Хозяйка «Солнечного моста»

      – Так говорите, вы из Техаса? – Этим и объяснялся его протяжный выговор.
      – Да, оттуда, из Остина.
      – Так значит, вы ковбой!
      Мосс рассмеялся. Его смех звучал приятно и непринужденно, как будто состояние веселья было его второй натурой. Ей нравились морщинки, собиравшиеся в уголках его глаз, и ямочка, появлявшаяся на твердой, резко очерченной челюсти, когда Мосс смеялся.
      – Вряд ли. Техасцы теперь не садятся на лошадь, когда им нужно куда-то добраться. Кажется, почти все, кого я знаю, имеют свои собственные самолеты. Или арендуют их. Как, например, здесь, в Филадельфии, люди нанимают такси.
      Билли не могла представить себе, как можно летать на самолете и тем более иметь его в своем личном гараже.
      – У каждого техасца есть самолет? – наивно спросила она.
      – Ну, не у всех. Но у моих знакомых есть. Скажите, а вы никогда не поднимались в воздух? Никогда не летали?
      Билли покачала головой, снова проследив за его взором, устремленным на птиц, витавших над авианосцем.
      – Никогда. И не думаю, что когда-нибудь буду летать. На что это похоже?
      Мосс взял ее за руку, усадил на упаковочную клеть и сел рядом.
      – Билли, милая, вы сейчас пожалеете, что задали этот вопрос. – В течение последующего часа младший лейтенант Мосс Коулмэн описывал Билли тот восторг, который он испытывал, когда его самолет отрывался от земли. Он рассказывал ей, как летал на развалюхе – старом самолете, предназначенном для опыления полей, – вокруг ранчо и как отец выдрал его, когда узнал об этом. Мосс заставил Билли смеяться, вскрикивать, трепетать. Он разжег ее воображение и заронил в душу искру желания полетать на таком аппарате.
      – Здесь неподалеку есть аэропорт, где можно взять напрокат самолет. Я хотел бы поднять вас в небо, Билли, чтобы вы знали – я не сумасшедший и все в моих рассказах чистая правда.
      – Мне бы очень этого хотелось, – торопливо ответила она, радостно вспыхнув. Глаза ее блестели от нетерпения в предвкушении полета. – Но, боюсь, маме это бы не понравилось… Мама! Который час?
      Мосс посмотрел на часы.
      – Пять тридцать.
      – Боже мой! Мне нужно идти. – Впервые за все время Билли вспомнила о своих друзьях. Они, наверное, подумали, что она потерялась и пошла домой одна. Вряд ли они до сих пор слоняются по базе. – Большое спасибо, что показали мне тут все, лейтенант. Я знаю, у вас, должно быть, много дел, а мне пора домой. Мама будет беспокоиться, если я не вернусь домой к шести. – Билли чувствовала себя ужасно глупо, рассказывая этому мужчине, что ей следует быть дома к шести часам. Так по-детски. Она испытывала унижение из-за предписанных ей ограничений. Особенно после того, как он полдня разговаривал с ней как с ровесницей, а не пустоголовой школьницей.
      – Ваших друзей не видно? Как вы считаете, не ушли ли они без вас? – озабоченно спросил Мосс.
      – Неважно. Я доберусь до дома сама. Еще раз благодарю вас. – Билли встала, намереваясь уйти.
      Мосс был поражен. Девушки никогда не покидают его, тем более в половине шестого вечера. Он уже собирался окликнуть Билли, удалявшуюся от него, как она обернулась.
      – Лейтенант, раз вы оказались так далеко от Техаса и от вашей семьи, может быть, вы придете к нам на обед в воскресенье? – Она чуть не задохнулась от волнения, выпалив это приглашение. Что заставило ее пригласить его? Ей уже слышались возражения Агнес. И все-таки многие семьи приглашали военных на семейные обеды. Вкусные блюда. Еда. О Боже! Агнес станет сетовать на продовольственные талоны. Но если приглашение сделано, нужно стоять на своем. – Четыреста семьдесят девять, Элм-стрит. Дом серый с белым.
      – Подождите минутку, Билли. Две мили – слишком долгий путь, и вы все равно не успеете домой вовремя. Давайте-ка я посмотрю, нельзя ли одолжить машину, и отвезу вас домой. Кстати, спасибо за приглашение. А знаете, завтра воскресенье… – Он улыбнулся, как будто отгадал ее тайные мысли.
      Билли вспыхнула, в то время как Мосс одарил ее ослепительной улыбкой.
      – Не стоит беспокоиться. У меня есть с собой деньги на кино, и я могу взять такси, если будет нужно. Правда.
      – Не хочу даже слышать об этом. Если бы я не увлек вас своими разговорами о полетах, вы бы не задержались. Пожалуйста, позвольте мне помочь. – Он был так искренен, что Билли только кивнула.
      Ожидая Мосса, она размышляла о том затруднительном положении, в котором оказалась. Ей не хотелось, чтобы Агнес узнала, что она полдня провела на военно-морской базе, а еще меньше она желала, чтобы мать знала о том, как она заговорилась с военным и потеряла своих друзей. А вдруг кто-то из них зашел к ним домой и стал расспрашивать о ней? А что если Мосс действительно придет на обед? Он, конечно, расскажет Агнес, как познакомился с Билли.
      Мосс вернулся, позвякивая ключами от автомобиля модели «Нэш» 1938 года, припаркованного рядом со сторожевым постом. Билли почувствовала себя совсем взрослой, когда Мосс открыл для нее дверцу машины. Агнес придется смириться. Конечно, порядочные девушки не ездят в машинах с незнакомыми парнями. Или с мужчинами. Но Мосс Коулмэн – младший лейтенант и вовсе не какой-то там парень. Агнес не сможет не отметить этот факт. Билли, помимо своей воли, чувствовала радостное возбуждение и была польщена вниманием красивого молодого военного.
      – Вы долго пробудете в Филадельфии? – спросила она, когда Мосс обогнул другие автомобили и выехал на шоссе.
      – Наверное, все лето. По крайней мере, сейчас дело обстоит именно так. Пока я сам не добьюсь назначения в действующую часть. Быть мальчиком на побегушках у вспыльчивого адмирала – это совсем не то, что мне хотелось бы делать в этой войне. Я летчик, Билли, и чертовски хороший. Вот кем я и хочу служить.
      Билли кивнула. Она прекрасно понимала все, что касалось заботливых родителей. Мосс правильно истолковал ее отклик на его слова.
      – И вы тоже, а?
      – Да, я тоже единственный ребенок в семье. Отец умер, когда я была еще маленькой. Думаю, проявлять заботу и стремиться защитить – это вполне естественно для родителей. Они желают нам добра. – Моссу такое высказывание напомнило слова, которые он сотни раз слышал от матери. Сет Коулмэн точно так же читал ему свои нравоучения.
      – У меня есть сестра, но я так и остался единственным сыном. Папа всегда помнит об этом и боится за меня. Но я не могу позволить его страхам подавить мою личность. Я летчик и делаю свое дело профессионально. И вовсе не собираюсь бегать за каким-нибудь адмиралом с двумя звездами на погонах, у которого только одно представление о деятельности – подписывать бумаги и пить виски. Шотландским виски я его и обеспечиваю.
      – Что же вы собираетесь делать?
      – Вопрос не в том, что я предприму, а в том, когда я это сделаю, Билли! Папа может похлопотать о моем назначении в прислуги толстяку-адмиралу, но ему не удастся удержать меня здесь. Я и сам могу постоять за себя, и с этим он ничего не может поделать. Но мне не хотелось бы огорчать его. Он отличный парень, и я знаю, как много значу для него. Я буквально чувствую, как на меня давит груз ответственности. Незавидная доля быть светом очей такого отца, как мой. – Моссу не верилось, что он рассказывает ей все это. Обычно он ни с кем не делился подробностями своей личной жизни и своими проблемами.
      – Поверните здесь. Через два квартала – направо. Дом серый с белым. Я буду молиться, чтобы у вас все получилось, как вы хотите.
      Мосс чуть не нажал на тормоза. Любая другая девушка сказала бы, что будет держать пальцы скрещенными. А эта собиралась молиться за него. Он порывисто потянулся к ней через сиденье и взял руку, которая показалась маленькой и хрупкой в его ладони. Минуту спустя Мосс отпустил ее, чтобы переключить передачу и остановиться перед домом. Он бросил взгляд на часы.
      – Без пяти шесть, – гордо объявил Мосс, как будто доставить Билли домой вовремя было невероятно трудной задачей.
      Билли гадала, где могут быть ее друзья. Беспокоятся ли они о ней?
      – Не желаете ли войти и познакомиться с моей матерью? О, наверное, у вас много других дел, и я очень ценю то, что вы потратили время и доставили меня домой. Извините, я, наверное, была надоедливой и причинила вам беспокойство.
      – Вы, милая Билли, вовсе не надоедливы. – Он улыбнулся, сознавая, что имел в виду. Но, Боже упаси, Мосс вовсе не собирался входить в дом и знакомиться с ее матерью. Свою мать он любил, но родители знакомых смущали его, особенно матери девушек. Черт, все-таки он уже здесь… может быть, она боится, что ей попадет, и рассчитывает на его помощь. Это его долг.
      – Буду рад познакомиться с вашей мамой, – солгал Коулмэн.
      Билли чуть не лишилась чувств от растерянности. Он ведь должен был ответить совсем не так. Неужели он не понял, что она всего лишь старалась проявить вежливость? Билли не стала дожидаться, пока Мосс выйдет из машины и откроет для нее дверцу, а поспешно выскочила и разгладила юбку. Бахрома по подолу вдруг показалась по-девчоночьи глупой и безвкусной, и второй раз за день ей захотелось, чтобы на ней были тонкие чулки и туфли на высоких каблуках.
      Агнес Эймс подозрительно прищурила глаза, услышав звук захлопнувшейся дверцы автомобиля, остановившегося перед их домом. Ни один из друзей Билли не водил машину. Она немного отодвинула кружевную занавеску и выглянула на улицу. Билли с каким-то моряком. С офицером, судя по белой униформе. Что могло случиться? Не следует впадать в панику. Билли всегда была разумным ребенком. Серьезной, разумной девочкой.
      – Мама! Я пришла. Иди сюда, познакомься с одним человеком.
      Мосс Коулмэн был на добрых шесть дюймов выше Агнес, но сразу же осознал ее силу, как если бы она оказалась ростом с него или даже выше. Это чувствовалось в оценивающем взгляде карих глаз, в уверенном развороте плеч… Такие же признаки сильного характера он замечал в Сете. Жемчуг. Почему они всегда носят жемчуг? Казалось, матери всех девушек, с которыми его знакомили, украшали свою шею жемчужным ожерельем.
      Билли нарушила затянувшееся молчание:
      – Мама, это Мосс Коулмэн. Он был так любезен, что отвез меня домой, поэтому я и не опоздала. Мосс, это моя мама, миссис Эймс.
      Он подождал, не протянет ли миссис Эймс руку. Она не подала ему руки.
      Билли начала впадать в отчаянье. Агнес держалась уверенно, с подозрением глядя на Мосса.
      – Я пригласила его завтра на обед. Он из Техаса и давно уже не ел домашних блюд. Я знала – ты не будешь возражать, – с надеждой попробовала девушка навести мать на благую мысль.
      – Обед. Ну конечно. Мы будем рады, если вы придете к нам на обед, лейтенант, – подтвердила Агнес.
      Мосс мог только догадываться, действительно ли миссис Эймс желала видеть его своим гостем или хотела лишь остаться вежливой. Однако, постойте-ка, он и не думает принимать это приглашение. Кое-кого здесь подталкивают в определенном направлении, и он знал, кого именно.
      – Я не хотел бы показаться навязчивым, миссис Эймс, – сказал Коулмэн в самой лучшей техасской манере, как раз с такой интонацией, чтобы ответ не звучал униженно. Прежде чем он успел принести свои извинения, Агнес с видимым усилием изобразила на лице что-то вроде улыбки.
      – Прекрасно. Скажем, часам к двум? Я хочу поблагодарить вас за то, что вы доставили домой мою дочь. Это так любезно с вашей стороны. Она очень молода, и я беспокоюсь, когда она задерживается. – Так и есть, легкий намек на подозрение, что он злобный тролль, который живет под мостом и охотится на невинных молоденьких девушек.
      – Это доставило мне удовольствие, мэм, – произнес Мосс, слегка растягивая гласные. – Билли, спасибо за приглашение. Я должен вернуть машину на базу. Рад был познакомиться с вами, мэм.
      Он так и не сказал, придет ли на обед, и Билли расстроенно смотрела ему вслед, пока он шел к автомобилю. Слова Агнес о ее юном возрасте еще причиняли боль.
      Сев в машину, Мосс глубоко, с облегчением вздохнул. Он не был уверен, что ему хочется прийти на обед. Но воскресные дни всегда кажутся такими скучными, что не знаешь куда себя деть, а поговорить с Билли было так приятно. Если не подвернется ничего более интересного, он подъедет к двум часам. А если что-нибудь изменится, пришлет записку.
      Не успела Агнес подступиться к дочери с расспросами, как та торопливо пустилась в долгие объяснения:
      – Мне кажется, это так мило с его стороны, что он довез меня до дому, правда, мама?
      – Билли, сколько правил ты нарушила сегодня днем? – холодно спросила Агнес.
      – Мама, пожалуйста. Давай не будем больше возвращаться к этому. Я дома, в целости и сохранности, ничего не случилось. Этот лейтенант такой обаятельный. Он не сказал, что придет на обед, я уверена – у него другие планы, поэтому вряд ли стоит на него рассчитывать. Извини, что я огорчила тебя.
      Агнес фыркнула. Обычно именно так она реагировала на извинения Билли. Дочери достаточно было лишь услышать, что она прощена или что, по крайней мере, мать ее поняла.
      – Пойду в свою комнату, переоденусь к ужину.
      – Теперь твоя комната внизу, в кабинете. Мистер Кэмпбелл, наш сосед, и его племянник помогли перенести мебель. Я собираюсь сдать твою комнату. Должны же и мы внести свою лепту, Билли. Положение с жильем становится критическим.
      Билли поняла лишь одно: кто-то будет жить в ее комнате, единственном месте, которое она могла считать своим с самого детства.
      – Нужно было предупредить меня, мама. Я не возражаю, но хотела бы сама упаковать свои вещи. Ты все забрала оттуда? И мои рисунки? – Билли чувствовала себя так, словно подверглась насилию.
      – Все, иди посмотри сама. Теперь у тебя будет скамья у окна. Завтра ты сможешь сидеть там и посматривать на дорогу: не появится ли твой красавец лейтенант, которого мы пригласили на обед, – улыбнулась Агнес.
      Билли взглянула на мать. Снова та подкупила ее. Кажущееся согласие Агнес на присутствие Мосса в их доме на воскресном обеде должно было смягчить боль, вызванную выдворением дочери из привычной комнаты. Приходилось соглашаться с условиями перемирия; иначе, если Мосс завтра придет, она сможет рассчитывать лишь на холодное безразличие матери, из-за которого Билли будет ерзать на своем стуле, словно в его сиденье торчит гвоздь.
      Это было нечестно. Просто нечестно. Агнес могла бы, по крайней мере, спросить у нее, прежде чем сдавать ее собственную спальню. Билли прошла в кабинет и посмотрела на диванчик с бархатной подушкой у окна. Как чудесно будет свернуться здесь клубочком с книгой в руках. Отсюда отлично видно подъездную дорогу и улицу. Может быть, все не так уж и плохо.
      Агнес так и осталась стоять в холле рядом с лестницей, склонив голову набок, словно прислушиваясь к отдаленному шуму. Она слушала свой внутренний голос, который беспокойно нашептывал множество вопросов, касавшихся Билли. Ее безупречно послушная и одаренная дочь сегодня вечером вернулась домой, и в ней появилось что-то новое, необычное, не имеющее ничего общего с губной помадой или румянами на ее щеках.

Глава 2

      Агнес Эймс наклонилась, чтобы полить жиром подрумянившихся цыплят. Как почти все в Филадельфии – а Агнес стремилась быть как все, только немного лучше других, – придя домой после воскресной службы, она первым делом разделала их и поставила жариться в духовку. Одно дело пригласить гостя на воскресный обед и совсем другое – выбрать приличествующее случаю, но не слишком дорогое блюдо.
      Цыплята покрылись аппетитной золотисто-коричневой корочкой, теплый хлеб источал аромат трав. Опытным взглядом она оценила большую салатницу с садовым салатом и стручковой фасолью, сезон сбора которой еще не наступил, и поэтому стоила она больше, чем Агнес хотелось бы заплатить. Картофельного пюре и соуса будет более чем достаточно, если в завершение подать домашнее печенье. Масло, невероятно подорожавшее со времени введения норм распределения продуктов, сначала размягчили, потом взбили с очень холодной водой, чтобы увеличить объем, и снова охладили – одна из ее хитростей, прекрасно сработавшая и на этот раз. Накануне она испекла в глубоком противне яблочный пирог, который будет просто таять во рту. Если Агнес и обладала каким-то кулинарным талантом, то это был дар выпекать пироги. Секрет заключался в том, что вместо жира-разрыхлителя, стоившего нынче целое состояние, использовалось растопленное нутряное сало. Об опустошении запасов сахара после приготовления десерта думать не хотелось.
      Из гостиной доносилась музыка, навевавшая меланхолию. Это было не похоже на Билли. Обычно, закончив упражнения на фортепиано, она играла легкие популярные мелодии. Когда-то Агнес мечтала, что ее дочь станет пианисткой, да и специалисты говорили, что у Билли большие способности. Но, узнав о стоимости обучения, уроков и сольных концертов, Агнес с сожалением рассталась с этой мыслью и сориентировала свои тщеславные устремления относительно Билли в менее блистательном направлении.
      Агнес прислушалась. Должно быть, Билли разучивает новую пьесу, скорее грустную, чем излишне меланхоличную, как показалось вначале. Мысли Агнес сразу же обратились к молодому лейтенанту. Мосс Коулмэн внушал ей опасения. А может, пугало то, как Билли смотрела на Мосса Коулмэна. Техасец! Без сомнения, он работал на ранчо – их еще там называют погонщиками? И этот ужасный тягучий выговор! Билли такое не подходит. Все утро не давала покоя мысль, что делать, если этот ковбой явится на обед и ухитрится, несмотря на все ее противодействие, договориться с Билли о свидании. До сих пор дочь всегда слушалась ее, вела себя в полном соответствии с советами матери. Агнес внутренне содрогнулась.
      Если же лейтенант останется здесь на все лето, то каковы будут шансы Билли сблизиться с Нилом Фоксом? Нил Фокс – сын владельца банка. Нил Фокс – более чем приемлемый претендент, с его прилежанием и деньгами семьи. Марта Фокс, член садового клуба, который посещала Агнес, охотно устроила бы свидание двух молодых людей. Если сравнивать мальчика Фоксов с каким-то лейтенантом Коулмэном… Агнес вздохнула и чуть не порезалась, так как чистила в это время картошку. Она надеялась – нет, молилась, – чтобы лейтенант не пришел на обед. Он поблагодарил их за приглашение, но не подтвердил, что принимает его. Ужасные манеры. Неотесанный скотник. Агнес предполагала, что именно так ведут себя ковбои. Нил как раз такой молодой человек, который пришел бы ровно за четверть часа до обеда, принес бы букет цветов для нее и коробку конфет для Билли. Вот так следовало себя вести. Лейтенант явится, вероятно, со шляпой в руке, съест по три порции каждого блюда, будет держать цыпленка пальцами, которые потом оближет. Агнес не раз бывала в кино и знала, что ковбои готовят пищу на кострах и едят из консервных банок. Но принадлежит ли к их числу красивый молодой лейтенант? Она почувствовала в нем нечто особенное, когда он встретился глазами с ее пронизывающим взором. Как будто пытался разгадать ее сущность. Техасец!
      Сегодня подходящий случай, чтобы поговорить с Билли о Ниле. После того, как их гость уйдет и они станут мыть посуду. Задушевная беседа матери с дочерью. Кажется, Билли нравятся такие моменты близости по воскресеньям. Сама Агнес при этом скучала и досадовала. Ее собственная жизнь была лишена бурных всплесков, текла ровно, а жизнь Билли казалась такой безмятежной и предсказуемой, что говорить было почти не о чем. Обычно такие разговоры кончались обсуждением какой-нибудь книги или их сада, а то и обменом сплетнями.
      Агнес глянула на часы. Без пятнадцати два. Пятнадцать минут до прихода гостя. Билли, перестав играть, закрыла крышку пианино. Направляется в свою комнату. Агнес знала, что теперь дочь сидит на диванчике у окна с книгой в руках, глядя на дорогу. Ожидает, когда появится некто в белом кителе.
      Телефон зазвонил без трех минут два. Билли сломя голову помчалась в холл, чтобы побыстрее поднять трубку.
      – Алло! – выдохнула она.
      – Билли?
      – Да. – Это он. – Да, да, это я, Мосс!
      С другого конца провода донесся тихий смешок.
      – Мне очень жаль, Билли, но я не смогу прийти к вам. Адмирал хочет после обеда поиграть в гольф, а партнера не нашел. Пришлось ему удовольствоваться мной. Может быть, вы пригласите меня еще когда-нибудь?
      Билли вздохнула. Он не придет. Почему-то с самого начала ей казалось, что так и будет. А так хотелось увидеть, как он подходит к входной двери. Она не могла припомнить, желала ли когда-нибудь чего-то столь сильно, разве что двухколесный велосипед на Рождество. Тогда она его не получила.
      – В любое время, – жизнерадостно сказала Билли, скрывая разочарование. – По воскресеньям мы вас ждем. Вам не требуется специального приглашения. – Вот так. Никакой униженной мольбы. Что еще могла она сказать?
      – Очень мило с вашей стороны. Пожалуйста, поблагодарите вашу маму. Послушайте, Билли, если вы пойдете на вечер, который организует в субботу служба досуга, то, надеюсь, оставите для меня танец.
      Служба досуга… танец… Оставить ему танец.
      – Обязательно, лейтенант. Спасибо, что позвонили, – любезно ответила Билли. Повесив трубку, она постаралась изобразить на лице подобие улыбки. Можно было не сомневаться, что Агнес стояла в дверях и, вероятно, слышала каждое слово. Нужно повернуться и оказаться лицом к лицу с матерью. Сделай это. Сделай сейчас, прежде чем лицо твое исказится от мучительного напряжения.
      – А, мама… это ты. Звонил лейтенант Коулмэн. Он не сможет прийти на обед: должен играть в гольф с адмиралом. Я сказала ему, что он сможет заходить к нам в любое время. Я правильно поступила, мама?
      Чувство облегчения охватило Агнес. Нил еще имел шансы на успех.
      – Конечно, дорогая. Мы должны сыграть свою роль, какой бы незначительной она ни казалась. Я уверена, что в один прекрасный день, когда у него не будет ничего лучшего в перспективе, он явится отведать домашних яств.
      Билли хотелось убежать в свою комнату и выплакаться. Плачут, когда дело обстоит совсем плохо. Но теперь у нее не осталось своей комнаты, где можно было бы найти утешение в слезах. Теперь она спала в кабинете, потому что ее комната, комната, которая принадлежала ей и только ей, будет кому-то сдана! Как она любила ее, эти маленькие окошки под скатом крыши, полки со всеми ее книгами. Аккуратные стопки нот, рисунки, толстая папка с набросками у стены. Теперь все это свалено кое-как в кабинете. Кабинет не спальня. Разочарование камнем лежало на сердце.
      – Ну что ж, раз никто не придет, мы можем и сами съесть наш обед. – Агнес направилась на кухню. – Поедим здесь, нет смысла устраивать беспорядок в гостиной, так ведь?
      Билли последовала за матерью, заранее зная, как трудно будет проглотить каждый кусок. При этом она постаралась, чтобы лицо ее приняло выражение полного безразличия. Воскресенье складывалось совсем не так, как предполагалось.

* * *

      Мосс опустил телефонную трубку на рычаг и бросил взгляд на сумку с клюшками для гольфа, лежавшую в углу кабинета адмирала Маккартера. Адмирал принимал в офицерском клубе высокопоставленного гостя с тремя звездами на погонах. Легкие угрызения совести мучили Мосса, пока он шел по длинному коридору, серому, как стальной линкор. Трое друзей нетерпеливо ждали его за поворотом, на месте парковки.
      – Держись, Нью-Йорк, мы идем! – хрипло крикнул один из молодых людей. Мосс ответил улыбкой и уселся на заднее сиденье «форда».
      Он не думал о Билли Эймс до утра следующего воскресенья, когда проснулся, чувствуя себя совершенно разбитым.
      Мосс почистил зубы и проглотил три таблетки аспирина. И когда, наконец, он усвоит, что попойки в субботу вечером, подобно пиявкам, отнимают все силы и портят благословенное воскресенье? Раз уж он собирался разыгрывать из себя несчастного, то вполне мог бы успокоить совесть и отправиться на обед к Билли.
      Мосс задумчиво смотрел на телефон-автомат, висевший на стене здания казармы. Кого он хочет обмануть? Вчера вечером в клубе он поджидал ее у входа. И только после одиннадцати, когда послушные девочки, вроде Билли, уже должны сидеть дома, отправился в бар, чтобы напиться. А сейчас Мосс быстро опустил монетку, не давая себе времени на раздумья.
      Билли взяла трубку после первого же звонка. Девушка слегка сдвинула шляпку набок, чтобы удобнее приложить трубку к уху. Она ожидала услышать голос подруги.
      – Билли?
      Когда раздался его низкий, хрипловатый голос, слегка растягивающий слова, Билли почувствовала, как задрожали колени. Косточки пальцев, сжимавших молитвенник, побелели. Билли подняла глаза к небу, признавая силу молитвы и холодно и спокойно посмотрела на него.
      – Лейтенант, как поживаете? Хорошо сыграли в гольф с адмиралом в прошлое воскресенье? – спросила она, не успев придумать что-нибудь получше и выигрывая немного времени, чтобы взять себя в руки. Боже, ну почему она не может быть более находчивой?
      – Гольф? Ах да, та игра в гольф. Ничья. – Он снова почувствовал укол совести и немедленно заглушил чувство вины. Такая рассудочность просто убийственна, допускать этого не следовало; он даже не понимал, что на него нашло. Она милая девушка, приятная молоденькая девушка, и ему здесь ничего не светило. Мосс вспомнил, как высматривал ее среди остальных вчера вечером. – Как поживаете, Билли? Я не слишком рано позвонил? – Он потер висок, гадая, который час.
      Приятно было услышать в трубке тихий гортанный смех.
      – Нет, конечно, нет. Я уже давно встала. Как раз собираюсь идти в церковь. Еще пять минут – и вы бы меня не застали. – Она настороженно ждала ответа.
      – Церковь? – Там, где люди молятся. Молилась ли она за него, как обещала? – Вы католичка?
      – Да, католичка.
      – Я тоже католик, как и моя мать. Католиков в Техасе не очень много. Но, боюсь, я не очень хороший прихожанин, на службы хожу нерегулярно. – Черт, кто же он на самом деле? Скорее, агностик, предположил Мосс. В тот день, когда мать сказала, что он уже достаточно большой, чтобы посещать службу самостоятельно, он вообще перестал ходить в церковь. Вместо того чтобы присутствовать в десять часов на утренней мессе, как его сестра Амелия, он слонялся по летному полю. А Сет вообще никогда не ходил в церковь.
      Билли колебалась, не зная, как лучше ответить на его признания. Краем глаза она видела Агнес, нетерпеливо остановившуюся у входной двери. Понимает она или нет, кто именно находится сейчас на другом конце телефонного провода?
      Мосс избавил ее от необходимости отвечать.
      – Я хотел бы прийти на обед сегодня, если приглашение остается в силе.
      Коулмэн услышал легкий вскрик:
      – Конечно. Обед в два. Надеюсь снова увидеть вас, лейтенант.
      – Не кажется ли вам, что вы можете называть меня просто Мосс, а не «лейтенант»?
      – Конечно… Мосс. Увидимся днем.
      – Не забудьте, вы обещали молиться за меня, – пошутил он.
      – Не забуду.
      Она положила трубку и повернулась к Агнес.
      – Мама, знаешь, кто это был? Лейтенант Коулмэн придет на обед. Как замечательно, правда? – Она поправила шляпку и глянула в зеркало, висевшее в прихожей, опасаясь увидеть хмурое лицо матери.
      – Нам придется поторопиться сегодня с обедом, если ты хочешь после него навестить подругу. – Агнес прилагала неимоверные усилия, чтобы ее голос звучал легко и непринужденно. В глубине души она с трудом заставляла себя смириться с угрозой, которую представлял красавец лейтенант. А она-то думала, что вопрос закрыт.
      Билли повернулась к матери.
      – Ну вот. Как я выгляжу?
      Агнес заметила: дочь изменилась. Казалось, за одно мгновение она расцвела. Ее дочка такая хорошенькая. Через несколько лет она станет настоящей красавицей. У Билли ее сложение, ее осанка и фигура. Хорошая, чистая кожа, трогательные, нежные глаза, меняющие цвет от коричневого и серого до зеленого. Орехово-карие глаза. Слишком хороша для техасского скотника. Еще неделя-другая – и Нил Фокс приедет домой из колледжа.
      Когда они находились в четырех кварталах от церкви Св. Элайаса, послышался звон колоколов. Агнес охватило беспокойство. Может быть, молитва поможет. Давно уже не верила она в молитвы. Всего лишь посещала церковь, потому что этого от нее ждали, так полагалось, и большинство людей из приличного общества присутствовали на мессе. Агнес пришлось перейти в католичество. Этот болван, за которого она вышла замуж вопреки воле своих родителей, настоял на том, чтобы она перешла в его веру и воспитывала детей в духе этой религии. Долг свой она исполнила, но религия оставалась для нее чем-то отдаленным. Агнес никогда не исповедовалась и не воздерживалась от мяса по пятницам, но, будучи хорошей матерью, позаботилась о том, чтобы Билли прошла церемонию первого причастия в одиннадцать лет. Раз в месяц она посылала дочь на исповедь. Как скучал, должно быть, священник, выслушивая перечень мелких прегрешений Билли. Для дочери каждое воскресенье причастие было непреложной обязанностью. Билли росла хорошей девочкой и должна была таковой оставаться. И не молитва служила залогом успеха – над этим трудилась Агнес!
      В течение всей мессы Билли пребывала в мечтательном состоянии, и, когда пришла пора идти к алтарю причащаться, матери пришлось легонько подтолкнуть ее локтем. Через несколько недель состоится выпускной бал. Можно ли попросить Мосса Коулмэна сопровождать ее? А вдруг бал старшеклассников покажется ему слишком глупым и детским? Уж очень многого она хочет, слишком далеко заглядывает. Одно дело прийти на обед, и совсем другое – то, чего она хочет и на что надеется. Нужно набраться терпения. И все-таки, если она покажется на балу с высоким красивым моряком, все девушки будут ей завидовать. Лейтенант, летчик… Подруги умрут от зависти.
      Через несколько часов она снова его увидит. Дрожь возбуждения пробежала по рукам. Она склонила голову и стала молиться, чтобы Мосс Коулмэн получил что хочет, все что хочет.

* * *

      Билли сидела на диванчике у окна и поджидала Мосса, делая вид, что читает книгу. Она дважды почистила зубы и провела немало времени перед зеркалом, чтобы убедиться, что ветер не растрепал волосы. Прическа была безукоризненной: блестящая и гладкая шапка пепельно-белокурых прядей, завитых внизу «под пажа». Ей хотелось, чтобы волосы спадали на одну сторону, как у Вероники Лейк, но волосы Билли вились от природы, и ей приходилось укрощать их с помощью заколок. Когда машина остановилась перед домом, голова у Билли буквально закружилась. Она заставила себя сделать два-три глубоких вдоха, как на концерте, где ей предстоит играть. Билли дождалась, пока позвонят в дверь, и, распахнув ее, оказалась во власти голубых, как летнее небо, глаз, которые глядели на нее. Она улыбнулась той обворожительной улыбкой, что запомнилась Моссу, и он сразу почувствовал себя гораздо лучше – головная боль отступила.