, она раздражается и капризничает, но только потому, что сегодня вечером не увидит Мосса. Он должен сопровождать адмирала Маккартера на светский прием, знакомиться с другими женщинами и танцевать с ними. Она вспомнила, как Мосс оказался в центре женского внимания на выпускном балу и даже на танцах, организованных службой досуга; женщины вились вокруг него, как пчелы вокруг меда. Билли попыталась урезонить себя. Мосс любит ее, он попросил ее выйти за него замуж… Но ревнивые опасения вонзались в сердце девушки, словно зубы дракона.
После душа она почувствовала себя немного лучше и расслабилась. Свернувшись клубком на диванчике у окна, Билли оперлась головой о колени, глядя через проржавевшую решетку на зеленую лужайку и цветы и думая о Моссе. Она всегда думала о нем даже когда что-то делала, он всегда был рядом и улыбка его будто бы витала над ней. Как она любит его! Это чувство возникало где-то в глубине души, наполняясь, как горная река во время весеннего половодья, которая мчится бурно и стремительно, пока не найдет своего русла. Она знала – Мосс любит ее, иначе он никогда не сделал бы ей предложения, но в то же время догадывалась, что его чувство не было столь переполняющим и всепоглощающим, как ее любовь к нему. Для Билли Мосс представлял собой все, что есть на свете прекрасного и восхитительного. Он стал средоточием ее страсти, мужчиной ее мечты, воплощением любви. Если он не питает к ней такого же глубокого и преданного чувства, то значит так надо, думала Билли. Когда-нибудь он тоже будет так же любить ее, и она станет для него его миром. Однако в глубине души Билли сознавала, что Мосс любил ее настолько, насколько мог кого бы то ни было любить. Этого должно быть достаточно.
Восхитительно сладостное чувство охватило Билли. Она принялась мечтать о том, как будет спать с Моссом в одной постели всю ночь напролет. Она хотела протянуть руку и касаться его, теплого, сонного, почувствовать, как его руки обвивают ее, положить голову ему на грудь. Хотела проснуться утром и увидеть его, прежде чем кого-то еще, услышать свое имя, произнесенное его устами, прижаться к нему, слиться с ним в любовном экстазе. Билли поджала колени и обхватила их руками. Если бы Господь сам сошел с небес и лично препоручил ей Мосса, чтобы она берегла и любила его, то и тогда жизнь не стала бы более прекрасной. Если бы она действительно оказалась беременной, было бы просто чудесно. Ребенок Мосса. Их ребенок. Как она любила бы его. А Мосс обожал бы ее, потому что она подарила ему дитя.
Билли так погрузилась в свои мечтания, что не сразу услышала треньканье телефона в прихожей. Когда она сообразила, что это не полуденный звон церковных колоколов, то бросилась к телефону и схватила трубку, едва дыша.
– Билли?
– Да, Мосс. – Он позвонил. Он хотел поговорить с ней. Как чудесно услышать его голос, произносящий ее имя.
– Я не могу разговаривать долго. У нас здесь сегодня полно высоких чинов. Я задержался на работе, и адмирал вне себя. Он начинает нервничать, когда вокруг слишком много звезд, особенно если у них больше наград, чем у него.
– Может быть, ты будешь более симпатичным адмиралом, когда станешь им, – пошутила Билли.
– Билли, я не хочу быть адмиралом. Единственное, чего я хочу, – это летать. Хочу занять свое место там, в небе, рядом с остальными парнями.
Сердце Билли затрепетало. Каждый день, казалось ей, выпуски новостей изобилуют сообщениями об утонувших летчиках. Она по-детски скрестила пальцы, желая, чтобы Мосс провел войну с адмиралом Маккартером. Билли понимала, что с ее стороны это эгоистично, но она любила Мосса и хотела, чтобы он остался в живых. Что же в этом плохого?
– Я понимаю. Я не хотела тебя расстраивать. Просто пошутила.
– Знаю, душечка, но я хочу, чтобы ты поняла: я никогда не буду счастлив, пока снова не стану летать. Я ведь тебе уже говорил.
Это прозвучало как предупреждение, а Билли когда-то пренебрегла им.
– Да, говорил, и я уверена – твое желание исполнится… в свое время.
– Эй, Билли, а ты еще молишься за меня? – спросил он теплым, интимным тоном, от которого у Билли по спине побежали мурашки.
– Ты ведь знаешь, что молюсь, – прошептала она. Она молилась. Молилась, чтобы он всегда был цел, невредим и чтобы никакие силы не отняли его у нее.
– Хорошая девочка. Что ты сегодня делаешь? – спросил он. – Будешь думать обо мне?
– Весь день. Каждый день, – заверила Билли с часто бьющимся сердцем. Она представила себе его улыбку, прядь густых темных волос, упавшую на загорелый лоб, и эти небесно-голубые глаза, мерцающие из-под густых черных бровей. Улыбающиеся глаза на серьезном лице. – Наверное, займусь прополкой в саду, а потом перенесу некоторые из своих вещей наверх. – Билли почувствовала, что краснеет при воспоминании о том, как всего несколько минут тому назад мечтала жить с ним в одной комнате и спать в одной постели.
Будто читая ее мысли, Мосс хрипло прошептал так, что душа у Билли запела от этого счастливого шепота:
– Ты собираешься перенести их в нашу комнату? Мне нравится, что меня будут окружать твои детские вещички, Билли. А потом что ты собираешься делать? Я хочу знать, чтобы думать о тебе.
– Потом, наверное, надо помочь маме с приготовлениями к свадьбе. – Она счастливо засмеялась. – То есть, если она мне позволит. Кажется, она радуется любой незначительной мелочи. Сейчас пишет письмо твоим родителям и вроде бы полагает, что я должна сделать то же самое. А ты как считаешь, Мосс?
– Не обременяй свою хорошенькую головку. Пусть твоя мать уладит эти дела. У тебя еще будет масса времени подумать о чем-то другом, помимо меня. – «Старуха на ходу подметки рвет, – подумал Мосс. – Ну, пап, ты выпрыгнешь из штанов, когда получишь это письмо». Он надеялся, Билли не станет спрашивать, собирается ли он пригласить своих приятелей. Забавно. Все это чертовски забавно.
– А ты знал, что мама пишет твоим родителям? – нерешительно спросила Билли.
Уязвленные чувства, сделал вывод Мосс. Как часто приходилось иметь дело с такими вещами, когда это касалось Амелии. Ну что ж, играй свою роль. Лги, если можешь.
– Не совсем, но в целом идея неплохая, ты согласна?
– Думаю, да. Но, Мосс, разве не ты должен написать им? Ты никогда не упоминал, звонил ли домой и как они отнеслись к нашей женитьбе. Неужели им это неинтересно?
– Билли, не беспокойся. Все отлично. Верь мне, ладно?
– Я верю, Мосс. Я чувствую себя виноватой. Наверное, потому что сказала маме, что не хочу сделать приписку к письму. Боже, она даже собирается послать мою фотографию!
Поистине, Агнес извлекла максимум из этой идеи. Он улыбнулся. Сет будет изучать фотографию через лупу. «Милашка», – скажет он про Билли.
– Мы позвоним им в день нашей свадьбы. Тогда они поговорят со своей новой дочерью. Скажи, что любишь меня, Билли.
– Я люблю тебя, Мосс. Я так несчастна, когда тебя нет рядом со мной. Завтрашний день кажется таким далеким. Я все время думаю о нас с тобой и о том, как мы поженимся.
– Хорошо, – больше он ничего не сказал в ответ. Черт побери, у него тоже есть свои собственные мечты.
Он отрывается от палубы авианосца и устремляется в голубое небо над Тихим океаном. Боевой пилот. Командир эскадрильи. Пап, ты так ничего и не понял! Я отправляюсь на войну, чтобы воевать, а ты позаботишься о моей жене и ребенке. Мосс знал, что ребенок будет. Даже Билли призналась, что у нее задержка. Остается лишь дождаться, когда врач подтвердит этот факт. Пап, ты вытащил счастливый билет, а сам даже не знаешь о своей удаче. Еще один Коулмэн. Он будет носить твое имя, продолжит род. Лучше, если бы родился мальчик – отец никогда не согласится на меньшее. Мосс снова обратился к своей невесте:
– Завтра скоро наступит. Послушай, милая, я должен идти. Адмирал приближается. Позвоню тебе завтра и приду к обеду.
– До свиданья, Мосс. Будешь думать обо мне?
– Буду, Билли. И не переутруждайся. Если пойдешь на улицу, надень шляпу. Жара изнурительная.
Трепетные нотки в голосе Билли звучали, как птичье пение. Он сделал ее счастливой, это хорошо. Если она будет счастлива, то не станет слишком много размышлять и у Агнес не возникнет проблем.
– Я так и сделаю, Мосс. Я люблю тебя.
Мосс откинулся на спинку вращающегося стула. Адмирала Маккартера в поле видимости не наблюдалось. Интересно, как проходит его партия в гольф? Если других дел не предвидится, можно было бы написать кое-какие письма. Милейший папа писал, когда хотел что-то от кого-то получить. В данном случае Мосс собирался подать прошение о переводе, упомянув в качестве желаемого места службы боевой корабль США «Энтерпрайз». Он должен получить положительный ответ, он это твердо знал. Мосс достиг высшей квалификации в своем классе и был известен как хороший летчик.
Но не успел он взяться за дело, как зазвенел телефон. Мосс развернул перед собой книгу записей. Карандаш заскользил по странице, заполняя строчки.
* * *
Агнес заклеила конверт. Готово. Она не собиралась отправлять письмо авиапочтой. Коулмэны получат его после свадьбы. Даже если они попытаются действовать, позвонив по телефону, будет слишком поздно.
Агнес пожала плечами. Мосса им не вернуть. Как только он произнесет брачный обет – она рассчитывала на его чувство долга – и свидетельство о браке окажется в руках Билли, он может лететь хоть прямо в Токио. Билли – вот самое главное. Билли и ребенок. Можно не сомневаться, она в положении, симптомы уже налицо. А если по какому-то странному капризу судьбы этого еще не случилось, то Агнес обеспечит им сколь угодно времени наедине. В течение двух-трех недель ребенок наметится.
Будет ли Билли хорошей матерью? Она очень молода. Агнес это не волновало. Коулмэны смогут нанять любое количество кормилиц и нянек.
Пупырышки, вроде тех, что бывают на коже свежеощипанных цыплят, покрыли руки Агнес. Она буквально ощущала тяжесть денег Коулмэнов. Раньше чуяла, а теперь буквально чувствовала. Чем тяжелее они казались, тем больше нравились ей. Билли Эймс Коулмэн. Мать Билли Коулмэн.
* * *
Билли и Мосс поженились, и день их свадьбы оказался великолепным. Солнце светило, сад цвел, Билли сияла. Мосс был красив и мужествен в своей белой парадной форме. Агнес торжествовала.
Приглашенных, включая отца Донована, набралось тридцать пять человек, и прием состоялся в отеле «Латам» в деловой части Филадельфии. Каждый раз, когда хлопала пробка от шампанского, Агнес морщилась. Все было таким дорогим, даже это шампанское с маркой отеля, которое подавалось гостям. Мосс предложил оплатить свадебные расходы, но она отказалась. Кое-что и ей нужно сделать, и прием гостей входил в число обязательств, которые она на себя взяла.
Мосс нашел спокойный уголок, где и уединился с половиной бутылки шампанского и бокалом. Он наблюдал за своей красивой невестой, которая смеялась со своими друзьями и танцевала с его приятелями с военно-морской базы. Тэд Кингсли, казалось, уделял Билли особое внимание, и Мосса это радовало. Теперь, когда Билли принадлежала ему и только ему, он мог себе позволить такую щедрость. Он улыбнулся, вспомнив, как ревновал в тот вечер на танцах. И сказал тогда истинную правду. Он ни с кем не хотел делить ее и ни разу больше не приводил туда.
Женат. Боже милостивый, он женился, и теперь у него есть жена! Мосс жадно глотнул шампанского и отбился от необходимости стоять у стола, произнося тосты. Он мысленно обратился с тостом, но не к своей жене, а к почтенному родителю: «Пап, свадьба была что надо. Все мы напились, все, кроме невесты и ее матери. Пощипали клубники, омлета и чего-то вроде блинчиков. Я приобрел себе жену, слышишь, старый мошенник, и не по чьей-то указке, а сам. Не подбирая подходящую партию». Мосс бросил взгляд на свою сияющую невесту. Новая Коулмэн. Он отодвинул бокал и подмигнул Билли.
Агнес свою роль сыграла. Теперь наступало его время.
* * *
Отель «Латам» был одним из лучших. Роскошные ресторанные залы, маленькое бистро на нижнем этаже, фешенебельное, уютное. Обслуживали ненавязчиво и незаметно, ковры в холлах скрадывали шаги. Именно здесь Билли провела свою первую брачную ночь. Окажись это шалаш, Билли все равно ничего бы не заметила, лишь бы Мосс был рядом.
Мосс перенес ее через порог – теплый, возбуждающий рот оказался возле ее уха.
– Ты теперь моя, Билли Коулмэн, вся моя! – В сильных руках Мосса Билли чувствовала себя маленькой и беззащитной. Обхватив его шею, она подумала, что Мосс будто читает ее мысли: теперь он принадлежит ей, и ничто на свете не в силах отобрать его у нее.
Чемоданы с вещами, которые могли им понадобиться в эту ночь, стояли возле кровати. Комната благоухала розами. Билли восхищенно воскликнула: она поняла, что все эти розы от Мосса. На тумбочке стояло ведерко с шампанским и два бокала. Билли вдруг оробела. Было еще совсем светло, а предполагалось, что придется лечь в постель. В вечер выпускного бала свет был потушен; тогда-то в блаженном полумраке и вершилась их упоительная близость, пробуждалась ее страсть. Щеки Билли возбужденно пылали.
Мосс снял свой белый китель. Рубашка оттеняла загорелую кожу, облегала широкую грудную клетку и мускулистые руки. В ее вырезе виднелись темные завитки волос. Тонкая талия, узкие бедра, брюки, плотно обтягивающие ноги, – Мосс был так красив, что Билли почувствовала себя бледной и блеклой рядом с ним. «Почему этот красивый мужчина захотел жениться на мне?» – задумалась она. Однако ей казалось абсолютно справедливым, что он физически более привлекателен, чем она; в природе мужские особи более яркие и красивые по сравнению с женскими.
Мосс задернул гардины – комната погрузилась в полумрак, окутавший Билли. Обернувшись к ней, Мосс заметил, что сияние, окружавшее юную невесту в бальном зале, поблекло и угасло. Она сидела на краю постели, устремив на него взор. Ее подбородок был вздернут, а губы плотно сжаты, как будто она еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Мосс все понял, и его захлестнула волна жалости. Наверное, она переволновалась во время свадьбы, устала за время приготовлений и подавлена своей новой ролью в качестве его жены.
– Давай я помогу тебе снять платье, Билли, – мягко предложил он, ожидая ее ответа. Обычно Мосс был нетерпеливым любовником, но с Билли спешить не хотел; он намеревался возбудить ее, заставить отдаться ему в безудержном самозабвении, как это случилось в ее маленькой комнатке.
Билли встала и повернулась к Моссу спиной, позволяя ему расстегнуть маленькие пуговички на платье. Но сначала он снял фату и шапочку а ля Джульетта. Его пальцы погладили блестящие мягкие пепельно-белокурые волосы, приподняли с шеи, на которой Мосс запечатлел поцелуй, сладкой дрожью отозвавшийся во всем теле Билли. Нежные пальцы и любящие руки помогли ей освободиться от платья, и она осталась в одних трусиках. Моссу мучительно хотелось приласкать ее, а тело сковала боль сильнейшего желания, стоило ему взглянуть на новобрачную. Как она была хороша, его Билли, деликатного сложения, с округлыми грудями, идеально подходившими для ее фигуры. Тонкая талия над изящно изогнутыми бедрами, мягкий изгиб ягодиц… Мосс чувствовал, как Билли вздрагивает от его прикосновений.
Он обвил руками ее талию, прижался губами к ямке между шеей и плечом.
– Не бойся меня, Билли. Никогда не бойся. – Голос, теплый, любящий, разбил скорлупу сковавшей ее робости. Она прислонилась к его стройному, сильному телу. – Я налью нам шампанского, а ты переоденься во что-нибудь удобное, – прошептал Мосс.
