— И будете совершенно правы, молодой человек. Но здесь играют все, и чем дальше в глубь Мексики, тем больше и азартнее. Там муж играет с женой, а кот — с мышью, и часто расплачиваются ударом ножа. Итак, раз вы не играете, пойдемте прогуляемся. А потом перекусим и отправимся на боковую. В этой благословенной стране человек никогда не знает, где и когда ляжет спать) вечером.

— Не сгущайте красок, сэр.

— А вы не забывайте, что находитесь в Техасе, здесь еще нет порядка. Вот мы, к примеру, собрались плыть в Остин, но один Бог знает, попадем ли мы туда. Мексиканская война затронула территории по ту сторону Рио-Гранде. Поэтому, когда будем гоняться за Гибсоном, придется считаться не только с его действиями, но и с обстановкой. А если Гибсону вздумалось прервать путешествие в Остин и сойти на берег где-нибудь в другом месте, мы должны будем сделать то же самое.

— Но как мы узнаем, что он сошел на берег?

— Будем расспрашивать. Это по Миссисипи суда несутся на всех парах, здесь же, по Колорадо, идут не спеша, и в каждом городке у нас будет по крайней мере полчаса на расспросы. Кроме того, мы должны быть готовы сойти на берег даже там, где нет ни города, ни гостиницы, в которой можно переночевать.

— В таком случае что же будет с моим сундуком?

Олд Дэт рассмеялся:

— С вашим сундуком?! Да кто же в наши времена таскает за собой сундук?! Сундук — это пережиток, молодой человек. Если бы я захотел взять с собой все, что может пригодиться в путешествии, недалеко бы я уехал. Возьмите только то, без чего совершенно невозможно обойтись, а остальное приобретайте в пути по мере надобности. Простите старику любопытство: что же такое важное вы возите с собой в сундуке?

— Одежду, белье, туалетные принадлежности…

— Все это прекрасные вещи, но они продаются в любой лавочке, а там, где их нет, можно обойтись и без них. Рубаху носят, покуда она не распадется на клочки от ветхости, и только потом приобретают новую. Туалетные принадлежности? Не в обиду будь сказано, сэр, но всякие там щетки для волос, ножницы для ногтей, помада для усов и тому подобная чепуха унижают мужчину. А вся та бутафория, с помощью которой вы меняли свою внешность, здесь вам не пригодится: в Техасе нет необходимости скрывать лицо под накладной бородой. Вся эта романтика не приведет вас к цели. Здесь надо действовать осмотрительно и серьезно.

Он остановился, осмотрел меня с ног до головы, рассмеялся и продолжил:

— Вы сейчас одеты так, что не стыдно войти и в гостиную знатной дамы, и в ложу театра. Но Техас — не гостиная и не ложа театра, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предвидеть, что ваш прекрасный сюртук скоро превратится в рванье, а модный цилиндр — в гармошку. Вы знаете, куда подался Гибсон? В Техасе он не останется. Если он хочет уйти от погони, ему надо покинуть пределы Соединенных Штатов. А тот факт, что Гибсон избрал путь через Техас, дает нам основания предполагать, что он собирается в Мексику, где идут военные действия и где в суматохе легко затеряться, откуда его никто и никакая полиция не сможет доставить в Нью-Йорк.

— Вероятно, вы правы. Однако я думаю, собирайся он в Мексику, ему проще было бы добраться до одного из тамошних портов.

— Ничего подобного. Вы вынудили его так спешно покинуть Новый Орлеан, что он сел на первый попавшийся пароход. Кроме того, все мексиканские порты в руках французов, которых он, как я полагаю, тоже не жаждет видеть. У него нет выбора, ему остается дорога по суше, а так как он очень осторожен, то постарается обойти города стороной. Вполне возможно, он минует Остин и сойдет где-нибудь по пути. К Рио-Гранде ему придется добираться верхом, отыскивая, по возможности, безлюдные места. И вы собираетесь последовать за ним в цилиндре, сюртуке и с сундуком? Не смешите меня!

В глубине души я признавал правоту Олд Дэта, но мне вздумалось подшутить над стариком, поэтому я с притворным отчаянием посмотрел на мой еще совсем новый костюм. Олд Дэт принял все за чистую монету, дружески похлопал меня по плечу и принялся утешать:

— Не расстраивайтесь, сэр. Ваша прекрасная одежда совершенно не годится для здешних мест. Расстаньтесь с ней без сожаления. Сходите к торговцу, продайте свой ненужный хлам, а на вырученные деньги купите добротную трапперскую обновку. Надеюсь, ваши хозяева не поскупились и отвалили вам солидную сумму на дорожные расходы.

Он был прав.

— Значит, все в порядке, — подытожил Олд Дэт. — Снимите эти одеяния, они не подходят тому, кто ездит верхом и стреляет: Кстати, лошади вам тоже понадобятся, но покупать их здесь не стоит: кони тут плохие и очень дороги. А подальше в прерии любой фермер продаст вам задешево хорошую лошадку. А вот седло надо купить здесь.

— Боже мой! Вы и мне прикажете бегать с седлом на спине?

— Почему бы и нет? Вы стыдитесь показаться в таком виде на людях? Да кому какое дело? Если я ношу седло на спине, значит, мне так нравится. А захочу, куплю диван и будут таскать его по прерии. И заставлю раскаяться каждого, кто осмелится ухмыльнуться. Стыдно должно быть тогда, когда тебя оставляют в дураках или ты сам совершаешь грех. Представьте себе, что Гибсон с Уильямом Олертом сошли на берег, не добравшись до Остина, купили лошадей и отправились дальше верхом. В таком случае хорошее седло просто необходимо! Вы вольны поступить, как вам угодно, но если желаете ехать со мной, послушайтесь моего совета. Только решайте поскорее, у вас нет времени на долгие раздумья.

Не дожидаясь моего согласия, он ухватил меня за плечо, развернул и указал на вывеску, где аршинными буквами было выведено: «Товары на любой вкус». Олд Дэт бесцеремонно потянул меня к двери, втолкнул внутрь, да так, что я налетел на бочку селедки, и сам чинно проследовал за мной.

Вывеска не обманула: там было все необходимое в здешних условиях, включая ружья и конскую сбрую.

То, что затем произошло, было своего рода хорошо разыгранным представлением. Я изображал ученика, которого привел наставник и которому разрешено лишь робко намекнуть о своем желании; получит же он только то, что выберет его опытный товарищ. Олд Дэт сразу же заявил хозяину, что тот должен принять мою одежду и содержимое моего сундука в обмен на отобранные нами товары. Торговец согласился и послал за моим сундуком, затем оценил вещи, а Олд Дэт тем временем экипировал меня на свой вкус. Я стал обладателем черных кожаных штанов, пары высоких сапог, красной шерстяной рубахи, жилетки того же цвета с множеством карманов, черного шерстяного шарфа, охотничьей куртки из некрашеной оленьей кожи, кожаного пояса шириной в две ладони, мешочка для пуль, кисета из пузыря, трубки, компаса. Кроме того, я получил сомбреро, портянки вместо носков, серапе — шерстяную накидку с отверстием для головы, лассо, рог для пороха, огниво, нож, седло с кобурами и уздечку. Потом мы долго выбирали ружье. Сторонник старых и испытанных образцов, Олд Дэт отвергал все новое и наконец остановил свой выбор на видавшем виды бескурковом игольчатом ружье, на которое я бы и не обратил внимания. Он рассматривал его с видом знатока, зарядил, вышел на улицу и выстрелил в конек далекой крыши. Пуля попала в цель.

— Отлично! — удовлетворенно произнес старик. — Эта хлопушка по мне. Она была в хороших руках и стоит больше всей новомодной артиллерии, вместе взятой. Ее сработал хороший оружейник, и она еще не раз подтвердит его мастерство. Да, чуть было не забыл: нам нужна форма для пуль. Здесь же купим и свинец, а дома отольем добрый запас пуль, чтобы хватило напугать всю Мексику.

Взяв для ровного счета еще несколько мелочей, вроде носовых платков, совершенно бесполезных, по мнению Олд Дэта, я прошел в заднюю комнату переодеться. Когда я вернулся в обнове, старик осмотрел меня и одобрительно крякнул.

Где-то в глубине души я надеялся, что он возьмет мое седло, но не тут-то было. Он взвалил мне на спину узел со всем купленным добром и вытолкнул за дверь.

— Итак, — произнес он с улыбкой, — посмотрим, следует ли нам стыдиться. Любой разумный человек примет вас за джентльмена, а мнение дураков нас не интересует.

Теперь я ничем не отличался от Олд Дэта и терпеливо тащил свою поклажу в гостиницу, а он вышагивал рядом, потешаясь надо мной.

В гостинице старик улегся спать, а я пошел искать Виннету. Я все еще находился под впечатлением встречи в кабачке, где я с трудом сдержался, чтобы не броситься к нему с объятьями и приветствиями. Я не знал, что привело его в Матагорду и что он здесь искал, почему он сделал вид, будто мы не знакомы. Наверняка у него были очень веские причины, чтобы поступить именно так. Мне очень хотелось поговорить с ним, и он, безусловно, желал того же, поэтому я надеялся отыскать его где-нибудь поблизости. Он должен был проследить за нами и видеть, что мы вернулись на постоялый двор. Значит, его следовало искать неподалеку от нашего пристанища. Я обошел дом с задней стороны и действительно увидел Виннету, стоящего в сотне шагов у одинокого дерева. Заметив меня, он покинул свой наблюдательный пост и медленно двинулся в сторону леса. Вскоре он скрылся за деревьями. Я последовал за ним, и, когда добрался до опушки, друг вышел мне навстречу с лицом, сияющим от радости, и воскликнул:

— Чарли, брат мой, как я рад нашей встрече! Так после темной ночи утро радуется солнцу.

Он обнял меня и поцеловал.

— Каждое утро знает, — ответил я, — что после ночи обязательно взойдет солнце. Однако мы с тобой не надеялись, что встретимся здесь. Я счастлив, что могу говорить с тобой.

— Что привело тебя в этот город? У тебя здесь дела или ты едешь к нам на Пекос?

— Я оказался здесь по воле обстоятельств.

— Мой белый брат расскажет мне об этих обстоятельствах и о том, что произошло с ним с момента нашей разлуки на Ред-Ривер?

С этими словами Виннету узел меня в глубь леса, где мы могли сесть рядом и беседовать, не опасаясь чужих ушей. Держа его руку в своей, я рассказал ему о всех событиях, приключившихся со мной за время нашей разлуки. Он выслушал меня, не перебивая вопросами, кивнул головой и произнес:

— Мы разметили тропу для огненного коня, чтобы ты мог получить деньги. Но ураган отнял их у тебя. Если бы ты остался с апачами, ты был бы окружен почетом и никогда не нуждался бы в деньгах. Мой белый брат мудр: он не стал дожидаться меня в Сент-Луисе у мистера Генри, потому что мои пути не привели бы меня в те края.

— Мой брат настиг Сантэра, убийцу Инчу-Чуны и Ншо-Чи?

— Злой Дух помогает Сантэру, а добрый Маниту отвернулся от меня и позволил ему бежать. Он ушел к солдатам южной армии и там затерялся среди тысячи людей. Но мои глаза в конце концов отыщут его, где бы он ни прятался, и тогда возмездие свершится. Но пока мне пришлось вернуться на Пекос, так и не достигнув цели. Наши воины всю зиму оплакивали смерть Инчу-Чуны и моей сестры. А затем многие племена апачей решили перейти в Мексику и принять участие в боях, и я ездил по пуэбло и стойбищам, чтобы отговорить их от необдуманной затеи. Мой брат слышал о краснокожем президенте Хуаресе?

— Да.

— И как думает брат мой, кто прав, Хуарес или Наполеон?

— Хуарес.

— Ты думаешь так же, как и я. Прошу тебя, не спрашивай, что привело меня в Матагорду, даже тебе я не могу сказать всей правды, ибо дал клятву хранить тайну самому Хуаресу, которого встретил в Эль-Пасо-дель-Норте. Ты должен следовать за этими двумя белыми, даже если я попрошу тебя ехать со мной?

— Да. Это мой долг. Может быть, ты сможешь поехать со мной, Виннету? Я был бы очень рад.

— Нет, мой долг — следовать своим путем. Еще сегодня я буду здесь, но завтра сяду на пароход, плывущий в Ла-Гранху, а оттуда через форд Индж поеду на Рио-Гранде-дель-Норте.

— Значит, мы поплывем с тобой на одном пароходе, только я не знаю, где мне придется сойти. Мы и завтра будем вместе.

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не хочу впутывать моего брата в мои дела. Это может быть опасно. По этой же причине я сделал вид, что не знаком с тобой. К тому же там был Олд Дэт. Он знает, что ты — Олд Шеттерхэнд?

— Нет, мы никогда не упоминали это имя.

— Я уверен, он его слышал. Ты все это время был на Востоке и не знаешь, как часто твое имя повторяют на Западе. Олд Дэт не мог не слышать об Олд Шеттерхэнде, однако тебя принимает, как мне показалось, за гринхорна.

— Так оно и есть на самом деле.

— Он сильно удивится, когда узнает, кого называл гринхорном. Ты представляешь его лицо, когда он услышит неожиданную новость? Я не хочу лишать моего брата удовольствия. А когда ты найдешь Олерта и того мошенника, что держит его в своих руках, мы встретимся снова. Я надеюсь, ты посетишь нас и погостишь у нас подольше.

— Обязательно.

— А теперь наступила пора прощаться, меня ждут бледнолицые.

Виннету встал. Уважая его тайну, я ни о чем не расспрашивал. Мы опять расставались, но, как мне казалось, не на столь длительное время.

На следующее утро мы с Олд Дэтом погрузили нашу поклажу на двух нанятых мулов и двинулись вверх по реке, где за отмелями и за завалом из затонувших деревьев ждал пароход. У трапа и на палубе толпилось множество пассажиров. Когда мы с седлами за спиной поднялись на борт, кто-то крикнул:

— Вы только посмотрите, два оседланных осла, хоть сейчас садись и погоняй. Люди, пропустите их, пусть идут в трюм! Джентльмены не путешествуют со скотиной!

Мы узнали голос — лучшие места под тентом занимали бандиты, которых мы накануне повстречали в кабачке. Задира, с чьим псом разделался я вчера и которого вышвырнул в окно Виннету, снова вошел в роль предводителя и пытался оскорбить нас. Я бросил быстрый взгляд на Олд Дэта, но тот невозмутимо пропустил оскорбление мимо ушей, поэтому и мне не оставалось ничего, как сделать вид, будто все сказанное ко мне не относится. Мы уселись напротив разбойников, а седла засунули под стулья.

Старик устроился поудобнее, достал револьвер, снял его с предохранителя и положил рядом с собой. Я в точности повторил его маневр. Негодяи сбились в кучку и принялись шептаться, не смея больше отпускать шуточки на наш счет. Их собаки, за исключением одной, были при них. Предводитель шайки бросал на нас косые враждебные взгляды, он прихрамывал и не мог выпрямиться во весь рост, видимо, Виннету сильно ушиб его, когда грохнул оземь в пивной. Лицо бандита было исполосовано свежими шрамами от осколков стекла.

Подошел кондуктор (Кондуктор — в некоторых флотах это звание присваивалось унтер-офицерам, оставшимся на сверхсрочную службу) и спросил, куда мы собираемся плыть. Олд Дэт назвал Колумбус, мы оплатили проезд до этого порта, где в случае надобности можно было взять билеты на следующий берег, так и не добравшись до Остина.

Прозвучал второй сигнал к отплытию, когда появился еще один пассажир — Виннету, восседающий на великолепном вороном скакуне, оседланном по-индейски. Индеец заставил животное подняться по трапу, спрыгнув с седла только на палубе, и под восхищенными взглядами провел лошадь в загон на носу парохода.

Не обращая ни на кого внимания, краснокожий сел у борта. Надсмотрщики за рабами не спускали с него глаз, затем стали громко кашлять, чтобы заставить его взглянуть в их сторону, но тщетно. Виннету сидел, опираясь на свою украшенную серебром двустволку, и словно ничего не слышал.

Прозвучал третий сигнал, пароход постоял еще несколько минут, ожидая опоздавших пассажиров, затем колеса пришли в движение и мы отчалили от берега.

Поначалу казалось, что путешествие пройдет без происшествий. Мы спокойно добрались до Уортона, там на берег сошел один человек, зато село много новых пассажиров. Олд Дэт воспользовался остановкой, чтобы расспросить о Гибсоне, и узнал, что, судя по описанию, такие люди в той местности не появлялись. То же самое рассказали в Колумбусе, а потому мы приобрели билеты до Ла-Гранхи. От Матагорды до Колумбуса пароход проходит расстояние, которое пешком можно преодолеть только за пятьдесят часов. Уже перевалило за полдень, когда мы прибыли туда. За все это время Виннету только один раз покинул свое место, чтобы зачерпнуть воды, напоить коня и задать ему корма.

Казалось, бандиты забыли свои счеты с апачем. Они развлекались тем, что то и дело приставали к новым пассажирам, задирали их и явно искали ссоры. Забияки хвастались тем, что ненавидят аболиционистов, спрашивали у каждого мнение на этот счет и осыпали бранью всех, кто придерживался противоположной точки зрения. Ругательства, вроде «проклятый республиканец», «родственник вонючих негров», «продажный янки» и другие, более отборные и изощренные, сыпались как из рога изобилия. В конце концов все отвернулись от них, не желая иметь с ними ничего общего, и, по-видимому, именно это обстоятельство и было причиной того, что негодяи оставили в покое и не задевали нас. Они не могли ожидать поддержки со стороны пассажиров. Однако найди они на борту своих сторонников, атмосфера на судне превратилась бы в грозовую.

И вот в Колумбусе на берег сошла добрая дюжина спокойных пассажиров, а их место заняли пятнадцать-двадцать пьяных негодяев, чье вызывающее поведение не сулило ничего хорошего. Наша компания надсмотрщиков встретила их радостным воем. Обе шайки объединились, и вскоре стало очевидно, что обстановка на судне накаляется. Бандиты толкали всех, кто оказывался у них на пути, на стульях, не спрашивая, нравится это остальным или нет, пытаясь всем своим видом показать, кто хозяин положения. Капитан позволил им шуметь сколько душе угодно, полагая, что только выиграет, если не будет обращать на них внимания. Он явно решил не вмешиваться, пока дебоширы не мешали ему вести пароход, предоставив самим пассажирам выяснять отношения. На его румяном лице блуждала добродушная улыбка.

Большая часть забияк, не теряя времени, направилась в ресторан, и вскоре оттуда послышались дикие вопли, звон битой посуды и грохот разбиваемых бутылок, а затем на палубу выкатился негр-официант. Он вскарабкался на капитанский мостик и начал жаловаться, что его отхлестали плетьми и угрожают повесить на пароходной трубе.

Тут лицо капитана стало серьезным. Он тщательно проверил курс судна и направился в ресторан; едва он поравнялся со мною и Олд Дэтом, как навстречу ему выбежал кондуктор.

— Капитан, — торопливо и с тревогой заговорил он, — нельзя больше спокойно смотреть на то, что творят эти люди! Высадите на берег индейца, а не то они повесят его за то, что он вчера вздул одного из них. Кроме того, на борту присутствуют двое белых. Уж не знаю, чем они им не угодили, но их собираются линчевать. Говорят, они были свидетелями, как краснокожий отделал их товарища, к тому же они якобы шпионят в пользу Хуареса.

— Тысяча чертей! — выругался капитан. — Дело нешуточное. Кто эти двое белых?

И он внимательно осмотрел пассажиров.

— Это мы, — сказал я, приближаясь к капитану.

— Вы? — удивился он, изучающе глядя на меня. — Если вы шпион Хуареса, то я готов съесть на завтрак мою баржу. Я не позволю им тронуть вас. Мы немедленно причалим к берегу, вы сойдете и избежите опасности. А завтра сядете на следующий пароход.

— Я не согласен. Я не могу ждать до завтра.

— В самом деле? Попробуем что-нибудь придумать, подождите.

Он подошел к Виннету и что-то ему сказал. Апач с презрением отрицательно покачал головой и отвернулся от капитана. Тот возвратился к нам и несколько смущенно объявил:

— Так я и думал. Краснокожие — чертовски упрямый народ. Он тоже отказывается сойти на берег.

— Но в этом случае все трое погибнут! — ужаснулся кондуктор. — Бандиты вконец распоясались. Экипаж с ними не справится.

Капитан задумчиво смотрел вдаль. На его хмуром лице вдруг появилась улыбка, словно ему в голову пришла забавная мысль.

— Сейчас я с этими негодяями сыграю такую шутку, что они надолго нас запомнят, — сказал он, обращаясь к нам. — Но вы, джентльмены, должны строго следовать моим инструкциям и ни в коем случае не применять оружие. Спрячьте ваши ружья под стулья, туда, где лежат седла, и не вздумайте сопротивляться — от этого ваше положение только усугубится.

— Тысяча чертей! Вы думаете, мы позволим линчевать себя? — буркнул Олд Дэт.

— Ничего подобного. Не ввязывайтесь в драку, а мое средство сработает в нужную минуту. Я приготовлю к услугам негодяев прохладные ванны. Положитесь во всем на меня, сейчас нет времени на подробные объяснения. А вот и они!

Действительно, бандиты высыпала из ресторана. Капитан отвернулся от нас, отдавая какой-то приказ кондуктору. Тот побежал к рулевому, рядом с которым стояли двое матросов из экипажа, а вскоре он уже, быстро жестикулируя, растолковывал что-то остальным пассажирам. Что он делал дальше, я уже не мог увидеть, так как мы оба с Олд Дэтом были вынуждены сосредоточить все свое внимание на противниках и не спускать с них глаз. Единственное, что я успел заметить, — джентльмены, не принадлежавших к шайке, собрались все вместе на юте.

Изрядно подвыпившие канальи окружили нас. Мы же, повинуясь капитану, спрятали ружья под стулья;

— Это он, — закричал вчерашний задира, указывая на меня. — Он шпионит для северных штатов и для Хуареса, еще вчера он был одет джентльменом, с иголочки, а сегодня вырядился траппером. А зачем? Это он вчера убил мою собаку, а его приятель угрожал мне револьвером.

— Да, это лазутчик с Севера, — подхватили остальные. — Зачем он переоделся? Судить его! Вздернуть! Долой северные штаты! Долой янки!

— Что случилось, джентльмены? — спросил с мостика капитан. — На судне следует поддерживать порядок, не шуметь и не нарушать спокойствия пассажиров.

— Не вмешивайтесь не в свое дело, сэр! — взревел кто-то из бандитов. — Мы-то как раз и поддерживаем порядок. Вы лучше скажите: в ваши обязанности входит перевозка шпионов?

— В мои обязанности входит перевозка людей, заплативших за проезд. Даже если ко мне придут руководители южан, я пущу их на борт лишь при условии, что они заплатят и будут вести себя прилично. А чтобы по вашей милости мне не лишиться заработка, я высажу вас на берег — и плывите в Остин по суше.

Язвительный, похожий на лошадиное ржание гогот раздался в ответ. Бандиты так тесно сгрудились вокруг меня с Олд Дэтом, что мы не могли шевельнуться. Мы пытались протестовать, но наши голоса заглушал звериный вой толпы. Они напирали на нас и подталкивали к пароходной трубе. Я посмотрел вверх и увидел на краешке трубы металлический обруч для канатов — очень практичное приспособление для виселицы: стоило только перекинуть веревку, обмотать ею наши шеи, потянуть за другой конец — и готово.

Негодяи образовали круг: они собирались судить нас. Мне вдруг стало смешно: им и в голову не пришло задуматься, почему мы не защищаемся. Не могли же они не видеть, что мы вооружены револьверами и ножами, и должна же была иметься причина, по которой мы не пустили оружие в ход, хотя речь шла о нашей жизни.

Олд Дэт с трудом сдерживался. Его рука сама хваталась за револьвер, но он поглядывал на капитанский мостик и подавлял желание открыть пальбу.

— Ну что же, — прошептал он, — раз уж я поддался на уговор капитана, то надо терпеть. Но как только они позволят себе лишнее, вмиг получат двадцать четыре пули в животы. Стреляйте сразу же за мной.

— Негодяи! — не унимался бандит. — Они из той шайки, что больше всего вредит южным штатам. Что им понадобилось в Техасе? Это шпионы и изменники, не стоит с ними церемониться.

Громкими криками разбойники выразили свое согласие линчевать нас без суда. Капитан снова попытался было вмешаться и утихомирить их, но его подняли на смех. Вдруг кто-то предложил сначала допросить индейца, а уж потом вздернуть нас. Все тут же согласились, и предводитель послал двух людей привести апача.

Зажатые в тесном кольце врагов, мы не могли видеть Виннету и только услышали громкий крик Как мы потом узнали, индеец сбил с ног одного из бандитов, а второго выбросил за борт. Затем одним прыжком преодолел расстояние между фальшбортом и капитанским мостиком я скрылся в рубке, выставив в окошко ружье. Это происшествие обескуражило шайку. Все кинулись к борту, требуя от капитана спустить шлюпку на воду. Капитан не стал противиться, отдал команду, и один из матросов немедленно спустил кормовую шлюпку и поплыл к выброшенному за борт, который, к своему счастью, держался на воде.

Занятые спасением товарища, бандиты бросили нас, и мы с Олд Дэтом оказались одни. Линчевание откладывалось. Рулевой и остальные члены экипажа не сводили глаз с капитана, который в тот же миг подал нам знак и тихо сказал:

— Будьте внимательны, джентльмены. Сейчас я заставлю их искупаться, но оставайтесь на судне, что бы ни случилось. Кричите погромче.

Раздалась команда: «Стоп, машина!» — и мы медленно поплыли по течению вдоль берега, к месту, над которым бурлила вода. Здесь была отмель, откуда перебраться к берегу не составляло особого труда.

Рулевой понимающе кивнул головой, улыбнулся и направил судно прямо на отмель. Днище заскрежетало, а корпус парохода затрясся так, что люди с трудом устояли на ногах. Шайка переполошилась, мгновенно забыв о шлюпке и о тонущем приятеле. Пассажиры, предупрежденные кондуктором, подняли тревожный крик, на палубу вдруг выскочил матрос и с перекошенным от ужаса лицом закричал:

— Капитан, вода в трюме. Скала разрезала судно пополам! Мы тонем! Через две минуты мы все пойдем ко дну!

— Спасайтесь! — завопил в ответ капитан. — Здесь неглубоко, прыгайте в воду.

Он бегом спустился с мостика, на ходу сбрасывая сюртук, жилетку и фуражку, поспешно стянул сапоги и прыгнул за борт. Вода доходила ему до шеи.

— Прыгайте! — кричал он. — Прыгайте, пока есть время. Тонущее судно всех потянет на дно.

Капитан первым покинул тонущее судно, да к тому же предварительно разделся, но никто из охваченных паникой бандитов не обратил внимания на всю нелепость положения. Они прыгали за борт, стараясь поскорее добраться до берега и не замечая, что капитан вплавь обогнул судно и там по сброшенному шторм-трапу взобрался на палубу. Пароход опустел. Там, где недавно хозяйничала шайка, звучал веселый смех.

Как раз в ту минуту, когда первые «спасшиеся» добрались до берега, капитан отдал приказ продолжить плавание. Крепкому плоскодонному судну мели были не страшны, колеса плавно пришли в движение, и оно легко стронулось с места. Размахивая сюртуком, словно флагом, капитан крикнул в сторону берега:

— Приятного пути, джентльмены! Если вам когда-нибудь снова вздумается вершить правосудие, то судите себя и вешайтесь сами. Ваш багаж будет вас ждать в Ла-Гранхе.

Читатель представляет, какое впечатление произвели эти слова на стоявших на берегу бандитов. С дикими криками они стали требовать, чтобы капитан немедленно взял их на борт, они угрожали ему доносами, смертью и прочими всевозможными карами, а некоторые, у кого ружья не отсырели, открыли пальбу, но, к счастью, в суматохе ни в кого не попали. Один из них в бессильной злобе пригрозил капитану:

— Собака! Мы тебя подождем здесь и повесим на трубе твоего же корыта!

— Буду очень рад встретиться с вами, сэр! Кланяйтесь вашим генералам.

И судно прибавило ходу, стараясь наверстать упущенное время.