Виннету (№2) - Белый брат Виннету

Я без колебаний согласился. Можно было бы очень долго рассказывать о том, что мы пережили, но эта книга посвящена Виннету, а его с нами не было, поэтому я ограничусь лишь сообщением, что после длительных поисков, скитаний по пустыням и прериям, частых сражений и опасных приключений нам удалось найти бонансу. В благодарность за помощь Фред взял меня в долю, но я не собирался постоянно пользоваться его щедростью, поэтому продал свой золотоносный участок и с лихвой вернул все, что потерял во время кораблекрушения. Простившись с Хартоном, я отправился на Рио-Пекос в пуэбло апачей, где меня приняли как вождя и брата, но Виннету, к моему сожалению, был в отъезде. Индейцы просили меня подождать, но так как Виннету объезжал подвластные ему племена и должен был возвратиться не раньше, чем через полгода, я решил не терять времени и отправился в Сент-Луис через Колорадо и Канзас. По пути ко мне присоединился англичанин по имени Эмери Ботуэлл, с которым впоследствии, как узнает со временем читатель, судьба сведет в меня в песках Сахары.

Все, что мне довелось пережить раньше с Виннету, потом с Фредом Хартоном, а теперь с Ботуэллом, стало достоянием гласности, и когда я наконец-то добрался до Сент-Луиса, меня поразило, насколько там было известно имя Олд Шеттерхэнд. Старый добрый мистер Генри ворчливым тоном нахваливал меня:

— Вы только полюбуйтесь на него! За один месяц с ним случается больше приключений, чем с другими за двадцать лет жизни. Выйти невредимым из любой передряги ему так же легко, как выпить стакан воды; он утер нос самым знаменитым вестменам, нарушает писаные и неписаные законы Дикого Запада, щадит и прощает врагов, а потом удивляется, что все только о нем и говорят. Даю вам честное слово: рядом с вами меркнет даже слава самого Олд Файерхэнда, а ведь он раза в два старше вас. Я рад вашим успехам, дорогой мой гринхорн, потому что именно я направил вас по этому пути. Постойте, сейчас я вам кое-что покажу.

Мистер Генри открыл шкаф с ружьями, достал оттуда первый собственного изготовления многозарядный штуцер и попросил меня опробовать его. Я был в восторге от скорострельности и точности боя, но снова заметил, что распространение столь совершенного оружия не принесет добра ни людям, ни животным:

— Нельзя выпускать джинна из бутылки. Вы представляете, сколько жизней может унести ваш штуцер, попади он в преступные руки?

— Знаю, знаю, — проворчал в ответ старик. — Вы мне уже все уши прожужжали. Я не собираюсь наводнять моими штуцерами весь Дикий Запад. Пока я изготовил только один и дарю его вам. Надеюсь, он не попал в плохие руки? Вы уже прославили мой «старый флинт», теперь сделайте то же самое и с этим куском железа. Надеюсь, что он вам послужит в прериях по ту сторону Миссисипи.

— Безусловно, дорогой мистер Генри! Но я пока не могу принять ваш дар.

— Это еще почему?

— Потому что я еду не на Дикий Запад.

— А куда?

— Сначала домой, а потом в Африку.

— Вы сказали, в Африку? — воскликнул он, забыв закрыть рот от изумления. — Да вы совсем рехнулись! Уж не хотите ли вы стать негром или готтентотом?

— Нет ни малейшего желания, — ответил я, посмеиваясь над запальчивостью мистера Генри. — Я обещал мистеру Ботуэллу, что мы встретимся с ним в Алжире, где живут его родные. А оттуда рукой подать до Сахары, куда я хочу завернуть.

— Чтобы стать жертвой львов и гиппопотамов?

— Полноте, гиппопотамы не питаются мясом и не живут в пустыне.

— А львы?

— Их тоже в Сахаре нет. Животным для жизни необходима вода.

— Я и без вас знаю, что, в отличие от человека, пива они не пьют. Но есть еще одна загвоздка. Это правда, что в Алжире говорят по-французски?

— Да.

— А вы говорите по-французски?

— А как говорят в пустыне?

— По-арабски.

— Вот вам и причина не ехать в Сахару. В арабском-то вы ничего не смыслите.

— Профессор, учивший меня, считается лучшим знатоком арабского в своей стране.

— У вас на все готов ответ! Однако, думаю, есть одно препятствие, которое вам так просто не преодолеть.

— Какое же?

— Деньги. Вы бедны, как церковная мышь.

— Вы ошибаетесь. Золотоносный участок принес мне хороший доход, банкир Олерт тоже не поскупился, да и у мистера Тейлора я заработал неплохо. Так что деньги у меня есть.

— Тогда бегите в вашу Сахару! — вскричал разгневанный мистер Генри. — Я, наверное, никогда не смогу понять человека, которого тянет в пески. Вокруг песок, один песок и миллионы песчаных блох. Разве вы верблюд, что вам так хочется в пустыню? Чем вам здесь не нравится? А вдруг вы не сможете вернуться и мы больше никогда не увидимся?

Старый оружейник бегал по мастерской, что-то с возмущением бормоча и размахивая руками. Однако вскоре его врожденная доброта взяла верх над негодованием, и, встав передо мной, он спросил:

— А в пустыне вам понадобится флинт?

— Да.

— А штуцер?

— Еще больше.

— Тогда берите то и другое и убирайтесь с глаз моих долой. Уходите подобру, не то я выгоню вас взашей. Вы… вы упрямый африканский осел!

Он сунул мне в руки оба ружья, вытолкал за порог и захлопнул за мной дверь. И пока я растерянно оглядывался по сторонам, не зная, что делать, он выглянул в окошко и миролюбиво спросил:

— Вы придете ко мне вечером?

— Если вы меня пригласите.

— Вот и хорошо. Я приготовлю вашу любимую пивную похлебку. А теперь — марш отсюда.

Когда несколько дней спустя мы с ним прощались, он взял с меня клятву, что я вернусь не позже, чем через шесть месяцев, несмотря ни на какие непредвиденные обстоятельства. Мне удалось сдержать слово, и через полгода я снова был в Сент-Луисе. Мистер Генри очень обрадовался, когда узнал, что оба ружья сослужили мне службу в сражении со знаменитой шайкой разбойников, наводившей ужас на жителей оазисов и грабившей караваны в самом сердце Сахары. Он сообщил мне, что во время моего отсутствия его навестил Виннету, который просил меня приехать в охотничьи угодья апачей в Сьерра-Бланка.

Горя нетерпением, я отправился в путь и через три недели отыскал лагерь апачей. Виннету пришел в восторг от штуцера мистера Генри, но, считая оружие своеобразным амулетом хозяина, наотрез отказался опробовать его на охоте.

Апачи устроились в Сьерра-Бланка основательно, чтобы охотой обеспечить себя мясом на зиму. На сочных травах в предгорьях паслись подменные лошади, среди которых выделялся вороной жеребец, при виде которого я буквально открыл рот от изумления. Оказалось, что Виннету специально привел его сюда, чтобы сделать мне подарок. Объезженный и выученный на индейский манер конь быстро привык ко мне. Я назвал его Сволоу, то есть Ласточка. Действительно, прекрасное, благородное животное мчалось по прерии как птица.

По окончании охоты Виннету собрался к племени навахо, чтобы уговорить их заключить мир с индейцами ниеро4. Я решил было ехать вместе с ним, но судьба распорядилась иначе: за два дня до нашего отъезда мы повстречали людей, перевозивших калифорнийское золото. Испугавшись поначалу при виде не одной сотни краснокожих, они мгновенно успокоились, услышав имена Виннету и Олд Шеттерхэнда, хорошо известные даже в этих местах, и обратились ко мне с просьбой проводить их за хорошее вознаграждение до форта Скотт. Мне не хотелось разлучаться с Виннету, но он, гордый за меня и мою добрую славу, настоял на том, чтобы я все-таки оказал доверившимся мне людям эту маленькую услугу. Потом из форта Скотт я мог прямиком проехать до прерии Гревел, к западу от Миссури, и отыскать там Виннету.

Путешествовать по прерии всегда небезопасно, а с караваном мулов, груженных золотым песком, — втройне. Скажу только, что меня неизменно выручали из беды Сволоу и штуцер мистера Генри. В конце концов нам удалось благополучно добраться до форта Скотт, а оттуда я уже один двинулся в путь через Канзас и Небраску, где хозяйничали индейцы сиу3, от которых мне не один раз пришлось удирать. Именно там я по-настоящему оценил подарок Виннету.

Мой путь пролегал через земли, где недавно нашли нефть и где, как грибы после дождя, росли поселки белых. Поэтому я отклонился немного в сторону, чтобы заехать в одно из таких поселений, приобрести в магазине необходимые мне вещи и пополнить огневой запас, изрядно истощившийся за время моего путешествия. Ближе всех ко мне был Нью-Венанго, расположенный, как я знал, в одном из многочисленных оврагов, которые местные жители называют bluff — то ли потому, что склоны там очень крутые, то ли потому, что там собрались сплошные обманщики6. Я долго рыскал по равнине, усеянной желтыми цветами, до боли в глазах вглядывался в даль, но не встречал даже намека на овраг.

Я уже почти потерял надежду попасть в поселок к ночи, когда вдруг Сволоу фыркнул, предупреждая меня о приближении людей. Натянув поводья, я остановил коня и оглянулся: два всадника мчались ко мне слева. Один из них был мальчик, что для прерии было крайне редким и удивительным.

Может, это были поселенцы, на свой страх и риск захватившие пустующие земли и вынужденные постоянно сражаться с индейцами, на чьи земли они посягали? Или богатые северяне, пустившиеся на поиски приключений в стремлении любым путем удовлетворить собственное тщеславие? А может… Мне внезапно вспомнились предания краснокожих о «духе прерий», который принимает облик людей и зверей, чтобы заманить бледнолицых в гиблые места.

Недоумевая и не зная, чего мне ожидать от встречи с удивительными незнакомцами, я осмотрел себя и убедился, что внешне я больше похож на бродягу, чем на джентльмена. Мокасины просили каши, брюки лоснились от толстого слоя жира, так как я перенял обычай охотников использовать их за едой вместо салфетки. Потертая кожаная куртка висела на мне мешком и, хотя прекрасно защищала от дождя и ветра, придавала вид пугала. На голове была некогда роскошная бобровая шапка, но со временем шкурки растянулись и вытерлись так, словно их топтало копытами стадо бизонов.

К счастью, я находился между Блэк-Хилс и Скалистыми горами, а не в ложе театра, поэтому смущаться и переживать из-за моего внешнего вида не имело смысла. Я еще оглядывал себя, когда всадники приблизились ко мне. Мальчик приветственно взмахнул рукояткой хлыста и воскликнул тонким, звонким голосом:

— Добрый день, сэр! Что вы так тщательно ищете на себе?

— Здравствуйте, молодой человек! Эта куртка давно уже заменяет мне латы, вот я и пытаюсь привести ее в порядок, чтобы ваш внимательный взгляд ненароком не ранил меня.

— Разве на вас нельзя смотреть?

— Почему же, конечно, можно. Но тогда и я отвечу вам тем же.

— Рыцарь в бобровом шлеме и кожаных латах достоин уважения. Можете поднять свое жуткое забрало и смотреть на меня сколько угодно.

— Премного благодарен. Но в вас я не вижу ничего примечательного: вы чистые и опрятные джентльмены и добропорядочные граждане, в то время как я… — не закончив, я поднял мустанга на дыбы и заставил его развернуться на задних ногах. — Рассмотрите меня со всех сторон. Как я вам нравлюсь на лошади и в натуральную величину?

— А это моя визитная карточка, — рассмеялся мальчик и тоже вздыбил коня. — Вот мы и представились друг другу. А теперь скажите, нравлюсь ли я вам?

— Очень. Должен признаться, что в прерии и на коне вы выглядите недурно. А как вам показался я?

— Вы были бы вполне в моем вкусе, если бы сменили костюм, а пока вы в таком виде, к вам даже страшно приближаться.

— Удивительно, такой неряха — и прекрасный наездник, — пробормотал спутник мальчика с явным расчетом, что я услышу. Он не отводил жадного взгляда от моего коня.

Я пропустил мимо ушей явное оскорбление и ответил мальчику, который показался мне более воспитанным.

— Ваши опасения справедливы, сэр. В оправдание я могу сказать только то, что прибыл из мест далеких и диких.

— Диких? Значит, вы здесь чужой?

— Настолько чужой, что весь день безрезультатно ищу номер нужного мне дома.

— Тогда следуйте за нами, и вы убедитесь, что эти места не столь уж и дики.

Он пустил лошадь сначала рысью, а потом галопом. Сволоу, несмотря на то, что ему пришлось скакать с рассвета, мчался следом с необыкновенной легкостью. А когда мальчик принялся нахлестывать своего коня, умное животное поняло, что его вызывают на состязание, и полетело, как ветер. Отставший от нас маленький наездник остановился и воскликнул:

— У вас великолепная лошадь, сэр! Может, продадите ее?

— Ни за какие деньги, — ответил я, разворачивая Сволоу. — Этот мустанг так часто спасал мне жизнь, что я не расстанусь с ним и за мешок долларов.

— Я вижу, его объезжали индейцы, — заметил мальчик, со знанием дела разглядывая скакуна. — Откуда он у вас?

— От Виннету. Если вы слышали, это вождь апачей. Я с ним встретился на Рио-Суаве.

Мальчик с изумлением перевел глаза на меня.

— От Виннету? Слышал ли я о нем? Да это самый знаменитый индеец от Соноры до округа Колумбия. Глядя на вас, не скажешь, что вы знакомы с такими людьми.

— Почему же?

— Я принял вас за геодезиста или кого-то в этом же роде. Правда, среди них бывают смелые и находчивые люди, но чтобы идти к индейцам, этих качеств недостаточно. Судя по вашему красивому оружию и по тому, как вы сидите на коне, вы не траппер.

— Я и не скрываю, что выезжаю на охоту только по выходным и праздникам. А оружие у меня действительно неплохое. Его смастерили на главной улице в Сент-Луисе. Там, если у вас есть деньги, можно купить хорошее ружье или пистолет.

— Хорошее у вас оружие или плохое, можно проверить только в деле. Что вы скажете об этом пистолете?

Мальчик наклонился и выхватил из седельной кобуры что-то старое и ржавое. Приглядевшись, я понял, что из этой железки когда-то действительно стреляли, но теперь положиться на нее мог бы только сумасшедший.

— Безусловно, вещь историческая. Он достался вам от прадедушки? Но хороший стрелок и сегодня может попасть из него в цель. Мне приходилось видеть индейцев, которые прекрасно стреляли даже из кремневых ружей.

— А они смогли бы сделать вот так?

Он дал шпоры коню, отъехал от меня на десяток шагов и выстрелил. Пуля свистнула у моего уха, и я, ошеломленный неожиданностью, увидел, как падает на землю желтый цветок, которым я украсил мой потертый головной убор. Дерзкий мальчик, по-видимому, устроил мне экзамен, чтобы составить себе мнение о странном незнакомце, приехавшем из прерии.

— Попасть в цветок с десяти шагов смогут многие, — хладнокровно ответил я, сдерживая вскипающее во мне раздражение. — Вы же должны помнить, что под шапкой у человека находится голова, и, прежде чем использовать ее в качестве мишени, следовало спросить разрешения у владельца. Если вы не избавитесь от привычки хвастаться своей меткостью и палить в незнакомых вам людей, в один прекрасный день вам придется горько раскаяться.

— Почему же? — раздался голос за моей спиной. Спутник мальчика, сидевший на крупной, тяжелой лошади, отстал от нас во время скачки и только сейчас подъехал. В его речи чувствовалось желание унизить собеседника. — Невелика беда, если в один прекрасный день он продырявит потрепанную шапку, а заодно и пустую голову чужака.

Я бросил на него быстрый взгляд: худой, с длинной и тонкой шеей, на лице застыло злое выражение. Не желая, чтобы ребенок присутствовал при ссоре двух мужчин, я снова не обратил внимания на наглость янки. Однако мальчик неправильно истолковал мое молчание, и на его лице промелькнула пренебрежительная гримаса.

Встреча с взрослым и ребенком в прерии показалась мне весьма странной, и, если бы мне довелось прочесть об этом в романе, я бы заподозрил автора в неискренности и желании напустить романтического туману. Тем не менее все произошло именно так, как я описываю. Вероятно, где-то поблизости находилось крупное поселение белых, и воинственные племена индейцев давно не показывались в этих местах, поэтому, как я себе объяснил, двое бледнолицых осмелились углубиться в прерию. И все же мальчик оставался для меня загадкой, решить которую я был не в состоянии. Чувствовалось, что он знает Запад не понаслышке, что он не играет в вестмена, а действительно вырос в необыкновенных условиях и с детства впитал обычаи и дух прерии.

Он скакал на полкорпуса впереди меня, и заходящее солнце озаряло его фигуру золотистыми лучами. Смуглое лицо с юношески мягкими и округлыми чертами излучало волю и энергию, а в каждом его движении угадывались самостоятельность и уверенность в себе, хотя на вид ему можно было дать не более пятнадцати лет. Я с любопытством поглядывал на него, вспоминая прочитанные в молодости рассказы и повести о мужестве и силе духа жителей Дикого Запада. В той литературе, не имеющей ничего общего с реальностью, даже дети выглядели титанами стойкости и бесстрашно выступали навстречу опасности. И все же я был убежден, что самоуверенность юноши шла не столько от его характера, сколько от туго набитого кошелька, иначе он не стал бы спрашивать у меня с таким пренебрежением, за сколько я готов уступить Сволоу.

Внезапно он натянул поводья, чтобы я поравнялся с ним, и спросил:

— Вы направляетесь в Нью-Венанго?

— Да.

— И конечно же, вы путешествовали по прерии?

— Разве по мне это незаметно?

— Но вы не вестмен.

— Вы настолько проницательны, что смеете судить о человеке по его внешности?

— Вы европеец.

— Вы хотите сказать, что мой английский выдает во мне иностранца?

— Да. Но не расстраивайтесь, — в его голосе зазвучало снисхождение, — я сам не чистокровный англосакс. Моя мать была индеанкой из племени ассинибойнов.

Так вот чем объяснялись своеобразные черты его лица и смуглый оттенок кожи! Судя по его словам, мать умерла, но отец, должно быть, еще жив. Не всякий вестмен решится связать свою судьбу с судьбой индеанки, на подобный шаг отваживались только исключительные личности, а если еще учесть, что мальчик воспитывался среди белых и ни в чем не нуждался, то я заключил, что его рождению предшествовали необычайные и драматические события. Теперь я чувствовал к мальчику не просто праздное любопытство.

— Посмотрите туда! — прервал он мои размышления, поднимая вверх руку. — Видите дым, идущий словно из-под земли?

Ах вот оно что! Мы наконец-то добрались до оврага, в котором раскинулся знаменитый город Нью-Венанго и который я тщетно искал весь день!

— Знаете ли вы Эмери Форстера, нефтяного короля здешнего нефтяного королевства?

— Немного. Мой брат женат на его дочери. Я как раз возвращаюсь из Омахи, где безвылазно живет мой братец, и по пути заглянул сюда. У вас есть дело к Форстеру, сэр?

— Да нет, у меня скорее есть дело к лавочнику. Как видите, я пообносился, да и припасы мои подошли к концу. А спросил о Форстере я потому, что уж больно хочется мне хоть одним глазом взглянуть на нефтяного короля.

— Неужели вы его никогда не видели? — вмешался в нашу беседу долговязый янки.

— Не приходилось.

— Перестаньте врать, вы его видите даже сейчас, потому что он едет рядом с вами на моей лошади. Мы не представились друг другу, но в этом нет никакой необходимости. Салонные церемонии в прерии излишни.

— Не могу с вами согласиться, — ответил я, даже не взглянув на наглеца. — По-моему, в прерии введен строгий этикет, по правилам которого положение человека измеряется не туго набитым кошельком, а его личными достоинствами. Ваш юный спутник прекрасно стреляет из допотопной железки, которую он называет пистолетом, но даже самое современное оружие не спасет нефтяного короля на Диком Западе, тем более не спасут его миллионы долларов, лежащие в банковских сейфах. Спросите у первого встречного вестмена из тех, что прежде хватаются за ружье, а потом спрашивают визитную карточку, сколько у него денег на счете, и он поднимет вас на смех. Прерия не Уолл-Стрит, здесь по-другому определяют, чего стоит человек, поэтому, может быть, моя потертая шапка перевесит полдюжины нефтяных скважин. Здесь свои законы вежливости, и тот, кто не уважает других, сам не достоин уважения. Здесь не рынок, и цену человеку назначает не покупатель, а он сам определяет ее с оружием в руке.

Глаза мальчика зажглись любопытством, когда он перевел взгляд с Форстера на меня. По-видимому, ему пришлись по душе мои слова.

— Вы правы, но только отчасти, сэр, — счел нужным поправить меня юноша. — Наверняка среди вестменов есть люди, обладающие огромным состоянием. Вам приходилось когда-нибудь слышать имя Олд Файерхэнда?

— Мы с ним еще не встречались, — уклончиво ответил я. — Я сам мог бы назваться каким-нибудь «хэндом».

— Назваться может каждый, но слава приходит не ко всем. Виннету, с которым вам посчастливилось познакомиться, и Олд Файерхэнд принадлежат именно к тем людям, о ком я говорю. Они знают все ущелья в горах и могли бы провести вас к месторождениям золота и серебра, стоимость которых трудно оценить. Я глубоко сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них согласился поменяться местами с нефтяным королем.

— Прекрати, Гарри, — перебил его Форстер. — Надеюсь, что ты сравниваешь их не со мной.

Мальчик ничего не ответил, а я произнес, упрямо не глядя на янки:

— В том, что из-под земли брызнула нефть, нет заслуги дельца, он никогда не рискнет жизнью ради своих сокровищ. Настоящий вестмен, найдя золотую жилу, никогда не променяет ее на свободу, и вы сами, молодой человек, только что подтвердили мою правоту. А вот мы и у оврага. Ведите же меня дальше.

Внизу, в огромном овраге, раскинулся поселок нефтяников. К отвесным склонам прижимались бараки, склады и выстроенные с претензией на роскошь дома хозяев. Тут и там торчали уродливые вышки над скважинами. Рабочие, словно муравьи, суетились вокруг буровых, а рядом горами громоздились налитые нефтью бочки.

— Добро пожаловать, сэр, — сказал Гарри. — Там по другую сторону реки вы найдете магазины, харчевню и постоялый двор. Где-то здесь начинается спуск. Он довольно крутой, и вам придется спешиться, но можете не беспокоиться — шею вы не свернете.

Он легко соскочил с седла, я последовал его примеру.

— Лучше возьмите лошадь под уздцы, — посоветовал мальчик тоном человека, привыкшего к тому, что к его словам прислушиваются.

— Сволоу спустится сам, — ответил я. — Показывайте дорогу.

Гарри вел свою лошадь впереди, успокаивая ее голосом, в то время как мой мустанг следовал за мной без понуканий. Форстер медленно шагал позади нас, выверяя каждое движение, разительно отличаясь этим от мальчика, — он то осторожно перебирался с камня на камень, то чуть ли не повисал на узде коня. Спустившись, мы снова впрыгнули в седла, и я хотел было распрощаться, предполагая, что Форстер и Гарри направятся домой.

— Если вы позволите, — подозрительно любезно вдруг произнес Форстер, — мы проводим вас к магазину. Нам будет о чем потолковать.

Хотя мне не о чем было толковать с Форстером, я не стал отказываться от их общества, потому что мальчик мне понравился и хотелось подольше побыть с ним. Не подозревая подвоха, я спрыгнул у входа в барак с вывеской «Все для всех. Номера и товары» и направился к двери, но тут же остановился: Форстер уже держал Сволоу под уздцы.

— Я покупаю у вас эту лошадь. Сколько вы за нее хотите? — спросил янки с ухмылкой.

— Она не продается.

— Даю вам двести долларов.

Я засмеялся ему в ответ.

— Двести пятьдесят, — прибавил он, уверенный, что деньги покупают все.

— Не трудитесь понапрасну, сэр.

— Триста, — не унимался Форстер.

— Сэр, я вам уже сказал: лошадь не продается.

— Триста! А еще я оплачу все, что вы купите в этом магазине.

— Неужели вы считаете, что человек, путешествующий по прерии, продаст коня, без которого ему грозит верная смерть?

— Я дам вам в придачу и мою лошадь. Соглашайтесь!

— Да кому нужна ваша кляча? Она не стоит даже потертой шапки на моей пустой голове.

— Мне нравится ваш конь, и он должен стать моим! — Форстер явно терял терпение.

— Охотно верю, что он вам нравится, но вашим он не станет. У вас не хватит денег, чтобы заплатить за него.

— У меня не хватит денег?! — он бросил на меня уничтожающий взгляд. — Вы что, оглохли? Меня зовут Эмери Форстер! Да здесь любой человек подтвердит, что я могу заплатить за тысячу таких мустангов.

— Мне наплевать, богаты вы, как Крез, или бедны, как церковная мышь. Обратитесь к барышнику и приобретите у него лошадь по средствам, моего вам все равно не купить.

— Вы нахал и негодяй! Оборванец, у которого ноги выглядывают из дыр в сапогах, должен радоваться, что ему не придется воровать или грабить, чтобы купить новую обувь!

— Плевать мне, что вас зовут Эмери Форстер! Попридержите язык! Вы сказали, что невелика будет потеря, если вдруг пулей продырявят мою шапку, да заодно и голову. Если я вам сделаю дырку в голове, потеря будет не больше.

— Поубавьте прыти! Здесь вам не прерия, где любой бродяга или грабитель чувствует себя вольготно и безнаказанно. В Нью-Венанго единственный хозяин я, а кто меня не слушается подобру-поздорову, послушается по принуждению. Я назвал последнюю цену. Отдаешь коня или нет?

Любой уважающий себя вестмен давно бы ответил выстрелом на притязания Форстера, но я, будучи человеком незлобивым, лишь забавлялся, глядя на то, как он выходит из себя. Кроме того, я, щадя ребенка, воздерживался от применения силы. Будь Форстер один, я бы с ним разговаривал по-другому.

— Нет, — ответил я спокойно и уверенно. — Отпустите коня!

С этими словами я протянул руку к поводьям, которые судорожно сжимал в руке Форстер, но он, с неожиданной для меня силой, выбросил вперед левую руку и толкнул меня так, что я еле устоял на ногах. Вслед за этим уверенный в своей безнаказанности нефтяной король вскочил в седло и крикнул:

— Эмери Форстер может купить коня даже тогда, когда его не продают. Я мог бы взять твою лошадь даром, но я благородный человек, поэтому садись на моего коня, он твой. В магазине можешь взять, что хочешь, я оплачу любой счет, а триста долларов ждут тебя в любое время. Поехали, Гарри, с ним больше не о чем толковать.

Не оглядываясь, Форстер отправился прочь, а мальчик остался на месте, пристально разглядывая меня. Убедившись, что я не бросился силой отбивать свою собственность, как, по его мнению, сделал бы любой вестмен, он с презрением процедил сквозь зубы:

— Знаете ли вы, что такое койот?

— Да, — ответил я совершенно спокойно, хотя и догадывался, почему он задает такой нелепый вопрос.

— И что вы о нем думаете?

— Трусливое животное, убегающее от лая собаки.

— Вы так легко ответили на мой вопрос, потому что вы… и есть койот!

Желая выразить свое презрение ко мне, он поднял лошадь на дыбы, повернулся ко мне спиной и поскакал вслед за «единственным» хозяином Нью-Венанго.

Я молчал, так как заранее знал, что Сволоу не останется в руках наглеца. Втайне я надеялся на то, что, пока мустанг будет у Форстера, я смогу еще раз повидать Гарри и, может быть, проникнуть в его тайну. Произнесенные сгоряча слова мальчика нельзя было расценивать как окончательный приговор.

Стоявшие у входа в магазин и прислушивавшиеся к нашей перебранке мужчины оживились. Один из них, рыжий ирландец с лицом пропойцы, подхватил под уздцы лошадь Форстера, привязал ее к коновязи и подошел ко мне с наглой улыбкой.

— Не жалейте о своем скакуне, сэр, — сказал он. — Вы на нем хорошо заработаете. Вы к нам надолго?

— Я не собираюсь здесь задерживаться. А вы случайно не владелец «Номеров и товаров»?

— Он самый, к вашим услугам. Остановитесь в моих номерах и получите все, что только ваша душа пожелает. Можете хлестать бренди, покуда у вас остаются денежки, а как только они кончатся, я помогу вам поправить дела.

— Это как же?

— Сейчас все объясню, сэр. Вы можете остаться у меня не только сегодня, завтра и послезавтра, но в навсегда. Я как раз ищу слугу, который, получив пинка под зад, не торопится отвечать тем же обидчику. Если ты торговец или кабатчик, то честь не всегда приносит выгоду, скорее даже вредит. Я только что видел, что смолчать вам не трудно. Поработайте у меня, пинки будете получать не каждый день, а на чаевых заработаете.

Конечно, следовало бы ответить хорошим ударом на подобную наглость, но его предложение не разозлило, а рассмешило меня. Я молча зашел в магазин и так же молча отобрал необходимые мне вещи. Когда я спросил о цене, торговец с изумлением воззрился на меня и воскликнул:

— Неужели вы не слышали, что Эмери Форстер обещал за все заплатить? Поверьте, он сдержит слово, и вы можете взять все, что у меня есть, даже если у вас нет ни цента.

— Премного благодарен, но мне придется отказаться. Я привык за все покупки платить сам. Тем более, что я не собираюсь пользоваться деньгами конокрада.

Лавочник попытался что-то возразить, но, увидев горсть золотых монет, которую я достал из-за пояса, поглядел на меня с внезапным уважением. И все-таки по обыкновению заломил несусветную цену. Начался торг, где выигрывает тот, у кого больше хитрости и напористости. В конце концов мы сговорились, и за немалые деньги я стал обладателем нового трапперского костюма, запаса бекона, кофе, бобов и увесистого мешочка с порохом и пулями.

Тем временем стало смеркаться, на долину опустилась кромешная тьма, и, поскольку мне не хотелось оставаться в душной комнате, которую мне предложили, я забросил за спину мешок со всеми моими припасами и пожитками и вышел во двор в намерении навестить Форстера и преподать ему урок «права прерии».

Проходя мимо речки, змеившейся между отвесных стен оврага, я обратил внимание на резкий запах нефти. Чем ближе я подходил к реке, тем сильнее пахло: по-видимому, вода несла огромное количество опасного горючего. Хотя я впервые попал на нефтяные разработки, мне сразу показалось, что нефтяной король так же беспечен, как и невоспитан.

Я прошел через черную шеренгу бараков и повернул к дому Форстера, где с веранды лился свет. Там, удобно расположившись в плетеных креслах, изысканное местное общество предавалось беззаботной беседе. Подойдя к забору у дома, я услышал тихое фырканье. Я знал, что никто чужой не сможет ввести Сволоу в конюшню, поэтому конюхам Форстера пришлось оставить его во дворе и привязать к деревянной решетке веранды. Перепрыгнув через ограду, я ужом прополз между стеной дома и кустами, подкрался к лошади и осмотрелся: в двух шагах от меня в гамаке лежал Гарри, рядом с ним в кресле развалился Форстер. Не спуская с них глаз, я приторочил мешок с пожитками к седлу и прислушался.