Жут

– Ты можешь это прочитать? – спросил я углежога.

– Нет, – ответил он.

– Тебя зовут Шарка. Это твое имя. А фамилия твоя как звучит?

– Бисош.

– А твоих предков так же звали?

– Все они принадлежали к той же славной фамилии, и какой-то Бисош велел изготовить эту кольчугу.

– Это ложь. Вот ты и попался. Эти доспехи, это оружие, эти деньги принадлежат человеку, которого зовут Стойко Витеш. Или ты будешь отпираться?

Он с безмерным изумлением уставился на меня. Он не знал, что бисером были вышиты буквы, и не мог понять, как я догадался об этом имени.

– Ты дьявол! – воскликнул он.

– И ты отправишься к дьяволу, если не скажешь тотчас, где найти этого Стойко.

– Я не знаю человека с таким именем, и вещи эти мои. Я могу поклясться всеми клятвами.

– Что ж, тогда я, конечно, верю тебе, и мы не вправе разлучать тебя с твоим богатством. Пусть его похоронят вместе с тобой. Возьми его с собой к своим славным предкам, которые наверняка живут в джехенне!

Я подкатил поближе к нему бочонок с порохом и вытащил пробку. Потом я отрезал ножом нижнюю кайму кафтана, о котором говорил, и скрутил ее в веревку; один конец ее сунул в бочонок, а к другому поднес горящую лучину и подпалил его.

– Господин, что ты делаешь? – испуганно крикнул он.

– Взорву тебя с твоим домом и всем, что в нем есть. Уходим быстрее, – обратился я к остальным, – не то камни заденут нас.

Я сделал вид, будто впрямь собираюсь выйти; остальные последовали за мной. Фитиль тлел медленно, но верно.

– Стой, стой! – прорычал Шарка нам вслед. – Это же ужасно! Сжальтесь!

– Но ведь ты не жалел своих жертв, – крикнул, обернувшись к нему, Халеф. – Отправляйся в ад. Желаем тебе скорого пути!

– Вернитесь, вернитесь! Я все скажу, все! Уберите фитиль! Это не мои вещи.

Я уже выходил на улицу, но быстро вернулся, чтобы спросить:

– А чьи?

– Этого Стойко Витеша, чье имя ты назвал. Убери же фитиль!

– Только если ты скажешь нам правду!

– Да, да! Только отведи огонь от пороха!

– Прекрасно! Я ведь могу снова поджечь фитиль. Халеф, затопчи огонь! Но я говорю тебе, Шарка, если я еще раз уличу тебя во лжи, то мы снова подожжем фитиль, и тогда все просьбы будут напрасны. Мы не позволим с собой играть. Итак, где ты отнял деньги и доспехи у этого Стойко?

– Здесь.

– Ах! Он был не один, ведь без охраны в этих краях не возят с собой такие сокровища.

– С ним был его сын и слуга.

– Ты их убил?

– Старика нет. Другие защищались и вынудили их застрелить.

– Так Стойко все еще жив?

– Да.

– И где же он?

– В сторожевой башне под Руговой.

– Понимаю. Его заставляют заплатить выкуп?

– Да, Жут этого хочет. Если он его получит, я могу оставить эти вещи себе.

– А если не получит?

– Тогда я поделю это с ним.

– Кто еще знает об этих вещах?

– Никто, кроме Жута и моих слуг.

– Они видели, как напали на Стойко?

– Да. Я бы один не справился с тремя людьми.

– Вы и впрямь дьявольское отродье! Ну, говори, алим ничего не знает об этом?

– Он ничего не узнал, иначе бы потребовал поделиться и с ним.

– Что вы сделали с двумя трупами?

– Их закопали.

– Где?

Он замешкался с ответом, но когда увидел, что Халеф тотчас поднес горящую лучину к фитилю, быстро произнес:

– Не поджигайте снова! Это место совсем недалеко отсюда. Но вы ведь не станете искать его?

– Мы как раз это и сделаем.

– И раскопаете?

– Вероятно.

– Но вы же оскверните себя трупом!

– Ты сделал это, не смутившись. Ты отведешь нас, хотя и не можешь ходить. Тебя понесут.

– Это ни к чему. Вы сами легко найдете это место, если пойдете отсюда к телеге, а потом проберетесь в кусты. Там вы найдете холмик из земли и пепла; под ним погребены оба. Кирка и лопата лежат там.

– Мы идем туда. Если все не так, как ты говоришь, то взлетишь на воздух. Впрочем, я уверен, что вы убили их вовсе не потому, что они защищались. Они непременно должны были умереть, иначе бы выдали вас. Старый Стойко тоже обречен, даже если заплатит вам выкуп. Но как же вы додумались отвезти его в сторожевую башню? Если бы вы оставили его в пещере, то выкуп достался бы тебе и делиться с Жутом не надо было бы.

– Он потребовал этого; он приехал, едва сражение окончилось. Он видел все, и я не мог от него ничего скрыть. Он тотчас увез с собой Стойко.

– Зачем же Стойко заехал к тебе?

– Он решил переночевать у меня. Он ехал из Слокучи, где он – барьяктар своего племени.

– Куда же он ехал?

– В горы Акраба, в Батеру, что лежит близ Кройи. Его сын решил найти там невесту.

– О боже! Ты сущий дьявол! Вместо свадьбы он отправился на смерть! Он взял с собой дорогие доспехи, чтобы украсить себя на этом празднестве. Для тебя ни одна кара не будет жестокой! Но хотя бы старого отца надо спасти. Скажи нам сначала, когда все это произошло.

– Сегодня две недели как минуло.

– Как попасть в сторожевую башню?

– Не знаю. Жут хранит это в строгой тайне. Разве что алиму он мог признаться. Но, господин, ты видишь, что я все тебе откровенно рассказал. Теперь ты меня не убьешь.

– Нет, мы вас не убьем. Вы заслужили десять смертей и даже больше того, но мы не хотим мараться вашей кровью. Вы – чудовища; с вами не сравнятся ни крокодил, ни гиена. Мы идем осматривать место погребения. До нашего возвращения ты останешься здесь лежать. Омар постережет тебя.

Мы запаслись крупными головешками и отыскали описанное место. Даже не верилось, что этот мерзавец так легко и быстро признался нам. Он часто медлил с ответом, но стоило Халефу поднести лучину к фитилю, как он вновь делался разговорчивым.

Мы нашли холмик, насыпанный скорее из пепла, чем из земли. Мы разрыли его лежавшими рядом инструментами. Убитых не закопали, а сожгли. Четыре обугленных черепа доказывали, что прежде так расправлялись и с другими трупами. Зрелище было ужасное. Мы с содроганием ушли оттуда. Халеф и лорд заговорили, негодуя изо всех сил. Они требовали, чтобы мы тотчас прикончили углежога и его слуг. Я молчал; я чувствовал несказанную ярость.

– Почему вы не говорите, сэр? – воскликнул Линдсей. – Этих преступников надо ведь покарать!

– Так с ними и будет.

– Тьфу! Вы же сами сказали, что здешние власти бессильны. Если мы сами не возьмемся их судить, то эти висельники разбегутся отсюда. Вы даже вздумали подослать к ним человека, чтобы он выпустил их из пещеры.

– Так я и сделаю, разумеется.

– Вот как! Чтобы они убрались отсюда целыми и невредимыми.

– Я не собираюсь подсылать к ним одного из их дружков; я пришлю человека, который не даст им ни пощады, ни спуска. До этого я собирался нагнать на них страху, но пощадить их жизнь. Мы можем забыть преступления, совершенные против нас, а все остальное нас не касается. Теперь же, когда открылось это страшное злодеяние, я хоть и настаиваю, чтобы мы сами не брались за них, но уйти от наказания они не должны. Мы освободим Стойко Витеша и пришлем его сюда. Я не думаю, что он будет слишком мягким или снисходительным судьей.

– Well! С этим я соглашусь. Мы сами не будем возиться в этой грязи, но барьяктар наверняка придумает такую месть, которой нам и не представить. Вопрос только в том, успеет ли Стойко приехать сюда, чтобы свершить свой суд. В любой момент может прибыть дружок углежога и освободить его и его товарищей.

– Нам, разумеется, лучше было бы задержаться здесь, но нельзя оставлять никого, чтобы в случае чего помешать.

– Почему нельзя? – спросил переводчик. – Я прямо сейчас готов здесь остаться. Сэр Дэвид не нуждается в моих услугах, ведь рядом с ним теперь вы. Мне, правда, придется отказаться от заработка, ведь обязанность драгомана…

– Не нужно отказываться, – вмешался Линдсей. – Я за все заплачу. Well!

– Хорошо, значит, убытка у меня никакого не будет. Я останусь здесь и буду стеречь этих чудовищ, пока не приедет Стойко. Или вы думаете, что я не сумею, как должно, нести эту службу? А, может, вы думаете, что я тотчас предложу этим людям помощь, едва вы удалитесь.

– Нет, – ответил я ему. – Я имел повод проверить вас. Я слышал, что за предложения вам делали, но вы не согласились на них. Вы не скрыли от лорда, что тот умрет, даже если уплатит требуемую сумму. Я знаю, что вы с нами, а не с углежогом и его сообщниками, но я не знаю, достанет ли вам ума и энергии, чтобы выполнить все, за что вы решили взяться по своей воле.

– Пожалуйста, сэр, не беспокойтесь об этом! Я тоже прирожденный арнаут. Как переводчик я имел дело с людьми, которые и коварны, и кровожадны. Я впрямь сумею отвести от пещеры внимание людей, случайно приехавших сюда! А если хитрости не хватит, то я употреблю силу.

– Вы в самом деле это сумеете?

– Конечно! Вы думаете, я не знаю, что бы меня ждало, если бы вы не приехали? Да, мне обещали свободу, но я никогда не обрел бы ее. Меня нельзя было оставлять в живых, ведь я их выдал бы. Меня обнадежили, чтобы я убедил лорда выписать чек. Как только чек попал бы им в руки, меня тоже ждала бы верная смерть. Я отец семейства, у меня есть жена, родители и несколько детей, и вот их кормильца они убили бы. Когда я думаю об этом, я и представить себе не могу, чтобы убийцам дали хоть малейший спуск.

– Well! Очень хорошо! – молвил лорд. – Хоть нам и не нужен теперь переводчик, я уплачу все, что обещал. Сегодня я дам ему сто долларов, а если все будет удачно, то он получит солидный бакшиш.

– Без этого не обойтись. Но как вы хотите расплачиваться, если у вас все отобрали?

– Отберу снова все у Жута. А если не получу, то подпись Дэвида Линдсея всюду значит ровно столько, сколько ему угодно.

– В случае чего у меня с собой тоже есть деньги, – сказал я. – Сэр Дэвид Линдсей может воспользоваться моей кассой; правда, в отличие от вашей ее, к сожалению, не назовешь неисчерпаемой.

– Вы правы! – улыбнулся он. – Сейчас вы жалуетесь на нехватку денег, однако в Стамбуле, когда я хотел дать вам свой бумажник, чтобы расплатиться за долгое путешествие, вы были горды как испанский гранд и тут же ускакали прочь. У вас была бы сегодня кругленькая сумма, если бы вы приняли эти деньги и продали мне жеребца. Да, голова у вас такая твердая, что скоро из нее пробьются рога. Well!

Во время этого обмена фразами мы стояли возле дома. Теперь мы вошли внутрь. Углежог выжидающе смотрел на нас; он был явно встревожен.

– Ну, эфенди, ты убедился, что я тебе не соврал? – спросил он.

– Ты сказал правду. Да, я даже нашел твои слова слишком скромными. Там сожжены не только те двое, о которых ты говорил. Кто были остальные?

– Это были… были… Ты хочешь это знать, эфенди?

– Нет, лучше попомни об этом сам. Можно лишь догадываться, сколько сокровищ ты награбил и закопал? Где ты их прячешь?

– У меня ничего нет, кроме того, что вы здесь нашли.

– Не лги! Это вещи Стойко. Где находится та часть добычи, которую ты получал от Жута? И где награбленное на свой страх и риск?

– Говорю тебе, что у меня ничего нет!

– Сиди, поджигать фитиль? – спросил Халеф, поднося лучину к веревке.

– Да.

– Нет, нет! – крикнул Шарка. – Не взрывайте меня! Я говорю правду; здесь у меня ничего нет.

– Здесь нет, а где-то еще есть?

Он молчал.

– Говори, иначе Халеф сдержит свою угрозу!

– У меня ничего здесь нет; все схоронил мой… мой зять.

– Юнак? Где же?

– Закопал у себя под очагом.

– Ах! Так ты себя здесь не слишком уверенно чувствовал? Ладно, пусть все пока лежит там. У нас нет времени возвращаться, чтобы завладеть этими кровавыми деньгами. Сейчас нам важно только одно. Есть у вас какое-то тайное слово, по которому вы узнаете друг друга.

– Эфенди, кто тебе это сказал?

– Я и так знаю. Какое же это слово.

– Я не могу его выдать.

– Порох тебе развяжет язык!

– Ты заставишь меня нарушить клятву? Ты можешь взять такой грех на свою совесть?

– Похоже, ты очень беспокоишься за чужую совесть. На мой взгляд, твоя клятва вообще ничего не стоит, но я все-таки не хочу, чтобы ты ее нарушал. Тебе незачем выдавать слово. Но если я его знаю, ты можешь мне подтвердить, что это именно оно?

– Могу, ведь ты же не от меня его узнаешь, но ведь быть того не может, чтобы ты знал его. Ни один сообщник не выдаст слово. За это ждет очень мучительная смерть.

– Не заблуждайся! Как бы ты отнесся ко мне, если бы я, незнакомец, нагрянул к тебе ночью, постучал в твой ставень и крикнул сквозь него пару слов – «бир сирдаш»?

Он вздрогнул и испуганно уставился на меня. По нему было видно, что эти два слова были верны; другого подтверждения не требовалось. Это были слова, услышанные мной от возчика из Остромджи. Еще тогда я догадался, что этим условным знаком пользовался не только Мубарек, но и вся шайка вместе с Жутом.

– Ну, ты потерял дар речи? – сказал я.

– Господин, ты знаешь все, все! Ты и верно запродал дьяволу душу; теперь он стал твоим пособником, открывая тебе все тайны.

– Я думаю, что он скорее твой друг, чем мой. Твоя душа ему покорна; он тебя не предавал. В самом преступлении кроется всегда предательство. Все, разговор с тобой кончен. Ты не увидишь больше меня. Советую тебе покаяться перед смертью. Уберите этого молодчика!

– Господин, ты говоришь о смерти! – воскликнул он. – Ты обещал не убивать меня!

– Я дал тебе обещание, и я сдержу свое слово. Мы не станем расправляться с вами; смерть придет с другой стороны. Она уже близка, она простирает руку, чтобы схватить вас.

– Что это за смерть? – спросил он в страхе, когда его подняли, чтобы унести прочь.

– Ты скоро узришь ее; мне незачем пророчить о ее облике. Уберите его!

Они унесли его, а я дал Халефу распоряжение привести алима. Доставили его не в дом, а к костру. Халеф развязал ему ноги; теперь он мог стоять.

Алим сжал губы и не удостаивал нас взглядом, хотя страх смерти читался в его чертах.

– Я хотел бы кое-что узнать у тебя, – промолвил я. – Ты скажешь мне это, если не желаешь получить еще полсотни плетей. Мне нужно знать, как тайком пробраться в сторожевую башню Жута.

Англичанин мне еще не рассказывал, как его самого доставили в сторожевую башню, но я вполне мог предположить, что попасть туда можно было лишь потайным путем. Это мне и надо было узнать. Алим молча смотрел под ноги и не отвечал.

– Ну, ты меня не слышал? – спросил я. И поскольку он промолчал, я кивнул Халефу, державшему наготове плетку. Он занес ее для удара. Алим отшатнулся, бросил на меня взгляд, полный ярости и ненависти, и сказал:

– Ты не позволишь меня ударить! Я отвечу тебе, но на твою же погибель. Кто проникает в тайны Жута, тот погиб. Я не лгу тебе, а говорю правду. Но правда эта обречет тебя на мучительную смерть. Это станет моей местью. Итак, что ты хочешь знать?

– Ты пособник Жута?

– Да.

– Ты знаешь все его тайны?

– Не все, а лишь некоторые из них.

– Но ты знаешь, как проникнуть в сторожевую башню?

– Знаю?

– Так опиши мне это!

Ненависть толкнула его на неосторожный шаг, но он даже не заметил этого. Он сказал мне, что нам грозит смерть. В потайном ходе наверняка имелся какой-то подвох для непосвященных; теперь следовало узнать, в чем он заключался или где его можно было ждать. Разумеется, алим остерегся бы выдать мне этот секрет. Он схитрил бы и непременно обманул бы меня, поскольку я не знал, о чем идет речь. По этой же причине я мало чего достиг бы силой. Побои не принудили бы его сказать правду. Он непременно сказал бы мне что-то не то, в этом я был уверен.

Оставался лишь один способ узнать правду – это пристально следить за его лицом. Такой человек, как он, да еще в гневе, конечно, не умел сдерживать выражения лица. Он даже не задумывался о том, что может выдать себя игрой своей мимики.

Поэтому я расположился так, чтобы во время разговора его лицо было обращено ко мне, но из-за света костра он с трудом мог видеть меня. Взяв в руки дубинку, я даже разворошил костер так, чтобы пламя взметнулось выше. Вдобавок я принял самое непринужденное выражение лица и опустил веки, поэтому глаза казались полуприкрытыми, а взгляд не таким пристальным, каким он был на самом деле.

– Дорогу через горы ты не знаешь, – начал он. – Поэтому поедешь через Колучин. По колее, оставленной телегой, ты доберешься до брода; там вода неглубока. Под Колучиным, близ Кюлюса, Черная Дрина сливается с Белой и поворачивает на северо-запад, минуя Ругову. Но тебе не надо ехать вдоль Дрины, ведь из Колучина идет дорога в Ругову. Это та самая дорога, по которой едут из Обриды на юг, а потом в Спасию и оттуда на запад, в Скутари. Дорога идет по левому берегу Дрины, а Ругова лежит на правом берегу. Прибыв туда, ты остановишься, наверное, в хане. Его хозяина зовут Колами. Что он за человек, мне незачем тебе говорить, ведь ты поступаешь, как захочешь. Только учти, я рассказываю тебе так подробно, потому что уверен в твоей гибели.

Когда он заговорил, что от Колучина надо ехать не вдоль Дрины, а по дороге, он заметно стал торопиться и сбился на такой навязчивый тон, что я понял, как ему хочется, чтобы я поехал именно этим путем. Если выбора не будет и мне впрямь придется там ехать, то следует быть очень осторожным.

– Брось эти пояснения! – сказал я ему. – Я спрашивал тебя не о дороге, а о сторожевой башне.

– Башня стоит в лесу на берегу реки. Любой может тебе ее показать. Ты найдешь старинную дозорную башню; она обветшала; ее окружают развалины огромной стены. Башню построили так, чтобы при осаде трудно было проникнуть в нее. Подняться туда можно лишь по высокой лестнице.

– Есть там такая?

– Нет, теперь она не нужна. Стена была толщиной в несколько локтей; из нее через определенные промежутки вынули камни; так появились ступеньки, по которым можно подняться наверх. Однако наверху нет ничего, кроме руин и осыпавшихся камней; лишь небо простирается над ними.

– А под ними?

– Нет ничего.

– Не верю. Высоко ли расположен вход в башню?

– Пожалуй, раз в пять выше человеческого роста.

– Прежде там находились комнаты. Под ними непременно были какие-то другие помещения, и они сохранились поныне. Не строили же башню высотой в пятнадцать локтей сплошь из камня!

– Нет, она сплошная. Сколько мы ни пытались проникнуть внутрь, не сумели. Башня напоминает круглую колонну; до указанной высоты она сплошная и лишь потом в ней появляются помещения. Впрочем, по чистой случайности прямо под башней есть подземные шахты; правда, они никак не связаны с ней. Эти шахты остались от серебряных рудников, прорытых здесь в старину. Шахты вели сюда с горы; потом их засыпали, а на этом месте выросли кусты и деревья. Еще одна штольня вела сюда с берега реки; по ней отводили воду из рудника. Вход в эту штольню заделали, и никто не знал о нем, пока один из наших друзей случайно его не нашел. По этой штольне ты попадешь в рудник; он уводит вглубь; по нему ты проникнешь в огромную, круглую залу, к которой примыкают несколько камер.

– В одной из них находится Стойко?

– Да.

– В какой?

– Если идешь по штольне, то окажешься прямо напротив нее.

– Камера заперта?

– На деревянный засов; его легко отодвинуть.

– По штольне удобно передвигаться?

– Да, даже не нужно света. Коридор прямой и постепенно поднимается вверх. Пол выстлан досками, правда, они немного скользкие. В одном месте доски переброшены через расщелину в скале, но они закреплены так, что нет ни малейшей опасности.

Произнося эти слова, он презрительно махнул рукой, будто подчеркивая, как безопасен путь, однако тут же бросил на меня коварный, ликующий взгляд; его темные брови стали быстро дергаться, точно движимые некой бьющейся в нем мыслью. Этот взгляд, это подергивание бровей длились всего полсекунды, но были такими многозначительными, что я понял, в чем дело. Именно в этой расщелине нас подстерегала опасность.

Он наверняка солгал и до этого. Нижняя часть башни, конечно, не была сплошной. Стена толщиной в несколько локтей надежно защищала от врагов, да и вход в башню лежал довольно высоко над землей. Прежним обитателям башни, дозорным, требовались не только жилые помещения, но также подвалы и кладовые. Почему бы не расположить их в нижней части башни, и так огражденной массивной стеной?

А действительно ли там находился серебряный рудник? Это было наверняка еще до владычества турок, в пору правления болгарских ханов. Известен, например, болгарский хан Симеон[32], правивший с 888 по 927 год. При нем держава не только достигла своих наибольших размеров, но и развивала торговлю, ремесла и науки. Так, во многих частях страны искали благородные металлы. Власть Симеона простиралась на западе примерно до современного Персерина, то есть до тех мест, где мы сейчас находились. Так что вполне можно было встретить здесь шахту. Вдоль границы страны, – а она пролегала именно здесь, – высились сторожевые башни, и одна из них как раз защищала этот рудник.

Если эта догадка была верной, то следовало предположить, что при такой близости к границе, а значит, и к враждебным племенам, вход в шахту начинался именно в башне, а не в стороне от нее. Алим говорил о развалинах постройки, находившейся рядом. Быть может, именно под ними, то есть под защитой гарнизона башни, можно было проникнуть в рудник.

Кроме того, я не верил в то, что шахту засыпали. Рудники засыпают лишь в цивилизованных странах. Турки не любят браться за тяжелую работу, доставляющую лишь хлопоты. Им нет дела до того, что какой-нибудь болгарин или албанец свалится в открытую шахту и сломает себе шею. «Аллах того хотел», – говорят они, успокаивая себя.

Если шахта все еще не засыпана, то вход в нее располагается прямо в самой башне, либо рядом с ней и замаскирован руинами. Алим наверняка мог рассказать об этом, но принудить его было нельзя. Я не мог из него выдавить силой ничего, в чем бы не был уверен сам. Поэтому в ответ на его последние заверения, я равнодушно сказал:

– Но где же нас стережет опасность, о которой ты говорил?

– Она ждет вас, когда вы проникнете в эту огромную залу, чтобы освободить пленников.

– В чем же она заключается?

– Этого я не знаю. А если бы знал, то все равно не сказал бы тебе. Когда опасность известна, она перестает быть опасностью.

– Но ведь я могу заставить тебя сказать это под плеткой!

– Даже если ты забьешь меня до смерти, я ничего тебе не скажу, чего не знаю сам. Если ты принудишь меня, то я придумаю что-нибудь правдоподобное, лишь бы избежать побоев.

– Но откуда ты знаешь, что нам грозит опасность?

– Жут говорил о ней. Он сказал, что погибнет всякий, кто ступит в эту круглую залу, не зная ее секрета. Он, наверное, устроил там какое-то приспособление, чтобы убить любого незваного гостя.

– Гм! А где находится вход в эту штольню?

– В него попадешь только по воде. Нужно сесть в лодку и какое-то время плыть вверх по реке. По одному берегу тянется дорога, а слева, на другом берегу реки, прямо из воды высится крутая скала. Там, где река делает поворот, она очень глубока; в этом месте и находится вход в штольню. Обычно, пока река не обмелела, в штольню можно проникнуть, прямо сидя в лодке.

– А заметить вход в штольню можно лишь с близкого расстояния?

– Да, потому что сверху спускается целый ковер из вьющихся растений; они полностью закрывают штольню. Нужно подплыть на лодке прямо к скале и привязать ее к колышку, вбитому в камень.

– Это не так уж и безопасно. И таким образом туда втащили Стойко?

– Да, и англичанина, стоящего рядом с тобой. Тебе нужно лишь спросить его; он непременно это подтвердит.

– В шахте есть еще какие-то помещения, кроме той огромной круглой залы и камер, примыкающих к ней?

– Нет. Они лежат прямо под башней, хоть и на большой глубине. Мы напрасно искали шахту, которая вела бы наверх. Ее засыпали.

– Кто же приносит пленным еду и питье?

– Не знаю.

– Что-нибудь добавишь к своему рассказу?

– Нет. Я сказал все, что знаю. Жут сообщил мне, что каждый, кто войдет в залу без позволения, погибнет. Поэтому я сразу сказал, что вас ждет верная смерть, если вы вздумаете затеять что-то против Кара-Нирвана.

– Ладно, но ведь нам нет нужды самим забираться в штольню. Мы пошлем туда других.

– Тогда они умрут, и вы даже не узнаете, что с ними случилось.

– Тогда я велю схватить Жута, и он сам поведет нас туда.

– Схватить? – усмехнулся он. – В Ругове ты ничего против него не затеешь. Его все уважают. Ты всюду будешь иметь дело либо с его сторонниками, либо с теми, кто считает его человеком честным, набожным и благодетельным. Никто не поверит твоим словам. Мы… да, мы попали в твои руки; он же посмеется над тобой. Если вы открыто выступите против него, то к вам отнесутся как к безумцам. Если вы будете действовать тайком, то отправитесь на верную смерть. В любом случае вы обречены попасть в джехенну!

– Ад? Смерть? О нет! Ты ошибаешься в нас. Ты мне сказал гораздо, гораздо больше, чем хотел. Ты называешь себя алимом, ученым, но при этом так глуп, что я почти сочувствую тебе. Ты же совершенно точно назвал, какие опасности нас ждут.

– Я? Я же сам их не знаю!

– Не пытайся меня обмануть! Я докажу, что у тебя это не получится. Первая опасность ждет нас на дороге между Колучином и Руговой. Там в засаде поджидают аладжи; они сопровождали тебя. Жут наверняка снова снабдил их оружием, а в придачу им дали, видимо, еще нескольких человек. Мы все равно поедем по этой дороге, потому что не боимся врагов; им же надо нас стеречься. Если они вновь нападут на нас, то мы их жизнь уже не пощадим.

Он натужно засмеялся, пытаясь скрыть свою растерянность.

– Ваша мысль просто смешна! – сказал он. – Аладжи вам наверняка ничего не сделают; они рады, что ускользнули отсюда.

– Посмотрим! И вторая, куда более серьезная опасность поджидает нас в штольне, в том месте, где доски настелены над расщелиной в скале. Я говорю тебе, что мы не ступим на них, прежде чем тщательно их не обследуем. Быть может, они закреплены так, что посторонний, не зная, как надлежит наступать на них, угодит в пропасть. Нет, этого не случится! Что же касается круглой залы, в которой ты пророчишь опасность для нас, то мы уверены, что там с нами ничего не произойдет.

Он испустил проклятие и топнул ногой, не говоря, впрочем, ни слова.

– Стало быть, ты понимаешь, что я вижу тебя насквозь, – продолжал я. – Я знаю, что ты солгал мне. Ты постарался отвлечь мое внимание от подлинной опасности. Я не хочу с тобой препираться или наказывать тебя. Собаки лают, это положено им по природе, а собаки – это вы. Я узнал, что хотел знать, и теперь велю отправить тебя в ваш гарем. Будь здоров и напряги всю свою мудрость, дабы поразмышлять о том, как выбраться из этой пещеры. Ты же изучал геологию и, стало быть, чувствуешь себя в скалах и пещерах как дома.

Его увели, вновь связав ему ноги. После этого Халеф опять вздумал развести свой «костерчик», но я отговорил его.

Тем временем мы решили посмотреть, сколько же денег было в обоих пакетах. Халеф вынес их из комнаты, развязал и вытряхнул их содержимое на мой разложенный шарф. Мы насчитали тридцать серебряных меджидов, что составляло 600 пиастров, и еще восемь тысяч пиастров в виде золотых монет достоинством в фунт и полфунта. Если пересчитать это на немецкие деньги, то получим почти 1600 марок. Для чего Стойко взял с собой такие деньги?

Конечно, деньги снова положили в пакеты, а потом привели четверку лошадей, чтобы осмотреть их, ведь среди них имелся один превосходный скакун. Это была каурая лошадь с белым пятном на лбу, настолько красивая, что я тотчас вскочил на нее, дабы опробовать ее, пусть даже на ней не было седла. Она моментально отзывалась на шенкеля[33], но, как я сразу заметил, выучка у нее была непривычной для меня.

– Блестящая лошадка! – промолвил лорд. – Возьмем ее с собой?

– Естественно, – ответил я. – Вообще мы возьмем с собой всех лошадей, что здесь есть. Только драгоман оставит свою лошадь. Ведь он может помешать этим плутам неожиданным образом выбраться из пещеры. Забрав лошадей, мы хотя бы обезопасим себя от немедленной погони.

– Well! Тогда я попрошу себе каурую лошадь! По пути сюда я сидел, наверное, на козле; еще и теперь все мое тело ломит. Настроение у меня такое, словно я сверзился с Чимборасо[34], а напоследок еще и прокатился по непроходимой чаще. Надеюсь, вы не имеете ничего против.

– Против этого завидного ощущения в вашем теле? Ничего не имею против.

– Чушь! Я полагаю, что я поеду на каурой лошади?

– Возьмите ее, пожалуйста!

– Надолго?

– Этого я не знаю, ведь она же нам не принадлежит.

– Вы хотите и для нее разыскать хозяев?

– Может быть. Я не думаю, что углежог – настоящий хозяин этой лошади. Он ее украл. Может быть, это – лошадь Стойко.

– Послушайте, мастер, у вас есть два-три качества, которые мне показались недурственными, а вот других способностей вы лишены. Так, умение воровать, похоже, не относится к вашим талантам.

– Быть может, вы им обладаете?

– Лишний вопрос! Лорд никогда не ворует, но эту каурую лошадку я возьму с собой, не задумываясь. Мы же имеем полное право считать ее своим трофеем!

– Для любого мошенника все, что он ни найдет на стороне, тоже трофей. Уведите лошадей! Посидим у костра и посмотрим, хватит ли медвежатины на всех. Кусок лапы для Дэвида Линдсея еще имеется.