Глава 1

Севеноукс, Англия

Февраль, 1803 год

Николас длинным смуглым пальцем провел вдоль позвоночника виконтессы, затем, чуть отстранившись, окинул одобрительным взглядом изящную фигуру, полюбовался блестящими черными волосами, разметавшимися по подушке. Виконтесса была настолько соблазнительна, что Николас вновь ощутил прилив желания. «Пожалуй, неплохо было бы снова заняться с ней любовью», — подумал он.

Однако, взглянув на стоявшие на мраморной каминной полке часы из золоченой бронзы, понял, что времени на любовные утехи у него уже нет: через час должен появиться его поверенный.

И хотя Нику всегда было безразлично мнение окружающих, ему не хотелось, чтобы Сидни Бердсолл думал о нем хуже, чем он есть на самом деле. Бердсолла он уважал и считал своим другом.

Склонившись над уютно устроившейся женщиной, Николас Уорринг, четвертый граф Рейвенуорт, меланхолично чмокнул ее в шею:

— Пора, крошка.

Виконтесса приоткрыла глаза и чуть приподняла голову с подушки, при этом ее иссиня-черные волосы соблазнительно заскользили по розовым соскам.

— Ну пожалуйста, Ники, дай мне еще полежать! Еще так рано! Я думала, мы сегодня будем вместе до самого вечера.

Николас покачал головой:

— Прости, сегодня не могу. — Он взял прядь ее густых черных волос, поиграл ими, пропустил сквозь пальцы. — Мой поверенный уже выехал из Лондона. Через час он должен быть здесь.

Виконтесса томно потянулась, ее тугая, налитая грудь так и манила к себе, однако мысли Николаса уже приняли другое направление. Но женщина не желала сдаваться: она провела рукой по покрытой курчавыми темными волосами груди графа, потеребила пальцем плоский бронзовый сосок и капризно прощебетала:

— Скажи ему, что ты занят. Скажи, чтобы он пришел сегодня вечером.

Ник раздраженно отвел ее руку. В нем нарастало нетерпение, окончательно вытесняя желание. Теперь, когда его любовнице настало время идти домой, он хотел, чтобы она сделала это побыстрее и безо всяких ненужных разговоров.

— Сидни приезжает ко мне редко. Очевидно, его привело какое-то важное дело. — Перекатившись через виконтессу, он легонько хлопнул ее по спине. — Будь хорошей девочкой, Мириам. Одевайся и ступай домой.

Глаза Мириам потемнели. Она надменно фыркнула и, бросив на графа недовольный взгляд, потянулась за своей одеждой. Затем быстро принялась одеваться. Мириам Бичк-рофт, леди Дэндридж, двадцати пяти лет от роду, была эгоистичной и испорченной женщиной. Ник редко обращал внимание на ее вспышки гнева и детские капризы, но иногда, как, например, сегодня, в голову ему закрадывалась мысль, что скоро он не выдержит и бросит эту сумасбродную особу.

— Мы с тобой теперь не скоро увидимся, — бросила Мириам через плечо, в то время как Ник застегивал бесконечные пуговки на спине темно-фиолетового шелкового платья. — Завтра должен приехать Макс. Он останется в Уэстовере до конца следующей недели.

Максвелл, виконт Дэндридж, мужчина весьма преклонного возраста, был мужем Мириам. Большую часть года супруги жили в Уэстовере — загородном поместье виконта, расположенном неподалеку от Рейвенуорт-Холла. Удобно. И для Николаса, и для Мириам, поскольку супруг часто бывал в отъезде.

Ник насмешливо улыбнулся любовнице:

— Не сомневаюсь, что ему не терпится тебя увидеть. Не забудь передать ему от меня привет.

Виконтесса недовольно надула свои хорошенькие губки, однако Нику было на это наплевать. Помимо красоты и изобретательности в постели, больше никакими привлекательными для него качествами Мириам не обладала. Естественно, Ник ей об этом не говорил. Он был джентльменом и оставался им даже после девяти последних нелегких для него лет, хотя налет светскости с годами заметно потускнел.

— Ты будешь по мне скучать, — проговорила Мириам, протягивая графу для поцелуя все еще надутые губки. Ее волосы уже были собраны в тяжелый узел. — Еще пожалеешь, что отправил меня домой.

Николас усмехнулся:

— Очень может быть. Что ж, придется до твоего возвращения утешаться игрой в карты и выпивкой.

Мириам самодовольно улыбнулась. Она не сомневалась, что в предвкушении будущих наслаждений граф не захочет лезть в постель к другой женщине. На самом же деле граф привык ни в чем себе не отказывать. Равно как и сама Мириам.

Они вышли из спальни, спустились, как обычно, по черной лестнице и появились в холле, словно только что покинули одну из гостиных. Эта невинная хитрость никого не могла обмануть, да и для верных слуг графа не требовалась, но Николас считал, что, если Мириам доставляет удовольствие соблюдение приличий, стоит пойти ей навстречу.

У входной двери Мириам на мгновение задержалась.

— Что ж, увидимся через две недели. — Она улыбнулась слегка припухшими от поцелуев губами. Щеки ее слегка разрумянились, что выгодно подчеркивало кремовый оттенок кожи. — До свидания, Ники, любовь моя!

Как ни обворожительна была виконтесса, но, когда она скрылась в глубине кареты, Ник почувствовал облегчение. Мириам — потрясающая любовница, но говорить с ней было абсолютно не о чем, и граф уже начал тяготиться этой связью. Быть может, двухнедельная разлука поможет возродить затухающую страсть.

Ник повернулся к высокому, почти совсем лысому дворецкому, застывшему, как изваяние, у входной двери. Эдвард Пендергасс служил Уоррингам верой и правдой не один десяток лет. Он был одним из немногих, кто не бросил графа в последние годы.

— Я жду Сидни Бердсолла. Когда он приедет, проводи его в мой кабинет. Я буду там.

— Как прикажете, милорд, — проговорил дворецкий, слегка склонив голову.

Осанка у него была безукоризненная, как и в те дни, когда он служил отцу Ника, третьему графу Рейвенуорту. Тогда все здесь было по-другому, подумал Ник. Был жив отец, была жива мать. Они обожали своих детей: Ника и его младшую сестренку Мэгги.

Воспоминание о родителях и сестре болью отозвалось в душе Ника, и он поспешил мысленно переключиться на предстоящий визит своего поверенного. Интересно, какое важное дело побудило Сидни Бердсолла приехать из Лондона в Рейвенуорт-Холл, который друзья графа называли не иначе как «берлога развратника»?

Что ж, скоро он узнает.

Облаченная в серый военного покроя дорожный костюм с черным кантом, Элизабет Эбигейл Вулкот сидела на софе в золотой гостиной Рейвенуорт-Холла и безумно волновалась.

Сердце молотком стучало в груди, руки нервно теребили сумочку. Поправив серую шляпку с узкими полями и спрятав под нее выбившуюся прядь темно-рыжих волос, она поудобнее устроилась на обитой золотистой тканью софе. Твердо решив не думать о том, что происходит в кабинете, она огляделась по сторонам.

Рейвенуорт-Холл своими размерами и фундаментальностью, безусловно, производил впечатление. Гостиная, в которой девушка дожидалась окончания столь важного для нее разговора, поражала богатством и изысканностью стиля. Черная мебель с позолоченной отделкой, высокие расписные потолки, на черном мраморном полу — тяжелые обюссонские ковры, на стенах — золотистые обои, и в тон им — золотые узорчатые шторы, вовсе не препятствовавшие проникновению в комнату солнечного света.

Более того, золотая гостиная вся сияла в его лучах. Он касался позолоченных рам зеркал, отчего те весело поблескивали, заставлял стоявшие вдоль стен хрустальные канделябры переливаться самыми разнообразными цветами. Но хотя гостиная и поражала своей красотой, по правде говоря, Элизабет чувствовала себя здесь не очень уютно. Ей вообще не хотелось находиться в этом доме.

Элизабет вздохнула и разгладила на подоле своего дорожного костюма несуществующую морщинку. Она знала о Рейвенуорт-Холле и его владельце, которого звали Беспутный граф, более чем достаточно, и ей меньше всего хотелось проводить время в его доме и в его обществе. К сожалению, похоже, у нее не оставалось другого выхода.

Элизабет бросила взгляд на дверь гостиной, и ей припомнился граф, каким она увидела его впервые, — высокий, темноволосый, не имеющий ничего общего с тем образом, который она себе создала.

Не потому, что он выглядел уж очень зловеще. Наоборот, граф Рейвенуорт показался ей молодым — никак не больше тридцати — и довольно привлекательным мужчиной. Вьющиеся, немного длинноватые черные волосы, чуть выдающиеся скулы, отливающие серебристым блеском голубовато-серые глаза, стройная, внушительных размеров фигура. Если уж говорить начистоту, то красивее графа Элизабет еще никого не доводилось видеть.

Однако оттого, что Николас Уорринг красив, он не становится лучше, а совершенный им поступок благовиднее, напомнила себе Элизабет. Она знала, что граф был осужден за убийство и сослан на Ямайку, где и отбывал наказание в течение семи лет. Лишь вмешательство его отца, имевшего связи, и то, что мистер Бердсолл называл «смягчающими обстоятельствами», спасло графа Рейвенуорта от виселицы.

Теперь, когда скончался его отец, он стал четвертым графом Рейвенуортом и, соответственно, ее, Элизабет, опекуном.

Одна мысль об этом заставила Элизабет вздрогнуть, и она поспешно отвела взгляд от двери. Даже сидя в гостиной, она слышала доносившийся из кабинета гул мужских голосов, и сердце у нее вновь сжалось. О чем они говорят? Сидни уверял ее, что граф ей поможет, однако Элизабет это представлялось весьма сомнительным. Голоса становились то громче, то тише, и сердце Элизабет стучало все быстрее. О Господи, что сейчас происходит за дверью кабинета?

Понимая, что поступает дурно, однако не в силах больше выдержать ни секунды, Элизабет поднялась с софы и подошла к открытой двери гостиной. Никого из слуг поблизости не было. Решительно выдохнув, Элизабет подошла к двери кабинета и приложила ухо к ее резной поверхности.

— Ты, наверное, шутишь, — проговорил Ник и, встав из-за стола, принялся мерить шагами комнату. — Не может быть, чтобы ты всерьез уговаривал меня оставить девчонку здесь, в Рейвенуорте.

Сидни Бердсолл, стройный седовласый мужчина с умными, проницательными глазами, бывший когда-то лучшим другом отца Ника, беспокойно заерзал на стуле, однако взгляда не отвел.

— Никто лучше меня не знает о твоей запятнанной репутации, Николас. С тех пор как вернулся с Ямайки, ты, похоже, поставил себе задачу разрушить то немногое, что еще осталось от твоего доброго имени.

Ник холодно взглянул на него.

— В таком случае как ты можешь предлагать, чтобы такая юная особа, как Элизабет Вулкот, жила в моем доме?

Сидни вздохнул:

— Если бы был какой-нибудь другой выход, будь уверен, я бы и не подумал обращаться к тебе. Но дело в том, что девушка находится под твоей опекой и ей грозит опасность.

— Она находилась под опекой моего отца. До сегодняшнего дня я ее и в глаза не видел.

— Это верно. Но деньги на ее расходы и обучение ты присылал, и именно ты заботился о том, чтобы Элизабет и ее тетя ни в чем не нуждались.

— Об этом заботился ты, а не я.

— Да, но с твоего ведома. Так что до сих пор ты исправно выполнял функции опекуна, и я прошу тебя всего-навсего продолжать в том же духе.

Ник раздраженно покачал головой:

— Ты знаешь, Сидни, что происходит в этом доме. Знаешь, какую жизнь я веду. Ты просишь о невозможном.

— Элизабет больше не к кому обратиться. Тебе, как никому, должно быть известно, насколько жесток и безжалостен этот Оливер Хэмптон. Уж кто его знает, что его так возбудило — то ли редкая привлекательность Элизабет, то ли резкость, с какой она отвергла его домогательства, — но лорд Бэскомб возжелал ее решительно и бесповоротно.

Ник снова подошел к столу розового дерева и устало опустился в кресло. Он прекрасно знал Бэскомба — владельца процветающей пароходной компании и отъявленного негодяя, который всегда добивался исполнения своих прихотей, невзирая на последствия, использовал людей в собственных целях, после чего безжалостно вычеркивал их из своей жизни.

Из-за того что этот сукин сын соврал на суде, его, Николаса Уорринга, сочли виновным в убийстве. Представив себе этого подонка, графа Бэскомба, рядом с такой невинной молоденькой девушкой, как Элизабет Вулкот, Ник почувствовал, что у него кровь стынет в жилах.

Он задумчиво посмотрел на своего поверенного и проговорил:

— Девушка, похоже, и в самом деле попала в переделку. Ты, конечно, обращался к властям? Что тебе сказал местный судья?

Спдми сдержанно кашлянул.

— Этот судья пляшет под дудку Бэскомба. Граф считается самым богатым человеком в Суррее и одним из богатейших в Англии, кроме того, закона он не нарушил, так что никакого обвинения против него не выдвинешь. Только мы с тобой знаем, какой это на самом деле мерзкий негодяй. В отношении Элизабет он собирался проявить неслыханное благородство — жениться на ней. И любой судья скажет, что, учитывая материальное положение Элизабет, стать графиней Бэскомб — для нее невиданное счастье.

Ник вздохнул, чувствуя, что начинает сдаваться.

— Ладно, Сидни. Я все понял. Ситуация и в самом деле складывается зловещая. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь своей подопечной, но здесь ее оставить я просто не могу.

Сидни подался вперед, нервно сжав руки:

— Ты ее видел всего несколько секунд. Позволь мне привести ее сюда, чтобы ты смог с ней поговорить. Согласись, я прошу не так уж много.

Ник отвернулся — ему неловко было видеть просящий взгляд Сидни — и неохотно кивнул. Его друг проделал долгий путь, и самое малое, что он может для него сделать, — это поговорить с девчонкой.

Сидни быстро подошел к двери и распахнул ее. В ту же секунду Элизабет Вулкот, к немалому удивлению Ника, потеряв равновесие, ввалилась в комнату. Она бы непременно рухнула на инкрустированный паркетный пол, если бы Сидни вовремя ее не подхватил. Но хотя Элизабет удалось удержаться на ногах, ленты на ее шляпке развязались и вид она имела несколько странный.

Девушка стояла с непокрытой головой, рыжевато-каштановые кудри рассыпались по плечам, и тут Николас понял, почему Оливер Хэмптон готов на все, чтобы ее заполучить.

— П… простите, — пробормотала она. — Я только… Я просто…

Ник встал с кресла:

— Вы просто что, мисс Вулкот? Подслушивали? Ведь это так называется?

Щеки Элизабет окрасил слабый румянец, отчего четко очерченные скулы стали более заметны.

— Нет… то есть, не совсем. Я просто… я просто стояла под дверью на тот случай, если вам понадоблюсь.

Губы графа изогнулись в усмешке: Элизабет была просто очаровательна! Огромные зеленые глаза, волосы цвета пламени в камине холодным зимним вечером, отливающие медью. Густые темные ресницы. Белая, словно свежая сметана, кожа. Рост — чуть выше среднего. Стройная, вполне зрелая — однако не чересчур — фигура. В общем, девушка была просто восхитительна и определенно соблазнительна.

Сидни Бердсолл нахмурился, пытаясь придумать что-нибудь, что могло бы объяснить эксцентричное поведение его подопечной.

— Элизабет еще молода и временами бывает чересчур импульсивна. Она, может быть, немного упряма и, возможно, несколько своевольна, но она очень умна, преданна и заботлива.

Ник не сводил с девушки пристального взгляда.

— Я в этом не сомневаюсь, но, как я уже сказал, здесь ей нельзя оставаться.

— Но ведь это ненадолго, — уговаривал его Сидни. — Твой отец распорядился дать Элизабет щедрое приданое. Через пару месяцев начнется лондонский сезон, и она сможет посещать балы, где полным-полно молодых людей. И когда Элизабет найдет себе подходящего мужа и выйдет замуж, она избавится от Оливера Хэмптона и избежит сомнительной участи, которую он ей уготовил.

Ник покачал головой:

— Ничего не выйдет. Если Элизабет останется жить под моей крышей, ее репутация настолько пострадает, что она никогда не найдет себе мужа.

— Она будет здесь жить не одна, а с тетушкой. Кроме того, несмотря на все твои прегрешения, ты по-прежнему граф и один из богатейших людей Англии. Если действовать осторожно и не торопясь, можно подыскать Элизабет подходящую партию.

— Извини, Сидни, вот если бы ты попросил о чем-то другом…

Договорить граф не успел. Элизабет, топнув стройной ножкой, раздраженно бросила:

— Я бы хотела, чтобы вы перестали говорить обо мне в третьем лице! Это крайне невежливо и неуважительно! — Огромные, полыхающие огнем и отчаянием зеленые глаза встретились с глазами Николаса.

— Ну наконец-то заговорила, — усмехнулся он.

Но Элизабет не проронила больше ни слова, лишь отвела взгляд. Ник подошел к девушке, на ходу оглядывая ее с головы до ног и восхищаясь увиденным. Остановившись прямо перед ней, он вынудил ее снова обратить на него внимание.

— Сидни говорит, что вы упрямы, а временами бываете своевольны. Что вы на это скажете, мисс Вулкот?

Элизабет гордо вскинула голову, при этом на подбородке у нее образовалась крошечная ямочка, очень мило подчеркивавшая полную нижнюю губу.

— Если упрямством называется то, что я отказалась выйти замуж за исчадие мерзости под названием Оливер Хэмптон, то я и в самом деле упряма. Если своеволие означает то, что у меня есть сила воли, то я своевольная.

Граф усмехнулся. А девочка, оказывается, с характером! Он окинул ее пристальным взглядом. От него не укрылось, что руки ее слегка дрожат.

— Полагаю, Сидни вам обо мне рассказывал?

— Мне известно, что вы собой представляете, если вы меня спрашиваете именно об этом. Я знаю, что девять лет назад вас обвинили в убийстве Стивена Хэмптона, что срок наказания вы отбывали на Ямайке и вернучись в Англию менее двух лет назад.

— И, зная все это, вы тем не менее хотите остаться под моей крышей? Но ведь вам страшно. Вы боитесь.

Элизабет выпрямилась, расправив плечи:

— Опасность мне угрожает от Бэскомба. Я не сомневаюсь, что он воспользуется первой же подходящей возможностью, чтобы вынудить меня стать его женой. Не представляю, почему он вбил себе в голову, что женится на мне, ведь я вовсе не скрывала, что испытываю к нему лишь омерзение и пойду на что угодно, лишь бы этого не случилось. Кроме того, мистер Бердсолл уверяет меня, что вас мне бояться нечего.

Сидни, стоявший чуть поодаль, подал голос:

— Николас, мне, конечно, известно о твоей подмоченной репутации. Но знаю я и то, что за личиной повесы и распутника скрывается человек чести и необыкновенной храбрости и что если ты согласишься взять заботу об этой молодой девушке на себя, ты будешь защищать ее даже ценой собственной жизни.

Ник ничего на это не ответил. Сидни сказал истинную правду: если он согласится принять девчонку в свой дом, он ни за что не отдаст ее такому лютому зверю, как Бэскомб.

Он перевел взгляд на Элизабет Вулкот.

— Ваше поместье в Суррее расположено рядом с поместьем графа, верно?

— Да. Именно поэтому я знаю, что представляет собой этот человек. Лорд Бэскомб — обманщик и лгун. Он всегда берет что хочет, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Даже сейчас, когда он, если это можно так назвать, ухаживает за мной, наша горничная Присцилла Твид носит его ребенка. Бедняжка была его служанкой. Бэскомб изнасиловал ее, а когда выяснилось, что она беременна, вышвырнул из дома.

Ник стиснул зубы. Подобные истории были ему знакомы, даже слишком знакомы. Впрочем, удивляться нечему, Оливер и Стивен сделаны из одного и того же прокисшего теста.

Он снова взглянул на девушку, отметил про себя, что губы ее слегка дрожат, и повернулся к своему поверенному.

— Ладно, Сидни, ты выиграл. Я позволю девушке остаться в моем доме и прослежу за тем, чтобы она была в безопасности… но только при одном условии.

— И что это за условие? — спросил Сидни, бросив на Элизабет взгляд, полный надежды.

— Она и ее тетушка займут дальнее западное крыло, и, когда ко мне будут приезжать гости, они должны оставаться в своих апартаментах. Я не желаю менять свой образ жизни из-за того, что в моем доме поселится мисс Вулкот и вообще кто бы то ни было. Если она согласна на это условие…

— Согласна, — перебила его Элизабет, и по глазам девушки было видно, что с плеч ее свалился тяжелый груз. — Спасибо вам, милорд, ваше условие вполне приемлемо для меня и моей тети.

Граф едва сдержал улыбку.

— Хорошо. Тогда, быть может, мы с вами и уживемся.

— Я в этом не сомневаюсь, — проговорил Сидни, улыбнувшись впервые с тех пор, как приехал, и хлопнул Ника по плечу. — Я знал, что могу рассчитывать на тебя, мой мальчик. Спасибо тебе, Николас. Теперь, когда Элизабет находится под твоей надежной защитой, я смогу спать спокойно.

Ник промолчал. Девушка находится на его попечении, и в Рейвенуорте она будет в безопасности. Он дал слово и намерен его сдержать.

Повернувшись, он зашагал прочь, твердо решив поскорее забыть огромные зеленые, словно листва, глаза и отливающие медью волосы Элизабет Вулкот.

Через три дня в Рейвенуорт-Холл прибыла тетушка Софи. Граф послал за ней карету в поместье, где она жила вместе с Элизабет, и несколько дней спустя невысокого роста, крепко сбитая, пухленькая седовласая матрона по имени миссис Софи Крэбб появилась на пороге его дома, по своему обыкновению радостная и оживленная. Долгое путешествие из Вест-Клэндона — маленькой деревушки, расположенной в трех милях к востоку от Гилфорда, — похоже, ничуть ее не утомило.

Увидев тетю, Элизабет бросилась к ней и крепко обняла. Старушке шел уже шестьдесят пятый год. Она доводилась матери Элизабет старшей сестрой, а самой Элизабет — самой близкой родственницей из всех оставшихся в живых.

Поцеловав племянницу, тетя Софи окинула ее придирчивым взглядом и кивнула, похоже, довольная увиденным.

— Что ж, детка, по-моему, первые дни в этом доме ты выдержала. — Отдав дворецкому теплый шерстяной плащ, тетя Софи огляделась. — Так где же он? Я бы хотела поздороваться с этим великаном-людоедом, оказавшимся нашим спасителем.

В этот момент перед ними неслышно, словно призрак, возник Николас Уорринг, и Элизабет мгновенно вспыхнула. Это была их первая встреча с той поры, как они беседовали в кабинете.

Ник слегка улыбнулся. По-видимому, слова тети Софи ничуть его не смутили.

— Николас Уорринг, — представился он, слегка склонив голову. — Счастлив с вами познакомиться, миссис Крэбб.

Голос его звучал вполне искренне, однако Элизабет знала, что граф кривит душой. Он вовсе не был счастлив видеть этих свалившихся ему как снег на голову женщин, однако у него хватило такта этого не показать.

Тетушка Софи так и просияла, и ее круглые, как яблоки, щеки окрасил легкий румянец.

— Как же вы похожи на своего покойного батюшку! — воскликнула она. — Такой же красавец!

Густые черные брови графа поползли вверх.

— Я и забыл, что вы были знакомы с моим отцом.

— И с вашей очаровательной матушкой Констанс тоже. Прекрасные люди были ваши родители, Господь упокой их, бедняжек, души. Представляю себе, как вам, должно быть, их не хватает.

Серебристо-голубые глаза графа сверкнули. Его поза стала более напряженной.

— Да. К сожалению, меня не было здесь, когда они умерли.

— Да-да. Ужасно, что вас выслали из страны. И за что? За то, что вы убили этого мерзавца Хэмптона, который именно такой участи и заслуживал! Я в этом ни капельки не сомневаюсь.

— Тетя Софи… — Элизабет незаметно стиснула пухлую руку тетушки, давая тем самым понять, что графу неприятно говорить на эту тему, однако старушка продолжала щебетать, не обратив на знак племянницы ни малейшего внимания.

— А как ваша очаровательная сестрица леди Маргарет? Как она поживает?

Улыбка окончательно покинула лицо графа.

— Моя сестра предпочла удалиться в монастырь Святого Сердца. Хотя мы уже давно не виделись, письма от нее я получаю регулярно и знаю, что живет она хорошо.

Однако по лицу Николаса Уорринга было видно, что судьба сестры ничуть его не радует. Тетя Софи уже открыла рот, намереваясь сказать что-то еще, однако Элизабет этому решительно воспрепятствовала.

— Думаю, тетушка устала после столь долгого путешествия. Если вы не возражаете, милорд, я провожу ее наверх и помогу ей устроиться. — Заметное нежелание графа говорить о своей сестре тем не менее чрезвычайно заинтересовало Элизабет.

Граф сдержанно кивнул и уже было склонился, намереваясь приложиться к затянутой в белую перчатку руке тетушки Софи, но, заметив грязный моток веревки, который старуха бережно, словно бесценное сокровище, прижимала к груди, выпрямился и бросил на Элизабет вопросительный взгляд.

Принужденно улыбнувшись, Элизабет поспешила объяснить:

— Моя тетушка… гм… любит собирать всякую всячину. — И, подумав о том, что если тетю Софи вовремя не остановить, то скоро она завалит всю свою комнату грязными кусками веревки, смятыми обрывками бумаги, шелухой и камнями самых разнообразных цветов, недовольно поморщилась.

— Понятно, — сухо бросил граф, не сводя неодобрительного взгляда с мотка, затем, многозначительно взглянув на Элизабет, произнес: — Сегодня вечером я ожидаю из Лондона гостей. Поскольку вы с тетушкой наверняка хотите побыть вдвоем, я прикажу подать вам ужин в вашу гостиную.

— Вы очень внимательны, — проговорила Элизабет, слегка улыбнувшись.

От графа не укрылся ее язвительный тон, а от Элизабет — предостерегающий взгляд графа. «Вам известны правила, — казалось, говорил он, — и я ожидаю от вас беспрекословного их выполнения».

— Желаю приятно провести вечер, милорд, — сказала Элизабет и подтолкнула тетю к лестнице.

Глава 2

Ник стоял у окна своего кабинета. Тусклое февральское солнце проглядывало сквозь ветви деревьев, отбрасывавшие на застывшее зимнее полотно длинные кружевные тени. По покрытым гравием дорожкам, обрамленным кустами, прогуливалась закутанная в плащ Элизабет Вулкот. Время от времени она останавливалась, чтобы полюбоваться прелестными растениями зимнего сада: розовым шиповником, плющом и вереском.

Элизабет направилась в глубь сада, к маленькому извилистому ручейку, который, струясь по камням, образовывал небольшой прудик, а затем исчезал в траве. Ник уже не в первый раз наблюдал за Элизабет. Девушка, похоже, любила бывать на свежем воздухе. Ничто не могло удержать ее дома: ни холод, ни сильный ветер, ни дождь. Свежий воздух шел ей на пользу — румянец расцветал на ее щеках еще ярче.

Ник сравнивал Элизабет со своей последней любовницей, эгоцентричной леди Дэндридж, которая лишний раз носа из дома не высовывала, опасаясь, что ее искусно уложенные волосы растреплются, а белоснежная, без единого изъяна кожа покроется веснушками. Интересно, что бы сказала Элизабет о Мириам? Впрочем, граф почти не сомневался в том, что знает ответ на этот вопрос.

Послышались шаги. Взгляд Ника скользнул по панелям орехового дерева, рядам книг в кожаных переплетах с золотым тиснением к открытой двери, в которую уже входил Найджел Уиккер, барон Сент-Джордж.

— Так вот ты где, старик! — воскликнул он. — А мы-то думаем, куда ты пропал?

Барону Сент-Джорджу, тучному мужчине с багровым лицом, склонному к подагре и сквернословию, было немногим за сорок. Самыми любимыми его занятиями были игра в карты и распутство. Он был другом лорда Перси, который, в свою очередь, был другом лорда Тидвикка, и все трое каким-то образом подружились с Ником.

— Перси тебя ищет, — продолжал барон. — В дубовой комнате идет игра в вист, и все хотят, чтобы ты присоединился.

— Слишком рано. Я еще не совсем освободился.

От чего именно он не освободился, Ник не уточнил. Во-первых, никого не касались те дела, которыми он занимался: просматривание толстенных гроссбухов, отчетов арендаторов, подготовка к весеннему севу, посадке овощей, гороха и бобов. А во-вторых, подобные занятия резко контрастировали с его привычным для всех образом.

— Ричард выигрывает, — сообщил барон. — Говорит, ему сегодня везет. Мы с Тидвикком заключили пари. Я сказал, что он спустит тебе весь свой выигрыш еще до ужина.

Граф усмехнулся. Он знал, что если воздержится от спиртного, то при желании до рассвета сможет заставить Ричарда Тернера-Уилкокса проиграться в пух и прах. А впрочем, к чему все это? Какой во всем этом смысл?

— Ладно, сейчас приду. Будь другом, попроси кого-нибудь из слуг принести мне джина. — Ник ухмыльнулся. — Что-то в горле пересохло.

— Фи, джин! — скривился Сент-Джордж. — Какая гадость! — И вышел, бормоча себе под нос что-то нелестное насчет дешевого напитка, к которому Ник пристрастился во время ссылки.

Ник пропустил его бормотание мимо ушей. Он уже давным-давно перестал прислушиваться к мнению окружающих на свой счет.

Прошло несколько минут, и в дверь тихонько постучали. В дверях появился Теофилус Суон — главный лакей графа.

— Ваш джин, милорд. — Тео, светловолосый белокожий лысеющий мужчина, облаченный в черно-алую ливрею Рей-венуортов, снял с серебряного подноса хрустальный графин и стакан с толстым дном и поставил их на стол. — Какие будут еще распоряжения, милорд?

— Пока больше никаких. Спасибо, Тео.

Лакей вышел, а Ник отхлебнул добрый глоток холодной прозрачной жидкости, наслаждаясь начавшим разливаться по желудку теплом. Он выглянул в окно и без труда отыскал стройную фигурку. Элизабет сидела на кованой железной скамейке под ивой в самом дальнем конце сада.

Наверняка Элизабет Вулкот нахмурила бы бровки, увидев его со стаканом в руке. Граф знал, что она вообще не одобряет тот образ жизни, который он ведет. Это было заметно по выражению ее лица еще во время их первой встречи, да и потом он имел возможность в этом убедиться. Граф усмехнулся. Одним глотком осушив стакан, он снял с графина крышку и снова наполнил стакан до краев.

Сидя на скамейке в саду, Элизабет внимательно изучала шпили, башенки и фронтоны Рейвенуорт-Холла — дома из серого камня с высокими окнами и причудливыми резными дверями. По словам дворецкого, строительство его было завершено еще в шестнадцатом веке, и с тех пор им неизменно владела семья Уорринг. Дом был поистине огромен: сто сорок богато обставленных комнат, шестьдесят из которых — спальни.

Сейчас большая часть дома оставалась нежилой, однако даже те комнаты, которые не использовались, содержались в образцовом порядке, а раскинувшийся вокруг дома сад — даже не сад, а скорее парк — поражал своей красотой. Элизабет еще никогда не доводилось видеть ничего подобного.