– Итак, я ненадолго удалюсь со своим спутником, – предупредил я углежога. – Не пытайся подняться с этой скамьи! Даже если придут твои слуги, они не заступятся за тебя, иначе их застрелят самих. В твоей комнате я видел заряженные ружья. Поэтому оба сторожа влепят пулю любому, кто попытается войти в дом.

Мы оставили наши ружья Оско и Омару, взяв с собой ножи и револьверы и удалились.

– Ты, в самом деле, решил поискать улиток и мяту, сиди? – переспросил меня Халеф.

– Даже и не подумаю!

– Почему же ты волочишь с собой этот горшок?

– Он послужит нам подсвечником. Мы обследуем пещеру.

– Гм! Но ведь нам же придется ползти мимо этой поленницы!

– Нет. Мы спустимся через дупло дуба, растущего наверху. Главное, чтобы углежог это не заподозрил.

– Ты знаешь дорогу?

– Я думаю, да. Пойдем быстрее, чтобы не терять времени. Но сперва я хочу подслушать разговор этих плутов. Сейчас, в первые минуты после нашего ухода, они будут переговариваться.

– Ты сумеешь их подслушать?

– Да, я же рассказывал вам, что услышал. Конечно, углежог неверно описал нам дорогу в Ибали.

– Ты точно это знаешь?

– Да. Ибали лежит к югу отсюда. Именно туда, а не в Бодалиста-хане ведет дорога, поворачивающая на юг. Нам надо свернуть направо; эта дорога ведет в Колучин, а потом в Ругову, куда я намерен попасть. Путь, уходящий влево, который он рекомендовал нам как верный, привел бы нас в западню. Я заметил это по тому, как замигали его глаза. Этому человеку нас не обмануть.

Мы скрылись из поля зрения алима и углежога; теперь мы могли повернуть влево. Там стояла старая, совершенно безыскусно сделанная колымага, целиком деревянная. Наверное, это была та самая телега, о которой говорил торговец углем.

Потом мы пробрались сквозь кустарник, а неподалеку от пещеры повернули к упомянутой уже узкой тропинке, которая тянулась среди кустов и вела наверх. Здесь я велел Халефу подождать.

Я подкрался к костру, как проделывал уже до этого, и прислушался. Да, они переговаривались между собой, но так тихо, что я не мог ничего разобрать. Естественно, я повторил свой прежний эксперимент и тихонько подполз к кустам ракитника; теперь мне легче было улавливать их слова.

К сожалению, я пропустил, наверное, самое главное; впрочем, то, что я слышал, тоже было важным для меня; ведь только я удобно устроился на земле, как уловил слова, сказанные «ученым»:

– И зачем ты послал их на запад? Мне ведь тоже надо ехать туда.

– Конечно, ты туда поедешь, а я тебя провожу. Мои слуги поедут вместе с тобой, ведь ты не знаешь этих мест. Им я указал дорогу, которая ведет совсем не туда. Они попадут в ущелье, откуда не выбраться.

– Тогда они просто повернут назад.

– Разумеется, но тут уж мы подоспеем. По этой дороге мы ездим собирать дрова для костра. Если они попадут в ущелье, то через полчаса остановятся перед стеной из скал; у ее подножия лежит глубокий пруд. Они повернут назад и еще полчаса будут выбираться из ущелья. Времени у нас хватит, чтобы устроить им засаду на обратном пути. Мы перестреляем их.

– Это мы можем и здесь сделать, пока они еще не тронулись в путь.

– Нет. Если хоть один из них сбежит, все пропало. Как только они удалятся, я дам своим слугам знак. Минут через пять они будут здесь. Мы оседлаем лошадей и пустимся в погоню за этими проходимцами. Ружей у нас хватит. Жаль только немец заметил ружья! Забыл я о них, когда посылал его в дом.

– Не могу я понять этого немца.

– Я тоже никак его не раскушу.

– То он корчит глупую физиономию и болтает всякую ерунду, то снова превращается в человека, с которым никак не сладишь. Но ты видишь, что я был прав! Засада не удалась.

– Никак не возьму в толк, что же случилось. Даже если конакджи был так глуп, что упустил чужаков, им все равно пришлось пробираться через Чертово ущелье и наши друзья заметили бы их. Они что, проспали?

– Или немец сам напал на них!

– Это немыслимо. Во-первых, он даже не ждал засады. Во-вторых, не знал, как подняться на скалу. А, в-третьих, если он знал и подозревал, то все равно не напал бы на них. Вздумай он пойти на них штурмом, погибли бы все – и он, и его спутники. Их перестреляли бы сверху. Странно все это! Ничего нельзя понять.

– Скоро все выяснится.

– Конечно! Я бы послал сейчас на Чертову скалу кого-то из слуг, но нам даже к ним нельзя отойти. Два этих проклятых типа не сводят с нас глаз и держат палец на курке.

– Давай попытаемся с ними поговорить.

– Я даже пробовать не хочу. Рискни!

– Надо посмотреть!

Алим медленно стал приподниматься. Но тут я услышал повелительный окрик Оско:

– Сядь!

В тот же миг, чуть привстав, я увидел, что Оско и Омар взяли ружья наизготовку. Алим снова сел и крикнул:

– Что, нельзя хоть чуть-чуть шевельнуться?

– Нет, даже разговаривать нельзя. Еще одно слово, и мы стреляем!

Оба разразились проклятиями и ругательствами; теперь я знал, что могу положиться на бдительность моих спутников, и медленно пополз назад, направляясь к Халефу.

– Ты что-нибудь слышал? – спросил тот, когда я вернулся к нему.

– Да, но об этом попозже. Пойдем быстрее!

Мы пошли вдоль тропинки и вскоре увидели, что моя догадка была верна и эта узкая тропа вела на вершину. Сперва она уходила в расщелину скалы, а оттуда круто вздымалась зигзагом.

Пока мы поднимались наверх, прошло шесть-восемь минут. Здесь, среди деревьев, мы увидели сложенные повсюду связки дров, приготовленные для костра. Удары топоров говорили о присутствии людей.

– Это слуги углежога, – сказал Халеф. – Надеюсь, они не захватят нас врасплох!

– Я этого не опасаюсь. Они там, справа наверху, а мы проберемся налево, где виднеется верхушка высокого дуба.

В той стороне лес намеренно берегли от топоров. Очевидно, углежог хотел, чтобы его тайна осталась скрыта от взоров посторонних. Деревья и кусты росли здесь так густо, что мы порой едва могли протиснуться сквозь них.

Наконец, мы достигли дуба. Он был очень широк в обхвате. Ствол его казался довольно крепким. Среди мощных, толщиной с человека, корней, местами выглядывавших на свет, не было видно никакого дупла. Однако, стоило мне обойти дерево, как я увидел в пяти с половиной метрах от земли отверстие; оно было достаточно велико, чтобы туда мог проскользнуть человек.

Нижний сук дуба можно было достать руками. Встав на него, легко было схватиться за второй сук. Третий же сук был давно сломан; на его месте образовалось дупло.

– Если не ошибаюсь, вход в пещеру находится там, наверху, – сказал я, указывая ввысь.

– Но как туда попасть? – спросил Халеф. – Для этого нужна лестница, ведь ствол не обхватишь, чтобы вскарабкаться на него.

– Лестница тут есть.

– Я ее не вижу, – сказал хаджи, напрасно глядя по сторонам.

– И я ее тоже не вижу, зато вижу что-то другое. Посмотри-ка на землю! Среди мха четко отпечатался след, ведущий в заросли. Очевидно, тут ходят взад и вперед, и для чего спрашивается? Чтобы носить лестницу туда и сюда. Ты ее сразу заметишь.

Мы пошли по этому следу, миновали молодые, густо покрытые листвой стволы бука и впрямь увидели на земле то, что служило лестницей – суковатый сосновый ствол, у которого обрубки сучьев заменяли ступеньки.

– Верно! Это лестница, – молвил Халеф. – Теперь мы можем подняться наверх.

– Мы поднимемся туда даже без лестницы. Осторожность советует нам от нее отказаться. Вдруг кто-то придет сюда, хоть я этого не опасаюсь. Он сразу заметит лестницу, прислоненную к стволу дуба, и поймет, что кто-то забрался внутрь. Я тебя привел сюда, чтобы доказать, что моя интуиция меня не подвела.

– Но без лестницы я же не доберусь до дупла!

– Ты залезешь мне на плечи и тогда сумеешь схватиться за нижний сук.

– А ты?

– Я подпрыгну и дотянусь до него.

Халеф вскарабкался мне на плечи, а потом легко забрался на сук. Мне удалось с первого же прыжка схватиться за этот сук, потом мы влезли на другой сук; теперь дупло находилось у нас перед глазами. Я заглянул внутрь.

Ствол был полым, а дупло – таких внушительных размеров, что вместило бы сразу двух человек. Но как спуститься в дупло, я пока не знал.

– Там нет веревочной лестницы, – молвил Халеф. – Ты обманулся.

– Нет, я не обманулся. Посмотри-ка на это дупло. Оно гладко вытерто. Ты не заметишь ни следа гнильцы или трухи. Сюда то и дело забираются люди. Разумеется, веревочную лестницу они спрятали так, чтобы ее не видно было снаружи. Но я думаю, что сразу ее найду.

Я сунул голову и руки в дупло и, упершись локтями в стенку, перевесился туда всем корпусом. Ладонями я принялся шарить по дуплу.

Верно! Прямо над входом в дупло была закреплена крепкая деревянная балка; за нее можно было схватиться руками, а потом вытянуть ноги и опустить их вглубь дупла. Я так и сделал. Повиснув на балке, я начал шарить ногами и вскоре нащупал другую, более крепкую поперечину, на которую мог наступить.

Теперь я присел на корточках, ибо почувствовал под ногами два бугорка и решил на ощупь убедиться, что это такое. Бугорки оказались двумя очень толстыми узлами. По-прежнему опираясь одним коленом о балку, я опустил другую ногу и убедился, что внизу есть веревочная лестница.

– Иди сюда! – крикнул я хаджи. – Я нашел ее.

– Эх, будь я повыше ростом, было бы, пожалуй, лучше, – посетовал он.

Я снова привстал и помог малышу залезть внутрь и схватиться за поперечную балку.

– Аллах! Что если она сломается и рухнет вниз! – сказал он.

– Не бойся! Я уверен, что балка выдержит нас обоих. К тому же подпорки ее прибиты гвоздями. А вот выдержит ли нас двоих веревочная лестница, этого я не знаю. Останься наверху; я сам сперва разберусь.

Я полез вниз, однако я слишком торопился и у меня было мало времени, чтобы спокойно отыскивать в темноте одну ступеньку лестницы за другой. Тогда я свесил ноги и стал спускаться по веревке, как по канату, перехватываясь руками.

Мне попадались отдельные уступы, в которых опять же были закреплены поперечины. Я находился уже в шахте, рассекшей скалу. В темноте я не мог понять, возникла ли она естественным путем или ее пришлось пробивать. Наконец я коснулся земли.

Я убедился на ощупь, что нахожусь в какой-то узкой яме, откуда не было выхода и где хватало места, может быть, на четверых или пятерых человек. Тут мне пригодился мой фонарик, который я всегда носил при себе: маленькая бутылочка с маслом и фосфором. Я вытащил ее из кармана жилета и открыл пробку, чтобы внутрь проник кислород. Когда я снова закрыл бутылку, она засветилась ярким фосфоресцирующим блеском; теперь мне были довольно хорошо видны окружавшие меня стены.

Я находился в треугольной каморке. С двух сторон меня окружала скала. С третьей была возведена стена; она оказалась не выше пяти локтей.

Посветив себе под ноги, я убедился, что стою на выступе скалы. Тут же я заметил шнур, который был привязан к нижнему концу веревочной лестницы и вел наверх. Посветив на него фонариком, я обнаружил, что шнур этот огибает стену и скрывается с другой ее стороны. Мне стало все понятно. Я хотел уже подниматься, как вдруг услышал негромкий голос Халефа:

– Сиди, подержи лестницу! Она вертится.

– Ах! Ты спускаешься?

– Да, прошло много времени. Я подумал, что с тобой случилась беда.

Вскоре он стоял рядом со мной; при тусклом свете фонарика он принялся осматривать и ощупывать все вокруг.

– Похоже, мы забрались в скальную шахту, – сказал он.

– Нет, мы находимся в пещере.

– Да она же чертовски мала и тесна!

– Это только край пещеры. Нам придется подняться на несколько ступенек вверх, а потом перелезть через эту стену.

– А как?

– Конечно, по лестнице; мы перекинем ее на ту сторону. Потрогай-ка этот шнур! Он ведет туда. Там, в темноте, ни один человек, попавший в пещеру, не догадается, что здесь есть тесный закуток и веревочная лестница, по которой можно выбраться наверх. Шнур же там наверняка закреплен так, что лишь посвященный заметит его. А ведь, если кто-то, попав в пещеру, решит выбраться из нее, ему надо лишь подтянуть к себе веревочную лестницу с помощью шнура. Все устроено очень ловко.

– Но мы еще ловчее, сиди, – хихикнул малыш. – Мы легко раскроем самые большие тайны. Ну что, переберемся в пещеру?

– Конечно. Мы поднимемся по нескольким ступенькам, сядем на стену, перебросим туда конец веревочной лестницы, а потом спокойно спустимся по ней.

Все так и было. Мы оказались в обширном помещении, которое уже нельзя было все сразу осветить фонариком. Халеф взял меня за руку и шепнул:

– Здесь никого нет?

– Посмотрим.

Я достал кусок старой бумаги и спичечный коробок, поджег бумагу спичкой и осветил пещеру. Мы были одни. Помещение, где мы находились, имело размеры довольно просторной комнаты; в длину и ширину оно достигало, пожалуй, двенадцати шагов.

Когда бумага прогорела и мы снова очутились в темноте, я заметил, что возле земли с одной стороны светится каким-то мутным, молочным светом некий четырехугольник. Я подошел ближе, наклонился и… увидел продолговатый лаз; он вел наружу.

– Халеф, мы находимся возле входа в пещеру, – радостно сообщил я. – Я поползу туда. Если не ошибаюсь, я увижу Оско и Омара.

Моя догадка подтвердилась. Я полз вперед до тех пор, пока оставался незамеченным для врагов; наконец, я увидел Оско и Омара. Они сидели, глядя на задержанных и держа наготове ружья.

Этого было мне достаточно. Я снова пополз назад.

– Теперь мы зажжем свет, не так ли? – спросил Халеф.

– Да. Достань-ка сало. Лоскут рубашки послужит фитилем.

Горшок был у меня пристегнут к ремню. Теперь я снял его. Мы нарезали в него медвежьего сала, а вместо фитиля привернули тряпку. Вскоре мы разожгли спичкой целый факел; правда, он ужасно коптил, зато освещал всю пещеру.

Мы стали обследовать стены. Это были массивные скалы, не считая узкой стены в углу, через которую мы перебрались. Мне стало ясно, что пещера состояла лишь из одного помещения. Сколько мы ни простукивали ее стены, мы не услышали ни одного звука, говорившего, что внутри есть какой-то тайник. Лишь один предмет привлек наше внимание: четырехугольный тесаный камень; он лежал рядом с проемом и точно к нему подходил. В камень было вставлено кольцо, а к нему подвешена цепь.

– Им загораживают вход в пещеру, – сказал Халеф.

– Да. Он нужен, если только здесь сидит узник. Тогда камнем загораживают проем и снаружи крепят цепь так, чтобы узник не мог выбраться.

– Ты думаешь, что здесь прячут пленников?

– Да. Завтра вечером привезут очередного, и ты удивишься, узнав, кто он.

– Ну, кто?

– Об этом поговорим позднее. А еще здесь убивают людей. С нами углежог намеревался поступить так же. Мы поползли бы вперед, а он поджег бы дрова, сложенные у нас за спиной. Вся пещера наполнилась бы дымом, и через несколько минут мы задохнулись бы.

– Аллах, Аллах! Если я выберусь отсюда, горе этому углежогу!

– Ты вообще ему ничего не скажешь и ничего не сделаешь. У меня есть очень веская причина скрыть от него все, что я знаю.

– Но мы же уедем отсюда и никогда его не увидим!

– Мы уедем отсюда и увидим его завтра утром. Теперь мы знаем довольно много; пора выбираться наверх.

Огонь был потушен, но нам пришлось подождать, пока горшок и сало не остынут. После этого мы отправились в обратный путь и вновь перебросили веревочную лестницу через стену.

Выбравшись наружу и стоя перед дубом, мы снова перевели дух. Все же не очень приятно совершать подобное путешествие в неведомую бездну. Там могло произойти все что угодно! А если бы кто-то случайно был внизу и встретил нас пулей! Мне стало не по себе, когда я подумал об этом.

Наконец, мы выскребли жир из горшка. На обратном пути мы не нашли мяту, но для отвода глаз я сорвал несколько других травинок, которые мог дать потом вороному. Халеф развлекся и стал собирать длинных черных улиток. Под кустами их было так много, что вскоре он наполнил горшок.

Конечно, мы вышли на поляну с другой стороны. Я дал коню травы; Халеф помазал одной из улиток его ноздри, а потом отнес горшок с ними в комнату. Когда он вернулся, лицо у него было таким веселым, что я спросил:

– Что ты с ними сделал?

– Я вытряс их в карман висевшего там кафтана.

– Это, конечно, великий подвиг, которым ты можешь гордиться. Знаменитый хаджи Халеф Омар начинает вести себя как мальчишка!

Он ухмыльнулся. Я вовсе не собирался оскорбить его своим замечанием.

Когда мы подошли к Оско и Омару, оба поведали нам, что не произошло ничего, что бы их смутило. Зато углежог не мог уже сдерживать своего нетерпения и произнес:

– Ну, вот ты снова тут. Теперь ты позволишь нам подняться со скамьи?

– Пока нет. Вы подниметесь отсюда не раньше, чем мы сядем на лошадей.

– И когда вы уедете отсюда?

– Немедленно. На твой дружеский прием мы ответим столь же дружеским увещеванием: засыпь свою Пещеру Сокровищ и не пытайся никого заманивать туда. Иначе сам легко можешь разделить участь, что уготавливаешь другим.

– Не знаю, о чем ты говоришь.

– Подумай об этом! Я уверен, что скоро ты это поймешь. Когда я вернусь, станет ясно, внял ты моему призыву или же нет.

– Ты вернешься? Когда?

– Когда будет нужно, не раньше и не позже.

– Господин, у тебя такое лицо, словно я самый плохой человек на свете.

– Так оно и есть, хотя имеются и другие, которые почти так же погрязли во зле, как и ты.

– Что же плохого я совершил? Что ты можешь вменить мне в вину?

– Прежде всего, ты – лжец. Ты утверждал, что не знаешь аладжи. А они не раз останавливались у тебя, здесь их искали даже солдаты.

– Это неправда. Я никогда не слышал их имени, а уж видел их еще реже.

– Тогда почему ты укрываешь их лошадей?

– Их… лошадей? – запнувшись, спросил он.

– Да. Я видел их.

– Что? Как? Эти люди здесь, и я об этом ничего не знаю?

– Успокойся! Не думай, что перед тобой мальчишки. Пусть вы считаете себя умнее нас, эту игру вы проигрываете и проиграете. Ты же не будешь отрицать, что твой зять, торговец углем, побывал сегодня у тебя?

– Побывал? Я его не видел.

– Но он утверждает, что был у тебя и потом направился в Чертово ущелье, где решили напасть на нас.

– Господин, ты говоришь ужасные слова. Разве вы находились в опасности?

– Не мы, а твои дружки. Для нас никакой опасности не было. Вы не те люди, которых нам стоит бояться. Твои же дружки угодили в очень скверную переделку – они убиты.

Он испуганно вскочил с места.

– Убиты? – пролепетал он. – Что же случилось?

– Именно то, что они затевали: внезапное нападение, с той только разницей, что напали на них.

– На них?.. Кто?

– Мы, естественно. Мой хаджи Халеф Омар и я, мы одни, напали на них – шестерых хорошо вооруженных мужчин. Двое из них мертвы – они разбились, слетев со скалы. Остальных я связал, в том числе нашего коварного проводника. Я говорю вам это, чтобы убедить вас: мы не боимся этих глупцов. Ступайте и развяжите их, пусть они и дальше гоняются за нами. Только скажите им, что в следующий раз мы уже не пощадим их жизнь. Смерть будет витать и над вами, если вы не прислушаетесь к нашим словам. Вот что я хотел вам сказать. А теперь убирайтесь; вы свободны.

Мы взяли наше оружие и вскочили на коней. Алим и Шарка сперва никак не распорядились своей свободой. Они стояли, оцепенев от ужаса. Когда мы удалились на порядочное расстояние, я обернулся и увидел, что они все так же понуро стоят.

На юг и запад от поляны, где жил углежог, вели следы, оставленные телегой. Мы направились на запад. Скалы отступили в сторону; мы достигли другой, более просторной долины. Колея была так отчетлива, что мы легко могли следовать вдоль нее.

Земля поросла сочной травой; здесь расстилалась небольшая прерия, на которой не росло ни деревца, ни куста. Вдали высилась горная цепь; возле нее дорога расходилась в две разные стороны.

До сих пор мы ехали молча. Лишь теперь я рассказал спутникам все, что узнал. Я не назвал лишь имени лорда. Мои друзья были в высшей степени изумлены услышанным. Халеф выпрямился в седле и воскликнул:

– О Аллах! Теперь мы знаем, что нам нужно. Сейчас нам ясно, как зовут Жута и где он живет; мы освободим купца Галингре. Пусть этот Хамд эль-Амасат, предавший его Жуту, получит плату за все свои злодеяния. Он убил моего друга – Садека из племени мерасиг. Тот был самым знаменитым проводником в Шотт-эль-Джериде[20] и пал от пули этого убийцы, которого настигнет в отместку моя пуля!

– Твоя? – спросил Омар, пришпорив лошадь так, что она взвилась на дыбы. – Ты забыл, что я сын Садека? Разве я не пересек половину Сахары, преследуя этого убийцу? Он ускользнул от меня. Но раз уж я знаю, где он, мне одному и надо с ним говорить. Или ты не слышал, какую клятву принес я на соли Шотт-эль-Джерида, когда узнал от тебя и сиди, что Хамд эль-Амасат, которого звали тогда Абу эн-Наср, убил моего отца? Я все еще помню каждое слово этой клятвы. Она гласила: «Аллах, Бог всемогущий и справедливый, внемли мне! Мухаммед, Пророк благословенных, внемли мне! Вы, халифы и мученики веры, внемлите мне! Я, Омар бен Садек, не улыбнусь, не подстригу бороды и не войду в мечеть, прежде чем джехенна не примет убийцу моего отца. Я клянусь в этом!» Так я сказал тогда, и вы подтвердите, что я сдержал свою клятву. Разве вы слышали, чтобы я рассмеялся? Разве я приходил в мечеть на молитву? Разве ножницы касались моей бороды, что почти склонилась мне на грудь? А теперь, когда я, наконец, встречусь с убийцей отца, мне надобно выдать его на суд остальных? Нет, хаджи Халеф Омар, ты не можешь этого требовать от меня! Тот, кто нападет на него, станет моим злейшим врагом, пусть даже прежде он был лучшим моим другом, пусть даже это будет сам эфенди!

В этот момент Омар был подлинным сыном пустыни. Его глаза сверкали, зубы скрежетали. Нечего было думать о примирении и пощаде. Его непреклонный тон произвел на нас такое впечатление, что мы на какое-то время застыли в молчании. Как водится, Халеф был первым, кто молвил слово:

– Ты все нам сказал, эфенди, но я одного не пойму. Куда мы едем?

– В Ругову, к Жуту.

– Это хорошо, но я считал тебя более человечным!

– Разве я не такой?

– Нет. Ты знаешь, что в пещеру привезут этого несчастного, да еще и приехавшего из западной страны, как и ты, а теперь ты виду не подаешь, что можешь и хочешь его спасти.

– Я не знал, как за это взяться, – ответил я совершенно равнодушным тоном.

– Не знал? Аллах! Неужели твои мысли стали так слабы?

– Не думаю.

– Но я так думаю. Нет ничего легче, чем понять, как можно помочь этому человеку.

– Ну и как?

– Мы пришпорим лошадей и галопом помчимся в Ругову, чтобы помешать им схватить его.

– Мы приедем слишком поздно; мы очутимся там только ночью.

– Тогда мы сразу отыщем сторожевую башню и освободим его, чтобы его не увезли в пещеру.

– Где эта сторожевая башня? Как мы проникнем туда? Где он там спрятан? Как его вывести оттуда? Быть может, ответы на все эти вопросы упадут с неба?

– Ты думаешь, что это так трудно?

– Не просто трудно, а вообще невозможно. Если мы прибудем туда поздней ночью, у кого ты разузнаешь все, что нам надо знать? Все спят, а те, кто бодрствует, вероятно, сторонники Жута. Мы что приедем туда, займемся расспросами, возьмем штурмом сторожевую башню, и все это за каких-то полчаса?

– Конечно, нет.

– Уже вечером англичанина схватят. Не успеем мы освободить его, как его повезут в пещеру.

– Ладно, тогда мы вовсе не поедем в Ругову, а останемся здесь и вызволим его из беды. Это совсем не опасно, ведь мы же знаем потайной лаз.

Именно это я и задумал проделать. Это был самый верный способ освободить лорда. И все же я покачал головой в ответ:

– Так не пойдет, милый Халеф.

– Почему нет?

– Потому что мы потеряем драгоценное время.

– Что значит время, если речь идет о спасении этого несчастного!

– Если мы примемся спасать всех несчастных, то нас должно быть в тысячи раз больше. Пусть каждый заботится сам о себе.

– Но, сиди, я тебя совсем не узнаю!

– Мне дела нет до англичанина. Если он так неосторожен, что приманил разбойников своими деньгами, пусть сам отвечает за последствия. Меня вообще это не касается. Это лорд, и зовут его Дэвид Линдсей. Его имя мне совершенно незнакомо.

Я сказал это как можно более равнодушно, но едва это имя слетело с моих губ, как Халеф дернул за поводья так, что лошадь его присела.

– Линдсей? Дэвид Линдсей? – громко воскликнул он. – Это верно?

– Да. Его имя было отчетливо названо. Одет лорд во все серое, в голубых очках, с длинным, красным носом и очень широким ртом.

– Сиди, ты с ума сошел!

Он вытаращил на меня глаза. Двое других были совершенно изумлены.

– С ума сошел? – спросил я. – С какой стати ты вздумал меня оскорблять?

– Так ведь ты заявил, что не знаешь этого лорда.

– Ладно, а ты его знаешь?

– Конечно! Конечно! Это же наш лорд; он проехал с нами весь Курдистан, побывал в Багдаде и…

Он осекся. Его изумление было так велико, что даже голос ему отказал. Он все еще не сводил с меня глаз.

– Что же это за лорд? – спросил я.

– Ну, наш… наш лорд, только мы называли его не лорд, а сэр Линдсей! Ты что, спятил? Ты напрочь забыл своего знакомого!

Оба других спутника смотрели на меня, пожалуй, так, будто я плутовал.

– Но, Халеф! – воскликнул Оско. – Ты и впрямь думаешь, что сиди не знает лорда? Он же любуется нашей оторопью!

– Ах, вот как! Ладно, тогда любуйся, сиди, любуйся. Ведь мое удивление так велико, что я вообще не нахожу слов. Значит, это, в самом деле, наш лорд?

– Увы!

– И ты не хочешь его спасти?

– Ну, раз ты так думаешь, нам, конечно, нельзя бросать его в беде.

– Нет, нельзя, совсем нельзя. Но как же он так быстро добрался до Руговы?

– Не знаю. Чтобы разобраться в этом, надо проникнуть к нему в пещеру и расспросить его.

– Хвала Аллаху! Наконец, к тебе вернулся рассудок!

– Да, он мне начисто изменил, стоило лишь увидеть ужас, написанный на твоем лице. Я дал тебе время подумать одному, и мы выполним план, который ты предложил.

– Последний план?

– Да. До завтрашней ночи мы спрячемся где-то неподалеку. Это очень полезно и нам, и лошадям, ведь после Константинополя мы еще по-настоящему не отдыхали. Даже там, в Стамбуле, мы были заняты до глубокой ночи.

– Так ты согласен, что мой план очень хорош?

– Чрезвычайно!

– Да, я твой друг и покровитель и разумею, как составить план военной кампании. Кто пускается в путь со мной, тот пребывает под моим попечительством. Теперь вы, наконец, это видите. До такого умного плана никто бы не додумался!

– Никто! Увы, но именно ради этого плана я обследовал пещеру.

– Как… что… что? Ты еще раньше задумал то же самое?

– Разумеется. Как только я услышал имя лорда, я решил вызволить его из пещеры.

– О, да! Легко тебе так говорить, раз знаешь эту умную идею!

– Ладно, можешь считать, что этот план придуман тобой, и это ведь тоже правда, потому что ты в одиночку додумался до него. Так что, спокойно наслаждайся своей славой и не опасайся, что мы омрачим твою радость. Имя твое прогремит по всем странам вплоть до шатра, под кровом которого поселилась Ханне, несравненнейшая среди жен и дщерей.

– Непременно! А если рассказ об этом не достигнет ее слуха, то я сам донесу его. Но где же мы найдем место, чтобы укрыться до завтра?

– Мы остановимся наверху, на горах, поросших лесом. Оттуда открывается хороший вид на эту долину; мы станем наблюдать за углежогом Шаркой и его гостями. Если мы воспользуемся моей подзорной трубой, нам будет очень хорошо видно, как они пустятся по нашим следам, чтобы доехать до ущелья, в котором, по плану Шарки, должны напасть на нас.

– Гм! – задумчиво пробурчал Халеф. – Наверняка они еще раньше догадаются, что мы не поехали туда.

– Не думаю я, что они так наблюдательны.

– Тут вообще не нужно никакой наблюдательности. Им только надо взглянуть на наш след. Посмотри, как глубоко копыта наших коней отпечатались в этом мягком дерне!

– Тем лучше для нас! Именно это поможет нам скрыть от них, какое направление мы выбрали. Мягкая земля где-нибудь кончится. Я полагаю, что мы доберемся до скал и камней и там повернем, чтобы они этого не заметили.

– Так они потом заметят, что наш след исчез.

– Надеюсь, мы этого не допустим. У нас есть время, чтобы подготовиться.

– А ты думаешь, что они не поедут сразу за нами?

– Нет. Именно поэтому я рассказал им, что случилось в Чертовом ущелье. Я не хотел им вообще-то говорить это; пусть аладжи, Суэф, Юнак и конакджи подольше не могли бы избавиться от своих пут. И все же, чтобы выиграть время, я отказался от этого плана. Углежог со своими людьми и алимом со всех ног пустятся вызволять пленников, а те примутся им рассказывать, что же случилось. Благодаря этому мы выиграем не менее двух часов, а этого срока нам хватит, если только мы прибавим в сноровке. Так что, быстрее вперед!

Мы припустили лошадей галопом и примерно через четверть часа достигли развилки. Мы поехали влево, как и советовал углежог. Наши следы выделялись так отчетливо, что преследователи не заметили бы подвоха.

Мы снова приближались к горам. Земля стала тверже; исчезла трава. Я велел своим спутникам ждать, а сам в одиночку помчался карьером, пока не достиг ущелья, о котором говорил Шарка. Почва здесь была мягкой, и я довольно долго мчался вглубь ущелья, а потом назад, стараясь, чтобы копыта моего вороного оставили очень отчетливые отпечатки. Пусть углежог думает, что мы все еще там.