СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ

Мельников был уверен, что ускорение звездолета не может продолжаться слишком долго. Это было бы технически нецелесообразно, а техника фаэтонцев, судя по всему, что они видели до сих пор, была чрезвычайно “разумна”. Но все же он не ожидал, что ускорение окончится так быстро.

Упав с мостика в момент начала взлета, он не забыл взглянуть на часы. И когда по внезапно наступившему состоянию невесомости понял, что ускорение окончилось и корабль летит по инерции с постоянной скоростью, легко убедился, что прошло только немногим больше тринадцати минут.

Знакомая картина звездного мира раскинулась за прозрачной, невидимой стенкой. Было ясно, что звездолет оставил за собой всю атмосферу Венеры и летит в пустом пространстве. Куда он направлялся? Были автоматы фаэтонцев, ведущие сейчас корабль, заранее настроены на какой-нибудь определенный маршрут или нет? Это можно будет определить только после нескольких часов пристального наблюдения за Венерой. Несовершенный способ, но другого не было в их распоряжении. Ни одного навигационного прибора.

Планета, покинутая так неожиданно, казалась совсем близкой. Необъятной клубящейся массой белоснежных облаков была закрыта половина неба. Теперь, когда исчезла сила тяжести, было невозможно определить, находится ли Венера прямо под ними или где-нибудь сбоку. Но Солнце светило как будто с того же места, Мельников помнил, что тень Второва ложилась на его ноги. Так было и сейчас. Значит, корабль не изменил направление полета. Он несет их к Солнцу. Так казалось, но было очень важно определиться точно.

Два раза Мельников подлетал на звездолете к Венере. Он видел планету на теперешнем расстоянии трижды. Неужели он не сумеет определить на глаз, на какой высоте они находятся. Пожалуй, тысяч десять километров. Да, кажется, так.

Легким толчком Мельников поднялся и, приблизившись к Второву, взялся руками за его плечи. Так было удобнее разговаривать.

— Как ты думаешь, Геннадий, — спросил он, — во сколько раз была увеличена сила тяжести при взлете?

Второв поднял голову. Мельников увидел смертельно бледное лицо с блуждающими глазами. Губы молодого инженера были мертвенно-сини.

— Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь?

Второв вдруг рассмеялся. В этом смехе звучали истерические нотки.

— Вы бесподобны, Борис Николаевич, — сказал он, продолжая смеяться. — Как я себя чувствую? Как может чувствовать себя человек, приговоренный к смертной казни, стоя под виселицей?..

Мельников понял, что его товарищ потерял самообладание. Надо применить жесткие меры, чтобы привести его в нормальное состояние.

— Стыдись! — резко сказал он. — Жалкий трус! Тряпка! И этот человек называет себя звездоплавателем!

Он отвернулся, давая Второву время прийти в себя, уверенный, что его слова окажут свое действие.

Второв молчал.

Когда через минуту Мельников обернулся, он увидел, что достиг цели: по лицу Второва бежали слезы.

— Будьте хоть немного человечнее, Борис Николаевич, — сказал он. — Не все могут быть такими, как вы. Ведь нам осталось жить всего шесть часов.

— Это почему? — спросил Мельников, делая вид, что не понимает. Он хотел, чтобы Второв начал рассуждать. Это неплохое средство вернуть спокойствие.

— Как почему? Разве вы не знаете, что наши кислородные баллоны заряжены на двенадцать часов?

— Ах да! Сколько же времени прошло с тех пор, как мы покинули звездолет?

— По-моему, часов шесть.

— Так, — сказал Мельников, — действительно получается, что нашего земного кислорода хватит ненадолго. Шесть часов! За это время многого не сделаешь.

— Мы погибли…

— Опять? Ты говорил то же самое, когда мы сидели в разбитом самолете у берега материка Венеры.

— Тогда я этого не говорил.

— Не говорил — так думал. Но однако мы живы до сих пор.

— Теперь нас ничто уже не спасет.

— Безвыходных положений не существует. У нас два шанса.

— Вот как!

Второв в изумлении смотрел на Мельникова. Ему самому положение казалось абсолютно безвыходным.

— Во-первых, — Мельников с удовлетворением видел, что лицо его товарища постепенно принимает естественную окраску, — на “СССР-КС3” не могли не заметить, что корабль фаэтонцев улетел с Венеры. Чтобы взять старт, им не нужно много времени.

Второв невольно обернулся в сторону Венеры, бессознательно надеясь увидеть вдруг родной звездолет, гонящийся за ними.

— Нам его не увидеть, — сказал Мельников. — Между ними и нами тысячи километров. Но они могут увидеть нас в телескоп. Если мы летим не очень быстро, а мне кажется, что это именно так, то “СССР-КС3” нас догонит. Это первый шанс, менее вероятный, — добавил он.

— Почему менее вероятный?

— Трудно заметить такое небольшое тело в просторах Вселенной, тем более, что “СССР-КС3” позади нашего корабля и мы обращены к нему неосвещенной стороной. Ведь они не знают, куда мы летим, в какую сторону. Это не верный, но все же шанс.

— А второй?

— Второй более реален. Каким-то образом мы пустили в ход двигатели корабля. Перед нами пульт управления, это несомненно. Нам надо догадаться, как управлять кораблем. По-видимому, он управляется совсем не так, как наши звездолеты. Мне кажется, что догадаться можно. Скорее всего, это очень просто. Конечно, на это потребуется много времени.

— Вы опять забываете, что в нашем распоряжении всего шесть часов, — уже совсем спокойно сказал Второв.

— По первому впечатлению это действительно так. Но если вспомнить некоторые факты… Ты на меня сердишься? — неожиданно перебил он сам себя.

Второв покраснел.

— Вы были правы, — сказал он. — Я действительно трус, и мне не место на звездолетах.

Мельников обнял товарища.

— Чепуха, Геннадий! Когда-то меня поражало спокойствие Камова. Это дело опыта и привычки к опасностям. Забудь мои слова. Это было не более как лекарство.

— Оно подействовало, — улыбнулся Второв. — Теперь я спокойно встречу смерть.

— Ну вот, опять смерть. Я умирать не собираюсь. Нужно бороться. А что касается воздуха…

Внезапно резким движением Мельников отстегнул герметические крепления и снял с себя шлем.

Второв замер. Он смотрел на своего товарища, ожидая увидеть признаки удушья.

Мельников дышал глубоко. В первый момент ему показалось, что воздух корабля фаэтонцев как-то странно плотен, как будто находится под повышенным давлением. Потом это ощущение прошло. Как он и ожидал, кислорода было вполне достаточно.

— Вот видишь! — сказал он.

— Как вы могли на это решиться?

— Нетрудно. Я был уверен, что мы можем дышать этим воздухом. Все, что мне известно о фаэтонцах, говорит об этом. Неужели ты не догадываешься, на чем основана моя уверенность?

— Не могу догадаться. Вы могли задохнуться.

— Не сейчас, так через шесть часов, все равно нам пришлось бы снять шлемы и проверить, пригоден ли для нас воздух звездолета. Лучше сделать это сразу. Теперь мы знаем, что в нашем распоряжении гораздо больше чем шесть часов. Запасы кислорода здесь не ограничены.

— Почему вы так думаете? — изумленно спросил Второв.

Подобно Мельникову, он снял с себя шлем и не испытал никакого затруднения в дыхании. Воздух был чист и, если не считать слабого незнакомого запаха, который они и раньше чувствовали сквозь фильтр, не отличался от земного.

— К такому выводу приводит простая логика, — ответил Мельников. — Вспомни картину фаэтонцев. И на Марсе и на Венере они ходили в костюмах, подобных нашим. Как и нам, воздух Венеры был для них непригоден. Вспомни их внешний облик, — они в точности такие же, как мы. Значит, им, как и нам, необходим кислород. Они пробыли на Венере очень много лет. Значит, добывали кислород. Но в атмосфере Венеры его очень мало. Откуда же они его брали? Несомненно, синтезировали из атомных частиц. Можно быть уверенным, что и сейчас неведомые нам аппараты возобновляют кислород в воздухе, уничтожают углекислоту и другие вредные примеси. Мы с тобой впустили сюда воздух Венеры. А сейчас? Ты слышишь запах формальдегида? Его нет, он уже уничтожен. Не надо забывать, что наука фаэтонцев далеко обогнала земную.

— Вы правы, Борис Николаевич. Но все же здесь есть что-то незнакомое. Запах. Мы можем заразиться неизвестной болезнью. Микробы и бактерии Фаэтона не могут быть такими же, как на Земле.

Мельников засмеялся,

— Всего пять минут тому назад ты говорил о неизбежной смерти. А сейчас боишься какой-то болезни. Совершенство в технике должно идти параллельно с другими науками. У фаэтонцев безусловно была высоко развита и медицина. Я думаю, что на их корабле и не было ни одной бактерии. Они должны были принимать меры против бактерий Венеры, а заодно уничтожить и свои. Это более чем вероятно, это несомненно.

— Значит, по-вашему, мы обеспечены воздухом? А как вы думаете насчет питания? У нас нет ничего.

— Вот это верно. Голод нам угрожает. Что ж, потерпим.

— Не надо терять время, — сказал Второв. — Мы с вами разговариваем, а время идет.

— Тоже верно. Но, прежде чем искать спасения, мне хотелось успокоить тебя, чтобы ты мог рассуждать хладнокровно. Мы потеряли несколько минут. Это не так важно. Все равно, даже если мы поймем, как надо управлять звездолетом, пройдет много времени, прежде чем можно будет вернуться на Венеру или лететь на Землю. Мало понять, надо приобрести навыки.

— Ну, на Землю-то мы никак не сможем лететь, — заметил Второв. — Умрем с голоду.

— Там видно будет. Ну, а теперь повторяю свой первый вопрос: как ты думаешь, во сколько раз была увеличена сила тяжести при взлете?

— Полагаю, что раза в три.

— Мне показалось, что меньше. В два раза. Но ты, пожалуй, прав. Возьмем два с половиной… Ускорение продолжалось тринадцать минут, и за это время мы пролетели около десяти тысяч километров. Потом полетели по инерции. С какой же скоростью мы летим?

— Это нетрудно высчитать.

— Знаю, что нетрудно. Сейчас… Приблизительно двадцать пять километров в секунду. Вычислять точно нет смысла. Все равно мы не знаем точной цифры ускорения. Самое главное известно — звездолет фаэтонцев летит значительно медленнее “СССР-КС3”. Если они нас увидят, то легко догонят.

— Если увидят, — вздохнул Второв.

— Но ждать “КС3”, сидеть сложа руки, мы не будем, — продолжал Мельников. — Займемся основным вопросом. Вспомни в мельчайших подробностях все свои движения перед взлетом.

— Не лучше ли мне отойти от пульта? — спросил Второв.

Мельников вздрогнул. Его товарищ все еще находился перед таинственными гранями, в глубине которых продолжали искриться разноцветные огоньки.

Непростительный промах! Как он мог забыть об этом! Кто знает, может быть, не только взлет, но и маневры корабля совершаются тем же непонятным способом…

— Конечно, — сказал он. — Давно пора.

Второв соскользнул с кресла, и они “отошли” подальше от того, что казалось им пультом управления. Оба заметили, что искрение крохотных огоньков сразу усилилось. Пока Второв находился прямо напротив одной из граней, огоньки в ней были почти неподвижны. Молодой инженер подумал, что вряд ли они поймут, в чем тут дело. Слишком далеким от земного было все это.

— Мне кажется, что я не делал никаких движений, — ответил он на вопрос Мельникова. — Вы сами запретили мне шевелиться. Я сидел неподвижно.

— Но ведь нельзя сомневаться, что именно ты пустил в ход двигатели корабля. Ты помнишь, перед тем как войти в это помещение, мы видели синий круг с желтыми линиями? Такой же круг появился перед тобой, когда ты сел в это кресло. Это было предупреждающим сигналом. В первом случае он был адресован нам обоим, во втором — только тебе.

— Да, это как будто так, — согласился Второв. — Но я хорошо помню, что не делал никаких движений.

— Выходит, что звездолет взлетел потому, что ты сказал о взлете. Но этого не может быть. Я допускаю, что автомат может быть настроен на звуки, но ведь фаэтонцы не могли знать русского языка. Кроме того, звуки их речи совсем не похожи на наши.

— Это конечно. Я сказал — хорошо помню, что вот я делаю нужное движение и звездолет… звездолет… Борис Николаевич, у меня мелькнула сейчас дикая мысль! И двери! Понимаете, двери!

— Какие двери?

— Двери на корабле. Пятиугольные контуры.

— Ничего не понимаю.

— Уйдемте отсюда, — сказал Второв, — Я, кажется, понял. Наш разговор нельзя продолжать здесь.

— Я уже думал, что лучше уйти, — сказал Мельников, тщетно стараясь догадаться, о чем говорит его товарищ. — Но нет кнопок.

— Тем лучше, — и с этими странными словами Второв повернулся к тому месту, где находился вход.

Пятиугольный контур появился мгновенно. Несколько секунд, и проход открылся.

— Вот видите, — дрожавшим от волнения голосом сказал Второв. — Я прав. Автоматика работает исправно. А мы думали, что она испортилась.

Мельников ничего не понимал. Уж не сошел ли Геннадий с ума? О чем он говорит?

Они проскользнули в отверстие, и оно тотчас же закрылось за ними.

— А вот закрываются они без этого, — сказал Второв. — Ах, фаэтонцы! Милые, мудрые фаэтонцы!

— Будь добр, — сказал Мельников. — Объясни! Что это значит?

— Это значит, что мы с вами спасены. Управлять кораблем можно, и даже очень просто.

— Ну, говори скорее!

— Сначала я произведу один опыт, — сказал Второв. — Это будет окончательным доказательством. Смотрите!

Он замер неподвижно.

Прошла секунда — и прямо перед ними снова вспыхнул синий круг. Вслед за этим дверь в помещение пульта открылась.

— А сейчас она закроется, — сказал Второв.

Дверь действительно закрылась.

— Ну вот! — Второв провел по лбу, словно вытирая пот. — Все ясно!

— Неужели это мысли?

— Нет, не мысли. Человек думает словами. Это другое. Тут, несомненно, что-то связано с биотоками организма. Теперь я знаю, почему мы взлетели. Когда я сказал эту роковую фразу, я отчетливо представил себе, как звездолет взлетает. Представил реально, зримо. Как будто я сам… понимаете, это трудно объяснить, но вот например: вы можете, глядя на какой-нибудь предмет, скажем на стул, попытаться поднять его мыслью? Нет, не мыслью, а поднимающим ощущением? Я, право, не знаю, как вам объяснить.

— Объяснять не нужно. Ты безусловно прав. Автоматика корабля управляется биотоками. Очевидно, у фаэтонцев была высоко развита дисциплина мысли. И не только мысли, но и воображения. Теперь я понимаю, почему двери открывались не сразу. Они ждали, пока ты их откроешь, бессознательно, в силу желания, чтобы они открылись. Я помню, к одной двери я подошел один, ты отстал, и она упорно не открывалась. Открылась только после того, как подошел ты. У меня нет такого сильного воображения, как у тебя. Ты более нервный, и твое воображение легко вызывает биоток. А механизмы фаэтонцев чрезвычайно чувствительны.

— Кто мог подумать об этом?

— Подумать мы могли, но нам просто не пришло это в голову. Техника биотоков не новость на Земле. Она уже существует, но пока не может достигать таких высот, как у фаэтонцев.

— И получается, — грустно сказал Второв, — что во всем виноват я один. Будь с вами кто-нибудь другой…

— …корабль бы не взлетел, — докончил Мельников. — Нет, Геннадий, так рассуждать нельзя. Если бы да кабы!.. Ты поднял корабль, ты и вернешь его на Венеру. Сейчас наше счастье именно в том, что твое воображение и твои нервные импульсы достаточны, чтобы влиять на механизмы корабля. Но надо быть исключительно осторожным. Например, резкий поворот звездолета погубит нас.

— Вряд ли они сами целиком полагались на себя, — сказал Второв. — Это слишком опасно. Скорее всего, биотоком можно пустить в ход двигатели, заставить корабль повернуть, лететь быстрее или медленнее. Но техника всех этих маневров, вероятно, автоматизирована, чтобы не перейти опасных пределов. Пример у нас есть. Ускорение закончилось без моего участия.

— А ты в этом уверен? Может быть…

Второв опустил голову.

— Уверен, — сказал он чуть слышно. — Мне стыдно, но все мои мысли и ощущения были парализованы страхом.

— Спасительный страх, — весело сказал Мельников. — Ты мог остановить двигатели, и корабль упал бы обратно на Венеру. В этом случае от нас мало что осталось бы. Так что все к лучшему. А теперь я советую отдохнуть и затем приступить к работе.

— Отдыхать? — удивился Второв. — А есть ли у нас на это время?

— Вполне достаточно. Тебе предстоит тяжелая нагрузка. Будешь учиться управлять звездолетом. А для этого надо быть совершенно свежим. В таком состоянии, как сейчас, ничего предпринимать нельзя. Кроме катастрофы, ничего не получится. Наше спасение зависит от твоего спокойствия. Спать, и не меньше восьми часов.

— А “СССР-КС3”? Он может нас догнать в любую минуту.

Мельников вздохнул.

— Увы! — сказал он. — Они нас не догонят. И потому не догонят, что не увидят. Относительно “СССР-КС3” мы находимся прямо напротив Солнца, безнадежно затеряны в его лучах. Они не могут увидеть нас.

— Но вы говорили…

— Говорил для тебя. Но сейчас ты спокоен, и можно сказать прямо: на “СССР-КС3” нечего надеяться. Я не сомневаюсь, что они ринулись в погоню за нами, но, убедившись в неосуществимости своего намерения, вернулись на Венеру. Там мы и найдем их.

— Вы думаете, что они вернулись?

— Ни минуты не сомневаюсь. Работу надо закончить.

Второв ничего не ответил. “В самом деле, — подумал он, — почему экспедиция должна прервать работу? Погибли еще двое, это не причина. Пора уж мне привыкнуть к выдержке и самообладанию людей, в среду которых я попал”. Вслух он сказал другое:

— Мы летим к Солнцу. Не лучше ли, прежде чем отдыхать, сделать попытку повернуть в другую сторону?

— Солнце, — ответил Мельников. — Оно очень далеко. Если мы даже падаем на него, то и тогда в нашем распоряжении несколько недель. Прежде чем ты как следует отдохнешь, я не пущу тебя к пульту.

— Давайте отдыхать, — покорно согласился Второв.

В мире без веса кровати не нужны. Человек может спать в любом положении на воздухе. Но сила привычки заставила Мельникова и Второва перейти в помещение, где они видели гамаки фаэтонцев. Сделанные из чего-то очень похожего на шелковые нити, эти гамаки были для людей коротковаты, но это обстоятельство не играло никакой роли. Не лежать, а только прицепиться к ним — больше ничего не требовалось, Так они привыкли спать на своем корабле.

Оба завернулись в сетки.

— Очень неприятна прозрачность стенок, — сказал Второв.

— Это от тебя зависит, — усмехнулся Мельников.

— А вы сами?

— Увы! Я никогда не отличался богатым воображением. Могу только подумать, а требуется другое. Попробуй ты, Геннадий.

Второв закрыл глаза. Стараясь как можно реальнее представить себе звездный мир, окружающий корабль, он затем мысленно вообразил, что стенки перестали быть прозрачными. Звезды исчезли… Кругом металлические стены…

— Браво! — услышал он возглас Мельникова.

Второв открыл глаза. В первый момент он даже не поверил: его желание было исполнено. Он поймал себя на самодовольной улыбке. Не чудесно ли это, — мгновенное исполнение желания? Что это за волшебная техника, реагирующая на мысленный приказ? Не сон ли это?..