— Вот это и есть моя крепость, — произнес Олд Файерхэнд. — Здесь нам не грозит никакая опасность.

— Можно ли проникнуть сюда другим путем? — спросил я.

— Нет. С другой стороны сюда не заберется даже мышь. Индейцы и не догадываются о существовании этой долины.

— Как же вы ее открыли?

— Как-то на охоте я погнался за енотом, и он привел меня сюда. Я, конечно, сделал долину своим владением.

— Один?

— Поначалу один. Я не раз спасался здесь от индейцев, а потом собрал моих товарищей, мы сообща охотимся и боремся с зимой.

Раздался пронзительный свист, и из кустов начали выходить люди, в которых даже неискушенный человек с первого взгляда узнал бы свободных граждан Дикого Запада. С радостными восклицаниями они окружили нас, приветственно хлопали по плечам, радостно пожимали руки.

Привыкший к сдержанному поведению индейцев, Виннету чувствовал себя не в своей тарелке среди шумной компании. Он потихоньку выскользнул из толпы, расседлал коня, потрепал его по шее, давая понять, что тот должен сам позаботиться о своем ужине, и удалился.

Я решил последовать его примеру, пустил Сволоу пастись, а сам отправился осматривать долину. Видимо, когда-то в доисторические времена раскаленные каменные массы вздулись от внутреннего напряжения, словно мыльный пузырь, и лопнули. Солнце, ветер и дожди за тысячу лет разрушили каменную твердыню и превратили гигантскую воронку в долину, а ручей, бьющий из-под земли, проложил в скалах тоннель, по которому мы и проникли сюда.

Я шел по краю долины вдоль отвесных скал. То тут, то там я видел пещеры, занавешенные шкурами диких животных. На высоком уступе стоял шалаш, к которому вела узкая тропинка с вырубленными в каменной стене ступенями. Я решил подняться туда, чтобы осмотреть долину сверху.

Когда я уже был наверху, из шалаша вышел мальчик, не замечая меня, встал у самого обрыва и, прикрыв ладонью глаза от солнца, устремил взгляд в долину. Одет он был в пеструю охотничью рубаху из грубой ткани, потрепанные штаны и маленькие мокасины, вышитые бисером и украшенные иглами дикобраза. На голове был повязан красный платок, и такого же цвета шарф опоясывал его тонкую фигуру.

Услышав шум шагов, мальчик оглянулся, и я, к моей радости, узнал Гарри.

— Возможно ли это? — воскликнул я.

Глаза мальчика смотрели на меня холодно и неприязненно.

— К сожалению, возможно. Хотя я предпочел бы не встречаться с вами, — ответил он. — По какому праву вы нарушаете покой нашего лагеря?

«Неужели я заслужил такой прием?» — мысленно спросил я себя, но вслух произнес совершенно другое. В моем голосе не было угрозы, только холодное предостережение:

— Я полагаю, вы еще пожалеете об этих словах.

Отвернувшись, я стал осторожно спускаться в долину. Как я уже догадался, Гарри был сыном Олд Файерхэнда, хотя сама история его рождения оставалась для меня тайной. Он был еще слишком молод, и следовало делать скидку на его возраст, но я почувствовал себя уязвленным, не понимая, почему он считал меня трусом.

К вечеру посреди долины разожгли большой костер, вокруг которого собрались все жители крепости. К Гарри, как я уже убедился, они относились как к равному, он сидел среди взрослых и вел с ними мужские беседы, избегая смотреть на меня.

Выслушав рассказ о последнем происшествии в окрестностях, я встал и пошел к лошади. Уже в нескольких шагах от костра темнота сомкнулась вокруг меня. Над головой мерцало небо, усеянное тысячами тысяч звезд, даривших свой свет иным, более счастливым, чем Земля, мирам, где люди не нападают друг на друга с оружием в руках.

Сволоу встретил меня радостным ржанием и принялся тереться головой о мое плечо, а я рукой трепал его гриву: с тех пор как он вынес меня из моря пламени, я еще сильнее полюбил его.

Внезапно конь фыркнул и я оглянулся. От костра кто-то приближался ко мне. Это был Гарри.

— Извините, если я помешал вам, — произнес он с неожиданным смущением в голосе. — Мне хотелось поблагодарить Сволоу за то, что он спас меня. Я обязан ему жизнью.

— В самом деле? Мой конь к вашим услугам. Но мне не хотелось бы смущать вас своим присутствием, поэтому — спокойной ночи.

Но не успел я сделать несколько шагов, как Гарри позвал меня:

— Остановитесь, сэр!

Он подошел ко мне и с дрожью в голосе, не скрывая волнения, сказал:

— Я обидел вас, простите меня.

— Вы не можете меня обидеть, — ответил я холодно. — Чтобы обидеться, мне придется стать с вами на одну доску. Самое большее, на что вы можете рассчитывать, — снисхождение.

Прошла целая минута, прежде чем он нашелся что ответить.

— Простите мне мою ошибку, — выдавил он.

— Людям свойственно ошибаться, поэтому мне нечего прощать вам.

— Я постараюсь больше не пользоваться вашей снисходительностью.

— Однако я, несмотря ни на что, готов предоставить ее вам в любую минуту.

Я снова попытался уйти, но Гарри остановил меня, положив руку на плечо.

— Вы дважды за одну ночь спасли жизнь моему отцу. Я хотел поблагодарить вас за это и сказать, что вы имеете право на самые резкие слова. Я узнал ваше имя, и мне рассказали о ваших заслугах.

— Любой вестмен сделал бы на моем месте то же самое. А что касается заслуг, то есть люди, у которых их несравненно больше, чем у меня. Не смотрите на случившееся сквозь призму сыновней любви.

— Раньше я был несправедлив к вам, теперь вы несправедливы к самому себе. Неужели вы так же относитесь и ко мне?

— Ну уж к вам-то я никогда не относился несправедливо.

— Тогда разрешите обратиться к вам с просьбой.

— Сколько угодно.

— Если я совершу что-то плохое или недостойное, браните меня, но не говорите о снисхождении. Прошу вас.

— Согласен.

— Спасибо, сэр. А теперь давайте вернемся к костру, пожелаем всем спокойной ночи, и я провожу вас в отведенные для вас покои. Лучше лечь пораньше, завтра надо встать с рассветом.

— Зачем?

— Я поставил капканы на бобров у Бифока и приглашаю вас пойти со мной за добычей.

Он провел меня к пещере, приподнял полог из шкур, пропуская меня внутрь, и зажег свечу из оленьего жира.

— Здесь вы можете спать, не опасаясь, что проснетесь с ревматизмом или насморком, — сказал он.

— Вы считаете, что я настолько изнежен, что на свежем воздухе начинаю чихать и кашлять?

— Что вы, сэр! Но дело в том, что ночи в долине холодные и сырые, а мне хотелось бы, чтобы вам у нас было удобно. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Спокойной ночи!

Он подал мне руку и вышел, дружелюбно улыбнувшись на прощание. Оставшись один, я внимательно осмотрел мое пристанище, напоминавшее скорее монашескую келью. Это была не естественная пещера, как мне вначале показалось, а вырубленный в скале человеческой рукой грот. Каменный пол был устлан шкурами, у стены стоял сколоченный из толстых бревен топчан с ворохом шерстяных одеял. На колышках, вбитых в трещины гранитных скал, висели охотничьи принадлежности. Судя по всему, Гарри уступил мне собственное жилище.

Огромная усталость, внезапно навалившаяся на меня, была главной причиной того, что я остался в тесной келье: тот, кто привык к бесконечному простору прерии, с трудом переносит тюрьму, которую люди гордо именуют домом.

В пещере было тихо, поэтому я спал как убитый и проснулся позже, чем обычно, да и то меня разбудил чей-то голос:

— Сэр, я готов подумать, что подушка и одеяло вам милее доброй охоты. Но учтите, что дичью, съеденной во сне, сыт не будешь.

Я вскочил на ноги и, еще не отойдя от сна, с недоумением уставился на человека у входа в пещеру. Это был Сэм Хокенс в полном трапперском снаряжении.

— Через минуту я буду готов, дорогой Сэм.

— Поторопитесь, маленький сэр уже давно ждет нас и горит нетерпением показать вам свои угодья.

— Вы идете с нами?

— Придется, чтоб мне лопнуть. Мальчику не по силам тащить на себе все снаряжение, а Олд Шеттерхэнд не вьючное животное.

Гарри ждал нас у выхода из долины. Сэм забросил на спину полдюжины капканов и поспешил к мальчику.

— Мы идем пешком? — спросил я.

— Разве ваш конь умеет ставить силки или ловить бобров на дне реки? Надо поторапливаться, чтобы успеть вернуться до обеда, иначе нам придется поститься до вечера, — ответил Сэм. Он был все такой же неунывающий шутник.

— Но мне надо напоить лошадь!

— Не беспокойтесь, Гарри уже все сделал.

Его слова обрадовали меня: Гарри позаботился о моем коне, а тем самым и о его хозяине. Да, Олд Файерхэнд сумел объяснить сыну, какого обращения я заслуживаю.

Когда мы уже направились к выходу, к нам подошел Виннету.

— Сын Рибанны силен, как взрослый воин, от его глаз не ускользнет ни один бобр, а рука не сможет унести все шкурки, какие он сумеет добыть, — проговорил он в своей обычной сдержанной манере. Заметив, что я оглядываюсь и ищу взглядом Сволоу, Виннету добавил: — Мой брат может не беспокоиться, я позабочусь о его коне.

Миновав узкий овражек, отделявший нашу «крепость» от равнины, мы пошли вдоль ручья, пока не добрались до того места, где он впадал в небольшую речушку, змеившуюся по Манкисити. По ее берегам росли деревья, дикий виноград опутывал стволы, переплетаясь с ветками, свисал вниз, живой паутиной покрывая землю.

Сэм Хокенс шел впереди, и я, глядя на его сгорбленную фигуру с капканами на спине, вспоминал, как по улицам моего родного города ходили бродячие торговцы мышеловками. Сходство было поразительное, с той лишь разницей, что Сэм не кричал, нахваливая свой товар, а шел совершенно бесшумно. Его ноги сами обходили те места, где мог бы остаться след, маленькие глазки буравили густые заросли. Стояла уже поздняя осень, но растительность еще не пожухла.

Внезапно Сэм остановился, приподнял вверх ветку, осторожно выглянул из-за нее и, убедившись, что все спокойно, зашагал дальше. Гарри последовал за ним.

— Здесь у нас протоптана тропинка к бобровой плотине, сэр, — шепнул он мне.

Действительно, за зеленым занавесом начиналась тропинка, петляющая по густым зарослям. Еще какое-то время мы шли вдоль реки, скрытые в гуще кустов, пока Сэм не остановился и не приложил палец к губам в знак молчания. С реки доносилось тихое посвистывание.

— Пришли, — еле слышно, одними губами, произнес Гарри. — Часовые бобров уже насторожились.

Мы застыли как вкопанные и стояли без малейшего движения, пока свист не смолк, и только тогда осторожно двинулись дальше. Подойдя к самому берегу, мы выглянули из-за кустов, и перед нами открылся необыкновенный вид на небольшую колонию бобров.

Реку пересекала широкая плотина, по которой даже человек мог бы перебраться на противоположный берег. Четвероногие строители работали споро и слаженно. Одни подгрызали деревья и валили их в воду, другие доставляли их к плотине, третьи, орудуя хвостом, словно мастерком, обмазывали сооружение глиной.

На берегу восседал большой бобр, внимательно поглядывавший по сторонам. Вдруг толстяк-часовой навострил уши, издал уже знакомый нам свист и скрылся под водой. Остальные зверьки мгновенно последовали за ним, забавно шлепая плоскими хвостами по воде и разбрызгивая ее во все стороны.

Но кто мог испугать безобидных зверьков? Самым большим и опасным их врагом остается человек. Не успел последний бобр скрыться под водой, как мы уже лежали под низко свисающими ветками пинии, с оружием в руках ожидая появления непрошеных гостей.

Вскоре верхушки трав заколыхались, и на берег справа от нас вышли двое индейцев. У одного из них на плече висели капканы, второй нес бобровые шкурки. Он были вооружены и вели себя так, словно ожидали на каждом шагу встретить неприятеля.

— Тысяча чертей, — прошипел сквозь зубы Сэм, — негодяи нашли наши капканы и собрали урожай, который не сеяли. Ну погодите! Старушка Лидди сейчас объяснит вам, кто хозяин капканов и шкурок, чтоб мне лопнуть!

Он прицелился, но я, считая, что надо действовать без. шума, схватил его за плечо и удержал. С первого взгляда было ясно, что к нам пожаловали индейцы понка, а боевая раскраска на их лицах говорила о том, что они вышли на тропу войны. Возможно, поблизости была не одна сотня кровожадных головорезов, готовых примчаться на звук выстрелов и расквитаться с нами за смерть товарищей.

— Не стреляйте, Сэм! — прошептал я. — Возьмите с собой только нож. Наверняка они здесь не одни.

Сэм Хокенс согласился со мной, хотя у него и чесались руки всадить в краснокожих по пуле.

— Я, конечно, понимаю, что лучше убрать их потихоньку, но я человек старый, а мой нож притупился, и мне с двумя такими молодцами не справиться.

— Я подсоблю вам.

— Черт бы их побрал! Четыре капкана, по три с половиной доллара каждый! А за украденные бобровые шкуры они заплатят своими.

— Вперед, Сэм, иначе будет поздно.

Индейцы стояли к нам спиной, занятые поиском следов на берегу. Отложив ружье и достав нож, я медленно пополз к ним, как вдруг у самого уха раздался встревоженный шепот Гарри:

— Сэр, позвольте мне сделать это за вас.

— Не надо, Гарри. Убийство, пусть даже врага, не забава.

Подкравшись к индейцам поближе, я прыжком вскочил на ноги, обвил левой рукой шею того, что стоял ближе ко мне, и ударил его между лопаток. Нож с хрустом вонзился в тело, и краснокожий без стона упал на землю. Читатель должен меня понять: я не люблю убивать, но индейцы могли по нашим следам найти вход в «крепость», а я не имел права подвергать смертельной опасности жизнь остальных членов общины трапперов.

Не теряя ни секунды, я выхватил нож из раны, чтобы помочь Сэму, но тот уже стоял над поверженным врагом и даже успел снять с него скальп.

— Теперь ты можешь ставить силки и капканы в Стране Вечной Охоты, — говорил он, деловито разглядывая скальп. — И хотя мне твоя шкурка без надобности, я все же оставлю ее на память. Вы возьмете себе второй скальп?

— Нет, — отказался я. — Вы же знаете, Сэм, как я отношусь к этому варварскому обычаю. Удивительно, что вы к этому пристрастились.

— У меня есть на то свои причины, сэр. Мне пришлось воевать с такими краснокожими, что у меня не осталось ни капли жалости к ним, да и они меня не жалели. Смотрите!

Он сорвал с головы свою потрепанную временем шляпу, а вместе с ней и длинноволосый парик, под которым скрывался багровый, ужасного вида скальпированный череп. Однако это зрелище было для меня не новым, поэтому и не произвело должного впечатления.

— Что вы скажете на это, сэр? — продолжал оправдываться Сэм. — Я носил собственную шевелюру с раннего детства, привык к ней и имел на нее полное право, чтоб мне лопнуть! И вдруг появляется дюжина индейцев пауни и отнимает у меня мое естественное украшение. Пришлось идти в город, выкладывать три связки бобровых шкур и приобретать накладные волосы. Не спорю, парик — штука удобная, особенно летом, его можно снять, если вспотеешь; за него поплатился жизнью не один краснокожий, так что теперь содрать скальп — для меня большее удовольствие, чем поймать бобра.

Он водрузил на прежнее место парик и шляпу и хотел было продолжить свои рассуждения о пользе накладных волос и необходимости снимать скальпы с индейцев, но мне пришлось остановить поток его красноречия. В любое мгновение следовало ждать нападения, к тому же надо было торопиться предупредить об опасности жителей «крепости».

— Сэм, помогите мне спрятать трупы. Я с удовольствием выслушаю вас на досуге, а сейчас нам надо спешить.

— Вы правы, сэр. Готов держать пари, что краснокожие скоро будут здесь. Пусть наш маленький сэр пока спрячется в кустах и следит, чтобы к нам никто не подобрался.

Гарри подчинился, а мы утопили тела убитых нами индейцев в прибрежных камышах.

— Вот и все, — подытожил Сэм. — Теперь их и с собаками не сыщешь. Возвращайтесь с мальчиком в «крепость» и предупредите остальных, а я пойду по их следу и разнюхаю, что к чему.

— Сэм, может быть, вы сходите к отцу? — обратился к нему с просьбой Гарри. — В силках и капканах вам равных нет, но в разведке две пары молодых глаз видят лучше.

— Так уж и быть, раз вы настаиваете, но если с вами что-нибудь случится, моей вины в том не будет.

— Не волнуйтесь, Сэм. Вы ведь знаете, что со мной не так-то просто справиться. Вы сегодня уже сняли скальп, надо же и мне разжиться одним-другим трофеем.

С этими словами Гарри скрылся в кустах. Я последовал за ним, и, хотя обстоятельства требовали напряженного внимания, я не мог оторвать глаз от складной фигуры мальчика, не мог не любоваться им. С ловкостью опытного вестмена он бесшумно продвигался сквозь густые заросли, каждое его движение было расчетливым, осторожным и уверенным одновременно. Его повадки говорили о том, что он с раннего детства жил в прерии и прошел через суровые испытания, обострившие его чувства и закалившие характер.

Почти полчаса ушло у нас на то, чтобы продраться через заросли к следующей колонии бобров. Ни на плотине, ни на берегу не было видно ни одного зверька — верный признак того, что их потревожил человек.

— Здесь стояли наши капканы, те самые, что украли у нас индейцы. Мы без труда найдем здесь их следы и пойдем по ним дальше. Смотрите, они пришли из лесу.

Мальчик решительно направился в сторону леса, но я удержал его.

— Гарри! — мягко, но с нажимом сказал я.

Он остановился, вопросительно глядя на меня.

— Мне кажется, было бы лучше, если бы вы вернулись, предоставив мне выяснить, откуда здесь взялись индейцы понка.

— Лучше для кого, сэр?

— Для всех нас. Вы представляете, как это опасно?

— Не хуже, чем вы, сэр! Я побывал не в одной переделке, и никто не может сказать, что я вел себя недостойно перед лицом опасности. Может быть, вы думаете, что я испугаюсь, увидев разрисованные физиономии?

Я сдался. Теперь мы шли среди стройных деревьев, под густой сенью их крон. Влажный, мягкий мох, ковром устилавший землю, хорошо сохранил отпечатки ног, обутых в мокасины.

Внезапно Гарри, шедший впереди меня, остановился. Я взглянул на след и сразу понял, что на разведку вышли четверо краснокожих и именно в этом месте они разделились на пары. Такое количество разведчиков, да еще в полном боевом снаряжении, говорило о том, что поблизости находится большой отряд и что, скорее всего, индейцы пришли мстить нам за своего вождя, убитого в схватке у железной дороги.

— Что будем делать? — спросил Гарри. — Эти двое пошли к нашему лагерю. Нельзя допустить, чтобы они разведали подход к «крепости». Пойдем по следу или вернемся напрямик?

— Ни то ни другое. Мы пойдем по следу, но не за ними, а в противоположном направлении и выясним, где укрылся их отряд, пересчитаем их и попробуем узнать, что они задумали. У входа в нашу «крепость» стоит часовой, поэтому не стоит беспокоиться.

— Вы правы. Пойдемте.

Склон горы, у подножия которой струилась река, порос лесом, тянувшимся по равнине до самого горизонта. Время от времени нам встречались глубокие крутые овраги, сплошь покрытые папоротником и колючим кустарником. Осторожно подбираясь к одному из таких оврагов, я почувствовал легкий запах дыма. Осматриваясь и принюхиваясь, я шел на запах индейского костра, как собака идет на запах дичи. Учуять запах костра краснокожих намного труднее, чем запах костра белых, которые не жалеют дров, в то время как коренные жители прерии лишь едва-едва поддерживают огонь. Виннету не раз говорил мне, что костер бледнолицых можно учуять за милю и что у них нельзя согреться, не поджарив пятки.

— Прячьтесь в кустах, — шепнул я Гарри, — а я тем временем взгляну, кому понадобилось разводить огонь в наших владениях.

— Почему бы нам не взглянуть вместе?

— Чем больше глаз, тем больше опасность, что нас обнаружат, — не допускающим пререканий тоном ответил я на его просьбу.

Судя по тому, что мальчик немедленно повиновался и, умело заметая следы, скрылся в зарослях, легенды о подвигах Олд Шеттерхэнда произвели на него впечатление.

Прячась за деревьями, я подкрался к краю оврага, осторожно заглянул вниз, и от увиденного у меня перехватило дыхание. Медным изваянием у входа стоял длинноволосый индеец племени понка, вдоль обрыва пристроились еще с полдюжины часовых, к счастью, не заметивших меня, а на самом дне расположились не менее сотни воинов. Пытаясь пересчитать их, переводя взгляд с одного краснокожего на другого, я вдруг застыл от изумления: у костра сидел не кто иной, как белый вождь Паранох, он же Тим Финетти! Возможно ли? Ведь я всадил свой нож в его грудь по самую рукоятку! Я помнил его лицо, искаженное гримасой боли и призрачным светом луны! Я сам видел, как Виннету, ведомый жаждой мести, снял с него скальп!

Пораженный «воскрешением» покойника, я взирал на Параноха, с чьей головы свисала пышная скальповая прядь, достойная украсить голову известнейшего воина. Неужели рана его была не опасной? Или тут сказалось чудо знаменитой индейской медицины? Как бы то ни было, но Паранох, живой и невредимый, сидел сейчас у костра…

Вертевший головой часовой повернулся в мою сторону, и мне пришлось укрыться. Не ожидая, пока нас обнаружат, я уполз назад и, знаками приказав Гарри двигаться за мной, снова пошел по следу краснокожих разведчиков. Добравшись до места, где следы раздваивались, я, ничего не объясняя Гарри, ставшему послушным и беспрекословно подчинявшемуся малейшему моему знаку, пошел за двумя оставшимися в живых разведчиками.

Теперь я был совершенно уверен в том, что индейцы понка, потерпев неудачу возле железной дороги, собрали многочисленный отряд и пошли за мной, Олд Файерхэндом и Виннету, чтобы отомстить. Пока Олд Файерхэнд зализывал раны, им удалось собрать сотню воинов, готовых рискнуть своей шкурой ради наживы. Но почему Параноху, чудом выжившему после схватки со мной, понадобилось столько воинов, чтобы сразиться с нами? И почему они не напали на нас в пути, но дали нам возможность достигнуть «крепости»? Скорее всего, Тим Финетти пронюхал об охотничьем поселении и теперь собирался завладеть им, уничтожив всех его жителей.

Мы быстро шли по следу краснокожих разведчиков, когда вдруг из-за развесистого дерева послышалось бряцание металла. Велев Гарри спрятаться, я выхватил нож, прижался к земле и, огибая заросли, пополз в направлении странного звука. Через два десятка метров я увидел в траве сваленные в кучу капканы и пару кривых ног, обутых в огромные, не по размеру, мокасины, над которыми возвышалась охотничья куртка и потрепанная фетровая шляпа.

Сэм Хокенс! Я увидел его обросшую седой щетиной физиономию, маленькие глазки и выдающийся нос. Но что он делает здесь, если, по моим расчетам, уже давно должен был находиться в «крепости»?

В метре от вестмена лежала его допотопная Лидди. Я дотянулся до нее, подтащил ее к себе и с опаской взвел проржавевший курок. Раздался громкий щелчок, Сэм повернулся на звук так быстро, что густые ветви дерева, среди которых колыхалась его голова, вцепились в шляпу и сдернули ее вместе с париком. Увидев направленную на него его же Лидди, вестмен оцепенел, но, разобравшись, что к чему, растянул рот в широкой улыбке.

— Сэм Хокенс, — шепнул я, — если вы немедленно не закроете рот, я запихну в него все ваши капканы.

— Ну и напугали же вы меня, сэр, чтоб мне лопнуть! — тоже шепотом ответил вестмен, не издавший, несмотря на испуг, ни единого неосторожного звука. Водрузив на место парик и шляпу, он добавил: — Чтоб мне провалиться! У меня до сих пор мурашки бегут по коже! А если бы на вашем месте был краснокожий…

— То вы, кроме скальпа, потеряли бы и парик, — прервал я его. — Получайте назад свое ружье и рассказывайте, почему это вам вздумалось здесь уснуть.

— Уснуть? Конечно, вы сумели подкрасться ко мне незаметно, но я не спал. Здесь поблизости бродят два индейца, которых я собирался поймать и привести в наш лагерь. Но, ради Бога, не говорите никому, что застали меня врасплох. Прошу вас, молчите о том, что вы посрамили старого Сэма Хокенса.

— Не беспокойтесь, сэр, я буду нем, как рыба.

— Но где же маленький сэр?

— Он здесь, рядом. Я услышал, как вы на весь лес гремите капканами, и решил проверить, откуда идет этот колокольный звон.

— Колокольный звон? Неужели я так расшумелся? Старый, глупый енот! Собрался за скальпами, а его слышно в Канаде, чтоб мне лопнуть! — сокрушался Сэм. — А как вы здесь оказались? Напали на след краснокожих?

Выслушав мой рассказ, он согласился с моими догадками.

— Мда, — сказал он, — нам придется несладко. А я преспокойно шел назад в лагерь, как вдруг увидел двух краснокожих, крадущихся по зарослям шагах в восьми от меня. Какая неожиданная встреча, чтоб мне лопнуть. Пришлось мне спрятаться в кустах и понаблюдать за ними… Один из них пошел вниз по течению, а второй отправился разнюхивать, что делается в долине. Однако я уверен, что эта прогулка не пойдем им на пользу, чтоб мне лопнуть. Я буду ждать их здесь, чтобы расспросить о впечатлениях.

— Вы думаете, они вернутся сюда?

— Ну конечно, краснокожие лазутчики договорились встретиться там, где расстались. Если хотите помочь мне, засядьте вон в тех кустах, чтобы они оказались между двух огней. И приглядите за мальчиком, а то он от нетерпения Бог весть что натворит.

Я охотно согласился помочь Сэму, и мы с Гарри укрылись в кустах. Ждать пришлось долго, только несколько часов спустя мы услышали тихие, крадущиеся шаги, и на поляну вышел высокий поседевший воин. У его пояса уже не хватало места для новых скальпов, и он украсил своими боевыми трофеями швы на куртке и штанах.

Как только он оказался между нами, мы бросились на него и покончили с ним. Та же участь ожидала и второго разведчика. Теперь мы могли вернуться в «крепость» тем же путем, которым утром покинули ее. У входа в кустах ежевики лежал Билл Паркер, который сообщил, что один из лазутчиков бродил в окрестностях нашего лагеря.

— Ты был, есть и будешь гринхорном, Билл, пока краснокожие не снимут с тебя твою пышную шевелюру. Ты, наверное, подумал, что индеец пришел сюда подышать воздухом, и только поэтому не пристрелил его, чтоб мне лопнуть!

— Попридержи язык, Сэм Хокенс! С каких это пор Билл Паркер стал для тебя гринхорном? Думай, что говоришь, старый енот. Не знаю, сколько сыновей было у твоей матери, но ты не самый умный из них, если еще не понял, что разведчиков не убивают, чтобы не привлекать внимания врага.

— Может быть, и так, но его скальп уже у меня.

И Сэм Хокенс зашлепал по ручью и, прежде чем скрыться в каменном тоннеле, повернулся и предостерегающе произнес:

— Смотри в оба, Билл. Этих краснокожих здесь чертова уйма, и они готовы сунуть нос, куда их не просят.

На пронзительный свист старого траппера сбежались все жители «крепости» и молча, с напряженным вниманием выслушали наш рассказ. Только Олд Файерхэнд, когда я упомянул белого вождя Параноха, не смог сдержать крика радости:

— Неужели? Теперь он от меня не уйдет, я выполню свою клятву. Я столько лет ждал!

— Но как случилось, что у него снова отросли волосы?

— Да так же, как и у Сэма Хокенса. В ту ночь вы его только ранили, и, пока я приходил в себя после схватки, он успел зализать раны и пустился за нами в погоню.

— Тогда почему же он не напал на нас в пути?

— По-видимому, он хочет разделаться не только с нами, но и со всей колонией трапперов. Мы ему как кость в горле. Вы очень устали, сэр?

— Нет.

— Я должен увидеть его. Проведите меня к их лагерю.

— Если вам это действительно необходимо. Хочу обратить ваше внимание на то, что вылазка небезопасна. Лазутчики индейцев не вернутся, и остальные пойдут на их поиски. Если мы столкнемся с ними в лесу, обратный путь нам будет отрезан.

— Не могу сказать, что вы не правы, но и сидеть здесь и дожидаться, пока они до нас доберутся, выше моих сил. Дик Стоун!

Из толпы вышел Дик Стоун, который провел вчерашний день на охоте и потому не видел меня. Мы обнялись.

— Ты слышал, куда мы собрались? — спросил его Олд Файерхэнд. — Бери ружье, сходим полюбуемся на краснокожих.

— Я готов, сэр. Мы идем пешком?

— Да, тот, кто остается в лагере, пусть спрячет бобровые шкуры в тайники. Может так случиться, что краснокожие не мытьем, так катаньем добьются своего и проникнут в «крепость». Гарри, ты с двумя Биллами, Паркером и Балчером, следите за порядком в лагере.

— Отец, позволь мне пойти с тобой, — в голосе мальчика послышалась мольба.

— Ты не сможешь помочь мне, дитя мое, отдохни, тебя ждет еще не один поход.

Гарри никак не хотел согласиться с решением отца, но тот был неумолим, и вскоре Олд Файерхэнд, я и Дик Стоун шагали вдоль ручья к выходу. Я сожалел, что с нами не было Виннету, ушедшего из лагеря несколько часов назад и до сих пор не вернувшегося. С одной стороны, апач с его дьявольски тонким чутьем был незаменим в наших условиях, когда, продираясь сквозь заросли, мы могли на каждом шагу нос к носу столкнуться с индейцами, посланными на поиски пропавших лазутчиков, с другой стороны, я беспокоился за него.

Внезапно заросли перед нами заколыхались, и Виннету предстал перед нами. Наши руки, метнувшиеся было к оружию, опустились.

— Виннету пойдет с белыми мужами, — произнес он, — чтобы провести их к Параноху и его воинам.

Мы с удивлением воззрились на него, не понимая, откуда он узнал о присутствии индейцев понка.

— Мой брат видел наших врагов? — спросил я.

— Виннету хотел уберечь от опасности сына Рибанны и своего брата Олд Шеттерхэнда и пошел за ними. Он видел, как их ножи отняли жизнь у краснокожих, и он видел Параноха. Белый вождь украсил голову скальпом индейца из племени оседжо, но его волосы лживы и обманчивы, как и его язык. Виннету убьет его.

— Прошу тебя, отдай его мне! Я, и только я, должен убить Параноха! — с горячностью воскликнул Олд Файерхэнд.

— Виннету уже уступил его однажды своему другу. Теперь моя очередь…

Я уже не слышал, что ответил Виннету и что ему на этот раз возразил Олд Файерхэнд, так как в ветках одного из кустов блеснули чьи-то глаза. Рванувшись туда и одним огромным прыжком преодолев разделяющее нас расстояние, ломая ветки и сучья, раздирающие мне в кровь лицо, я всем телом обрушился на лазутчика.

Помяни черта, и он тут как тут. Это оказался именно Паранох, о котором мы говорили. Не успел я вцепиться ему в горло, как со всех сторон послышались вопли краснокожих, бросившихся на помощь своему вождю.