И в уединенной лаборатории, стоявшей в густом лесу, появился Геннадий Андреевич Второв.
Несомненно, на Земле было много людей, биотоки мозга которых могли соответствовать биотокам фаэтонцев. Но они были неизвестны. Только относительно одного Второва это знали достоверно.
— Заставьте шар открыться, — предложил ему Владимир Сергеевич.
Без преувеличений можно сказать, что результата этого опыта с волнением ждал весь мир.
Но и Второва постигла неудача. Граненый шар не изменил своего вида. Никакого отверстия не появилось. Однако была одна деталь, которая сразу показала, что, несмотря на неудачу, догадка верна.
Как только Второв сосредоточил свою мысль, в кажущейся глубине грани вспыхнули хорошо знакомые ему огоньки. Было ясно, что шар “приготовился”. Мертвый кусок металла ожил.
Чего же ждал он от человека? Какого “приказа”?..
Начались поиски. День за днем Второв просиживал по несколько часов напротив шара, давая ему всевозможные приказы. Он до предела напрягал свое воображение. Все было тщетно. Ему начинало казаться, что мерцающие огоньки смеются над его усилиями. Граненый шар не слушался.
Наступил день 25 октября 19… года.
Четыре человека, бьющиеся над шаром, запомнили навсегда это число. И не только они.
Тайна раскрылась!
Кто мог додуматься до этого! То, что произошло, было слишком невероятно!
В отчаянии от бесплодных усилий, исчерпав все, что могло случиться с шаром, Второв почти машинально вообразил, что шар… заговорил!
В то же мгновение четверо людей услышали голос. Они могли поклясться, что их окружала полная тишина. Ни звука не доносилось снаружи лаборатории. Но каждый из них отчетливо услышал знакомый голос. И он произносил русские слова!
Конечно, все это было просто. Просто с фаэтонской точки зрения. Их биотехника стояла высоко. И, привыкнув к ней, они невольно считали ее простой и для других. Так всегда бывает.
Человек мыслит словами. За каждым словом стоит какой-то предмет или понятие. Слыша фразу, мы, не замечая этого, представляем себе соответствующую вещь или действие. Сами по себе слова — пустой звук.
Но если слова могут вызвать представление, то возможно и обратное: представление можно воспринять словами. И каждый человек “услышит” эти слова на своем привычном языке. Возникнет мысль, как будто бы сказанная самим человеком.
“Фаэтонцы заключили в граненый шар то, что они хотели сказать в форме представлений, понятий и образов. На каком бы языке ни мыслил будущий слушатель, он должен был воспринять зашифрованный язык фаэтонцев на своем родном языке.
На разных языках слова звучат разно, но значат они одно и то же. Стул можно называть с помощью звуков совершенно не похожих друг на друга, но, в конечном счете, все они создадут одно понятие — стул, предмет, предназначенный для сидения на нем. То же самое и со всем остальным.
Другой вопрос — как это сделать? Мы привыкли, что речь можно записать на пластинку, на ленту магнитофона. Нас не удивляет, что она звучит из мертвого аппарата как живая. Записывать мысли мы еще не умеем. Да еще так, чтобы они “зазвучали” после мысленного же приказа. Это техника будущего. Для нас. Но для фаэтонцев это была техника настоящего. И они ею воспользовались. Это было просто, логично и рационально. В мозгу четырех людей звучал их собственный голос. И он говорил им, что они должны делать дальше.
“Запись” оказалась очень короткой. Она заключала в себе не более двух десятков фраз, иногда одиночных слов. А случалось и так, что мысли внезапно путались, и никак нельзя было уловить смысла. Очевидно, фаэтонец, “диктовавший” аппарату, в эти мгновения создавал перед собой образы или понятия, недоступные мозгу человека Земли. Но основной смысл “послания” полностью восприняли все четверо.
Людям Земли дали указание. Не здесь, в этих шарах, заключалось наследство фаэтонцев. Шары предназначались только для того, чтобы указать, где искать подлинный “клад”.
Когда испробовали все четыре шара, из каждого услышали одно и то же: четыре раза фаэтонцы повторили свою речь.
Многое стало понятным. Клад, спрятанный на Земле, был настолько ценен, что фаэтонцы боялись доверить его человеку до тех пор, пока его развитие не станет высоким настолько, чтобы разумно распорядиться им. Они нашли надежное хранилище. А указания о нем спрятали на Арсене, справедливо полагая, что добраться до него может только человек, вооруженный мощной наукой и могучей техникой.
И до самого клада здесь, на Земле, не в состоянии был добраться человек без помощи той же техники.
Хранилище расположили в глубине материка Антарктиды, в точке полюса.
Любопытно, что послание фаэтонцев не указывало именно на Южный полюс. Очевидно, они не знали этого. В мозгу людей возникал полюс вообще. Но материк только на Южном, на Северном — море.
И ничего не было сказано о том, что ждет там людей. Новые “ящики” или что-нибудь другое? Фаэтонцы дали знать об огромной ценности спрятанного. И только.
И еще! Там же, в тайнике, находился такой же граненый шар, как на Арсене. Очевидно, от него люди узнают, что делать с кладом, но было достаточно ясно указано, что не он является главным.
Что же находится в глубине материка Антарктиды?
Все население земного шара гадало об этом. Газеты были заполнены всевозможными предсказаниями.
Первым достиг Южного полюса знаменитый Роальд Амундсен. Это произошло в 1911 году. В 1912 году полюс посетил англичанин Скотт. В ноябре 1929 года американец Берд пролетел над ним на самолете. А затем началось планомерное освоение Антарктиды, начатое Советским Союзом. Вслед за поселком “Мирный” появился поселок на самом полюсе. Ко времени, когда люди узнали о фаэтонцах, там существовал довольно большой научный городок.
В центре, на небольшой площадке, высился обелиск. Он стоял точно на полюсе. Тонкая игла на его вершине была как бы зримым концом воображаемой земной оси.
На материке Антарктиды велись бурения, производились поиски ценных ископаемых. Легко могло случиться, что хранилище фаэтонцев было бы обнаружено. Что случилось бы тогда? Не зная, что это такое, люди могли безвозвратно погубить бесценное сокровище. И никогда человечество не узнало бы, отчего погиб Фаэтон.
***
В ноябре 19… года самолеты СССР, Англии и США слетелись к Южному полюсу. Они доставили сюда ученых, инженеров и все, что было нужно, чтобы проникнуть в недра плоскогорья.
Разумеется, среди прилетевших был Второв.
Его охраняли как зеницу ока. Берегли, как величайшую драгоценность. Только с его помощью можно было “спросить” спрятанный где-то здесь шар. Ответ, это знали по опыту, мог услышать не он один.
Сами собой возникали недоуменные вопросы. Если только один человек мог приказывать фаэтонской технике, то как могли фаэтонцы полагаться на подобную случайность? Почему не придумали что-нибудь другое, доступное всем разумным существам? Предусмотрели же они, чтобы ответы слышали все.
Это было непонятно.
Но, как бы то ни было, помочь мог только Второв
Все было подготовлено к началу работы. И 20 ноября первый бур вонзил свое острое жало в промерзшую землю.
Памятника решили не трогать. Хранилище фаэтонцев занимало, вероятно, не мало места. Бурение производили в четырех точках вокруг обелиска.
Было уже известно, как тверды материалы, употребляемые фаэтонцами в подобных случаях. Не опасаясь больше испортить содержимое, инженеры делали попытки вскрыть один из говорящих шаров, чтобы увидеть загадочные аппараты, заключенные в нем. Но пока что эти попытки не увенчались успехом. Металл шара не поддавался никакому воздействию.
Буры все глубже уходили в почву плоскогорья. Пройдено пятьдесят метров.
Все ждали момента, когда они остановятся, наткнувшись на непреодолимую преграду. Это покажет, что искомое найдено. А если хранилище покрыто бетоном, как на Венере, то бур пройдет через него и окажется в пустоте. Чувствительные приборы тут же сообщат об этом.
Достигнув глубины в шестьдесят метров, буры остановились. Что-то не пускало их дальше. Не пускало все четыре.
— Глубоко они зарыли свой клад, — сказал Семенов, руководивший работой. — И как точно!
Извлеченные на поверхность земли буры тщательно осмотрели. Алмазные наконечники притупились. На одном из них удалось обнаружить едва заметные следы желто-серого металла.
Быстрокрылое радио разнесло весть об успехе по всей Земле.
На Южный полюс прибыла научная комиссия, возглавляемая Сергеем Александровичем Камовым. В ее составе находились Волошин, Мельников и Пайчадзе. Кому же, если не звездоплавателям, принять в свои руки наследство фаэтонцев!
Началась вторая стадия работы. Нужно было построить шахту. Радиозондами определили форму металлического препятствия, остановившего буры. Оно оказалось круглым. Но буры остановились на одной и той же глубине. Значит, это не шар, а плоская крышка. Ее диаметр составлял двенадцать метров.
Семенов был прав: круглая крышка была помещена геометрически точно на полюсе. Земная ось проходила через ее центр.
И фаэтонцы были правы. Невозможно было прорыть шестидесятиметровую шахту, не имея в распоряжении мощных машин на полюсе. Их расчет оказался правильным: что бы ни нашли люди, они были уже достаточно вооружены знаниями, чтобы разумно распорядиться “наследством”.
Шахту решили прорыть непосредственно рядом с обелиском, чтобы достигнуть центра крышки. Если существовала дверь, она логически должна была находиться именно в центре.
Заработали динамо, давая силу машине. Алмазные резцы врезались в землю. Автоматически действующие конвейеры непрерывным потоком выносили на поверхность срезанные пласты гнейса, диорита и песчаника.
Шахта углублялась на глазах. Работа шла без участия людей. Они сделали свое дело — установили машину, подвели к ней питание и дали ей нужнее направление. Остальное сделала сама машина.
И вот огромный “крот” вернулся на поверхность земли. Далеко внизу под лучом света блеснула желто-серая крышка хранилища. Цель достигнута.
Владимир Сергеевич Семенов спустился в шахту по веревочной лестнице. Нужно было, прежде чем пустить туда Второва, выяснить вопрос, есть дверь или нет.
Он сразу увидел ее. На желтом фоне ясно виднелся край синего пятиугольника. Шахта прошла немного в стороне от центра. Пятиугольник был обнажен меньше чем наполовину.
Снова пускать в ход землеройную машину не было смысла. Вооруженные вибраторами инженеры сами взялись за работу.
Недра полюса когда-то были разрыхлены фаэтонцами. Но за тысячи лет (кто знает, может быть, прошли десятки тысяч лет, а некоторые ученые считали, что даже и не тысячи, а миллионы) все снова — приняло первоначальный вид, наглухо “срослось”, и электровибраторы с трудом входили в твердую породу. Работа продвигалась буквально миллиметрами.
Но вот пятиугольный контур полностью обнажен. Это был вход в хранилище, и он должен был открываться так же, как пятиугольные двери на фаэтонском звездолете, — без каких-либо кнопок.
Все было предусмотрено. Если бы люди не знали о существовании фаэтонцев, не имели опыта с кольцевым кораблем, то никогда не смогли бы догадаться как открывается дверь, да и вообще не подумали бы, что синяя линия — граница входа. Найденное случайно, хранилище осталось бы неприступным.
Пришла очередь Второва. В сопровождении Камова, Мельникова и Семенова Геннадий Андреевич спустился в шахту.
Наступил решающий момент операции.
Длинный путь привел людей к этому месту. В памяти Второва промелькнули скалы Арсены, круглая котловина, каменные чаши венериан, кольцевой звездолет фаэтонцев и вся мучительная эпопея его и Мельникова. Все это были звенья одной цепи. Наконец четыре шара в лаборатории, таинственный голос — и вот они стоят здесь, на полюсе, в шестидесяти метрах от поверхности земли, а перед ними тонкая синяя линия, означающая вход.
Что там?
Тысячи предположений и догадок были высказаны за эти дни в газетах и журналах всего мира. В тщательно замаскированном хранилище фаэтонцев, в самой труднодоступной точке земного шара, ожидали найти все, что угодно, но подавляющее большинство считало, что будут найдены “говорящие” машины и кинофильмы. В хранилище могли оказаться такие же аппараты, какие были доставлены с Арсены, но, конечно, более мощные, заключающие в себе все, что фаэтонцы считали нужным оставить в наследство людям Земли. Мельников и Второв видели их фильм и убедились, как высоко было развито на Фаэтоне искусство съемки. И почти никто не сомневался, что наука пятой планеты предстанет перед людьми именно в кинофильме.
Фильм в сочетании с говорящим аппаратом, — очень многое можно было рассказать с помощью этих средств.
Но, рассуждая так, люди забывали, вернее, не сознавали еще, огромной разницы между наукой Фаэтона и наукой Земли. Все знали, что фаэтонцы обогнали людей, но никто не представлял себе с полной ясностью, сколь велика была пропасть, разделявшая их.
Какими словами современный человек смог бы рассказать египтянину времен первой династии о технике и науке двадцатого века? И, вдобавок, рассказать, не зная языка, на котором говорит и думает слушатель.
Второву не в первый раз приходилось мысленным приказом открывать фаэтонские двери. Но сейчас он испытывал особо сильное волнение. Раньше он знал, что ждет его за дверью, теперь там была неизвестность.
Сверху, наклоненный над шахтой, светил прожектор.
Синий контур был виден отчетливо. Второв смотрел на него, ожидая, чтобы успокоилось сердце.
Хорошую школу прошел Геннадий Андреевич. Легко было невольно подумать об открытом входе. Но он хотел действовать наверняка и не допускал случайных мыслей.
Для Семенова, Камова и Мельникова время тянулось нескончаемо. Им начало казаться, что Второва постигла неудача.
Второв закрыл глаза. Пятиугольный контур продолжал находиться перед его мысленным взором, он как бы видел его сквозь опущенные веки.
И чудо фаэтонской техники совершилось послушно.
Потускнел металл контура. Словно растворяясь в невидимой кислоте, он исчезал на глазах. И вот блеснули в свете прожектора желто-серые ступени узкой лестницы. Они вели в темную глубину.
НАСЛЕДСТВО ФАЭТОНЦЕВ
Не сразу решились четыре человека спуститься по лестнице, хотя было ясно, что именно для них она и оставлена.
Камов поднялся на поверхность, чтобы рассказать нетерпеливо ждущим ученым об удаче.
Он вернулся с четырьмя предохранительными масками.
— Нам рекомендуют принять меры предосторожности, — сообщил он. — Там, в подземелье, могли скопиться вредные газы.
— Откуда? — возразил Второв. — Хранилище было герметически закрыто. Там воздух нашей Земли.
— Вот именно. Воздух Земли, но только тот, который был на ней сотни тысяч лет тому назад.
— Мы и сейчас дышим этим воздухе!
— Необязательно, — сказал Мельников. — Вспомни, двери фаэтонского звездолета открывались в пустоте и воздух не выходил наружу.
При этих словах все посмотрели на отверстие у своих ног. Оно казалось пустым. Ничто не препятствовало проходу через него. Но это впечатление могло быть обманчиво.
Мельников наклонился и опустил руку в отверстие. Она прошла, но он ясно почувствовал какое-то сопротивление. Невидимая завеса походила на упругую ткань. Она “образовалась” под напором его руки, но сжимала запястье плотно и сильно.
Вход в хранилище продолжал оставаться закрытым.
Даже об этом подумали фаэтонцы! Они проявили заботу о здоровье неведомых им людей, предвидели, что за долгие века воздух Земли может измениться, и предупреждали их, что нельзя входить, не принимая мер к безопасности.
Все они знали, обо всем думали!
— Да, — сказал Мельников. — Надо надеть маски.
Он первым прошел через “пустое” отверстие и спустился по лестнице. За ним последовали остальные.
Лестница имела шестнадцать ступеней. И все четверо поняли еще одно. Расстояние между ступенями соответствовало росту человека Земли, а не фаэтонца. Значит, фаэтонцы знали, каков будет этот рост.
— Неудивительно, — заметил Семенов. — Они видели наших отдаленных предков. Ведь человек появился сотни миллионов лет назад (вообще-то — 2 500 000—1 500 000 лет назад).
Стоя у подножия лестницы, Мельников и Второв смотрели наверх. Они привыкли, что фаэтонские двери закрываются за людьми.
Но проходили минуты, а пятиугольное отверстие не затягивалось металлом. Оно продолжало быть открытым. Через него проникал луч прожектора. На металлическом полу отчетливо обрисовывался пятиугольник. Все остальное смутно проступало в полумраке.
Пол не отражал света. Людям казалось, что помещение совершенно пусто.
Второв распорядился, чтобы был свет. И сразу же вспыхнул уже знакомый голубой туман.
Помещение осветилось.
Это была комната с прямоугольными стенами, полом и потолком, через который они проникли сюда. Она была сплошь металлической или казалась таковой. Она имела кубическую форму. От одной стены до другой и от пола до потолка было метров пять. И она, действительно, была совершенно пустой.
Никаких предметов, ничего похожего на скрытые двери, — голые стены, голый пол! Ничего!
Четверо людей с недоумением посмотрели друг на друга. Ведь не за тем, чтобы увидеть эту пустую “металлическую” комнату фаэтонцы позвали сюда людей таким сложным и запутанным способом?”…
— Диаметр хранилища, — сказал Семенов (глухо звучал его голос из-под маски), — двенадцать метров. Здесь около пяти, никак не больше.
Как же проникнуть в другие помещения?
Второв, поочередно, представил себе открытые двери на всех четырех стенах и на полу. Никакого результата! Он стал вспоминать, что говорили им граненые шары там, в далекой отсюда лаборатории. Да. Они “сказали”, что именно здесь находится то главное, ради чего люди должны найти это место. И прибавляли, что указания будут даны здесь. Они говорили о таком же аппарате, какие были найдены на Арсене. И он и его товарищи вообразили себе такой же граненый шар. Но ведь это могло быть не мыслью фаэтонцев, а их собственной… Почему обязательно такой же шар?.. Тот же аппарат! Но он может иметь совсем другую форму. Запись может находиться хотя бы… в стенах!
И Второву почудилось, что стена заговорила. Нет, не почудилось! Он “слышал”. В его мозгу настойчиво возникали мысли об ученых.
— Они требуют присутствия здесь ученой комиссии, — сказал Камов.
— Очевидно, — согласились Мельников и Семенов. — И это вполне логично.
Четверо людей вернулись на поверхность земли. Вход в хранилище и на этот раз остался открытым. Было ясно, что фаэтонцы не считали нужным закрывать его больше
На Южный полюс съехалось много ученых различных стран. Спуститься в хранилище всем сразу было невозможно. Решили, что требуемая фаэтонцами комиссия, которая, очевидно, должна была “выслушать” исключительно важные вещи, будет состоять из двенадцати человек, включая Мельникова и Второва.
Камову предстояла нелегкая обязанность сделать выбор, никого не обидев. Предложенный им список, состоящий из представителей шести стран, не встретил никаких возражений.
И вот двенадцать человек стоят на металлическом полу в освещении голубого тумана.
Что же им делать дальше?
Одиннадцать смотрели на Второва, ожидая от него нужных действий. А он сам дорого дал бы за то, чтобы получить совет.
Как сказать давно умершим фаэтонцам, что их требование исполнено и ученые Земли собрались и готовы выслушать их?
“Может быть, сами фаэтонцы…” — подумал Второв и, не закончив мысли, “потребовал”, чтобы стена заговорила.
Двенадцать человек услышали голос. Он сказал на шести языках то же, что раньше слышали четверо.
Невольно хотелось ответить. “Мы здесь, говорите!”. Но как выразить эту фразу не словами, а образами?
Высока техника фаэтонцев! Но и ей не под силу определить, кто находится здесь. По внешнему виду люди мало отличаются друг от друга. Ученый и каменщик, инженер и врач выглядят одинаково.
Надо сказать!
— Помогите мне, — попросил Второв.
— Вернемся наверх, — предложил Камов. — Подумаем.
Задача была предельно ясна. Но она не становилась от этого легче. Фаэтонский автомат был настроен на какой-то вполне определенный и, вероятно, единственный, образ. Он должен был воспринять этот образ или представление, передать другому механизму, который, в свою очередь, заставит действовать механизм записи. И только тогда люди смогут “услышать” то, что было нужно. Другого устройства нельзя было себе представить.
Что же должен вообразить Второв? Какая картина должна была ему представиться? Какое действие характеризует именно ученых? Таких действий было тысячи.
Это было похоже на поиски неизвестного числа с помощью всех мыслимых перестановок существующих чисел.
Безнадежно!
— Не могли фаэтонцы не понимать этого, — говорили все. — Нужно искать простое решение.
Легенда о “колумбовом яйце”, басня Крылова о ларчике, — как часто люди забывают эти мудрые указания. Как ни странно, но думать совсем просто не легкая вещь. Чаще всего люди ищут сложность там, где ее нет.
Это повторилось и в данном случае.
В чем же ошибались люди? Все в том же вопросе неразрывной связи представления и слова, образа и слова, понятия и слова. Слово — всегда и везде. Без слов нет мыслей! Хотя людям и кажется, что это не так.
И снова, как тогда в лаборатории, правильный путь указал Семенов.
— Вы ищете образ, который связан со словом “ученый”, — сказал он. — Но разве само это слово не создает нужное представление? Когда мы слышим или произносим слово “ученый”, мы не можем представить себе футболиста или оперного певца. Все картины, которые вы изобретаете, автоматически возникают из одного этого слова.
— По-вашему получается, что я должен просто сказать: “Ученые здесь”, — возразил Второв — Слово “здесь” так же создает вполне определенное представление.
— Да, по-моему, так, — ответил Владимир Сергеевич.
— Тогда почему же для открывания пятиугольных дверей недостаточно сказать: “Откройтесь”?
— А разве вы пробовали? Может быть, автоматы фаэтонцев гораздо тоньше настроены, чем мы думаем. Одно дело звездолет, а совсем другое здесь.
— Во всяком случае, это выглядит очень логично, — сказал Камов. — Мы автоматически повторяем те действия, которые производили на фаэтонском корабле. Вполне вероятно, что Владимир Сергеевич прав, надо испробовать.
— А если это правильно, — добавил Мельников, — то не только Геннадий Андреевич может заставить автомат сработать. Рассчитывать на случайное совпадение биотоков фаэтонцы не могли.
— Значит, любой из нас?..
— Да, любой, — уверенно ответил Мельников. — Теперь это совершенно ясно.
Двенадцать человек снова спустились в шахту.
Обычным тоном, словно обращаясь к невидимому собеседнику, Второв сказал:
— Ученые здесь.
Осталось неизвестным, прав был Семенов или нет. Каждый из присутствующих обратил внимание, что при этих словах в мозгу возникало вполне определенное представление — здесь, на этом месте, находятся люди, связанные с наукой. Все отчетливо осознали то, на что обычно не обращают внимания, — звуки слов вызвали те образы, которые и нужны были в данном случае.
А так как все знали, что именно будет сказано, то даже не владеющие русским языком восприняли их так же, как присутствующие русские. Возникло двенадцать различных по частоте, но одинаковых по смыслу биотоков.
Может быть, именно на это и рассчитывали фаэтонцы? На коллективную мысль, облегчающую устройство и настройку их аппарата?
Решение, проще которого и быть не могло, оказалось правильным.
За стеной послышался звук, — точно упало что-то металлическое. Мельников и Второв сразу его узнали. Они слышали такой звук на космическом корабле фаэтонцев.
И то, что обычно случалось с пятиугольными контурами дверей, случилось с одной из стен. Она “растаяла” и исчезла.
Открылась темная глубина, ее скрывал плотный синий туман. Ничего не было видно. Потом появились искрящиеся, словно хрустальные, нити, пронизывающие синий сумрак во всех направлениях.
Они становились все более частыми и вскоре заполнили все видимое пространство.
И люди впервые ясно увидели, что “исчезнувшая” стена по-прежнему находится перед ними. Хрустальные нити в стремительном своем движении натыкались на ее невидимую поверхность и круто изгибались в стороны. Между людьми и синим туманом стояло непроницаемое препятствие. А нити, казавшиеся тонкими полосками света, очевидно, были потоками неизвестных частиц.
Это продолжалось несколько минут. А затем и нити и самый туман внезапно исчезли.
Но наружная стена хранилища, которая должна была находиться метрах в шести от людей, все же оставалась невидимой. Ее скрывал на этот раз не синий, а молочно-белый — не туман, а свет.
И совсем близко, как будто на том месте, где находилась недавно исчезнувшая перегородка, возникла фигура фаэтонца.
Он был совсем такой же, как те, которых видели Мельников и Второв на кольцевом звездолете, а остальные люди на экранах при демонстрировании картины, заснятой Второвым. Темное трико плотно облегало его тело. На шее висела цепочка серебряного цвета.
Фаэтонец во всем был подобен человеку Земли, отличаясь только небольшим ростом, не больше метра с четвертью.
Нижняя часть его лица казалась непропорционально малой по сравнению с огромными овалам глаз и нависшим над ними мощным лбом. Брови были густы, длинны и круто загибались к вискам. Такими же густыми и длинными были ресницы.
Чувствовалось, что за этим выпуклым лбом находился мозг, во много раз превышавший своим развитием мозг человека Земли.
Прошла минута.
Люди рассматривали странного “гостя”, казавшегося реальным существом из плоти и крови. Но это был только призрак, созданный силой науки и могучей техники погибшего мира.
Фаэтонец протянул вперед обе руки (создавалось впечатление, что они вышли за границы невидимой стены) и улыбнулся.
В мозгу двенадцати человек “прозвучали” слова:
— Мое имя…
И уже не в мозгу, не в мыслях, а просто в ушах раздался певучий звук фаэтонского языка:
— … Иайа.
Где помещался аппарат, связанный с “призраком” фаэтонца и говорящий за него, люди не видели.
— Я пришел к вам, чтобы рассказать о гибели нашей планеты и судьбе ее обитателей, для того, чтобы связать вас с нашими далекими потомками на их новой родине…
Каждый из двенадцати человек отчетливо “слышал” каждое слово. Четверо записывали. Никто не знал, дадут ли фаэтонцы второй сеанс, нельзя было полагаться только на память.
Слова Иайи звучали на шести языках. Какой силой воображения, какой отчетливостью мысли надо было обладать, чтобы фразы фаэтонского языка превращались и образы и понятия, легко воспринимаемые любым мозгом!
Последние слова Иайи поразили всех. “Новая родина… отдаленные потомки”. Это означало, что обитатели пятой планеты не погибли, как думали люди. Они спаслись и поселились на другой планете, очевидно не принадлежавшей к Солнечной системе.
— Вы можете задавать мне вопросы, — продолжал Иайа. — Я буду отвечать вам. Разумеется, только на те, которые мы смогли предвидеть. В аппарате, откуда вы слышите мой голос, записано несколько десятков вопросов и ответов.
Фаэтонец замолчал. Он стоял перед людьми и смотрел на них огромными глазами, устремленными в одну точку. Его руки оставались протянутыми вперед, он как бы застыл в этой позе. И настолько живым казался Иайа, что каждый невольно подумал, что он устанет, если опустит рук.
Но изображение фаэтонца не могло устать. Могли устать сами люди. И за много веков до этой беседы, обдумывая и подготавливая ее, фаэтонцы подумали и об этом. Следующие слова Иайи показали, что он и его товарищи представляли себе всю обстановку встречи с поразительной точностью.
— Вернитесь на поверхность планеты, — сказал Иайа. — Обдумайте ваши вопросы. Спуститесь сюда через одну двухтысячную долю времени, необходимого для вашей планеты, чтобы обойти вокруг Солнца. И примите меры против усталости. Наша беседа будет продолжительной.
Разумеется, фаэтонцы не могли знать счета времени земных людей, и они нашли форму, как указать нужное время, чтобы прияли все, независимо от принятой единицы измерения.
И перед людьми снова встала желто-серая стена. Изображение Иайи исчезло.
— Это означает четыре часа и двадцать три минуты, — сказал Пайчадзе, произведя несложный расчет.
— За работу, друзья! — по-английски, чтобы все поняли, сказал Камов.
— Фаэтонцы дали нам не много времени на подготовку.
Пока ученые составляли список вопросов, которые они хотели задать Иайе, в подземную комнату спустили двенадцать кресел и расположили их полукругом перед стеной, где должен был снова появиться фаэтонец.
Мельников подробно рассказал о том, что они видели, тем, кто не был внизу. И у всех возник один и тот же вопрос — зачем понадобился фаэтонцам этот театральный эффект? Почему они не ограничились “говорящей” машиной, а сочли нужным показать людям “живого” фаэтонца?
На этот вопрос был только один ответ, и он напрашивался сам собой, особенно после того, как Йайа сказал, что фаэтонцы не погибли, а существуют где-то. Они не были уверенны, что люди увидят фильм на кольцевом корабле, и хотели показать, как выглядят те, с кем придется иметь дело впоследствии. Ведь Иайа сказал, что свяжет людей с отдаленными потомками фаэтонцев.
Другого объяснения не было. Нельзя же было предположить, что фаэтонцы поступили так из любви к эффектам.
Точно в указанное время, через четыре часа и двадцать три минуты, двенадцать человек опять собрались перед металлической стеной. Удобно расположившись в креслах, они приготовились к длительной беседе. Смело можно сказать, что ничего более странного, чем эта “беседа”, никогда не происходило на Земле.
Мельников и Второв захватили с собой кинокамеры. “Явление Иайи” должны были увидеть все люди на земном шаре.
Наступила назначенная минута.
Было очевидно, что вмешательство Второва или кого-нибудь другого сейчас не нужно. Фаэтонцы сами назначили срок, и их автоматика должна была сработать сама. Так и случилось, но только после семи минут ожидания.